Страница:
Проспал я три с лишним часа и проснулся над Ливией. Внизу проползал сияющий огнями Триполи. Майоры спали, а Войт тревожно смотрел в иллюминатор.
– Нас не собьют? – спросил он, увидев, что я уже бодрствую.
– Вроде не должны. Существует соглашение о транспортных самолетах из Европы… Впрочем, ливийцы ни с кем не воюют.
– При их нефти и уровне жизни еще и воевать…
– Не волнуйтесь, и до них доберутся, – заверил я. Покопавшись в выданном мне пакетике с сухим пайком, я обнаружил там обезвоженную ветчину и какие-то крекеры, а также сырный крем в тюбике. Из питья полагался баллончик пепси.
– Выпить не захватили? – справился я у Войта. Тот с сожалением покачан головой.
– Зря. И я забыл. Может, наши спутники озаботились? Я осторожно толкнул майора, того, что с орденом. Он тут же открыл глаза.
– У вас не найдется выпивки? – спросил я по-английски.
Майор осклабился и извлек из кармана куртки плоскую алюминиевую флягу, отвинтил колпачок, протянул мне.
Я осторожно понюхал.
– Русская водка, – одобрительно сказал майор.
Я отхлебнул – и впрямь она.
После прохождения фляжки по кругу (второй майор тоже проснулся) мы познакомились. Того, что с орденом, звали Боффин, другого – Нкелеле.
– Как дела на фронте? – осведомился я.
– Нормально, – сказал Нкелеле. – Позиционная война. Уже три месяца ничего серьезного.
– Отвоюю до конца года, плюну на все и перееду в Экваториальную Африку, – размечтался Боффин. – Выслуга позволяет, в отставке буду приличные деньги получать… Займусь разведением птицы, жена давно мечтает.
– А где ваша жена сейчас? – спросил Войт.
– В Сомали, там спокойно. Работает в местном отделении авиалиний «Зулу». Я ее навещаю каждый раз, когда лечу в Европу, вот только в этот раз не успел. – Боффин с сожалением вздохнул.
Я отхлебнул водки, захрустел крекером с сырным кремом и поинтересовался:
– Я вот тут хочу себе ординарца завести… Можно кого-нибудь из ваших? Приглянулся мне один.
– Нет проблем, – сказал Нкелеле. – Заплатите в аэропорту приемщику – не думаю, что он запросит много, – и солдат ваш. Только оформите потом бумаги в комендатуре, чтобы его патрули не задерживали. Уедете – от вас его открепят и отправят на фронт.
– Спасибо, – улыбнулся я, подивившись, как все оказалось легко.
На военной части аэродрома в Мапуту я нашел приемщика, толстенького коричневого капитана с планкой «Очаму» на груди.
– Господин капитан, я – военный корреспондент, мне нужен помощник и телохранитель, – без обиняков начал я.
Лоснящийся от пота капитан обмахнулся мятым блокнотом и спросил:
– Из сегодняшних?
– Да, я с ними летел. Номер 703.
– Не повезло. Столько и заплатите.
Это был, видимо, нехитрый способ развлечения капитана. Притом весьма относительный, то есть если бы я взял номер первый, разумеется, одним рандом или иеной не отделался бы… Я без лишних слов отсчитал ему требуемую сумму наличными. Капитан сунул деньги в карман формы, подозван долговязого сержанта и велел привести семьсот третьего из Москвы.
Федор притащил свой вещмешок.
– Форму получите в комендатуре, когда оформите документы, – сказал капитан. – Оружие нужно?
– Не помешало бы.
– Там попросите и оружие. Может быть, придется немного заплатить. Военным корреспондентам ношение оружия не положено, хотя и не запрещено. Вы же как бы нейтральные…
В комендатуре нас приветствовал подполковник, вид которого умилил меня донельзя. Это был представитель некоего малорослого племени, жутко толстый (по сравнению с ним капитан с аэродрома выглядел балериной), облаченный в парадную форму. Все аксельбанты и эполеты горели под солнцем, и сидящий на балконе подполковник напоминал рождественскую елку, виденную мною в Ставангере три года назад.
Завидев нас, он оживился и отставил в сторону большую пластиковую бутыль с пивом. Бутыль была запотевшей, в охладителе среди глыбок льда плавали еще несколько таких же. У меня мгновенно пересохло во рту, Федор тоже облизал потрескавшиеся губы.
– Русский журналист? – восторженно спросил подполковник, протягивая руку. Она неожиданно оказалась сухой и прохладной. – Пива?
Я бы не отказался, но он кивнул на откупоренную бутылку. Поскольку стаканов вокруг не наблюдалось, а толстые губы подполковника блестели от слюны, я отказался. Федор поступил проще: взял бутыль, демонстративно вытер горлышко о рукав формы и выдул оставшуюся в посудине треть.
По счастью, подполковник – табличка на груди именовала его как Нгоно – этого не видел. Он резво заполнял какие-то бланки, задавая мне самые неожиданные вопросы, типа «Пользуетесь ли противозачаточными таблетками?» Наконец он выжидающе посмотрел на меня, я вручил ему банкноту, а он мне – маленькое удостоверение для меня и карточку для Федора.
– Нам бы еще оружие, – сказал я робко. – Ваш ординарец может получить прямо сейчас в оружейной комнате. А вы… – Подполковник замялся, хитро глядя на меня одним глазом. По его правому аксельбанту полз жирный красный жук в черную точечку.
– Сколько?
– Смотря за что, – пожал плечами Нгоно.
– Пистолет. Но хороший.
– Сущая мелочь.
Через пять минут мы покинули комендатуру, отяжеленные мощным индийским пистолетом «Джаггернаут» (я) и тяжеленной автоматической винтовкой М-03 (Федор). Он также ташил выданные боеприпасы и сухой паек, который, оказывается, тоже нам полагался. Вообще встречали нас пока что очень радушно, а мелкие поборы я отнес к области африканских традиций.
Нгоно посоветовал нам поселиться в «Танганьике», в самом центре Мапуту. Идти было недалеко, хотя в принципе можно было подкатить и на такси. Откуда-то из-за угла вывернулся Войт с ошалевшими глазами.
– А вот теряться нехорошо, – наставительно сказал ему я.
Он обрадовался и подбежал к нам.
– А я ищу комендатуру…
– Потом найдете. Мы, кстати, оттуда. Пойдемте устроимся в гостиницу, нас вряд ли сразу бросят на фронт.
– Я вообще не очень-то стремлюсь на фронт, – ответил Войт, с уважением косясь на мой пистолет.
Город жил своей военно-гражданской жизнью.
Мимо прополз испытанный военный труженик Т-72, за ним на проволочном тросе волочилось по дороге изодранное черное тело. Сквозь пыльно-кровавую корку белели ребра.
Это мог быть кто угодно: дезертир, мародер, обчищавший карманы павших соратников, командир или боец одного из вражеских соединений, крестьянин, отказавшийся подарить военным последнюю козу… Я не взялся бы даже определить, мужчина это или женщина.
Войт сделал глотательное движение и икнул.
– Тошнит? – спросил я. – Бывает. Не смотрите на такие вещи, вы их здесь увидите очень много.
– Я был на фронте в Индонезии, – возмущенно сказал он. – Видел и не такое… Это, по-моему, чертовы сандвичи.
– Кстати, с едой тут поаккуратнее. Прививки и таблетки – это хорошо, но в Африке водится много такого, от чего наши примочки не помогают или помогают ограниченно. К тому же после применения боевых мутагенов появилась чертова куча неизученных штаммов. Схватите синюю амебу, например, и превратитесь в аквариум для маленьких слизистых тварей, которые вас постепенно сожрут изнутри. К антибиотикам нечувствительны.
Войт перекрестился.
– А вот и «Танганьика», – заметил я.
Здание выглядело вполне пристойно и даже современно. О войне напоминали сонные чернокожие пехотинцы, дремлющие на солнышке под стеной, и зенитная установка, стволы которой недвусмысленно были направлены в небо. На одном висела гроздь бананов.
В вестибюле оказалось прохладно. Белый портье, говоривший с французским акцентом, вписал нас в книгу постояльцев и выдал ключи, служитель – тоже белый, но с испанским акцентом – проводил нас на четвертый этаж. Номер был четырехместный (других не нашлось), чистенький и цивилизованный. Войт поспешил включить кондиционер, а я подошел к окну.
С такой высоты было видно не так уж много. Крыши ближних домов, наблюдатели с биноклями на соседней, несколько зениток, вертолет, парящий поодаль. На крыше напротив сидел, свесив ноги, негр с длинными волосами и курил. Сквозь отражающее солнце стекло он меня конечно же не видел. Чуть поодаль, подстелив нечто махрово-розовое, две обалденные негритянки из сил ПВО, совершенно голые, очень эстетично облизывали друг друга, пользуясь вместо фаллоимитаторов крупными кормовыми бананами. – Мать твою! Мы в Африке! – воскликнул изумленный Федор у меня за спиной.
Парень, наверное, был колдун. Иначе ну никак не объяснить тот факт, что я нахожусь в этой самой Африке, родине предков, мать ее, да еще сижу на чем-то типа баобаба… Точнее определить сложно, после того как бомбардировщики с баллонами мутагена были сбиты где-то над этой территорией, ни одной оригинальной культуры тут не осталось. Бомбардировщики сгорели в этом белом небе уже давно, еще в последнюю мировую, а мутагены до сих пор сидят в почве… Моя солдатня жрет компенсаторы пачками. Поначалу носы воротили, дурачье тупоумное, а потом как увидели, что эта дрянь с местными племенами сделала, так недельный запас мигом умяли. Интересная штука – боевые мутагены. Ноги бы повыдергивал тому, кто их придумал…
– Что там, мой генерал?
Это мой денщик, Абе Нкуора. Эбеново-черный верзила из моих. Единственный надежный человек во всей этой обезьяньей компании. Досадно, что ему нельзя доверить рекогносцировку местности, командирские КОРы только у меня. Были еще у разведгруппы, но группу мы потеряли неделю назад. В момент выхода из окружения.
– Ничего, Абе… – ответил я и начал спускаться, Под ногами затрещали ветки.
– Осторожней, мой генерал…
Я спрыгнул на землю. Снял очки-координаторы.
– Ничего. До горизонта чисто. Что, собственно говоря, ничего не значит, как ты сам понимаешь.
– Я так понимаю, что мы в серьезном положении, мой генерал. Со спутниками связи нет?
«Хороший ты парень…»
Я ничего не ответил. Ну что я ему скажу?.. Что мы, вырвавшись из окружения, находимся черт-те где? И шансов на спасение у нас, как у слепой мухи под мухобойкой… Потеряв разведгруппу, мы фактически подписали себе смертный приговор. Единственный канал связи, которому можно доверять, это прямой нейроканал спутниковой связи, вмонтированный в разведчика. Все остальное на девяносто процентов дезинформация. Даже старые добрые пластиковые карты местности. Доверять нельзя ничему.
В Виртуальности сейчас идет схватка, по жесткости не уступающая реальной. Все эти чертовы компьютерные гении висят в созданном их же воображением мире, стараясь переподключить вражеские каналы и попутно выжигая друг другу мозги. Никогда бы не подумал, что через Виртуальность можно убивать… Оказывается, все мои представления об этом деле устарели.
Послышалось негромкое покашливание.
Денщик выжидающе смотрел на меня.
Чего-то ждет… Ах да.
– Позови сержанта.
Абе тут же сорвался с места и побежал в сторону причудливо разросшихся кустов, в тени которых валялось все мое белое мясо, которое гордо именовалось взводом «Бешеный Носорог».
Носороги хреновы… Этот сброд даже в кабаны бы не приняли. Хряки! Как они уцелели?.. Трусы.
С досады я плюнул на песок.
Плевок шлепнулся на нос ботинка.
«Твою же мать!!!»
Кровь мигом прилила к лицу… Ох что я сейчас сделаю с этим мерзавцем! Вон он бежит.
Увязая в песке – кретин, ходить так и не научился, – ко мне бежит сержант. Бежит – это очень громко сказано, топчется вразвалочку.
Ну и ладно.
Хорошо хоть до открытого неповиновения еще не дошло. Эта бледнорожая сволочь явно метит занять мое место. И только тот факт, что без меня они издохнут гораздо быстрее, чем со мной, удерживает это быдло от бунта.
– Сержант! Бегом! – Что-то в глотке пересохло…
– Есть. – Сержант, загребая ногами песок, изображает усердие.
– Быстрее!
– Есть!
«Все-таки добежал. Вот влепить бы тебе пулю в яйца! Чтобы сбить эту нагленькую улыбочку с твоей морды, паскуда. А потом по зубам, по зубам…» От одной только мысли об экзекуции у меня начинает теплеть на душе, и, чтобы сержант не увидел обуревающих меня чувств, я поворачиваюсь к нему спиной.
– Итак, доложите мне обстановку в отряде. – Я постарался придать своему голосу максимум жесткости.
– Карлито сожрал какого-то паука, теперь его тошнит, – ничуть не смутившись, начал сержант. – Лесовский стер ноги, а у рядового Чиконе не прекращается понос. Лекарства не действуют, мне кажется, еще один день в таком ритме, и ему крышка. Из него скоро внутренности повалятся. У Ламбразони отобрал пистолет. Попытка суицида. У двоих, кажется, лихорадка, точнее определить не могу. Мед комплекс обслуживает Чиконе, а он сейчас не может даже сидеть. И лежать, впрочем, тоже.
Итальяшки. С первого же дня с ними были какие-то проблемы. Сначала они передрались между собой. Оказалось, что эти недоноски являются членами соперничающих мафиозных кланов. Вероятно, крестные отцы в далекой Италии, раздираемой гражданской войной, вздохнули с облегчением, когда отослали этот позор подальше от родных берегов. Потом эти макаронники учинили настоящее побоище в туземной деревне… И не постарайся я и Абе, мы бы не дошли до пункта назначения, прибитые гвоздями к тотемному столбу. Чертова Африка!
Вспомнив о «пункте назначения», я зажмурился и скрипнул зубами. Более половины отряда. За пять минут боя. Бегство. Окружение… Лучше и не вспоминать.
Плюс проваленное задание. Ракетный расчет Мозамбика как стоял, прикрытый электронным колпаком, так и стоит. А террор-группа «Бешеный Носорог» мается поносом… Маршал Нкелеле меня на органы разберет за такую работу.
Конечно, если я вообще доберусь.
– Что еще?
– Еще…
Я понял, что он сейчас скажет, и напрягся.
– Еще люди устали…
Классическая формула для начала переворота.
– Что?
После непродолжительной паузы он повторил более твердо:
– Люди устали.
Я повернулся к нему лицом:
– Сержант! Здесь я буду решать, когда люди устали, а когда нет. Я понятно выражаюсь?
Позади сержанта замаячил Абе. Черный, верный до мозга костей. Независимый черный. Таких бы десяток, и сейчас над мозамбикским ракетным расчетом уже остывала бы зола.
Но времена изменились…
– Люди устали. – На лице сержанта кислое выражение, из нагрудного кармана торчит зубочистка. Он мне физически противен. – Более того, многие считают, что все происшедшее – это ошибка руководства. Ваша ошибка, генерал.
Плохо дело. Эта сволочь знает что-то, чего не знаю я. Ну и черт с ним…
– Вернитесь в строй, сержант, – Я сломлен, я подавлен…
Он поворачивается. Уходит.
Никакого козыряния ручкой к сердцу. Никакого «Есть, мой генерал!» Он считает, что победил, и поэтому имеет право поворачиваться к черному спиной. К Независимому черному, прошу заметить.
Солнце отражается от его бритого затылка. Дурацкая мода, патлы по краям и бритый затылок…
Я киваю Абе, и он, как на учениях, коротко бьет сержанта прикладом автомата в этот солнечный блик.
Сержант Дюбуа бесшумно валится как подкошенный. Прямо наглой мордой в песок.
– Гейнц, Дитрих!
Из кустов выбегают два немца.
– Унесите. У сержанта солнечный удар. Суток на трое им этого хватит. Дойти бы до базы…
В пресс-центр.
Правильно. Но это нормальный корреспондент. Таковым у нас почитался Войт, какового я и послал в пресс-центр, вручив все наши бумажки. А мы с Федором двинулись на поиск приключений и развлечений. Мне хотелось пуститься в настоящую фронтовую авантюру, особенно после рафинированного сервиса на острове Реюньон, до которого отсюда рукой подать.
Портье сменился – теперь это был пожилой негр, который с радостью спрятал в карман кредитку и посоветовал идти в «Обезьяну».
– Там можно есть и пить без опаски, – пояснил он свой выбор, и мы согласились, что это резонный довод.
«Обезьяна» помещалась в трех кварталах от гостиницы, мы двинулись туда пешком. Нас никто не останавливал, хотя патрули попадались. По-моему, патрульные во главе с сержантами были хорошо выпивши, но, может, у них просто морды оказались такие…
Если в столице и соблюдалась светомаскировка, то не в «Обезьяне». Вход был ярко освещен. Стояло несколько армейских вездеходов, маленький разведывательный танк «Шива» индийского производства и с десяток легковушек – преимущественно модели десятилетней давности. Слева от стеклянных дверей спали двое нищих в набедренных повязках, справа сидела жирная проститутка с татуированной грудью.
– Дают жизни… – пробормотал Федор, когда мы открыли дверь и мимо нас просвистел вышвырнутый из зала мозамбикский лейтенант.
Вышибала – кстати, вполне белый – радостно осклабился нам навстречу и указал на столик возле бамбуковой колонны.
Африканская экзотика в клубе удачно сочеталась с достижениями цивилизации. Бамбуковые колонны, украшенные плетеными циновками и головными уборами из перьев, – и матово-черные небьющиеся столики. Чучела попугаев и зебр – и сияющая металлом стойка бара. Копченые головы туземцев на полках – и огромный экран, демонстрирующий порно категории «Е» с квадрозвуком…
Основная масса посетителей, как и мы, носила военную форму. Три четверти были черные. Особняком держалось несколько китайцев, очевидно, военные советники.
Появилась официантка, миловидная негритянка лет тридцати в белоснежном фартучке и кружевной наколке на курчавых волосах. Излишне добавлять, что больше на ней ничего не было.
– Пиво, – сказал я. – Два. Для начала.
– Если господин хочет то, чего нет в меню… – начала официантка, переводя разговор на привычные наркотики и релаксанты.
Я отрицательно помахал рукой. Пожав плечами, она удалилась.
– С бабами здесь хорошо, – прокомментировал Федор, озираясь.
– И с болезнями тоже. Так что если ты нашел свой хрен на свалке, можешь приступать.
– Что, так плохо? – Он, кажется, расстроился всерьез, и я поспешил его утешить:
– Не совсем. Подцепи кого-нибудь из армии, у них там санитария, профилактика… Хотя бы наших соседок-лесбиянок из противовоздушной обороны.
– Кстати, – отвлекся Федор, – как-то у них тут все по-детски. Кругом зенитки – и свет горит, как на карнавале. Война – и патрули пьяные, никого не трогают…
– Поэтому я сюда и приехал, уважаемый. Из врожденного любопытства.
– Нет, а все-таки?
– Пей лучше пиво, – Я принял у официантки ледяные бокалы с «Левенбрау». – О парадоксах военного времени мы еще поговорим. Отслеживай ситуацию и мотай на ус. Пора вживаться, поэтому напиваться не стоит.
– Напьемся в номере, – согласился Федор.
Все-таки он хороший парень, как ни крути.
После третьего пива он стал еще более хорошим парнем. Сбегав к стойке и пропустив – с моего разрешения – одно виски, он развалился в кресле и стал напевать вполголоса:
– Зема! – заорал сержант, – Откуда? Оказалось, что троица приехала воевать из Брянска, и уже два месяца как дерется с заирскими частями в 21-м корпусе. Было их четверо, но одного поймали заирские коммандос и вроде как съели
– Ты умный парень, – заявил Федору сержант по имени Толик, хлопая того по плечу. – Ходи вот с журналистом, баб за жопы цапай, а на фронт не просись! Страшно на фронте.
– К… к-кишки… – пробормотал рядовой с остекленевшими глазами, которого сослуживцы представили как Васю.
– Чего это он? – спросил Федор.
– Да кишки и есть, – сказал Толик. – В соседнем окопе снаряд рванул, там восемь человек сидело, и всех на Ваську побросало. Так он на жаре в кишках полтора суток и валялся, пока наши не подошли… С тех пор и вспоминает периодически… Чего там в России?
– Все так же херово, – отозвался я.
– Ну, – удовлетворенно кивнул Толик. – А мне матка говорила: куда лезешь, дурак, оставайся тут, на заводе работать будешь! У нас там завод машиностроительный, мы для Саудовской Аравии сеялки собирали.
– А на хера им сеялки? – недоуменно спросил Федор.
– Сеять чего-нибудь… Так я ее послал, матку. Говорю, лучше в Африке сдохну, чем тут среди сеялок сраных. Журналист, как насчет водки?
– Я не буду, но вас угощу с удовольствием. – Я заказал им коктейли «Синяя бригада», водка с приятной добавкой. Пусть ребята отдохнут как следует перед возвращением на передовую.
Толик тем временем принялся рассказывать об ужасах, которые творят с пленными противники.
– Обидно ведь: на той стороне наших не меньше, – молотил он кулаком по столику. – Из Питера, из Архангельска, из Перми… Другой раз новостями делимся, когда затишье или там перемирие. А потом начинается… Прошлую субботу поймали одного, с сержантскими нашивками… Из Ярославля оказался. Три медали, орден, командовал, сука, спецотделением. Наших, стало быть, резал. Мы его отдали нашим черненьким, у нас пигмеев целый батальон, умные, гады, хотя и корявые… Всю ночь так орал, что думали, вот-вот сдохнет, а утром Карлик Нос выходит – это капитан ихний, я спрашиваю: «Ну, что, Носяра, сдох язык?» – «Да ну, – говорит, – мы ж только начали». Я тут, кстати, письмо у него взял, у языка-то, матери обещал передать… Слушай, мы с утра на передовую, может, отнесешь в консульство или куда там положено?
С этими словами он извлек мятый и драный конверт. Я молча сунул его в карман куртки.
Вспомнил я об этом конверте, когда вернулся в гостиницу. Получивший ударную дозу впечатлений Федор повозился с бутылками, намешал себе что-то и залег смотреть детективный сериал. Войт спал сном праведника, подвывая и постанывая.
А я включил светильник в изголовье и стал читать письмо, резонно рассудив, что погибший сержант на меня не будет в обиде.
Написано черным стержнем на листе мятого тонкого пластика.
«Дорогая мамочка!
Это снова я. Не знаю, получила ли ты прошлое мое письмо. Мы третью неделю в джунглях, вертолеты летают нерегулярно, так что передал с нарочным, вестовым из штаба. Уж не знаю, что он с ним сделал. Может, и выбросил: черные – народ такой.
У меня все хорошо. Славка вернулся из госпиталя, его легко царапнуло. Говорит, что писал матери, просил и тебе привет передать. Передала тетя Клава или нет?
Как Игорек? Хорошо учится? Тут парень в моем отделении из Питера, у него брата из школы выгнали за то, что во время урока какую-то секс-игру виртуальную врубил вместо обучающей программы. Теперь денег не хватает, чтобы штраф уплатить и вернуть его учиться. Скажи Игорьку, чтоб не баловался. Я ему и сам напишу, только время выдастся.
Погода здесь хорошая для Африки. Не слишком жарко, дождей нет. Нам регулярно делают прививки, потому что возбудители болезней мутируют. Врач, что приезжал, был из Смоленска, поболтали с ним немного. У него контракт уже истекает, но он хочет продлить на три года. Хотя ему-то что: капитан, в госпитале в Киншасе работает.
Как твой силикоз? Ты лечись, если деньги кончатся или потребуются срочно, пиши, я переведу со своего счета. Вот, а ты говорила, зачем я сюда иду… Как бы мы тогда тебя лечили? Не на страховку же…
Все, сейчас у нас операция, пойдем чистить деревню от мозамбикцев. Там наших тоже много воюет, есть ничего ребята, а есть и сволочи. Хотя на воине все сволочи, особенно те, что с другой стороны.
Извини за грубые слова.
Не болел.
Целую, Твой Володя».
Война, война…
Я решительно смял письмо и сунул в мусоросжигатель, встроенный в тумбочку
Иногда письма не должны доходить.
Чертова земля предков.
Отряд расположился рядом, в сгустившихся сумерках можно разглядеть, как светятся плохо экранированные термооболочки спальных мешков. Хреново это, но ладно. Не поднимать же всю эту шарагу по тревоге из-за такой мелочи… Всего-то делов, проскочит над нами спутник, идентифицирует и передаст координаты куда следует. И дальше уже от Великого Слона маршала Ауи будет зависеть, какое блюдо он возжелает состряпать. Захочет – бомбардировщиками накроет, захочет – группу уничтожения вышлет, захочет – вообще орбитальную военную платформу наймет. Жахнет лучом со средним радиусом поражения, и – баста, в саванне только выжженный кружок километров в десять. Чистота и порядок. Или окинет всю перспективу своим стратегическим мышлением и оставит нас в покое.
Пожалуй, наиболее предпочтительный для нас вариант развития событий – это луч с орбиты. Быстро и безболезненно.
– Нас не собьют? – спросил он, увидев, что я уже бодрствую.
– Вроде не должны. Существует соглашение о транспортных самолетах из Европы… Впрочем, ливийцы ни с кем не воюют.
– При их нефти и уровне жизни еще и воевать…
– Не волнуйтесь, и до них доберутся, – заверил я. Покопавшись в выданном мне пакетике с сухим пайком, я обнаружил там обезвоженную ветчину и какие-то крекеры, а также сырный крем в тюбике. Из питья полагался баллончик пепси.
– Выпить не захватили? – справился я у Войта. Тот с сожалением покачан головой.
– Зря. И я забыл. Может, наши спутники озаботились? Я осторожно толкнул майора, того, что с орденом. Он тут же открыл глаза.
– У вас не найдется выпивки? – спросил я по-английски.
Майор осклабился и извлек из кармана куртки плоскую алюминиевую флягу, отвинтил колпачок, протянул мне.
Я осторожно понюхал.
– Русская водка, – одобрительно сказал майор.
Я отхлебнул – и впрямь она.
После прохождения фляжки по кругу (второй майор тоже проснулся) мы познакомились. Того, что с орденом, звали Боффин, другого – Нкелеле.
– Как дела на фронте? – осведомился я.
– Нормально, – сказал Нкелеле. – Позиционная война. Уже три месяца ничего серьезного.
– Отвоюю до конца года, плюну на все и перееду в Экваториальную Африку, – размечтался Боффин. – Выслуга позволяет, в отставке буду приличные деньги получать… Займусь разведением птицы, жена давно мечтает.
– А где ваша жена сейчас? – спросил Войт.
– В Сомали, там спокойно. Работает в местном отделении авиалиний «Зулу». Я ее навещаю каждый раз, когда лечу в Европу, вот только в этот раз не успел. – Боффин с сожалением вздохнул.
Я отхлебнул водки, захрустел крекером с сырным кремом и поинтересовался:
– Я вот тут хочу себе ординарца завести… Можно кого-нибудь из ваших? Приглянулся мне один.
– Нет проблем, – сказал Нкелеле. – Заплатите в аэропорту приемщику – не думаю, что он запросит много, – и солдат ваш. Только оформите потом бумаги в комендатуре, чтобы его патрули не задерживали. Уедете – от вас его открепят и отправят на фронт.
– Спасибо, – улыбнулся я, подивившись, как все оказалось легко.
На военной части аэродрома в Мапуту я нашел приемщика, толстенького коричневого капитана с планкой «Очаму» на груди.
– Господин капитан, я – военный корреспондент, мне нужен помощник и телохранитель, – без обиняков начал я.
Лоснящийся от пота капитан обмахнулся мятым блокнотом и спросил:
– Из сегодняшних?
– Да, я с ними летел. Номер 703.
– Не повезло. Столько и заплатите.
Это был, видимо, нехитрый способ развлечения капитана. Притом весьма относительный, то есть если бы я взял номер первый, разумеется, одним рандом или иеной не отделался бы… Я без лишних слов отсчитал ему требуемую сумму наличными. Капитан сунул деньги в карман формы, подозван долговязого сержанта и велел привести семьсот третьего из Москвы.
Федор притащил свой вещмешок.
– Форму получите в комендатуре, когда оформите документы, – сказал капитан. – Оружие нужно?
– Не помешало бы.
– Там попросите и оружие. Может быть, придется немного заплатить. Военным корреспондентам ношение оружия не положено, хотя и не запрещено. Вы же как бы нейтральные…
В комендатуре нас приветствовал подполковник, вид которого умилил меня донельзя. Это был представитель некоего малорослого племени, жутко толстый (по сравнению с ним капитан с аэродрома выглядел балериной), облаченный в парадную форму. Все аксельбанты и эполеты горели под солнцем, и сидящий на балконе подполковник напоминал рождественскую елку, виденную мною в Ставангере три года назад.
Завидев нас, он оживился и отставил в сторону большую пластиковую бутыль с пивом. Бутыль была запотевшей, в охладителе среди глыбок льда плавали еще несколько таких же. У меня мгновенно пересохло во рту, Федор тоже облизал потрескавшиеся губы.
– Русский журналист? – восторженно спросил подполковник, протягивая руку. Она неожиданно оказалась сухой и прохладной. – Пива?
Я бы не отказался, но он кивнул на откупоренную бутылку. Поскольку стаканов вокруг не наблюдалось, а толстые губы подполковника блестели от слюны, я отказался. Федор поступил проще: взял бутыль, демонстративно вытер горлышко о рукав формы и выдул оставшуюся в посудине треть.
По счастью, подполковник – табличка на груди именовала его как Нгоно – этого не видел. Он резво заполнял какие-то бланки, задавая мне самые неожиданные вопросы, типа «Пользуетесь ли противозачаточными таблетками?» Наконец он выжидающе посмотрел на меня, я вручил ему банкноту, а он мне – маленькое удостоверение для меня и карточку для Федора.
– Нам бы еще оружие, – сказал я робко. – Ваш ординарец может получить прямо сейчас в оружейной комнате. А вы… – Подполковник замялся, хитро глядя на меня одним глазом. По его правому аксельбанту полз жирный красный жук в черную точечку.
– Сколько?
– Смотря за что, – пожал плечами Нгоно.
– Пистолет. Но хороший.
– Сущая мелочь.
Через пять минут мы покинули комендатуру, отяжеленные мощным индийским пистолетом «Джаггернаут» (я) и тяжеленной автоматической винтовкой М-03 (Федор). Он также ташил выданные боеприпасы и сухой паек, который, оказывается, тоже нам полагался. Вообще встречали нас пока что очень радушно, а мелкие поборы я отнес к области африканских традиций.
Нгоно посоветовал нам поселиться в «Танганьике», в самом центре Мапуту. Идти было недалеко, хотя в принципе можно было подкатить и на такси. Откуда-то из-за угла вывернулся Войт с ошалевшими глазами.
– А вот теряться нехорошо, – наставительно сказал ему я.
Он обрадовался и подбежал к нам.
– А я ищу комендатуру…
– Потом найдете. Мы, кстати, оттуда. Пойдемте устроимся в гостиницу, нас вряд ли сразу бросят на фронт.
– Я вообще не очень-то стремлюсь на фронт, – ответил Войт, с уважением косясь на мой пистолет.
Город жил своей военно-гражданской жизнью.
Мимо прополз испытанный военный труженик Т-72, за ним на проволочном тросе волочилось по дороге изодранное черное тело. Сквозь пыльно-кровавую корку белели ребра.
Это мог быть кто угодно: дезертир, мародер, обчищавший карманы павших соратников, командир или боец одного из вражеских соединений, крестьянин, отказавшийся подарить военным последнюю козу… Я не взялся бы даже определить, мужчина это или женщина.
Войт сделал глотательное движение и икнул.
– Тошнит? – спросил я. – Бывает. Не смотрите на такие вещи, вы их здесь увидите очень много.
– Я был на фронте в Индонезии, – возмущенно сказал он. – Видел и не такое… Это, по-моему, чертовы сандвичи.
– Кстати, с едой тут поаккуратнее. Прививки и таблетки – это хорошо, но в Африке водится много такого, от чего наши примочки не помогают или помогают ограниченно. К тому же после применения боевых мутагенов появилась чертова куча неизученных штаммов. Схватите синюю амебу, например, и превратитесь в аквариум для маленьких слизистых тварей, которые вас постепенно сожрут изнутри. К антибиотикам нечувствительны.
Войт перекрестился.
– А вот и «Танганьика», – заметил я.
Здание выглядело вполне пристойно и даже современно. О войне напоминали сонные чернокожие пехотинцы, дремлющие на солнышке под стеной, и зенитная установка, стволы которой недвусмысленно были направлены в небо. На одном висела гроздь бананов.
В вестибюле оказалось прохладно. Белый портье, говоривший с французским акцентом, вписал нас в книгу постояльцев и выдал ключи, служитель – тоже белый, но с испанским акцентом – проводил нас на четвертый этаж. Номер был четырехместный (других не нашлось), чистенький и цивилизованный. Войт поспешил включить кондиционер, а я подошел к окну.
С такой высоты было видно не так уж много. Крыши ближних домов, наблюдатели с биноклями на соседней, несколько зениток, вертолет, парящий поодаль. На крыше напротив сидел, свесив ноги, негр с длинными волосами и курил. Сквозь отражающее солнце стекло он меня конечно же не видел. Чуть поодаль, подстелив нечто махрово-розовое, две обалденные негритянки из сил ПВО, совершенно голые, очень эстетично облизывали друг друга, пользуясь вместо фаллоимитаторов крупными кормовыми бананами. – Мать твою! Мы в Африке! – воскликнул изумленный Федор у меня за спиной.
2. МОЗЕС МБОПА
Бывший лидер группировки «Независимые черные»
В Москве, помнится, один нахальный тип, перед тем как мои парни разобрали его на запчасти, заявил мне, чтобы я катился в свою Африку и залез там на пальму.Парень, наверное, был колдун. Иначе ну никак не объяснить тот факт, что я нахожусь в этой самой Африке, родине предков, мать ее, да еще сижу на чем-то типа баобаба… Точнее определить сложно, после того как бомбардировщики с баллонами мутагена были сбиты где-то над этой территорией, ни одной оригинальной культуры тут не осталось. Бомбардировщики сгорели в этом белом небе уже давно, еще в последнюю мировую, а мутагены до сих пор сидят в почве… Моя солдатня жрет компенсаторы пачками. Поначалу носы воротили, дурачье тупоумное, а потом как увидели, что эта дрянь с местными племенами сделала, так недельный запас мигом умяли. Интересная штука – боевые мутагены. Ноги бы повыдергивал тому, кто их придумал…
– Что там, мой генерал?
Это мой денщик, Абе Нкуора. Эбеново-черный верзила из моих. Единственный надежный человек во всей этой обезьяньей компании. Досадно, что ему нельзя доверить рекогносцировку местности, командирские КОРы только у меня. Были еще у разведгруппы, но группу мы потеряли неделю назад. В момент выхода из окружения.
– Ничего, Абе… – ответил я и начал спускаться, Под ногами затрещали ветки.
– Осторожней, мой генерал…
Я спрыгнул на землю. Снял очки-координаторы.
– Ничего. До горизонта чисто. Что, собственно говоря, ничего не значит, как ты сам понимаешь.
– Я так понимаю, что мы в серьезном положении, мой генерал. Со спутниками связи нет?
«Хороший ты парень…»
Я ничего не ответил. Ну что я ему скажу?.. Что мы, вырвавшись из окружения, находимся черт-те где? И шансов на спасение у нас, как у слепой мухи под мухобойкой… Потеряв разведгруппу, мы фактически подписали себе смертный приговор. Единственный канал связи, которому можно доверять, это прямой нейроканал спутниковой связи, вмонтированный в разведчика. Все остальное на девяносто процентов дезинформация. Даже старые добрые пластиковые карты местности. Доверять нельзя ничему.
В Виртуальности сейчас идет схватка, по жесткости не уступающая реальной. Все эти чертовы компьютерные гении висят в созданном их же воображением мире, стараясь переподключить вражеские каналы и попутно выжигая друг другу мозги. Никогда бы не подумал, что через Виртуальность можно убивать… Оказывается, все мои представления об этом деле устарели.
Послышалось негромкое покашливание.
Денщик выжидающе смотрел на меня.
Чего-то ждет… Ах да.
– Позови сержанта.
Абе тут же сорвался с места и побежал в сторону причудливо разросшихся кустов, в тени которых валялось все мое белое мясо, которое гордо именовалось взводом «Бешеный Носорог».
Носороги хреновы… Этот сброд даже в кабаны бы не приняли. Хряки! Как они уцелели?.. Трусы.
С досады я плюнул на песок.
Плевок шлепнулся на нос ботинка.
«Твою же мать!!!»
Кровь мигом прилила к лицу… Ох что я сейчас сделаю с этим мерзавцем! Вон он бежит.
Увязая в песке – кретин, ходить так и не научился, – ко мне бежит сержант. Бежит – это очень громко сказано, топчется вразвалочку.
Ну и ладно.
Хорошо хоть до открытого неповиновения еще не дошло. Эта бледнорожая сволочь явно метит занять мое место. И только тот факт, что без меня они издохнут гораздо быстрее, чем со мной, удерживает это быдло от бунта.
– Сержант! Бегом! – Что-то в глотке пересохло…
– Есть. – Сержант, загребая ногами песок, изображает усердие.
– Быстрее!
– Есть!
«Все-таки добежал. Вот влепить бы тебе пулю в яйца! Чтобы сбить эту нагленькую улыбочку с твоей морды, паскуда. А потом по зубам, по зубам…» От одной только мысли об экзекуции у меня начинает теплеть на душе, и, чтобы сержант не увидел обуревающих меня чувств, я поворачиваюсь к нему спиной.
– Итак, доложите мне обстановку в отряде. – Я постарался придать своему голосу максимум жесткости.
– Карлито сожрал какого-то паука, теперь его тошнит, – ничуть не смутившись, начал сержант. – Лесовский стер ноги, а у рядового Чиконе не прекращается понос. Лекарства не действуют, мне кажется, еще один день в таком ритме, и ему крышка. Из него скоро внутренности повалятся. У Ламбразони отобрал пистолет. Попытка суицида. У двоих, кажется, лихорадка, точнее определить не могу. Мед комплекс обслуживает Чиконе, а он сейчас не может даже сидеть. И лежать, впрочем, тоже.
Итальяшки. С первого же дня с ними были какие-то проблемы. Сначала они передрались между собой. Оказалось, что эти недоноски являются членами соперничающих мафиозных кланов. Вероятно, крестные отцы в далекой Италии, раздираемой гражданской войной, вздохнули с облегчением, когда отослали этот позор подальше от родных берегов. Потом эти макаронники учинили настоящее побоище в туземной деревне… И не постарайся я и Абе, мы бы не дошли до пункта назначения, прибитые гвоздями к тотемному столбу. Чертова Африка!
Вспомнив о «пункте назначения», я зажмурился и скрипнул зубами. Более половины отряда. За пять минут боя. Бегство. Окружение… Лучше и не вспоминать.
Плюс проваленное задание. Ракетный расчет Мозамбика как стоял, прикрытый электронным колпаком, так и стоит. А террор-группа «Бешеный Носорог» мается поносом… Маршал Нкелеле меня на органы разберет за такую работу.
Конечно, если я вообще доберусь.
– Что еще?
– Еще…
Я понял, что он сейчас скажет, и напрягся.
– Еще люди устали…
Классическая формула для начала переворота.
– Что?
После непродолжительной паузы он повторил более твердо:
– Люди устали.
Я повернулся к нему лицом:
– Сержант! Здесь я буду решать, когда люди устали, а когда нет. Я понятно выражаюсь?
Позади сержанта замаячил Абе. Черный, верный до мозга костей. Независимый черный. Таких бы десяток, и сейчас над мозамбикским ракетным расчетом уже остывала бы зола.
Но времена изменились…
– Люди устали. – На лице сержанта кислое выражение, из нагрудного кармана торчит зубочистка. Он мне физически противен. – Более того, многие считают, что все происшедшее – это ошибка руководства. Ваша ошибка, генерал.
Плохо дело. Эта сволочь знает что-то, чего не знаю я. Ну и черт с ним…
– Вернитесь в строй, сержант, – Я сломлен, я подавлен…
Он поворачивается. Уходит.
Никакого козыряния ручкой к сердцу. Никакого «Есть, мой генерал!» Он считает, что победил, и поэтому имеет право поворачиваться к черному спиной. К Независимому черному, прошу заметить.
Солнце отражается от его бритого затылка. Дурацкая мода, патлы по краям и бритый затылок…
Я киваю Абе, и он, как на учениях, коротко бьет сержанта прикладом автомата в этот солнечный блик.
Сержант Дюбуа бесшумно валится как подкошенный. Прямо наглой мордой в песок.
– Гейнц, Дитрих!
Из кустов выбегают два немца.
– Унесите. У сержанта солнечный удар. Суток на трое им этого хватит. Дойти бы до базы…
3. КОНСТАНТИН ТАМАНСКИЙ
Специальный военный корреспондент
Куда идет военный корреспондент, когда прибывает к месту военных действий?В пресс-центр.
Правильно. Но это нормальный корреспондент. Таковым у нас почитался Войт, какового я и послал в пресс-центр, вручив все наши бумажки. А мы с Федором двинулись на поиск приключений и развлечений. Мне хотелось пуститься в настоящую фронтовую авантюру, особенно после рафинированного сервиса на острове Реюньон, до которого отсюда рукой подать.
Портье сменился – теперь это был пожилой негр, который с радостью спрятал в карман кредитку и посоветовал идти в «Обезьяну».
– Там можно есть и пить без опаски, – пояснил он свой выбор, и мы согласились, что это резонный довод.
«Обезьяна» помещалась в трех кварталах от гостиницы, мы двинулись туда пешком. Нас никто не останавливал, хотя патрули попадались. По-моему, патрульные во главе с сержантами были хорошо выпивши, но, может, у них просто морды оказались такие…
Если в столице и соблюдалась светомаскировка, то не в «Обезьяне». Вход был ярко освещен. Стояло несколько армейских вездеходов, маленький разведывательный танк «Шива» индийского производства и с десяток легковушек – преимущественно модели десятилетней давности. Слева от стеклянных дверей спали двое нищих в набедренных повязках, справа сидела жирная проститутка с татуированной грудью.
– Дают жизни… – пробормотал Федор, когда мы открыли дверь и мимо нас просвистел вышвырнутый из зала мозамбикский лейтенант.
Вышибала – кстати, вполне белый – радостно осклабился нам навстречу и указал на столик возле бамбуковой колонны.
Африканская экзотика в клубе удачно сочеталась с достижениями цивилизации. Бамбуковые колонны, украшенные плетеными циновками и головными уборами из перьев, – и матово-черные небьющиеся столики. Чучела попугаев и зебр – и сияющая металлом стойка бара. Копченые головы туземцев на полках – и огромный экран, демонстрирующий порно категории «Е» с квадрозвуком…
Основная масса посетителей, как и мы, носила военную форму. Три четверти были черные. Особняком держалось несколько китайцев, очевидно, военные советники.
Появилась официантка, миловидная негритянка лет тридцати в белоснежном фартучке и кружевной наколке на курчавых волосах. Излишне добавлять, что больше на ней ничего не было.
– Пиво, – сказал я. – Два. Для начала.
– Если господин хочет то, чего нет в меню… – начала официантка, переводя разговор на привычные наркотики и релаксанты.
Я отрицательно помахал рукой. Пожав плечами, она удалилась.
– С бабами здесь хорошо, – прокомментировал Федор, озираясь.
– И с болезнями тоже. Так что если ты нашел свой хрен на свалке, можешь приступать.
– Что, так плохо? – Он, кажется, расстроился всерьез, и я поспешил его утешить:
– Не совсем. Подцепи кого-нибудь из армии, у них там санитария, профилактика… Хотя бы наших соседок-лесбиянок из противовоздушной обороны.
– Кстати, – отвлекся Федор, – как-то у них тут все по-детски. Кругом зенитки – и свет горит, как на карнавале. Война – и патрули пьяные, никого не трогают…
– Поэтому я сюда и приехал, уважаемый. Из врожденного любопытства.
– Нет, а все-таки?
– Пей лучше пиво, – Я принял у официантки ледяные бокалы с «Левенбрау». – О парадоксах военного времени мы еще поговорим. Отслеживай ситуацию и мотай на ус. Пора вживаться, поэтому напиваться не стоит.
– Напьемся в номере, – согласился Федор.
Все-таки он хороший парень, как ни крути.
После третьего пива он стал еще более хорошим парнем. Сбегав к стойке и пропустив – с моего разрешения – одно виски, он развалился в кресле и стал напевать вполголоса:
Из глубин зала тут же возник очень пьяный сержант в форме Ботсваны и двое рядовых.
Ой ты степь широкая,
Степь раздольная.
Широко ты, матушка…
– Зема! – заорал сержант, – Откуда? Оказалось, что троица приехала воевать из Брянска, и уже два месяца как дерется с заирскими частями в 21-м корпусе. Было их четверо, но одного поймали заирские коммандос и вроде как съели
– Ты умный парень, – заявил Федору сержант по имени Толик, хлопая того по плечу. – Ходи вот с журналистом, баб за жопы цапай, а на фронт не просись! Страшно на фронте.
– К… к-кишки… – пробормотал рядовой с остекленевшими глазами, которого сослуживцы представили как Васю.
– Чего это он? – спросил Федор.
– Да кишки и есть, – сказал Толик. – В соседнем окопе снаряд рванул, там восемь человек сидело, и всех на Ваську побросало. Так он на жаре в кишках полтора суток и валялся, пока наши не подошли… С тех пор и вспоминает периодически… Чего там в России?
– Все так же херово, – отозвался я.
– Ну, – удовлетворенно кивнул Толик. – А мне матка говорила: куда лезешь, дурак, оставайся тут, на заводе работать будешь! У нас там завод машиностроительный, мы для Саудовской Аравии сеялки собирали.
– А на хера им сеялки? – недоуменно спросил Федор.
– Сеять чего-нибудь… Так я ее послал, матку. Говорю, лучше в Африке сдохну, чем тут среди сеялок сраных. Журналист, как насчет водки?
– Я не буду, но вас угощу с удовольствием. – Я заказал им коктейли «Синяя бригада», водка с приятной добавкой. Пусть ребята отдохнут как следует перед возвращением на передовую.
Толик тем временем принялся рассказывать об ужасах, которые творят с пленными противники.
– Обидно ведь: на той стороне наших не меньше, – молотил он кулаком по столику. – Из Питера, из Архангельска, из Перми… Другой раз новостями делимся, когда затишье или там перемирие. А потом начинается… Прошлую субботу поймали одного, с сержантскими нашивками… Из Ярославля оказался. Три медали, орден, командовал, сука, спецотделением. Наших, стало быть, резал. Мы его отдали нашим черненьким, у нас пигмеев целый батальон, умные, гады, хотя и корявые… Всю ночь так орал, что думали, вот-вот сдохнет, а утром Карлик Нос выходит – это капитан ихний, я спрашиваю: «Ну, что, Носяра, сдох язык?» – «Да ну, – говорит, – мы ж только начали». Я тут, кстати, письмо у него взял, у языка-то, матери обещал передать… Слушай, мы с утра на передовую, может, отнесешь в консульство или куда там положено?
С этими словами он извлек мятый и драный конверт. Я молча сунул его в карман куртки.
Вспомнил я об этом конверте, когда вернулся в гостиницу. Получивший ударную дозу впечатлений Федор повозился с бутылками, намешал себе что-то и залег смотреть детективный сериал. Войт спал сном праведника, подвывая и постанывая.
А я включил светильник в изголовье и стал читать письмо, резонно рассудив, что погибший сержант на меня не будет в обиде.
Написано черным стержнем на листе мятого тонкого пластика.
«Дорогая мамочка!
Это снова я. Не знаю, получила ли ты прошлое мое письмо. Мы третью неделю в джунглях, вертолеты летают нерегулярно, так что передал с нарочным, вестовым из штаба. Уж не знаю, что он с ним сделал. Может, и выбросил: черные – народ такой.
У меня все хорошо. Славка вернулся из госпиталя, его легко царапнуло. Говорит, что писал матери, просил и тебе привет передать. Передала тетя Клава или нет?
Как Игорек? Хорошо учится? Тут парень в моем отделении из Питера, у него брата из школы выгнали за то, что во время урока какую-то секс-игру виртуальную врубил вместо обучающей программы. Теперь денег не хватает, чтобы штраф уплатить и вернуть его учиться. Скажи Игорьку, чтоб не баловался. Я ему и сам напишу, только время выдастся.
Погода здесь хорошая для Африки. Не слишком жарко, дождей нет. Нам регулярно делают прививки, потому что возбудители болезней мутируют. Врач, что приезжал, был из Смоленска, поболтали с ним немного. У него контракт уже истекает, но он хочет продлить на три года. Хотя ему-то что: капитан, в госпитале в Киншасе работает.
Как твой силикоз? Ты лечись, если деньги кончатся или потребуются срочно, пиши, я переведу со своего счета. Вот, а ты говорила, зачем я сюда иду… Как бы мы тогда тебя лечили? Не на страховку же…
Все, сейчас у нас операция, пойдем чистить деревню от мозамбикцев. Там наших тоже много воюет, есть ничего ребята, а есть и сволочи. Хотя на воине все сволочи, особенно те, что с другой стороны.
Извини за грубые слова.
Не болел.
Целую, Твой Володя».
Война, война…
Я решительно смял письмо и сунул в мусоросжигатель, встроенный в тумбочку
Иногда письма не должны доходить.
4. МОЗЕС МБОПА
Бывший лидер группировки «Независимые черные»
– И было утро и был вечер. День первый. – Абе цитирует что-то незнакомое и ложится на песок. Скорее падает, чем ложится, он смертельно устал. Он не хочет есть, он даже не хочет пить. И умирать он не хочет тоже, но не потому, что боится, а потому, что сил нет даже на это. Он занял место поблизости от своего генерала, вероятно, безопасности ради, хотя смысла в этом нет. Все остальные вымотаны еще больше. Бунта можно не опасаться.Чертова земля предков.
Отряд расположился рядом, в сгустившихся сумерках можно разглядеть, как светятся плохо экранированные термооболочки спальных мешков. Хреново это, но ладно. Не поднимать же всю эту шарагу по тревоге из-за такой мелочи… Всего-то делов, проскочит над нами спутник, идентифицирует и передаст координаты куда следует. И дальше уже от Великого Слона маршала Ауи будет зависеть, какое блюдо он возжелает состряпать. Захочет – бомбардировщиками накроет, захочет – группу уничтожения вышлет, захочет – вообще орбитальную военную платформу наймет. Жахнет лучом со средним радиусом поражения, и – баста, в саванне только выжженный кружок километров в десять. Чистота и порядок. Или окинет всю перспективу своим стратегическим мышлением и оставит нас в покое.
Пожалуй, наиболее предпочтительный для нас вариант развития событий – это луч с орбиты. Быстро и безболезненно.