Быстров Андрей. Странники в ночи

   Автобус возник совершенно внезапно, будто сгустился из воздуха. Огромное мерседесовское чудовище мчалось по осевой линии дороги, сияя гладким стеклом, никелированным металлом и свежей краской. Аня отпрянула к узкому тротуару, не сводя глаз с громадной рычащей машины. Что-то в этом автобусе было... Не совсем обыкновенным, словно подсказанным фантазией злого колдуна.
   Над выпуклыми обзорными окнами кабины, скрывающими водителя в зеркальной полутьме, вместо номера маршрута сверкала золотая лежачая восьмерка - символ бесконечности. Она горела так ярко, что казалось, излучала собственный золотой свет, а не отражала падающий извне. Аню удивила эта восьмерка, но дело было в общем-то не в ней, да и удивила она скорее этим ослепительным свечением, нежели самим её присутствием на месте номера. Да, странно, непонятно, однако вовсе не зловеще по сравнению с тем, ЧТО изображено возле передней двери.
   Там был китайский дракон... Точнее, существо, напоминающее внешне китайского дракона, но без присущих такого рода изображениям достоинства и величия. Намалеванный на боку автобуса монстр прямо-таки сочился первобытной злобой. Налитые кровью, вытянутые по горизонтали узкие глаза выглядели до омерзения живыми, точно в металле кто-то прорезал щелевидные отверстия, а за ними пряталась, выглядывала наружу кошмарная агрессивная тварь. Длинное, как у гигантского слизняка, тело изгибалось в немыслимых конвульсиях, свиваясь в кольца и пересекая само себя подобием искалеченных букв латинского алфавита. Каких именно букв, Аня даже не сообразила, охваченная страхом и отвращением.
   Над головой дракона тянулась красная надпись: "ПЕРЕСТАНЬТЕ БЕСПОКОИТЬСЯ, ВЫ ПОД НАШИМ КОНТРОЛЕМ". А внизу, под короткими когтистыми лапами, ещё одна: "МЫ ЗАЩИТИМ ВАС".
   Реклама какой-то страховой компании, подумала Аня. Ну и художника они наняли! Кому же пришло в голову нарисовать такой ужас? И цвета, эти цвета! Невероятно броские, ядовитые - не только дракон, но и весь автобус в навязчивых плакатных красках, вползающих в мозг, в сознание, сокрушающих любое отторжение. Прямоугольная туша автобуса словно провалилась из некоего иного мира, более яркого и разноцветного, нежели привычный человеческий мир, из вычурной флуоресцентной страны, где в красках нет радости, а лишь кичливая надменность и желание подавлять.
   Если бы Аня раздумывала дольше, она скорее всего пришла бы к какому-нибудь утешительному выводу. Например, о том, что испытывается новый вид рекламы, основанный на шокирующем воздействии. Подобная теория объясняла и лежачую восьмерку, и мерзкого дракона, и ядовитые цвета, отравляющие все вокруг... Но уже в следующую секунду после того, как ужасный автобус промчался мимо, на мгновение скрыв от Ани детскую площадку и оставив пыльный шлейф, она забыла о нем.
   Андрея на площадке не было. Еще покачивалась по инерции скамеечка качелей, на которой он только что сидел, и казалось даже, что вьется в воздухе дымок его сигареты, но он исчез. Пропал, будто растаял - ведь и уйти с площадки за столь краткое время он не мог, и спрятаться негде, если представить, что он по какой-то причуде решил бы разыграть Аню. Никак тут не успеть скрыться из вида.
   Столбики качелей окутывал синеватый туман, невесомый и чуть светящийся, посверкивающий микроскопическими блестками. Как в полусне, Аня подошла ближе, подтолкнула скамеечку, провела рукой по цепи. Туман вытянулся перед ней прозрачным полотном, колышущейся лентой, а блестки собрались в расплывчатые бледные буквы.
   Я ПЕРЕДУМАЛ. ОСТАЛСЯ ОДИН ДЕНЬ .
   И все. Туманная лента моментально рассеялась. Аня, которую не держали ноги, бессильно опустилась на скамеечку качелей. Темное раздражение против невидимой могущественной силы закипало в её сердце. Он, видите ли, передумал... Ну, что же! Пусть остался один день. Теперь Аня знает, как нужно поступить, куда нужно вернуться. Андрея нет здесь. Она не станет понапрасну суетиться, бегать по площадке, звать, кричать в пустоту. Если ей суждено увидеть Андрея вновь, то в другом месте - и она знает, где.
   Аня вскочила... И тут же снова села. Сможет ли она, хватит ли у неё сил? Ведь она всего-навсего обыкновенная женщина. Что она такого сделала, чтобы заслужить привилегию? Андрей написал "Дом в огне", а она?
   Но любовь не нуждается в заслуженных привилегиях. Она вся умещается в одной фразе - "Только быть с ним"... Аня стиснула зубы и встала.
   Оглядевшись, она заметила невдалеке (вопреки утверждению Штерна о том, что его охранники умеют присутствовать незримо) молодого человека в синем костюме Она поманила его рукой. Молодой человек смутился, поколебался (он тоже помнил, что должен быть невидимкой), но все-таки подошел.
   - У вас есть деньги? - спросила Аня без лишних вступлений.
   Молодой человек удивленно посмотрел на неё и пожал плечами.
   - Есть немного, а что?
   - Немного - это сколько?
   - Не помню... Сейчас посмотрю.
   - Посмотрите.
   Вытащив из кармана смятые купюры, молодой человек начал пересчитывать их. Когда он отсчитал столько, сколько в обрез хватало на авиабилет и прочие дорожные расходы, Аня остановила его.
   - Достаточно. Это я возьму, остальные уберите... Сейчас я напишу дяде Саше записку, отнесете ему.
   - Ээ... Но Александр Львович приказал не спускать с вас глаз.
   - Разве вы один здесь?
   - Нет... Нас трое.
   - Думаю, двоих хватит. Дядя Саша ведь не для того вас за мной отправил, чтобы вы просто на меня глазели, а чтобы оказывали помощь в случае чего, так?
   - Ну... да.
   - Вот случай и представился. Кстати, если я захочу поехать куда-нибудь на автобусе, уговаривать и удерживать не приказано?
   - Что вы! Только следовать за вами, охранять.
   - Вот и хорошо. Вы видели человека тут, на качелях?
   - Простите?
   - Вы видели, как он ушел?
   - Нет.
   - Ладно, неважно.
   - Вы его знаете? Не следует ли доложить...
   - Оставьте, - резко сказала Аня и сразу виновато смягчила тон. - Все в порядке. Не о чем докладывать дяде Саше. Все, что нужно, я в записке напишу.
   - Вы можете позвонить ему. У меня телефон.
   - Делайте, что вам говорят! - разозлилась Аня.
   Во взгляде молодого человека промелькнула неподдельная обида, и Ане стало стыдно.
   - Простите меня, - пробормотала она, а он увидел, что ей искренне неловко за грубость, и повеселел. - Отнесите, пожалуйста, записку.
   - Конечно, конечно!
   Аня расстегнула замок сумки, достала записную книжку и маленький карандаш в позолоченной сеточке. Она посмотрела по сторонам, ища, где бы пристроить книжку. Так как детская площадка находилась довольно близко от проезжей дороги, её обнесли невысоким, но прочным ограждением, чтобы ни при каких условиях сюда не могла бы влететь машина (впрочем, расположение домов и без того практически исключало несчастный случай). На столбике этого ограждения Аня и примостила записную книжку. Она писала быстро, сосредоточенно.
   "Дорогой, любимый дядя Саша! Я уезжаю, возвращаюсь. Так надо пожалуйста, пойми и прости. При первой возможности дам знать о себе. Постарайся не очень волноваться, хотя это и невозможно. Спасибо тебе за все. Я люблю тебя. Аня".
   Она вырвала листок, сложила вчетверо и вручила молодому человеку.
   - Отнесите её сейчас...
   Рассеянно Аня наблюдала за тем, как молодой человек подходит к углу дома неподалеку, обменивается несколькими словами с двумя другими охранниками, словно из-под земли выросшими, направляется к особняку Штерна, а двое других снова дематериализуются. Потом она медленно пошла к автобусной остановке.
   Автобус подкатил через минуту, как по заказу - громадный, новый, мерседесовский, и на секунду Ане почудился тот самый дракон. Но нет, никаких драконов - над кабиной водителя Аня увидела не лежачую восьмерку, а нужный ей номер. На этом автобусе она доедет до узловой станции, где пересядет уже на автобус, идущий в аэропорт.
   Двери распахнулись, Аня поднялась в салон. Двое молодых людей в синих костюмах уселись в свою машину, готовые следовать за ней хоть в пекло. Автобус тронулся, свернул на перекрестке, набрал скорость.
   4
   - Дон Альваро, она входит в автобус, - сказал Айсман, сидевший за рулем "Форда".
   Хотя он не включал никаких радиоустройств, Агирре услышал его за много километров. Слова "дон Альваро" были паролем, открывавшим трансцендентную линию прямой связи, которую оберегала магическая сила Меча Единорога.
   - Я знаю, - голос Агирре отчетливо прозвучал отовсюду. - Она возвращается. Отныне она - не ваша забота, Виктор. Ваша забота - он. Вы видели, как он совершил переход?
   - Не самый момент перехода. Его заслонил автобус... Но я видел начало.
   - Хорошо. Сейчас он в Компвельте, это - первое искушение. Возможно, первого окажется достаточно, и он там и застрянет, но я слабо в это верю. Мне нужно, Виктор, чтобы вы преследовали его везде, в каждом из миров, куда бы он ни добрался. Я не могу быть всюду, а мне не помешает полная информация... Но только ради информации я не стал бы давать вам это задание. Я не исключаю вашего активного участия в событиях. Вы знаете, что нужно делать для перехода. Меч Единорога поведет вас.
   Ученик слушал спокойный голос учителя, но сам-то он не был спокойным, да и не выглядел таковым. Запредельный холод и лихорадочный жар попеременно охватывали Айсмана. Приказ дона Альваро не свалился на него как снег на голову, он был предупрежден, он учился, готовился и ждал, и все-таки... Проникнуть в чужие миры! По сравнению с этим испанская миссия смотрится бледновато...
   - Вы хотите, чтобы я шел теперь же? - как Айсман ни заставлял себя контролировать интонации, полностью унять волнение ему не удалось. Действительно ли он услышал сухой смешок или это разгулялось воображение? Скорее второе, потому что уравновешенный тон ответа Агирре как будто не выдавал эмоций.
   - Да, немедленно.
   - Я получу подробные инструкции?
   Вот теперь смешок донесся несомненно.
   - Какие инструкции, Виктор? Я там не был. По поводу чего же я могу вас инструктировать?
   - Но, дон Альваро... Там все другое! Ход времени, воздух, язык, на котором говорят обитатели...
   Агирре немного помолчал.
   - Ход времени, да, - сказал он наконец. - Разумеется. Там проходят месяцы, у нас может пролететь секунда. Или неделя, не знаю. Но это неважно.
   - Неважно?
   - Для нас с вами. Мы связаны трансцендентной линией Меча Единорога, она вне времени и пространства.
   - Я упустил это из вида, - пробормотал Айсман с облегчением. - Но остальное...
   - Что? Язык, воздух? Но, Виктор, Меч Единорога не только отворит для вас двери на границах миров, он сделает вас ЧАСТЬЮ этих миров. С вами произойдет то же, что уже произошло с Карелиным. Вселенная едина, различия не слишком значительны. По крайней мере, они укладываются в рамки возможностей Меча Единорога - я имею в виду те миры, что подвластны ему. Совершенный же ключ сокрыт в тайнах Великого Шианли... Но пока, на данном этапе, он вам и не нужен. Меч Единорога изменит вас. Вы будете понимать слова, вы будете дышать чужим воздухом - до возвращения. Неужели я не объяснял вам этого?
   - Я вспоминаю, что...
   - Вот и отлично, - перебил Агирре. - Не теряйте попусту земного времени.
   - Но если я стану частью другого мира, - заторопился Айсман, - значит ли это, что если я встречу, например, чудовище... Обычное там, как собака у нас... Буду ли я знать, как обращаться с ним, как уберечься от него?
   На сей раз Агирре молчал дольше.
   - Не знаю, - задумчиво произнес он. - Может быть... Иногда. Это другой мир. Все может произойти, и вам придется полагаться на себя. Помните то, что я сказал. Различия не столь значительны... В сущности, везде одно и то же... Вы справлялись здесь, справитесь и там. Но помните и другое. Как бы ни разворачивались события, не причиняйте Карелину вреда. Вы - это я, и если вы поступите так, мы навсегда потеряем Великий Шианли.
   - Никакого вреда? Это трудно... То есть, трудно порой знать, что есть вред. Можно навредить и добрым словом, а можно принести человеку благо ударом по лицу.
   Агирре издал негромкое одобрительное восклицание.
   - Мои уроки не прошли даром, - заметил он. - Вы не тот, что раньше, и я рад этому... Что ж, если вы глубоко понимаете смысл собственного утверждения, не вижу, чему ещё я могу вас научить. Только одно: будьте всегда осмотрительны.
   - Да, дон Альваро, - сказал Айсман со сдержанной гордостью.
   - Грань понятия вреда, - медленно продолжал Агирре, - это исключительно тонкая и сложная материя. Но если я верно трактовал её вслед за Кассиусом... А я надеюсь, что это так... Я не перешел эту грань. Я провел Карелина над самой пропастью здесь на Земле, я позволил ему заглянуть, но не дал сорваться - и я рассчитываю, что его притянет рай внешних искушений.
   Агирре не произнес больше не слова, и Айсман каким-то образом понял, что эта тишина - окончательная. Он вышел из машины, облокотился на открытую дверцу. Едва ощутимый ветерок был приятен для его кожи. Айсман смотрел в сторону детской площадки, щуря единственный глаз, - туда, где столбики качелей означали для него ворота в Неведомое.
   Далеко, очень далеко от него Альваро Агирре встал из-за письменного стола, за которым вел беседу с учеником. Он думал о своих последних словах, об искушениях, через какие пришлось пройти ему самому. "Рай внешних искушений", сказал он Айсману. Да, внешних по отношению к миру земных людей, но и только. Подлинное искушение никогда не бывает внешним, оно живет внутри человека. И оно никогда не бывает раем... Лишь обителью демонов.
   5
   Андрей стоял в центре комнаты, если это название подходило к пустому кубическому помещению двухметровой высоты (так как это был именно куб, упоминать о длине и ширине излишне). Отполированные до блеска гладкие стены, пол и потолок зеркально сверкали, но было видно, что они сделаны из металла, а не из стекла. Ни дверей, ни окон, ни предметов обстановки, ни какой-нибудь кнопки или замочной скважины, ничего. Андрей не увидел даже источника света, хотя свет, белый и довольно яркий, равномерно заливал внутренность куба. Здесь было холодно - не слишком, но ощутимо, и Андрей инстинктивно поежился. Отстраненный холод словно расставлял его мысли в клеточках шахматной доски. Минуту назад он сидел на качелях; теперь он тут, где за стенами что-то тихо гудит. Он думал об Ане, о несостоявшейся встрече, но без тревоги и тоски. Где бы он ни очутился, Ани здесь нет - это непреложный факт. И другой факт, столь же непреложный, - Аня стала частью Андрея, и она не перестанет ею быть. Правда, лишь в поэтическом смысле, но... Как утверждал Экклезиаст, есть время для каждой вещи и вещь для каждого времени. Посмотрим, как отсюда выбраться.
   Сделав шаг по чуть пружинящему полу, Андрей постучал в стену костяшками пальцев... Нет, ХОТЕЛ постучать, потому что рука утонула в поддельном металле. Стена развернулась в длинный коридор, справа и слева бесконечными рядами тянулись мерцающие экраны в рост человека.
   - Виртуальные штучки, - пробормотал Андрей.
   Он пошел по коридору. Экраны не показывали ничего определенного, у Андрея создавалось впечатление, что он смотрит в иллюминаторы какого-то фантастического воздушного корабля, зависшего в облаках или сразу над ними. Большинство экранов затягивала дымчатая пелена... Но не все экраны. На некоторых пелена разрывалась, и Андрей как будто видел затуманенные пейзажи очень далеко внизу, настолько размытые и неконкретные, что они могли быть и не пейзажами вовсе, а чем-то совершенно иным. Так иногда можно принять электронную плату, сфотографированную под углом с небольшого расстояния, за панораму футуристического города... Даже если фотограф и не ставил перед собой задачи обмануть зрителя.
   Гудение то усиливалось, то ослабевало, меняя тембр. Порой оно превращалось в навязчивое жужжание, и некие розовые плавные разводы, похожие на извивы налитого в прозрачную воду густого шампуня, ползли в воздухе, кое-где закручивались по спирали и уходили в черные воронки. Этот контраст розового и черного вкупе с жужжанием что-то напоминал Андрею... Он ассоциировался с насмешкой, глумлением, назиданием. Почему? Андрей не мог вспомнить, не мог ухватить эту ассоциацию.
   Из глубины коридора навстречу Андрею поплыло овальное розовое пятно, поначалу принятое им за воздушный шар. Но по мере того, как оно приближалось, вырисовывались ручки, ножки, блестящая лысина, а потом и такие знакомые маленькие глазки. Это был Моол собственной персоной - шут, фокусник и фигляр, болтун и мастер перевоплощений. Он летел над полом, важный, напыщенный, и уже издали принялся величественно кланяться Андрею. Как и все, что делал Моол, поклоны выходили у него чрезмерными, он прямо-таки фонтанировал раздутой профессорской надменностью. Хватило его минуты на полторы, потом он со сладчайшей улыбкой замахал руками. Интенсивность приветственных жестов была такова, что казалось, рук у него по меньшей мере десять... А возможно, в тот момент так оно и было. Никогда не знаешь наверняка, если имеешь дело с Моолом.
   - Добро пожаловать в Компвельт, почтеннейший гражданин Галактики! радостно прокричал Моол. - Позвольте мне также от имени планеты Земля приветствовать внеземные цивилизации и выразить нижайшее расположение тем из них, которые достигли вершин наивысшего электронного блаженства! Цивилизация - это вихрь, друг мой, о да. Пучок мчащихся по световоду фотонов, кружение электронных облаков, если смотреть в корень... А я всегда смотрю в корень, как завещали нам Джон фон Нейман и Билл Гейтс!
   После этой необыкновенно глубокомысленной тирады Моол оказался рядом с Андреем, стремительно облетел его и торжественно взмахнул появившимся из ниоткуда алым плащом. Сию же секунду стены коридора выгнулись и раздались в стороны, потолок стал куполом исполинского зала, экраны - гигантскими окнами, за стеклами которых безумствовало быстрое разноцветье перетекающих одна в другую ажурных конструкций под ослепительно-голубым ледяным небом.
   - Компвельт, компьютерный мир! - объявил Моол, захлебываясь восторгом.
   - Ага, - сказал Андрей.
   - Что "ага"? - Моол покраснел от обиды. - Перед вами не какие-то жалкие игрушки для детей! В Компвельте нет игрушек, как нет, собственно, и компьютеров. Что такое компьютеры? Грубая реальность, железные ящики, тюрьмы для информации. Здесь же, друг мой, вы видите информацию на свободе.
   - Это я вижу, - сказал Андрей. - Я не вижу двери.
   - Какой двери? - подпрыгнул Моол.
   - Через которую я мог бы вернуться туда, откуда пришел.
   - О... То, что вы называете материальным миром? Ваши автомобили, телевизоры, банкноты, дискеты, кондиционеры и унитазы - всего лишь сгустки информации, дружище, информации о том, как должны сложиться атомы, чтобы образовать предметы! Что толку стремиться туда, где стол всегда будет только столом и ничем больше? В Компвельте вы можете добиться всего на свете, даже не шевельнув для этого пальцем! - Он подмигнул. - Вам скучно? Я создам ревущие толпы - смотрите!
   Он действительно не шевельнул и пальцем, а за огромными окнами тысячи тысяч причудливо разодетых, ухмыляющихся, кричащих людей заполнили площади и пандусы. Возможно, вблизи они были очень разными, но издали каждый из них до отвращения походил на Моола.
   - Не угодно ли кресло?
   Что-то твердое подтолкнуло Андрея сзади под коленки, и он упал на пластиковое сиденье. Как бы там ни было, но хоть кресло не фантомное, а впрочем...
   Тончайшие серебряные нити выползали из подлокотников. Они обвивали руки Андрея, забирались под одежду, вились по шее, по вискам. Андрей ощутил слабые электрические покалывания в сотнях точек, не на поверхности кожи, а будто под ней.
   - Потребление информации - низшая ступень развития, - просвещал Моол, носясь вокруг. - На высшей - СТАНЬТЕ информацией! Отправляйтесь в удивительное путешествие! То, что грубо и примитивно материально - не подлинно! Свингующие курорты гедонизма ждут вас!
   Этот счастлив в своих дурацких информационных полях, подумал Андрей. Нашел свой идеал... Его теперь на Землю не заманишь, разве только в развлекательное турне.
   Покалывание усилилось, и Андрей почувствовал, как скользит куда-то, словно по гладким рельсам, с возрастающей скоростью... В глазах у него потемнело, в сознании появилась странная область пустоты.
   Зал исчез вместе с Моолом. Андрей висел в бескрайнем космическом пространстве, крохотный и до отчаяния одинокий. И был он сейчас не Андрем Карелиным, а
   /давным-давно, в далекой-далекой галактике/
   скитальцем по имени Ильзор, и его корабль был сделан из звездной пыли и серебряного огня... Его корабль, который летал быстрее всех кораблей во Вселенной. В зеркальных панелях рубки отражалась кольчуга Ильзора, сплетенная из колец вечного льда с планет Бетельгейзе, отражался и пылающий как протуберанец грозный шлем. В руке Ильзор сжимал рукоять волшебного рубинового меча... Он смотрел в зеркала и видел сквозь них, он знал, что произойдет, он по своей воле замедлял и разгонял время - так, как ему хотелось.
   Ощущение абсолютного, произвольного контроля было совершенно новым, ошеломляющим, оно изумляло и пугало, приводило в смятение... Но оно отнюдь не было неприятным, чем-то таким, от чего желательно поскорее избавиться. Могущество, исходящее изнутри, сила, заставляющая двигаться и останавливаться корабль и время... И способная управлять всем остальным всем, без исключений. Это волновало, влекло, и лишь где-то в потаенных темных комнатах
   /сознания или подсознания/
   бродила мысль столь же неизбывная, сколь и верная.
   ЭТО НЕ НАСТОЯЩЕЕ .
   Мысль эта не могла вырваться из темных комнат, откуда она посылала свой явственный зов, потому что несмотря на всю её бесспорность, она была не такой уж важной. Гораздо важнее было другое... Андрей пока не мог понять, что, а Ильзора это и вовсе не занимало.
   6
   Корабль скитальца в огненном шлеме совершил посадку на планете желтой звезды. Быть может, на Земле, но другой, в иных временах или иных измерениях.
   Ильзор шел по роскошному лесу, мечом срубая лианы. Каждое дерево подпирало кроной небосвод,
   / цифровой - потоки цифр /
   а когда лес закончился, скиталец увидел на холмах белокаменный город с чудесным дворцом. Тысячи воинов в доспехах, с копьями, мечами и щитами
   / снова потоки цифр, сбой системы /
   преградили дорогу Ильзору. Он взмахнул рубиновым мечом, и тридцать рыцарей взорвались облачками мыльных пузырей, танцующих в воздухе,
   / бабочки /
   это была не битва, а карнавал. Ильзор взмахнул мечом ещё раз, но не ударил. Взгляд его упал на самую высокую башню дворца - там стояла женщина неописуемой красоты, с золотыми волосами и синими глазами. Рыцари в блестящих панцирях воспользовались замешательством пришельца. Они выбили из его руки волшебный меч, но когда один из них попытался перехватить оружие Ильзора, вскрикнул, как от ожога.
   Острия копий упирались в шею космического скитальца,
   / электрические покалывания /
   его вели по коридорам и залам дворца, обставленным с невиданной пышностью. В тронном зале сидел король.
   - Кто ты и откуда? - спросил он пришельца, и эхо его голоса прокатилось под сводами.
   - Я Ильзор с планеты Алтейя, - был ответ. - В незапамятные времена мой отмеченный проклятием народ был рассеян по великому космосу, а планета уничтожена. Каждый из нас - одинокий скиталец навсегда. Но скажи мне, кто та прекрасная женщина, которую я видел на башне твоего дворца?
   - Это ведьма по имени Эола, чужеземец. По обычаю, она умрет завтра, с первым лучом солнца. Я рад, что ей предстоит теперь умереть не одной. Уведите его!
   Ильзора отволокли в подвал, в темницу. Шестнадцать железных дверей с грохотом захлопнулись за ним, у каждой двери встал страж. Казалось, нет спасения... Но белая крыса с алмазными зубками, обитательница подземного мира, прогрызла узкий прямой ход в камне, и по нему пробрался в каземат луч света. На стене сиреневым пламенем вспыхнули слова заклинания.
   Там, где исчез навеки след и память о делах людей,
   В давно забытых временах из безразличья внешних сфер
   Где тень крадется, и дракон хранит во тьме пастуший рог
   Там ты найдешь однажды то, что силу даст руке твоей.
   Колдовской меч Ильзора, так и оставшийся валяться в траве, поднялся и скользнул в темницу по пути светового луча. Вновь обретенным оружием пришелец сокрушил шестнадцать железных дверей, а стражи разбежались.
   Поднявшись по каменной лестнице, Ильзор оказался под куполом цветной ночи. По небосклону проносились оранжевые метеоры, крутились ярко-синие колеса спиральных галактик. Шлейфы далеких комет, красных, желтых, голубых, белых, сливались и пересекались в удивительном калейдоскопе. А навстречу Ильзору легкой походкой шла прекрасная ведьма Эола в прозрачной тунике, и волосы её развевались...
   - Стоп, хватит, - сказал Андрей. - ЭТО НЕ НАСТОЯЩЕЕ.
   Он с усилием высвободился из объятий кресла, разрывая серебряные нити - они корчились, они умирали.
   Андрей снова очутился в гигантском зале с окнами-экранами, за которыми бушевала созданная Моолом веселая толпа. Но кое-что изменилось: тут была Эола, смущенно поглядывающая на Андрея из-под волны великолепных волос, и у стены стоял стол с изысканными напитками и тропическими фруктами. Возле стола суетился Моол.