Страница:
Чуть в сторонке стоит Марко Ламбразони и, как-то нехорошо прищурившись, смотрит на журналистскую спину. Снайпер хренов… Увидев, что я смотрю на него, итальянец пожал плечами и ушел.
– Так что это, Мозес? – повторил свой вопрос Костя.
– Танки это, Таманский. Танки.
– Ух ты… – Журналист забрался повыше, вытянул шею, – Какие?
– Не увидишь ты ни черта. Только сверзишься…
– Ну ты же увидел…
– У меня зрение скорректированное. Мне как командиру положено.
– Ого, так ты у нас кибер? Коррекция зрения – это процентов на сорок тянет…
– Это по меркам мирного времени. Здесь другие мерки, другие порядки. По контракту мне восстановят зрение в прежнем качестве после увольнения… Если, конечно, живой вернусь.
– Понятно, – кивнул Таманский. – Так что там едет?
– Танки, – опять повторил я и начал спуск.
– Так я понял, что танки… Они разные бывают. Чьи? – спросил сверху журналист.
– А для тебя есть разница, на чьи гусеницы тебе кишки намотает?
– Ну… – Журналист спускался следом за мной. – Ну, может, и наматывать не будут. Может, это ангольские… А?
Я спрыгнул на землю, стараясь унять холодок, прокатывающийся по спине.
– Именно, что ангольские…
– А проблема в чем? – Таманский явно не совсем врубился в тему.
– В том, что останавливаться они не будут. Больше того, у них почти наверняка имеется приказ нас уничтожить.
– Нас?
– Ну не меня конкретно, хотя я бы этому уже не удивился, а скопление людей, имеющееся в данном секторе. Они в боевом построении идут…
– А если ты им все объяснишь?
– Как? – Я развел руками. – У меня нет средств связи, я не знаю их частот, я не знаю нынешних паролей на связь… Если я выскочу перед ними и начну руками размахивать, то они просто переедут через мою черную задницу, делов-то…
– Погоди, а как же ты собирался, не зная паролей… Тебя же первый патруль расстреляет. Свой.
Мы с Таманским шли по направлению к главному лагерю. Впереди маячил Мбуту Зоджи.
– Да никак, – пожал я плечами. – По правилам, я должен сдаться в плен первому же ангольскому патрулю, назвав тот пароль, который мне известен. Далее осуществляется проверка. Сличение идентификационных чипов… Короче, налаженная процедура опознания. Но это с людьми. Да и то не со всеми. А тут танки. Почти наверняка киберы.
– Киберы? – Таманский обеспокоенно посмотрел в сторону пыльного облака, застилающего почти полнеба.
– Скорее всего… Их не так жалко. Комиссар Мбуту был уже совсем рядом.
– Бред какой-то, – задумчиво пробормотал журналист. – Танки против пехоты пускать… Пожгут ведь.
– Кто? – спросил я. – Эти чернокожие орлы с берданками? Тут ни укреплений, ни черта нет. Противотанковых средств раз-два и обчелся. Киберы подойдут на расстояние прямого выстрела, сделают пару залпов, смешают все с землей, а потом начнут давить уцелевших. Ну сожжем мы два-три танка. Это не решает… Ничего не решает.
– Вот это влипли… – сказал Таманский, и мне послышался восторг в его словах. Он схватил меня за руку. – Что я могу сделать?
– Поступаете в распоряжение Абе. Он парень сообразительный, – ответил я и направился к комиссару Мбуту Зоджи, который смотрел на меня вопрошающе.
– Танки? – спросил Мбуту, вытирая черный лоб ладонью.
– Танки, комиссар… Сколько людей у вас тут? Всего.
– Семьдесят пять, комиссар Мозес. У нас есть шесть хорошо замаскированных орудий, а также несколько противотанковых ракет. И гранаты. Много гранат. Я, к сожалению, считаю только до ста.
– Не так плохо, – задумчиво сказал я, глядя на заходящее солнце, – Как скоро тут стемнеет? Я имею в виду, как скоро тут наступит настоящая темнота?
– Через полтора часа будет темно, – четко ответил комиссар.
Я отошел на несколько шагов и осмотрел окрестности.
– Скажите, комиссар… – Мбуту мялся, словно мальчишка… – Сколько там танков?
– Больше, чем вы сможете сосчитать, дорогой комиссар. Больше.
Комиссар Мбуту Зоджи вытянулся в струнку и произнес, чеканя слова так, как не всякие войска чеканят шаг на параде:
– Мы готовы умереть за Великую Африканскую Революцию. Все как один. Ведите нас в бой, комиссар Мозес…
И ушел, не дожидаясь ответа.
Вот тебе и раз… И даже два. Какая каша серьезная получилась, черт возьми.
Ко мне подошел Ламбразони:
– Генерал, там такое дело… Эти орлы собираются пушки выкатывать.
– Пушки?
– Угу. Только глупость это. Пожгут в первые же минуты. Там всего шесть орудий, два, мне кажется, не совсем в порядке.
– А ты откуда знаешь?
Итальянец усмехнулся:
– А я, мой генерал, не только снайпер. Я вообще специалист… по разным видам вооружений. – Он нагнулся, откинул волосы с затылка. – Видите?
И я увидел.
Разъемы, контактные группы… Все очень аккуратно вделано в человеческую плоть, закрыто, спрятано. Универсальный чип, что-то типа огромной военной энциклопедии. Страшно дорогая штука.
– Контракт? – спросил я.
– Личная. Люблю это дело… – ответил Марко, и мне осталось только гадать, как человек, сумевший достать столько денег на новомодную операцию, оказался в африканской мясорубке. – Так вот, там две пушечки не в себе. Два выстрела сделают, и ага.
– Починить можно?
– Можно, только время нужно.
– Будет у тебя время. Иди занимайся… И пришли ко мне Абе и Мбуту.
Итальянец козырнул и уже было направился исполнять приказ, как вдруг остановился и спросил:
– А позиции как же, мой генерал?
– Не твоя забота…
Он только пожал плечами.
Через некоторое время ко мне подошли Абе, возбужденный Таманский и Мбуту Зоджи, сменивший свой парадный костюм на робу цвета хаки.
Таманский напевал в голос какую-то песню, состоявшую, казалось, из одной-двух строчек:
– Марш, марш левой. Марш, марш правой. Я не видел картины дурней, чем шар цвета хаки. Марш, марш левой…
– Что это? – спросил я его.
– Это, мой ге… комиссар, старая милитаристская песня. Говорят, что во времена военных конфликтов на юге наши солдаты шли с этой песней на врага! – бодро отвечал журналист.
Кажется, он был пьян. Ну ничего… С похмелья помирать веселее, само собой получается.
– Замечательно. Абе, прикомандируй господина журналиста к команде из человек так двадцати. Выдай всем лопаты, инструменты, что угодно. Пусть копают окопы. Вон там. – И я указал на вершину холма. – Глубоко копают. Когда устанут, подготовь смену, но так, чтобы процесс был беспрерывным. Ясно?
– Так точно! – воскликнул журналист и побежал шатающейся рысью.
За ним поспешил Абе.
– Сколько у нас еще таких? – спросил я у Мбуту.
– Нисколько, комиссар. Все трезвы. Дело в том… – Он замялся. – Ваш денщик и журналист… э-э-э… обнаружили… ну… такой рецепт быстрой перегонки сока определенных деревьев. И его…
– Продегустировали? – спросил я, видя, что комиссар ищет слова. – Попробовали на себе?
– Так точно. Они все выпили, комиссар. – В голосе Мбуту звучала некоторая обида.
– Хорошо… Приняли огонь на себя. Оба, значит… Ну хорошо. – От Абе я этого, честно сказать, не ожидал. – Итак, комиссар, организуйте еще команду, которая втащит орудия на эту высоту. Вы расположили их чрезвычайно неудачно. И разведите их в стороны, чтобы они могли вести огонь с двух точек. Приблизительно вот так…
Я что-то чертил в пыли. Комиссар Мбуту увлеченно следил за движениями прутика в угасающих лучах солнца. Он согласно кивал, сопел и произносил односложные звуки, а потом, когда я объяснил ему все, что мог, сказал:
– Но мы же не успеем.
– Успеем. Через час стемнеет. Киберы не полезут в бой ночью.
– Почему?
– Дело в том, мой любезный комиссар, что они руководствуются довольно примитивной программой… Они давно не люди. И киберами их называют только по инерции.
Это роботы. С биологическими наполнителями. Дешевая сборка с использованием государственных преступников…
Только знают об этом немногие. – И, глядя на вытянувшееся лицо комиссара, я добавил глупое: – Вот так… Вы слышите?
– Что?
– Тишину.
Мбуту поднял лицо вверх, подставляя его кровавому свету огромного солнца. Прислушался… И сквозь крик, звон и стук, который производили солдаты Великой Африканской Революции, он услышал, как неизменный, давящий, но ставший уже почти привычным гул танковых моторов прекратился. Страшный рой гусеничных пчел успокоился, не доехав до зоны боевых действий несколько десятков метров. Пчелы были готовы для завтрашнего броска.
В наступившей тишине Мбуту спросил тихо:
– Как могут семьдесят пять человек противостоять такому числу танков?
– Могут… Когда-то давно, очень-очень давно, неполных три десятка человек выжгли почти равное количество таких же железных тварей. И танки не прошли…
Комиссар уважительно посмотрел на меня и спросил серьезно:
– Они были черные?
– Нет, Мбуту, они были белые. Спросите у Таманского, когда протрезвеет.
Он покачал головой, прицокнул языком. На нас медленно опускалась темнота. Где-то за чахлым лесом ждала гусеничная смерть. До завтра…
– Зажигайте факелы! – закричал Мбуту. – Зажигайте! Копайте! Быстро!!!
Умолкший было звон инструментов возобновился с новой силой.
Я смотрел на все это мельтешение сверху и думал, что главное не это. Не в том странность, что ангольские танки забрались так далеко, рискуя напороться на малавийский разъезд, не в том, что на группку повстанцев кинули такие силы… Странно было то, что танки спокойно встали на ночлег. Выставили боевое охранение. Осветили все вокруг себя прожекторами… Словно не боялись, что мы снимемся с места и уйдем в темноте далеко-далеко… Знают, что не уйдем. Знают. Кто-то внимательный, чей взгляд я ощущаю все это время, смотрит на нас. Откуда?
Я плюнул себе под ноги и направился туда, где пьяный голос Таманского горланил:
– В ко-о-о-омнате с бе-елым потолко-о-ом… С пра-а-а-авом на…
Злые, грязные, с красными от бессонницы и красной пыли глазами, мы встретили это утро. А утро встретило нас ревом моторов.
Лесок перед нашими позициями затрясся, взлетели птицы, трещали падающие под напором железа деревья… Сверху из наших свежевыкопанных окопов все было отлично видно.
В момент, когда первые танки вырвались из леса, вся наша «армия» разом затаила дыхание…
Перед железной стеной мчалась на четырех ногах корявая фигурка. Моталась на свернутой шее высунувшая язык голова. Несся, спасая то, что осталось от жизни, кибер Карунга. Изо всех своих искусственных сил, сжигая источники питания, раздирая тронутые разложением мышцы…
Его зацепило гусеницей… Его перекосило… Подмяло…
Он что-то крикнул или мне показалось? Что он мог крикнуть, этот живой труп? Просто это был звук смерти неживой жизни…
Каламбур, господин генерал!
Я поднял руку вверх. Все замерли.
Конечно, этот жуткий самогон, который они здесь пьют, в другой ситуации я бы обошел за километр, но сейчас он пришелся как нельзя кстати. В самом деле, если ты знаешь, что пора сыграть в ящик, лучше сделать это в дупель пьяным. Хотя помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела… Была, кажется, когда-то такая песня. Что-то меня потянуло на древние песнопения… Хотя новых-то нет. Нет музыки. Нет песенной культуры…
Черные братья дружно рыли окопы, прекрасно понимая, что надо закапываться в землю. Поодаль спешно маскировали зеленью одно из безоткатных орудий. Маловат калибр, вот что плохо…
Чудеса храбрости и героизма я проявлять не собирался. Пусть уж отдувается Мбопа со своими чудовищами и колдовскими штучками. Интересно, смогут его подопечные танк сожрать? Или это проявляется случайно, вне зависимости от желания? Если так, то плохи наши дела.
Съест упырь меня совсем… Пушкина вспомнил, поди ж ты, со школы не вспоминал…
Я безбожно отлынивал от земляной работы и даже ухитрился задремать. И проснулся лишь оттого, что кто-то из бойцов потащил меня за ноги в окоп, возбужденно лопоча на своем языке.
Танки были уже тут как тут.
Они шли, ломая и раздирая зеленые заросли, лязгая траками, ворочая приплюснутыми короткоствольными башнями.
Слева плюнула огнем безоткатка, один из танков завертелся на месте, теряя блестящую ленту гусеницы, ему в бок въехал другой, отшвырнул в сторону. А они не церемонятся…
Вразнобой ударили остальные безоткатки, взвыл миномет. Еще два танка закрутились посреди прущей на нас массы, в воздух взметнулись ошметки земли и травы. Затарахтел пулемет, явно зря…
Безоткатка, которой командовал Ламбразони, подбила еще один танк. Потом еще один – он буквально расплескался огромным огненным фонтаном, видимо, попали в жизненно важное место. Любопытно, как они там, в танках, себя чувствуют, воюя против своих? Хотя тому же Ламбразони с его военным компьютером в башке что свои, что чужие – одна малина.
Я снял свой автомат с предохранителя и лежал, наблюдая за ходом боя, потому что соваться пока не имело смысла. В стенке окопа, в специально выкопанном углублении, лежали рядком противотанковые гранаты. Это на потом.
Какой-то герой из волонтеров Мбуту Зоджи выскочил прямо перед танком с одноразовым ракетометом и влепил ему в лоб огненную плюху. Боец тут же упал, вдоль и поперек простроченный очередями, но танк встал. Странно, почему они до сих пор не стреляют из башенных орудий? Или для потехи хотят раскатать нас гусеницами?
Словно отвечая на мой вопрос, выстрелили сразу три танка. Один из снарядов попал в холм метрах в двадцати от меня, взметнулись земля и какие-то черные клочья, кажется, там был окопчик…
Танки остановились и открыли огонь. Ревущий шквал превратил деревню и наши нехитрые укрепления в руины. Я мельком успел подумать о том, что в деревеньке оставалось много детей и женщин, но от этих грустных мыслей меня отвлек очередной залп, едва не накрывший мой окоп.
Выковыривая из ушей землю, я потряс головой. Приятный звон, никаких звуков извне… На холм вползал танк из передовой линии. Я схватил гранату, выдернул чеку и вяло, совсем не по-геройски швырнул ее под пятнистое танковое брюхо. Танк полз дальше как ни в чем не бывало, потом приподнялся и грузно осел. Из-под него пыхнуло ярким дымом.
Все.
Больше ничего.
Второй танк обходил холм справа, и я пополз туда, прихватив две гранаты. Хмель быстро улетучивался, было дико ползти вот так в полной тишине, нарушаемой лишь хрустальным перезвоном. Наверное, это контузия.
К танку я не успел и очередной подвиг не совершил – черные братцы выкатили орудие и врезали по махине прямой наводкой. Зря я грешил на малый калибр – башню отнесло метров на десять. Интересно, почему из подбитых машин никто не вылезает? Или они попросту роботы? Или эти чертовы киберы-водители встроены в свои металлические повозки так, что не могут вылезти в случае повреждения?
Открывать люк и смотреть, кто или что там сидит за рычагами, я не собирался. Тем более что вблизи еще раз рвануло и я неожиданно опять приобрел способность слышать. Ничего приятного мне это не дало: грохот, рев двигателей, вопли разбегавшихся из-под гусениц бойцов Революции – танки уже прорвали нашу нехитрую линию обороны и вовсю хозяйничали в деревне.
Из дыма выскочил Ламбразони, окровавленный, неся на одном плече хилое черное тело, а на другом – крупнокалиберный пулемет, сорванный со станин.
– Держи! – рявкнул он и бросил мне на руки свою живую – или уже не живую? – ношу.
Девушка. Короткие волосы по-европейски раскрашены в желтые и алые шахматные клетки, местные так не ходят. Эта еще откуда? Вроде не видел… Лет двадцати пяти, симпатичная, если бы не этот уродливый шрам на самой линии волос… Черт, так это ж пересаженные волосы! Скальп с нее снимали, что ли?
– Тащи ее! – Ламбразони выпалил от живота куда-то в дымную суету, и мы побежали.
Я несся за ним, перепрыгивая через трупы и обломки, огибая подбитые танки, несся, не зная, куда бегу и зачем. Голова девушки безжизненно моталась, но я успел подумать, что вижу только два пулевых ранения в области ключицы, так что она, возможно, еще поживет.
Сквозь дым ударило солнце, через секунду мы выбежали на утрамбованную площадку на северной окраине деревеньки. Трое чернокожих поспешно разворачивали выкаченную на руках пушку навстречу приближавшимся танкам. Ничего это им не даст: остановят одну, ну две машины, а остальные… Хотя это даст лишних сто метров форы уходящим в джунгли товарищам…
Где же Мбопа?
Где Абе?
Где комиссар Мбуту Зоджи?
Где-то вдалеке палила еще одна безоткатка. Значит, там ребята тоже держатся, но битву мы, безусловно, проиграли. Теперь надо делать ноги.
Я встряхнул девушку, она что-то пробормотала – не по-русски ли?! – но в сознание не пришла. Пристроив поудобнее автомат, я вскинул тело девушки на плечо. Ламбразони тем временем давал на ходу какие-то указания артиллеристам, похлопал по плечу их старшего и махнул мне рукой: мол, бежим!
И я снова рванул за ним. Рванул, удирая от надвигающегося железного грохота, от тупых стальных коробок с мясной начинкой, думая только об одном: выжить.
И девушка эта еще… Бросить ее, что ли? Нет, шутка. Не брошу, конечно. Не такая уж я сволочь. По крайней мере, пока не буду уверен, что ее не спасти.
Вертится в голове все время: девушка с пересаженными волосами… Скальп… Кто-то мне про такое рассказывал. Кто-то из героев истории с НЕРвами. Артем или Мартин… Твою мать!
Я едва не угодил в свежую воронку.
Меньше надо думать о ерунде, оборвал я себя. Вот очухается, тогда и спрошу. Хотя таких совпадений не бывает.
И в ту же секунду я убедился, что бывают и странные совпадения, и вещи вовсе уж нереальные. Потому что из-за стены леса взмыл огромный «циклоп», истребитель танков С-223, и выпустил веер самонаводящихся «сликов». «Слик» – страшная вещь, от которой танку практически нет спасения. Я видел испытания «сликов», как раз вот с такого «циклопа», только в российских ВВС…
Я остановился. «Слики» прошли высоко над головой с характерным пищащим звуком, а «циклоп» снизился и выбросил змейку лестницы На борту золотом сияли знаки ВВС Южно-Африканской империи. Эти что еще здесь делают и какого черта лезут воевать с Анголой?
Ламбразони рассуждал примерно так, потому что припал на колено и направил вверх ствол своего пулемета. Против «пиклопа» эта трещотка, конечно, не оружие, но он продемонстрировал наше недоверие. Вертолет снизился еще метра на два, и из дверного проема показался лейтенант Эймс Индуна. Он махал рукой и кричал что-то неслышное за шумом винтов и грохотом близкого боя.
– Что за дерьмо?!
Мбопа развернул меня лицом к себе, рванув за плечо.
– Вертолет, – глупо сказал я.
Мбопа сверкнул белками, и я увидел, что он невредим. Боги хранили его. Что ж, посмотрим, как повернутся дела дальше.
– Что за тип? Чего им здесь нужно?
– Это лейтенант Эймс… Индуна. По-моему, они собираются нас спасать.
– За каким чертом?
– Я не знаю… Не знаю! – заорал я. – Я знаю, что нас вот-вот превратят в мясные лепешки, вот что я знаю! И я доверяю этому человеку, а вы можете оставаться здесь вместе со спятившей военной энциклопедией и дикарями-повстанцами! И эту девушку я забираю с собой!
Мбопа кивнул и побежал к итальянцу. Я больше не был ему нужен.
Не теряя времени даром, я поспешил к лестнице. Взбираться по ней с нелегкой ношей на плече оказалось трудно, но я сумел, я влез и вот уже, запаленно дыша, упал на холодный металлический пол. Кто-то осторожно забрал у меня тело раненой, а знакомый голос произнес:
– Ну е-мое… Живой.
Я перевернулся на спину, увидел над собой лицо Федора и потерял сознание.
Обычно без сознания принято валяться с минуту минимум, но меня быстренько облили водой, и я опять открыл глаза.
– Пивка? – спросил Федор, протягивая мне откупоренную бутылку «Капсгада». Из горлышка выпирал белоснежный пенный бугорок.
Я молча выхватил у него бутылку и высосал ее, давясь и рыгая. Вертолет шел высоко над джунглями, и сквозь открытую дверь я увидел далекое дымное марево.
– Спасибо, – выдохнул я, бросив бутылку вниз. Нашел в себе силы переползти с пола на мягкое кресло, вытянул ноги и спросил: – Как вы меня нашли?
– Да не вас, – улыбнулся Индуна. Он похудел, осунулся, потерял где-то свой обруч, но начальственной жилки не утратил. – Я прицепил на толстяка маячок, зная, что он от вас на шаг не отойдет… Угадал.
– Отошел, – покачал я головой и поведал ему краткую историю Карунги. Индуна недоверчиво хмыкнул:
– Ай да Нуйома! Ай да штабисты!
– Но вы все-таки попали в точку, потому что эта падаль топала за нами до самой деревни. А как вы хотели найти меня в этой суматохе?
– Не знаю, – признался Индуна. – Но вы сами выскочили прямо на вертолет. Вам везет.
– А Мбопа?
– Насколько я понимаю, он не захотел последовать за вами. Что ж, его дело. Я не охотник за головами, пусть он там разбирается сам. Кстати, это ведь ангольские танки. Что такое?
– Потом, потом… – отмахнулся я. – У меня еще куча вопросов. Как ты выжил? Индуна хитро прищурился:
– Секрет. Скажем так: то, что убило моих ребят, со мной не справилось по ряду причин… э-э… по ряду неких причин.
– А ты, лысая голова? – Я повернулся к Федору.
– А я просто не полез в вертолет. Только вы ушли, приплыл какой-то хрен на лодочке, я у него лодочку и реквизировал, – хихикнул Федор. – Догнал, ан уже поздно было… Там мужики какие-то ехали, подкинули на грузовике… Малавийцы вроде… А потом прихожу: все мертвые лежат, ужас! И лейтенант из кустов – прыг!
– Про вертолет я уже понял, – сказал я. – Гидроэлектростанция?
– Именно. Мы ж за вами все время шли, только с отрывом. И вертолет у них позаимствовали… Эх, накрутили!!!
– Что дальше-то? – спросил я.
– Дальше? Честное слово, не знаю, – развел руками Индуна. – Для начала давайте посмотрим, что с девушкой.
А с девушкой было все нормально. Она открыла глаза и посмотрела нас со смешанным чувством удивления и испуга.
– Привет! – сказал я, – Поскольку я твой спаситель, скажи уж, как тебя зовут.
– Меня зовут Вуду, – сказала она.
Все это промелькнуло перед моими глазами фактически в один миг. Огонь, четверо повстанцев, пылающий слепой танк, прущий поперек всего мира, и другие, догорающие после залпа «сликами».
Здоровенный «циклоп» все еще болтался над землей, тяжело раскачиваясь серебристым брюхом… В его чреве только что исчез журналист, втолкнув внутрь бездыханное тело какой-то девчонки. В моей голове некстати мелькнула глупая мысль насчет того, что наш Таманский не промах, надыбал где-то подругу. Герой.
Тьфу ты. При чем тут?.. Действительно молодец, девчонку вытащил из дерьма. В принципе и я могу… Туда… В прочное, надежное брюхо «циклопа», под охрану вертолетных винтов, далеко-далеко. «Цок-цок-цок, мой ослик, в Вифлеем бегом…» – пронеслось в голове. Откуда? Растягивая минуты, я сделал шаг назад. Лестница болталась в нескольких метрах от меня. Лестница на небо…
Я отвернулся и побежал. С-223 взвыл турбинами и начал медленный подъем. Меня догнал Абе, сунул в руки что-то тяжелое, кажется гранату, и побежал рядом. Позади нас уцелевшие танки переваливали через вершину холма. Перевалили, съехали на два метра вниз. Остановились. Опять ударили пулеметные очереди, опять земля вспучилась взрывами, но в целом нас уже отпустили. Противник беспорядочно отступил, позиции заняты. Программа-минимум выполнена. Чего еще ждать от киберов, если не было команды на тотальное уничтожение?
Над головой тихо шуршали листья. Обычный лес, не тот лес-мутант, где нашел покой несчастный Чиконе, а просто лес. Не страшный. Конечно, если заткнуть уши и не слышать, как хрипит Мбуту Зоджи, пока полевой хирург вычищает ему полость выбитого осколком глаза. Комиссар чудом остался жив и, даже раненный, командовал, не чувствуя боли, пока не упал возле разбитой пушки. Его вынесли из боя на руках. Теперь вколотые наркотики только немного ослабляли страшную боль, а сознания Мбуту не терял. Только хрипел, вцепившись в жерди носилок окровавленными руками.
Стонут раненые. Молчат живые, неотличимые от мертвых. Обычный лес. Если заткнуть уши и смотреть вверх, на зеленый потолок ветвей.
– Что там, Аб? – спросил я у подошедшего денщика.
– Из всего состава остались невредимыми семнадцать человек, включая нас с вами. Есть раненые.
– Сколько?
– Семеро. Двое очень тяжело, и лекарь говорит, что до ночи они не дотянут.
– А остальные?
– Остальные с той или иной степенью вероятности будут жить.
– Что с комиссаром? – Краем уха я услышал, что хрипы прекратились.
– Так что это, Мозес? – повторил свой вопрос Костя.
– Танки это, Таманский. Танки.
– Ух ты… – Журналист забрался повыше, вытянул шею, – Какие?
– Не увидишь ты ни черта. Только сверзишься…
– Ну ты же увидел…
– У меня зрение скорректированное. Мне как командиру положено.
– Ого, так ты у нас кибер? Коррекция зрения – это процентов на сорок тянет…
– Это по меркам мирного времени. Здесь другие мерки, другие порядки. По контракту мне восстановят зрение в прежнем качестве после увольнения… Если, конечно, живой вернусь.
– Понятно, – кивнул Таманский. – Так что там едет?
– Танки, – опять повторил я и начал спуск.
– Так я понял, что танки… Они разные бывают. Чьи? – спросил сверху журналист.
– А для тебя есть разница, на чьи гусеницы тебе кишки намотает?
– Ну… – Журналист спускался следом за мной. – Ну, может, и наматывать не будут. Может, это ангольские… А?
Я спрыгнул на землю, стараясь унять холодок, прокатывающийся по спине.
– Именно, что ангольские…
– А проблема в чем? – Таманский явно не совсем врубился в тему.
– В том, что останавливаться они не будут. Больше того, у них почти наверняка имеется приказ нас уничтожить.
– Нас?
– Ну не меня конкретно, хотя я бы этому уже не удивился, а скопление людей, имеющееся в данном секторе. Они в боевом построении идут…
– А если ты им все объяснишь?
– Как? – Я развел руками. – У меня нет средств связи, я не знаю их частот, я не знаю нынешних паролей на связь… Если я выскочу перед ними и начну руками размахивать, то они просто переедут через мою черную задницу, делов-то…
– Погоди, а как же ты собирался, не зная паролей… Тебя же первый патруль расстреляет. Свой.
Мы с Таманским шли по направлению к главному лагерю. Впереди маячил Мбуту Зоджи.
– Да никак, – пожал я плечами. – По правилам, я должен сдаться в плен первому же ангольскому патрулю, назвав тот пароль, который мне известен. Далее осуществляется проверка. Сличение идентификационных чипов… Короче, налаженная процедура опознания. Но это с людьми. Да и то не со всеми. А тут танки. Почти наверняка киберы.
– Киберы? – Таманский обеспокоенно посмотрел в сторону пыльного облака, застилающего почти полнеба.
– Скорее всего… Их не так жалко. Комиссар Мбуту был уже совсем рядом.
– Бред какой-то, – задумчиво пробормотал журналист. – Танки против пехоты пускать… Пожгут ведь.
– Кто? – спросил я. – Эти чернокожие орлы с берданками? Тут ни укреплений, ни черта нет. Противотанковых средств раз-два и обчелся. Киберы подойдут на расстояние прямого выстрела, сделают пару залпов, смешают все с землей, а потом начнут давить уцелевших. Ну сожжем мы два-три танка. Это не решает… Ничего не решает.
– Вот это влипли… – сказал Таманский, и мне послышался восторг в его словах. Он схватил меня за руку. – Что я могу сделать?
– Поступаете в распоряжение Абе. Он парень сообразительный, – ответил я и направился к комиссару Мбуту Зоджи, который смотрел на меня вопрошающе.
– Танки? – спросил Мбуту, вытирая черный лоб ладонью.
– Танки, комиссар… Сколько людей у вас тут? Всего.
– Семьдесят пять, комиссар Мозес. У нас есть шесть хорошо замаскированных орудий, а также несколько противотанковых ракет. И гранаты. Много гранат. Я, к сожалению, считаю только до ста.
– Не так плохо, – задумчиво сказал я, глядя на заходящее солнце, – Как скоро тут стемнеет? Я имею в виду, как скоро тут наступит настоящая темнота?
– Через полтора часа будет темно, – четко ответил комиссар.
Я отошел на несколько шагов и осмотрел окрестности.
– Скажите, комиссар… – Мбуту мялся, словно мальчишка… – Сколько там танков?
– Больше, чем вы сможете сосчитать, дорогой комиссар. Больше.
Комиссар Мбуту Зоджи вытянулся в струнку и произнес, чеканя слова так, как не всякие войска чеканят шаг на параде:
– Мы готовы умереть за Великую Африканскую Революцию. Все как один. Ведите нас в бой, комиссар Мозес…
И ушел, не дожидаясь ответа.
Вот тебе и раз… И даже два. Какая каша серьезная получилась, черт возьми.
Ко мне подошел Ламбразони:
– Генерал, там такое дело… Эти орлы собираются пушки выкатывать.
– Пушки?
– Угу. Только глупость это. Пожгут в первые же минуты. Там всего шесть орудий, два, мне кажется, не совсем в порядке.
– А ты откуда знаешь?
Итальянец усмехнулся:
– А я, мой генерал, не только снайпер. Я вообще специалист… по разным видам вооружений. – Он нагнулся, откинул волосы с затылка. – Видите?
И я увидел.
Разъемы, контактные группы… Все очень аккуратно вделано в человеческую плоть, закрыто, спрятано. Универсальный чип, что-то типа огромной военной энциклопедии. Страшно дорогая штука.
– Контракт? – спросил я.
– Личная. Люблю это дело… – ответил Марко, и мне осталось только гадать, как человек, сумевший достать столько денег на новомодную операцию, оказался в африканской мясорубке. – Так вот, там две пушечки не в себе. Два выстрела сделают, и ага.
– Починить можно?
– Можно, только время нужно.
– Будет у тебя время. Иди занимайся… И пришли ко мне Абе и Мбуту.
Итальянец козырнул и уже было направился исполнять приказ, как вдруг остановился и спросил:
– А позиции как же, мой генерал?
– Не твоя забота…
Он только пожал плечами.
Через некоторое время ко мне подошли Абе, возбужденный Таманский и Мбуту Зоджи, сменивший свой парадный костюм на робу цвета хаки.
Таманский напевал в голос какую-то песню, состоявшую, казалось, из одной-двух строчек:
– Марш, марш левой. Марш, марш правой. Я не видел картины дурней, чем шар цвета хаки. Марш, марш левой…
– Что это? – спросил я его.
– Это, мой ге… комиссар, старая милитаристская песня. Говорят, что во времена военных конфликтов на юге наши солдаты шли с этой песней на врага! – бодро отвечал журналист.
Кажется, он был пьян. Ну ничего… С похмелья помирать веселее, само собой получается.
– Замечательно. Абе, прикомандируй господина журналиста к команде из человек так двадцати. Выдай всем лопаты, инструменты, что угодно. Пусть копают окопы. Вон там. – И я указал на вершину холма. – Глубоко копают. Когда устанут, подготовь смену, но так, чтобы процесс был беспрерывным. Ясно?
– Так точно! – воскликнул журналист и побежал шатающейся рысью.
За ним поспешил Абе.
– Сколько у нас еще таких? – спросил я у Мбуту.
– Нисколько, комиссар. Все трезвы. Дело в том… – Он замялся. – Ваш денщик и журналист… э-э-э… обнаружили… ну… такой рецепт быстрой перегонки сока определенных деревьев. И его…
– Продегустировали? – спросил я, видя, что комиссар ищет слова. – Попробовали на себе?
– Так точно. Они все выпили, комиссар. – В голосе Мбуту звучала некоторая обида.
– Хорошо… Приняли огонь на себя. Оба, значит… Ну хорошо. – От Абе я этого, честно сказать, не ожидал. – Итак, комиссар, организуйте еще команду, которая втащит орудия на эту высоту. Вы расположили их чрезвычайно неудачно. И разведите их в стороны, чтобы они могли вести огонь с двух точек. Приблизительно вот так…
Я что-то чертил в пыли. Комиссар Мбуту увлеченно следил за движениями прутика в угасающих лучах солнца. Он согласно кивал, сопел и произносил односложные звуки, а потом, когда я объяснил ему все, что мог, сказал:
– Но мы же не успеем.
– Успеем. Через час стемнеет. Киберы не полезут в бой ночью.
– Почему?
– Дело в том, мой любезный комиссар, что они руководствуются довольно примитивной программой… Они давно не люди. И киберами их называют только по инерции.
Это роботы. С биологическими наполнителями. Дешевая сборка с использованием государственных преступников…
Только знают об этом немногие. – И, глядя на вытянувшееся лицо комиссара, я добавил глупое: – Вот так… Вы слышите?
– Что?
– Тишину.
Мбуту поднял лицо вверх, подставляя его кровавому свету огромного солнца. Прислушался… И сквозь крик, звон и стук, который производили солдаты Великой Африканской Революции, он услышал, как неизменный, давящий, но ставший уже почти привычным гул танковых моторов прекратился. Страшный рой гусеничных пчел успокоился, не доехав до зоны боевых действий несколько десятков метров. Пчелы были готовы для завтрашнего броска.
В наступившей тишине Мбуту спросил тихо:
– Как могут семьдесят пять человек противостоять такому числу танков?
– Могут… Когда-то давно, очень-очень давно, неполных три десятка человек выжгли почти равное количество таких же железных тварей. И танки не прошли…
Комиссар уважительно посмотрел на меня и спросил серьезно:
– Они были черные?
– Нет, Мбуту, они были белые. Спросите у Таманского, когда протрезвеет.
Он покачал головой, прицокнул языком. На нас медленно опускалась темнота. Где-то за чахлым лесом ждала гусеничная смерть. До завтра…
– Зажигайте факелы! – закричал Мбуту. – Зажигайте! Копайте! Быстро!!!
Умолкший было звон инструментов возобновился с новой силой.
Я смотрел на все это мельтешение сверху и думал, что главное не это. Не в том странность, что ангольские танки забрались так далеко, рискуя напороться на малавийский разъезд, не в том, что на группку повстанцев кинули такие силы… Странно было то, что танки спокойно встали на ночлег. Выставили боевое охранение. Осветили все вокруг себя прожекторами… Словно не боялись, что мы снимемся с места и уйдем в темноте далеко-далеко… Знают, что не уйдем. Знают. Кто-то внимательный, чей взгляд я ощущаю все это время, смотрит на нас. Откуда?
Я плюнул себе под ноги и направился туда, где пьяный голос Таманского горланил:
– В ко-о-о-омнате с бе-елым потолко-о-ом… С пра-а-а-авом на…
Злые, грязные, с красными от бессонницы и красной пыли глазами, мы встретили это утро. А утро встретило нас ревом моторов.
Лесок перед нашими позициями затрясся, взлетели птицы, трещали падающие под напором железа деревья… Сверху из наших свежевыкопанных окопов все было отлично видно.
В момент, когда первые танки вырвались из леса, вся наша «армия» разом затаила дыхание…
Перед железной стеной мчалась на четырех ногах корявая фигурка. Моталась на свернутой шее высунувшая язык голова. Несся, спасая то, что осталось от жизни, кибер Карунга. Изо всех своих искусственных сил, сжигая источники питания, раздирая тронутые разложением мышцы…
Его зацепило гусеницей… Его перекосило… Подмяло…
Он что-то крикнул или мне показалось? Что он мог крикнуть, этот живой труп? Просто это был звук смерти неживой жизни…
Каламбур, господин генерал!
Я поднял руку вверх. Все замерли.
25. КОНСТАНТИН ТАМАНСКИЙ
Лейтенант Национальной армии Мозамбика
В том, что я напился, не было ничего странного.Конечно, этот жуткий самогон, который они здесь пьют, в другой ситуации я бы обошел за километр, но сейчас он пришелся как нельзя кстати. В самом деле, если ты знаешь, что пора сыграть в ящик, лучше сделать это в дупель пьяным. Хотя помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела… Была, кажется, когда-то такая песня. Что-то меня потянуло на древние песнопения… Хотя новых-то нет. Нет музыки. Нет песенной культуры…
Черные братья дружно рыли окопы, прекрасно понимая, что надо закапываться в землю. Поодаль спешно маскировали зеленью одно из безоткатных орудий. Маловат калибр, вот что плохо…
Чудеса храбрости и героизма я проявлять не собирался. Пусть уж отдувается Мбопа со своими чудовищами и колдовскими штучками. Интересно, смогут его подопечные танк сожрать? Или это проявляется случайно, вне зависимости от желания? Если так, то плохи наши дела.
Съест упырь меня совсем… Пушкина вспомнил, поди ж ты, со школы не вспоминал…
Я безбожно отлынивал от земляной работы и даже ухитрился задремать. И проснулся лишь оттого, что кто-то из бойцов потащил меня за ноги в окоп, возбужденно лопоча на своем языке.
Танки были уже тут как тут.
Они шли, ломая и раздирая зеленые заросли, лязгая траками, ворочая приплюснутыми короткоствольными башнями.
Слева плюнула огнем безоткатка, один из танков завертелся на месте, теряя блестящую ленту гусеницы, ему в бок въехал другой, отшвырнул в сторону. А они не церемонятся…
Вразнобой ударили остальные безоткатки, взвыл миномет. Еще два танка закрутились посреди прущей на нас массы, в воздух взметнулись ошметки земли и травы. Затарахтел пулемет, явно зря…
Безоткатка, которой командовал Ламбразони, подбила еще один танк. Потом еще один – он буквально расплескался огромным огненным фонтаном, видимо, попали в жизненно важное место. Любопытно, как они там, в танках, себя чувствуют, воюя против своих? Хотя тому же Ламбразони с его военным компьютером в башке что свои, что чужие – одна малина.
Я снял свой автомат с предохранителя и лежал, наблюдая за ходом боя, потому что соваться пока не имело смысла. В стенке окопа, в специально выкопанном углублении, лежали рядком противотанковые гранаты. Это на потом.
Какой-то герой из волонтеров Мбуту Зоджи выскочил прямо перед танком с одноразовым ракетометом и влепил ему в лоб огненную плюху. Боец тут же упал, вдоль и поперек простроченный очередями, но танк встал. Странно, почему они до сих пор не стреляют из башенных орудий? Или для потехи хотят раскатать нас гусеницами?
Словно отвечая на мой вопрос, выстрелили сразу три танка. Один из снарядов попал в холм метрах в двадцати от меня, взметнулись земля и какие-то черные клочья, кажется, там был окопчик…
Танки остановились и открыли огонь. Ревущий шквал превратил деревню и наши нехитрые укрепления в руины. Я мельком успел подумать о том, что в деревеньке оставалось много детей и женщин, но от этих грустных мыслей меня отвлек очередной залп, едва не накрывший мой окоп.
Выковыривая из ушей землю, я потряс головой. Приятный звон, никаких звуков извне… На холм вползал танк из передовой линии. Я схватил гранату, выдернул чеку и вяло, совсем не по-геройски швырнул ее под пятнистое танковое брюхо. Танк полз дальше как ни в чем не бывало, потом приподнялся и грузно осел. Из-под него пыхнуло ярким дымом.
Все.
Больше ничего.
Второй танк обходил холм справа, и я пополз туда, прихватив две гранаты. Хмель быстро улетучивался, было дико ползти вот так в полной тишине, нарушаемой лишь хрустальным перезвоном. Наверное, это контузия.
К танку я не успел и очередной подвиг не совершил – черные братцы выкатили орудие и врезали по махине прямой наводкой. Зря я грешил на малый калибр – башню отнесло метров на десять. Интересно, почему из подбитых машин никто не вылезает? Или они попросту роботы? Или эти чертовы киберы-водители встроены в свои металлические повозки так, что не могут вылезти в случае повреждения?
Открывать люк и смотреть, кто или что там сидит за рычагами, я не собирался. Тем более что вблизи еще раз рвануло и я неожиданно опять приобрел способность слышать. Ничего приятного мне это не дало: грохот, рев двигателей, вопли разбегавшихся из-под гусениц бойцов Революции – танки уже прорвали нашу нехитрую линию обороны и вовсю хозяйничали в деревне.
Из дыма выскочил Ламбразони, окровавленный, неся на одном плече хилое черное тело, а на другом – крупнокалиберный пулемет, сорванный со станин.
– Держи! – рявкнул он и бросил мне на руки свою живую – или уже не живую? – ношу.
Девушка. Короткие волосы по-европейски раскрашены в желтые и алые шахматные клетки, местные так не ходят. Эта еще откуда? Вроде не видел… Лет двадцати пяти, симпатичная, если бы не этот уродливый шрам на самой линии волос… Черт, так это ж пересаженные волосы! Скальп с нее снимали, что ли?
– Тащи ее! – Ламбразони выпалил от живота куда-то в дымную суету, и мы побежали.
Я несся за ним, перепрыгивая через трупы и обломки, огибая подбитые танки, несся, не зная, куда бегу и зачем. Голова девушки безжизненно моталась, но я успел подумать, что вижу только два пулевых ранения в области ключицы, так что она, возможно, еще поживет.
Сквозь дым ударило солнце, через секунду мы выбежали на утрамбованную площадку на северной окраине деревеньки. Трое чернокожих поспешно разворачивали выкаченную на руках пушку навстречу приближавшимся танкам. Ничего это им не даст: остановят одну, ну две машины, а остальные… Хотя это даст лишних сто метров форы уходящим в джунгли товарищам…
Где же Мбопа?
Где Абе?
Где комиссар Мбуту Зоджи?
Где-то вдалеке палила еще одна безоткатка. Значит, там ребята тоже держатся, но битву мы, безусловно, проиграли. Теперь надо делать ноги.
Я встряхнул девушку, она что-то пробормотала – не по-русски ли?! – но в сознание не пришла. Пристроив поудобнее автомат, я вскинул тело девушки на плечо. Ламбразони тем временем давал на ходу какие-то указания артиллеристам, похлопал по плечу их старшего и махнул мне рукой: мол, бежим!
И я снова рванул за ним. Рванул, удирая от надвигающегося железного грохота, от тупых стальных коробок с мясной начинкой, думая только об одном: выжить.
И девушка эта еще… Бросить ее, что ли? Нет, шутка. Не брошу, конечно. Не такая уж я сволочь. По крайней мере, пока не буду уверен, что ее не спасти.
Вертится в голове все время: девушка с пересаженными волосами… Скальп… Кто-то мне про такое рассказывал. Кто-то из героев истории с НЕРвами. Артем или Мартин… Твою мать!
Я едва не угодил в свежую воронку.
Меньше надо думать о ерунде, оборвал я себя. Вот очухается, тогда и спрошу. Хотя таких совпадений не бывает.
И в ту же секунду я убедился, что бывают и странные совпадения, и вещи вовсе уж нереальные. Потому что из-за стены леса взмыл огромный «циклоп», истребитель танков С-223, и выпустил веер самонаводящихся «сликов». «Слик» – страшная вещь, от которой танку практически нет спасения. Я видел испытания «сликов», как раз вот с такого «циклопа», только в российских ВВС…
Я остановился. «Слики» прошли высоко над головой с характерным пищащим звуком, а «циклоп» снизился и выбросил змейку лестницы На борту золотом сияли знаки ВВС Южно-Африканской империи. Эти что еще здесь делают и какого черта лезут воевать с Анголой?
Ламбразони рассуждал примерно так, потому что припал на колено и направил вверх ствол своего пулемета. Против «пиклопа» эта трещотка, конечно, не оружие, но он продемонстрировал наше недоверие. Вертолет снизился еще метра на два, и из дверного проема показался лейтенант Эймс Индуна. Он махал рукой и кричал что-то неслышное за шумом винтов и грохотом близкого боя.
– Что за дерьмо?!
Мбопа развернул меня лицом к себе, рванув за плечо.
– Вертолет, – глупо сказал я.
Мбопа сверкнул белками, и я увидел, что он невредим. Боги хранили его. Что ж, посмотрим, как повернутся дела дальше.
– Что за тип? Чего им здесь нужно?
– Это лейтенант Эймс… Индуна. По-моему, они собираются нас спасать.
– За каким чертом?
– Я не знаю… Не знаю! – заорал я. – Я знаю, что нас вот-вот превратят в мясные лепешки, вот что я знаю! И я доверяю этому человеку, а вы можете оставаться здесь вместе со спятившей военной энциклопедией и дикарями-повстанцами! И эту девушку я забираю с собой!
Мбопа кивнул и побежал к итальянцу. Я больше не был ему нужен.
Не теряя времени даром, я поспешил к лестнице. Взбираться по ней с нелегкой ношей на плече оказалось трудно, но я сумел, я влез и вот уже, запаленно дыша, упал на холодный металлический пол. Кто-то осторожно забрал у меня тело раненой, а знакомый голос произнес:
– Ну е-мое… Живой.
Я перевернулся на спину, увидел над собой лицо Федора и потерял сознание.
Обычно без сознания принято валяться с минуту минимум, но меня быстренько облили водой, и я опять открыл глаза.
– Пивка? – спросил Федор, протягивая мне откупоренную бутылку «Капсгада». Из горлышка выпирал белоснежный пенный бугорок.
Я молча выхватил у него бутылку и высосал ее, давясь и рыгая. Вертолет шел высоко над джунглями, и сквозь открытую дверь я увидел далекое дымное марево.
– Спасибо, – выдохнул я, бросив бутылку вниз. Нашел в себе силы переползти с пола на мягкое кресло, вытянул ноги и спросил: – Как вы меня нашли?
– Да не вас, – улыбнулся Индуна. Он похудел, осунулся, потерял где-то свой обруч, но начальственной жилки не утратил. – Я прицепил на толстяка маячок, зная, что он от вас на шаг не отойдет… Угадал.
– Отошел, – покачал я головой и поведал ему краткую историю Карунги. Индуна недоверчиво хмыкнул:
– Ай да Нуйома! Ай да штабисты!
– Но вы все-таки попали в точку, потому что эта падаль топала за нами до самой деревни. А как вы хотели найти меня в этой суматохе?
– Не знаю, – признался Индуна. – Но вы сами выскочили прямо на вертолет. Вам везет.
– А Мбопа?
– Насколько я понимаю, он не захотел последовать за вами. Что ж, его дело. Я не охотник за головами, пусть он там разбирается сам. Кстати, это ведь ангольские танки. Что такое?
– Потом, потом… – отмахнулся я. – У меня еще куча вопросов. Как ты выжил? Индуна хитро прищурился:
– Секрет. Скажем так: то, что убило моих ребят, со мной не справилось по ряду причин… э-э… по ряду неких причин.
– А ты, лысая голова? – Я повернулся к Федору.
– А я просто не полез в вертолет. Только вы ушли, приплыл какой-то хрен на лодочке, я у него лодочку и реквизировал, – хихикнул Федор. – Догнал, ан уже поздно было… Там мужики какие-то ехали, подкинули на грузовике… Малавийцы вроде… А потом прихожу: все мертвые лежат, ужас! И лейтенант из кустов – прыг!
– Про вертолет я уже понял, – сказал я. – Гидроэлектростанция?
– Именно. Мы ж за вами все время шли, только с отрывом. И вертолет у них позаимствовали… Эх, накрутили!!!
– Что дальше-то? – спросил я.
– Дальше? Честное слово, не знаю, – развел руками Индуна. – Для начала давайте посмотрим, что с девушкой.
А с девушкой было все нормально. Она открыла глаза и посмотрела нас со смешанным чувством удивления и испуга.
– Привет! – сказал я, – Поскольку я твой спаситель, скажи уж, как тебя зовут.
– Меня зовут Вуду, – сказала она.
26. МОЗЕС МБОПА
Бывший лидер группировки «Независимые черные»
Когда журналист вскочил в С-223, я, честное слово, едва не ринулся за ним. Позади захлебывалась единственная живая пушка, а стальные монстры перли и перли. Последняя уцелевшая безоткатка фактически находилась уже в тылу врага, стреляя в борта прямой наводкой. Четыре закопченных и от этого еще более черных дьявола носились вокруг орудия. Я еще увидел, как полыхающая туша подбитого танка навалилась на них сбоку, раздался скрежет сминаемого металла, и пошла дальше, слепо давя гусеницами землю, людей… Прямо, прямо, пока непреодолимой преградой перед ней не встал другой танк, тоже мертвый, уткнувшийся стволом в землю.Все это промелькнуло перед моими глазами фактически в один миг. Огонь, четверо повстанцев, пылающий слепой танк, прущий поперек всего мира, и другие, догорающие после залпа «сликами».
Здоровенный «циклоп» все еще болтался над землей, тяжело раскачиваясь серебристым брюхом… В его чреве только что исчез журналист, втолкнув внутрь бездыханное тело какой-то девчонки. В моей голове некстати мелькнула глупая мысль насчет того, что наш Таманский не промах, надыбал где-то подругу. Герой.
Тьфу ты. При чем тут?.. Действительно молодец, девчонку вытащил из дерьма. В принципе и я могу… Туда… В прочное, надежное брюхо «циклопа», под охрану вертолетных винтов, далеко-далеко. «Цок-цок-цок, мой ослик, в Вифлеем бегом…» – пронеслось в голове. Откуда? Растягивая минуты, я сделал шаг назад. Лестница болталась в нескольких метрах от меня. Лестница на небо…
Я отвернулся и побежал. С-223 взвыл турбинами и начал медленный подъем. Меня догнал Абе, сунул в руки что-то тяжелое, кажется гранату, и побежал рядом. Позади нас уцелевшие танки переваливали через вершину холма. Перевалили, съехали на два метра вниз. Остановились. Опять ударили пулеметные очереди, опять земля вспучилась взрывами, но в целом нас уже отпустили. Противник беспорядочно отступил, позиции заняты. Программа-минимум выполнена. Чего еще ждать от киберов, если не было команды на тотальное уничтожение?
Над головой тихо шуршали листья. Обычный лес, не тот лес-мутант, где нашел покой несчастный Чиконе, а просто лес. Не страшный. Конечно, если заткнуть уши и не слышать, как хрипит Мбуту Зоджи, пока полевой хирург вычищает ему полость выбитого осколком глаза. Комиссар чудом остался жив и, даже раненный, командовал, не чувствуя боли, пока не упал возле разбитой пушки. Его вынесли из боя на руках. Теперь вколотые наркотики только немного ослабляли страшную боль, а сознания Мбуту не терял. Только хрипел, вцепившись в жерди носилок окровавленными руками.
Стонут раненые. Молчат живые, неотличимые от мертвых. Обычный лес. Если заткнуть уши и смотреть вверх, на зеленый потолок ветвей.
– Что там, Аб? – спросил я у подошедшего денщика.
– Из всего состава остались невредимыми семнадцать человек, включая нас с вами. Есть раненые.
– Сколько?
– Семеро. Двое очень тяжело, и лекарь говорит, что до ночи они не дотянут.
– А остальные?
– Остальные с той или иной степенью вероятности будут жить.
– Что с комиссаром? – Краем уха я услышал, что хрипы прекратились.