Страница:
Пленный – немолодой сутулый человек с белым, будто обсыпанным мукой лицом – сидел в подвале. Маленький жалкий человечек в пестрой тунике и драных шароварах. Рутилий задавал вопросы, а человечек все время повторял на ломаной латыни: «Ничего не знаю, ничего, ничего не знаю…» Не было сомнений, что пленник работал с Трионом – рядом с его одеждой счетчик Нормы Галликан тревожно трещал. Человек облучился. Потому и кожа у него мучнисто-белая, потому он постоянно жалуется на тошноту. Пленник работал с ураном. Весь вопрос только, что он с ним делал – может, возил с места на место в повозке, запряженной осликом, не ведая, что везет смерть.
– То, что делает Трион, чудовищно… – сказал Элий.
Пленник смотрел на Цезаря отсутствующим взглядом. То ли не понимал, то ли делал вид, что не понимает латынь.
Элий сам перевел свою речь на арабский.
– Его опыты могут погубить десятки, сотни и даже тысячи людей…
Человечек принялся раскачиваться из стороны в сторону.
Рутилий тронул Элия за плечо.
– Тебе лучше выйти, – и указал на дверь. В тот же момент от стены отделился низкорослый широкоплечий человек. Лицо – кусок грязного воска: ямины для глаз, расплющенный нос, безгубый рот. «Палач без глаз», – вспомнился полубредовый рассказ Летиции. Пленник догадался. Замер, глядя на огромные волосатые ручищи палача. Худое тело начала сотрясать крупная дрожь.
– Я должен дать на это согласие? – Элий передернулся.
– Можешь не давать, – сказал Рутилий. Элий не двигался.
– Тебя когда-нибудь пытали? – спросил Элий.
– Я знаю, что такое боль, – холодно отвечал Рутилий. – Вспомни, что ты говорил об урановой бомбе. Речь пойдет о сотнях тысяч убитых.
Элий вновь посмотрел на маленького пленника, который беззвучно открывал рот.
– О сотнях тысяч, – повторил он, как эхо. – Но мы находимся на территории Содружества. Здесь действует Декларация прав человека. И пытки запрещены.
– Цезарь, выйди, – прошипел Рутилий.
– Ни за что.
Рутилий сделал знак. Двое преторианцев ухватили Элия за локти.
– Уведите Цезаря. Здесь его жизнь подвергается опасности, – приказал Рутилий.
Происходящее было настолько невероятным, что Цезарь даже не пытался сопротивляться. Собственные охранники вывели его за дверь. Элий задыхался от ярости. Если бы Рутилий сейчас возник на пороге дома, Элий бы проткнул трибуна мечом. Но Рутилий не думал выходить.
Элий ударил кулаком в дверь. Никакого ответа.
– Квинт! – крикнул он. Тоже безрезультатно. Лица преторианцев были непроницаемы. Рваться в дом было делом безнадежным, и Элий отправился бродить по городу. Два здоровяка-преторианца шагали следом. Уличные торговцы бежали за римлянами, предлагая финики, сладости и прохладительные напитки. Грозный вид преторианцев их не смущал. Элий покупал сладости и тут же раздавал ребятишкам:
Но толпа не убавлялась, а росла. Даже спящие в тени циновок торговцы проснулись и наперебой принялись предлагать серебряную посуду, украшения, сувениры, ковры. Элий сделал круг и вернулся к дому. Гневего улегся. На душе было мерзко.
Рутилий стоял на пороге и курил.
– Лаборатория Триона в Нисибисе, – сказал он кратко. – Квинт может отправляться на охоту. А мы останемся здесь на несколько дней.
Рутилий вел себя так, как будто ничего не случилось, как будто это не он велел вышвырнуть Цезаря за дверь.
– Того, что произошло сегодня, я никогда не забуду, – пообещал Элий. – И никогда не прощу. Рутилий пожал плечами:
– Это не имеет значения. Ведь мы погибнем.
– Пусть Кассий Лентул осмотрит этого несчастного. А затем я приказываю отпустить его, – сказал Элий.
– Он умер, – отвечал Рутилий. – У бедняги оказалось слабое сердце.
Элий отстранил трибуна и вошел в дом. Умерший лежал в подвале на полу. Остро выпирающий подбородок. Грязные босые ноги с черными растрескавшимися пятками. Никаких следов пыток, если не считать кровоподтека под глазом.
Кассий Лентул собирал инструменты. Теперь он был личным медиком Цезаря и зачислен в коллегию придворных архиятеров.
– Отчего он умер? – спросил Элий.
– Сердце остановилось. – Медик сказал об этом невыносимо буднично.
– Его пытали. Он умер от болевого шока.
– Нет. Остановка сердца. Он не успел ничего сказать.
– А Нисибис? Откуда Рутилий узнал?
– Не от него. Квинт нашел расписки. Трион заказывал какие-то металлические конструкции здесь, в Резайне, и велел отправить их в Нисибис.
Нисибис… Роксана говорила, что собирается в Нисибис. Она знала, что Трион бежал туда? Или она знала что-то другое? Или она заодно с Трионом?.. Или с кем-то другим заодно?
«Новую стену Рима должно построить в Нисибисе…» – гласило предсказание Сивиллы. Но кто знает, что это за стена?!
– Лучше бы я поступил в городские архиятеры, – вздохнул медик. – Там жалованье куда меньше. Но и меньше всякого дерьма.
Цезарь составлял отчет об укреплениях Резайны, из отчета следовало, что никаких укреплений давным-давно нет. Элий понимал, что занят нелепым делом.
«Нисибис… Я должен быть в Нисибисе». При одной мысли об этом его охватывала дрожь. Но ведь он с самого начала знал, что отправится в Нисибис. Знал и страшился. Не укрепления интересовали его, не запасы винтовок и гранат на складах, а маленький городок в предгорьях, окруженный зубчатой кирпичной стеной, – таким Элий видел его на фото. Сивилла говорила о какой-то новой стене. Летиция видела город сожженным дотла. Предсказание Сивиллы и видение Ле-тиции гнали Элия в путь. Приказ императора лишь повод. Пусть Руфин думает, что послал Элия на смерть. Возможно, это радует старого интригана.
«То, что я делаю, – безумие, – думал Элий. – Но ведь я всегда был сумасшедшим…»
Гимп сидел в «Медведе» за столиком в углу. Перед ним стояла глиняная кружка с вином. Несмотря на ранний час таверна была полна. В маленьком помещении было душно и жарко, Гимп то и дело доставал платок и отирал лоб. Гимп представлял, как после жаркого и душного помещения выйдет на воздух, и холодным ветром его прохватит насквозь до костей. Интересно, может гений подцепить воспаление легких?
Время от времени Гимп начинал прислушиваться к спору соседей.
– …Я взял клеймо…
– …Теперь нет желаний… только деньги. Ставишь на победителя, как на колесницы в Большом цирке. И выигрываешь…
– …Ерунда какая-то. Желания нужны! Желания просто необходимы…
– …Люди жаждут денег. Одних денег. Одно желание. Всегда одно желание… не надо ни гениев, ни богов. Деньги заменят все…
– …Гениев никто не заменит…
– …Ненавижу гениев…
– …С гениями было хорошо. Ясно, что делать. Жизнь была спокойной, династия правила, Империя стояла неколебимо. И все лишь потому, что гении нас опекали. А теперь все полетело в Тартар…
– …Я нашел своего гения. Он живет у меня в доме и подсказывает. Надо всем так сделать. И вновь воцарится порядок…
– …Что же он тебе подсказывает? Как больше заработать денег?
– …Гении скоро умрут. Они не могут жить на земле.
Гимп поднялся и постоял в нерешительности, не зная, уйти или заказать еще вина. Он плохо понимал, что происходит. Голова кружилась. Слова долетали издалека, лица расплывались. Может, он болен? Говорят, гений может умереть от одного неверия в свои силы. Выдохнет воздух, а вздохнуть не сможет. Упадет замертво и… Гимп уставился в пол бессмысленным взглядом. Да что с ним такое? Неужто он в самом деле собрался умирать?
Гимп вышел на улицу и глубоко вдохнул холодный воздух. Дрожь пробежала по его телу. Его ждал трудный разговор. Он безумно боялся. По-человечески.
У гения Тибура появилась новая страсть. Он обожал подслушивать. Прежде, когда он был душой города, люди обращались к нему сотню раз на дню. Теперь никому не было до него дела. Он чувствовал, себя таким одиноким. Кому хочется беседовать со змеем! Целыми днями он висел на ветке старой пинии и ждал, когда выйдет в маленький перистиль молодая хозяйка.
Ага, наконец-то! Летиция вышла и бродит вокруг бассейна и разговаривает вслух с Элием, воображая, что ее никто не слышит. Она уговаривает его быть осторожным и побыстрее вернуться. Потом начинает ругать за безрассудство. И опять зовет.
А вот еще шаги. Кто-то вошел в маленький садик. Остановился.
Кто это? Неужели? Ну да, это Гимп. В красной тунике, в броненагруднике он просто красавец. Очень смахивает на актера, который только что получил крошечную роль легионера в современной пьесе. Это уже интереснее…
– Я вступил в армию, – сообщил Гимп, старательно разглядывая мозаику перистиля. – Все говорят о предстоящей войне. Значит, будет несложно получить гражданство.
– Ты меня покидаешь? – Летиция капризно скривила губы. – А я тебе не разрешала. Ты мне служишь. Мне и Элию. – Гимп смутился. – Ты всегда охранял меня, – напомнила она. – Кто же будет теперь заботиться о моей безопасности?
– У тебя будет другой охранник.
– Какой?
Она огляделась, но, разумеется, не заметила Гета. Хотя змей висел у нее над головой и нагло размахивал хвостом.
– Потом скажу. Я сейчас о другом… – Гимп замолк.
Летиция тоже молчала. Была смущена. В его внимании и преданности было что-то сверх обыкновенной дружбы. И он ей симпатичен. Но и только. Неловкость все возрастала, становясь непереносимой.
– Я… я… – пролепетал Гимп, все более смущаясь. – Я – твой отец.
Ну надо же! Изумленный Гет свалился с ветки. Летти в ужасе отскочила в сторону, позабыв о только что сделанном признании бывшего гения Империи.
– К-кто это? – пролепетала она, разглядывая огромного змея.
– Это твой новый охранник! – бодрым тоном сообщил Гимп.
– Этот? – Летти отступила за спину Гимпу.
– Ага, охранник, – подтвердил Гет, подняв огромную плоскую голову, раздвигая губы, что должно было означать улыбку.
Улыбка была очаровательная. До того очаровательная, что у Летиции подкосились ноги, и она опустилась на мраморную скамью.
– Это бывший гений, – подтвердил Гимп. – Он хороший. Только ест много.
– Думаю, у домны Летиции хватит денег, чтобы меня прокормить, – сделал очень верное предположение Гет.
Летти машинально кивнула, затем повернулась к Гимпу.
– Кажется, ты что-то сказал… или… мне послышалось?
– Да, сказал.
– И это правда?
– Да.
– Мне известно, что я дочь гения. Но не знала, что это именно ты. —
Кажется, она не особенно была поражена признанием, – Я бессмертна? – Гимп отрицательно покачал головой. – Тогда это не имеет значения.
Гимп от изумления открыл рот.
– Иногда я буду думать о тебе, – милостиво пообещала Летиция.
Гимп кашлянул, прочищая горло.
– Ты не винишь меня?
– Винить? Вот глупость. Самое бесполезное занятие в мире. Лучше поинтересуйся, нет ли у меня желания тебе отомстить. – В глазах ее вспыхнули лукавые огоньки.
– Ну и как – не желаешь? – спросил он, подыгрывая Летиции.
– Нет… Ты подарил мне жизнь. За это не мстят.
Гет хихикнул и ударил по мозаичному полу могучим хвостом.
– А у тебя нет детей? – спросила Летиция змея.
– Насколько я помню – нет. – Змей смутился. – Но за столько лет память может и изменить…
Гимп устроил прощальный пир. Гостей было немного. Вернее, гость один – Гет. Змей, прихотливо раскинув кольца своего огромного тела, занял ложе, предназначенное для троих людей. Стол меж пирующими был весь заставлен яствами. Гимп сам приносил блюда с кухни. Гет тут же все обнюхивал – и жареных цыплят, и окорока.
– С фермы? – спрашивал строго.
– С фермы, – не моргнув глазом, отвечал Гимп.
– Сразу чувствуется, что свеженькое, – удовлетворенно кивал Гет. – Не то что заваль из магазина.
– Наелся? – спрашивал Гимп.
– Шутишь? – улыбался Гет. И Гимп бежал вновь на кухню, и вновь возвращался с полным подносом.
– Впервые слышу, что у гения есть ребенок-человек. – После третьего проглоченного целиком цыпленка Гет мог уже говорить не только о еде.
– Гении тщательно скрывают свое отцовство. – Бывший гений Империи подлил в чашу бывшему гению Тибура неразбавленного вина.
– Да, о гениях никто толком ничего не знает. Ни боги, ни люди, – согласился Гет, проглатывая четвертого цыпленка. – Сколько всего насочинено! То делили гения человека пополам: один плохой, другой хороший. На плохого удобно свалить все подлости, а человечек окажется не при чем. Плохой гений во всем виноват. То различали гениев мужских и женских[90]. Людям очень нравится раскладывать все на отдельные кучки. Эх, жаль нас осталось так мало!..
Гет вздохнул и отказался от пятого цыпленка.
– Оставь. Я его утром съем…
– Он же будет не суперсвежим… – напомнил Гимп.
– Ерунда. Я и тухлятину могу есть, когда жрать охота. – Гет громко рыгнул, не успев прикрыться хвостом. – Отличный обед. Чем же тебя отблагодарить, Гимп? Что у меня есть? Несколько маленьких тайн… Но ты и сам их наверняка знаешь.
– Какие тайны? – насторожился Гимп.
– Ну, к примеру… Список тайных агентов императора. Их имена известны только Руфину и Скавру. И больше никому. Даже «Целий» ничего не знает об этих людях. Хочешь, я их тебе назову… М-м… пожалуй, я все же съем этого цыпленка, – и Гет проглотил жареную птицу целиком. – Итак, слушай…
И Гет стал называть имена.
Глава 4
Он проснулся от истошного визга колес – поезд тормозил. Римляне верят снам. Любые сны пророческие. Даже те, которым не суждено сбыться. Все дело в умении толковать. Элий был плохим толкователем и потому старался поскорее забыть ночные кошмары. Но эту черную стену, вырастающую до небес, он забыть не мог.
Из открытого окна тянуло прохладой. Ночная степь лениво дышала, ожидая утра. Дождь кончился. Воздух был наполнен ароматами, прохладен и свеж. Впереди состава луч прожектора рассекал ночную тьму. Телеграфные столбы вдоль дороги стояли ровно, как часовые. Но один споткнулся и повалился вперед. Элий попытался разглядеть в темноте продолжение цепочки, но не смог.
По проходу вагона загромыхали калиги гвардейцев, кто-то рванул наружную дверь. Несколько человек выпрыгнули из вагона и побежали вдоль насыпи. Лучи электрических фонариков метались по сторонам. Грохнул одиночный выстрел. Черная тень подпрыгнула и исчезла.
– Глупец, это антилопа, – сказал кто-то. Голос был так отчетливо слышен в ночном воздухе, будто преторианец говорил над ухом Цезаря.
Элий натянул тунику и вышел из купе. В проходе стоял преторианец. Элий отстранил его и заковылял к выходу. Преторианец зашагал следом. Элий помедлил в дверях, втянул полной грудью ночной воздух. Внизу на насыпи остановился гвардеец. Сверкнул в свете фонаря золоченый шлем.
– Рутилий?..
Трибун поднял голову.
– Пути разворочены взрывом. Телеграфные столбы повалены. Сейчас мы определяем, насколько сильны повреждения.
– Монголы?
– Вряд ли. Скорее местные грабители. Гвардеец бежал к ним. Рутилий навел на лицо бегущему луч фонарика.
– Впереди на путях поезд. Паровоз и три вагона сошли с рельс. Состав разграблен. Двое убитых. Пассажиры перепуганы насмерть. Каждый лопочет свое. Но в одном сходятся: грабители – арабы. Местная банда.
– Этим людям нужна помощь? У них есть раненые? – спросил Цезарь. – Надо дать им воду и продукты. У них наверняка ничего не осталось.
– Я распоряжусь, – отвечал Рутилий.
– Когда смогут починить дорогу? – спросил Элий. Рутилий пожал плечами.
– Я отправил назад на ближайшую станцию двух верховых с сообщением.
Дрезина за пострадавшими пассажирами должна скоро прибыть. Но даже боги не ведают, когда прибудет ремонтная бригада. Может быть, через несколько дней. В последнее время на этой ветке движения почти нет.
– Сколько миль до Нисибиса?
– Пешком дойдем завтра.
– Тогда в путь. И немедленно. Пока холодно, —приказал Элий.
– Торопишься к месту казни?
Рутилий прав, Элий и не думал этого отрицать. Здравый смысл требовал повернуть назад. Но что-то было сильнее здравого смысла.
– Цезарь, послушай меня. Садись на коня. Я дам тебе десять человек верховых в сопровождение. Возвращайся. Может быть, ты спасешься. А я отправлюсь в Нисибис. Я пришлю писульку. Если успею. Идиоту Скавру и седым комарам в курию. Они будут в восторге, клянусь Геркулесом, от моих донесений.
Элий отрицательно покачал головой.
– Рутилий, поручение дано мне, а не тебе. Я не могу удрать. Мы пойдем дальше. Хотя, может быть, и не все. Построй гвардейцев.
Рутилий понял, что задумал Цезарь, и глянул на него зло, но приказ выполнил.
Вскоре все три центурии выстроились вдоль железнодорожных путей.
Элий медленно обошел ряды. Преторианцы хмуро смотрели на него. Когда-то в такой ситуации они могли прикончить Цезаря и удрать. Но времена меняются. Теперь они молча ждали приказа. Лучи восходящего солнца вспыхивали на золоченых накладках броненагрудников.
«Надо велеть снять накладки, – подумал Элий. – Они слишком заметны издалека…»
– Я должен вас предупредить, что дальнейший путь опасен. Поскольку Рим официально не находится в состоянии войны, я не могу требовать от вас участия в этом предприятии. Кто не желает рисковать вместе со мной, может вернуться. Я иду в Нисибис. Если удар варваров придется по этому городу, мало кто уцелеет. Сопровождать меня будут только добровольцы. Выбирайте сами.
Несколько секунд стояла неправдоподобная тишина – даже дыхания не было слышно. Элий ждал.
Сейчас кто-нибудь шагнет вперед. За ним другой. Еще и еще…
Но никто не вышел.
Элия охватил ужас. Что он делает? Зачем?!
Выполняет приказ Руфина?! Да, выполняет. Но совершенно не обязательно при этом отправляться в Нисибис. Можно, к примеру, инспектировать Дару, затем Ами-ду, а Нисибис обойти стороной.
Но Элий должен быть в Нисибисе. И это не прихоть… Если бы только преторианцы повернули назад!
– Вы не поняли, – горло сдавило так, что каждое слово приходилось выталкивать с трудом. – У нас мало шансов вернуться из Нисибиса живыми. Возможно, у нас вообще нет шансов. Все говорит за то, что монголы нападут на этот город.
У него не было таких данных. Просто он это знал.
Опять никто не вышел из строя.
– У нас приказ сопровождать тебя повсюду, – сказал Рутилий. – Мы все идем в Нисибис. И как можно быстрее.
Трибун велел выгружать лошадей из вагонов. Белый жеребец Цезаря с темным пятном на лбу, почуяв вольный ветер, рвал уздечку.
– Красавец, – улыбнулся Рутилий. – Но я бы предпочел вездеход. Сейчас, после дождей, мы можем надолго увязнуть в какой-нибудь луже посреди степи.
– У царя Эрудия не нашлось подходящего вездехода.
– Может, ты все-таки объяснишь мне, почему ты так рвешься в Нисибис? – спросил Рутилий.
– Не сейчас.
Степь после обильных дождей цвела. Желты& и красные тюльпаны, голубые и белые кроксы, анемоны, пурпурные пионы – сплошной пестрый благоухающий ковер. Но эти эфемеры скоро исчезнут под палящими лучами. Так, наверное, с точки зрения богов выглядит жизнь людей. Только вряд ли она кажется небожителям столь же прекрасной.
Отряд Элия шагал по дороге, горланя только что сочиненную песню:
«Хромой Цезарь отправился в поход. Никто не знает, куда он заведет…»
Глупая песня. Но еще глупее обижаться на подобные куплеты. Элий пробовал подпевать вместе с другими. Получалось сносно. Три центурии пехоты, не считая фургонов с провиантом и боеприпасами, – маленькая армия. Личная охрана Цезаря. Опальный Цезарь. Опальная охрана. Все они идут добровольно. А для чего они идут? Для того, чтобы составить доклад, который никому не нужен. Руфину кажется, что он посылает их в ловушку. Элий делает вид, что в эту ловушку лезет. У Руфина свой замысел, у Элия свой, столь безумный, что он боится кому-нибудь о нем рассказать. Но Элий не может отступиться от задуманного – безумцы не отступают.
Сначала Элий ехал верхом, но, видя, что Рутилий и центурионы идут вместе с подчиненными, тоже спешился и зашагал рядом. Трибун покосился на затянутые в ортопедические башмаки ноги Цезаря и неодобрительно качнул головой.
– Больше мили не пройдешь.
– Пусть будет миля, – согласился Элий. Он был в броненагруднике, как и все гвардейцы, красный плащ прикрывал плечи. Плащ, на котором не заметна кровь. Шарф на шее, чтобы доспехи не терли кожу. Шлем висел на груди. Элий так же высок и широк в плечах, как его преторианцы. Вот только шаг у него далеко не военный. И все ж он не отставал, преодолевая с каждым шагом не только жару и пыль, но и собственное увечье.
Милю они давным-давно отмахали. Рутилий протянул Цезарю флягу. Элий смочил губы. Ног он не чувствовал, но шел дальше.
– Война – это не сенат и не арена Колизея, – сказал Рутилий.
– Значит, мне придется пережить еще и это, – отвечал Элий.
– «Пережить»? – передразнил трибун.
– Послушай, Рутилий, за то, что ты сделал в Ре-зайне, я могу отдать тебя п9Д суд.
– Я защищал тебя. И вполне оправданно мог применить силу.
– Я не о том. Речь о пытках.
– Да, можешь отдать под суд. Не буду спорить.
– А теперь ты идешь со мной на смерть. Это ты тоже знаешь?
– Да.
– Стыкуется одно с другим?
– Вполне.
Десятая[92] когорта Первого Непобедимого легиона Независимой Месопотамии рыла окопы. Солдаты в одних шароварах и тюрбанах лениво взмахивали лопатами. Сигнумы когорт, украшенные крылатыми быками, были воткнуты в белый песок.
Батарея успела сделать один-единственный залп, и тут же среди артиллеристов замелькали всадники в синих чекменях. Варвары беспрепятственно ворвались в неукрепленный лагерь, потоком разлились между палаток. Началось избиение. Легат легиона, юный племянник Эрудия, вскочил на быстроного жеребца и пытался вырваться из ловушки, но зоркий глаз степняка заметил рубины на золоченом броненагруднике. Аркан захлестнул шею легата, и незадачливый военачальник рухнул в пыль. Жеребца поймал другой варвар. Никто не пытался оказать сопротивления. Большинство поднимало руки, но в плен взяли немногих, остальных перебили. Через два часа Первый Месопотамский легион, гордость царя Эрудия, перестал существовать.
Глава 5
– То, что делает Трион, чудовищно… – сказал Элий.
Пленник смотрел на Цезаря отсутствующим взглядом. То ли не понимал, то ли делал вид, что не понимает латынь.
Элий сам перевел свою речь на арабский.
– Его опыты могут погубить десятки, сотни и даже тысячи людей…
Человечек принялся раскачиваться из стороны в сторону.
Рутилий тронул Элия за плечо.
– Тебе лучше выйти, – и указал на дверь. В тот же момент от стены отделился низкорослый широкоплечий человек. Лицо – кусок грязного воска: ямины для глаз, расплющенный нос, безгубый рот. «Палач без глаз», – вспомнился полубредовый рассказ Летиции. Пленник догадался. Замер, глядя на огромные волосатые ручищи палача. Худое тело начала сотрясать крупная дрожь.
– Я должен дать на это согласие? – Элий передернулся.
– Можешь не давать, – сказал Рутилий. Элий не двигался.
– Тебя когда-нибудь пытали? – спросил Элий.
– Я знаю, что такое боль, – холодно отвечал Рутилий. – Вспомни, что ты говорил об урановой бомбе. Речь пойдет о сотнях тысяч убитых.
Элий вновь посмотрел на маленького пленника, который беззвучно открывал рот.
– О сотнях тысяч, – повторил он, как эхо. – Но мы находимся на территории Содружества. Здесь действует Декларация прав человека. И пытки запрещены.
– Цезарь, выйди, – прошипел Рутилий.
– Ни за что.
Рутилий сделал знак. Двое преторианцев ухватили Элия за локти.
– Уведите Цезаря. Здесь его жизнь подвергается опасности, – приказал Рутилий.
Происходящее было настолько невероятным, что Цезарь даже не пытался сопротивляться. Собственные охранники вывели его за дверь. Элий задыхался от ярости. Если бы Рутилий сейчас возник на пороге дома, Элий бы проткнул трибуна мечом. Но Рутилий не думал выходить.
Элий ударил кулаком в дверь. Никакого ответа.
– Квинт! – крикнул он. Тоже безрезультатно. Лица преторианцев были непроницаемы. Рваться в дом было делом безнадежным, и Элий отправился бродить по городу. Два здоровяка-преторианца шагали следом. Уличные торговцы бежали за римлянами, предлагая финики, сладости и прохладительные напитки. Грозный вид преторианцев их не смущал. Элий покупал сладости и тут же раздавал ребятишкам:
Но толпа не убавлялась, а росла. Даже спящие в тени циновок торговцы проснулись и наперебой принялись предлагать серебряную посуду, украшения, сувениры, ковры. Элий сделал круг и вернулся к дому. Гневего улегся. На душе было мерзко.
Рутилий стоял на пороге и курил.
– Лаборатория Триона в Нисибисе, – сказал он кратко. – Квинт может отправляться на охоту. А мы останемся здесь на несколько дней.
Рутилий вел себя так, как будто ничего не случилось, как будто это не он велел вышвырнуть Цезаря за дверь.
– Того, что произошло сегодня, я никогда не забуду, – пообещал Элий. – И никогда не прощу. Рутилий пожал плечами:
– Это не имеет значения. Ведь мы погибнем.
– Пусть Кассий Лентул осмотрит этого несчастного. А затем я приказываю отпустить его, – сказал Элий.
– Он умер, – отвечал Рутилий. – У бедняги оказалось слабое сердце.
Элий отстранил трибуна и вошел в дом. Умерший лежал в подвале на полу. Остро выпирающий подбородок. Грязные босые ноги с черными растрескавшимися пятками. Никаких следов пыток, если не считать кровоподтека под глазом.
Кассий Лентул собирал инструменты. Теперь он был личным медиком Цезаря и зачислен в коллегию придворных архиятеров.
– Отчего он умер? – спросил Элий.
– Сердце остановилось. – Медик сказал об этом невыносимо буднично.
– Его пытали. Он умер от болевого шока.
– Нет. Остановка сердца. Он не успел ничего сказать.
– А Нисибис? Откуда Рутилий узнал?
– Не от него. Квинт нашел расписки. Трион заказывал какие-то металлические конструкции здесь, в Резайне, и велел отправить их в Нисибис.
Нисибис… Роксана говорила, что собирается в Нисибис. Она знала, что Трион бежал туда? Или она знала что-то другое? Или она заодно с Трионом?.. Или с кем-то другим заодно?
«Новую стену Рима должно построить в Нисибисе…» – гласило предсказание Сивиллы. Но кто знает, что это за стена?!
– Лучше бы я поступил в городские архиятеры, – вздохнул медик. – Там жалованье куда меньше. Но и меньше всякого дерьма.
* * *
Тем же вечером Квинт уехал из Резайны. Следом исчезла и Роксана. А Элий и его охрана остались. Почти не прекращаясь шли дожди. Крыша в гостинице протекала. Дробный стук капель о днище ведра будил Элия по ночам. Природа сошла с ума.Цезарь составлял отчет об укреплениях Резайны, из отчета следовало, что никаких укреплений давным-давно нет. Элий понимал, что занят нелепым делом.
«Нисибис… Я должен быть в Нисибисе». При одной мысли об этом его охватывала дрожь. Но ведь он с самого начала знал, что отправится в Нисибис. Знал и страшился. Не укрепления интересовали его, не запасы винтовок и гранат на складах, а маленький городок в предгорьях, окруженный зубчатой кирпичной стеной, – таким Элий видел его на фото. Сивилла говорила о какой-то новой стене. Летиция видела город сожженным дотла. Предсказание Сивиллы и видение Ле-тиции гнали Элия в путь. Приказ императора лишь повод. Пусть Руфин думает, что послал Элия на смерть. Возможно, это радует старого интригана.
«То, что я делаю, – безумие, – думал Элий. – Но ведь я всегда был сумасшедшим…»
Гимп сидел в «Медведе» за столиком в углу. Перед ним стояла глиняная кружка с вином. Несмотря на ранний час таверна была полна. В маленьком помещении было душно и жарко, Гимп то и дело доставал платок и отирал лоб. Гимп представлял, как после жаркого и душного помещения выйдет на воздух, и холодным ветром его прохватит насквозь до костей. Интересно, может гений подцепить воспаление легких?
Время от времени Гимп начинал прислушиваться к спору соседей.
– …Я взял клеймо…
– …Теперь нет желаний… только деньги. Ставишь на победителя, как на колесницы в Большом цирке. И выигрываешь…
– …Ерунда какая-то. Желания нужны! Желания просто необходимы…
– …Люди жаждут денег. Одних денег. Одно желание. Всегда одно желание… не надо ни гениев, ни богов. Деньги заменят все…
– …Гениев никто не заменит…
– …Ненавижу гениев…
– …С гениями было хорошо. Ясно, что делать. Жизнь была спокойной, династия правила, Империя стояла неколебимо. И все лишь потому, что гении нас опекали. А теперь все полетело в Тартар…
– …Я нашел своего гения. Он живет у меня в доме и подсказывает. Надо всем так сделать. И вновь воцарится порядок…
– …Что же он тебе подсказывает? Как больше заработать денег?
– …Гении скоро умрут. Они не могут жить на земле.
Гимп поднялся и постоял в нерешительности, не зная, уйти или заказать еще вина. Он плохо понимал, что происходит. Голова кружилась. Слова долетали издалека, лица расплывались. Может, он болен? Говорят, гений может умереть от одного неверия в свои силы. Выдохнет воздух, а вздохнуть не сможет. Упадет замертво и… Гимп уставился в пол бессмысленным взглядом. Да что с ним такое? Неужто он в самом деле собрался умирать?
Гимп вышел на улицу и глубоко вдохнул холодный воздух. Дрожь пробежала по его телу. Его ждал трудный разговор. Он безумно боялся. По-человечески.
У гения Тибура появилась новая страсть. Он обожал подслушивать. Прежде, когда он был душой города, люди обращались к нему сотню раз на дню. Теперь никому не было до него дела. Он чувствовал, себя таким одиноким. Кому хочется беседовать со змеем! Целыми днями он висел на ветке старой пинии и ждал, когда выйдет в маленький перистиль молодая хозяйка.
Ага, наконец-то! Летиция вышла и бродит вокруг бассейна и разговаривает вслух с Элием, воображая, что ее никто не слышит. Она уговаривает его быть осторожным и побыстрее вернуться. Потом начинает ругать за безрассудство. И опять зовет.
А вот еще шаги. Кто-то вошел в маленький садик. Остановился.
Кто это? Неужели? Ну да, это Гимп. В красной тунике, в броненагруднике он просто красавец. Очень смахивает на актера, который только что получил крошечную роль легионера в современной пьесе. Это уже интереснее…
– Я вступил в армию, – сообщил Гимп, старательно разглядывая мозаику перистиля. – Все говорят о предстоящей войне. Значит, будет несложно получить гражданство.
– Ты меня покидаешь? – Летиция капризно скривила губы. – А я тебе не разрешала. Ты мне служишь. Мне и Элию. – Гимп смутился. – Ты всегда охранял меня, – напомнила она. – Кто же будет теперь заботиться о моей безопасности?
– У тебя будет другой охранник.
– Какой?
Она огляделась, но, разумеется, не заметила Гета. Хотя змей висел у нее над головой и нагло размахивал хвостом.
– Потом скажу. Я сейчас о другом… – Гимп замолк.
Летиция тоже молчала. Была смущена. В его внимании и преданности было что-то сверх обыкновенной дружбы. И он ей симпатичен. Но и только. Неловкость все возрастала, становясь непереносимой.
– Я… я… – пролепетал Гимп, все более смущаясь. – Я – твой отец.
Ну надо же! Изумленный Гет свалился с ветки. Летти в ужасе отскочила в сторону, позабыв о только что сделанном признании бывшего гения Империи.
– К-кто это? – пролепетала она, разглядывая огромного змея.
– Это твой новый охранник! – бодрым тоном сообщил Гимп.
– Этот? – Летти отступила за спину Гимпу.
– Ага, охранник, – подтвердил Гет, подняв огромную плоскую голову, раздвигая губы, что должно было означать улыбку.
Улыбка была очаровательная. До того очаровательная, что у Летиции подкосились ноги, и она опустилась на мраморную скамью.
– Это бывший гений, – подтвердил Гимп. – Он хороший. Только ест много.
– Думаю, у домны Летиции хватит денег, чтобы меня прокормить, – сделал очень верное предположение Гет.
Летти машинально кивнула, затем повернулась к Гимпу.
– Кажется, ты что-то сказал… или… мне послышалось?
– Да, сказал.
– И это правда?
– Да.
– Мне известно, что я дочь гения. Но не знала, что это именно ты. —
Кажется, она не особенно была поражена признанием, – Я бессмертна? – Гимп отрицательно покачал головой. – Тогда это не имеет значения.
Гимп от изумления открыл рот.
– Иногда я буду думать о тебе, – милостиво пообещала Летиция.
Гимп кашлянул, прочищая горло.
– Ты не винишь меня?
– Винить? Вот глупость. Самое бесполезное занятие в мире. Лучше поинтересуйся, нет ли у меня желания тебе отомстить. – В глазах ее вспыхнули лукавые огоньки.
– Ну и как – не желаешь? – спросил он, подыгрывая Летиции.
– Нет… Ты подарил мне жизнь. За это не мстят.
Гет хихикнул и ударил по мозаичному полу могучим хвостом.
– А у тебя нет детей? – спросила Летиция змея.
– Насколько я помню – нет. – Змей смутился. – Но за столько лет память может и изменить…
Гимп устроил прощальный пир. Гостей было немного. Вернее, гость один – Гет. Змей, прихотливо раскинув кольца своего огромного тела, занял ложе, предназначенное для троих людей. Стол меж пирующими был весь заставлен яствами. Гимп сам приносил блюда с кухни. Гет тут же все обнюхивал – и жареных цыплят, и окорока.
– С фермы? – спрашивал строго.
– С фермы, – не моргнув глазом, отвечал Гимп.
– Сразу чувствуется, что свеженькое, – удовлетворенно кивал Гет. – Не то что заваль из магазина.
– Наелся? – спрашивал Гимп.
– Шутишь? – улыбался Гет. И Гимп бежал вновь на кухню, и вновь возвращался с полным подносом.
– Впервые слышу, что у гения есть ребенок-человек. – После третьего проглоченного целиком цыпленка Гет мог уже говорить не только о еде.
– Гении тщательно скрывают свое отцовство. – Бывший гений Империи подлил в чашу бывшему гению Тибура неразбавленного вина.
– Да, о гениях никто толком ничего не знает. Ни боги, ни люди, – согласился Гет, проглатывая четвертого цыпленка. – Сколько всего насочинено! То делили гения человека пополам: один плохой, другой хороший. На плохого удобно свалить все подлости, а человечек окажется не при чем. Плохой гений во всем виноват. То различали гениев мужских и женских[90]. Людям очень нравится раскладывать все на отдельные кучки. Эх, жаль нас осталось так мало!..
Гет вздохнул и отказался от пятого цыпленка.
– Оставь. Я его утром съем…
– Он же будет не суперсвежим… – напомнил Гимп.
– Ерунда. Я и тухлятину могу есть, когда жрать охота. – Гет громко рыгнул, не успев прикрыться хвостом. – Отличный обед. Чем же тебя отблагодарить, Гимп? Что у меня есть? Несколько маленьких тайн… Но ты и сам их наверняка знаешь.
– Какие тайны? – насторожился Гимп.
– Ну, к примеру… Список тайных агентов императора. Их имена известны только Руфину и Скавру. И больше никому. Даже «Целий» ничего не знает об этих людях. Хочешь, я их тебе назову… М-м… пожалуй, я все же съем этого цыпленка, – и Гет проглотил жареную птицу целиком. – Итак, слушай…
И Гет стал называть имена.
Глава 4
Игры разбойников
«Танцы салиев в этом году проходят особенно торжественно».Элий спал. Ему снилась чудовищная стена, она поднималась до неба и закрывала солнце. Она была черной, и с нее медленно падали хлопья черного пепла. За стеной непрерывно звучали голоса. Гортанные, чужие. Элий приложил ухо к стене и услышал глухие монотонные удары. Будто там, заменой, билось чудовищное сердце…
«Акта диурна», канун Нон марта[91]
Он проснулся от истошного визга колес – поезд тормозил. Римляне верят снам. Любые сны пророческие. Даже те, которым не суждено сбыться. Все дело в умении толковать. Элий был плохим толкователем и потому старался поскорее забыть ночные кошмары. Но эту черную стену, вырастающую до небес, он забыть не мог.
Из открытого окна тянуло прохладой. Ночная степь лениво дышала, ожидая утра. Дождь кончился. Воздух был наполнен ароматами, прохладен и свеж. Впереди состава луч прожектора рассекал ночную тьму. Телеграфные столбы вдоль дороги стояли ровно, как часовые. Но один споткнулся и повалился вперед. Элий попытался разглядеть в темноте продолжение цепочки, но не смог.
По проходу вагона загромыхали калиги гвардейцев, кто-то рванул наружную дверь. Несколько человек выпрыгнули из вагона и побежали вдоль насыпи. Лучи электрических фонариков метались по сторонам. Грохнул одиночный выстрел. Черная тень подпрыгнула и исчезла.
– Глупец, это антилопа, – сказал кто-то. Голос был так отчетливо слышен в ночном воздухе, будто преторианец говорил над ухом Цезаря.
Элий натянул тунику и вышел из купе. В проходе стоял преторианец. Элий отстранил его и заковылял к выходу. Преторианец зашагал следом. Элий помедлил в дверях, втянул полной грудью ночной воздух. Внизу на насыпи остановился гвардеец. Сверкнул в свете фонаря золоченый шлем.
– Рутилий?..
Трибун поднял голову.
– Пути разворочены взрывом. Телеграфные столбы повалены. Сейчас мы определяем, насколько сильны повреждения.
– Монголы?
– Вряд ли. Скорее местные грабители. Гвардеец бежал к ним. Рутилий навел на лицо бегущему луч фонарика.
– Впереди на путях поезд. Паровоз и три вагона сошли с рельс. Состав разграблен. Двое убитых. Пассажиры перепуганы насмерть. Каждый лопочет свое. Но в одном сходятся: грабители – арабы. Местная банда.
– Этим людям нужна помощь? У них есть раненые? – спросил Цезарь. – Надо дать им воду и продукты. У них наверняка ничего не осталось.
– Я распоряжусь, – отвечал Рутилий.
– Когда смогут починить дорогу? – спросил Элий. Рутилий пожал плечами.
– Я отправил назад на ближайшую станцию двух верховых с сообщением.
Дрезина за пострадавшими пассажирами должна скоро прибыть. Но даже боги не ведают, когда прибудет ремонтная бригада. Может быть, через несколько дней. В последнее время на этой ветке движения почти нет.
– Сколько миль до Нисибиса?
– Пешком дойдем завтра.
– Тогда в путь. И немедленно. Пока холодно, —приказал Элий.
– Торопишься к месту казни?
Рутилий прав, Элий и не думал этого отрицать. Здравый смысл требовал повернуть назад. Но что-то было сильнее здравого смысла.
– Цезарь, послушай меня. Садись на коня. Я дам тебе десять человек верховых в сопровождение. Возвращайся. Может быть, ты спасешься. А я отправлюсь в Нисибис. Я пришлю писульку. Если успею. Идиоту Скавру и седым комарам в курию. Они будут в восторге, клянусь Геркулесом, от моих донесений.
Элий отрицательно покачал головой.
– Рутилий, поручение дано мне, а не тебе. Я не могу удрать. Мы пойдем дальше. Хотя, может быть, и не все. Построй гвардейцев.
Рутилий понял, что задумал Цезарь, и глянул на него зло, но приказ выполнил.
Вскоре все три центурии выстроились вдоль железнодорожных путей.
Элий медленно обошел ряды. Преторианцы хмуро смотрели на него. Когда-то в такой ситуации они могли прикончить Цезаря и удрать. Но времена меняются. Теперь они молча ждали приказа. Лучи восходящего солнца вспыхивали на золоченых накладках броненагрудников.
«Надо велеть снять накладки, – подумал Элий. – Они слишком заметны издалека…»
– Я должен вас предупредить, что дальнейший путь опасен. Поскольку Рим официально не находится в состоянии войны, я не могу требовать от вас участия в этом предприятии. Кто не желает рисковать вместе со мной, может вернуться. Я иду в Нисибис. Если удар варваров придется по этому городу, мало кто уцелеет. Сопровождать меня будут только добровольцы. Выбирайте сами.
Несколько секунд стояла неправдоподобная тишина – даже дыхания не было слышно. Элий ждал.
Сейчас кто-нибудь шагнет вперед. За ним другой. Еще и еще…
Но никто не вышел.
Элия охватил ужас. Что он делает? Зачем?!
Выполняет приказ Руфина?! Да, выполняет. Но совершенно не обязательно при этом отправляться в Нисибис. Можно, к примеру, инспектировать Дару, затем Ами-ду, а Нисибис обойти стороной.
Но Элий должен быть в Нисибисе. И это не прихоть… Если бы только преторианцы повернули назад!
– Вы не поняли, – горло сдавило так, что каждое слово приходилось выталкивать с трудом. – У нас мало шансов вернуться из Нисибиса живыми. Возможно, у нас вообще нет шансов. Все говорит за то, что монголы нападут на этот город.
У него не было таких данных. Просто он это знал.
Опять никто не вышел из строя.
– У нас приказ сопровождать тебя повсюду, – сказал Рутилий. – Мы все идем в Нисибис. И как можно быстрее.
Трибун велел выгружать лошадей из вагонов. Белый жеребец Цезаря с темным пятном на лбу, почуяв вольный ветер, рвал уздечку.
– Красавец, – улыбнулся Рутилий. – Но я бы предпочел вездеход. Сейчас, после дождей, мы можем надолго увязнуть в какой-нибудь луже посреди степи.
– У царя Эрудия не нашлось подходящего вездехода.
– Может, ты все-таки объяснишь мне, почему ты так рвешься в Нисибис? – спросил Рутилий.
– Не сейчас.
Степь после обильных дождей цвела. Желты& и красные тюльпаны, голубые и белые кроксы, анемоны, пурпурные пионы – сплошной пестрый благоухающий ковер. Но эти эфемеры скоро исчезнут под палящими лучами. Так, наверное, с точки зрения богов выглядит жизнь людей. Только вряд ли она кажется небожителям столь же прекрасной.
Отряд Элия шагал по дороге, горланя только что сочиненную песню:
«Хромой Цезарь отправился в поход. Никто не знает, куда он заведет…»
Глупая песня. Но еще глупее обижаться на подобные куплеты. Элий пробовал подпевать вместе с другими. Получалось сносно. Три центурии пехоты, не считая фургонов с провиантом и боеприпасами, – маленькая армия. Личная охрана Цезаря. Опальный Цезарь. Опальная охрана. Все они идут добровольно. А для чего они идут? Для того, чтобы составить доклад, который никому не нужен. Руфину кажется, что он посылает их в ловушку. Элий делает вид, что в эту ловушку лезет. У Руфина свой замысел, у Элия свой, столь безумный, что он боится кому-нибудь о нем рассказать. Но Элий не может отступиться от задуманного – безумцы не отступают.
Сначала Элий ехал верхом, но, видя, что Рутилий и центурионы идут вместе с подчиненными, тоже спешился и зашагал рядом. Трибун покосился на затянутые в ортопедические башмаки ноги Цезаря и неодобрительно качнул головой.
– Больше мили не пройдешь.
– Пусть будет миля, – согласился Элий. Он был в броненагруднике, как и все гвардейцы, красный плащ прикрывал плечи. Плащ, на котором не заметна кровь. Шарф на шее, чтобы доспехи не терли кожу. Шлем висел на груди. Элий так же высок и широк в плечах, как его преторианцы. Вот только шаг у него далеко не военный. И все ж он не отставал, преодолевая с каждым шагом не только жару и пыль, но и собственное увечье.
Милю они давным-давно отмахали. Рутилий протянул Цезарю флягу. Элий смочил губы. Ног он не чувствовал, но шел дальше.
– Война – это не сенат и не арена Колизея, – сказал Рутилий.
– Значит, мне придется пережить еще и это, – отвечал Элий.
– «Пережить»? – передразнил трибун.
– Послушай, Рутилий, за то, что ты сделал в Ре-зайне, я могу отдать тебя п9Д суд.
– Я защищал тебя. И вполне оправданно мог применить силу.
– Я не о том. Речь о пытках.
– Да, можешь отдать под суд. Не буду спорить.
– А теперь ты идешь со мной на смерть. Это ты тоже знаешь?
– Да.
– Стыкуется одно с другим?
– Вполне.
Десятая[92] когорта Первого Непобедимого легиона Независимой Месопотамии рыла окопы. Солдаты в одних шароварах и тюрбанах лениво взмахивали лопатами. Сигнумы когорт, украшенные крылатыми быками, были воткнуты в белый песок.
Батарея успела сделать один-единственный залп, и тут же среди артиллеристов замелькали всадники в синих чекменях. Варвары беспрепятственно ворвались в неукрепленный лагерь, потоком разлились между палаток. Началось избиение. Легат легиона, юный племянник Эрудия, вскочил на быстроного жеребца и пытался вырваться из ловушки, но зоркий глаз степняка заметил рубины на золоченом броненагруднике. Аркан захлестнул шею легата, и незадачливый военачальник рухнул в пыль. Жеребца поймал другой варвар. Никто не пытался оказать сопротивления. Большинство поднимало руки, но в плен взяли немногих, остальных перебили. Через два часа Первый Месопотамский легион, гордость царя Эрудия, перестал существовать.
Глава 5
Грандиозные игры Триона
«Сенатор Бенит заявил, что теперь, когда гладиаторы сражаются лишь ради денег, они должны убивать друг друга. Его предложение нашло неожиданную поддержку не. только у зрителей, но и у самих гладиаторов. – Я всегда мечтал совершить убийство на арене, – признался Красавчик. – Нынче не нужен особый дар общения с гением. Гении рядом, и мы видим, что это ничтожества. Главное для гладиатора – иметь волю к убийству».До Нисибиса они добрались, как и обещал Рутилий, на следующий день. Расположенный на холме возле реки Джаг-Джаг, посреди пологой равнины, город жил в основном торговлей. Крепость оказалась куда в худшем состоянии, чем предполагалось. Когда-то здесь были мощные укрепления. Сейчас стены обросли лавчонками и крошечными домишками без дверей. Циновки над входами поднимались на палках и подпирались шестами. Женщины и дети, одинаково загорелые и одинаково ободранные, раскладывали товар прямо на мостовой. Несколько храмов римских богов, кирпичные, без мраморной облицовки, с осыпавшейся во многих местах штукатуркой, не блистали ни сокровищами, ни красотой. Часть населения поклонялось Ахуре Маздре, но с ленцою, без должного фанатизма. Горит священный огонь на алтарях – и этого вполне достаточно. Повсюду сновали собаки, десятки, сотни собак. Город этот был метисом – не римский и не восточный, здесь все смешалось – богатство и бедность, роскошь и грязь, культура и суеверия, а пуще всего неверие, дома и притоны, таверны и лавки, фонтаны и пальмы, мостовые и грязные лужи, в которых валялись свиньи. Свиней было превеликое множество. На базаре торговали финиками, из фиников варили кашу, с ними пекли лепешки. Из фиников делали очень крепкий и очень вкусный ликер. Косточки от фиников валялись в пыли и почему-то постоянно норовили попасть в сандалии. Элий представлял Нисибис куда более загадочным и роскошным. А увидел обыкновенный провинциальный городишко. И почему именно здесь должна быть построена спасительная стена?
«Акта диурна». Ноны марта[93]