Страница:
– Как ты на тракторе ездил?
– Вот так! (руками ворочает – Авт.) Письма писал на обрывках бумаги. Вот он и говорит командиру части:
– Сейчас пойду, доложу.
Докладывает:
– Приехал какой-то хуй.
Оперативный дежурный быстро нашелся:
– Гони его на хуй!
Коля и закрыл калитку перед изумленным командиром полка. А радиотелефонов тогда не было. Пришлось ехать 40 километров и оттуда звонить на НП – ставить всех на место.
Как-то едем мы с командиром полка и начальником гарнизона, видим – над пустыней летает бумажный змей. Признаться, мои спутники даже испугались. Бывало всякое, с телеметрической вышки, высотой метров 45 сбрасывали собаку на парашуте из одеяла. Разбилась только с третьего раза. Но чтобы так… Подошли ближе – лежат в барханах два «эфиопа», держат за ниточку.
– Что вы делаете?
– Змея запускаем.
– Кто разрешил!? (Мне) – Закрой его на «губу», пока дурь не выйдет.
В военной психологии это и называют «неадекватным поведением». Уйти в самоволку и вместо того, чтобы кого-нибудь убить, ограбить, изнасиловать казашку, они змея запускают. Этого было достаточно, чтобы запереть в психушку на всю жизнь. Виновник происшествия – рядовой Дешпит – служил прежде в музкоманде. Однажды запустил пороховой движок, тот упал метрах в десяти от склада подтекавшего на жаре мазута. За складом, на рельсах, стояли восемь ракет – их пригнали с завода на испытания. Драли нас всех, как помойных котов; этого дурака заперли на гауптвахту, так он и там отличился: вместо того, чтобы не спеша тюкать тупым топором по колоде, прибил гвоздем большой палец вместе с доской и брусом к асфальту (возводили забор). Стоит бычий рёв, нижняя губа трясется. Я выскочил:
– Что ты орёшь?
Показывает на ногу. Вытащили – полный сапог крови. Взводного тут же разоружили, впаяли пять суток, пинками погнали в ту же камеру, откуда он перед этим выводил. Рядовой Дешпит в конце-концов своего добился: положили его в психушку до выяснения. Там он бегал за водкой для офицеров, лечившихся от алкоголизма, пока не получил вожделенную справку.
С солдатом необходимы меры предосторожности, как в шахте. Восток, действительно, «дело тонкое». Как-то в начале перестройки, в период обострения национальных потиворечий, в полк привезли какого-то узбекского авторитета – в сапогах и грязном платке на голове – для морального воздействия на новобранцев. Он им сказал буквально три слова – весь строй упал на колени. Старик оказался «ниязи-бобо» – уважаемый человек. За такую инициативу драли всех подряд: командира, замполита, начальника особого отдела. Поэтому я в роте запрещал говорить не по-русски. Это сговор, они до такого могут договориться.
Общепринятое разделение на «холериков» и «сангвиников» меня не удовлетворяло. В армии в основном «олигофрены» и «дебилы». Научить такого стрелять стоя из огневого сооружения? На втором году они у меня попадали даже ночью и в противогазе. Ещё три команды: «Стой! Кто идёт?», «Стой! Назад!», «Стой! Обойди слева, справа!». Что им ещё знать?
Признаюсь, я не считаю педагогические воззрения Драгомирова убедительными. Говорить с этой сволочью о патриотизме… Последователи Драгомирова к русско-японской войне окончательно разложили русскую армию, прежде долгое время воспитывавшуюся в николаевской традиции. Лично я придерживался прусской системы. Командир является отнюдь не воспитателем и организатором, а дрессировщиком. Войти в душу солдата можно только через его личное страдание. Тот же инструктаж сводится к одним запретительным командам: «Это не трожь – в морду получишь», «Туда не лезь – убьёт», «Солдат должен бояться своих офицеров больше, чем неприятеля» (Фридрих II). Как и все принудительно собранные коллективы, армия живет инстинктами. Победить их можно только строжайшей дисциплиной.
Солдата хорошо любить на картинке или зрителем на параде. А когда сталкиваешься с ним в быту, начинаешь ненавидеть это тупое грязное животное. Если отпустить их в баню одних, они совершенно свободно могли и не помыться. Кормить это стадо надо хорошо, нельзя озлоблять голодом. Попадалась публика, выросшая на бескормице, мяса досыта наелись только в армии. Приходилось следить за ними, чтобы стригли ногти, мылись, не брали хлеб с помойки, не набивали карманы перловкой. Видишь – течёт по штанам:
– Что это у тебя?
– Каша.
Откуда ему в чувашской деревне знать, что надо с мухами бороться? Жили в избе, одна комната, стены закопченные, в сенях корова.
В казарме может стоять любой запах, кроме запаха человеческого тела, также, как в туалете – запах хлорки, а не человеческих испражнений. А эта сволочь норовит носок под подушку спрятать или портянки под матрац. О туалетах я умолчу.
Учебный год в армии начинался 1-го декабря утром и завершался после обеда. Солдаты по такому случаю видели даже начфиза в спортивном костюме. Грандиозный спектакль, ненужность которого всем была очевидна. Вылавливали небритых прапорщиков, загоняли в классы, на спецподготовку. Те перепуганы, глаза бегают. В пожарной команде прапорщику Яшину солдат по злобе переписал в конспект статью из «Крокодила». Проверяющий вчитался…
Открываю тетрадь солдата Иванова, читаю. Безграмотно написано: «У атамана Козолупа на стене висела семизарядная винтовка». На этом фраза обрывается. Вот и все, что он за два месяца за замполитом законспектировал. Я взял эту тетрадь. показывал многим специалистам-практикам в области военной психологии. Спрашивал, откуда такая «военная тематика». Иванову обещал:
– Ну скажи, ничего тебе не будет.
Он и сам не знал. Был откуда-то из-за Волги (не саратовский ли?). Кончил плохо: дембельнулся, встретился с папаней и маманей, за столом тяпнул папаню по балде.
Конспекты за солдат каллиграфическим почерком писал мой писарь. Тетради прибивали гвоздями, шнуровали и нумеровали страницы. Иначе на письма порвут. И надо следить в оба, иначе не у себя, так у рядового Шарапова вырвут, а замполит будет по морде хлестать. Каторгин, тот на газетах писал. Подшивку в Ленкомнате, только моргни, в туалет сволокут. А проверяющий душит:
– Почему портретами членов Политбюро подтираются?
Вроде сам никогда в роте не был.
Поэтому, лучше было забрать солдат на стрельбище и пересидеть «учебный год» там. Я предусмотрительно оборудовал свои учебные классы в 3 км от площадки. Обычно командуешь старшине:
– Забираешь взвод и идешь в пустыню, километров на десять. До обеда там прячешься за барханами, и чтобы духу вашего не было.
Граница
Коммивояжёры свободы
Афганистан до войны
– Вот так! (руками ворочает – Авт.) Письма писал на обрывках бумаги. Вот он и говорит командиру части:
– Сейчас пойду, доложу.
Докладывает:
– Приехал какой-то хуй.
Оперативный дежурный быстро нашелся:
– Гони его на хуй!
Коля и закрыл калитку перед изумленным командиром полка. А радиотелефонов тогда не было. Пришлось ехать 40 километров и оттуда звонить на НП – ставить всех на место.
Как-то едем мы с командиром полка и начальником гарнизона, видим – над пустыней летает бумажный змей. Признаться, мои спутники даже испугались. Бывало всякое, с телеметрической вышки, высотой метров 45 сбрасывали собаку на парашуте из одеяла. Разбилась только с третьего раза. Но чтобы так… Подошли ближе – лежат в барханах два «эфиопа», держат за ниточку.
– Что вы делаете?
– Змея запускаем.
– Кто разрешил!? (Мне) – Закрой его на «губу», пока дурь не выйдет.
В военной психологии это и называют «неадекватным поведением». Уйти в самоволку и вместо того, чтобы кого-нибудь убить, ограбить, изнасиловать казашку, они змея запускают. Этого было достаточно, чтобы запереть в психушку на всю жизнь. Виновник происшествия – рядовой Дешпит – служил прежде в музкоманде. Однажды запустил пороховой движок, тот упал метрах в десяти от склада подтекавшего на жаре мазута. За складом, на рельсах, стояли восемь ракет – их пригнали с завода на испытания. Драли нас всех, как помойных котов; этого дурака заперли на гауптвахту, так он и там отличился: вместо того, чтобы не спеша тюкать тупым топором по колоде, прибил гвоздем большой палец вместе с доской и брусом к асфальту (возводили забор). Стоит бычий рёв, нижняя губа трясется. Я выскочил:
– Что ты орёшь?
Показывает на ногу. Вытащили – полный сапог крови. Взводного тут же разоружили, впаяли пять суток, пинками погнали в ту же камеру, откуда он перед этим выводил. Рядовой Дешпит в конце-концов своего добился: положили его в психушку до выяснения. Там он бегал за водкой для офицеров, лечившихся от алкоголизма, пока не получил вожделенную справку.
С солдатом необходимы меры предосторожности, как в шахте. Восток, действительно, «дело тонкое». Как-то в начале перестройки, в период обострения национальных потиворечий, в полк привезли какого-то узбекского авторитета – в сапогах и грязном платке на голове – для морального воздействия на новобранцев. Он им сказал буквально три слова – весь строй упал на колени. Старик оказался «ниязи-бобо» – уважаемый человек. За такую инициативу драли всех подряд: командира, замполита, начальника особого отдела. Поэтому я в роте запрещал говорить не по-русски. Это сговор, они до такого могут договориться.
Общепринятое разделение на «холериков» и «сангвиников» меня не удовлетворяло. В армии в основном «олигофрены» и «дебилы». Научить такого стрелять стоя из огневого сооружения? На втором году они у меня попадали даже ночью и в противогазе. Ещё три команды: «Стой! Кто идёт?», «Стой! Назад!», «Стой! Обойди слева, справа!». Что им ещё знать?
Признаюсь, я не считаю педагогические воззрения Драгомирова убедительными. Говорить с этой сволочью о патриотизме… Последователи Драгомирова к русско-японской войне окончательно разложили русскую армию, прежде долгое время воспитывавшуюся в николаевской традиции. Лично я придерживался прусской системы. Командир является отнюдь не воспитателем и организатором, а дрессировщиком. Войти в душу солдата можно только через его личное страдание. Тот же инструктаж сводится к одним запретительным командам: «Это не трожь – в морду получишь», «Туда не лезь – убьёт», «Солдат должен бояться своих офицеров больше, чем неприятеля» (Фридрих II). Как и все принудительно собранные коллективы, армия живет инстинктами. Победить их можно только строжайшей дисциплиной.
Солдата хорошо любить на картинке или зрителем на параде. А когда сталкиваешься с ним в быту, начинаешь ненавидеть это тупое грязное животное. Если отпустить их в баню одних, они совершенно свободно могли и не помыться. Кормить это стадо надо хорошо, нельзя озлоблять голодом. Попадалась публика, выросшая на бескормице, мяса досыта наелись только в армии. Приходилось следить за ними, чтобы стригли ногти, мылись, не брали хлеб с помойки, не набивали карманы перловкой. Видишь – течёт по штанам:
– Что это у тебя?
– Каша.
Откуда ему в чувашской деревне знать, что надо с мухами бороться? Жили в избе, одна комната, стены закопченные, в сенях корова.
В казарме может стоять любой запах, кроме запаха человеческого тела, также, как в туалете – запах хлорки, а не человеческих испражнений. А эта сволочь норовит носок под подушку спрятать или портянки под матрац. О туалетах я умолчу.
Учебный год в армии начинался 1-го декабря утром и завершался после обеда. Солдаты по такому случаю видели даже начфиза в спортивном костюме. Грандиозный спектакль, ненужность которого всем была очевидна. Вылавливали небритых прапорщиков, загоняли в классы, на спецподготовку. Те перепуганы, глаза бегают. В пожарной команде прапорщику Яшину солдат по злобе переписал в конспект статью из «Крокодила». Проверяющий вчитался…
Открываю тетрадь солдата Иванова, читаю. Безграмотно написано: «У атамана Козолупа на стене висела семизарядная винтовка». На этом фраза обрывается. Вот и все, что он за два месяца за замполитом законспектировал. Я взял эту тетрадь. показывал многим специалистам-практикам в области военной психологии. Спрашивал, откуда такая «военная тематика». Иванову обещал:
– Ну скажи, ничего тебе не будет.
Он и сам не знал. Был откуда-то из-за Волги (не саратовский ли?). Кончил плохо: дембельнулся, встретился с папаней и маманей, за столом тяпнул папаню по балде.
Конспекты за солдат каллиграфическим почерком писал мой писарь. Тетради прибивали гвоздями, шнуровали и нумеровали страницы. Иначе на письма порвут. И надо следить в оба, иначе не у себя, так у рядового Шарапова вырвут, а замполит будет по морде хлестать. Каторгин, тот на газетах писал. Подшивку в Ленкомнате, только моргни, в туалет сволокут. А проверяющий душит:
– Почему портретами членов Политбюро подтираются?
Вроде сам никогда в роте не был.
Поэтому, лучше было забрать солдат на стрельбище и пересидеть «учебный год» там. Я предусмотрительно оборудовал свои учебные классы в 3 км от площадки. Обычно командуешь старшине:
– Забираешь взвод и идешь в пустыню, километров на десять. До обеда там прячешься за барханами, и чтобы духу вашего не было.
Граница
В контакт с коммунистической партией Китая я вступил ещё в 1976 году. В училище наш преподаватель марксизма-ленинизма собрал вокруг себя нескольких курсантов. Тогдашняя трактовка коммунистической идеологии казалась нам ревизионистской.
Когда все читали Ленина, я начал читать Сталина. Подполковник один увидел:
– Что Вы читаете? Где Вы взяли?
– В библиотеке, товарищ подполковник.
– Где? В какой библиотеке? Кто выдал? Он же запрещён!
– На абоненте.
Он думал, что после двадцатого съезда произведения Сталина были запрещены.
Один из корейских товарищей, обучавшихся в училище, с которым мы поделились своими сомнениями на эту тему, оказался китайцем. Нам стали доставлять пропагандистскую литературу: цитатники, специальные выпуски газет на русском языке. Антисоветская литература маоистской направленности – это вам не журнал «Посев». Учитывая схожесть идеологии, замаскировать её было несложно. Книги были украшены портретами классиков марксизма-ленинизма и имели реквизиты московского «Политиздата». Я давал некоторым почитать – читали. Политическая безграмотность советских людей не давала им шансов заметить подлог. Это после событий 1993 года корейцы изготовили для КПРФ партбилеты с портретом Ким Ир Сена. Правда, грамматических ошибок было море: какую букву китайцы не выговаривали, ту и не писали. К этому времени в Китае уже перебили российских эммигрантов, поэтому возлагали надежды на собственных студентов-филологов.
Эту деятельность мы продолжали и по окончании училища, в войсках. В карауле слушали «Радио Пекина» или «Голос свободной Азии». На полигоне это не составляло проблемы: закидываешь антенну на периметр и приёмник берет очень хорошо. Никаких шпионских сведений от нас не требовали, мы вели только пропаганду. Однако деньги давали. Вскоре после выпуска я купил себе к свадьбе ковёр, а мой сообщник – цветной телевизор. Я тогда на него здорово наехал:
– Хочешь, чтобы нас всех выявили? Откуда у лейтенанта такие деньги?
О существовании тайных путей через границу я узнал, когда капитана Иловайского хотели упрятать в «дурку» на почве его политических убеждений. Он выехал в Алма-Ату, и вскоре нам передали от него письмо с условленным знаком. Оказалось, что перейти из Казахстана в Китай очень просто. В 1979 я году мог сделать это играючи. Правда, что хорошего ожидало меня в тогдашнем Китае?
Ситуация с переходом границы после 1959 года изменилась прежде всего потому, что на сопредельной стороне силы общественной безопасности начали устраивать облавы на базарах. Бесталанных «челноков», независимо от национальности и гражданства, сгоняли на рытьё каналов. При избытке населения, в Китае рабочей силы не хватало. Пока у крестьянина есть рис и поле, его никуда не выбьешь. На каналах широко практиковали метод «реактивных бригад» – переносили землю бегом, после каждых шестисот ходок давали лишнюю миску риса. Казахам не улыбалось такое «счастье», да и в СССР после Хрущева жизнь улучшилась.
Проходимость границы серьезно затруднялась условиями местности. Прежде кочевники использовали так называемый джунгарский проход, шириной около 30 км. Им же передвигались беглые и контрабандисты. Иногда в клетке моей машины, скованный цепью, сидел туземец – казах без документов, подозреваемый в переходе из Китая. Советско-китайская граница на нашем направлении была окончательно закрыта только к шестидесятым годам. До 1959г. порядка не было и в самом Китае. В провинции сохранилась прежняя, едва ли не циньская, администрация, насквозь пропитанная местными феодально-байскими пережитками. Численность преимущественно кочевнического населения Синцзян-Уйгурского автономного района достигала 300 млн.человек. В 1949 г., одновременно с провозглашением КНР, должна была быть провозглашена Синцзян-Уйгурская Республика. Однако, самолет с новоиспеченным правительством разбился в Гоби, точно также, как позднее самолет с Линь Бяо на борту.
Следует понять, что китайская революция в переводах на русский, кроме разве что мемуаров Владимирова, выглядела иначе, чем на родине. Знаменитый четырехтомник Мао Цзе Дуна был написан академиком Юдиным. Когда их прочел Чжоу Ень Лай, немного понимавший по-русски, он был поражён. После прихода Председателя Мао к власти, крестьянам было объявлено о возвращении императора, что успокоило народ после сорокалетней республиканской смуты.
Только в 1958 году проституток согнали в профсоюз трудящихся женщин и закрепили за мужьями официально. Рикша и и проститутка, две основные профессии в китайских городах, выжили даже при советской оккупации Манчжурии. В кои-то веки рядовые советские граждане, пехотинцы, смогли воочию убедиться в превосходстве хозяйственной модели социализма. Нищета в Маньчжурии и Корее была очевидна даже для них. Дети обоего пола ходили голыми лет до тринадцати, пока на теле не появлялись вторичные половые признаки. Да и индустриальная мощь императорской Японии оказалась дутой. Даже спицы в колесах японских грузовиков были деревянными.
Вторжение советских войск в Маньчжурию вызвало шок у правительства Манчжоу Ди Го – ведь войну объявили Японии, а не им. Да и Квантунская армия оказалась отнюдь не императорской. Исходя из опыта боевых действий на Тихом океане, советское командование прогнозировало упорное сопротивление японцев и, как следствие, большие потери собственных войск. Товарищу Сталину предоставилась редкая возможность устроить мясорубку недавним победителям Германии, почувствовавшим себя уж очень вольготно. Только победители: 20-летние полковники и 30-летние генералы способны на военные перевороты. Иосиф Виссарионович твердо усвоил уроки Гражданской войны. На Дальний Восток войска ехали гордо, не редки были случаи даже вооруженных столкновений с местными органами власти. Но японцы подвели… Когда разоружили Квантунскую армию, а это почти миллион человек, возникла транспортная проблема. Офицеров и буржуазный элемент вывозили эшелонами и пароходами в Сибирь, солдат – в Японию. Воины императора – голь несусветная – сидели на берегу океана в лохмотьях, ели чумизу, смотрели в сторону восходящего солнца и плакали. Китайские проститутки их даже на порог не пускали. Хорошо, вскоре свыше трехсот тысяч войск Манчжоу Ди Го поступили на службу к китайским коммунистам в качестве наёмников. Именно благодаря им была одержана победа над Чан Кай Ши. До пятидесятых годов НОАК выплачивали жалование серебряными мексиканскими долларами.
Первые три месяца советской оккупации Харбин пребывал в состоянии сумасшедшего дома. Старшим японским офицерам сохранили оружие, ночами в городе стояла пальба – грабили районы, заселённые русскими белоэмигрантами, теми кто не успел сбежать к гоминьдановцам. Советским офицерам запретили ездить на рикшах, и они делали это ночами, по повышенному тарифу. Если бы не запрет, никто бы и не катался – из экономии. В буржуазные районы новые жильцы вселились вместе с полевыми жёнами. Пленных английских и американских лётчиков выпинывали из роскошных бараков советские офицеры. Ошибкой японцев было то, что они не строили концлагерей, и всю эту публику попросту некуда было загонять. На Родину спешили вернуть трофеи, о солдатах особенно не заботились. Все равно, редко кому из победителей удавалось пересечь Урал с востока на запад. Практически, на каждой станции войска МГБ нещадно шмонали теплушки и возвращали солдат, в массе своей недавних заключённых, обратно в стойло. Как рассказывал мне один очевидец:
– Спасся я только благодаря аккордеону. Старшина (МГБ – Ред.) держит нас двоих за шиворот, и тут на глаза ему попался мешок. Спрашивает: «А это что?» Отвечаю: «Аккордеон». Его жаба давит, руки заняты, а в зубы не возьмешь – тяжёлый. Наконец решился: «Стой здесь, я сейчас вернусь.» Я – в обратную сторону. Ещё в шестидесятые некий начальник тюрьмы показывал досужему литератору целый сейф солдатских медалей. Из них умельцы на зоне делали амальгаму для зеркал.
Когда все читали Ленина, я начал читать Сталина. Подполковник один увидел:
– Что Вы читаете? Где Вы взяли?
– В библиотеке, товарищ подполковник.
– Где? В какой библиотеке? Кто выдал? Он же запрещён!
– На абоненте.
Он думал, что после двадцатого съезда произведения Сталина были запрещены.
Один из корейских товарищей, обучавшихся в училище, с которым мы поделились своими сомнениями на эту тему, оказался китайцем. Нам стали доставлять пропагандистскую литературу: цитатники, специальные выпуски газет на русском языке. Антисоветская литература маоистской направленности – это вам не журнал «Посев». Учитывая схожесть идеологии, замаскировать её было несложно. Книги были украшены портретами классиков марксизма-ленинизма и имели реквизиты московского «Политиздата». Я давал некоторым почитать – читали. Политическая безграмотность советских людей не давала им шансов заметить подлог. Это после событий 1993 года корейцы изготовили для КПРФ партбилеты с портретом Ким Ир Сена. Правда, грамматических ошибок было море: какую букву китайцы не выговаривали, ту и не писали. К этому времени в Китае уже перебили российских эммигрантов, поэтому возлагали надежды на собственных студентов-филологов.
Эту деятельность мы продолжали и по окончании училища, в войсках. В карауле слушали «Радио Пекина» или «Голос свободной Азии». На полигоне это не составляло проблемы: закидываешь антенну на периметр и приёмник берет очень хорошо. Никаких шпионских сведений от нас не требовали, мы вели только пропаганду. Однако деньги давали. Вскоре после выпуска я купил себе к свадьбе ковёр, а мой сообщник – цветной телевизор. Я тогда на него здорово наехал:
– Хочешь, чтобы нас всех выявили? Откуда у лейтенанта такие деньги?
О существовании тайных путей через границу я узнал, когда капитана Иловайского хотели упрятать в «дурку» на почве его политических убеждений. Он выехал в Алма-Ату, и вскоре нам передали от него письмо с условленным знаком. Оказалось, что перейти из Казахстана в Китай очень просто. В 1979 я году мог сделать это играючи. Правда, что хорошего ожидало меня в тогдашнем Китае?
Ситуация с переходом границы после 1959 года изменилась прежде всего потому, что на сопредельной стороне силы общественной безопасности начали устраивать облавы на базарах. Бесталанных «челноков», независимо от национальности и гражданства, сгоняли на рытьё каналов. При избытке населения, в Китае рабочей силы не хватало. Пока у крестьянина есть рис и поле, его никуда не выбьешь. На каналах широко практиковали метод «реактивных бригад» – переносили землю бегом, после каждых шестисот ходок давали лишнюю миску риса. Казахам не улыбалось такое «счастье», да и в СССР после Хрущева жизнь улучшилась.
Проходимость границы серьезно затруднялась условиями местности. Прежде кочевники использовали так называемый джунгарский проход, шириной около 30 км. Им же передвигались беглые и контрабандисты. Иногда в клетке моей машины, скованный цепью, сидел туземец – казах без документов, подозреваемый в переходе из Китая. Советско-китайская граница на нашем направлении была окончательно закрыта только к шестидесятым годам. До 1959г. порядка не было и в самом Китае. В провинции сохранилась прежняя, едва ли не циньская, администрация, насквозь пропитанная местными феодально-байскими пережитками. Численность преимущественно кочевнического населения Синцзян-Уйгурского автономного района достигала 300 млн.человек. В 1949 г., одновременно с провозглашением КНР, должна была быть провозглашена Синцзян-Уйгурская Республика. Однако, самолет с новоиспеченным правительством разбился в Гоби, точно также, как позднее самолет с Линь Бяо на борту.
Следует понять, что китайская революция в переводах на русский, кроме разве что мемуаров Владимирова, выглядела иначе, чем на родине. Знаменитый четырехтомник Мао Цзе Дуна был написан академиком Юдиным. Когда их прочел Чжоу Ень Лай, немного понимавший по-русски, он был поражён. После прихода Председателя Мао к власти, крестьянам было объявлено о возвращении императора, что успокоило народ после сорокалетней республиканской смуты.
Только в 1958 году проституток согнали в профсоюз трудящихся женщин и закрепили за мужьями официально. Рикша и и проститутка, две основные профессии в китайских городах, выжили даже при советской оккупации Манчжурии. В кои-то веки рядовые советские граждане, пехотинцы, смогли воочию убедиться в превосходстве хозяйственной модели социализма. Нищета в Маньчжурии и Корее была очевидна даже для них. Дети обоего пола ходили голыми лет до тринадцати, пока на теле не появлялись вторичные половые признаки. Да и индустриальная мощь императорской Японии оказалась дутой. Даже спицы в колесах японских грузовиков были деревянными.
Вторжение советских войск в Маньчжурию вызвало шок у правительства Манчжоу Ди Го – ведь войну объявили Японии, а не им. Да и Квантунская армия оказалась отнюдь не императорской. Исходя из опыта боевых действий на Тихом океане, советское командование прогнозировало упорное сопротивление японцев и, как следствие, большие потери собственных войск. Товарищу Сталину предоставилась редкая возможность устроить мясорубку недавним победителям Германии, почувствовавшим себя уж очень вольготно. Только победители: 20-летние полковники и 30-летние генералы способны на военные перевороты. Иосиф Виссарионович твердо усвоил уроки Гражданской войны. На Дальний Восток войска ехали гордо, не редки были случаи даже вооруженных столкновений с местными органами власти. Но японцы подвели… Когда разоружили Квантунскую армию, а это почти миллион человек, возникла транспортная проблема. Офицеров и буржуазный элемент вывозили эшелонами и пароходами в Сибирь, солдат – в Японию. Воины императора – голь несусветная – сидели на берегу океана в лохмотьях, ели чумизу, смотрели в сторону восходящего солнца и плакали. Китайские проститутки их даже на порог не пускали. Хорошо, вскоре свыше трехсот тысяч войск Манчжоу Ди Го поступили на службу к китайским коммунистам в качестве наёмников. Именно благодаря им была одержана победа над Чан Кай Ши. До пятидесятых годов НОАК выплачивали жалование серебряными мексиканскими долларами.
Первые три месяца советской оккупации Харбин пребывал в состоянии сумасшедшего дома. Старшим японским офицерам сохранили оружие, ночами в городе стояла пальба – грабили районы, заселённые русскими белоэмигрантами, теми кто не успел сбежать к гоминьдановцам. Советским офицерам запретили ездить на рикшах, и они делали это ночами, по повышенному тарифу. Если бы не запрет, никто бы и не катался – из экономии. В буржуазные районы новые жильцы вселились вместе с полевыми жёнами. Пленных английских и американских лётчиков выпинывали из роскошных бараков советские офицеры. Ошибкой японцев было то, что они не строили концлагерей, и всю эту публику попросту некуда было загонять. На Родину спешили вернуть трофеи, о солдатах особенно не заботились. Все равно, редко кому из победителей удавалось пересечь Урал с востока на запад. Практически, на каждой станции войска МГБ нещадно шмонали теплушки и возвращали солдат, в массе своей недавних заключённых, обратно в стойло. Как рассказывал мне один очевидец:
– Спасся я только благодаря аккордеону. Старшина (МГБ – Ред.) держит нас двоих за шиворот, и тут на глаза ему попался мешок. Спрашивает: «А это что?» Отвечаю: «Аккордеон». Его жаба давит, руки заняты, а в зубы не возьмешь – тяжёлый. Наконец решился: «Стой здесь, я сейчас вернусь.» Я – в обратную сторону. Ещё в шестидесятые некий начальник тюрьмы показывал досужему литератору целый сейф солдатских медалей. Из них умельцы на зоне делали амальгаму для зеркал.
Коммивояжёры свободы
«Тотальность» сталинского террора принято значительно преувеличивать. Как утверждают некоторые американские криминалисты, жертвы, в данном случае политических репрессий, сами провоцируют свои несчастья. Наши, например, интегрировались в систему, которая их и погубила. Тотальный контроль был эффективен только в важнейших городах и в узкой прослойке «совслужащих». Они, как «социально чуждые», находились на особом счету, с ними проводили политзанятия по два часа в неделю. В случае разоблачения, подобный элемент неминуемо попадал во «вредители» и «враги народа». Работу-то с ним до разоблачения вели. Иное дело те, кто не интегрировался в систему, или пребывал в низах общества. Во-первых, они были «социально свои», хотя и несознательные, поскольку политзанятий с ними не проводилось. Во-вторых, простор для манёвра был несравненно шире. Например, жить в ростовской Нахичевани, при всех режимах сидеть на базаре и торговать теремками из спичечных коробок. Рыночные отношения в СССР существовали и в лютейшие времена плановой экономики.
«Великий шёлковый путь» обязан своим существованием в первую очередь не владельцам могучих верблюжьих или железнодорожных караванов, а серой массе рядовых караванщиков, в меру сил вращающей колесо товарооборота. Как это на первый взгляд ни парадоксально, но именно великие бедствия, обрушивающиеся на страну, оживляют мелкооптовую торговлю. Предки современных «челноков» вовсю орудовали на советско-китайской границе и в самое лютое лихолетье. Война и, явившаяся её следствием эвакуация, значительно увеличили спрос на предметы роскоши, к каковым в СССР относились практически все товары «широкого потребления». Прежде проблема товарного дефицита для жителей метрополии и, отчасти, провинций, решалась посредством валютных магазинов «Торгсина». В войну иностранцев, да и отечественных получателей валюты, явно не стало меньше.
Численность привелигированной прослойки советского общества возросла за счет обладателей «брони». После эвакуации в Москве осталась едва ли половина довоенного населения, вторая половина обреталась в Куйбышеве, третья – в Ташкенте. Возросла и ценность советских денег. Труженики тыла и фронтовики получали зарплату преимущественно не наличными, а облигациями военного займа, к слову, отменёнными уже в 1946 г. Хождение облигаций в качестве средства платежа со стороны государства позволило сократить оборот. Таким образом, военные займы гасили инфляцию. А так как работники Наркоматов обороны, госбезопасности и иностранных дел, по-прежнему получавшие наличкой, не могли отказать жёнам и дочерям в маленьких знаках внимания, возникший спрос подлежал удовлетворению. Из Туркистана везли контрабандную мануфактуру: шёлк, крепдешин, креп-сатин, креп-жоржет. Ювелирные изделия – золото, драгоценные камни – тоже находили сбыт. Из Москвы – чемоданы наличных денег, а также продовольствие, поступавшее в столичные распределители по ленд-лизу: шоколад, яичный порошок, сухое и сгущеное молоко… Дураки-американцы поначалу верили, что все это идет солдатам на фронт, но тем ничего, кроме, разве что, каши в брикетах, не доставалось. Огромное количество американской помощи было продано советскими тыловыми органами Чан Кай Ши. На Западе ошибочно считают, что с закрытием так называемой Бирманской дороги, Чунцинское правительство снабжалось только по воздуху, через Тибет. Как-то забывают, что автотрасса через Синцзян была все время открыта, и недоступна международному контролю. Существовала даже специальная торговая компания Совсин, занятая, по большей части, тем же, что и Торгсин. Чан Кай Ши как-никак расплачивался за военные поставки валютой. До 1939 года 30 % военного производства Германии шло в Китай.
Ограничение передвижений в военное время только укрепило позиции касты перевозчиков. В СССР до войны значительное количество даже городского населения не имело паспортов. Куда ты уедешь, не отметившись в домовом комитете? До первого участкового. Дворник доносил о каждом съехавшем или пропавшем на третий день. Война позволила решить и эту проблему. По стране металась масса народу со справками и командировочными удостоверениями, чем не преминула воспользоваться и немецкая разведка. До 1943г. красноармейцы не имели удостоверения личности. А если запасной полк формировался где-нибудь в Малой Вишере, ныне оккупированной немцами, как проверить? Облавы в местах скопления народа: в поездах, на вокзалах, базарах, проводились с единственной целью – собрать мужиков призывного возраста. Участвовали в них войска, местную милицию не допускали – она бы всех отпустила за взятки.
Если у военкома в районе был базар, то все соседние за большой бакшиш обращались к нему за помощью – набрать должное число голов в месяц. Где ещё можно было поймать местного? Все выглядело, как в фильмах про немецкую оккупацию: стрельба, собаки, крики… «Подозрительных» загоняют в полуторки, везут на фильтрационный пункт. Смотрели по зубам, если хорошие – годен. Если начальники не успеют за несколько часов позаботиться и забрать из этого чистилища – попадаешь в эшелон, охраняемый «маслогрызами», и – конец, никакая «бронь» тебя не спасет.
Там же, в Ростове, познакомился я с одним тружеником тыла, работал в Ташкенте на «Мосфильме».
– Что ты там делал?
– Верблюдов водил, снег изображал…
– Как это?
– Насыпали соль и ездили на санях (снимали фильм «Иван Грозный»).
За реквизитом выезжали в командировки в Москву. Ездили бригадами по несколько баб и мужиков. Контрабанду «Мосфильмовцы» везли на себе – «вприпарку» и в чемоданах. Так как «менты хапали», то посредники забирали товар где-то в Рязани. Обратно, как я уже упоминал, везли деньги.
Однажды мой знакомый поленился перевязать такой чемоданчик бечевкой. Случилась облава, в вагон с двух сторон ворвались красноармейцы, чемодан упал с полки, пачки денег рассыпались по проходу. Красноармейцы не ожидали, кинулись подбирать. Он рассказывал:
– Я гребу деньги назад в чемодан, а патруль вместе со мной в карманы. Один засунул руку в чемодан, я его крышкой, еле вырвался. Повезло, что солдаты трясли, а не «менты», те бы отобрали все, вывезли за пакгаузы и убили. (Из страха – боялись Абакумова, он держал в руках Наркомат внутренних дел).
Мой знакомый, кроме «брони» имел ещё и белый билет, диагноз – эпилепсия. Но в 1944г. его все равно выбили взашей. Вернулся из эвакуации в Москву – там опять комиссия, врач справку из Ташкента порвал и швырнул ему в морду:
– У нас такие эпилептики служат в штурмовых отрядах.
Услышав о «штурмовых отрядах», знакомый мой загрустил. Когда у него спросили: «В каких войсках хочешь служить?», он выбрал пехоту. Но до фронта так и не дошел, застрял в Польше – сказался прежний торговый опыт. На киностудии наш коммивояжёр давал взятки худруку и помрежу, те – выше.
У эвакуированных функцию посредничества в торговых операциях на Великом Шёлковом Пути переняли азовские греки, сосланные в Казахстан при Сталине и расконвоированные при Хрущеве. В Средней Азии греки заполнили экономическую нишу бухарских и прочих евреев, ушедших с армией Андерса. Это была ещё та лавочка, в «поляки» мог записаться практически любой из соотечественников, и в глаза не видевший черты оседлости. Основная их масса осела в Иерусалиме уже в 1943-44гг. Покинуть СССР с Андерсом не смог только тот, кто не захотел покидать это золотое дно преждевременно. В пятидесятые Среднюю Азию покинули курды, заведенные одним из своих вождей, Барзани, в советское рабство. Когда кочевников загнали в колхозы, несколько тысяч их прорвалось через границу вместе со скотом и техникой.
Разрыв отношений с Китаем, последовавший в 1963г., был воспринят греками, как личная трагедия. «Челноки» поставляли в комиссионные магазины Москвы самые удивительные товары, всё ту же мануфактуру: шелк, крепдешин, креп-сатин, креп-жоржет, мужские сорочки, носовые платки, зонтики от солнца, размокавшие под дождем (с ними ходила вся столица), и ещё более причудливые и, казалось бы, бессмысленные продукты китайского ремесла: бумажные шары, раскрывающиеся в цветы, бумажные фонарики, белила (китаянки, в отличие от наших дам, не румянились, а белились). Причина столь странного выбора ассортимента крайне проста: в обмен везли старые газеты китайцам на самокрутки, их курили даже в НОАК. Что ещё можно было выменять за мешок макулатуры (сколько донесёшь)?.. Путящие товары и в Китае стоили денег, макулатуру за них пришлось бы возить год. Газеты пачками скупали в ларьках, некоторое их количество – с портретами вождей, милиция отнимала в поездах. Остальные благополучно достигали границы. Коробейники сгружались на ж/д станции, километрах в пяти от границы. Проводник собирал положенный кому-то дуган (взятка. – кит.), и все отправлялись кружной дорогой вокруг заставы.
Греки покинули Советскую Среднюю Азию тем же путем. В китайских портах их ожидали греческие консулы, выдававшие им паспорта подданных Его Величества Басилевса Константина. Передвижение коммунистическим Китаем не составляло проблем. В Китае и в девяностые годы у людей нет паспортов. Билеты на поезд или пароход до сих пор недоступны трудовому земледельческому или скотоводческому населению, частный транспорт был запрещен, грузовики принадлежали военному ведомству, родственники жили поблизости, количество праздничных дней не превышало четырех в год – на праздник Нового Года по лунному календарю. Так что праздношатающихся в стране не было. А у греков имелись деньги.
«Великий шёлковый путь» обязан своим существованием в первую очередь не владельцам могучих верблюжьих или железнодорожных караванов, а серой массе рядовых караванщиков, в меру сил вращающей колесо товарооборота. Как это на первый взгляд ни парадоксально, но именно великие бедствия, обрушивающиеся на страну, оживляют мелкооптовую торговлю. Предки современных «челноков» вовсю орудовали на советско-китайской границе и в самое лютое лихолетье. Война и, явившаяся её следствием эвакуация, значительно увеличили спрос на предметы роскоши, к каковым в СССР относились практически все товары «широкого потребления». Прежде проблема товарного дефицита для жителей метрополии и, отчасти, провинций, решалась посредством валютных магазинов «Торгсина». В войну иностранцев, да и отечественных получателей валюты, явно не стало меньше.
Численность привелигированной прослойки советского общества возросла за счет обладателей «брони». После эвакуации в Москве осталась едва ли половина довоенного населения, вторая половина обреталась в Куйбышеве, третья – в Ташкенте. Возросла и ценность советских денег. Труженики тыла и фронтовики получали зарплату преимущественно не наличными, а облигациями военного займа, к слову, отменёнными уже в 1946 г. Хождение облигаций в качестве средства платежа со стороны государства позволило сократить оборот. Таким образом, военные займы гасили инфляцию. А так как работники Наркоматов обороны, госбезопасности и иностранных дел, по-прежнему получавшие наличкой, не могли отказать жёнам и дочерям в маленьких знаках внимания, возникший спрос подлежал удовлетворению. Из Туркистана везли контрабандную мануфактуру: шёлк, крепдешин, креп-сатин, креп-жоржет. Ювелирные изделия – золото, драгоценные камни – тоже находили сбыт. Из Москвы – чемоданы наличных денег, а также продовольствие, поступавшее в столичные распределители по ленд-лизу: шоколад, яичный порошок, сухое и сгущеное молоко… Дураки-американцы поначалу верили, что все это идет солдатам на фронт, но тем ничего, кроме, разве что, каши в брикетах, не доставалось. Огромное количество американской помощи было продано советскими тыловыми органами Чан Кай Ши. На Западе ошибочно считают, что с закрытием так называемой Бирманской дороги, Чунцинское правительство снабжалось только по воздуху, через Тибет. Как-то забывают, что автотрасса через Синцзян была все время открыта, и недоступна международному контролю. Существовала даже специальная торговая компания Совсин, занятая, по большей части, тем же, что и Торгсин. Чан Кай Ши как-никак расплачивался за военные поставки валютой. До 1939 года 30 % военного производства Германии шло в Китай.
Ограничение передвижений в военное время только укрепило позиции касты перевозчиков. В СССР до войны значительное количество даже городского населения не имело паспортов. Куда ты уедешь, не отметившись в домовом комитете? До первого участкового. Дворник доносил о каждом съехавшем или пропавшем на третий день. Война позволила решить и эту проблему. По стране металась масса народу со справками и командировочными удостоверениями, чем не преминула воспользоваться и немецкая разведка. До 1943г. красноармейцы не имели удостоверения личности. А если запасной полк формировался где-нибудь в Малой Вишере, ныне оккупированной немцами, как проверить? Облавы в местах скопления народа: в поездах, на вокзалах, базарах, проводились с единственной целью – собрать мужиков призывного возраста. Участвовали в них войска, местную милицию не допускали – она бы всех отпустила за взятки.
Если у военкома в районе был базар, то все соседние за большой бакшиш обращались к нему за помощью – набрать должное число голов в месяц. Где ещё можно было поймать местного? Все выглядело, как в фильмах про немецкую оккупацию: стрельба, собаки, крики… «Подозрительных» загоняют в полуторки, везут на фильтрационный пункт. Смотрели по зубам, если хорошие – годен. Если начальники не успеют за несколько часов позаботиться и забрать из этого чистилища – попадаешь в эшелон, охраняемый «маслогрызами», и – конец, никакая «бронь» тебя не спасет.
Там же, в Ростове, познакомился я с одним тружеником тыла, работал в Ташкенте на «Мосфильме».
– Что ты там делал?
– Верблюдов водил, снег изображал…
– Как это?
– Насыпали соль и ездили на санях (снимали фильм «Иван Грозный»).
За реквизитом выезжали в командировки в Москву. Ездили бригадами по несколько баб и мужиков. Контрабанду «Мосфильмовцы» везли на себе – «вприпарку» и в чемоданах. Так как «менты хапали», то посредники забирали товар где-то в Рязани. Обратно, как я уже упоминал, везли деньги.
Однажды мой знакомый поленился перевязать такой чемоданчик бечевкой. Случилась облава, в вагон с двух сторон ворвались красноармейцы, чемодан упал с полки, пачки денег рассыпались по проходу. Красноармейцы не ожидали, кинулись подбирать. Он рассказывал:
– Я гребу деньги назад в чемодан, а патруль вместе со мной в карманы. Один засунул руку в чемодан, я его крышкой, еле вырвался. Повезло, что солдаты трясли, а не «менты», те бы отобрали все, вывезли за пакгаузы и убили. (Из страха – боялись Абакумова, он держал в руках Наркомат внутренних дел).
Мой знакомый, кроме «брони» имел ещё и белый билет, диагноз – эпилепсия. Но в 1944г. его все равно выбили взашей. Вернулся из эвакуации в Москву – там опять комиссия, врач справку из Ташкента порвал и швырнул ему в морду:
– У нас такие эпилептики служат в штурмовых отрядах.
Услышав о «штурмовых отрядах», знакомый мой загрустил. Когда у него спросили: «В каких войсках хочешь служить?», он выбрал пехоту. Но до фронта так и не дошел, застрял в Польше – сказался прежний торговый опыт. На киностудии наш коммивояжёр давал взятки худруку и помрежу, те – выше.
У эвакуированных функцию посредничества в торговых операциях на Великом Шёлковом Пути переняли азовские греки, сосланные в Казахстан при Сталине и расконвоированные при Хрущеве. В Средней Азии греки заполнили экономическую нишу бухарских и прочих евреев, ушедших с армией Андерса. Это была ещё та лавочка, в «поляки» мог записаться практически любой из соотечественников, и в глаза не видевший черты оседлости. Основная их масса осела в Иерусалиме уже в 1943-44гг. Покинуть СССР с Андерсом не смог только тот, кто не захотел покидать это золотое дно преждевременно. В пятидесятые Среднюю Азию покинули курды, заведенные одним из своих вождей, Барзани, в советское рабство. Когда кочевников загнали в колхозы, несколько тысяч их прорвалось через границу вместе со скотом и техникой.
Разрыв отношений с Китаем, последовавший в 1963г., был воспринят греками, как личная трагедия. «Челноки» поставляли в комиссионные магазины Москвы самые удивительные товары, всё ту же мануфактуру: шелк, крепдешин, креп-сатин, креп-жоржет, мужские сорочки, носовые платки, зонтики от солнца, размокавшие под дождем (с ними ходила вся столица), и ещё более причудливые и, казалось бы, бессмысленные продукты китайского ремесла: бумажные шары, раскрывающиеся в цветы, бумажные фонарики, белила (китаянки, в отличие от наших дам, не румянились, а белились). Причина столь странного выбора ассортимента крайне проста: в обмен везли старые газеты китайцам на самокрутки, их курили даже в НОАК. Что ещё можно было выменять за мешок макулатуры (сколько донесёшь)?.. Путящие товары и в Китае стоили денег, макулатуру за них пришлось бы возить год. Газеты пачками скупали в ларьках, некоторое их количество – с портретами вождей, милиция отнимала в поездах. Остальные благополучно достигали границы. Коробейники сгружались на ж/д станции, километрах в пяти от границы. Проводник собирал положенный кому-то дуган (взятка. – кит.), и все отправлялись кружной дорогой вокруг заставы.
Греки покинули Советскую Среднюю Азию тем же путем. В китайских портах их ожидали греческие консулы, выдававшие им паспорта подданных Его Величества Басилевса Константина. Передвижение коммунистическим Китаем не составляло проблем. В Китае и в девяностые годы у людей нет паспортов. Билеты на поезд или пароход до сих пор недоступны трудовому земледельческому или скотоводческому населению, частный транспорт был запрещен, грузовики принадлежали военному ведомству, родственники жили поблизости, количество праздничных дней не превышало четырех в год – на праздник Нового Года по лунному календарю. Так что праздношатающихся в стране не было. А у греков имелись деньги.
Афганистан до войны
Не знаю, как сейчас, но до самого вторжения отношение афганцев к «шурави» было вполне дружественным. Советско-афганская граница на значительном протяжении была установлена по рекам Аму-Дарье и Пянджу. Ежегодные паводки с гор регулярно разрушали проволочные заграждения вдоль берега. Вода прокладывала новые русла. Советская сторона восстанавливала их относительно линии фарватера, проблем с демаркацией не возникало. Похоже, что афганцы ничего не знали о самом этом понятии. Зачем им демаркация? Границы противоречат самому духу Востока: купец собрал караван, захотел – поехал куда ему нужно. Грабить его позволено только разбойнику.
Современные караваны из Индии шли через Пакистан и Афганистан, либо северным маршрутом, через легендарный Хайберский проход на Термез, либо южным, через Кветту, Кандагар на Кушку. Посредничали в торговых операциях в основном пуштуны. Из Индии везли высококачественный хлопок (советский годился разве что на порох), шерсть, пух, ткани, опий-сырец в десятикилограммовых головках. Транспортным средством служили седельные тягачи «Мерседес», «Вольво», вызывавшие тогда неизменное восхищение у наших. Впереди, на белом «Мерсе», раскатывал караван-баши. На советской стороне караван стоял с неделю, пока шла проверка груза. Десятикилограммовые головки опия (его покупали для нужд фармацевтической промышленности) принимали по весу. Строгость восточных обычаев послужила дополнительной статьёй дохода для наших баб. Не хочу врать о проституции, дело интимное, но таможенницы нашли способ зарабатывать стриптизом прямо на рабочем месте. В первый день по прибытии каравана, они одевали мини-юбки, самые отчаянные – без трусов, либо, в зависимости от вкусов, купальные костюмы, и в таком виде принимали товар. Афганцы буквально валились с ног. На другой день наши появлялись в платьях до пят и ходили в них несколько дней подряд. Пока среди караванщиков не начиналось волнение, и те, наконец, не давали бакшиш начальству, от которого что-то перепадало и самим таможенницам. Стриптиз возобновлялся. Когда поток иссякал, дамы вновь появлялись в длинных траурных платьях.
Современные караваны из Индии шли через Пакистан и Афганистан, либо северным маршрутом, через легендарный Хайберский проход на Термез, либо южным, через Кветту, Кандагар на Кушку. Посредничали в торговых операциях в основном пуштуны. Из Индии везли высококачественный хлопок (советский годился разве что на порох), шерсть, пух, ткани, опий-сырец в десятикилограммовых головках. Транспортным средством служили седельные тягачи «Мерседес», «Вольво», вызывавшие тогда неизменное восхищение у наших. Впереди, на белом «Мерсе», раскатывал караван-баши. На советской стороне караван стоял с неделю, пока шла проверка груза. Десятикилограммовые головки опия (его покупали для нужд фармацевтической промышленности) принимали по весу. Строгость восточных обычаев послужила дополнительной статьёй дохода для наших баб. Не хочу врать о проституции, дело интимное, но таможенницы нашли способ зарабатывать стриптизом прямо на рабочем месте. В первый день по прибытии каравана, они одевали мини-юбки, самые отчаянные – без трусов, либо, в зависимости от вкусов, купальные костюмы, и в таком виде принимали товар. Афганцы буквально валились с ног. На другой день наши появлялись в платьях до пят и ходили в них несколько дней подряд. Пока среди караванщиков не начиналось волнение, и те, наконец, не давали бакшиш начальству, от которого что-то перепадало и самим таможенницам. Стриптиз возобновлялся. Когда поток иссякал, дамы вновь появлялись в длинных траурных платьях.