Страница:
– Айвен… – начал он.
– Я был не виноват, – быстро принялся перечислять Айвен, – это не моя работа, ты не можешь меня заставить и если тебе нужно хоть сколько-нибудь моего времени, тебе придется сражаться за него с моей матушкой.
Еслипосмеешь, – он удовлетворенно кивнул, приведя этот решающий довод.
Майлз откинулся на стуле и долго глядел на Айвена. – Ты прав, – сказал он наконец. – Я слишком часто злоупотребял твоей верностью. Извини. Забудь, не бери в голову.
Айвен, застигнутый посреди глотка, в шоке уставился на него, брови его поползли вниз. Наконец он смог сглотнуть. – Что ты хочешь сказать этим
не бери в голову?
– Именно то, что сказал. Нет причины впутывать тебя в эти грязные дела безобразные проблемы, и много причин – не делать этого. – Вряд ли Айвену добавит чести оказаться на сей раз поблизости от него – даже чести того рода, что вспыхивает на мгновение, прежде чем навечно быть погребенной в файлах СБ. Кроме того, с ходу он просто не мог придумать, что бы такое Айвен мог для него сделать.
–
Не нужно?
Забудь? Что с тобой?
– Боюсь, что ничего. Ты мне с этим не поможешь. Хотя за предложение – спасибо, – честно прибавил Майлз.
– Я ничего не предлагал, – подчеркнул Айвен. Он прищурился. – Ты докатился до каких-то дурных замыслов.
– Не докатился. Просто скатываюсь все ниже. – До самого низа – вплоть до уверенности в том, что в ближайшее время ему предстоит несколько самых неприятных недель за всю жизнь. – Спасибо, Айвен. Уверен, ты не заблудишься по дороге к входной двери.
– Ладно… – Айвен запрокинул голову, осушил стакан и поставил его на стол. – Ага, конечно. Позвони мне, если тебе… что-то понадобится.
Айвен кинул раздраженный взгляд через плечо и двинулся прочь. Майлз слышал, как стихало его возмущенное бормотание по мере спуска по ступеням: «Ничего
не нужно. Не
бери в голову. Что, черт возьми, он о себе возомнил…?»
Майлз криво улыбнулся и шлепнулся на стул. Ему предстояла грандиозная задача. И он слишком устал, чтобы шевельнуться.
Катерина…
Ее имя словно струилось сквозь пальцы, и его было так же невозможно удержать, как уносимый ветром дым.
– Я был не виноват, – быстро принялся перечислять Айвен, – это не моя работа, ты не можешь меня заставить и если тебе нужно хоть сколько-нибудь моего времени, тебе придется сражаться за него с моей матушкой.
Еслипосмеешь, – он удовлетворенно кивнул, приведя этот решающий довод.
Майлз откинулся на стуле и долго глядел на Айвена. – Ты прав, – сказал он наконец. – Я слишком часто злоупотребял твоей верностью. Извини. Забудь, не бери в голову.
Айвен, застигнутый посреди глотка, в шоке уставился на него, брови его поползли вниз. Наконец он смог сглотнуть. – Что ты хочешь сказать этим
не бери в голову?
– Именно то, что сказал. Нет причины впутывать тебя в эти грязные дела безобразные проблемы, и много причин – не делать этого. – Вряд ли Айвену добавит чести оказаться на сей раз поблизости от него – даже чести того рода, что вспыхивает на мгновение, прежде чем навечно быть погребенной в файлах СБ. Кроме того, с ходу он просто не мог придумать, что бы такое Айвен мог для него сделать.
–
Не нужно?
Забудь? Что с тобой?
– Боюсь, что ничего. Ты мне с этим не поможешь. Хотя за предложение – спасибо, – честно прибавил Майлз.
– Я ничего не предлагал, – подчеркнул Айвен. Он прищурился. – Ты докатился до каких-то дурных замыслов.
– Не докатился. Просто скатываюсь все ниже. – До самого низа – вплоть до уверенности в том, что в ближайшее время ему предстоит несколько самых неприятных недель за всю жизнь. – Спасибо, Айвен. Уверен, ты не заблудишься по дороге к входной двери.
– Ладно… – Айвен запрокинул голову, осушил стакан и поставил его на стол. – Ага, конечно. Позвони мне, если тебе… что-то понадобится.
Айвен кинул раздраженный взгляд через плечо и двинулся прочь. Майлз слышал, как стихало его возмущенное бормотание по мере спуска по ступеням: «Ничего
не нужно. Не
бери в голову. Что, черт возьми, он о себе возомнил…?»
Майлз криво улыбнулся и шлепнулся на стул. Ему предстояла грандиозная задача. И он слишком устал, чтобы шевельнуться.
Катерина…
Ее имя словно струилось сквозь пальцы, и его было так же невозможно удержать, как уносимый ветром дым.
Глава 13
Солнечным полднем Катерина сидела за столом в тетином садике, пытаясь рассортировать список подобранных по комму разовых работ согласно адресу и жалованию. К ботанике из них ничего и близко не лежало. Ее перо рассеянно сбежало к краю листа, сперва машинально изобразив еще один прелестный вариант масляных жуков, а затем – набросав, как бы переделать тетин сад – чтобы клумбы были бы повыше и ухаживать за ними стало бы полегче. Тетя Фортиц страдала сердечной недостаточностью, хотя и в ранней стадии, что вынуждало ее к спокойной жизни. Но но осенью подойдет тетина очередь на пересадку трансплантата, и с болезнью будет покончено. С другой стороны, тетя скорее всего тут же возьмет себе полную преподавательскую нагрузку. Мини-сад – ящик с растениями одних лишь местных барраярских видов… нет. Катерина решительно вернулась к списку работ.
Тетя Фортиц сновала то в дом, то обратно, и Катерина не подняла глаз, пока тетя не произнесла определенно странным тоном: – Катерина, к тебе пришли.
Катерина скользнула по вошедшим взглядом, и от потрясения у нее перехватило дыхание. Рядом с тетей стоял капитан Саймон Иллиан. Ну, положим, она просидела с ним рядом почти весь ужин, но то в особняке Форкосиганов – а там казалось возможным все. Жутким легендам обычно не свойстенно вырастать и вставать во весь рост посреди бела дня в твоем собственном саду – разве что кто-то проходивший мимо (возможно, Майлз) посеял в траве зубы дракона.
Не то чтобы
росткапитана Иллиана был так уж внушителен. Он был ниже и худощавей, чем она его себе представляла. В видео-новостях он появлялся редко. На нем был скромный штатский костюм, какие предпочитает большинство форов для деловых или дневных визитов. Он застенчиво улыбнулся ей и замахал руками, когда она попыталась встать. – Нет, пожалуйста не надо, госпожа Форсуассон…
– Вы… не присядете? – ухитрилась выдавить Катерина, снова опускаясь на стул.
– Благодарю. – Он выдвинул стул и уселся так акуратно, словно испытывал легкое неудобство. Может быть, сказываются старые раны, как у Майлза? – Я хотел бы спросить, не уделите ли вы мне немного времени для личной беседы? Госпожа Фортиц, кажется, не возражает.
Тетя согласно кивнула. – Катерина, милая, я собиралась уходить на занятия. Хочешь, я ненадолго задержусь?
– Нет, в этом нет необходимости, – тихо произнесла Катерина. – А чем занят Никки?
– Сейчас – играет за моим комм-пультом.
– Замечательно.
Тетя Фортиц кивнула и вернулась в дом.
Иллиан откашлялся и начал, – Мне вовсе не хотелось бы беспокоить вас или занимать ваше время, госпожа Форсуассон. Но я хотел принести вам извинения за то, что тогда вечером поставил вас в затруднительное положение. Я чувствую свою вину и очень боюсь, что я мог… неумышленно причинить вам какой-то вред.
Она с подозрением нахмурилась, потянувшись пальцами к оторочке правого лацкана жакета. – Это Майлз вас прислал?
– А… нет. Я – посол безо всяких верительных грамот. Это мой собственный долг. Не сделай я того дурацкого замечания… я не до конца понимал деликатность ситуации.
Катерина горько вздохнула, согласившись. – Думаю, лишь мы двое из всех присутствовавших в комнате были столь скудно осведомлены.
– Я боялся, что мне сказали, а я забыл, но, похоже, меня просто не было в списке лиц, имевших допуск. Для меня эта ситуация несколько непривычна. – Проблеск беспокойства во взгляде контрастировал с его улыбкой.
– Вы вообще не виноваты в этом, сэр. Кое-кто… слишком зарвался в своих расчетах.
– Гм, – губы Иллиана дрогнули – ему понравилось ее выражение. Он принялся водить пальцем по клетчатому узору на столе. – Кстати, о послах – знаете, я сперва думал, что должен прийти к вам и замолвить за Майлза словечко по романтической линии. Я полагал, это мой долг перед ним – раз уж я подставил ему такую подножку. Но чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что не имею ни малейшего представления, какой из него может выйти муж. Вряд ли я рискну защищать его перед вами. Подчиненным он был ужасным.
Она удивленно подняла брови. – Я думала, его карьера в СБ была успешной.
Иллиан пожал плечами. – Его
операциив СБ неизменно были успешны, и зачастую более успешны, чем я мог предположить в своих самых сумасшедших мечтах. Или в кошмарах… Казалось, для него подчиниться приказу всегда значило
перевыполнитьего. Если бы к нему можно было приделать контролирующий прибор, я бы выбрал реостат. Уменьшить его мощность на пару оборотов… может, тогда мне удалось бы заставить его проработать дольше. – Иллиан окинул задумчивым взглядом сад, но, похоже, перед его мысленным взором стояла сейчас совсем другая картина. – Знаете, как бывает в старых сказках – граф пытается отделаться от неподходящего жениха для своей дочери, дав ему три невыполнимых задания?
– Да…
– Никогда не пытайтесь проделать такое с Майлзом. Просто… не надо.
Она попыталась стереть со своих губ невольную улыбку и не преуспела в этом. Он улыбнулся в ответ, и глаза его словно вспыхнули.
– Я сказал бы, – продолжал он увереннней, – что никогда не считал его непонятливым учеником. Если дать ему второй шанс, ну… он может вас удивить.
–
Приятноудивить? – сухо переспросила она.
В этот раз подавить улыбку не сумел уже он. – Не обязательно. – Он опять выглядел отстраненно, а его усмешка превратилась в задумчивую улыбку. – За эти годы у меня было множество подчиненных, сделавших безупречную карьеру. Знаете, совершенство несовместимо с риском. Майлз был чем угодно, только не совершенством. Командовать им было одновременно привилегией и ужасом; я изумлен и благодарен, что мы оба вышли из этого живыми. В конечном итоге… карьера его закончилась катастрофически. Но пока этого не случилось, он заставлял мир меняться.
Она не сомневалась, что для Иллиана это была не просто фигура речи. Он поймал ее взгляд и чуть развел лежащие на коленях руки, словно извиняясь за то, что когда-то держал в этих руках целые миры.
– Вы считаете его великим человеком? – серьезно спросила его Катерина.
И одно ли это то же: считать и знать? – Таким, как его отец и дед?
– Думаю, он велик… но совсем по-другому, чем отец и дед. Хотя порой я боялся, что он надорвется, стараясь ими стать.
Как ни странно, слова Иллиана напомнили ей отзыв дяди Фортица о Майлзе – там, на Комарре, когда они только познакомились. Если гений думает, что Майлз гений, а великий человек называет его великим… может, ей стоит показать его
действительно хорошемумужу?
Из открытого окна в сад едва доносились голоса – слишком приглушенные, чтобы можно было разобрать слова. Низкое мужское рокотание – и голос Никки. Непохоже, что это комм или головидео. Что, дядя Фортиц уже дома? Катерина считала, что он не вернется до самого ужина.
– Я бы сказал, – продолжал Иллиан, задумчиво что-то рисуя пальцем в воздухе, – что он всегда замечательно умел подбирать себе людей. Подбирать или выращивать сам – я никогда не знал, что же именно. Если он говорил, что такой-то человек подходит для такой-то работы, так оно и оказывалось. Так или иначе. И если он думает, что из вас получится прекрасная леди Форкосиган, он несомненно прав. Хотя, – в его голосе послышались угрюмые нотки, – если вы свяжете с ним свой жребий, могу лично гарантировать: вы никогда не будете знать, что же случится в следующее мгновение. Вообще-то, как и все остальные.
Катерина кивнула, неохотно соглашаясь. – В двадцать лет я выбрала свою будущую жизнь. Но не эту.
С горьким смешком Иллиан ответил. – О, двадцать лет. Боже мой. Да. Когда в двадцать я приносил присягу императору Эзару, то расписал наперед всю мою военную карьеру. Корабельная служба, к тридцати – капитан корабля, к пятидесяти – адмирал, и в шестьдесят – в отставку с выслугой дважды–по–двадцать. Конечно, я принимал в расчет, что могу и погибнуть. Но все было очень четко. Моя жизнь стала расходиться с планом на следующий же день, когда вместо корабля я получил назначение в СБ. И еще раз, когда я обнаружил себя в роли шефа СБ в самый разгар войны, которой я и предвидеть не мог, на службе у ребенка-императора, которого десять лет назад и на свете не было. Моя жизнь была одной длинной цепью сюрпризов. Год назад я и вообразить не мог бы себя нынешнего. Или мечтать о счастье. Конечно, леди Элис… – при упоминании этого имени его лицо смягчилось, он на мгновение замолк, и на его губах заиграла странная улыбка. – Недавно я пришел к выводу, что принципиальное различие между раем и адом – в людях, которые тебя окружают.
Можно ли судить о человеке по его окружению? Может ли она так судить о Майлзе? Айвен забавен и очарователен, леди Элис – утонченна и величественна, Иллиан, несмотря на его зловещее прошлое – удивительно сердечен. Клон-брат Майлза, Марк, при всех его едких остротах – действительно настоящий брат. Карин Куделка – сплошной восторг. Форбреттены, все остальные члены клана Куделок, Дув Галени, Ципис, Матушка Кости, Пим, даже Энрике… Казалось, Майлз собирает вокруг себя умных, ярких, необычайно талантливых друзей так же непроизвольно и естественно, как комета несет за собой сияющий хвост.
Оглядываясь назад, она осознала, как мало завел друзей Тьен. Он презирал своих коллег, пренебрегал своими рассеянными по всему миру родственниками. Она убеждала себя, что он некоммуникабелен или просто слишком занят. После школы Тьен так и не приобрел ни одного настоящего друга. Она разделила его уединение;
совместное одиночество– вот истинный итог их брака.
– Думаю, вы совершенно правы, сэр.
Ее материнский слух царапнул донесшийся из дома громкий, пронзительный голос Никки: «Нет! Нет!». Он о чем-то спорит с дедом? Катерина подняла голову, вслушиваясь, и тревожно нахмурилась.
– М-м… извините, – она коротко улыбнулась Иллиану. – Думаю, мне стоит пойти кое с чем разобраться. Я тут же вернусь…
Иллиан понимающе кивнул и вежливо притворился, что его внимание целиком отвлечено садом.
Катерина зашла на кухню, дав глазам привыкнуть к полумраку после яркого света снаружи, и тихо прошла через столовую в кабинет. В сводчатом проходе она в удивлении остановилась. Голос, который она слышала, принадлежал не ее дяде, а Алексею Формонкрифу.
Никки съежился в углу в большом дядином кресле. Формонкриф навис над ним – лицо взволновано, пальцы хищно напряжены.
– Давай-ка вернемся к повязкам, которые ты увидел на запястьях лорда Форкосигана назавтра после убийства твоего папы, – настоятельно произнесл Формонкриф. – Какого они были вида? Какого размера?
– Не знаю. – Никки затравленно пожал плечами. – Просто повязки.
– Хотя бы что за раны они скрывали?
– Не знаю.
– Ну, глубокие порезы? Или ожоги и волдыри, как от плазмотрона? Ты не помнишь, ты их видел потом?
Никки опять пожал плечами, его лицо застыло. – Не знаю. Рваные и вокруг всей руки, я так думаю. У него там до сих пор красные следы, – голос у Никки перехватило, он был на грани слез.
На лице Формонкрифа промелькнуло выражение интереса. – А я не замечал. Он очень осмотрителен и всегда носит одежду с длинным рукавом, верно? В самое лето, ха. Но на нем были еще какие-нибудь отметины – может, на лице? Синяки, ссадины или, скажем, подбитый глаз?
– Не знаю…
– Ты
уверен?
– Лейтенант Формонкриф! – решительно прервала происходящее Катерина. Формонкриф так резко дернулся, попытавшись выпрямиться, что пошатнулся. Никки поднял взгляд и от облегчения открыл рот. – Что вы
делаете?
– А! Катерина. Госпожа Форсуассон, я пришел к Вам, – он неопределенно обвел рукой заставленный книгами кабинет.
– Тогда почему вы не вышли ко мне в сад?
– Я воспользовался возможностью поговорить с Никки, и очень рад, что мне это удалось.
– Мама, – выдавил Никки из кресла, где он держал оборону, – он сказал, что лорд Форкосиган убил Па!
–
Что?! – Катерина уставилась на Формонкрифа, настолько ошеломленная, что на мгновение у нее перехватило дыхание.
Формонкриф беспомощно развел руками и с убежденностью посмотрел на нее. – Тайны больше нет. Все знают правду.
– Какую правду?
Кто?
– Об этом шепчутся по всему городу, только никто не смеет – или не хочет – ничего предпринять. Кучка трусов и сплетников. Но картина теперь ясна. Двое мужчин ушли в комаррскую пустыню. А вернулся только один и, как выяснилось, с некими весьма странными ранами.
Несчастный случай с респиратором, неужели! Но я сразу понял, что вы и не подозревали грязной игры, пока Форкосиган на своем званом ужине не потерял осторожности и не сделал вам предложения. Неудивительно, что вы убежали в слезах.
Катерина открыла было рот. Ее охватили кошмарные воспоминания.
То, в чем вы его обвиняете, физически невозможно, Алексей; я-то знаю. Это я нашла их там в пустыне – обоих, живого и мертвого. Соображения безопасности волной хлынули в ее сознание. Слишком мало звеньев в очевидной цепочке, связывающей обстоятельства смерти Тьена с теми лицам и предметами, о которых никто упомянуть не смеет.
– Это было совсем не так, – слова прозвучали куда менее убедительно, чем ей хотелось…
– Держу пари, Форкосигана ни разу не допрашивали под суперпентоталом. Я прав?
– Он бывший сотрудник СБ. Сомневаюсь, что это возможно.
– Как удобно. – Формонкриф скорчил ироничную гримасу.
– Под суперпентоталом допросили
меня.
– Вас очистили от подозрения в соучастии, о да! Я был в этом уверен!
–
В каком… соучастии? – слова застряли у нее в горле. В памяти вскипели все стыдные подробности того безжалостного допроса под наркотиком правды, которому она подверглась на Комарре после гибели Тьена. Формонкриф опоздал со своим сенсационным обвинением. СБ проработала этот сценарий, пока тело Тьена еще и остыть не успело. – Да, мне задали все вопросы, какие только может задать добросовестный следователь ближайшему родственнику погибшего загадочной смертью. –
И даже больше. – И что?
–
Загадочнаясмерть – я так и знал: вы уже тогда что-то подозревали! – Он отмахнулся от ее поспешной попытки исправить так неудачно выбранный термин
загадочная смертьна
смерть от несчастного случая. – Поверьте, мне совершенно понятно, что за отвратительная дилемма перед вами стоит. Вы не решаетесь обвинить всесильного Форкосигана, этого лорда-мутантишку, – произнося его имя, Формонкриф сердито сверкнул глазами. – Бог знает, чем он может вам отплатить. Но, Катерина, мои родственники тоже влиятельны! Я пришел предложить вам – и Никки – мое покровительство. Примите мою руку… доверьтесь мне… – он раскинул руки, потянувшись к ней —… и вместе, клянусь вам, мы сможем предать это маленькое чудовище правосудию!
Катерина зашипела, на мгновение лишившись дара речи, и отчаянно принялась оглядываться в поисках хоть какого-то оружия. Единственным подходящим предметом была каминная кочерга, неясно лишь одно: обрушить ее ему на череп или затолкать в задницу…? Никки уже открыто плакал, тоненько и напряженно всхлипывая, а Формонкриф стоял между ними. Она попыталсь его миновать; он по недомыслию сделал попытку заключить ее в любовные объятья.
– Уй-я! – закричал он, когда ее кулачок со всего размаху врезался ему в нос. Сломанная носовая косточка не воткнулась ему в мозг, убив на месте, как это пишут в книгах – о таком она, если честно, и не думала. Но по крайней мере нос его стал распухать и из него закапала кровь. Прежде, чем она успела прицелиться и собрать силы для второй попытки, Формонкриф схватил ее за оба запястья. Ему приходилось держать ее крепко и подальше от себя, а она вырывалась из его хватки.
Ее шипение наконец вылилось в слова, которые она провизжала, чуь не сорвав голос: –
Отпусти меня, ты, законченный кретин!
Он изумленно на нее уставился. Только она собралась с духом и приготовилась выяснить, не сработает ли пресловутый прием «коленом в пах» лучше, чем «прямой в нос», как из дверного проема за ее спиной раздался убийственно холодный голос Иллиана.
– Леди попросила вас отпустить ее, лейтенант. Она не должна повторять дважды. Или… хотя бы раз.
Формонкриф поднял взгляд и распахнул глаза, запоздало узнав бывшего шефа СБ. Руки его мгновенно разжались, пальцы шевелились так, будто пытались стряхнуть какую-то вину. Он беззвучно открывал рот, но лишь с третьей попытки сумел выдавить: – Капитан Иллиан! Сэр! – Он попытался отдать честь, но тут до него дошло, что Иллиан одет в штатское, и поднятая рука Формонкрифа всего лишь осторожно коснулась разбитого, капающего носа. Он изумленно уставился на измазанную кровью руку.
Катерина обогнула его, скользнула к дядиному креслу и, обхватив всхлипывающего Никки, крепко его обняла. Он дрожал. Она уткнулась лицом в его чистые детские волосы, потом кинула свирепый взгляд через плечо.
– Как вы посмели прийти сюда незваным и расспрашивать моего сына без моего разрешения! Как вы посмели приставать к нему и запугивать его! Да как вы посмели!
– Отличный вопрос, лейтенант, – произнес Иллиан. Его взгляд был жестким, холодным и вовсе не добродушным. – Не потрудитесь ли вы удовлетворить наше общее любопытство?
– Видите ли, видите, сэр, я, я…
– Все что
явидел, – сказал Иллиан тем же арктически ледяным тоном, – это что вы без приглашения и предварительного уведомления проникли в дом Имперского Аудитора в отсутствие хозяина и прибегли к физическому насилию в отношении к члена его семьи. – На какое-то мгновение охваченный ужасом Алексей схватился за свой нос, будто пытаясь скрыть улики. – Кто ваш непосредственный начальник, лейтенант Формонкриф?
– Но она меня ударила… – Формонкриф сглотнул, оставил в покое свой нос и с позеленевшим лицом вытянулся по стойке «смирно». – Полковник Ушаков, сэр. Оперативный отдел.
В высшей степени зловещим жестом Иллиан снял с пояса аудиорегистратор и тихо наговорил в него все данные, включая полное имя Алексея, дату, время и место. Затем вернул регистратор в крепление с легким щелчком, оглушительно прозвучавшим в повисшей тишине.
– Генерал Аллегре передаст это сообщение полковнику Ушакову.
Высвободны, лейтенант.
Съежившись, Формонкриф отступил на шаг назад. Последним, тщетным жестом он протянул руку к Катерине с Никки. – Катерина, пожалуйста, позвольте мне помочь вам…
– Вы лжете, – прорычала она, по-прежнему крепко сжимая Никки. – Гнусно лжете. Чтобы ноги вашей здесь больше
никогдане было!
Искреннее, даже обескураженное, замешательство Алексея бесило ее куда больше, чем могли бы бесить его ярость или сопротивление. Он что, не понял сказанного ему человеческим языком? По-прежнему с ошеломленным видом, он вышел в прихожую и закрыл за собой входную дверь. Она стиснула зубы, слушая, как стихает, удаляясь вдоль по улице, эвук его шагов.
Иллиан, по-прежнему прислонясь к дверному косяку и скрестив руки на груди, с любопытством за ней наблюдал.
– Долго вы там стояли? – спросила она его, когда смогла хоть капельку отдышаться.
– Я вошел, когда заговорили о допросе под суперпентоталом. Знаете, все эти ключевые слова – СБ, соучастие… Форкосиган. Извините, что подслушивал. Старые привычки отмирают с трудом. – Он снова улыбался, хотя теплоты в этой улыбке пока недоставало.
– Ладно… спасибо, что избавили меня от него. Военная дисциплина – замечательная штука.
– Да. Интересно, много ему потребуется времени, чтобы понять, что я им не командую: ни им, ни кем-либо еще? Ну, ладно. Так что за гадкий вздор он там нес?
Катерина покачала головой и повернулась к Никки. – Никки, милый, что случилось? Этот человек долго был здесь?
Никки еще шмыгал носом, но больше так жутко не дрожал. – Он зашел в эту дверь сразу, как уехала бабушка Фортиц. И задавал мне всякие вопросы про то, как лорд Форкосиган и дедушка Фортиц жили у нас на Комарре.
Иллиан шагнул поближе, не вынимая рук из карманов. – Ты не помнишь, какие именно?
Никки поморщился. – Много ли лорд Форкосиган оставался с мамой наедине – а мне откуда знать? Если они были наедине – значит, меня там
не было. Что он у нас делал? Ужинал, в основном. Я рассказал ему, как мы ездили на аэрокаре… он все спрашивал меня про респираторы, – он сглотнул и пугливо поглядел на мать, крепко вцепившись ей в руку. – Он сказал, лорд Форкосиган сделал что-то с папиным респиратором! Это
правда, мама?!
– Нет, Никки, – она тоже покрепче стиснула его. – Это невозможно. Это я их нашла и я знаю.
Вещественные доказательства очевидны, но что она может рассказать, не нарушая секретности? Признать тот факт, что лорд Форкосиган был прикован наручниками к перилам и не мог бы ничего сделать с респиратором – в том числе и со своим собственным, – значит немедленно вызвать вопрос, кто его там приковал и почему. А стоит ей сказать Никки, что тот не знает миллион всяких вещей про этот ночной кошмар, и хлынет поток вопросов –
сколько мне еще не рассказали? почему, мама? что, мама? как, мама? почему, почему, почему?…
– Все это выдумали, – горячо проговорила она, – Они все выдумали просто потому, что лорд Форкосиган на приеме попросил меня выйти за него замуж, а я ему отказала.
– Ух ты? – Никки извернулся в кресле и изумленно на нее уставился. – Вот как. Ничего себе! Ты могла бы стать графиней! Столько денег и слуг, – он помедлил. – И ты сказала «нет»? Почему? – он наморщил лоб. – Тогда-то ты и бросила работу? За что ты на него так рассердилась? Что он тебе
лгал? – в его глазах росло сомнение; Катерина почувствовала, как он снова напрягся. Ей захотелось кричать.
– Это не имеет отношения к папе, – сказала она твердо. – Это… То, что тебе сказал Алексей – просто клевета на лорда Форкосигана.
– А что такое
клевета?
– Это когда кто-то распускает о другом человеке ложь и наносит урон его чести. – В Период Изоляции мужчины из-за такого дрались на дуэли двумя мечами. Первый раз в жизни она неожиданно поняла, отчего люди дерутся на дуэли. Сию секунду она готова на убийство, но есть одна проблема – кого именно?
Об этом шепчутся по всему городу…
– Но… – У Никки было напряженное, озадаченное лицо. – Раз лорд Форкосиган был с папой, почему он ему не помог? На Комарре нам в школе рассказывали, как при аварии делиться респиратором…
Она читала по его лицу: сейчас вопросы потянутся один за другим. Никки нужны факты, нужна правда, иначе он не сможет противостоять своему напуганному воображению. Но Государственными Тайнами она не может распоряжаться, как своими.
Там, на Комарре, они с Майлзом договорились: если любопытство Никки вырастет настолько, что Катерина не сможет с ним справиться, то она отведет его к Лорду Аудитору Форкосигану. И тот объяснит мальчику с высоты своей Имперской Власти, что по соображениям безопасности не стоит обсуждать смерть Тьена, пока Никки не станет старше. Она и представить никогда не могла, что дела примут такой оборот и саму Власть обвиняют в убийстве Тьена. Четкого решения вопроса внезапно… не стало. Ее внутренности стянулись в узел.
Тетя Фортиц сновала то в дом, то обратно, и Катерина не подняла глаз, пока тетя не произнесла определенно странным тоном: – Катерина, к тебе пришли.
Катерина скользнула по вошедшим взглядом, и от потрясения у нее перехватило дыхание. Рядом с тетей стоял капитан Саймон Иллиан. Ну, положим, она просидела с ним рядом почти весь ужин, но то в особняке Форкосиганов – а там казалось возможным все. Жутким легендам обычно не свойстенно вырастать и вставать во весь рост посреди бела дня в твоем собственном саду – разве что кто-то проходивший мимо (возможно, Майлз) посеял в траве зубы дракона.
Не то чтобы
росткапитана Иллиана был так уж внушителен. Он был ниже и худощавей, чем она его себе представляла. В видео-новостях он появлялся редко. На нем был скромный штатский костюм, какие предпочитает большинство форов для деловых или дневных визитов. Он застенчиво улыбнулся ей и замахал руками, когда она попыталась встать. – Нет, пожалуйста не надо, госпожа Форсуассон…
– Вы… не присядете? – ухитрилась выдавить Катерина, снова опускаясь на стул.
– Благодарю. – Он выдвинул стул и уселся так акуратно, словно испытывал легкое неудобство. Может быть, сказываются старые раны, как у Майлза? – Я хотел бы спросить, не уделите ли вы мне немного времени для личной беседы? Госпожа Фортиц, кажется, не возражает.
Тетя согласно кивнула. – Катерина, милая, я собиралась уходить на занятия. Хочешь, я ненадолго задержусь?
– Нет, в этом нет необходимости, – тихо произнесла Катерина. – А чем занят Никки?
– Сейчас – играет за моим комм-пультом.
– Замечательно.
Тетя Фортиц кивнула и вернулась в дом.
Иллиан откашлялся и начал, – Мне вовсе не хотелось бы беспокоить вас или занимать ваше время, госпожа Форсуассон. Но я хотел принести вам извинения за то, что тогда вечером поставил вас в затруднительное положение. Я чувствую свою вину и очень боюсь, что я мог… неумышленно причинить вам какой-то вред.
Она с подозрением нахмурилась, потянувшись пальцами к оторочке правого лацкана жакета. – Это Майлз вас прислал?
– А… нет. Я – посол безо всяких верительных грамот. Это мой собственный долг. Не сделай я того дурацкого замечания… я не до конца понимал деликатность ситуации.
Катерина горько вздохнула, согласившись. – Думаю, лишь мы двое из всех присутствовавших в комнате были столь скудно осведомлены.
– Я боялся, что мне сказали, а я забыл, но, похоже, меня просто не было в списке лиц, имевших допуск. Для меня эта ситуация несколько непривычна. – Проблеск беспокойства во взгляде контрастировал с его улыбкой.
– Вы вообще не виноваты в этом, сэр. Кое-кто… слишком зарвался в своих расчетах.
– Гм, – губы Иллиана дрогнули – ему понравилось ее выражение. Он принялся водить пальцем по клетчатому узору на столе. – Кстати, о послах – знаете, я сперва думал, что должен прийти к вам и замолвить за Майлза словечко по романтической линии. Я полагал, это мой долг перед ним – раз уж я подставил ему такую подножку. Но чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что не имею ни малейшего представления, какой из него может выйти муж. Вряд ли я рискну защищать его перед вами. Подчиненным он был ужасным.
Она удивленно подняла брови. – Я думала, его карьера в СБ была успешной.
Иллиан пожал плечами. – Его
операциив СБ неизменно были успешны, и зачастую более успешны, чем я мог предположить в своих самых сумасшедших мечтах. Или в кошмарах… Казалось, для него подчиниться приказу всегда значило
перевыполнитьего. Если бы к нему можно было приделать контролирующий прибор, я бы выбрал реостат. Уменьшить его мощность на пару оборотов… может, тогда мне удалось бы заставить его проработать дольше. – Иллиан окинул задумчивым взглядом сад, но, похоже, перед его мысленным взором стояла сейчас совсем другая картина. – Знаете, как бывает в старых сказках – граф пытается отделаться от неподходящего жениха для своей дочери, дав ему три невыполнимых задания?
– Да…
– Никогда не пытайтесь проделать такое с Майлзом. Просто… не надо.
Она попыталась стереть со своих губ невольную улыбку и не преуспела в этом. Он улыбнулся в ответ, и глаза его словно вспыхнули.
– Я сказал бы, – продолжал он увереннней, – что никогда не считал его непонятливым учеником. Если дать ему второй шанс, ну… он может вас удивить.
–
Приятноудивить? – сухо переспросила она.
В этот раз подавить улыбку не сумел уже он. – Не обязательно. – Он опять выглядел отстраненно, а его усмешка превратилась в задумчивую улыбку. – За эти годы у меня было множество подчиненных, сделавших безупречную карьеру. Знаете, совершенство несовместимо с риском. Майлз был чем угодно, только не совершенством. Командовать им было одновременно привилегией и ужасом; я изумлен и благодарен, что мы оба вышли из этого живыми. В конечном итоге… карьера его закончилась катастрофически. Но пока этого не случилось, он заставлял мир меняться.
Она не сомневалась, что для Иллиана это была не просто фигура речи. Он поймал ее взгляд и чуть развел лежащие на коленях руки, словно извиняясь за то, что когда-то держал в этих руках целые миры.
– Вы считаете его великим человеком? – серьезно спросила его Катерина.
И одно ли это то же: считать и знать? – Таким, как его отец и дед?
– Думаю, он велик… но совсем по-другому, чем отец и дед. Хотя порой я боялся, что он надорвется, стараясь ими стать.
Как ни странно, слова Иллиана напомнили ей отзыв дяди Фортица о Майлзе – там, на Комарре, когда они только познакомились. Если гений думает, что Майлз гений, а великий человек называет его великим… может, ей стоит показать его
действительно хорошемумужу?
Из открытого окна в сад едва доносились голоса – слишком приглушенные, чтобы можно было разобрать слова. Низкое мужское рокотание – и голос Никки. Непохоже, что это комм или головидео. Что, дядя Фортиц уже дома? Катерина считала, что он не вернется до самого ужина.
– Я бы сказал, – продолжал Иллиан, задумчиво что-то рисуя пальцем в воздухе, – что он всегда замечательно умел подбирать себе людей. Подбирать или выращивать сам – я никогда не знал, что же именно. Если он говорил, что такой-то человек подходит для такой-то работы, так оно и оказывалось. Так или иначе. И если он думает, что из вас получится прекрасная леди Форкосиган, он несомненно прав. Хотя, – в его голосе послышались угрюмые нотки, – если вы свяжете с ним свой жребий, могу лично гарантировать: вы никогда не будете знать, что же случится в следующее мгновение. Вообще-то, как и все остальные.
Катерина кивнула, неохотно соглашаясь. – В двадцать лет я выбрала свою будущую жизнь. Но не эту.
С горьким смешком Иллиан ответил. – О, двадцать лет. Боже мой. Да. Когда в двадцать я приносил присягу императору Эзару, то расписал наперед всю мою военную карьеру. Корабельная служба, к тридцати – капитан корабля, к пятидесяти – адмирал, и в шестьдесят – в отставку с выслугой дважды–по–двадцать. Конечно, я принимал в расчет, что могу и погибнуть. Но все было очень четко. Моя жизнь стала расходиться с планом на следующий же день, когда вместо корабля я получил назначение в СБ. И еще раз, когда я обнаружил себя в роли шефа СБ в самый разгар войны, которой я и предвидеть не мог, на службе у ребенка-императора, которого десять лет назад и на свете не было. Моя жизнь была одной длинной цепью сюрпризов. Год назад я и вообразить не мог бы себя нынешнего. Или мечтать о счастье. Конечно, леди Элис… – при упоминании этого имени его лицо смягчилось, он на мгновение замолк, и на его губах заиграла странная улыбка. – Недавно я пришел к выводу, что принципиальное различие между раем и адом – в людях, которые тебя окружают.
Можно ли судить о человеке по его окружению? Может ли она так судить о Майлзе? Айвен забавен и очарователен, леди Элис – утонченна и величественна, Иллиан, несмотря на его зловещее прошлое – удивительно сердечен. Клон-брат Майлза, Марк, при всех его едких остротах – действительно настоящий брат. Карин Куделка – сплошной восторг. Форбреттены, все остальные члены клана Куделок, Дув Галени, Ципис, Матушка Кости, Пим, даже Энрике… Казалось, Майлз собирает вокруг себя умных, ярких, необычайно талантливых друзей так же непроизвольно и естественно, как комета несет за собой сияющий хвост.
Оглядываясь назад, она осознала, как мало завел друзей Тьен. Он презирал своих коллег, пренебрегал своими рассеянными по всему миру родственниками. Она убеждала себя, что он некоммуникабелен или просто слишком занят. После школы Тьен так и не приобрел ни одного настоящего друга. Она разделила его уединение;
совместное одиночество– вот истинный итог их брака.
– Думаю, вы совершенно правы, сэр.
Ее материнский слух царапнул донесшийся из дома громкий, пронзительный голос Никки: «Нет! Нет!». Он о чем-то спорит с дедом? Катерина подняла голову, вслушиваясь, и тревожно нахмурилась.
– М-м… извините, – она коротко улыбнулась Иллиану. – Думаю, мне стоит пойти кое с чем разобраться. Я тут же вернусь…
Иллиан понимающе кивнул и вежливо притворился, что его внимание целиком отвлечено садом.
Катерина зашла на кухню, дав глазам привыкнуть к полумраку после яркого света снаружи, и тихо прошла через столовую в кабинет. В сводчатом проходе она в удивлении остановилась. Голос, который она слышала, принадлежал не ее дяде, а Алексею Формонкрифу.
Никки съежился в углу в большом дядином кресле. Формонкриф навис над ним – лицо взволновано, пальцы хищно напряжены.
– Давай-ка вернемся к повязкам, которые ты увидел на запястьях лорда Форкосигана назавтра после убийства твоего папы, – настоятельно произнесл Формонкриф. – Какого они были вида? Какого размера?
– Не знаю. – Никки затравленно пожал плечами. – Просто повязки.
– Хотя бы что за раны они скрывали?
– Не знаю.
– Ну, глубокие порезы? Или ожоги и волдыри, как от плазмотрона? Ты не помнишь, ты их видел потом?
Никки опять пожал плечами, его лицо застыло. – Не знаю. Рваные и вокруг всей руки, я так думаю. У него там до сих пор красные следы, – голос у Никки перехватило, он был на грани слез.
На лице Формонкрифа промелькнуло выражение интереса. – А я не замечал. Он очень осмотрителен и всегда носит одежду с длинным рукавом, верно? В самое лето, ха. Но на нем были еще какие-нибудь отметины – может, на лице? Синяки, ссадины или, скажем, подбитый глаз?
– Не знаю…
– Ты
уверен?
– Лейтенант Формонкриф! – решительно прервала происходящее Катерина. Формонкриф так резко дернулся, попытавшись выпрямиться, что пошатнулся. Никки поднял взгляд и от облегчения открыл рот. – Что вы
делаете?
– А! Катерина. Госпожа Форсуассон, я пришел к Вам, – он неопределенно обвел рукой заставленный книгами кабинет.
– Тогда почему вы не вышли ко мне в сад?
– Я воспользовался возможностью поговорить с Никки, и очень рад, что мне это удалось.
– Мама, – выдавил Никки из кресла, где он держал оборону, – он сказал, что лорд Форкосиган убил Па!
–
Что?! – Катерина уставилась на Формонкрифа, настолько ошеломленная, что на мгновение у нее перехватило дыхание.
Формонкриф беспомощно развел руками и с убежденностью посмотрел на нее. – Тайны больше нет. Все знают правду.
– Какую правду?
Кто?
– Об этом шепчутся по всему городу, только никто не смеет – или не хочет – ничего предпринять. Кучка трусов и сплетников. Но картина теперь ясна. Двое мужчин ушли в комаррскую пустыню. А вернулся только один и, как выяснилось, с некими весьма странными ранами.
Несчастный случай с респиратором, неужели! Но я сразу понял, что вы и не подозревали грязной игры, пока Форкосиган на своем званом ужине не потерял осторожности и не сделал вам предложения. Неудивительно, что вы убежали в слезах.
Катерина открыла было рот. Ее охватили кошмарные воспоминания.
То, в чем вы его обвиняете, физически невозможно, Алексей; я-то знаю. Это я нашла их там в пустыне – обоих, живого и мертвого. Соображения безопасности волной хлынули в ее сознание. Слишком мало звеньев в очевидной цепочке, связывающей обстоятельства смерти Тьена с теми лицам и предметами, о которых никто упомянуть не смеет.
– Это было совсем не так, – слова прозвучали куда менее убедительно, чем ей хотелось…
– Держу пари, Форкосигана ни разу не допрашивали под суперпентоталом. Я прав?
– Он бывший сотрудник СБ. Сомневаюсь, что это возможно.
– Как удобно. – Формонкриф скорчил ироничную гримасу.
– Под суперпентоталом допросили
меня.
– Вас очистили от подозрения в соучастии, о да! Я был в этом уверен!
–
В каком… соучастии? – слова застряли у нее в горле. В памяти вскипели все стыдные подробности того безжалостного допроса под наркотиком правды, которому она подверглась на Комарре после гибели Тьена. Формонкриф опоздал со своим сенсационным обвинением. СБ проработала этот сценарий, пока тело Тьена еще и остыть не успело. – Да, мне задали все вопросы, какие только может задать добросовестный следователь ближайшему родственнику погибшего загадочной смертью. –
И даже больше. – И что?
–
Загадочнаясмерть – я так и знал: вы уже тогда что-то подозревали! – Он отмахнулся от ее поспешной попытки исправить так неудачно выбранный термин
загадочная смертьна
смерть от несчастного случая. – Поверьте, мне совершенно понятно, что за отвратительная дилемма перед вами стоит. Вы не решаетесь обвинить всесильного Форкосигана, этого лорда-мутантишку, – произнося его имя, Формонкриф сердито сверкнул глазами. – Бог знает, чем он может вам отплатить. Но, Катерина, мои родственники тоже влиятельны! Я пришел предложить вам – и Никки – мое покровительство. Примите мою руку… доверьтесь мне… – он раскинул руки, потянувшись к ней —… и вместе, клянусь вам, мы сможем предать это маленькое чудовище правосудию!
Катерина зашипела, на мгновение лишившись дара речи, и отчаянно принялась оглядываться в поисках хоть какого-то оружия. Единственным подходящим предметом была каминная кочерга, неясно лишь одно: обрушить ее ему на череп или затолкать в задницу…? Никки уже открыто плакал, тоненько и напряженно всхлипывая, а Формонкриф стоял между ними. Она попыталсь его миновать; он по недомыслию сделал попытку заключить ее в любовные объятья.
– Уй-я! – закричал он, когда ее кулачок со всего размаху врезался ему в нос. Сломанная носовая косточка не воткнулась ему в мозг, убив на месте, как это пишут в книгах – о таком она, если честно, и не думала. Но по крайней мере нос его стал распухать и из него закапала кровь. Прежде, чем она успела прицелиться и собрать силы для второй попытки, Формонкриф схватил ее за оба запястья. Ему приходилось держать ее крепко и подальше от себя, а она вырывалась из его хватки.
Ее шипение наконец вылилось в слова, которые она провизжала, чуь не сорвав голос: –
Отпусти меня, ты, законченный кретин!
Он изумленно на нее уставился. Только она собралась с духом и приготовилась выяснить, не сработает ли пресловутый прием «коленом в пах» лучше, чем «прямой в нос», как из дверного проема за ее спиной раздался убийственно холодный голос Иллиана.
– Леди попросила вас отпустить ее, лейтенант. Она не должна повторять дважды. Или… хотя бы раз.
Формонкриф поднял взгляд и распахнул глаза, запоздало узнав бывшего шефа СБ. Руки его мгновенно разжались, пальцы шевелились так, будто пытались стряхнуть какую-то вину. Он беззвучно открывал рот, но лишь с третьей попытки сумел выдавить: – Капитан Иллиан! Сэр! – Он попытался отдать честь, но тут до него дошло, что Иллиан одет в штатское, и поднятая рука Формонкрифа всего лишь осторожно коснулась разбитого, капающего носа. Он изумленно уставился на измазанную кровью руку.
Катерина обогнула его, скользнула к дядиному креслу и, обхватив всхлипывающего Никки, крепко его обняла. Он дрожал. Она уткнулась лицом в его чистые детские волосы, потом кинула свирепый взгляд через плечо.
– Как вы посмели прийти сюда незваным и расспрашивать моего сына без моего разрешения! Как вы посмели приставать к нему и запугивать его! Да как вы посмели!
– Отличный вопрос, лейтенант, – произнес Иллиан. Его взгляд был жестким, холодным и вовсе не добродушным. – Не потрудитесь ли вы удовлетворить наше общее любопытство?
– Видите ли, видите, сэр, я, я…
– Все что
явидел, – сказал Иллиан тем же арктически ледяным тоном, – это что вы без приглашения и предварительного уведомления проникли в дом Имперского Аудитора в отсутствие хозяина и прибегли к физическому насилию в отношении к члена его семьи. – На какое-то мгновение охваченный ужасом Алексей схватился за свой нос, будто пытаясь скрыть улики. – Кто ваш непосредственный начальник, лейтенант Формонкриф?
– Но она меня ударила… – Формонкриф сглотнул, оставил в покое свой нос и с позеленевшим лицом вытянулся по стойке «смирно». – Полковник Ушаков, сэр. Оперативный отдел.
В высшей степени зловещим жестом Иллиан снял с пояса аудиорегистратор и тихо наговорил в него все данные, включая полное имя Алексея, дату, время и место. Затем вернул регистратор в крепление с легким щелчком, оглушительно прозвучавшим в повисшей тишине.
– Генерал Аллегре передаст это сообщение полковнику Ушакову.
Высвободны, лейтенант.
Съежившись, Формонкриф отступил на шаг назад. Последним, тщетным жестом он протянул руку к Катерине с Никки. – Катерина, пожалуйста, позвольте мне помочь вам…
– Вы лжете, – прорычала она, по-прежнему крепко сжимая Никки. – Гнусно лжете. Чтобы ноги вашей здесь больше
никогдане было!
Искреннее, даже обескураженное, замешательство Алексея бесило ее куда больше, чем могли бы бесить его ярость или сопротивление. Он что, не понял сказанного ему человеческим языком? По-прежнему с ошеломленным видом, он вышел в прихожую и закрыл за собой входную дверь. Она стиснула зубы, слушая, как стихает, удаляясь вдоль по улице, эвук его шагов.
Иллиан, по-прежнему прислонясь к дверному косяку и скрестив руки на груди, с любопытством за ней наблюдал.
– Долго вы там стояли? – спросила она его, когда смогла хоть капельку отдышаться.
– Я вошел, когда заговорили о допросе под суперпентоталом. Знаете, все эти ключевые слова – СБ, соучастие… Форкосиган. Извините, что подслушивал. Старые привычки отмирают с трудом. – Он снова улыбался, хотя теплоты в этой улыбке пока недоставало.
– Ладно… спасибо, что избавили меня от него. Военная дисциплина – замечательная штука.
– Да. Интересно, много ему потребуется времени, чтобы понять, что я им не командую: ни им, ни кем-либо еще? Ну, ладно. Так что за гадкий вздор он там нес?
Катерина покачала головой и повернулась к Никки. – Никки, милый, что случилось? Этот человек долго был здесь?
Никки еще шмыгал носом, но больше так жутко не дрожал. – Он зашел в эту дверь сразу, как уехала бабушка Фортиц. И задавал мне всякие вопросы про то, как лорд Форкосиган и дедушка Фортиц жили у нас на Комарре.
Иллиан шагнул поближе, не вынимая рук из карманов. – Ты не помнишь, какие именно?
Никки поморщился. – Много ли лорд Форкосиган оставался с мамой наедине – а мне откуда знать? Если они были наедине – значит, меня там
не было. Что он у нас делал? Ужинал, в основном. Я рассказал ему, как мы ездили на аэрокаре… он все спрашивал меня про респираторы, – он сглотнул и пугливо поглядел на мать, крепко вцепившись ей в руку. – Он сказал, лорд Форкосиган сделал что-то с папиным респиратором! Это
правда, мама?!
– Нет, Никки, – она тоже покрепче стиснула его. – Это невозможно. Это я их нашла и я знаю.
Вещественные доказательства очевидны, но что она может рассказать, не нарушая секретности? Признать тот факт, что лорд Форкосиган был прикован наручниками к перилам и не мог бы ничего сделать с респиратором – в том числе и со своим собственным, – значит немедленно вызвать вопрос, кто его там приковал и почему. А стоит ей сказать Никки, что тот не знает миллион всяких вещей про этот ночной кошмар, и хлынет поток вопросов –
сколько мне еще не рассказали? почему, мама? что, мама? как, мама? почему, почему, почему?…
– Все это выдумали, – горячо проговорила она, – Они все выдумали просто потому, что лорд Форкосиган на приеме попросил меня выйти за него замуж, а я ему отказала.
– Ух ты? – Никки извернулся в кресле и изумленно на нее уставился. – Вот как. Ничего себе! Ты могла бы стать графиней! Столько денег и слуг, – он помедлил. – И ты сказала «нет»? Почему? – он наморщил лоб. – Тогда-то ты и бросила работу? За что ты на него так рассердилась? Что он тебе
лгал? – в его глазах росло сомнение; Катерина почувствовала, как он снова напрягся. Ей захотелось кричать.
– Это не имеет отношения к папе, – сказала она твердо. – Это… То, что тебе сказал Алексей – просто клевета на лорда Форкосигана.
– А что такое
клевета?
– Это когда кто-то распускает о другом человеке ложь и наносит урон его чести. – В Период Изоляции мужчины из-за такого дрались на дуэли двумя мечами. Первый раз в жизни она неожиданно поняла, отчего люди дерутся на дуэли. Сию секунду она готова на убийство, но есть одна проблема – кого именно?
Об этом шепчутся по всему городу…
– Но… – У Никки было напряженное, озадаченное лицо. – Раз лорд Форкосиган был с папой, почему он ему не помог? На Комарре нам в школе рассказывали, как при аварии делиться респиратором…
Она читала по его лицу: сейчас вопросы потянутся один за другим. Никки нужны факты, нужна правда, иначе он не сможет противостоять своему напуганному воображению. Но Государственными Тайнами она не может распоряжаться, как своими.
Там, на Комарре, они с Майлзом договорились: если любопытство Никки вырастет настолько, что Катерина не сможет с ним справиться, то она отведет его к Лорду Аудитору Форкосигану. И тот объяснит мальчику с высоты своей Имперской Власти, что по соображениям безопасности не стоит обсуждать смерть Тьена, пока Никки не станет старше. Она и представить никогда не могла, что дела примут такой оборот и саму Власть обвиняют в убийстве Тьена. Четкого решения вопроса внезапно… не стало. Ее внутренности стянулись в узел.