Бронин Семен. Каменная баба

   -Ладно, ты меня не пугай только!.. Мало нам бруцеллеза этого? На каждом совещании обосранные ходим... Ваши ж доктора сказали, это бруцеллез?! Кабанцев с этим! С модным парикмахером!
   -Они не мои,- уверенно сказал Сорокин.- Мои правильный диагноз поставили.
   -А чьи же?!- Гусев угрожающе насупился.
   -Это сложный вопрос. Мы с Владимиром Сергеичем как раз этим занимаемся...- и Сорокин поглядел на Потапова, приглашая его в свидетели.-Система врачебного усовершенствования. Подчиняется напрямую министерству здравоохранения.
   Гусев понял, что уткнулся в очередной административный тупик, которыми так богаты отечественные лабиринты, и отступил:
   -Те еще усовершенствователи!.. Кто знает про все это - про ящур ваш?
   -Никто пока. Мы да Пирогов, Иван Александрыч, бывший главный врач больницы этой, да еще пара докторов его... Ко мне прежде всего с этим приехал. В приемной ждет.
   -Пусть сидит. Не раззвонил никому? Молодец какой... А почему бывший?
   -Так его за бруцеллез и выгнали. Что вспышку допустил.
   -Да?.. Это мы умеем...- и Гусев насмешливо поглядел на Потапова, который не защищался и уже одним этим признал свою неправоту, а на большее Сорокин пока не рассчитывал.- А с другой стороны, пусть оно так и остается,-сказал осторожный руководитель.- Надо разобраться еще, есть он, ящур этот, или нет его... Кто сейчас в Петровском? Зайцева учиться послали? Тоже - на усовершенствование?
   -Воробьев,- подсуетился услужливый Потапов, но Гусев одернул его: тот все еще был в опале.
   -Сам знаю... Думаю... Как его?
   -Егор Иваныч,- подсказал Сорокин, и Гусев его помощь принял, набрал номер телефона и позвал Воробьева. На лице его отобразилась любезность, обычно ему не свойственная и потому для подчиненных опасная:
   -Егор Иваныч? Как у тебя дела там? Это я, Гусев Сергей Максимыч... Решил позвонить: думаю, как новому человеку на новом месте?.. Не новый?.. Ну хорошо, если так... Слушай, как у тебя со вспышкой этой?.. Снизили на тридцать процентов? Это хорошо. А никаких новых действий не предпринимаешь? Обследований или консультаций каких-нибудь? Ты гоняй медиков - они только болтать да обещать умеют, а дела от них не дождешься... Уже начал?.. Ладно... Пришлю... Давай...- и бросил трубку, не простившись.- Хочет симпозиум устроить: профессора с ветеринаром свести. То, что как раз надо. У нас есть ветеринар приличный?
   -Есть, кажется.
   -Вот и пошлите его. На симпозиум этот. И профессора туда же - ему там самое место... Пусть съездит - специалист ваш, кому верить можно - только пусть пока помалкивает. Подождем ясности с этим ящуром... И как твое мумие подействует,- окоротил он Сорокина, уже ходившего в именинниках, и поглядел на него с острасткой: чтоб не задавался раньше времени.- Теперь все, надеюсь?..- и глянул иным, откровенным образом: чтоб поскорей выметались.- В театр идите на премьеру,- прибавил он только.- В драмтеатре "Тартюфа" ставят.
   -Так это когда будет?!- опешил Потапов.- Только роли раздали.
   -Через месяц. Чтоб заранее знали: день этот не занимали. Какую роль Семеновой-Черной дали?
   -Молодухи - не помню, как по имени,- сказал Потапов, отвечавший в обкоме за театры.
   -Марианны?
   -Наверно. Я в классике плохо разбираюсь,- честно признался тот.
   -Просили за нее,- лицемерно объяснил Гусев.- Это мы с тобой еще обсудим, - сказал он Потапову и, против всякой логики, съехидствовал затем:-А в чем ты вообще разбираешься? Как кобыл от жеребцов отличать?.. Тоже вот - пустили козла в огород. Да ты ему еще пилюли эти дал... Ладно. Валите оба отсюдова...- и Потапов вышел обескураженный, не зная, плакать ему или смеяться, а за ним Сорокин, у которого таких проблем не было.
   В приемной их дожидался Пирогов.
   -Все нормально,- сказал Сорокин.- Погодить надо. Мы с тобой обо всем этом еще переговорим. Такие дела пошли, что не всякому расскажешь.
   -Про Михал Михалыча забыли,- вспомнил Потапов, который должен был держать в голове слишком много дел сразу.
   -Не все в один присест. Что раньше времени на рожон лезть?..- и обнадежил обоих:- Будем ждать, как мумие подействует...
   Егор Иванович вызвал к себе Анну Романовну. Он сидел в зайцевском кабинете. Был глубокий вечер. На его столе была настольная лампа с толстым зеленым стеклом, почти не пропускавшим света,- она оставляла стены и окна в полумраке и высвечивала только яркий круг на письменном столе. Точно так же и мысль самого Воробьева, несмотря на все его усилия и понукания, освещала лишь то, что было у него под носом, в непосредственной от него близости, но не могла пробиться и пролить свет на то, что лежало рядом, но чуть сбоку. Он не мог понять одного: с какой стати позвонил ему Гусев и стал расспрашивать о бруцеллезе. За этим крылась загадка, но Анна Романовна не могла помочь в ее решении:
   -Может, просто поинтересоваться хотел, посочувствовать?
   Он глянул с недоумением.
   -Да ты что?.. Что тебе тут, детский сад? Или у меня в Кремле родственники?.. Не такие у нас с ним отношения.
   -Не знаю, Егор Иваныч. Я человек маленький.
   -А я и не говорю, что большая. Но хоть на мысль навести можешь?
   Она поневоле задумалась:
   -Не знаю. Я в этом не участвовала. Утром только выслала Сорокину докладную - так он сам об этом просил.
   -Может, это как-то связано?.. Сорокин - та еще штучка.Что ты ему написала?
   -Ничего особенного. Обычное.
   -Не то, что будешь в Москву на Пирогова жаловаться?
   -Да что вы говорите, Егор Иваныч?..- и Анна Романовна поглядела на него вразумляюще.- У меня одна мысль только - как домой пораньше сбежать, пока Иван совсем от рук не отбился. Готовить же перестала, с этими нагрузками новыми.
   -А то у нас был один,- некстати припомнил Воробьев.- Писал, что у нас колодцы отравлены, - разбираться приезжали... Я вот тоже не знаю. Тут же нужно, чтоб война началась - чтоб он за трубку взялся. Не звонит никому - за него это другие делают, а здесь - нате... Может, это другая болезнь какая-нибудь?.. Не бруцеллез вовсе?.. А с другой стороны, что ему до этого? Ему все эти болезни - до Африки... К тому же мероприятия мои одобрил,- с важностью прибавил он.- Я симпозиум организую: ветеринара с вашим братом рядом сажаю, хочу обоих выслушать, а он говорит, именно это делать и надо. Журавлева присылает: это его ветеринар личный - он мне уже звонил оттудова... Значит, бруцеллез, раз так? Какая еще болезнь у нас двух специалистов требует?
   -Никакая. Нету больше.
   -Значит, она и есть. Готовься к симпозиуму. Он здесь, в этом кабинете, будет... Пирогова бы обо всем расспросить,- чуть ли не передумал он затем.-Он поумней тебя будет.
   Анна Романовна подняла голову.
   -Так за чем дело стало? И взяли бы его?- Она тоже за словом в карман не лезла.
   -Так потому и не беру, что умнее. Мороки много слишком... Пусть он однако тоже поприсутствует... Ладно, как говорится, бог не выдаст, свинья не съест... Или наоборот: бог не съест, свинья не выдаст? Тут не знаешь, кого в чем опасаться...
   На следующий день в его кабинете собрались представители многих древних профессий: присутствовали Егор Иванович, Анна Романовна, профессор-инфекционист, областной ветеринар Журавлев и местный по фамилии Запашный. Ждали еще Пирогова, который по рассеянности задерживался - а если говорить по существу, то решил прийти после начала слушания дела: чтоб не отвечать на лишние вопросы, которые должны были повлечь за собой столь же ненужные ему ответы. Профессор сидел как на иголках: через два часа у него была назначена встреча со скорняком, который шил ему шубу из левого меха, в коей он должен был перещеголять самого Шаляпина в дохе, запечатленной Кустодиевым - вспоминая об этом, он невольно щурился и вздрагивал. Запашный развлекал Воробьева, а с ним заодно и всех других, рассказом о лошадиных болезнях:
   -Колика приключается от объядения и от быстрой езды: если вскоре после кормежки - а также от простуды, зеленого гнилья и другого вредного корму - и от запора...
   Он любил старый слог. Дома у него была старинная, едва не наизусть выученная им книга по коневодству: он заимствовал оттуда целые отрывки, справедливо полагая, что лучше все равно не скажешь.
   -Зеленого корма они не любят - это так,- признал Воробьев, который в начале службы имел дело с конной милицией и теперь, как охотник, соприкасался иной раз с исчезающим лошадиным племенем.- У меня была одна - у нее от травы живот вздуло и пошла ногами сучить.
   Ветеринар извлек из своей книжной памяти и по этому поводу тоже:
   -Лошадь делается беспокойна, топает, скребет передними ногами. При этом часто на свой живот озирается...
   Профессор вспомнил про скорняка и мельком огляделся.
   -Вот-вот. Так оно и было.- Воробьев призвал всех к столь же верному воспроизведению истины.- А делать-то что? Если в следующий раз случится?..
   Предположение это, в наш век служебных машин и многоцилиндровых двигателей, было самое невероятное, но ветеринар дал необходимую справку:
   -Гашеную известь хорошо внутрь дать и прямую кишку очистить. Введя в нее правую руку, смазанную маслом...
   Воробьев засмеялся - он любил лошадей, но не до такой степени.
   -Это я тебя тогда позову. Но говоришь ты хорошо. Доходчиво. Не то что некоторые.
   -Книги хорошие есть,- скромно объяснил тот.- Ясно написанные. Сынишка только в моей последние страницы вырвал - не найду никак. Говорит, затолкал в печку. Папка слишком много ее читает, говорит. Маленький - а понимает... Наверно, в трубу вылетели...
   Профессор очнулся от спячки, в которую они вогнали его своими непрофессиональными суждениями:
   -Кто заболел?.. О чем мы вообще?.. Зачем меня вызвали?!.- Когда он был в ударе, то поражал слушателей блеском импровизаций, но и у него бывали тупые, лишенные вдохновения пустоты, когда он воспринимал мир как рыба сквозь стекло аквариума: тускло и обесцвеченно.
   Воробьев помолчал: держа дыхание и сбивая профессора с темпа - этому он тоже научился в милиции.
   -О лошадях,- объяснил он, когда счел это нужным.- Не увлекаетесь?
   -Нет,- отрекся, с чистым сердцем, профессор.- С коровами и овцами имею иной раз дело по службе, а лошадей давно в глаза не видел.
   -А я наоборот!- Ветеринар обрадовался тому, что нашел человека, так удачно его дополняющего.- Коров не признаю, а лошадей обожаю. Мы с вами хорошую бы пару составили...
   Профессор примолк, не зная, как отнестись к этому комплименту, потом вспомнил о шубе, заерзал, заволновался.
   -Хорошие чучела, между прочим, делает,- отрекомендовал Воробьев своего таксидермиста.- Можете, в случае чего, обращаться...
   Тут подоспел Пирогов.
   -А мне-то они зачем?- ввинтил он, ни в чем не разобравшись.- Покойников потрошить и мумии из них делать?
   Профессор и на него уставился с искренним недоумением, Воробьев же оскорбился:
   -При чем здесь мумии? Если я чучела люблю?.. Может, для того и охочусь... Все-таки нет в вас выдержки, Иван Александрыч..
   -Есть такая беда,- охотно согласился с ним Пирогов.- Всю жизнь маюсь из-за этого...
   Профессор посмотрел на часы, ужаснулся увиденному, изломил дугой брови, взвился над стулом, взмолился:
   -В чем все-таки задача наша?! Я вникнуть никак не могу!
   Воробьеву, уже раздосадованному Пироговым, не понравились ни этот изгиб бровей, ни трагические интонации:
   -Разговариваем... Так просто нельзя посидеть? Редко же видимся...
   -В этом кабинете?!
   -А чем вам мой кабинет не нравится?- насторожился Воробьев.- Он для всего годится...- и, выдержав надлежащую паузу, пошел затем, в интересах дела, на попятную, на уступки:- Хотя можно и начать, с другой стороны...- Он оглядел докторов, сидевших вперемежку в белом и в черном, как фигуры на шахматной доске:- Отчего у нас инфекции в гору пошли - вот чего мы собираемся. Что это за болезнь такая, которой переломить хребет нельзя?
   Профессор взметнулся над столом выше прежнего.
   -Так выяснили уже! Бруцеллез, афтозная форма! Вам не передавали разве?!
   У Воробьева оставались сомнения на этот счет, и он обратился к Пирогову:
   -И вы так считаете?
   -Так прямо и говорить?- потянул тот.
   -А как же?- отвечал тот снисходительно.- Партии говорят только правду.
   -Ну если партии, то я тоже так считаю. Профессору виднее. Он специалист по этому заболеванию...
   Воробьев уже явственно почувствовал во всем этом обман и злой умысел, но в заговоре участвовало слишком много участников. Он отступил:
   -Докладывайте, Анна Романовна.- Милиция тоже иногда оказывается беспомощна - до поры до времени, конечно.
   -Я мало что знаю,- сказала она, поднимаясь в качестве ведущего конференцию.- Их вела Ирина Сергевна - она бы лучше все рассказала... Может, ее позвать?..
   -А вы не можете?..- Воробьев и ее уже заподозрил в двуличии.
   -В общих чертах только... Они как-то мимо меня прошли... Я не знала, что мне их докладывать придется...
   Это была сущая правда. Так уж получилось, что она ни одним из больных не занималась, а тем, что не имело к ней прямого отношения, не интересовалась: для своих дел не хватало сил и терпения, а для чужих-то? (Она была напрочь лишена врачебного любопытства и слишком твердо стояла на земле, чтобы витать в облаках и читать по звездам,- в этой сфере ее интересовали одни погодные предсказания.)
   -Про случаи мы все знаем.- В Иване Александровиче заговорило вдруг коллегиальное чувство, и он помог ей.- В прошлый раз говорили. Что-нибудь новое появилось?
   Он задел Воробьева за живое: помощь врага никогда не приходит вовремя.
   -Появилось. Давайте другую сторону заслушаем.
   -Какую?!- завопил профессор.- Во всем этом деле одна только сторона! Моя!
   -Докторов по скотине,- и Воробьев кивнул ветеринару:- Давай, коновал, соревнуйся...
   Его протеже оказался лучше докторов подготовлен к симпозиуму. Он по заданию секретаря съездил накануне в Тарасовку и привез оттуда впечатления, которые постарался облечь в переплет, достойный испорченной сыном книжки.
   -Сообщаю,- сказал он, и это было последнее употребленное им современное слово.- На языке и губах у осмотренных заметил я мутные прыщи, в иных местах лопающиеся...- здесь он, волнуясь, подглядел в черновичок,- и образующие красные язвы, подобные широким ссаднениям. У одного сосунка кожа сошла с языка чулком и оголила красное мясо...
   -У кого?!- ужаснулся профессор: до него никак не могло дойти, что его пригласили наряду с ветеринарами.- Мне этого не показывали!
   -У коров,- укоротил его Воробьев, восстанавливая порядок.- Тоже послушать иной раз не мешает. Хорошо же излагает. Говорит понятно.- В его устах это было высшей похвалой: он за свою жизнь наслушался столько путаницы и невнятицы, что другому хватило бы на десять - в старых же оборотах речи ему слышалось что-то родное, петровское.- Не мешайте. Если сами не умеете...- Профессор на этот раз не подскочил, а, напротив, только глубже вжался в стул: и взлет и спад эти были у него как бы две волны одного душевного порыва...
   -Прыщи между копытами,- продолжал вводить его ветеринар в соблазн и в искушение,- тоже трескаются, сходят и струп оставляют. У двоих ноги вспухли и сошло копыто. Те же грозди на сосках и на вымени. Не иначе как молоко должно быть заразное...
   Областной ветеринар тут невпопад крякнул, но вслух ничего не сказал. Пирогов, хотя и слушал с насмешливостью, заинтересовался:
   -У наших только копыт нет, а так - все одно к одному. Занятно.
   Профессор воодушевился наконец, но на свой лад:
   -Так вот оно что?! Теперь я понял. Это очень интересно! Можно говорить об афтозной форме бруцеллеза у животных! Параллельно такой же форме у людей! Это еще не описывалось! Хотите, статью вдвоем напишем?
   -Не бруцеллез это,- вдруг сказал ветеринар районный.- Было название: нас в техникуме учили - я только его не помню. И в оглавление не поглядишь: сынишка книгу порвал... Кощей, что ли?..
   -Какой Кощей?!- бросился в бой за родную болезнь профессор.-Бессмертный, что ли?!. Какого года книга ваша?
   -Тридцатого.
   -Тысяча девятьсот?
   -Зачем? Одна тысяча восемьсот тридцатого.
   Профессор тут заметно успокоился и язвительно произнес:
   -А вы знаете, когда был открыт бруцеллез? Нет?..- Будь Запашный студентом, ему бы не миновать осенней переэкзаменовки.- В 1887-м году Брюсом: отсюда бруцеллы - и в 1910-м Дюбуа. В России им стали заниматься с 1922 года, а до этого у нас для него и названия не было!- В голосе его послышались менторские, из твердого металла, нотки.- Так что из книги вашей вы ничего вычитать не могли. Заболевание, конечно, существовало, но описывалось под самыми фантастическими именами...
   -Вот я и помню что-то фантастическое,- робко возразил ветеринар, никогда в жизни не сидевший рядом с профессором.- Кощей не Кощей... Убей бог, не помню...
   -Подумай - может, вспомнишь,- напутствовал его Воробьев и перекинулся на Журавлева:- Может, гость нас рассудит? Как-никак, личный ветеринар Сергея Максимыча...- но тот и не думал вмешиваться в их дела - более того, встал, закрывая своим телом дебаты.
   -Поглядеть надо. Я понаслышке не умею,- и обратился к коллеге:- Дворы мне назови, где ты видел все это.
   -Зачем? Лично свезу. За честь почту,- и этим все и закончилось: профессор даже успел к скорняку на свидание...
   Областной ветеринар оглядел одного бычка, другого - ему было довольно.
   -Что тут судить-рядить?- пробормотал он.- Ящур - он и есть ящур.
   Районный хлопнул себя по лбу.
   -Ну ящур, конечно! Как я забыть мог?! Я ж говорил, что-то сказочное!..
   Через день Сорокин и Потапов снова были вызваны перед ясные гусевские очи и с ними, в качестве понятого - Иван Александрович. Гусеву были нужны точные сведения об объекте.
   -Значит, ящур у вас,- огласил он полуофициальную новость и пытливо, насквозь переглядел всех и каждого: словно пересчитал по пальцам.- Что делать будем?
   Вопрос был к Потапову как к старшему. Тот посмотрел в памятку, подготовленную ему отделом СЭС по особо опасным инфекциям.
   -С людьми?
   -Со скотом. Люди как-нибудь сами выходятся.
   -Со скотом если, то пораженные животные изымаются из стада и подлежат уничтожению, для чего устраиваются специальные бойни, огораживаемые и охраняемые; остальные животные из стада должны содержаться отдельно, чтобы избежать соприкосновения со здоровыми; пастухи должны быть различны; села, в которых выявлен ящур, изолируются, подъезды к ним посыпаются негашеной известью; все въезжающие на территорию должны миновать спецпропускник и проехать через ящик, наполненный смесью торфа с той же известью; вся сельскохозяйственная продукция не подлежит вывозу из данного района...
   Гусев прервал его - ему хватило этого:
   -Заладил! Зачастил! Наговорил на пятилетку... Кто будет делать все это: спецпропускники да карантины?
   -Не знаю,- признался Потапов: он, с высоты своего положения, мог не знать частностей.- Бойцы особого отряда, наверно.
   -Общесоюзного? В противогазах которые? На всю страну прогремим?.. А нельзя все это похерить да от бруцеллеза дальше лечить? Как нас профессор учит? Мне тут и про сельскохозяйственную продукцию тоже не нравится...-Потапов в ответ только пожал плечами: мол, как изволите, так и будет.- Что скажешь, Сорокин? У тебя башка хитрая, и сам ты мужик увертливый.
   -Это хорошо б, конечно,- сказал тот.- Нашим мужикам только ящура не хватало. Но ведь наружу может выйти. Просочиться.
   -А кто скажет?.. Кто вообще может ваши диагнозы оспорить? Они ж хуже, чем судебные приговоры. Там хоть на кассацию подать можно. Или под амнистию подвести.
   -Все так. Но есть москвич этот. Если б он сам им не болел. А так непременно протреплется.
   -И у него родственник в министерстве,- вполголоса прибавил Иван Александрович, который не имел пока права говорить в этой компании громче.
   -Это все тот же?- спросил Гусев.- С которым я разговаривал?
   -Он,- сказал Сорокин.- Так уж сложилось. Не убивать же его за это?
   Гусев внимательно посмотрел на него.
   -Нет. Убивать не надо. Если б он умер от нее - другое дело.
   -Так от нее не умирают,- сказал Сорокин.- Такая болезнь нехорошая.
   -Что от нее только у начальства голова болит?- завершил его мысль Гусев.- А кто вообще первый сказал про него, про ящур этот? Кому он в голову пришел? Кому понадобился?
   -Не знаю,- сказал Сорокин.- Я в отпуску был...- и оглянулся на Пирогова: выручай, мол, и заодно сам выпутывайся...
   Если бы Иван Александрович был глуп и тщеславен, то непременно отстоял бы свои авторские права и похвастался приоритетом в этой области, но он таким не был.
   -Так он же и поставил,- нажаловался он.- Сам пляшу, сам гуляю. Дали мне его, на мою голову.
   -А кто дал?- спросил Гусев, но Пирогов и здесь оказался на высоте.
   -Не помню, Сергей Максимыч. Удружил кто-то, а кто, не помню...
   Гусев внимательно посмотрел на него: Иван Александрович сидел, почтительно потупившись, но в верноподданном смирении его чувствовались уверенность в себе и достоинство.
   -Там, Сергей Максимыч, его место другой пока занято,- вставился Сорокин, посчитав момент подходящим.- Его за бруцеллез сняли. А теперь, я понимаю, ящур? Неувязочка...
   Гусев согласился с ним - хотя, как всегда, по-своему:
   -Главное, там умный человек теперь нужен. Кого на его место поставили?
   -Есть такая Анна Романовна. Как доктор средняя очень... Мужа недавно за спекуляцию осудили...
   Гусев, услыхав это, поморщился, подумал, набрал телефонный номер.
   -Егор Иваныч? Опять я. Повадился тебе звонить... Слушай, там, оказывается, не бруцеллез совсем, а другое заболевание. Приедешь, я тебе расскажу - разговор не телефонный... Тоже со скотом связано... Слушай, у тебя кто там главным врачом в районной больнице?.. Анна Романовна? Она, говорят, заменяет Ивана... Как тебя...- Ему подсказали.- Не заменяет, а на его месте сидит? Так ты переставь их снова. Что тебе стоит обратную рокировку сделать - это ж не шахматы?.. Не тянет?.. Ладно, подумаю!..- Он не дослушал, бросил трубку, повторил за Воробьевым:- Не тянет!.. Кто не тянет, неясно... Это я сделаю,- пообещал он Сорокину и спросил, видя, что у того еще что-то на уме:- Что еще?..
   Сорокин решил попытать счастья. Его останавливало одно: неизвестно было, как подействовало на Гусева мумие: он сам ни слова не проронил об этом, а Сорокину было не с руки спрашивать.
   -Сергей Максимыч, надо бы с самого начала все это сельскому хозяйству отдать. Что нам впутываться, с нашими нищими ресурсами и худыми специалистами? Не по Сеньке шапка. Пусть Михал Михалыч этим и ведает: у него силы и влиятельность... Да оно так и есть: это его ведомство. Не из-за людей же весь сыр-бор разгорелся...
   -Это ты за обоих теперь стараешься?..- Гусев язвительно поглядел на него, потом на Потапова.- Хотите все на отсутствующего свалить?
   -Вообще не хочу иметь с этим ничего общего. С этими бойцами в противогазах. Ну что я рядом с ними? Нуль без палочки.
   -Может, ты и нуль: когда захочешь, но пройдоха тот еще - я тебя насквозь вижу!..- и Сорокин, которому показалось сначала, что Гусеву помогло его средство, теперь сильно в этом засомневался.- А с другой стороны - пусть так и будет,- передумал тот, не зная, куда слить злость и найдя наконец удобную воронку.- Говорил я ему: нечего в отпуск летом ездить - уборка на носу: мне вот из-за него приходится всем заниматься - а он мне: что ж я, если на мне сельское хозяйство, никогда летом в отпуск не пойду? Ну и иди! Приедет - в самое пекло попадет. Мы его еще раньше времени вызовем... Что еще?!.- насмешливо спросил он, читая на лице Сорокина немой вопрос и иносказание.- Хочешь знать, как мумие твое подействовало?.. Всю постель перепачкал чернотой твоею! И пижаму с рубашкой тоже! Не отстирает теперь никто!..- и видя, что тот всерьез сдрейфил, заухмылялся и открыл ворот рубахи.- Вот!..- Он показал белую длинную гусиную шею - все приподнялись и заглянули под белье.- Нет ничего!- Шея и в самом деле была девственно чиста и свободна от всего лишнего.- Сошли совсем!- объявил он, будто это была его заслуга и выдумка, а никак не сорокинская, и лицо его в этот момент каким-то особенным образом оскалилось и в нем проглянула странная дурашинка, иногда освещавшая его: тогда из него, как чертик из сюрпризной коробки, высовывалось нечто неуместное, отчасти непристойное и даже потустороннее; но в следующий миг крышка захлопывалась, на лицо вешался замок и черты его приобретали прежнее, заостренное и взыскательное, выражение...
   Так или иначе, но за считанные минуты здесь, в этом кабинете, были решены судьбы Ивана Александровича, Анны Романовны, Воробьева - и Петровского с Тарасовкой в придачу...
   -Ну и как?- спросил Сорокин Потапова, когда они вышли из кабинета.-Помогли тебе мои катышки?
   -Все нормально,- снизошел до ответа тот.- И с ними хорошо и без них неплохо...
   40
   Ирина Сергеевна и Алексей Григорьевич пошли навестить больного Ивана Герасимыча.
   -Ирен!- воззвал он к ней на улице, воспользовавшись удобным случаем.-Когда ты снова меня осчастливишь? Сколько ж можно ждать? Опять впустую время уходит!..
   За два дня, что протекли после его чудесного выздоровления, Алексей не мог добиться от Ирины Сергеевны не только что нового свидания, но и обещанного ею совместного чаепития: если она и не пряталась от него, то искусно его избегала.
   -Ты как одна знакомая моя - из той эпохи, когда я только начинал эти фарсы. Она меня тоже манежила, дрючила, потом говорит: "Ничто не должно переходить в систему". Ты тоже так считаешь?..- Ирина Сергеевна отмолчалась.- Хоть идти с собой позволяешь. За счастье должен почесть, как ты говоришь... Как это ты не боишься? Увидят же?
   -Мы оба в халатах и к больному идем. К этому не придираются.
   -В халатах? Для маскировки?.. Это класс. Сколько ни учись здесь, все мало не покажется. Буду теперь на свидания в белом халате ходить. Чтоб милиция не останавливала.
   -Будет чепуху молоть. У Ивана Герасимыча, смотри, не проболтайся... Пришли уже...- и свернула к деревянному дому, темневшему среди зелени за низким, потерявшим краску забором.