Быстров Андрей. Странники в ночи

   На кровати под балдахином (жалкая, нелепая попытка изобразить величественное ложе в арабском духе) горбилась измятая постель, пропитанная потом неутомимой Джины и бесчисленных моряков. Арбетнот швырнул на колченогий столик пять шиллингов, и Джина проворно освободилась от красной оборки. Рваный чулок зацепился за отставшую от края кровати щепку. Арбетнот не отводил взгляда от этого чулка, он предвкушал разгул плоти, живительный глоток для иссушенной души. Грезы... О, как быстро они развеивались! Осыпавшаяся позолота балдахина, стакан с кислым вином, тяжелый опиумный дым...
   Пустые глаза Джины блестели, отражая ДРУГУЮ пустоту. Что это - пухлая грудь рыжей потаскухи, а может быть, воспоминание о великолепной Аманде? Все кружилось, все улетало прочь. И мнилась где-то рядом назначенная неведомая цель... Назначенная кем, неведомая кому?
   23
   Белые клетки шахматной доски были сделаны из слоновой кости, черные из эбенового дерева. Литым фигуркам чистого золота с жемчужными и бриллиантовыми украшениями противостояли столь же искусно выполненные фигуры из серебра, декорированные изумрудами и рубинами.
   Золотыми играл Арбетнот, серебряными - его гость из Японии господин Ямата. Они беседовали негромко, неторопливо, получая истинное удовольствие от общения и от игры.
   - Мы оба согласны, - говорил Арбетнот, небрежно откинувшись на резкую спинку стула, - что невозможно создать гармоничное общество без воспитания на основе высокой нравственности...
   - О, да, - японец наклонил голову. - Шах, мистер Арбетнот.
   Ямата отлично владел английским, но никак не мог разобраться в тонкостях обращений к британским аристократам, во всех этих светлостях и милостях. Поэтому он попросту именовал своих английских друзей мистерами, чем вызывал добродушно-снисходительные насмешки. Разумеется, за глаза, ибо Ямату многие уважали, а некоторые побаивались.
   - Гм... - лорд Арбетнот на мгновение задумался. - Ну что же, придется закрыться епископом(.
   - О, как неосторожно! Духовное лицо под ударом простой пешки!
   - Так часто бывает в жизни, дорогой Ямата-сан, - сказал Арбетнот с тонкой улыбкой. - Но возвращаясь к нашей теме, почему никогда не чувствуешь себя так высоко, как в первые минуты после нравственного падения?
   - Падение? Вы имеете в виду то, что неразрывно связано со знатностью, властью, богатством, страстями, иллюзиями любви?
   С этими словами японец лукаво прищурился - он хорошо знал, что у Арбетнота есть все,
   /никто не знал, чего у него нет/
   перечисленное им бегло сию секунду.
   - Падение находится здесь и здесь, - Арбетнот прижал руку к голове, потом к сердцу, - а не тут или там.
   Он жестом обвел утопавшую в роскоши гостиную, где они с Яматой проводили долгие часы в утонченных философских спорах, паутина которых плелась настолько изящно и неуловимо, что посторонний слушатель едва ли смог бы определить в их беседе именно спор.
   - Снова шах, мистер Арбетнот, - японец двинул пешку.
   - Сущие пустяки. На моей стороне ещё один епископ...
   - Это не епископ, - засмеялся Ямата, - а настоящий пират.
   Арбетнот вспомнил обрывки невнятного заговора моряков, почти невольно подслушанные им в портовой таверне.
   - Будет вам, - он улыбнулся каким-то своим мыслям. - Настоящих пиратов в Англии не осталось с тех пор, как четверть века назад скончался сэр Генри Морган, осыпанный благодеяниями нашего всемилостивейшего короля Карла Второго...
   - Морган? Тот Морган, что был вице-губернатором Ямайки?
   - И командующим морскими силами острова. Но до того, как Его Величество возвел Моргана в рыцарский сан, он, Морган то есть, сам был королем - королем пиратов... Он захватил столицу Панамы, венесуэльский город Маракайбо, а также гавань Портобело, куда стекалось золото из южноамериканских колоний.
   - Золото, предназначенное для испанской короны?
   - Да, - рассеяно кивнул Арбетнот, глядя на доску. Ямате показалось, что упоминание об Испании почему-то опечалило его гостеприимного хозяина.
   - Ничья? - предложил японец.
   - Только благодаря вашей любезности, Ямата-сан, ведь вы выигрываете...
   - Как знать... Эта партия полна нераскрытых тайн. Может быть, именно поэтому продолжать и не стоит?
   Лорд Арбетнот рассмеялся.
   - Кроме того, - произнес Ямата, - меня беспокоит ваше вероятное опоздание.
   - Какое опоздание?
   - Если не ошибаюсь, вы приглашены к маркизе де Ламербаль?
   - Ах, это... Но ведь мы оба приглашены.
   - Меня утомляет светский блеск... И мне давно хотелось более основательно познакомиться с вашей удивительной коллекцией драгоценных камней.
   - К вашим услугам, Ямата-сан. - Арбетнот поднялся из-за шахматного столика. - Чарлз вам все покажет.
   Лорд Арбетнот приехал в поместье маркизы де Ламербаль не в карете, а верхом, в охотничьем костюме, в сопровождении грума, также восседавшего на великолепном английском скакуне. Изнемогающая от нетерпения маркиза не выразила никакого сожаления по поводу отсутствия Яматы, приглашенного только по соображениям этикета. Напротив, ей куда больше импонировала встреча с Арбетнотом наедине. Дрожала и маркиза, и её левретка, которую она то стискивала в объятьях, то неожиданно отпускала, так что бедная собачка летела на пол.
   Однако лорд Арбетнот обманул ожидания маркизы де Ламербаль. Он почти не притронулся к изысканным яствам, говорил мало и совсем не о том, что интересовало маркизу (а интересовала её главным образом постель, где она знала себе мало равных). Сию животрепещущую тему Арбетнот затронул лишь напоследок, да и то не таким образом, на какой надеялась маркиза.
   - К сожалению, - сказал он, - у меня не так много времени для решения серьезных задач, легкомысленный же подход не устроит ни меня, ни вас...
   Он поцеловал маркизу ниже шеи, сумев не запутаться в её шелках, потом ещё раз - повыше локтя. Она хлопала загнутыми ресницами, даже не стараясь скрыть разочарования.
   - Если так, прощайте...
   Не прошло и минуты, как Арбетнот вскочил в седло, а спустя полчаса он и его верный грум спешились перед воротами монастыря на побережье, где находилась и больница для бедняков. В больницу эту, порученную заботам человеколюбивых монахов и самоотверженных докторов, Арбетнот приезжал не впервые, всякий раз проявляя щедрость к нуждам бескорыстного милосердия.
   Лорд Арбетнот проходил по серым помещениям, душным несмотря на постоянное проветривание, вглядывался в лица больных людей, изможденные, бледные, исполненные страдания, порой искаженные ужасными гримасами, порой смирившиеся почти до умиротворения. "Неужели в созерцании врат смерти, отрешенно думал лорд Арбетнот, - и состоит единственная возможность проникнуть в сложную конструкцию того, что называется жизнью?"
   Он не прислушивался к жалобам доктора Клари, коих становилось не меньше, а больше с каждым посещением Арбетнота. Знаком приказав груму передать доктору деньги (на сей раз сумму, вполне достаточную для постройки новой больницы) и равнодушно отмахнувшись от благодарностей, лорд Арбетнот вышел к монастырскому кладбищу. Здесь он стоял скорбно-бездвижно, ни словом не перемолвившись с почтительно застывшим в отдалении грумом.
   Когда Арбетнот вернулся в особняк на Кэнберри-лейн, Чарлз доложил, что Ямате вздумалось отправиться на прогулку. Это сообщение обрадовало лорда Арбетнота, ему хотелось побыть одному. Он велел приготовить ванну и удалился в кабинет.
   Отперев низкий шкафчик, обитый золотыми листами с фигурной просечкой, Арбетнот вынул диковинную шкатулку. Какое-то время он любовался этим странным произведением искусства, созданным неведомым мастером в далеком краю. На крышке плоской деревянной шкатулки со скругленными углами была вырезана маска чудовища, настолько отвратительного, что казалось, все зло мира сконцентрировалось в нем. Глаза (красные рубины) прямо-таки источали эманацию зла. Монстр выглядел живым, ожидающим жертву, которой можно вцепиться в горло, чтобы хлынула горячая кровь...
   Арбетнот поднял крышку шкатулки. Четыре отделения заполняли разноцветные порошки - желтый, синий, оранжевый и темно-фиолетовый. В бокал, наполненный чистой прозрачной водой, Арбетнот бросил по щепотке каждого из этих порошков. Комната погрузилась в мерцающий полумрак, заиграла гамма ароматов - от удушающе-тошнотворных до легких, возбуждающих. Арбетнот бормотал что-то до тех пор, пока вода в бокале не обрела прежнюю прозрачность. Тогда он медленно выпил содержимое бокала, запер шкатулку в шкафчик и отправился принимать ванну.
   24
   В облике пьяницы Джона Смита лорд Арбетнот вошел в таверну. На его глазах рыжую Джину увел какой-то моряк; Арбетнот дернул плечом, уселся за грязный стол в углу и хрипло потребовал вина.
   - Эй, Джонни! - раздалось над его головой.
   Арбетнот поднял взгляд и увидел бородатого здоровяка Билли, одного из вчерашних заговорщиков.
   - Охота тебе хлестать эту кислятину, Смит, - Билли плюхнулся на скамью и вытащил из кармана флягу. - У меня тут кое-что покрепче... Хочешь, а? Потом в кости перекинемся...
   - Давай, - Арбетнот-Смит жадно потянулся за флягой, зубами сорвал пробку, глотнул. Судя по вкусу, это был ром, но что они в него добавили? Впрочем, находясь в роли Смита, привередничать не пристало. Арбетнот сделал второй глоток, побольше.
   - Знатное пойло, - похвалил он.
   Билли отобрал у него фляжку, а к столу подошли краснолицый Бен и худосочный тип без имени. Судя по тому, как они выжидательно уставились на Смита, тому следовало не то заснуть, не то потерять сознание. Арбетнот выбрал третий вариант: он выпучил осоловелые глаза и заплетающимся языком понес какую-то околесицу.
   - Готов, - удовлетворенно сказал Билли. - Хорошее зелье мы прикупили у этой ведьмы Мэг.
   - Теперь что? - Бен воровато огляделся.
   - Посидим, поиграем в кости. Он до утра не очухается, а сразу уводить его нельзя - кто-нибудь заметит, как он подозрительно быстро отрубился.
   Худосочный тип вдруг занервничал.
   - Слушай, бросим все это к дьяволу, пока не поздно... Его ведь искать будут. Не знаю, как тебе, а мне ситцевый платок на шее нравится больше, чем веревочный.
   - Пока твоя шея ещё не в петле, - отрезал Билли. - И не будет... План хорош. На корабле он напишет письмо, куда доставить золото, а когда обменяем его на выкуп - в открытое море, и пусть за нами гоняются хоть до второго пришествия...
   - А если засада?
   - Он напишет такое письмо, что о засаде никто и подумать не посмеет. Все, заткни глотку. Капитан Джонсон ждет.
   На стол полетели игральные кости. Джонни Смит уже громко храпел, уронив голову в лужу вина. Потом его с обеих сторон подхватили под локти, поволокли к выходу. Билли во весь голос сокрушался о том, что его приятель Джонни лыка не вяжет, и придется теперь водить его по улицам на свежем воздухе, пока он не будет в состоянии вспомнить о проигранных в кости деньгах и заплатить.
   - Возьми у него из кармана, Билл, - прорычала старая полуживая потаскуха, - и заплати лучше мне...
   - Молчи, сушеная барракуда. Я моряк, а не джентльмен, но мне и в голову не придет шарить в карманах дружка...
   В совершенной темноте Арбетнота-Смита тащили куда-то в сторону моря, если судить по соленому ветерку и плеску волн, потом везли в шлюпке, грузили на корабль... Его заперли в каюте без малейшего проблеска света, где он преспокойно, по-настоящему уснул.
   Ранним утром Арбетнота разбудили крики чаек и ругань моряков за дверью. Легко, без усилий поднявшись на ноги, он огляделся. Он действительно находился в каюте, а не в кубрике - возможно, капитанской, так как на столе были разложены морские карты, а поверх карт валялись секстант, циркуль, подзорная труба.
   Дверь отворилась, и вошел широкоплечий человек громадного роста с копной жестких спутанных волос.
   - Как почивали, господин граф? - с усмешкой осведомился он.
   - Превосходно, - спокойно кивнул Арбетнот. - Позвольте узнать, что это за корабль?
   - Бриг "Уайт Шарк"(, и командует им ваш покорный слуга капитан Барли Джонсон.
   - Вы в этом уверены? - прищурился пленник.
   - В чем? - капитан слегка растерялся. - В названии моего корабля или в том, что я им командую?
   Арбетнот подошел к капитану вплотную и посмотрел на него снизу вверх. Его серые глаза потемнели. Капитан ощутил внезапный укол тревоги, а затем словно рухнул в бездну этого завораживающего взгляда. Барли Джонсона больше не было в каюте, он раздвоился и летел по двум тоннелям к пределам Вселенной в круговращении тьмы и холода. И там, за гранью всех мыслимых измерений, протягивал ледяные лапы исполинский паук, готовый высосать мозг капитана...
   Все прекратилось так же неожиданно, как и началось. Капитан возвратился в каюту и стоял опустошенный, понурив голову, охваченный внутренней дрожью, лишенный воли.
   - Повторите то, что вы недавно сказали, друг мой, - мягко попросил Арбетнот.
   - Бриг "Уайт Шарк", - запинаясь, произнес капитан, - которым командует... Командует...
   - Забыли? Сейчас я напомню, и больше не забывайте никогда. Командует им капитан Альваро Агирре, - сказал тот, кто был Алистером Арбетнотом, Джоном Смитом и ещё многими, многими другими людьми.
   25
   1714 ГОД
   Агирре стоял у фальшборта, оглядывая горизонт в подзорную трубу. Невдалеке ожидал распоряжений преданный помощник Барли Джонсон, команда слонялась по палубе, затевая от безделья ленивые перебранки. "Уайт Шарк" с зарифленными парусами дрейфовал в открытом океане.
   Решение завладеть кораблем и ринуться в пучины морского разбоя пришло к Альваро Агирре не сразу и не вдруг, оно созревало подспудно, влекомое на поверхность магнетическим тяготением. Задолго до похищения, задуманного и осуществленного коварным Билли, Агирре строил планы - не захвата, а покупки и оснащения быстроходного корабля, набора лихой команды... И когда все случилось так, как случилось, он просто воспользовался ситуацией. Ибо это было то, чего он жаждал - новое, неизвестное искушение. Анархический бунт, абсолютная свобода, морской ветер, пушечный дым над волной, восторг постоянной опасности - все то, чего не могли дать ему ни богатство, ни власть, ни изощренность женщин, ни постоянная смена личин.
   "Уайт Шарк" разбойничал на океанских просторах уже год. Десятки кораблей были пущены ко дну, сотни моряков и пассажиров высажены на необитаемые острова. Трюмы брига разбухали от золота, драгоценностей, инкрустированного бриллиантами и жемчугами фигурного оружия, пиастров, дублонов, дукатов... Пузатые сундуки с сокровищами зарывались на острове Блэк-Оук, избранном тайной гаванью для брига "Уайт Шарк". Военные эскадры всех цивилизованных стран имели постоянный приказ захватить бриг и перевешать его команду на реях...
   Казалось, Агирре был счастлив, он упивался соленым воздухом океана, свободы и риска... Но все чаще Барли Джонсон обращал внимание на приступы меланхолии и тоски у своего капитана, все чаще Агирре запирался в каюте. Когда Джонсон приносил капитану еду и питье (по приказу Агирре он делал это лично), он заставал предводителя разбойников склонившимся над книгами, бормочущим непонятные слова, покрывающим листы бумаги рядами цифр и загадочных значков...
   - Это каравелла, - проговорил Агирре, направляя подзорную трубу на плохо различимое пока пятнышко у горизонта. - Идет в нашу сторону... Флага не вижу... Ага, вот. Британский флаг.
   - Нападем! - возбужденно воскликнул Барли Джонсон.
   - Да... Поставить все паруса. Полный вперед!
   Громадный, тяжелый - но не медлительный и неуклюжий! - "Уайт Шарк", и в самом деле напоминающий страшного хищника глубин, стремительную белую акулу, несся к беззащитной каравелле. Там заметили опасность, пытались отвернуть, но упустили время. Пираты готовили абордажные крючья, гоготали в предвкушении веселья. Одиночные выстрелы с каравеллы никого не пугали, а после предупредительного залпа пушек брига стихли и они.
   "Уайт Шарк" разворачивался, становился борт о борт с каравеллой. Крючья ещё не были пущены в ход, а самые отчаянные из пиратов уже прыгали на обреченный парусник, вступая в рукопашные схватки с его командой.
   Агирре в расшитом камзоле, с позолоченной обнаженной шпагой оказался на борту каравеллы одним из первых. Шутя обезоружив двумя-тремя экзотическими фехтовальными приемами нескольких противников, он ворвался в каюту на корме.
   Сидевший за столом и что-то писавший старый человек в квадратной академической шапочке поднял на Агирре совершенно спокойные глаза, в которых не было никакого страха.
   - Вы, я полагаю, капитан пиратов? - спросил он по-немецки скрипучим надтреснутым голосом. - Ведь это пиратское нападение, я не ошибся? Впрочем, может быть, вы предпочитаете английский, французский, испанский языки?
   - Я говорю по-немецки, - ответил Агирре, пристально глядя на старика, а тот прислушивался к воплям с палубы.
   - У меня небольшая просьба, - сказал старик. - Прежде чем вы или ваши подручные убьете меня, позвольте мне закончить эти заметки. Это не займет много времени.
   Агирре невольно восхитился таким мужеством.
   - Подобно Архимеду, - проговорил он.
   - О! Вы слышали об Архимеде? Приятно встретиться со столь образованным пиратом, жаль только, что эта встреча - последняя в жизни... Так моя просьба будет удовлетворена?
   Агирре спрятал шпагу в ножны.
   - С кем имею честь?
   - Иоганн Герцфельд, профессор Парижского университета де Сорбона... Увы, бывший профессор.
   Словно молния пронзила память Агирре. Возможно ли, чтобы...
   - Вы написали книгу, - произнес он, тщетно стараясь справиться с волнением. - Книгу таинств...
   - Ее называют и так, - кивнул ученый. - Лучше бы я её не писал... Из-за нее-то и начались все неприятности. Но, капитан... Получается, что вы также слышали и обо мне?
   - Когда, - прошептал Агирре, приблизив лицо к лицу профессора, - Когда вы написали ее?
   - Два года назад...
   - В тысяча семьсот двенадцатом... Да, разумеется... Книга таинств Иоганна Герцфельда упоминалась в пергаменте Кассиуса последней... Магистериум насыщается лучами ущербной луны, посылаемыми во тьму на закате каждого семилетия... Год сопряжения элементов тинктуры - тысяча четыреста девяносто восьмой... Разделить на семилетие... Двести четырнадцать... Двести четырнадцать лет до написания книги... Тысяча семьсот двенадцатый! Имеющий Разум сочтет число...
   - Простите... - Герцфельд слегка приподнялся. - Я не понимаю ваших слов, но это не совсем то, что я ожидал услышать из уст морского разбойника. Может быть, вы объясните, что...
   Не слушая, Агирре прислонился к стене.
   - Эта встреча не может быть случайной, - выдохнул он, бессознательно перейдя на испанский. - Нет... Только не случайность.
   И он заорал так, что задрожали цветные стекла фонарей.
   - Кассиус! Проклятый еретик, ты здесь?! Я ненавижу тебя! Покажись, Кассиус!
   Агирре выхватил шпагу и метнул её в дубовую переборку. Лезвие глубоко ушло в плотное дерево, дрожащий металл застонал. В дверь заглянул встревоженный Барли Джонсон.
   - Капитан, с вами все в порядке?
   Созерцание пульсирующего блестящего клинка шпаги помогло Агирре овладеть собой.
   - Все в порядке, - ответил он по-английски. - Принесите вина. Я встретил друга... Мы побеседуем здесь. Тот, кто сунет нос в эту каюту, будет заколот, как свинья... С командой и пассажирами каравеллы обращаться по - джентльмеменски. Заберите ценности, но вреда никому не причинять! Пока я не выйду, командуете вы. Понятно?
   Голова Барли Джонсона исчезла. Агирре вытащил прочно засевшую в переборке шпагу, расстегнул камзол, уселся за стол напротив профессора. Оба молчали, пока Барли не принес бутылки с вином и не ретировался окончательно.
   Агирре откупорил бутылку и разлил вино.
   - Профессор, - он снова перешел на немецкий. - Бьюсь об заклад, вы теряетесь в догадках.
   - О, да... Однако меня радует, что я, по-видимому, останусь в живых... Если только вы не один из ненавистников моей книги.
   - Я даже не читал её, - Агирре пригубил бархатно-красный напиток. - Я впервые узнал о ней двести шестнадцать лет назад...
   - Вот как? Это довольно большой срок.
   - Вы мне не верите? Между тем это так, господин Герцфельд. Меня зовут Альваро Агирре, я испанец, и мне двести шестьдесят один год от роду... Вас как будто совсем не удивляет мое сообщение?
   - Нет, почему же... - профессор протянул руку и взял бокал. - Конечно, я удивлен. Но хотя мой возраст значительно скромнее, все-таки мне скоро семьдесят, и кое-чему я научился. Один из моих выводов гласит: что угодно может произойти на свете...
   - Следовательно, вы не считаете, что я вас обманываю?
   - Нет. У вас нет резона морочить мне голову нелепыми вымыслами, а на безумца вы не похожи. Вы странно ведете себя и говорите странные вещи, но вы определенно в своем уме. Правда, я полагал, что если бы человек каким-то образом и ухитрился прожить столько лет, он превратился бы в немощную развалину без памяти и разума... Вы выглядите лет на пятьдесят. Вот только в глазах что-то такое...
   - Мое тело, - пояснил Агирре, - хранит в неизменности эликсир Марко Кассиуса...
   - Кассиус, Марко Кассиус... Тот, кого вы сейчас назвали еретиком? Герцфельд пошевелил бровями, припоминая. - Если он изобрел настолько замечательную вещь... Да, понимаю, о таком не кричат на каждом углу, но как ученый он мог быть известен и в других областях знания... Но я решительно не помню, чтобы читал или слышал о Марко Кассиусе.
   - Ученый? - задумчиво переспросил Агирре. - Нет, он не ученый. По крайне мере, не только ученый. Я не знаю, кто он такой. Я не знаю даже, человек ли он или воплощение некоей иной силы. Вы не читали и не слышали о Кассиусе потому лишь, что он сам не желал того. Ему ничего не стоит распространять или уничтожать любую правду или ложь о себе, заставить хоть население целой страны узнать или забыть о нем...
   - Ясно, - сказал профессор, отхлебнув терпкого вина. - Говоря о Кассиусе, вы блуждаете в лабиринте догадок. В первый раз услышав его имя только сейчас, я могу столько же, сколько и вы, предаваться спекулятивным рассуждениям о нем. Оставим Кассиуса, сеньор Агирре. Меня гораздо больше интересуете вы. Сколько мудрости может накопить человек за два с половиной столетия жизни, если он не подвержен старости и дряхлости...
   - Мудрость? - повторил Агирре с печальной улыбкой. - О нет, господин профессор. Впечатления и опыт - да, но не мудрость. Я могу объяснить...
   - Попробую объяснить за вас, а вы поправите меня, если я ошибусь. Вероятно, вы говорите о времени человеческого бытия в соотношении с избирательностью восприятия?
   - Именно! Вы поразительно точно угадали мою невысказанную мысль, профессор. Вы прожили в три с лишним раза меньше, чем я, но вы мудрее меня, потому что осознание границ срока жизни заставляет вас смотреть вглубь. Вы меньше знаете, ваша память хранит меньше фактов, но каждый факт соотнесен с вашей картиной мироздания, вашим пониманием природы и людей. Если вы ученый, то в семьдесят лет вы не станете пиратом, для меня же время мало что значит. Нанизывая опыт на опыт, я ухожу от сути вещей... Легко растрачивать то, чего у тебя в избытке, но мудрость обретаешь, лишь придя к сокровенному, а у порога смерти - единственному...
   - Значит, вы не поможете мне разрешить вечные вопросы...
   - Я нахожусь дальше от ответов, чем вы. Возможно, я проживу ещё не одну сотню лет... Возможно, я буду жить, пока живет этот мир. Сейчас мы понимаем друг друга, но если бы существовала вероятность нашей повторной встречи через триста, шестьсот, тысячу лет - при условии, что вы перенеслись бы во времени таким, какой вы теперь... Тогда исчезло бы любое понимание. Ответы на вечные вопросы для того, кто в самой вечности обитает, слишком сильно отличаются от ответов для обыкновенного человека.
   На палубе с грохотом рухнуло что-то тяжелое, раздался пронзительный женский визг. Агирре рванулся было, схватившись за шпагу, но махнул рукой.
   - Поговорим о вас, господин профессор, - предложил он, - точнее, о вашей книге. О чем она?
   - О многом. Там размышления о человеке, философские выкладки, астрономические вычисления... С точки зрения ученого, это всего лишь одна из попыток объяснить окружающий мир. Но она взбесила наших теологов и... Ээ, гм... Некоторых политиков. Я изгнанник, сеньор Агирре. В Европе нет места для Иоганна Герцфельда.
   - И куда же вы направляетесь?
   - В Новый Свет. Если там и не пригодятся мои знания, остается надежда на спокойную старость вдали от моих гонителей... У меня есть кое-какие сбережения... Были, - поправился он. - Теперь, конечно, все достанется вашим альбатросам...
   - Не беспокойтесь об этом, профессор, - нетерпеливо произнес Агирре таким тоном, каким говорят о чем-то чрезвычайно малосущественном. - Я дам вам столько золота, сколько вы пожелаете... Но книга! Она здесь, с вами?
   Иоганн Герцфельд поставил бокал на стол, поднялся и подошел к небольшому сундуку, перетянутому ремнями.
   - Здесь все мое имущество, - он похлопал ладонью по горбатой крышке. Небогато за целую жизнь? Здесь и книга. Почти весь тираж уничтожили, уцелело три экземпляра. Один я охотно подарю вам, сеньор Агирре. Похоже, вам очень нужна эта книга... Интересно узнать, почему?
   - Из-за Марко Кассиуса, - ответил Агирре, пока Герцфельд расстегивал медные пряжки ремней. - Когда-то в Испании он бросил мне вызов, и я был так самонадеян или так глуп, что принял его... И теперь у меня нет выбора, я должен пройти эту дорогу до конца. В вашей книге - один из ключей к формуле, криптографической формуле Кассиуса. Если я сумею разгадать и правильно применить эту формулу, я узнаю условия игры, назначенной в далеком будущем...