Страница:
? Это мой муж. Его застрелили. Он снял фуражку и положил на стол. Потянулся к телефону.
? Его зовут Роджер Уэйд,? сказала она высоким ломким голосом.? Он знаменитый писатель.
? Я знаю, кто он такой, мэм,? ответил помощник шерифа? и набрал номер.
Она посмотрела на свою кофточку.
? Можно пойти наверх переодеться?
? Конечно.? Он кивнул ей, поговорил по телефону, повесил трубку и обернулся.? Вы говорите, его застрелили. Значит, его кто-то застрелил?
? Я думаю, что его убил этот человек,? сказала она, не взглянув на меня, и быстро вышла из комнаты.
Полицейский на меня посмотрел. Вынул записную книжку. Что-то в ней пометил.
? Давайте вашу фамилию,? небрежно произнес он,? и адрес. Это вы звонили?
? Да,? я сообщил ему фамилию и адрес.
? Ладно, подождите лейтенанта Олза.
? Берни Олза?
? Ara. Знаете его?
? Конечно. Давно. Он работал в прокуратуре.
? Это уж когда было,? сказал полицейский.? Теперь он заместитель начальника отдела по расследованию убийств при шерифе Лос-Анджелеса. Вы друг семьи, м-р Марлоу?
? Судя по словам м-с Уэйд, вряд ли. Он пожал плечами и слегка улыбнулся.
? Не волнуйтесь, м-р Марлоу. Оружие при себе имеете?
? Сегодня ? нет.
? Я лучше проверю.? Он проверил. Потом поглядел в сторону дивана.? В таких случаях жены иногда теряют голову. Подождем лучше на улице.
37
Олз был плотный, среднего роста, с коротко стриженными выцветшими волосами и выцветшими синими глазами. У него были жесткие светлые брови, и раньше, пока он еще не бросил носить шляпу, многие удивлялись, когда он ее снимал ? насколько выше оказывался лоб, чем можно было предположить. Крутой суровый полисмен с мрачным взглядом на жизнь, но по сути очень порядочный парень. Капитанский чин он заслужил давным-давно. Раз пять сдавал экзамены и оказывался в тройке лучших. Но шериф не любил его, а он не любил шерифа.
Он спустился со второго этажа, потирая скулу. В кабинете уже давно мелькали вспышки фотоаппарата. Люди входили и выходили. А я сидел в гостиной с детективом в штатском и ждал.
Олз присел на краешек стула, свесив руки по бокам. Он жевал незажженную сигарету. Задумчиво посмотрел на меня.
? Помните старые времена, когда в Беспечной Долине была сторожевая будка и частная полиция? Я кивнул.
? И игорные дома.
? Конечно. Это уж обязательно. Вся эта долина по-прежнему в частных руках. Как раньше Эрроухед и Изумрудный залив. Давненько у меня не случалось, чтобы репортеры так прыгали вокруг. Кто-то, должно быть, замолвил словечко шерифу Петерсону. По телетайпу не стали сообщать.
? Да уж, позаботились,? заметил я.? Как м-с Уэйд?
? Слишком спокойна. Наверно, наглоталась таблеток. У нее их целая аптека ? даже демерол. Скверная штука. Не везет вашим друзьям в последнее время, а? Умирают один за другим.
На это я не стал отвечать.
? Самоубийство из огнестрельного оружия ? это всегда интересно,? небрежно сообщил Олз.? Так легко их инсценировать. Жена говорит, что его убили вы. Почему она так считает?
? Это она не в буквальном смысле.
? Больше здесь никого не было. Она говорит ? вы знали, где лежал револьвер, знали, что Уэйд пьет, знали, что недавно ночью он выстрелил, и ей пришлось силой отнимать оружие. Да и сами вы здесь были в ту ночь.
? Сегодня днем я обыскал его письменный стол, оружия там не было. Я ее предупреждал, чтобы она его убрала из стола. Теперь она говорит, что это все равно не помогает.
? А когда это "теперь"? ? осведомился Олз.
? После ее возвращения домой и до моего звонка в полицию.
? Вы обыскали стол. Зачем? ? Олз поднял руки и положил их на колени. На меня он посмотрел равнодушно, словно ответ его не интересовал.
? Он опять начал пить. И я решил, пусть лучше револьвер лежит где-нибудь подальше. Но в ту ночь он не пытался покончить с собой. Это был просто спектакль.
Олз кивнул. Вынул изо рта изжеванную сигарету, бросил в пепельницу и взял другую.
? Я бросил курить,? сказал он.? Кашель одолел. Но не отпускает проклятая привычка. Обязательно должен держать сигарету в зубах. Вам что, поручали за ним присматривать, когда он один оставался?
? Ничего подобного. Сегодня он пригласил меня на ленч. Мы поговорили, настроение у него было неважное ? не клеилось с работой. Решил приложиться к бутылке. Считаете, мне надо было ее отнять?
? Пока что ничего не считаю. Пытаюсь понять. Вы сколько выпили?
? Я пил пиво.
? В неудачный день вы сюда попали, Марлоу. За что был выписан чек? Тот, что он подписал, а потом разорвал?
? Все хотели, чтобы я переехал сюда жить и держал его в узде. Все ? это он сам, его жена и его издатель по имени Говард Спенсер. Он, наверное, в Нью-Йорке. Можете у него проверить. Я отказался. Тогда м-с Уэйд приехала ко мне, сказала, что ее муж сбежал во время запоя, она волнуется, просит его найти и доставить домой. Это я сделал. Дальше ? больше. Скоро мне пришлось тащить его в дом вон с той лужайки и укладывать в постель. Я ничего этого не хотел, Берни. Просто как-то все само раскручивалось.
? С делом Леннокса это не связано?
? О господи. Дела Леннокса больше нет.
? Это уж точно,? сухо заметил Олз, потирая себе колени. С улицы вошел сыщик и что-то сказал другому. Потом подошел к Олзу.
? Приехал какой-то д-р Лоринг, лейтенант. Говорит, его вызывали. Он врач хозяйки.
? Впустите его.
Сыщик вышел, появился д-р Лоринг со своим аккуратным черным саквояжем, облаченный в костюм из легкой ткани. Он был холоден и элегантен. Прошел мимо меня не
глядя.
? Она наверху? ? осведомился он у Олза.
? Ara, в спальне.? Олз встал.? От чего вы лечите ее демеролом, док?
Д-р Лоринг нахмурился.
? Я прописываю своим пациентам то, что считаю нужным,? холодно сказал он.? Объяснять не обязан. Кто говорит, что я даю м-с Уэйд демерол?
? Я. Там наверху флакон с вашей фамилией на этикетке. У нее в ванной настоящая аптека. Может, вы не знаете, док, но у нас в участке целая выставка этих таблеточек. Снегири, краснушки, желтки, балдейки ? полный набор. Демерол, пожалуй, хуже всех. Говорят, на нем жил Геринг. Когда его поймали, принимал по восемнадцать штук в день. Армейские врачи отучали его три месяца.
? Я не знаю, что означают эти слова,? надменно заявил д-р Лоринг.
? Не знаете? Жаль. Снегири ? амитал натрия. Краснушки ? секонал. Желтки ? нембутал. Балдейки ? барбитурат с добавкой бензедрина. Демерол ? синтетический наркотик, образует очень стойкое привыкание. Вы их так легко раздаете налево и направо? У этой дамы разве что-нибудь серьезное?
? Для ранимой женщины муж-пьяница ? весьма серьезное несчастье,? сказал д-р Лоринг.
? Но его вы не стали лечить? Жаль. М-с Уэйд наверху, док. Простите, что задержал.
? Вы ведете себя вызывающе, сэр. Я буду жаловаться.
? Жалуйтесь,? согласился Олз.? Но до этого сделайте вот что. Обеспечьте, чтобы у дамы была ясная голова. У меня к ней ряд вопросов.
? Я сделаю то, что ей будет показано по состоянию здоровья. Вы что, разве не знаете, кто я такой? И чтобы все было ясно ? м-р Уэйд не являлся моим пациентом. Я не лечу алкоголиков.
? Зато их жен лечите,? огрызнулся на него Олз.? Да, я знаю, кто вы такой, док. У меня уже душа в пятках. Меня зовут Олз, лейтенант Олз.
Д-р Лоринг пошел наверх. Олз снова сел и ухмыльнулся мне.
? С таким требуется деликатное обхождение,? сообщил он.
Из кабинета появился человек и подошел к Олзу. Худой, серьезный, в очках, с высоким лбом.
? Лейтенант.
? Выкладывайте.
? Ранение контактное, типичное для самоубийства, с большим расширением от давления глаз. Глазные яблоки выпячены по той же причине. Не думаю, что с наружной стороны на револьвере остались отпечатки. На него попало слишком много крови.
? Могли его убить во сне или в беспамятстве? ? спросил Олз.
? Конечно, но показаний к этому нет. Револьвер ? бескурковый Уэбли. Что характерно, очень туго взводится, но очень легко разряжается. Отлетел в сторону в результате отдачи. Пока что согласен с версией самоубийства. Ожидаю высокого процента алкоголя в крови. Если он достаточно высок...? человек замолчал и выразительно пожал плечами...? может быть, начну сомневаться в этой версии.
? Спасибо. Судебному следователю позвонили? Человек кивнул и удалился. Олз зевнул и посмотрел на часы. Потом на меня.
? Хотите смыться?
? Конечно, если вы разрешите. Я думал, что нахожусь под подозрением.
? Это удовольствие у вас еще впереди. Околачивайтесь поблизости, где вас легко найти, вот пока и все. Вы когда-то у нас служили, знаете, как бывает. Иногда приходится работать быстро, пока улики на месте. На этот раз все наоборот. Если это убийство, кому это выгодно? Жене? Ее здесь не было. Вам? Конечно, вы были один в доме и знали, где револьвер. Идеальная раскладка. Только мотива нет, но тут, возможно, надо учесть, что жы человек опытный. На мой взгляд, если бы вам пришло в голову кого-нибудь убить, вы могли бы это сделать не так явно.
? Спасибо, Берни. Вообще-то, мог бы.
? Прислуги не было. У них выходной. Остается вариант случайного посетителя. Но он должен был знать, где у Уэйда револьвер; появиться как раз, когда тот был так пьян, что заснул и отключился; спустить курок, когда шум моторки заглушил выстрел, и удрать до вашего возвращения. Судя по тому, что мне пока известно, такой вариант не проходит. Единственный, у кого были средства и возможность, вряд ли пустил бы их в ход ? по той простой причине, что он единственный. Я встал, собираясь уходить.
? О'кей, Берии. Я буду дома весь вечер.
? Только вот еще что,? задумчиво произнес Олз. Этот самый Уэйд был знаменитый писатель. Большие деньги, большая слава. Мне-то самому его дерьмовые книжки не по душе. В бардаке и то попадаются люди приятнее, чем его персонажи. Это вопрос вкуса, я полицейский, не мне судить. У него был прекрасный дом в одном из лучших мест в стране. Красивая жена, полно друзей, никаких забот. Интересно, что же его так достало, если он пустил себе пулю в лоб? А ведь что-то достало, черт побери. Если вы знаете, то имейте в виду ? придется это выложить. Ну, пока.
Я подошел к двери. Охранявший ее человек оглянулся на Олза, тот сделал знак и меня выпустили. Я сел в машину. Разные служебные автомобили перекрыли всю подъездную дорогу, и мне пришлось выехать на лужайку, чтобы их обогнуть. У ворот меня осмотрел другой полицейский, но ничего не сказал. Я надел темные очки и поехал к шоссе. Дорога была пустая и тихая. Вечернее солнце освещало вылизанные лужайки и просторные дорогие дома.
В одном из таких домов, в луже крови умер человек, имевший кое-какую известность, но ленивая тишина Беспечной Долины ничем не была нарушена. Газеты проявили столько же интереса, сколько к событиям в Тибете.
На повороте, где заборы двух участков подходили к самой обочине, стояла темно-зеленая машина. Из нее вышел еще один помощник шерифа и поднял руку. Я остановился. Он подошел к окну.
? Будьте добры, ваши права.
Я достал бумажник и подал ему в раскрытом виде.
? Только права, пожалуйста. Мне не разрешается трогать ваш бумажник.
Я вынул права и вручил ему.
? Что случилось? Он заглянул в машину и отдал права обратно.
? Ничего,? сказал он.? Обычная проверка. Простите, что побеспокоил.
Он махнул, чтобы я проезжал, и пошел к своей машине. Полицейские дела. Никогда не говорят, в чем дело. А то вы догадаетесь, что они и сами не знают.
Я доехал до дому, угостился парой холодных стаканчиков, съездил пообедать, вернулся, распахнул окна, расстегнул рубашку и стал ждать, что произойдет. Ждал я долго. Было уже девять часов, когда Берни Олз позвонил, велел мне приехать и по пути не прохлаждаться, цветочков не собирать.
38
В приемной шерифа, на жестком стуле у стены, уже сидел Кэнди. Под его ненавидящим взглядом я прошел в большую квадратную комнату, где шериф Петерсен вершил правый суд, окруженный подношениями благодарной общественности за двадцать лет беспорочной службы. Стены сплошь были увешаны фотографиями лошадей, и на каждой фотографии шериф Петерсен присутствовал лично. Углы его резного письменного стола были сделаны в форме лошадиных голов. Отполированное копыто в оправе служило чернильцей, в другое такое же был насыпан белый песок и воткнуты ручки. На обоих ? золотые пластинки с надписями каких-то памятных дат. На девственно чистом блокноте лежал пакет табака "Билл Дерхэм" и пачка коричневой папиросной бумаги. Петерсен курил самокрутки. Он мог свернуть сигарету одной рукой, сидя верхом на лошади, что часто и делал, особенно когда выезжал перед парадом на большой белой кобыле, в мексиканском седле, красиво изукрашенном мексиканским серебром. В этих случаях он надевал плоское мексиканское сомбреро. Наездник он был прекрасный, и лошадь всегда точно знала, где трусить смирно, где взбрыкнуть, чтобы шериф, величественно улыбаясь, привел ее в чувство одной рукой. Этот номер был отработан что надо. У шерифа был красивый ястребиный профиль, и хотя под подбородком слегка обозначалась дряблость, он знал, как держать голову, чтобы не было слишком заметно. В каждый свой фотопортрет он вкладывал много труда. Ему шел уже шестой десяток, и отец его, родом из Дании, оставил ему в наследство кучу денег. Шериф не был похож на датчанина ? волосы темные, кожа смуглая. Бесстрастной величавостью он скорее напоминал деревянную фигуру индейца ? рекламу табачной лавки, и по уму немногим от него отличался. Но мошенником его не называли ни разу. Под его началом служили мошенники, и они дурачили его так же, как всех остальных, но к шерифу Петерсену ничего такого не приставало. Его просто снова и снова избирали шерифом без всяких усилий с его стороны, он гарцевал на парадах на белой лошади и допрашивал подозреваемых под взглядом фотокамер. Так гласили надписи под фотографиями. На самом деле он никогда никого не допрашивал, потому что не умел. Просто садился за стол, сурово глядя на подозреваемого и демонстрируя камере свой профиль. Сверкали вспышки, фотографы подобострастно благодарили шерифа, подозреваемого уводили, так и не дав ему рта открыть, а шериф уезжал на свое ранчо в долине Сан-Фернандо. Туда ему легко было дозвониться. Если не удавалось связаться с ним лично, ты мог побеседовать с кем-нибудь из его лошадей. Время от времени, поближе к выборам, какой-нибудь неопытный политик, пытаясь отобрать у шерифа Петерсена его пост, начинал называть его "Цирковым наездником", или "Репутацией, построенной на профиле", но из этого ничего не получалось. Шерифа Петерсена все равно избирали опять ? как живое свидетельство, что у нас в стране можно вечно занимать крупный выгодный пост, если у тебя рыльце не в пушку, фотогеничная внешность и язык держится за зубами. А уж если хорошо смотришься на лошади, цены тебе нет.
Когда мы с Олзом вошли, шериф Петерсен стоял у окна, а фотографы гуськом удалялись через другую дверь. На шерифе была белая шляпа "стетсон". Он свертывал сигарету. Уже намылился домой. Он сурово взглянул на нас.
? Кто это? ? осведомился он густым баритоном.
? Это Филип Марлоу, шеф,? ответил Олз.? Тот, что был в доме Уэйдов; когда застрелился хозяин. Будете с ним фотографироваться?
Шериф внимательно изучил меня.
? Не стоит,? изрек он, поворачиваясь к высокому мужчине с усталым лицом и с седеющими стальными волосами.? Если понадобится, я буду на ранчо, капитан Эрнандес.
? Слушаюсь, сэр.
Петерсен прикурил сигарету от кухонной спички. Чиркнул ее об ноготь. Шериф Петерсен зажигалок не признает. Мы такие: сами крутим, одной рукой прикуриваем.
Он попрощался и отбыл. За ним вышел тип с бесстрастным лицом и жесткими черными глазами ? его личный телохранитель. Капитан Эрнандес подошел к столу, сел в огромное шерифское кресло, а стенографист в углу отодвинул столик от стены, чтобы не тыкаться в нее локтем. Олз присел к столу, вид у него был вполне довольный.
? Ну, Марлоу,? отрывисто произнес Эрнандес.? Выкладывайте.
? А почему меня не сфотографировали?
? Вы же слышали, шериф не захотел.
? Да, но почему? ? жалобно заныл я. Олз рассмеялся.
? Не притворяйтесь, сами знаете почему.
? Неужели потому, что я высокий, смуглый и красивый, он не хочет со мной сниматься?
? Прекратите,? холодно распорядился Эрнандес.? Давайте показания. С самого начала.
Я рассказал с самого начала: моя встреча с Говардом Спенсером, знакомство с Эйлин Уэйд, ее просьба найти Роджера, приглашение к ним в дом, разговоры с Уэйдом, и как я нашел его без чувств под кустами, и все остальное. Стенографист записывал. Никто меня не прерывал. Все это было правдой. Правда и ничего, кроме правды. Но не вся правда целиком. Что уж я пропустил, это мое дело.
? Хорошо,? сказал наконец Эрнандес.? Но кое-чего не хватает.? Этот капитан был спокойный, опытный, опасный парень. Нужен же был шерифу хоть один знающий человек.? В ту ночь, когда Уэйд выстрелил у себя в спальне, вы входили в комнату м-с Уэйд и пробыли там какое-то время за закрытой дверью. Что вы там делали?
? Она позвала меня узнать, как он себя чувствует.
? Зачем вы закрыли дверь?
? Уэйд как раз засыпал, и я не хотел шуметь. Да и слуга околачивался поблизости с большим ухом. Дверь закрыть попросила она. Я тогда не думал, что это имеет какое-то значение.
? Сколько вы там пробыли?
? Не знаю, минуты три.
? А я говорю, что вы провели там пару часов,? холодно заявил Эрнандес.? Вам понятно?
Я взглянул на Олза. Олз ни на что не глядел. Жевал, как обычно, незажженную сигарету.
? Вас неверно информировали, капитан.
? Посмотрим. Выйдя из ее комнаты, вы пошли в кабинет и провели ночь на диване. Вернее, может быть, остаток ночи.
? Было без десяти одиннадцать, когда он позвонил мне домой. И около трех, когда я в последний раз вошел в кабинет. Называйте это остатком ночи, если хотите.
? Приведите этого парня,? велел Эрнандес.
Олз вышел и привел Кэнди. Кэнди посадили на стул. Эрнандес задал ему несколько вопросов ? кто он такой и прочее. Потом сказал:
? Ну, Кэнди,? будем называть так для краткости ? что же случилось, когда вы помогли Марлоу уложить Уэйда в постель?
Я примерно знал, чего ожидать. Кэнди изложил свою версию тихим злобным голосом, почти без акцента. Видно, он по желанию мог его включать и выключать. Версия состояла в том, что он пошел вниз и посидел там, на случаи, если вдруг его позовут. Сидел сперва в кухне, где приготовил себе поесть, потом ? в гостиной. В гостиной, сидя в кресле около входной двери, он увидел, что Эйлин Уэйд стоит в дверях своей спальни и раздевается. Она надела халат на голое тело, а потом я вошел к ней в комнату, закрыл дверь и долго там оставался, примерно пару часов. Он поднялся по лестнице и прислушался. Слышал, как скрипят пружины кровати. Слышал шепот. Очень ясно дал понять, что имеет в виду. Закончив, бросил на меня уничтожающий взгляд, и рот его перекосился от ненависти.
? Уведите его,? сказал Эрнандес.
? Минутку,? сказал я.? У меня к нему вопрос.
? Здесь вопросы задаю я,? резко заявил Эрнандес.
? Вы не знаете, что спрашивать, капитан. Вас там не было. Он лжет, и знает это, и я это знаю.
Эрнандес откинулся назад и взял со стола шерифа ручку. Согнул ее. Она была длинная, заостренная, из плетеной конской щетины. Он отпустил ее, и она пружинисто заколебалась.
? Давайте,? сказал он наконец. Я повернулся лицом к Кэнди.
? Значит, откуда ты увидел, как раздевается м-с Уэйд?
? Сидел в кресле у входной двери,? вызывающе ответил он.
? Между входной дверью и двумя диванами?
? Я уже сказал.
? Где была м-с Уэйд?
? Стояла у себя в комнате, возле двери. Дверь была открыта.
? Какой свет горел в гостиной?
? Одна лампа. Которую они называют торшером для бриджа.
? Какой свет был на галерее?
? Никакого. Свет у нее в комнате.
? Какой свет у нее в комнате?
? Немного света. Может быть, лампа на ночном столике.
? Под потолком люстра не горела?
? Нет.
? После того, как она разделась ? стоя, по твоим словам, возле двери в спальню ? она надела халат, какой?
? Голубой. Длинный такой, с поясом.
? Значит, если бы ты не видел, как она раздевалась, ты не знал бы, что у нее надето под халатом?
Он пожал плечами. На лице появилась легкая тревога.
? Si. Это так. Но я видел, как она раздевалась.
? Ты лжешь. В гостиной нет такого места, откуда это можно увидеть, даже если бы она стояла на пороге спальни, тем более за дверью. Чтобы ты ее увидал, ей пришлось бы подойти к самому краю галереи. А тогда она увидала бы тебя.
Он злобно уставился на меня. Я обернулся к Олзу.
? Вы смотрели дом. Капитан Эрнандес, кажется, нет. Олз легонько покачал головой. Эрнандес нахмурился и ничего не сказал.
? Нет такой точки в гостиной, капитан Эрнандес, откуда он мог увидеть хотя бы макушку м-с Уэйд ? даже если бы он стоял, а по его словам, он сидел,? когда она находится на пороге спальни или в спальне. Я на десять сантиметров выше его ростом и, стоя на пороге гостиной, видел только самый верх открытой двери в ее спальню. Чтобы он мог ее увидеть, ей пришлось бы подойти к краю галереи. Зачем бы она стала это делать? Почему она вообще раздевалась у входа в спальню? Это чепуха.
Эрнандес молча посмотрел на меня. Потом на Кэнди.
? А вопрос времени? ? тихо спросил он, обращаясь ко мне.
? Тут его слово против моего. Я говорю лишь о том, что можно доказать.
Эрнандес выпустил в Кэнди целую очередь на испанском языке, так быстро, что я не понял. Кэнди угрюмо глядел на него.
? Уведите его,? сказал Эрнандес.
Олз ткнул большим пальцем в сторону двери и открыл ее. Кэнди вышел. Эрнандес извлек пачку, приклеил себе на губу сигарету и прикурил от золотой зажигалки. Олз вернулся обратно. Эрнандес спокойно сказал:
? Я объяснил ему, что если бы на предварительном слушании он выступил с этой историей, то получил бы от одного до трех лет за лжесвидетельство. На него это вроде не слишком подействовало. Ясно, отчего он бесится. Обычное дело, от ревности. Если бы мы подозревали бы, что это убийство, а он околачивался в доме, то лучше него кандидатуры и не надо ? только он пустил бы в ход нож. Правда, мне показалось, что смерть Уэйда его сильно огорчила. У вас есть вопросы, Олз?
Олз покачал головой. Эрнандес взглянул на меня и сказал:
? Приходите утром, подпишете показания. Мы их к тому времени отпечатаем. К десяти часам у нас будет медицинское заключение, хотя бы предварительное. Что-нибудь вас не устраивает во всей этой раскладке, Марлоу?
? Задайте, пожалуйста, вопрос по-другому. А то получается, что вообще-то меня кое-что и устраивает.
? Ладно,? произнес он устало.? Отчаливайте. Я поехал домой. Я встал.
? Конечно, я ни минуты не верил этим россказням Кэнди,? сказал он.? Просто использовал его, как отмычку. Надеюсь, вы не обиделись. Самочувствие нормальное?
? Никакого самочувствия, капитан. Вообще никакого.
Они проводили меня взглядом и не попрощались. Я прошел по длинному коридору к выходу на Хилл-стрит, сел в машину и поехал домой.
Никакого самочувствия ? это было точно. Внутри у меня было пусто, как в межзвездном пространстве. Приехав домой, я смешал себе крепкую выпивку и стал у открытого окна в гостиной. Прихлебывая из стакана, я слушал прибой уличного движения на бульваре и смотрел, как горит над холмами, сквозь которые был прорублен бульвар, зарево большого недоброго города. Вдали, словно злые духи, завывали полицейские и пожарные сирены ? то громче, то тише, умолкая совсем ненадолго. Двадцать четыре часа в сутки один убегает, другой ловит. Где-то там, в ночи, полной преступлений, люди умирали, получали увечья, в них вонзались осколки стекла, вдалбливался руль, их давили тяжелые шины. Людей избивали, грабили, душили, насиловали, убивали. Люди голодали, болели, тосковали, мучались от одиночества, угрызений совести, от страха ? злые, жестокие, трясущиеся в лихорадке или в рыданиях. Город не хуже других: богатый, гордый, полный жизни; город отчаявшийся, проигравший, опустевший.
Все зависит от того, какое ты место занимаешь и с каким счетом сыграл. Мне было все равно. Я допил стакан и лег спать.
39
Предварительное слушание ничего не дало. Еще не было окончательного медицинского заключения, а коронер уже ринулся в бой, от страха, что опоздает получить свою долю рекламы. Смерть писателя, даже и с громким именем,? небольшая сенсация, а в то лето конкуренция была жестокая. Один король отрекся, на другого было покушение. За одну неделю разбились три больших пассажирских самолета. В Чикаго руководителя крупного телеграфного агентства расстреляли в упор прямо в автомобиле. При пожаре в тюрьме заживо сгорели двадцать четыре заключенных. Коронеру Лос-Анджелесского округа не повезло. Мало досталось на его долю.
Сходя со свидетельского места после дачи показаний, я увидел Кэнди. На губах у него играла злобная веселая ухмылка ? почему, я понятия не имел ? и, как обычно, он был одет чуть шикарнее, чем нужно: в габардиновый костюм цвета какао с белой нейлоновой рубашкой и темно-синим галстуком-бабочкой. Давал показания он спокойно и произвел хорошее впечатление. Да, последнее время хозяин часто бывал пьян. Да, в ту ночь, когда наверху прозвучал выстрел, он помогал уложить хозяина в постель. Да, в последний день, когда Кэнди уже уходил, хозяин потребовал у него виски, но получил отказ. Нет, он не знал, как идет литературная работа м-ра Уэйда, но видел, что хозяин в плохом настроении. Он то бросал написанное в корзину, то снова доставал. Нет, он никогда не слышал, чтобы м-р Уэйд с кем-нибудь ссорился. И так далее. Коронер долго наседал на него, но толку не добился. Кто-то хорошо порепетировал с Кэнди.
Эйлин Уэйд была одета в черное с белым. Она была бледна и говорила четким тихим голосом, который не мог исказить даже микрофон. Коронер обращался с ней, как с хрустальной вазой. Задавал вопросы так, словно с трудом сдерживал рыдания. Когда она сошла со свидетельского места, он встал и поклонился, а она ответила слабой беглой улыбкой, от которой он чуть не подавился собственной слюной.
? Его зовут Роджер Уэйд,? сказала она высоким ломким голосом.? Он знаменитый писатель.
? Я знаю, кто он такой, мэм,? ответил помощник шерифа? и набрал номер.
Она посмотрела на свою кофточку.
? Можно пойти наверх переодеться?
? Конечно.? Он кивнул ей, поговорил по телефону, повесил трубку и обернулся.? Вы говорите, его застрелили. Значит, его кто-то застрелил?
? Я думаю, что его убил этот человек,? сказала она, не взглянув на меня, и быстро вышла из комнаты.
Полицейский на меня посмотрел. Вынул записную книжку. Что-то в ней пометил.
? Давайте вашу фамилию,? небрежно произнес он,? и адрес. Это вы звонили?
? Да,? я сообщил ему фамилию и адрес.
? Ладно, подождите лейтенанта Олза.
? Берни Олза?
? Ara. Знаете его?
? Конечно. Давно. Он работал в прокуратуре.
? Это уж когда было,? сказал полицейский.? Теперь он заместитель начальника отдела по расследованию убийств при шерифе Лос-Анджелеса. Вы друг семьи, м-р Марлоу?
? Судя по словам м-с Уэйд, вряд ли. Он пожал плечами и слегка улыбнулся.
? Не волнуйтесь, м-р Марлоу. Оружие при себе имеете?
? Сегодня ? нет.
? Я лучше проверю.? Он проверил. Потом поглядел в сторону дивана.? В таких случаях жены иногда теряют голову. Подождем лучше на улице.
37
Олз был плотный, среднего роста, с коротко стриженными выцветшими волосами и выцветшими синими глазами. У него были жесткие светлые брови, и раньше, пока он еще не бросил носить шляпу, многие удивлялись, когда он ее снимал ? насколько выше оказывался лоб, чем можно было предположить. Крутой суровый полисмен с мрачным взглядом на жизнь, но по сути очень порядочный парень. Капитанский чин он заслужил давным-давно. Раз пять сдавал экзамены и оказывался в тройке лучших. Но шериф не любил его, а он не любил шерифа.
Он спустился со второго этажа, потирая скулу. В кабинете уже давно мелькали вспышки фотоаппарата. Люди входили и выходили. А я сидел в гостиной с детективом в штатском и ждал.
Олз присел на краешек стула, свесив руки по бокам. Он жевал незажженную сигарету. Задумчиво посмотрел на меня.
? Помните старые времена, когда в Беспечной Долине была сторожевая будка и частная полиция? Я кивнул.
? И игорные дома.
? Конечно. Это уж обязательно. Вся эта долина по-прежнему в частных руках. Как раньше Эрроухед и Изумрудный залив. Давненько у меня не случалось, чтобы репортеры так прыгали вокруг. Кто-то, должно быть, замолвил словечко шерифу Петерсону. По телетайпу не стали сообщать.
? Да уж, позаботились,? заметил я.? Как м-с Уэйд?
? Слишком спокойна. Наверно, наглоталась таблеток. У нее их целая аптека ? даже демерол. Скверная штука. Не везет вашим друзьям в последнее время, а? Умирают один за другим.
На это я не стал отвечать.
? Самоубийство из огнестрельного оружия ? это всегда интересно,? небрежно сообщил Олз.? Так легко их инсценировать. Жена говорит, что его убили вы. Почему она так считает?
? Это она не в буквальном смысле.
? Больше здесь никого не было. Она говорит ? вы знали, где лежал револьвер, знали, что Уэйд пьет, знали, что недавно ночью он выстрелил, и ей пришлось силой отнимать оружие. Да и сами вы здесь были в ту ночь.
? Сегодня днем я обыскал его письменный стол, оружия там не было. Я ее предупреждал, чтобы она его убрала из стола. Теперь она говорит, что это все равно не помогает.
? А когда это "теперь"? ? осведомился Олз.
? После ее возвращения домой и до моего звонка в полицию.
? Вы обыскали стол. Зачем? ? Олз поднял руки и положил их на колени. На меня он посмотрел равнодушно, словно ответ его не интересовал.
? Он опять начал пить. И я решил, пусть лучше револьвер лежит где-нибудь подальше. Но в ту ночь он не пытался покончить с собой. Это был просто спектакль.
Олз кивнул. Вынул изо рта изжеванную сигарету, бросил в пепельницу и взял другую.
? Я бросил курить,? сказал он.? Кашель одолел. Но не отпускает проклятая привычка. Обязательно должен держать сигарету в зубах. Вам что, поручали за ним присматривать, когда он один оставался?
? Ничего подобного. Сегодня он пригласил меня на ленч. Мы поговорили, настроение у него было неважное ? не клеилось с работой. Решил приложиться к бутылке. Считаете, мне надо было ее отнять?
? Пока что ничего не считаю. Пытаюсь понять. Вы сколько выпили?
? Я пил пиво.
? В неудачный день вы сюда попали, Марлоу. За что был выписан чек? Тот, что он подписал, а потом разорвал?
? Все хотели, чтобы я переехал сюда жить и держал его в узде. Все ? это он сам, его жена и его издатель по имени Говард Спенсер. Он, наверное, в Нью-Йорке. Можете у него проверить. Я отказался. Тогда м-с Уэйд приехала ко мне, сказала, что ее муж сбежал во время запоя, она волнуется, просит его найти и доставить домой. Это я сделал. Дальше ? больше. Скоро мне пришлось тащить его в дом вон с той лужайки и укладывать в постель. Я ничего этого не хотел, Берни. Просто как-то все само раскручивалось.
? С делом Леннокса это не связано?
? О господи. Дела Леннокса больше нет.
? Это уж точно,? сухо заметил Олз, потирая себе колени. С улицы вошел сыщик и что-то сказал другому. Потом подошел к Олзу.
? Приехал какой-то д-р Лоринг, лейтенант. Говорит, его вызывали. Он врач хозяйки.
? Впустите его.
Сыщик вышел, появился д-р Лоринг со своим аккуратным черным саквояжем, облаченный в костюм из легкой ткани. Он был холоден и элегантен. Прошел мимо меня не
глядя.
? Она наверху? ? осведомился он у Олза.
? Ara, в спальне.? Олз встал.? От чего вы лечите ее демеролом, док?
Д-р Лоринг нахмурился.
? Я прописываю своим пациентам то, что считаю нужным,? холодно сказал он.? Объяснять не обязан. Кто говорит, что я даю м-с Уэйд демерол?
? Я. Там наверху флакон с вашей фамилией на этикетке. У нее в ванной настоящая аптека. Может, вы не знаете, док, но у нас в участке целая выставка этих таблеточек. Снегири, краснушки, желтки, балдейки ? полный набор. Демерол, пожалуй, хуже всех. Говорят, на нем жил Геринг. Когда его поймали, принимал по восемнадцать штук в день. Армейские врачи отучали его три месяца.
? Я не знаю, что означают эти слова,? надменно заявил д-р Лоринг.
? Не знаете? Жаль. Снегири ? амитал натрия. Краснушки ? секонал. Желтки ? нембутал. Балдейки ? барбитурат с добавкой бензедрина. Демерол ? синтетический наркотик, образует очень стойкое привыкание. Вы их так легко раздаете налево и направо? У этой дамы разве что-нибудь серьезное?
? Для ранимой женщины муж-пьяница ? весьма серьезное несчастье,? сказал д-р Лоринг.
? Но его вы не стали лечить? Жаль. М-с Уэйд наверху, док. Простите, что задержал.
? Вы ведете себя вызывающе, сэр. Я буду жаловаться.
? Жалуйтесь,? согласился Олз.? Но до этого сделайте вот что. Обеспечьте, чтобы у дамы была ясная голова. У меня к ней ряд вопросов.
? Я сделаю то, что ей будет показано по состоянию здоровья. Вы что, разве не знаете, кто я такой? И чтобы все было ясно ? м-р Уэйд не являлся моим пациентом. Я не лечу алкоголиков.
? Зато их жен лечите,? огрызнулся на него Олз.? Да, я знаю, кто вы такой, док. У меня уже душа в пятках. Меня зовут Олз, лейтенант Олз.
Д-р Лоринг пошел наверх. Олз снова сел и ухмыльнулся мне.
? С таким требуется деликатное обхождение,? сообщил он.
Из кабинета появился человек и подошел к Олзу. Худой, серьезный, в очках, с высоким лбом.
? Лейтенант.
? Выкладывайте.
? Ранение контактное, типичное для самоубийства, с большим расширением от давления глаз. Глазные яблоки выпячены по той же причине. Не думаю, что с наружной стороны на револьвере остались отпечатки. На него попало слишком много крови.
? Могли его убить во сне или в беспамятстве? ? спросил Олз.
? Конечно, но показаний к этому нет. Револьвер ? бескурковый Уэбли. Что характерно, очень туго взводится, но очень легко разряжается. Отлетел в сторону в результате отдачи. Пока что согласен с версией самоубийства. Ожидаю высокого процента алкоголя в крови. Если он достаточно высок...? человек замолчал и выразительно пожал плечами...? может быть, начну сомневаться в этой версии.
? Спасибо. Судебному следователю позвонили? Человек кивнул и удалился. Олз зевнул и посмотрел на часы. Потом на меня.
? Хотите смыться?
? Конечно, если вы разрешите. Я думал, что нахожусь под подозрением.
? Это удовольствие у вас еще впереди. Околачивайтесь поблизости, где вас легко найти, вот пока и все. Вы когда-то у нас служили, знаете, как бывает. Иногда приходится работать быстро, пока улики на месте. На этот раз все наоборот. Если это убийство, кому это выгодно? Жене? Ее здесь не было. Вам? Конечно, вы были один в доме и знали, где револьвер. Идеальная раскладка. Только мотива нет, но тут, возможно, надо учесть, что жы человек опытный. На мой взгляд, если бы вам пришло в голову кого-нибудь убить, вы могли бы это сделать не так явно.
? Спасибо, Берни. Вообще-то, мог бы.
? Прислуги не было. У них выходной. Остается вариант случайного посетителя. Но он должен был знать, где у Уэйда револьвер; появиться как раз, когда тот был так пьян, что заснул и отключился; спустить курок, когда шум моторки заглушил выстрел, и удрать до вашего возвращения. Судя по тому, что мне пока известно, такой вариант не проходит. Единственный, у кого были средства и возможность, вряд ли пустил бы их в ход ? по той простой причине, что он единственный. Я встал, собираясь уходить.
? О'кей, Берии. Я буду дома весь вечер.
? Только вот еще что,? задумчиво произнес Олз. Этот самый Уэйд был знаменитый писатель. Большие деньги, большая слава. Мне-то самому его дерьмовые книжки не по душе. В бардаке и то попадаются люди приятнее, чем его персонажи. Это вопрос вкуса, я полицейский, не мне судить. У него был прекрасный дом в одном из лучших мест в стране. Красивая жена, полно друзей, никаких забот. Интересно, что же его так достало, если он пустил себе пулю в лоб? А ведь что-то достало, черт побери. Если вы знаете, то имейте в виду ? придется это выложить. Ну, пока.
Я подошел к двери. Охранявший ее человек оглянулся на Олза, тот сделал знак и меня выпустили. Я сел в машину. Разные служебные автомобили перекрыли всю подъездную дорогу, и мне пришлось выехать на лужайку, чтобы их обогнуть. У ворот меня осмотрел другой полицейский, но ничего не сказал. Я надел темные очки и поехал к шоссе. Дорога была пустая и тихая. Вечернее солнце освещало вылизанные лужайки и просторные дорогие дома.
В одном из таких домов, в луже крови умер человек, имевший кое-какую известность, но ленивая тишина Беспечной Долины ничем не была нарушена. Газеты проявили столько же интереса, сколько к событиям в Тибете.
На повороте, где заборы двух участков подходили к самой обочине, стояла темно-зеленая машина. Из нее вышел еще один помощник шерифа и поднял руку. Я остановился. Он подошел к окну.
? Будьте добры, ваши права.
Я достал бумажник и подал ему в раскрытом виде.
? Только права, пожалуйста. Мне не разрешается трогать ваш бумажник.
Я вынул права и вручил ему.
? Что случилось? Он заглянул в машину и отдал права обратно.
? Ничего,? сказал он.? Обычная проверка. Простите, что побеспокоил.
Он махнул, чтобы я проезжал, и пошел к своей машине. Полицейские дела. Никогда не говорят, в чем дело. А то вы догадаетесь, что они и сами не знают.
Я доехал до дому, угостился парой холодных стаканчиков, съездил пообедать, вернулся, распахнул окна, расстегнул рубашку и стал ждать, что произойдет. Ждал я долго. Было уже девять часов, когда Берни Олз позвонил, велел мне приехать и по пути не прохлаждаться, цветочков не собирать.
38
В приемной шерифа, на жестком стуле у стены, уже сидел Кэнди. Под его ненавидящим взглядом я прошел в большую квадратную комнату, где шериф Петерсен вершил правый суд, окруженный подношениями благодарной общественности за двадцать лет беспорочной службы. Стены сплошь были увешаны фотографиями лошадей, и на каждой фотографии шериф Петерсен присутствовал лично. Углы его резного письменного стола были сделаны в форме лошадиных голов. Отполированное копыто в оправе служило чернильцей, в другое такое же был насыпан белый песок и воткнуты ручки. На обоих ? золотые пластинки с надписями каких-то памятных дат. На девственно чистом блокноте лежал пакет табака "Билл Дерхэм" и пачка коричневой папиросной бумаги. Петерсен курил самокрутки. Он мог свернуть сигарету одной рукой, сидя верхом на лошади, что часто и делал, особенно когда выезжал перед парадом на большой белой кобыле, в мексиканском седле, красиво изукрашенном мексиканским серебром. В этих случаях он надевал плоское мексиканское сомбреро. Наездник он был прекрасный, и лошадь всегда точно знала, где трусить смирно, где взбрыкнуть, чтобы шериф, величественно улыбаясь, привел ее в чувство одной рукой. Этот номер был отработан что надо. У шерифа был красивый ястребиный профиль, и хотя под подбородком слегка обозначалась дряблость, он знал, как держать голову, чтобы не было слишком заметно. В каждый свой фотопортрет он вкладывал много труда. Ему шел уже шестой десяток, и отец его, родом из Дании, оставил ему в наследство кучу денег. Шериф не был похож на датчанина ? волосы темные, кожа смуглая. Бесстрастной величавостью он скорее напоминал деревянную фигуру индейца ? рекламу табачной лавки, и по уму немногим от него отличался. Но мошенником его не называли ни разу. Под его началом служили мошенники, и они дурачили его так же, как всех остальных, но к шерифу Петерсену ничего такого не приставало. Его просто снова и снова избирали шерифом без всяких усилий с его стороны, он гарцевал на парадах на белой лошади и допрашивал подозреваемых под взглядом фотокамер. Так гласили надписи под фотографиями. На самом деле он никогда никого не допрашивал, потому что не умел. Просто садился за стол, сурово глядя на подозреваемого и демонстрируя камере свой профиль. Сверкали вспышки, фотографы подобострастно благодарили шерифа, подозреваемого уводили, так и не дав ему рта открыть, а шериф уезжал на свое ранчо в долине Сан-Фернандо. Туда ему легко было дозвониться. Если не удавалось связаться с ним лично, ты мог побеседовать с кем-нибудь из его лошадей. Время от времени, поближе к выборам, какой-нибудь неопытный политик, пытаясь отобрать у шерифа Петерсена его пост, начинал называть его "Цирковым наездником", или "Репутацией, построенной на профиле", но из этого ничего не получалось. Шерифа Петерсена все равно избирали опять ? как живое свидетельство, что у нас в стране можно вечно занимать крупный выгодный пост, если у тебя рыльце не в пушку, фотогеничная внешность и язык держится за зубами. А уж если хорошо смотришься на лошади, цены тебе нет.
Когда мы с Олзом вошли, шериф Петерсен стоял у окна, а фотографы гуськом удалялись через другую дверь. На шерифе была белая шляпа "стетсон". Он свертывал сигарету. Уже намылился домой. Он сурово взглянул на нас.
? Кто это? ? осведомился он густым баритоном.
? Это Филип Марлоу, шеф,? ответил Олз.? Тот, что был в доме Уэйдов; когда застрелился хозяин. Будете с ним фотографироваться?
Шериф внимательно изучил меня.
? Не стоит,? изрек он, поворачиваясь к высокому мужчине с усталым лицом и с седеющими стальными волосами.? Если понадобится, я буду на ранчо, капитан Эрнандес.
? Слушаюсь, сэр.
Петерсен прикурил сигарету от кухонной спички. Чиркнул ее об ноготь. Шериф Петерсен зажигалок не признает. Мы такие: сами крутим, одной рукой прикуриваем.
Он попрощался и отбыл. За ним вышел тип с бесстрастным лицом и жесткими черными глазами ? его личный телохранитель. Капитан Эрнандес подошел к столу, сел в огромное шерифское кресло, а стенографист в углу отодвинул столик от стены, чтобы не тыкаться в нее локтем. Олз присел к столу, вид у него был вполне довольный.
? Ну, Марлоу,? отрывисто произнес Эрнандес.? Выкладывайте.
? А почему меня не сфотографировали?
? Вы же слышали, шериф не захотел.
? Да, но почему? ? жалобно заныл я. Олз рассмеялся.
? Не притворяйтесь, сами знаете почему.
? Неужели потому, что я высокий, смуглый и красивый, он не хочет со мной сниматься?
? Прекратите,? холодно распорядился Эрнандес.? Давайте показания. С самого начала.
Я рассказал с самого начала: моя встреча с Говардом Спенсером, знакомство с Эйлин Уэйд, ее просьба найти Роджера, приглашение к ним в дом, разговоры с Уэйдом, и как я нашел его без чувств под кустами, и все остальное. Стенографист записывал. Никто меня не прерывал. Все это было правдой. Правда и ничего, кроме правды. Но не вся правда целиком. Что уж я пропустил, это мое дело.
? Хорошо,? сказал наконец Эрнандес.? Но кое-чего не хватает.? Этот капитан был спокойный, опытный, опасный парень. Нужен же был шерифу хоть один знающий человек.? В ту ночь, когда Уэйд выстрелил у себя в спальне, вы входили в комнату м-с Уэйд и пробыли там какое-то время за закрытой дверью. Что вы там делали?
? Она позвала меня узнать, как он себя чувствует.
? Зачем вы закрыли дверь?
? Уэйд как раз засыпал, и я не хотел шуметь. Да и слуга околачивался поблизости с большим ухом. Дверь закрыть попросила она. Я тогда не думал, что это имеет какое-то значение.
? Сколько вы там пробыли?
? Не знаю, минуты три.
? А я говорю, что вы провели там пару часов,? холодно заявил Эрнандес.? Вам понятно?
Я взглянул на Олза. Олз ни на что не глядел. Жевал, как обычно, незажженную сигарету.
? Вас неверно информировали, капитан.
? Посмотрим. Выйдя из ее комнаты, вы пошли в кабинет и провели ночь на диване. Вернее, может быть, остаток ночи.
? Было без десяти одиннадцать, когда он позвонил мне домой. И около трех, когда я в последний раз вошел в кабинет. Называйте это остатком ночи, если хотите.
? Приведите этого парня,? велел Эрнандес.
Олз вышел и привел Кэнди. Кэнди посадили на стул. Эрнандес задал ему несколько вопросов ? кто он такой и прочее. Потом сказал:
? Ну, Кэнди,? будем называть так для краткости ? что же случилось, когда вы помогли Марлоу уложить Уэйда в постель?
Я примерно знал, чего ожидать. Кэнди изложил свою версию тихим злобным голосом, почти без акцента. Видно, он по желанию мог его включать и выключать. Версия состояла в том, что он пошел вниз и посидел там, на случаи, если вдруг его позовут. Сидел сперва в кухне, где приготовил себе поесть, потом ? в гостиной. В гостиной, сидя в кресле около входной двери, он увидел, что Эйлин Уэйд стоит в дверях своей спальни и раздевается. Она надела халат на голое тело, а потом я вошел к ней в комнату, закрыл дверь и долго там оставался, примерно пару часов. Он поднялся по лестнице и прислушался. Слышал, как скрипят пружины кровати. Слышал шепот. Очень ясно дал понять, что имеет в виду. Закончив, бросил на меня уничтожающий взгляд, и рот его перекосился от ненависти.
? Уведите его,? сказал Эрнандес.
? Минутку,? сказал я.? У меня к нему вопрос.
? Здесь вопросы задаю я,? резко заявил Эрнандес.
? Вы не знаете, что спрашивать, капитан. Вас там не было. Он лжет, и знает это, и я это знаю.
Эрнандес откинулся назад и взял со стола шерифа ручку. Согнул ее. Она была длинная, заостренная, из плетеной конской щетины. Он отпустил ее, и она пружинисто заколебалась.
? Давайте,? сказал он наконец. Я повернулся лицом к Кэнди.
? Значит, откуда ты увидел, как раздевается м-с Уэйд?
? Сидел в кресле у входной двери,? вызывающе ответил он.
? Между входной дверью и двумя диванами?
? Я уже сказал.
? Где была м-с Уэйд?
? Стояла у себя в комнате, возле двери. Дверь была открыта.
? Какой свет горел в гостиной?
? Одна лампа. Которую они называют торшером для бриджа.
? Какой свет был на галерее?
? Никакого. Свет у нее в комнате.
? Какой свет у нее в комнате?
? Немного света. Может быть, лампа на ночном столике.
? Под потолком люстра не горела?
? Нет.
? После того, как она разделась ? стоя, по твоим словам, возле двери в спальню ? она надела халат, какой?
? Голубой. Длинный такой, с поясом.
? Значит, если бы ты не видел, как она раздевалась, ты не знал бы, что у нее надето под халатом?
Он пожал плечами. На лице появилась легкая тревога.
? Si. Это так. Но я видел, как она раздевалась.
? Ты лжешь. В гостиной нет такого места, откуда это можно увидеть, даже если бы она стояла на пороге спальни, тем более за дверью. Чтобы ты ее увидал, ей пришлось бы подойти к самому краю галереи. А тогда она увидала бы тебя.
Он злобно уставился на меня. Я обернулся к Олзу.
? Вы смотрели дом. Капитан Эрнандес, кажется, нет. Олз легонько покачал головой. Эрнандес нахмурился и ничего не сказал.
? Нет такой точки в гостиной, капитан Эрнандес, откуда он мог увидеть хотя бы макушку м-с Уэйд ? даже если бы он стоял, а по его словам, он сидел,? когда она находится на пороге спальни или в спальне. Я на десять сантиметров выше его ростом и, стоя на пороге гостиной, видел только самый верх открытой двери в ее спальню. Чтобы он мог ее увидеть, ей пришлось бы подойти к краю галереи. Зачем бы она стала это делать? Почему она вообще раздевалась у входа в спальню? Это чепуха.
Эрнандес молча посмотрел на меня. Потом на Кэнди.
? А вопрос времени? ? тихо спросил он, обращаясь ко мне.
? Тут его слово против моего. Я говорю лишь о том, что можно доказать.
Эрнандес выпустил в Кэнди целую очередь на испанском языке, так быстро, что я не понял. Кэнди угрюмо глядел на него.
? Уведите его,? сказал Эрнандес.
Олз ткнул большим пальцем в сторону двери и открыл ее. Кэнди вышел. Эрнандес извлек пачку, приклеил себе на губу сигарету и прикурил от золотой зажигалки. Олз вернулся обратно. Эрнандес спокойно сказал:
? Я объяснил ему, что если бы на предварительном слушании он выступил с этой историей, то получил бы от одного до трех лет за лжесвидетельство. На него это вроде не слишком подействовало. Ясно, отчего он бесится. Обычное дело, от ревности. Если бы мы подозревали бы, что это убийство, а он околачивался в доме, то лучше него кандидатуры и не надо ? только он пустил бы в ход нож. Правда, мне показалось, что смерть Уэйда его сильно огорчила. У вас есть вопросы, Олз?
Олз покачал головой. Эрнандес взглянул на меня и сказал:
? Приходите утром, подпишете показания. Мы их к тому времени отпечатаем. К десяти часам у нас будет медицинское заключение, хотя бы предварительное. Что-нибудь вас не устраивает во всей этой раскладке, Марлоу?
? Задайте, пожалуйста, вопрос по-другому. А то получается, что вообще-то меня кое-что и устраивает.
? Ладно,? произнес он устало.? Отчаливайте. Я поехал домой. Я встал.
? Конечно, я ни минуты не верил этим россказням Кэнди,? сказал он.? Просто использовал его, как отмычку. Надеюсь, вы не обиделись. Самочувствие нормальное?
? Никакого самочувствия, капитан. Вообще никакого.
Они проводили меня взглядом и не попрощались. Я прошел по длинному коридору к выходу на Хилл-стрит, сел в машину и поехал домой.
Никакого самочувствия ? это было точно. Внутри у меня было пусто, как в межзвездном пространстве. Приехав домой, я смешал себе крепкую выпивку и стал у открытого окна в гостиной. Прихлебывая из стакана, я слушал прибой уличного движения на бульваре и смотрел, как горит над холмами, сквозь которые был прорублен бульвар, зарево большого недоброго города. Вдали, словно злые духи, завывали полицейские и пожарные сирены ? то громче, то тише, умолкая совсем ненадолго. Двадцать четыре часа в сутки один убегает, другой ловит. Где-то там, в ночи, полной преступлений, люди умирали, получали увечья, в них вонзались осколки стекла, вдалбливался руль, их давили тяжелые шины. Людей избивали, грабили, душили, насиловали, убивали. Люди голодали, болели, тосковали, мучались от одиночества, угрызений совести, от страха ? злые, жестокие, трясущиеся в лихорадке или в рыданиях. Город не хуже других: богатый, гордый, полный жизни; город отчаявшийся, проигравший, опустевший.
Все зависит от того, какое ты место занимаешь и с каким счетом сыграл. Мне было все равно. Я допил стакан и лег спать.
39
Предварительное слушание ничего не дало. Еще не было окончательного медицинского заключения, а коронер уже ринулся в бой, от страха, что опоздает получить свою долю рекламы. Смерть писателя, даже и с громким именем,? небольшая сенсация, а в то лето конкуренция была жестокая. Один король отрекся, на другого было покушение. За одну неделю разбились три больших пассажирских самолета. В Чикаго руководителя крупного телеграфного агентства расстреляли в упор прямо в автомобиле. При пожаре в тюрьме заживо сгорели двадцать четыре заключенных. Коронеру Лос-Анджелесского округа не повезло. Мало досталось на его долю.
Сходя со свидетельского места после дачи показаний, я увидел Кэнди. На губах у него играла злобная веселая ухмылка ? почему, я понятия не имел ? и, как обычно, он был одет чуть шикарнее, чем нужно: в габардиновый костюм цвета какао с белой нейлоновой рубашкой и темно-синим галстуком-бабочкой. Давал показания он спокойно и произвел хорошее впечатление. Да, последнее время хозяин часто бывал пьян. Да, в ту ночь, когда наверху прозвучал выстрел, он помогал уложить хозяина в постель. Да, в последний день, когда Кэнди уже уходил, хозяин потребовал у него виски, но получил отказ. Нет, он не знал, как идет литературная работа м-ра Уэйда, но видел, что хозяин в плохом настроении. Он то бросал написанное в корзину, то снова доставал. Нет, он никогда не слышал, чтобы м-р Уэйд с кем-нибудь ссорился. И так далее. Коронер долго наседал на него, но толку не добился. Кто-то хорошо порепетировал с Кэнди.
Эйлин Уэйд была одета в черное с белым. Она была бледна и говорила четким тихим голосом, который не мог исказить даже микрофон. Коронер обращался с ней, как с хрустальной вазой. Задавал вопросы так, словно с трудом сдерживал рыдания. Когда она сошла со свидетельского места, он встал и поклонился, а она ответила слабой беглой улыбкой, от которой он чуть не подавился собственной слюной.