Бронин Семен. Каменная баба

   -В поликлинике задержалась,- извинилась она - тоже перед обоими.- Кровь на реакцию Хеддльсона брали. Распоряжение пришло - брать у всех подряд без исключения.
   -Бруцеллез ищут,- довольно безразлично сказал Иван Александрович.- У многих взяли?
   -Сегодня у сорока. В школе. В поликлинику никто не идет и кровь брать не разрешает.- За неимением второго стула, она присела на край Алексеевой кровати, и Пирогов отметил про себя эту вольность.- Вас еще нет. Разве можно так - менять в бурю капитана?
   -Я в райздравотделе заведующим,- уклонился от прямого ответа он.-Хорошая должность, между прочим. Ничего делать не надо - знай только бумаги подписывай.
   -Вы же были им раньше?
   -Был, да по совместительству - не заметил всех достоинств.
   -Ну да - когда на двух стульях сидишь, всегда жестко. Даже когда стулья мягкие.
   Он посмотрел на нее с любопытством.
   -Что ты имеешь в виду?
   -Ничего особенного... Хотите из больницы уйти?
   -Хочу. Надоело.
   -А если серьезно?
   -А если серьезно, то подождать надо.
   -Чего?
   -Его диагноза...- и кивнул в сторону Алексея, который, хоть и молчал, но то и дело оказывался осью, вокруг которой вертелся их разговор.- Вдруг у него чума?- пошутил он - совсем уже по-врачебному.- Или энцефалиты, до которых он никак не доберется? Тогда здесь не то что главным, а санитаром быть не захочешь: затаскают по инстанциям... Сорокин приедет, разберется,-сказал он туманно, но многообещающе.- А я пока в тени отсижусь. Пусть Анна Романовна отдувается: она этого хотела... От Галины Михайловны я ушел - вот что,- неожиданно добавил он.- Один теперь живу, на даче. Остальное уже не так важно. Дом надо заканчивать,- и обратился к Алексею, будто это его особенно интересовало:- Удобства вводить сельские. Как они у вас называются? Ватерклозет, пудр?
   -Самые гигиеничные - биотуалеты. Но в них надо жидкость менять, она не везде бывает.
   -Правда?.. Это интересно. Как ты назвал их?
   -Биотуалеты.
   -И название красивое. Надо будет записать - повторишь мне потом... А вы что думаете по этому поводу, Ирина Сергевна?
   -О чем?
   -О делах моих. Не о ватерклозетах же.
   -Не знаю, Иван Александрыч...- с сомнением в голосе произнесла она.- У вас все так неопределенно. И уходите и остаетесь в одно время.
   Он усмехнулся:
   -Ты работу имеешь в виду? Так на это приказ есть.
   -Мало ли что? Можно и другой написать: сами учили. Вы ели, Алексей Григорьич?
   Алексей дождался наконец, что разговор и до него добрался:
   -Нет конечно. Тебя ждал... Там картошка есть - ее растолочь надо и молоком горячим залить. Все ем только в жидком или жеваном виде,- объяснил он Пирогову.
   -Вот и растолки ее, а мы с Ириной Сергевной пойдем в саду поговорим...-Он поднялся в нетерпеливом ожидании.
   Ирина Сергеевна помедлила, сказала Алексею:
   -К тебе профессор сегодня приедет. Выехал уже... Будете присутствовать, Иван Александрович?
   -Нет. Говорю же: не хочу высовываться.
   -Совсем в подполье ушли?.. Нехорошо, наверно, больницу в такое время оставлять?
   -А я здесь при чем?- пожал плечами он.- Не ушел бы, если б не выгнали.
   -У вас, Иван Александрович, на все есть свое оправдание. Подожди нас немного,- сказала она Алексею.- Температуру измерь. Профессор с этого обычно начинает.
   -Что ее измерять? Я и так знаю, что нет. На кой мне термометр?..- Но те уже вышли из комнаты и направились вглубь участка. Алексей напряг слух, но ничего не услышал, хотя собеседники - это было видно - вели какой-то разговор, тихий и непродолжительный: как взрослые, не желающие, чтоб их подслушивали дети. После короткого обмена мнениями Иван Александрович пошел прямиком к калитке, а Ирина Сергеевна вернулась к Алексею. Выглядела она задумчивой, рассеянной и сосредоточенной в одно время, и, когда Алексей обратился к ней, непонятливо взглянула на него и встряхнулась, отгоняя лишние мысли.
   -О чем говорили?- ревниво спросил он, считая себя вправе задавать такие вопросы.
   -О работе,- соврала она.
   -О которой мне слушать нельзя?..- Ирина Сергеевна отмолчалась, занятая приготовлением картофельного пюре.- Предложение сделал?
   -Какое?..- Она отвлеклась на минуту от навязчивых дум.- Как себя чувствуешь?
   -Давно пора было спросить... Нормально. Есть только не могу, а остальное все - хоть сию минуту.
   -Температуру измерил? Пока мне Иван Александрыч в любви объяснялся?..
   Иван Александрович предложил ей в кустах - не руку и сердце - но разделение всерьез и надолго его дачного одиночества. Она сразу же отказала ему: не только потому, что предложение было сделано на скорую руку и выглядело непочтительным, но оттого прежде всего, что он был ей уже неинтересен. "Одного разлюбила,- думала она сейчас: как по писаному читала,-другого не полюбила - состояние для женщины одновременно легкое и досадное, потому что природа сердца не терпит вакуума"...
   -Объяснился все-таки?- настаивал он, будто слышал на расстоянии шопот ее мыслей.- И Кузьма Андреич приходил.
   -А он зачем?
   -Не знаю. Сижу здесь как на приеме - от которого мне ничего не перепадает.- Он вытащил градусник из подмышки.- Тридцать шесть и девять. И то - от твоего присутствия.
   -Профессор придет - скажет от чего. Назначит тебе курс от бруцеллеза.
   -Я его давно знаю. Еще с экзамена. Я первые пять букв будь здоров как вызубрил. От зубов отскакивало.
   -Профессор тоже по нему специалист.
   -Обменяемся с ним мнениями.- Он взял в руки справочник, начал читать вслух:- "Для клиники бруцеллеза домашних животных особенно характерны выкидыши..."
   -Это можешь пропустить.
   -Испугалась? Пожалуйста. "Клиника бруцеллеза у людей отличается большим разнообразием симптомов и сопутствующих осложнений. Летальный исход при бруцеллезе редок, но изнурительная болезнь часто приводит к инвалидизации..." Скука та еще.
   -Зачем в медицину пошел? Где ты видел медицинские книги веселые?
   -Это точно. Зачем в вашу компанию затесался?
   -Казанову лучше почитай.
   -Вслух?
   -Про себя, конечно. Лежи и не вставай. Приду - тебе гоголь-моголь сделаю.
   -Это процедура новая? Или ты так это дело называешь?
   -Не говори глупостей. Какие процедуры? Когда диагноз не ясен?
   -Можно лечить и без диагноза. Мне потогонное нужно и грелка во весь рост. Как няньки в больнице говорили... Хозяйка на ужин звала. У них юбилей сегодня: пятнадцать лет как живут вместе... Пойдешь?
   -Приглашаешь?
   -Естественно. Мне билет дали на два лица - с разрешением пригласить кого угодно.
   -Не могу. В больницу иду.
   -Зачем?
   -Ивану Герасимычу плохо. Рентген наконец сделали.
   -И что там?
   -Не знаю. Иду узнавать.
   Он пожалел Ивана Герасимыча, но себя ему было жаль еще больше:
   -Ты только к тем, кому плохо, ходишь?
   -Конечно. Как всякий доктор.
   -Или как дурная примета. Не зря говорят, врачи - помощники смерти.
   Она помедлила, сказала размеренно:
   -Этого мог бы и не говорить... Выздоровел?
   Он понял, что сморозил лишнее, но, веря в свою общую правоту, напал на нее с удвоенной силой:
   -А что ты от таких предложений отказываешься? Пошли! Девушки любят на свадьбы ходить и на их годовщины. Самые верные знакомства завязываются: дурной пример заразителен.
   -Хочешь предложение мне сделать?
   -А кто еще предлагал? Пирогов?..- Она отмолчалась.- И Кузьма Андреич тебя искал.
   -А ему что нужно?
   -Не знаю. Сама у него спрашивай... Придешь?
   -Приду. С профессором вместе.
   -Вдвоем?
   -Вдвоем и еще человек пятнадцать. Он с меньшим сопровождением не ходит.
   -И все в эту комнату набьются?
   -Кто как. Некоторые из коридора будут слушать.
   -А нельзя обсудить потом результаты консультации?.. Вечерком как-нибудь?..- Она помотала головой.- Опять нет!.. Слушай, зачем ты ходишь сюда вообще?...
   -Лечу тебя... Сама толком не знаю,- искренне призналась она затем.
   -Зато я знаю! Разве можно так над человеком измываться? Вижу каждый день, с ума схожу от такого зрелища, а тут еще Казанова этот, со своими историями!.. Бесчеловечная ты! Нет в тебе настоящего сострадания! И дружеского участия нет! Ирен! Я говорил тебе уже: ты самая роскошная женщина на свете! Клянусь своими болячками!
   -Сколько тебе жить здесь осталось? Две недели?
   -Я, может, тут костьми лягу? Бруцеллез - дело нешуточное. Изнурительное заболевание!
   -И вправду выучил.
   -Еще бы! На своем-то примере! Может, я вообще пришел сюда, чтобы навеки здесь остаться?!.- но все напрасно: Ирина Сергеевна была неприступна и безжалостна:
   -Сказала же, что приду.
   -С профессором!
   -Да хоть с кем!- Она вышла вдруг из себя.- За счастье должен считать если тебе так мое общество нравится!..- и ушла лечить население...
   -Ну и дела!- сокрушился он, оставшись наедине с собой: совсем как герой на сцене в конце какого-то действия.- Что за прижимистый народ! Зимой снега не выпросишь!..
   37
   Профессор был областной франт и щеголь. У него были нужные связи в областном центре и даже влияние в столице, но его научный авторитет покоился более всего на умении одеваться и носить верхнее платье. При одном взгляде на него и непосвященному становилось ясно, что он не зря возглавляет кафедру и, вообще - не напрасно живет на этом свете, в отличие от многих других, и прежде всего - от своих менее везучих недругов. Галстуки его были заколоты невиданными в здешних краях булавками с полудрагоценными камнями, рубашки блистали высокогорной белоснежной чистотой и менялись не то что ежедневно, но ежечасно, что заставляло предполагать, что на него работает целая прачечная. Пользуясь безусловным признанием и едва ли не величием, профессор поставил дело так, что ценился в области, в каких-то отношениях, наравне с самим Гусевым: даже тот, встречаясь с ним на конференции или на праздничном вечере, глядел на него с оторопью - как на манекен в витрине западного города или на пришельца из иной цивилизации. Профессор принадлежал, иначе говоря, к разряду местных примечательностей, и его можно было показывать приезжим - вместе со встречающимися здесь каменными бабами. По этой же причине его нельзя было - не то что сместить - но и подвергнуть сколько-нибудь чувствительной критике: нельзя же винить фотомодель в том, что она не знает закон Ньютона, - совершенство же всегда в цене, в какой бы сфере оно ни проявлялось.
   К Алексею он вошел в сопровождении целой свиты. С ним были приезжие врачи, прибывшие сюда в целях самоусовершенствования: в провинции многие хотят учиться, но случаи для этого представляются нечасто. Пришел даже Пирогов: не удержался, увидел идущую гуськом компанию и увязался за нею. Самые несмелые, а с ними и Анна Романовна, не любившая гласности, а пуще того - боявшаяся, что спросят ее знания, как на студенческом семинаре, остались в узком коридоре, который запрудили и перегородили напрочь: хозяева оказались заперты в спальне, но их мнения на этот счет не спрашивали. Профессор обошел тех немногих больных, что лежали в больнице, и москвич оставался у него как бы на десерт, для эффектной концовки. Ирина Сергеевна доложила больных детей (а взрослых, если не считать Алексея, и не было) и представила ему теперь последнего пациента: получалось так, что она одна вела всю эпидемию. Профессор выслушал ее, смотреть Алексея не стал - кивнул только, что доволен ее изложением и что у него то же, что у детей, и обратился к Алексею с импровизированным спичем - для большей наглядности лекции:
   -Вы ведь коллега наш? Кто у вас читал инфекции?
   -Профессор Крупозников. Знаете?
   -Знаю конечно! Прекрасно помню! На симпозиуме два года назад рядом сидели. Он из Новосибирска? Точно!- подтвердил он, не дожидаясь подсказки.-Я эти вещи запоминаю. Сумел вот - пробился к вам, а мы тут прозябаем...- и поглядел на Алексея в поисках участия и сочувствия, будто из всех присутствующих он более всех в них нуждался.- Новосибирск - тоже ведь захолустье, хоть и академическое: он сам говорил мне это...
   Он возвышался среди комнаты в черном, с красной искрой, костюме, делавшем его похожим на крупье или на конферансье, а врачи рядом с ним представлялись не то белыми воронами, окружившими черного вожака, не то белыми пешками, заблудившимися в тылу короля-неприятеля. Было тесно, и профессор не имел возможности ходить взад-вперед, как делал это в аудитории, ни даже - свободно жестикулировать.
   -А с другой стороны...- отдав дань пессимизму, вернулся он, по долгу службы, к более радужной трактовке событий,- везде можно жить и даже - науку делать.- Он всегда начинал и кончал на бравурной ноте, допуская посреди печальные прогибы, делавшие оба конца более весомыми и убедительными: как педагог, он никогда не забывал о назидательной стороне дела.- У вас бруцеллез, молодой человек. Хотя, конечно, и атипичный.- Доктора, подготовленные к этому заключению у постели других больных, никак на него не отвечали - Алексей же, имевший собственный интерес в деле, поневоле озадачился. Профессор помолчал и вслушался в отзвучавший приговор: так, бросив камень в колодец, внимают звуку далекого всплеска.- Чем больше я занимаюсь этой болезнью, тем больше удивляюсь разнообразию, с которым оно проявляется. Иной раз кажется, что это не бруцеллез вовсе, но ставишь его, и он подтверждается, и ты жалеешь потом, что отдал дань малодушию!..
   Медицинская наука была тогда разделена территориально и тематически: профессору с его кафедрой при дележе пирога достался не только весь здешний край, но и бруцеллез как болезнь и как тема для диссертаций: благо она тут водилась - он был ведущим специалистом в этом заболевании и большим его патриотом: воевал с соседями и как мог расширял его границы и владения.
   -Кажется, все уже видел!- повышая градус лекции, воззвал он к докторам, слушавшим его с видимым усердием, но не слишком внимательно.- И кишечную форму, и печеночную, и гриппозную - или, правильней сказать гриппоподобную: все знаем - ан нет, есть еще, оказывается, и афтозная!.. Афты - это язвы во рту: все это, надеюсь, знают?..- спросил он у двух молодых и особенно любопытствующих докториц, протиснувшихся к нему всего ближе: одна знала афты хорошо, другая относительно, но обе кивнули одновременно.- А почему бы ей не быть?- задал уже себе вопрос профессор.-Бруцеллез передается через молоко - некоторые бруцеллы могут приобрести особую в отношении слизистой рта инвазивность и вызывать эти язвы, на которых мы с вами на всю жизнь сегодня насмотрелись и которыми страдает наш коллега, хоть он и не должен был попадать в это общество, поскольку - как-никак эпидемиолог. Сапожник без сапог, так ведь?..
   Он был в ударе, и Пирогов отметил это:
   -Это почти диссертация. Об афтозной форме бруцеллеза.
   -Дело не в диссертации, а в больных!- прервал его профессор, который за версту чуял своих явных и тайных недоброжелателей.- Сколько времени он у вас без диагноза и без лечения?..- и глянул внушительно и мрачно - не на самого Пирогова, которого не любил, а вполоборота к нему, в угол комнаты.- Вы в Борисовке молоко сырое пили?- спросил он у Алексея.
   -В Тарасовке,- поправил Пирогов: к названиям деревень он относился с большим почтением, чем к фамилиям пациентов.- Там его как раз нет.
   -А в Борисовке, которая в пяти километрах от нее, есть? Странно вы рассуждаете! Вы знаете, что больной бычок может уйти к знакомой телке на десять километров?
   -Не слыхал,- признал Пирогов.- Это как-то больше на людей похоже.
   -Люди как раз ограничиваются тем, что у них под боком!- возразил в полемическом пылу профессор, и Пирогов притих: будто его обвинили в чем-то неприличном. Профессор, разгромив оппозицию, вернулся к Алексею:- Так пили или нет? В местности, неблагополучной по бруцеллезу?
   -Пил,- признался он, вспомнив жбан молока, поднесенный ему хозяйкой.
   -Одного этого достаточно для постановки диагноза!.. А зачем?!
   -Нельзя было отказать. Такая уж была обстановка...
   Этим он снискал расположение молодых докториц (оно и прежде мелькало в их взглядах, а теперь выплеснулось наружу), но вызвал зато справедливые нарекания профессора:
   -Этому вас Крупозников учил?.. Теперь будете расхлебывать эту кашу. Неизвестно еще, чем все кончится.
   -Летальные исходы при бруцеллезе редки,- сказал Алексей сторонним тоном справочника.
   -Зато часта длительная инвалидизация,- ответил второй половиной пароля профессор, и Алексей решил, что он был одним из составителей его учебника. Пирогов встрепенулся:
   -Может быть, и так,- неопределенно протянул он и ненароком глянул на черного, с красной искрой, специалиста.- Реакцию Хеддльсона мы ему пока не ставили. Рано еще,- поведал он врачам: как второй лектор, заждавшийся своей очереди, но профессор не нуждался в ассистенции:
   -А мне она не нужна! Я вообще стал относиться к ней в последнее время с большой осторожностью! Она не дает подтверждения в самых ясных для меня случаях. То ли вообще ее значение преувеличено, то ли делают ее, как все у нас, не слишком качественно. Лечите его без лабораторного подтверждения. А то он помощи вашей не дождется. Не блестяще он, скажу я вам, выглядит. Какой день болезни?..
   Алексей чувствовал себя в этот день как раз очень удовлетворительно, но не стал спорить и посчитал на пальцах:
   -Пятый, наверно. Или четвертый - смотря что считать.
   -Считать надо от заражения - как возраст людей от зачатия, но за неимением точных данных ни в той, ни в другой области довольствуемся впервые отмеченной температурой!..- Эта неожиданная фраза-шутка, хотя и производила впечатление экспромта, была заимствована из лекционного курса: на таких вовремя идущих в дело домашних заготовках и зиждется слава любого импровизатора.- Какая температура у него сегодня?
   -Тридцать шесть и девять,- отвечала, в качестве лечащего врача, Ирина Сергеевна, пребывавшая в состоянии одурманенности, в которое ее вгоняли мужчины, говорившие чересчур много, быстро и связно.- Он считает, что это не от болезни.
   -А от чего? От моего прихода? От него еще никому плохо не было...-Профессор посчитал что-то на своих мысленных счетах:- Средняя тяжесть будет, я думаю. Суставы не болят?
   -Нет вроде...- и Алексей с суеверным видом прислушался к своим телесным ощущениям.
   -А кости? Хотя для костей еще рано. Потом-то они у всех болят - в той или иной степени.
   -Тоже нет...- и больной, для пущей верности, ощупал себя во всех доступных ему точках.
   -У вас все впереди,- обнадежил его профессор и поглядел заботливо и взыскательно разом.- Начни болеть только. Надо терпения набраться - это штука приставучая. Пять лет на нее класть надо.- Откровенность эта была следствием товарищеского отношения к коллеге и предполагала мужество с его стороны - закончил же он, как всегда, на бравурной ноте:- Потом-то все пройдет. Даже если не лечить, организм сам со всем справится и очистится сам собою - но какою ценой?! Каких инвалидов я потом видел!
   -Я читал уже.- Алексей хотел избавить его от тягот описания, но взамен получил выговор:
   -А вы меньше читайте! Хотя и доктор. Воображение надо беречь - оно вам для работы пригодится... Картинок хоть в ваших книгах не было?
   -Нет. Только змея на блюдечке.
   -Вот и слава богу!..- и адресовался к аудитории:- Самое страшное в таких случаях - картинки. Насмотрятся и в петлю лезут. Зачем вы его держите тут вообще?- обратился он, довольно высокомерно, к Пирогову.
   -Да я вроде не главный теперь,- уклончиво сказал тот.- Анна Романовна здесь была где-то...- и поскольку ее сразу не нашли в общей сутолоке, взял по старой памяти ответственность на себя:- Разбирались пока что.
   -В чем?.. Вам же Кабанцев ясно написал? Какая еще инфекция нужна, когда бруцеллез в области?..- Он глянул неодобрительно, давая понять, что его зря сорвали с пляжа или с рыбалки.- Домой его отправляйте - чем скорей, тем лучше. Зачем он вам? Я думаю, не нужен.
   -Я тоже так считаю,- без большого ущерба для совести согласился с ним Пирогов, и это смягчило на время гостя:
   -Сколько у вас всего случаев?- спросил он.- Назовем их условно афтозным бруцеллезом.
   -Этих? Со счета сбился.- Пирогов после увольнения пребывал в прекраснодушном настроении, не располагавшем к кропотливому счету.-Двадцать, что ли... Плюс-минус восемь.
   Профессор и здесь уловил насмешку в свой адрес и неодобрительно поджал губы.
   -Такие вещи надо знать точно... Много... В течение месяца? У нас неприятности будут. Мы же о снижении заболеваемости сообщаем...- Он глянул многозначительно, потом вновь смилостивился:- Ладно, уладим как-нибудь. По кварталам распишем. А его отправляйте. Воздушным транспортом. Мы авиадоставку организуем. Нет ничего хуже как москвичей лечить. Вечно недовольны: и диагноз не тот поставили и не так лечили. Будут потом в клиниках склонять: его же как пить дать в клинику положат. К тому же Крупозникову. Студент у нас - король: к врачам так не относятся. Да еще на боевом посту заболел. Мы тебе справку дадим - что ты заболел при исполнении служебных обязанностей,- пообещал он Алексею.- А об институте пока забудь. Академический возьмешь. Мы в таких случаях даже инвалидность рекомендуем: чтоб лечиться без оглядки, а что у вас решат, не знаю. Ему производственную инвалидность должны дать,- сообщил он слушателям.
   -Ладно,- согласился больной.- Раз все так удачно складывается, можно и поболеть. К вам приеду - не работать, так хоть лечиться.
   -Не будут тебе платить за инвалидность,- ввернул Пирогов: из присущей ему вредности.- Студентам не положено.
   -А я не студент!- живо возразил тот.- Я тут по приказу вашим заместителем оформлен!..- но доктора так и не услышали продолжения этого юридического спора, поскольку профессор, не привыкший довольствоваться ролью слушателя, неожиданно развернулся и ушел, произведя этим уходом впечатление не менее яркое, чем от самой консультации, - остальные потянулись за ним следом...
   Ирина Сергеевна задержалась у постели больного-хроника.
   -Не бери в голову. Он всем его ставит - хорошо если у половины подтверждается...- и поцеловала в лоб: чтоб не унывал лишнее.
   -Целуешь как в гробу,- упрекнул он ее, но приободрился.- Это, я считаю, аванс, а когда получка?..- Он попытался удержать ее возле себя - она увернулась.
   -Лежи. Надо еще к Ивану Герасимычу зайти.
   -Многостаночница. Так и не была у него?
   -Когда? Завернули с полдороги.
   -Придешь?
   Она испытующе поглядела на него:
   -Зачем? Все ясно теперь. Будешь левомицетин пить и ждать самолета... Если только, чтоб лекарства принести?
   -Хотя бы! Подойди же! Бруцеллезом так не заражаются. Садись - послушай, как они с Еленой и Гедвигой устроились, - все дела забудешь...- но она направилась уже к Ивану Герасимычу...
   Алексей, уязвленный в равной степени и диагнозом профессора и ее уходом, взял книгу об инфекциях, прочел наново главу о бруцеллезе, отнесся к этому диагнозу с еще большим сомнением, отложил справочник, взялся за Казанову...
   -Ушли все? А мы на стол накрыли - ждем, когда гости разойдутся...
   Хозяйка неслышно прокралась в его комнату, стала в дверях. Глаза ее поблескивали.
   -Жаль, не зашли раньше. Взяли б с собой Ирину Сергевну.
   -Если б заранее знать,- дипломатически отвечала Марья Егоровна (которая вовсе не хотела сидеть за одним столом с серьезной, прямодушной докторшей и потому дождалась ее ухода).
   -Бутылку с собой взять?- Он перегнулся через край кровати, достал из чемодана пузатый сосуд из черного стекла.- Французский. "Наполеон" называется,- но заморский напиток не произвел на хозяйку впечатления:
   -Нам попроще чего. Всю жизнь без него жили - что на старости привыкать? Оставьте - может, случай еще представится. Там есть что выпить...- и забеспокоилась, потому что он не двигался с места:- Передумали?
   -Почему?.. Надо это...- и сделал неопределенный жест, давая понять, что ему надо одеться. Она всплеснула руками.
   -Вот оно что! А мне невдомек! Стою, старая, глаза выпялила! Извиняйте меня, Алексей Григорьич!..- и, со смешком и еще пуще повеселевшими глазами, вышла, а Алексей встал и начал облачаться - в давно не надеванную им джинсовую пару...
   Хозяева сидели за накрытым столом и ждали его. Марья Егоровна привстала, засуетилась, когда он вошел.
   -Давайте я вам все как положено дам: и тарелочку и ложку с вилкой!..-Она поставила ему прибор.- Берите, что нравится. Что есть уж... Одни мы - и Тоньки нет, хотя звана была.
   -С Мишкой?- Алексей уселся со всеми удобствами. Он чувствовал себя за любым праздничным столом в родной стихии.
   -А его за что? Его еще не за что. Детей вот наших нет: разъехались - да я вам это уже говорила. И не знают, небось, про праздник наш. Слышь?..-оборотилась она к мужу.- Доктор спрашивал, нравились мы друг другу, когда сходились? Что на это скажешь?
   -Видно, не противны друг другу были.- Хозяин был в обычном своем ватнике, но выражение лица и у него было приподнятое.- Давно это было. Не помню уже где.
   -Врешь!- возразила она с живостью.- Все помнишь. На Азове это случилось.
   -На Должанской косе,- согласился он.
   -На ней самой. Там я тебе и понравилась.
   -Берег там хороший,- сказал он гостю.- Пляж, по-вашему.
   -Надо будет съездить,- решил тот, не откладывая дела в долгий ящик.
   -Съезди - дело стоящее...- сказала и Марья Егоровна, погружаясь в полузабытые, далекие воспоминания.- Мне там другой нравился, а сошлась с тобой вот. Почему, не знаешь?
   -Уговорил, наверно?