Бронин Семен. Каменная баба

   -И ты такой?
   -Конечно. Врать лишнее не буду, но и правды не скажу: язык не повернется.
   -Откровенный ты...- Теперь и она перешла на "ты" и не заметила этого, но он, напротив, воспринял как факт первостатейной важности.
   -А как иначе?.. Расстроилась?
   -Конечно... Не люблю, когда мне лгут. И не понимаю этого.
   -Ты деревенская и не понимаешь? Я горожанин, столичная штучка - и то за версту чую, что дело нечисто. Что ж так?
   -Значит, такая простодушная... Если все так рассуждать будут, что тут тогда будет?
   -Не знаю. Пусть у других голова болит. Вот тоже - достойный представитель нашего племени. Не поймешь: не то дурак, не то нарочно придуривается...
   Он имел в виду Вениамина. Хозяин вышел с ним на двор. Шашурин нервно щурился на солнце и пытался соблюсти приличия, но это ему удавалось трудно.
   -Я в снегоочистителях разбираюсь,- оправдывался Вениамин.- У них щетки часто из строя выходят - так я их чинить навострился, отдираю просто, а тут совсем другое дело.
   -Какие щетки?- вскипел тот, не понимая.
   -Которые снег счищают. Не те, что ты думаешь. Тут карбюратор полетел. А может, коробка передач - так сразу не скажешь: нужно внутрь лезть, а я не при форме.- На нем был рабочий комбинезон небесно-голубого цвета, который носят только клоуны и дети ясельного возраста.
   -Это ты мне говорил уже!- склочно возразил Шашурин.- Зачем было крыло отрывать? Меня ж хозяин за это спросит!
   -Так оно на честном слове держалось... Это я посмотреть хотел. У снегоочистителя со стороны крыла доступ есть. У поливалки, правда, нет. Слушай, у тебя попить нечего? Можно и квасу. Я слышал, у тебя квас хороший?..- Шашурин обмер, потом собрался с духом и пошел, со свирепым выражением лица, в дом - за квасом.- Я тебя здесь подожду,- послал ему вдогонку Вениамин.- В тени: на солнце жарко...- и сел на корточки под навесом.
   Ирина Сергеевна вздохнула.
   -Пойду к Семену Петровичу.
   -Меня с собой не возьмешь?
   Тут и она заметила перемену в его обращении:
   -Мы уже на "ты" перешли?.. Да нет уж. Вдвоем с ним посекретничаем.
   -Один он больше тебе скажет? Напрасно так думаешь... Ладно. Мы здесь тогда посидим, с Веником. Авось, квасу поднесут... А может, и еще чего...
   Ирина Сергеевна и вправду зря строила иллюзии в отношении фельдшера: он оказался не доступнее и не откровеннее прочих. На правом глазу у него темнел свежий синяк, которым другие срамятся, а он словно щеголял и красовался: был оживленнее и веселее прежнего. Перед ее приходом он расставлял на стеклянных полках медицинского шкафа медикаменты и инструментарий: такие перестановки делают, когда наводят порядок в своем жилище и собираются жить хоть чуть, но по-новому.
   -Новые поступления?- спросила она.
   -Да нет. Переставляю просто... Мази внизу положу, а скальпели с пинцетами сверху. Они больше впечатления производят.
   -Мази в холодильнике держать надо.
   -Так нет его. И старые уже: все равно не годятся. Новое что-нибудь, Ирина Сергевна? - Он торопил события: хотел поскорей от нее избавиться.
   -Да все то же, Семен Петрович. Больных новых нет?
   -Каких?
   -Да тех, что раньше были. С язвами.
   -С язвами?- спросил он, будто в первый раз о них слышал.- Не жаловались.
   По его бодрому тону и такому же выражению лица было ясно, что и он врет тоже.
   -Может, скрывают?- спросила она, исследуя его пытливым взглядом.
   -Может, и скрывают,- покорно согласился он.- У них узнаешь разве? Народ такой - двусмысленный. Не захочет, и богу не скажет: соврет и перекрестится...
   Ей наскучило биться головой в стену, и она свернула разговор притворилась, что забежала к нему случайно.
   -Если будет что, скажите. Я вам принесла кое-что...- и полезла в сумку за фонендоскопом: приготовила его заранее, чтобы облегчить свою миссию.-Лишний оказался.
   Он увидел помятую, побывавшую в деле трубку, ненадолго обрадовался:
   -Трубку принесли?! Это хорошо - теперь буду легкие слушать... А то что это за фельдшер без фонендоскопа? Рядом с хирургией положу - пусть видят...-и свернув трубку, как змею, кольцами, положил ее возле тупого, видавшего виды скальпеля, которым и колбасы было не нарезать.- Еще бы аппарат для измерения давления - многие интересуются.
   -Вы сегодня веселей давешнего?
   -Так вот - глаз подбили и веселюсь,- отвечал он с насмешкой, в которой звучала правдивая нотка.- Свои все...
   Она решила все-таки, что он шутит:
   -Что смешного? Плакать надо.
   -Так это конечно!- поспешно и с чувством согласился он.- И поплакал... Но, с другой стороны,- прибавил он со значением,- побили и забыли, теперь квиты...- и добавил в свое оправдание:- Мне с ними жить приходится. Лет десять еще протяну...- прикинул он.- Пятнадцать не выйдет: слишком уж тошно...- и она снова не поняла, говорит ли он всерьез или, как говорил Алексей, придуривается.
   -Надо детей в селе посмотреть. Как организовать это?
   Он замешкался, сохраняя на лице послушное, податливое выражение.
   -Нет никого. Разбежались кто куда - не сыщешь. Разъехались. Лето.
   -На курорты?.. Надо вызвать - тех, кто остался. Можно здесь расположиться?
   -Здесь?- удивился он.- Тут взрослых смотрят. Антисептика.
   -Не поняла?
   Он озадачился, потупился и заговорил совсем уже бессвязно:
   -Ирина Сергевна - ну их, детей, в болото. Я от торцовского никак не отойду...- и одарил ее немым, но выразительным взглядом:- Не хотят они, чтоб детей их смотрели. Оставьте их в покое...
   -И что ты у него выспросила?- спросил Алексей, когда она вернулась к шашуринскому дому, возле которого раскалялась оставленная на солнцепеке машина и рядом, в тени, остывали два бездельника.
   -Трубку ему занесла,- скупо отвечала она, не желая распространяться.-Была лишняя.
   -Она ему так нужна?
   -Сам сказал. У Торцовых.
   -Тебя ж тогда не было? Ты с ребенком за перегородкой была.
   -Не за перегородкой, а за тряпкой... Ты и это помнишь?
   -Обязательно. Я про тебя все рассказать могу. В мельчайших подробностях... Теперь слушать больных будет?
   -Не знаю. Захочет, будет слушать, нет...- и не договорила - за ненадобностью.- Во всяком случае, не будет жаловаться.
   -Вот именно. Ты ему весь кайф сломала. Ему так удобней было.
   -Ты мне только его не ломай,- негромко попросила она.- Не зуди... Нельзя ж все своими именами называть.
   -Сама об этом просила. Чтоб все всерьез и взаправду.
   -Мало ли о чем я просила... Едем - пора обратно ехать...
   Но до Петровского они добрались только глубоким вечером и умудрились по дороге заблудиться...
   То есть Вениамин благополучно и почти без подсказки довез их до районного центра, но при подъезде к нему, переоценив свои возможности, не вовремя заупрямился и, не слушая ни Алексея, ни Ирины Сергеевны, свернул где не надо - после чего они с опасным креном съехали к реке и двинулись вдоль нее по узкой колее, с которой не было уже возврата. Им встречались косые переулки, ведущие назад на шоссе, но они были или слишком узки для водителя и он не мог в них вписаться, или чересчур круты и он боялся перевернуться. Приходилось ползти дальше по набережной - если можно было назвать так узкий одноколейный проезд, с которого справа ничего не стоило свалиться в черневшую по соседству воду, а слева - пересчитать боками штакетины заборов, свисавших, наподобие рваных бус, четок и ожерелий с общего склона или даже обрыва.
   Ирина Сергеевна не выдержала, пожаловалась:
   -Я терялась здесь раньше, но это среди степи, в пургу, а чтоб посреди Петровского, среди бела дня, летом? Такого еще не было!
   -Не день, а вечер,- оправдывался Вениамин.- Девять часов, скоро совсем стемнеет... Такой уж город! Ни тебе фонарей ни указателей! Разве можно по нему взад-вперед ездить?..
   Солнце давно село, сумерки сгущались, все кругом показалось им чужим и ни разу не виденным: не только Алексею, бывшему тут без году неделя, но и Ирине Сергеевне, жившей как раз наоборот - год без недели. В Петровском жили наверху и к реке почти не спускались - здесь было царство купающихся ребят и стирающих белье женщин: ходил катер, но им, после открытия автобусной линии, никто из уважающих себя людей не пользовался. Положение усугублялось тем, что Вениамин не умел разворачиваться на пятачке: для этого ему нужно было колхозное поле - именно таких размеров была площадь в городе, где он до недавних времен совершал круг почета и возвращался в парк по противоположной стороне той же улицы.
   Один проем в овраге был шире прочих и, на удивление всем, просторный только дороги не было: вместо нее - ровная, поросшая сухой травой наклонная плоскость.
   -Рискнуть, что ль?- спросил Вениамин.
   -Давай!- поощрил его Алексей, всегда готовый к риску.- Не гони только. Мы выйдем, подскажем. Проведем тебя - как крейсер через Дарданеллы!..
   Совместными усилиями они поднялись наверх, но и тут не попали на заветную шоссейку, а уперлись в забор, ограждавший изнутри участок - видно, отведенный под строительство.
   -Кто ж посреди дороги забор ставит?!- разозлился Вениамин, обычно сдержанный и миролюбивый.- Ну, бляха-муха!..- Он вышел из машины, ткнул заборчик ногой, еще раз чертыхнулся:- Все! Больше не поеду!..- пошел куда глаза глядят, очертя голову.
   -Ты куда?!.- изумился Алексей, у которого среди немногих оставшихся у него нравственных устоев и принципов был тот, согласно которому водитель, как капитан на корабле, не имеет права покидать машину среди дороги, да еще с двумя пассажирами.
   -Домой пойду!- прокричал тот, не останавливаясь.- С утра не емши! Квас только пил, а у меня от него живот пучит!
   -О чем раньше думал?
   -Да вот, не подумал!- донеслось из потемок.- Сейчас вспомнил только! Как вспучило!..
   Назад он уже не вернулся.
   -Все, финиш!- сказал Алексей.- Вдвоем остались. Теперь ясно, что не притворяется.
   -Ты с ним, часом, не сговорился?
   -О чем? И когда?
   -Пока я к Семену Петровичу ходила... О чем вы там разговаривали, под навесом?
   -Разные движки обсуждали!.. Что вы такое говорите, Ирина Сергевна?.. Это вы слишком высокого мнения о наших артистических способностях! Веник он веник и есть - какие там розыгрыши? Выбраться бы отсюда да машину назад доставить! А то засмеют завтра в больнице. Пересаживайтесь вперед, здесь надежнее.
   -Я слышала, наоборот: сзади безопаснее?
   -Это если нормально ехать, так, а если к реке раком пятиться, то лучше спереди... Не хотите? Ну, держитесь тогда! Раз вы такая бесстрашная!..- и они съехали вниз к воде, где Алексей вовремя затормозил и вывернул баранку, - машина затряслась по ухабам дальше.
   Они выехали на районное шоссе - вернулись, как из зазеркалья, к знакомым местам, к опознавательным знакам и путям сообщения. Надо было ехать в больницу, но Алексей надумал иначе:
   -Может, ко мне заедем?
   -Зачем?
   -Хозяйке сливу привез - ведро за рубль купил, идти с ним по Петровскому не хочется... Ведро еще надо назад везти. Хозяйка так сливу хотела продать, что и ведро отдала: потом привезешь, говорит.- Ведро он купил, чтоб был предлог заехать домой: она не зря заподозрила его в лукавстве.
   -Привезешь - куда ты денешься,- сказала она.- Тут тебе не Москва... Я и не заметила, когда ты купил его.
   Эти слова заключали в себе согласие (повод был и вправду уважительный), и он, хваля себя за предусмотрительность, бойко порулил к месту своего временного жительства, подавая короткие, доверительные сигналы гуляющим по шоссе парочкам и высвечивая темноту фарами. Они подъехали к дому, черневшему неправильным многогранником среди более светлого, чем он, редколистного серого сада.
   -Зайдешь? Я тебя с хозяевами познакомлю. В карты с ними сыграем. Они подкидного дурака любят...
   -В дом не пойду,- сказала Ирина Сергеевна, и в голосе ее Алексей уловил некую половинчатость, которой решил воспользоваться:
   -Пойдем тогда в саду посидим!- подхватил он, нисколько не смущаясь ее отказом.- Там лавочка удобная. Надо опробовать.
   -В каком смысле?- не поняла она.
   -Посидеть! В каком еще?.. Пошли?
   -Пойдем...- и повинилась:- Домой возвращаться неохота... Это у меня не первый раз: как из колеи привычной выбьешься, так не сразу в нее вернешься... Ты ж хотел сливу отнести?
   -Я и забыл совсем! Сейчас!.. Не уходи только...
   Этого не надо было говорить: она после его предупреждения застеснялась и едва не передумала, но затем уступила душевной лени и минутному настроению, сказала в свое оправдание:
   -Ненадолго... Надо этот день неудачный пересидеть, в себя прийти. Он меня из колеи выбил... Где твоя скамейка?.. Оставь сливы немного. Или не надо: она немытая. И бензином, наверно, пахнет.
   -Не должна: я ее тряпкой прикрыл... Я и забыл совсем: мы ж с утра не емши, как Вениамин говорит. Сейчас, подожди. Долго ли умеючи?..
   Он вытащил из машины ведро со сливой, проводил ее до скамейки, соединявшей широкой доской стволы двух берез, растущих в конце хозяйской делянки, вблизи от Мишкиных владений. Дом был виден отсюда как на ладони, а из него она, за кустами, не просматривалась - Алексей, знакомясь с участком, обратил в свое время внимание на этот зрительный обман, или, лучше сказать, оптическую иллюзию.
   -Будешь? Тут всего понемножку,- предложил он Ирине Сергеевне то, что мог наскрести в своей комнате и в холодильнике.- Шоколад еще московский.
   -Мне б сливы хватило.- Она не стала отказываться, но усовестилась:-Хозяйка тебя видела?
   -Видела.
   -Наверно, бог знает что подумала.
   -Спросила, какой подруге несу. Как это вы все угадываете?
   -А кому вы еще еду в клюве несете?.. Хорошим знакомым если, да и то поначалу?..- Он оценил ее слова как призыв к более решительным поступкам попытался притянуть ее к себе, но она отстранила его: если она, бравируя, и называла вещи своими именами и излагала ясным образом чужие мнения, это еще не значило, что она их разделяла.- Перестань. А то уйду... Дай посидеть спокойно.
   -Не можешь в себя прийти?
   -От чего?
   -От того, как тебя там приняли?
   Она помешкала: ей было до сих пор не по себе, но к этому горю она уже привыкла.
   -Нет, это в прошлом уже.
   -А что тогда?
   -Не пойму, что они скрывают... Что это должно быть, чтоб они все так настроились? Ушли в круговую оборону?..
   Алексей взглянул на вещи с ее конца, сообразил, что она права, но и это не поколебало его жизненных позиций.
   -Этого я тебе сказать не могу... Но тебе-то что до этого?..
   -Как что?- Она поглядела на него с осторожным любопытством.- Я же доктор.
   -Доктор-то ты, конечно, доктор - с этим спорить не станешь, но дело не в этом.
   -А в чем?
   -В чем?.. Знаешь, почему я хочу хирургом быть? Санитарным врачом у нас вообще быть невозможно: скурвишься в два счета, продашься со всеми потрохами, но и другим тяжело: слишком во все втягиваешься. Увязаешь по самые уши... Чем хорошо хирургу? Приходит ко мне человек: нужно ему какой-нибудь чирей вскрыть, как этому секретарю, или грыжу сделать - я делаю: за государственный ли счет, для нищих, или по взаимной договоренности - это уже не важно, но сделал - и разбежались, я о нем забыл, он обо мне тоже. Есть конец и начало, все понятно, без лишней сентиментальности...- Он глянул на нее значительно и с насмешкой.- Все так живут. Иначе невозможно. Каждый о себе думает и спешит о других забыть. В лучшем случае - о своем семействе печется, а все другие ему не в кассу... Все врозь - вместе только гуляют да дерутся. Сближаются на время, до определенной черты, а дальше соваться не следует: можно и по шее схлопотать и на грубость нарваться. А ты лезешь, куда не просят, хочешь собой все дыры закрыть. Детьми еще прикрываешься.
   -А это как?
   -Да вот так. Будто дети не те же люди, что все, а какие-то другие. Расстраиваешься потом, что тебя не слушают. А они тебя вокруг пальца обводят - хотя и оберегают, как я погляжу. Потому как хорошо к тебе относятся... Жизнь - грубая штука, Ирина Сергевна, она учителей и профессоров не любит...
   -Правда?..- Она искоса поглядела на него.- Зачем преподаешь тогда мне все это?
   -Хочу: чтоб ты в разум вошла и за ум взялась... Иди сюда!..- Он снова потянул ее к себе, но, хотя его проповеди и разоблачения и произвели на нее известное впечатление, к любовному сближению не подвинули:
   -Перестань... Хозяева...- У нее была скверная привычка подмечать все вокруг себя и ко всему прислушиваться.
   -Они телевизор смотрят.
   -Выйти могут... Не нужно,- терпеливо повторила она, потому что он был иного мнения.- Задал задачу - думать заставляешь, а потом с глупостями лезешь. Разве так за женщинами ухаживают?.. Вообще ты необычный какой-то. Слова говоришь странные.
   -Не говори. Озноб бьет, и сердце колотится. Сильно влюбился, значит.
   -Сердцебиения не только от этого бывают... Погоди! Есть тут кто-то...
   -Где?- для приличия спросил он, уже пуская в ход длинные, назойливые руки, но тут в кустах по соседству кто-то завозился и шагнул вперед: посчитал дальнейшее свое укрывательство неприличным.
   -Отвык в Москве от людей, а они рядом ходят,- выговорила Ирина Сергеевна Алексею, но ему показалось, что и она не рада неожиданному вторжению...
   Не оттуда, где послышался шум, а чуть в стороне, как бы по течению реки времени, из темноты вынырнула хозяйская дочь Тоня, невинно оглядела обоих и удивилась:
   -Это вы, Алексей Григорьич? И вы, Ирина Сергевна?..- и стала в отдалении, разглядывая то, что не успела увидеть раньше.- Впотьмах не видно...
   Ирина Сергеевна преодолела минутное смущение:
   -Присели после работы... Что на прием не ходишь?
   -Зачем? Я уже к взрослым врачам приписана,- благожелательной скороговоркой, хотя и без особенной уважительности, отвечала та и обратилась, с явным предпочтением, к Алексею Григорьевичу:- Меня мать не искала?
   -Не слышал. Сами недавно здесь.
   -Мы знаем, когда вы пришли,- успокоила она его.- Надо домой идти: обещалась... Или с вами посидеть?
   -Садись. Места всем хватит...
   Тоня присела. Тут же от соседнего дерева, неотступной ее тенью, отделился соседский Миша и остался стоять в стороне. Он не считал себя вправе сесть на скамейку рядом со взрослыми и разыгрывал смирение.
   -На танцах были?- спросил Алексей.- Оркестр издалека слышно было. Веселая музыка.
   -Патруля не было,- сказал Миша.- Играли что хотели. Молодцы вообще ребята.
   -Там ударник - хороший мальчик,- подразнила его подруга.- На барабане хорошо стучит.
   -Коля Шувалов, кореш мой,- объяснил Миша.- Приглашал меня: учись, говорит, на контрабасе играть - у нас контрабаса не хватает.
   -А ты б не смог,- уверенно сказала Тоня.
   -Почему?- не понял он.- Может бы, и выучился. Неплохие гроши, между прочим.
   -Ты в институт сначала поступи! Не занимается совсем!- пожаловалась она старшим.- Ему готовиться надо, а он ко мне ходит! Что тебе от меня нужно? Слышь?..- Она поглядела на него с пристрастием.- Не попадешь в институт, я с тобой встречаться перестану. А что? Интересно с парнем ходить, который в институт попал или в рок-группе выступает, а так что? Сосед - и ничего больше! Никакого интересу!- заключила она, полностью в этом убежденная, и подвела итоги:- Домой пойду.
   Миша не выдержал, взроптал:
   -Что у тебя там, блины на сковородке?!
   -Фильм кончается. Посмотреть хоть, кто играет. С тобой не увидишь ничего - одни ухи твои... Мать вон - меня, небось, ищет...
   Она первая высмотрела Марью Егоровну, вышедшую на крыльцо и близоруко, со света, всматривавшуюся в темноту.
   -Тонька!..- негромко, чтоб не привлекать внимания соседей, позвала она и ругнулась, тоже вполголоса:- Чертова девка! Нет ее и нет, а обещалась к десяти прийти, шалава этакая!.. Иди, Сема, домой - не дождешься ее, видно...- На крыльцо, не дожидаясь повторного приглашения, вышел Сема: как всегда степенный и преисполненный чувства долга.- У подруги она - телевизор глядит: фильм хотела посмотреть, а наш плохо работает... А за книжку спасибо. Я и эту прочту. И она со мной тоже,- прибавила она - уже не так уверенно.
   -Вы ей скажите: она как эту прочтет, я новую принесу.
   Марья Егоровна даже испугалась:
   -Откуда ты берешь их столько?
   -У меня отец "Библиотеку военных приключений" выписывает. Ценные книжки очень. Я тогда завтра вечером приду. Скажете ей?
   -Скажу, непременно скажу... О корень не споткнись... Дошел, не споткнулся? Ну и хорошо: привыкать, гляжу, начал...- прибавила потише: - С худой овцы, говорят...- и полистала наскоро новое позаимствование.
   Сема услышал, приостановился:
   -Вы про меня?
   -Да господь с тобой! Какая ж ты овца? Про нее сказала... Оступился все-таки? Хозяин виноват: не спилит никак...- Она дождалась, когда он закроет калитку, проворчала:- Телевизор она смотрит, жди!.. С Мишкой где-нибудь сидят, целуются...- и ушла в дом.
   -Почему это именно с Мишкой?- приревновала себя же Тоня.- Может, еще с кем?
   -А потому!..- и Миша, выведенный из себя ее нарочитым небрежением, взбунтовался, шагнул к ней и схватил за руки: сжал как клещами или наручниками. Тоня разразилась заклинанием, выученным ею еще в училище:
   -Адзынь, салага, третий сорт, щас как звиздну по организму, тресну по одному месту!..- и поскольку он не отпускал ее, повторила то же более доходчиво:- Что вцепился? Заклинило тебя, что ли? Склещенило?
   Алексей встревожился: у него были на то свои основания.
   -Эй, петухи, не драться!.. Сейчас весь дом на ноги подымете...
   И в самом деле: на крыльцо снова вышла Марья Егоровна - на этот раз сопровождаемая хозяином. Миша все держал Тоню за руки: в своего рода объятиях на расстоянии.
   -Да пусти ты!- прикрикнула она и вырвалась на волю.- Схватился, как механик за трактор!..
   Хотя она и сказала это вполголоса, отец расслышал.
   -Есть тут кто-то,- уверенно произнес он, оглядываясь.
   -Ну и есть,- сказала жена.- Тебе что до этого?
   -Твои же грядки потопчут?
   -Мои грядки давно с землей сровнялись,- возразила она.- Скажи лучше завидуешь.
   -Чему?..- Он все вглядывался в темноту, но идти в кусты и шарить там ему не позволяло нравственное чувство.- Этому-то?.. Вчера одна на ферме глаза строила.
   -И ты что?- с пренебрежительным любопытством спросила она.
   -Да вот - не сразу понял. Недогадлив стал. Утром укусят, к вечеру почешусь... Не Тонька там?
   -Не думаю. Не такая уж она дуреха, чтоб этими делами дома заниматься.
   -Какими?- не понял он.
   -Да такими... Доктор, наверно. Хлеб с колбасой понес кому-то... Глазастый. Кого-нибудь, да высмотрел.
   -Все такими были... Воздух хороший. Так бы и дышал им.
   -Дыши - кто не дает? Умирать, что ль, собрался? Тебя ж никто не торопит?
   -А она всегда рядом.
   -И думать о ней поэтому не надо. Когда надо, сама найдет.
   -Думать не думать, а помнить следует.
   -Зачем?- Они привыкли спорить по этому поводу.- Что этим изменишь? Не ты первый, не ты последний.
   -А мне до других дела нет. Я сам по себе.
   -И я тебе никто?
   -Почему? Ты вроде свой кусок... Ладно, захочет, сама придет. Пошли...-Хозяин вернулся в дом, а за ним - Марья Егоровна: воровато оглянувшись напоследок в непроглядную черноту сада.
   Тоня встрепенулась. Они с Мишей все еще стояли друг против друга.
   -Побегу! Надо и совесть знать. Прощай, Мишенька!..- и на полпути, обернувшись, пропела: -Со свиданьицем вас, Алексей Григорьич! Осторожней: у нас ступеньки на крыльце скрипучие!..
   Она скрылась в доме. Ирина Сергеевна покраснела, но этого в темноте никто не заметил: у молодых людей были свои заботы. Алексей посочувствовал Мише, заметно приунывшему:
   -Не жалует она тебя?
   Миша думал то же, но выразил иначе:
   -Да мне, понимаешь, ребята сказали: она того, это самое, а я две недели хожу и все без толку,- и помрачнел еще больше.
   -Хочется?
   -А то нет?..- и глянул с неудовольствием: как бедняк на богача, снизошедшего до него вопросами о его материальном положении.- Я отцу говорю: не женишь меня, я тебе диван одним местом сворочу. Это мы шутим, конечно!-спохватился он и поклонился Ирине Сергеевне, пришедшей от его слов в замешательство.- Вы извините, если что не так.
   Алексей отпустил ему грехи:
   -Все так. Мы медики... Знаешь, почему не выходит у тебя? Ты хитришь, а женщины простых любят...- Это он над Ириной Сергеевной теперь потешался.-Они все всерьез любят и надолго. Надо и нам такими быть.
   -Ты научишь,- негромко упрекнула его Ирина Сергеевна, но Миша был другого мнения:.
   -А почему не научить, если знает? Надо делиться опытом...- Он подошел к тому рубежу в жизни, когда обращаются в новую веру.- Надо поведение менять. Я тоже заметил: как от них добиваешься чего, они все наоборот делают...- и не желая обсуждать с чужими людьми столь личные и интимные темы, пошел к себе: не через калитку, конечно, а сквозь забор, в котором давно были проделаны для этого многочисленные прорехи и отверстия.
   -Способный парень,- похвалил москвич и поглядел с легкой насмешкой на коллегу:- Что призадумались, Ирина Сергевна? Миша вас не устраивает?
   -Что, мол, я лечу их, когда из них такие дяди вырастают? - завершила она его мысль.- Нет, не это. Думаю, что все надо делать вовремя. А любовью заниматься - в особенности... Молодых бог опекает и за руку водит.
   -Вовремя - это точно! Минуту упустишь - потом год не воротишь!..- и снова, и решительней, приступился к ней, но она вывернулась из его рук: будто он сделал нечто противоположное ожидаемому.
   -Перестань! Что за манеры у тебя?.. Ты как учитель один. Тоже - теорему Пифагора мне рассказывал, будто я ее не знала, - очень ему "штаны" эти нравились, а потом целоваться полез.
   -Спасибо за сравнение... Когда это было? Теорему Пифагора в пятом классе проходят.
   -В восьмом. Повторяли перед экзаменом. Я тогда видная была, рослая, заметная... Меня все глазами провожали.
   -А ты?
   -А я скромная была - серьезная, как ты говоришь. Как этот Сеня.
   -И чем кончилось?
   Она помедлила:
   -Тебе все знать надо?.. Сам говоришь, не надо в чужие дыры лезть...
   -Своей нет - поэтому.