Скалы кромсая на режущий град!..
В ужасе, в нише, обнявшись с гранитом,
Ласку могилы герой наш испил, —
Выступ нависшим своим монолитом
Волею рока прикрыл, сохранил!..
Стихло. Спасенье. Но тяжка утрата:
«Где-то ты жив, а где умер, старик!..»
Нет ни надежд, ни палатки, ни брата,
Много уносит трагедии миг!
Что это? Снега притихло круженье,
Синим кристаллом легла тишина,
Горечью думы до боли сожженья.
Давит отчаянье... Жалит вина...
Линии света, их струи и блики, —
С фоном по небу пошла полоса,
Странные шагом видения, лики, —
Что это? Люди? И их голоса?
Чуть приоткрылось ночное окошко,
Тьма где-то пала, а где-то черней,
В облаке лунного света дорожка,
Трое, все в черном, возникли на ней.
В рубище порванных старых штормовок,
С грязи разводами на рюкзаках
С космами стертых «до мяса» веревок,
Сталью айсбайлей в сожженных руках.
Лица с ожогами черными кожи,
С ликами, стертыми в перистый газ,
Сбиты до кожи вибрам и поножи.
Блеск, прожигающий звездами глаз!
Первый, седой, как вершины Памира,
Резко клинок ледоруба поднял
В знак уваженья, согласия, мира, —
Тем напряжение первое снял:
«Здравствуй, товарищ! Привет и участье!
Коротки встречи у нас на пути, —
Знаем твои и беду, и несчастье,
Сможем, – поможем, сломив их, пройти.
Каждый, в ком голос жив честный и чистый,
В ком высота и порывы горят,
Каждый, в ком сердце парит альпиниста
Нами любим, – он товарищ и брат!
Ты, верно, скажешь: «А кто вы, откуда?»
Спросишь себя: «Наваждение? Явь?»
Что это – сон, или странное чудо? —
То и другое! Сомненья оставь!
Мы – не вершители страшного слова,
В нас нет ни в чем источения зла,
Мы – голос памяти, вечного зова,
В нас только острой догадки игла.
В нас трепет мысли, завета, старанья,
Шепот предчувствия – вот наша речь,
Влившись в горячую кровь подсознанья,
Можем мы только предостеречь...
Можем помочь на решающей пяди,
Можем помочь тебе выкрикнуть: «Стой!»,
Можем явиться зацепкой во взгляде,
Главное – шаг упредить роковой!
Мы – прошлый опыт, наказ: «Осторожно!»,
Мы – вещий голос, завет из могил,
К силе живых наши вклады ничтожны,
Тайна спасенья – в сложении сил!
Ныне мы – тенью от группы пропавшей,
В струях лавины, в кругу непогод,
Где-то, когда-то, трагически павшей,
И позабытой в неведомый год!
Мы иногда – образ женщины-ПЕРИ, —
Странницы ночи и вечного льда,
Призрака горя, измены, потери,
Той, путь которой – любовь и беда, —
Ищет с добром: где мой милый, любимый? —
Сгинул бесследно он в белых горах,
Ищет со злом: где мучитель гонимый,
Тот, что поверг и в разлуку и в прах...
Облаком белым она наклонится,
Ветром откинет палатки крыло,
И заглядится на спящие лица,
Чтобы знакомое встретить чело,
Еле промолвит чуть слышное пенье,
Скупо уронит слезу или стон,
И через это идет откровенье, —
Вещий является спящему сон.
Может быть, в нем и догадка утраты,
Может, загадка любви, или грез,
Ярких, бесценных догадок караты,
Или предчувствия гроз и угроз...
Тем, кто заветам не следует горным —
Дружбе, и братству, и чести в борьбе,
Явимся мы восходителем черным,
Мрачным предвестником злого в судьбе!
Явится он не на час – на минутку,
В блике костра и под сумерек крепь,
Дав помрачение, тяжесть рассудку,
Волю, сковав угнетением в цепь!
Словно потоком трагизма и муки
Хлад леденящий обнимет сердца, —
С пятнами ведьмы, – с лохмотьями руки,
Мрак пустотою на месте лица!
Выйдя из сумрака темной фигурой,
Тихо подсядет, войдет в разговор, —
Слово вольется дурманом микстуры,
Дымкой зловещей от марева гор!
В дымке той облик его растворится,
Но будет слышен стихающий сказ,
В память отложится, в ней воспалится
Смутной угрозой непонятых фраз...
Брат твой не принял отчаянье зова,
Что мы смогли вам послать, как призыв,
Мир его праху – не каждое слово
Можно понять, чуть себя позабыв...
Будет он с нами ходить по дорогам
В лунном сиянии снежных хребтов,
По ледянистым скалистым порогам,
Неба туманом из туч и ветров...
Ты же – оставь все изломы кручины,
Муки отчаянья надо зарыть!
Были аварии злые причины!
После сумеешь понять их, раскрыть!
Путь твой по скалам – клинками, ножами,
Вздохом неверным обломится жизнь,
В небо вцепившись веревок вожжами,
Стоном, молитвой, проклятьем: ДЕРЖИСЬ!
Ключ – в гребешке, – он внизу, под тобою,
Выйдешь на выступ – спасение здесь,
Этот участок под силу герою,
В нем половина спасения есть!
Лезвием гребня от канта вершины
Вправо укройся за скал монолит:
Сверху предательством сжатой пружины
Молот опасной лавины отлит!
Если ж собьешься ты шагом несмелым,
Или терпения лопнет струна, —
Снег запорошится саваном белым,
Лягут надгробием ночь и стена...
Надо сражаться – отважно, всей силой,
Чтобы сломилась аварии твердь,
Иначе спуск оборвется могилой,
«Иначе», – трое все молвили: «Смерть!»
Лики их сникли, дрожа, опустились,
Вмиг разломились на мрака круги,
С ветром и снежными вихрями слились
Вздохами черной, зловещей пурги...
Лик же последний ему от виденья
Горько сумел кое-что рассказать, —
Болью пронзающей от откровенья:
Брата в последнем успел он узнать!
Вновь завыванья обвалов и вьюги,
Ночи и холода ствол у виска,
Сном леденеют и мысли и руки,
Вновь одиночества злая тоска...
Два дня спустя, чуть живой, без сознанья,
Найден отрядом в снегу под стеной,
Словом начспаса вонзилось признанье:
«Шанс до конца он использовал свой!»
Где-то история эта случилась
С памятью сердца, с лучом наважденья,
Может, привиделась, может, приснилась,
В строки сложилась канвой восхожденья...
В свете костров и под звездные ленты,
С пеньем похода, чарующим нас,
Это предание с тайной легенды
В иносказаньях родится не раз... —
Новые тайны, рассказы, легенды
Будут звучать в пересказах не раз!..
На вершине
Нет у вершин судьбы невинной...
«Стихотропные» картинки
В ужасе, в нише, обнявшись с гранитом,
Ласку могилы герой наш испил, —
Выступ нависшим своим монолитом
Волею рока прикрыл, сохранил!..
Стихло. Спасенье. Но тяжка утрата:
«Где-то ты жив, а где умер, старик!..»
Нет ни надежд, ни палатки, ни брата,
Много уносит трагедии миг!
Что это? Снега притихло круженье,
Синим кристаллом легла тишина,
Горечью думы до боли сожженья.
Давит отчаянье... Жалит вина...
Линии света, их струи и блики, —
С фоном по небу пошла полоса,
Странные шагом видения, лики, —
Что это? Люди? И их голоса?
Чуть приоткрылось ночное окошко,
Тьма где-то пала, а где-то черней,
В облаке лунного света дорожка,
Трое, все в черном, возникли на ней.
В рубище порванных старых штормовок,
С грязи разводами на рюкзаках
С космами стертых «до мяса» веревок,
Сталью айсбайлей в сожженных руках.
Лица с ожогами черными кожи,
С ликами, стертыми в перистый газ,
Сбиты до кожи вибрам и поножи.
Блеск, прожигающий звездами глаз!
Первый, седой, как вершины Памира,
Резко клинок ледоруба поднял
В знак уваженья, согласия, мира, —
Тем напряжение первое снял:
«Здравствуй, товарищ! Привет и участье!
Коротки встречи у нас на пути, —
Знаем твои и беду, и несчастье,
Сможем, – поможем, сломив их, пройти.
Каждый, в ком голос жив честный и чистый,
В ком высота и порывы горят,
Каждый, в ком сердце парит альпиниста
Нами любим, – он товарищ и брат!
Ты, верно, скажешь: «А кто вы, откуда?»
Спросишь себя: «Наваждение? Явь?»
Что это – сон, или странное чудо? —
То и другое! Сомненья оставь!
Мы – не вершители страшного слова,
В нас нет ни в чем источения зла,
Мы – голос памяти, вечного зова,
В нас только острой догадки игла.
В нас трепет мысли, завета, старанья,
Шепот предчувствия – вот наша речь,
Влившись в горячую кровь подсознанья,
Можем мы только предостеречь...
Можем помочь на решающей пяди,
Можем помочь тебе выкрикнуть: «Стой!»,
Можем явиться зацепкой во взгляде,
Главное – шаг упредить роковой!
Мы – прошлый опыт, наказ: «Осторожно!»,
Мы – вещий голос, завет из могил,
К силе живых наши вклады ничтожны,
Тайна спасенья – в сложении сил!
Ныне мы – тенью от группы пропавшей,
В струях лавины, в кругу непогод,
Где-то, когда-то, трагически павшей,
И позабытой в неведомый год!
Мы иногда – образ женщины-ПЕРИ, —
Странницы ночи и вечного льда,
Призрака горя, измены, потери,
Той, путь которой – любовь и беда, —
Ищет с добром: где мой милый, любимый? —
Сгинул бесследно он в белых горах,
Ищет со злом: где мучитель гонимый,
Тот, что поверг и в разлуку и в прах...
Облаком белым она наклонится,
Ветром откинет палатки крыло,
И заглядится на спящие лица,
Чтобы знакомое встретить чело,
Еле промолвит чуть слышное пенье,
Скупо уронит слезу или стон,
И через это идет откровенье, —
Вещий является спящему сон.
Может быть, в нем и догадка утраты,
Может, загадка любви, или грез,
Ярких, бесценных догадок караты,
Или предчувствия гроз и угроз...
Тем, кто заветам не следует горным —
Дружбе, и братству, и чести в борьбе,
Явимся мы восходителем черным,
Мрачным предвестником злого в судьбе!
Явится он не на час – на минутку,
В блике костра и под сумерек крепь,
Дав помрачение, тяжесть рассудку,
Волю, сковав угнетением в цепь!
Словно потоком трагизма и муки
Хлад леденящий обнимет сердца, —
С пятнами ведьмы, – с лохмотьями руки,
Мрак пустотою на месте лица!
Выйдя из сумрака темной фигурой,
Тихо подсядет, войдет в разговор, —
Слово вольется дурманом микстуры,
Дымкой зловещей от марева гор!
В дымке той облик его растворится,
Но будет слышен стихающий сказ,
В память отложится, в ней воспалится
Смутной угрозой непонятых фраз...
Брат твой не принял отчаянье зова,
Что мы смогли вам послать, как призыв,
Мир его праху – не каждое слово
Можно понять, чуть себя позабыв...
Будет он с нами ходить по дорогам
В лунном сиянии снежных хребтов,
По ледянистым скалистым порогам,
Неба туманом из туч и ветров...
Ты же – оставь все изломы кручины,
Муки отчаянья надо зарыть!
Были аварии злые причины!
После сумеешь понять их, раскрыть!
Путь твой по скалам – клинками, ножами,
Вздохом неверным обломится жизнь,
В небо вцепившись веревок вожжами,
Стоном, молитвой, проклятьем: ДЕРЖИСЬ!
Ключ – в гребешке, – он внизу, под тобою,
Выйдешь на выступ – спасение здесь,
Этот участок под силу герою,
В нем половина спасения есть!
Лезвием гребня от канта вершины
Вправо укройся за скал монолит:
Сверху предательством сжатой пружины
Молот опасной лавины отлит!
Если ж собьешься ты шагом несмелым,
Или терпения лопнет струна, —
Снег запорошится саваном белым,
Лягут надгробием ночь и стена...
Надо сражаться – отважно, всей силой,
Чтобы сломилась аварии твердь,
Иначе спуск оборвется могилой,
«Иначе», – трое все молвили: «Смерть!»
Лики их сникли, дрожа, опустились,
Вмиг разломились на мрака круги,
С ветром и снежными вихрями слились
Вздохами черной, зловещей пурги...
Лик же последний ему от виденья
Горько сумел кое-что рассказать, —
Болью пронзающей от откровенья:
Брата в последнем успел он узнать!
Вновь завыванья обвалов и вьюги,
Ночи и холода ствол у виска,
Сном леденеют и мысли и руки,
Вновь одиночества злая тоска...
Два дня спустя, чуть живой, без сознанья,
Найден отрядом в снегу под стеной,
Словом начспаса вонзилось признанье:
«Шанс до конца он использовал свой!»
Где-то история эта случилась
С памятью сердца, с лучом наважденья,
Может, привиделась, может, приснилась,
В строки сложилась канвой восхожденья...
В свете костров и под звездные ленты,
С пеньем похода, чарующим нас,
Это предание с тайной легенды
В иносказаньях родится не раз... —
Новые тайны, рассказы, легенды
Будут звучать в пересказах не раз!..
На вершине
Когда на неба трещине
Стою я в высоте
Вершины словно женщины
Пылают в наготе!
Парением безбрежности, —
Как роз, и звезд кусты,
Все в нежности и в снежности
Слепящей чистоты!
Меж ними дума странная,
Еще вчера – мечта,
Что вот, она, желанная,
Одна из них – взята!
Та, гордая красавица,
Средь «самых» из мужчин
Стеною страшной славится,
И песнями лавин!
Взята, – добавкой перышка,
Когда все силы – прах!
Зацепкою за зернышко,
Со стоном, «на зубах»!..
Из облака, украдкою,
Опять она глядит,
Вся с новою загадкою:
Чего ж тебе родит?
Придут, созрев, от суженой
Лучами ее тем
Стихов и песен кружево,
Резьба из теорем!.. —
То яркое мгновение
Глотками высоты
Пробудит вдохновение
И поиски мечты,
Тот день, как свадьбы ночкою
Сумеет удружить, —
Проляжет верной строчкою:
«Да, парень, стоит жить!..»
Нет у вершин судьбы невинной...
Нет у вершин судьбы невинной, —
Здесь точки точит камнепад!
Да ураган доски лавинной,
На миг не выверенный взгляд,
Неверно сказанное слово,
Чуть-чуть не понятый сигнал... —
Цепь гор холодна и сурова,
То монолит, то гнева вал!
Идя в непонятые дали,
Не зарывайся, не спеши! —
Свои пределы вертикалей
Возьми движением души,
Найди свою стезю и сложность,
Над недоступным не заплачь,
Люби девчонку-осторожность, —
Лихач всегда себе палач!
Жестока гор слепая нежность,
И лед, и скалы их оков!
Но в них лазурная безбрежность
Парит с букетом облаков,
На пике мудрости и страсти
Взойди под неба звездный кров, —
Так обойдут тебя напасти,
И черный ветер катастроф!..
«Стихотропные» картинки
Шутливые, лирические и эпические картинки из альбома к 50-летию мастера спорта. Георгия Николаевича Худницкого (к 02.04.1983 г.), – председателя турсекции ЦКБМ и многолетнего председателя горной комиссии Федерации туризма Ленинграда и Санкт-Петербурга (1985–2006 г. г). Да, Гарика Худницкого, которого многие ветераны из разных городов знают по организации соревнований, походов и работе горной комиссии. И которому в этом году исполнилось 75 лет. Слава таким достойным ветеранам!
Редакторская группа: Карапетян Андрей (рисунки), Буянов Евгений (стихи), Орлова Клава, Белянина Мария, Жох Наталья, Худницкий Владимир, – «племянник»). Некоторые стихи даны в первоначальной и в исправленной (текст) автором редакциях.
Гарик – «рыцарь без страха»! Но с некоторыми «упреками». Упрекал нас иногда в «разгильдяйстве» и в недостаточной тренированности... Понятно. А со своим рюкзаком Гарик был героем восточной сказки «Али-Баба и сорок килограммиков»...
(Некоторые из этих стихов появились в романе «Истребители аварий» спустя 17 лет)
Редакторская группа: Карапетян Андрей (рисунки), Буянов Евгений (стихи), Орлова Клава, Белянина Мария, Жох Наталья, Худницкий Владимир, – «племянник»). Некоторые стихи даны в первоначальной и в исправленной (текст) автором редакциях.
Гарик – «рыцарь без страха»! Но с некоторыми «упреками». Упрекал нас иногда в «разгильдяйстве» и в недостаточной тренированности... Понятно. А со своим рюкзаком Гарик был героем восточной сказки «Али-Баба и сорок килограммиков»...
Г.Н. Худницкий.
Шутливые страницы
Эпиграмма на «полкилограмма»
(Текст согласован с Гариком без драки и ругани.)
О, ГАРИК, – опыт твой – не сплетня!
Твой опыт – очень «многолетний»!
Твой опыт – очень «многозимний»,
Но и, конечно, «магазинный»...
(Текст не согласован с Гариком, «Тутанхамоном» и «Жулием» без драки и ругани.)
Когда и кем не знаем ОН,
Коль друг ему – «Тутанхамон»!..
И я не выражусь, как «жулик»
В том, что его приятель «Жулий»...
(Вид рюкзака и человека в 70-х «прошловека»). (Со своим рюкзаком Гарик был героем восточной сказки «Али-Баба и сорок килограммиков».)
(Путь до салона «узок» в моменты «перегрузок»...)
(Ночка в сакле без «снаряжа» на Анзоба горнокряже, 1978.)
«От Оша до Хорога хреновая дорога, обратно до „Оша“ – тоже хороша»... (Воспоминание о подъезде на машине с трубами по ущелью реки Ягноб в 1978, и от Оша до Хорога в 1980.)
Кому-то пристала простудка,
Кому-то тупая мигрень,
Кому несваренье желудка,
Кому – безудержная лень!
«Медвежка», ангина, горняшка
Шатают в начале пути,
Как будто хорошая «пьяшка»
Тебя с непривычки мутит!
Любимые наши заразы,
Услада-награда для всех, —
От них – песен звонкие фразы,
От них начинается смех!
Ты скажешь: «Слова те – шутихи!»
Ты скажешь: «Нет логики, врут!»
Отвечу тебе: «Только психи
По-доброму в горы идут!»
(Ольга Крупенчук: голова Гарика появилась из трещины и задумчиво произнесла: «...Семнадцатая...»)
(Ночлег, как в кладке дровяной под перевалом Столбовой, 1976.)
(Виктор Гусев, Наташа (дочь Гарика) и Гарик Худницкие, 1975.)
Ты скажи, забивающий мальчик,
Ты пленился «величием вида», —
Я крюки вынимаю за пальчик, —
Ты скажи, что ты делаешь, гнида?
Дочь моя, ты обижена слухом, —
Извини, я сейчас хулиган, —
Хоть немного бы двинула ухом,
Как над ним пролетел булыган!
Ну, а ты, загорелая шляпа!
Как работаешь, кузькина мать!
Захотел, чтобы здесь твоя «лапа»
Под камнями осталась лежать?!!
Может, кладбища очень охота,
Может, чем-то неслыханно рад,
Иль обидела чем-то природа, —
Мы походом не в рай и не в ад!..
Ну, народец на группу набрался!
Так и тянут на «вечный покой», —
Уж давно бы к чертям отказался...
Коли сам... Коли не был такой...
(Воспоминание о «торгушке» в поселке Рудаки, 1978.)
Купите кальсоны, репшнур, карабины,
Веревку, пуховку из старой перины,
Купите ботинок, носок и «фонарик»
Торговая фирма «Племянник и Гарик»!
Чуть забелела рань, —
Вокзал берем на приступ,
Все знают: эта «рвань»
Из племени туристов.
«Все сами – анекдоты
Балуются смешками,
Вагоны, самолеты
Уродуют мешками!..»
А шуточки-то, шутки, —
От драных ловеласов, —
Трясутся смехом сутки,
А пыль – как из матрасов...
– «Уж месяц, верно, койки
И бани не видали!..»
– «Наверно, на помойке,
Зараза, ночевали!»...
Тут дрогнул весь вокзал
От топота и храпа:
«Посадка!», – шеф сказал, —
«Ботинки рвем до трапа!..»
Любимая песня Г.Худницкого «Приморили гады!..» (про нас, туристов...)
Авторы: С.Есенин, Н.Фолклор, Е.Буянов.
Я люблю бродяг-авантюристов,
У костра их пьяный, наглый смех,
Я люблю туристов-альпинистов,
И туристок-альпинисток всех, – ЭХ!
Приморили, гады, приморили,
Загубили молодость мою! —
Золотые кудри поседили,
Знать у края пропасти стою!
Я люблю развратников и пьяниц
За разгул душевного огня,
Может быть чахоточный румянец
Перейдет от них и на меня, – эх!
Приморили, гады, приморили...
...
Поднимал промышленность Кузбасса
Материл начальников на стройках,
Голос мой из тенора стал басом, —
Очень я ругался непристойно!.. – ЭХ!
Прикормили, гады, прикормили!..
Загубили молодость мою!
Снежными горами соблазнили,
Пропастью со смертью на краю!..
Весь Памир прошел в лаптях обутый,
Слушал песни сванских чабанов,
В Африке подрался я с Мобутой,
Звали меня Генка Иванов! – ЭХ!
Приморили ГАДА, приморили!..
Загубили молодость мою!
На КаКлиманджаро посадили
Лучше, чем архангела в раю!
Ты пришла принцессой сказки старой,
И ушла в фате, как белый дым!..
Я ж остался тосковать с гитарой
На предмет, что ты ушла с другим! – ЭХ!
Приморила, девка, приморила!
Загубила молодость мою!
Красотой мне сильно навредила,
Так, что на ногах и не стою!..
Ради широты души и жеста
Шел в трусах на фирновом плато,
Налегке спускался с Эвереста,
Бросив ящик пива и пальто! – Эх!
Приморили гады приморили!
Загубили молодость мою!
Этот стих паскудный сочинили,
Весь стыдом, как в пламени горю!
Но еще остался жизни кончик,
Но не съел склерозь остаток сил, —
Я еще и с водкой не закончил,
Горы я и баб не разлюбил, – Эх!
Приморили, гады, приморили, —
Не сгубить вам молодость мою!
Я еще мужик в здоровой силе,
Я еще над пропастью стою!..
Лирические страницы
Надрывный рокот самолета
Тебя не вгонит в грусть и транс...
До Душанбе три часа лета, —
Всего лишь «пулька» в преферанс...
Мы отреклись от дел всех «статских»,
Внутри лелея перелом, —
Созвездья окон ленинградских
Нас провожают под крылом!
Они мерцают вожделенно,
Но наша цель сейчас ина, —
Туда, где скоро встанет пенно
Вершин крутая седина.
Она манит, – призывно, жгуче,
И ты горишь, – ведь цель близка, —
Ты говоришь себе: «Вот случай!..
Теперь уже наверняка!..»
И зришь все тихо и не бурно,
Но нить уже напряжена,
Она уж осознанье штурма,
И та заря, что зажжена, —
Она уже очарованье
Тех самых трепетных минут,
Что знают ласку ожиданья
И песни страстные поют!..
Яркая новь впечатлений
Сразу врезается остро, —
Волнами новых явлений,
Городом знойным и пестрым!
Желтый, зеленый, восточный, —
В сонме базаров, мечетей,
Солнцем и ветром проточный,
С пылью далеких столетий
Он из мечты, и из сказки,
Он из далекой легенды
Смело врезаются краски
В улиц радужные ленты!
Он заблестит, как виденье,
Лишь на полдня перед нами,
Быстрой дороги летенье
Скроет его за хребтами...
А ты не знал, как сладки
Под шорохи Луны
В серебряной палатке
Серебряные сны!
Когда пред ней в чеканке
Узорчатых листов
Серебряные замки
Заснеженных хребтов...
Мы снова любуемся горным простором,
Упрятав уют глубоко в рюкзаке,
Бросаемся в утро настойчивым сбором
И в день – с ледорубом, зажатым в руке.
Дожди и усталость, промокшие ноги,
Тяжелые лямки, походная пыль,
Но если кто скажет: «К чему вам дороги?»
Мы тем усмехнемся: «Знакомая быль...»
Кто не был, – тем «небыль» вершины в дозоре
Поляна у речки и песни волна,
Ущелье в узоре и искра во взоре,
И светлая радость, что грустью полна!
Нам надо так мало для полного счастья
Тепла от палаток, друзей и костров,
Немного погоды, немного ненастья,
И вдоха победы от гор и ветров.
Тебя разрывает смятение мнений,
Ты жадно врезаешься искрами глаз, —
Решение будет, в породе сомнений
Оно засверкает тебе, как алмаз
Оно зарождается бегом терзаний
В какой-то неясной и смутной дали,
Пока ты в мучительном круге дерзаний,
Пока ты не скажешь: «Все просто! Пошли!»
Призывным светом, – ярким, алым,
Искря снега, вершины, льды
Звезда горит над перевалом, —
Звезда надежды и мечты!
И ты пронзен ее лучами,
Ты, как молясь, внимаешь им,
Как будто таешь под очами,
Которых любишь, и любим...
Но в час, когда стезя «не гнется»,
Накинув облачную шаль,
Она лукаво улыбнется
И отлетит куда-то в даль,
Чтоб в миг тяжелый встрепенуться,
Сложиться в жгучий перелив
И страстно, больно прикоснуться,
В тебя потоком силы влив!
Эпические страницы
Мы не бредим ни адом, ни раем!
И надеемся только на друга!
Мы стремимся, и мы выступаем
За границы обычного круга!
Нам нужна неуемность открытий,
И шаги, что расчетливо смелы,
Чтоб бежала дорога событий,
Раздвигая и нас, и пределы!
Тишиною пронзительной тронут
Весь холодной облит синевой
Этот дикий, безжалостный омут,
Рая-ада чертог роковой!
И на каждом квадратике мира
Разлетелись, как будто во сне
Только цепи и пики Памира
В разрезающей все белизне, —
И еще это «поле» для битвы,
Эта россыпь ледовых оков,
Этот гребень, как лезвие бритвы,
Разрывающий плоть облаков!
Он вонзается тучей загадок, —
Что несет тебе будущий шаг,
И на поиске тайны догадок
Ты не бог, ни герой, и не маг, —
Вот завис на пружинящей стали
На последнем дыхании сил,
И ни радости нет, ни печали,
А набатом час что-то пробил...
Может, все разрешиться в ударе, —
Шаг ошибки невидимо мал,
Чтоб навеки почить в кулуаре,
Разлетевшись на шорохи скал!..
Что за вздоры?! Держаться! Держаться!
Злобой держат и воздух, и свет!
До последней зацепки сражаться,
И сражаться, когда ее нет!..
Ты здесь не при деле, ты весь на пределе!
Нет больше ни духа, ни сил,
Все «еле», и слабость в измученном теле,
Которое штурмом сломил!
От воли несладок – лишь мутный осадок,
От мыслей – без смысла дурман,
А весь ты – упадок и жалкий остаток
Обмана и ноющих ран!..
Но вопли моленья и стон настроенья
Стряхни с обессиленных рук
Порывом паренья, искрой вдохновенья,
Восторгом во взгляде, – и вдруг!
Из тайны навета, какого секрета,
В какой непонятной борьбе
Появятся где-то вся собранность эта
И дикая ЗЛОБА – К СЕБЕ !!!
(Вершина Мария и группа на вершине Мирали на фоне горы Чимтарга, Фанские горы, 1978)
Вершина под нами, наш мир – без границ!
Мы – небо, мы – ветер, мы – ярость полета,
Победа искрится улыбками лиц! —
Победа повсюду – без меры и счета!
Она нам лучами из женских ресниц,
И сталью мужского пожатия остра, —
Мы все ее дети, – всей мощью десниц! —
Навеки мы звездные братья и сестры!
Мы – горные пери, взлетевшие ввысь,
Взять неба и солнца своими руками,
Порывом мечтаний в лазури пройтись
И душу омыть облаками!
Как в море волны, – вал за валом, —
Не обойти, не одолев,
Так перевал за перевалом
Летит на встречу, гребень вздев!
Они идут в броне ледовой
Под грохот туч и ветра вой, —
Так монолитом в час суровый
Сольем строй группы боевой! —
Друзьям не страшен голос судный,
Ни камнепад, ни стены скал,
Ни тот, последний, самый трудный
Девятый грозный перевал!..
Что делать, так надо: простимся с горами,
Махни ледорубом – последний привет!
Печаль расставанья останется с нами,
Для памяти сердца она – амулет.
Она остается, она остается,
Она не уходит, растет и живет,
Она тебе новой мечтой улыбнется
И снова в дорогу потом позовет!
Нам лики вершин скоро явятся в грезах,
Заката, надев золотистую шаль, —
Приснятся Кавказа лавины и слезы,
Приснится Памира великая даль!
Что делать, так надо – простимся с горами,
Их клады уносим в своих рюкзаках,
Мы их поднимаем походов шагами
И дальше проносим в мечтах и стихах!
Слияние троп – голубое скрещенье,
Мы взяли заветом намеченный взлет! —
Прошепчем вершинам молитву прощенья,
Нас ждет впереди поворот, поворот!..
(Некоторые из этих стихов появились в романе «Истребители аварий» спустя 17 лет)