Чедвик Элизабет. Любовники поневоле

   – Мама! – Кэт все еще боялась, что мать надумает отложить венчание до приезда епископа Машбефа на официальную церемонию пострижения в монахини. Даже с этой скоропалительной женитьбой ребенок появится на свет на месяц раньше и вызовет ненужные разговоры. Кэт была уверена: она единственная двадцатипятилетняя дочь в мире, которая беспокоится, как бы устроить свадьбу своей незамужней, беременной матери, нашедшей свое счастье в сорок один год.
   – Знаешь, Кэтлин, – сказала миссис Макнафт, – я понимаю твою маму. Мне бы самой хотелось, чтобы меня венчал епископ. Думаю, любая девушка хотела бы этого.
   – Мама не девушка, – проворчала Кэт.
   – Но она прекрасна, как девушка, – заметил Джеймс, наклоняясь, чтобы поцеловать свою невесту, которая вспыхнула, словно девчонка. – Как же мне повезло получить такую красивую жену. Быть может, теперь-то Господь благословит меня второй семьей.
   Кэт в изумлении уставилась на него.
   – Понимаешь ли ты, Кэтлин, что мы сделаем тебя и Коннора братом и сестрой? Вы оба наши единственные дети, а теперь объединитесь в одну семью, – разливался соловьем Джеймс.
   – У меня уже есть брат, – сердито заметила Кэт. «И Коннор братом мне не будет», – добавила она про себя, с необъяснимой страстью отвергая подобное предположение. Наверное, виной тому его глупое чувство юмора, свойственное мужчинам Запада. Вот и сейчас он улыбается, предлагая своей новообретенной семье потанцевать. Но не успела Кэт отклонить его предложение, как к ней подскочила Джилли с Джимми Доном, работником из бакалейной лавки.
   – Мы тоже собираемся пожениться, мисс Кэтлин, – объявила она.
   – А, возвращаешься к своей первой любви? – ехидно спросила Кэт.
   Мейв пристально оглядела жениха Джилли.
   – Он католик?
   – А ты уверена, что Джеймс католик? – прошептала ей дочь.
   – Если он и не католик, то скоро станет им, – чуть слышно ответила Мейв. – Следующие вы с Колин, Хортенс.
   Колин залилась слезами, а Хортенс сказала:
   – Раз так, я увольняюсь. – Она сняла фартук, бросила его на пол и выбежала из комнаты. Кэт устремилась за ней, но успела услышать, как Джеймс распространяется насчет своих планов открыть в Денвере фотостудию, которая составит конкуренцию студии его знаменитого соперника Уильяма Джексона.
   – Это просто замечательно, Джеймс, – сказала Мейв. Кэт покачала головой. Неужели она действительно думает, что фотостудия позволит Джеймсу содержать семью?
   Стремясь как можно скорее выдать мать замуж, Кэт постоянно думала и о том, сколько бед может принести этот союз. Выбора, конечно, не было из-за будущего ребенка, но все же Кэт сомневалась в том, что брак с Джеймсом принесет матери счастье. Мейв влюбилась, как девчонка, и цена может оказаться столь же высокой, как та, что заплатила Кэт за свою ошибку. С тяжелым сердцем она вошла в комнату Хортенс.
   – Вы не заставите меня передумать, мисс Кэт, – сказала Хортенс. – Я не останусь, иначе ваша мать выдаст меня замуж.
   – Я могу предложить вам другую работу, Хортенс.
   Хортенс с подозрением взглянула на Кэт.
   – Я не собираюсь возвращаться в Денвер с миссис Фицпатрик.
   – Нет, нет, – успокоила ее Кэт. – Я подумала, что вы могли бы готовить еду на одном из рудников. Думаю, мужчины соскучились по домашней стряпне. Оплата будет высокая, но с другой стороны, народ там грубый…
   – Какая плата?
   – Три пятьдесят в день.
   – Я согласна.
   – Вы говорили с ней об отъезде? – обеспокоенно спросил Одноглазый, когда Кэт вернулась в гостиную.
   Кэт отрицательно покачала головой и объяснила, что предложила Хортенс другую работу.
   – Что за дурацкая идея, – взорвался Одноглазый. – Кто же будет готовить у нас? Джилли выходит замуж, Колин никогда нет дома, Ингрид все время спит, а вы…
   – Не беспокойтесь об этом, – прервала его Мейв. – Женевьева пришлет еще несколько девушек.
   Среди неженатого мужского населения Брекенриджа раздались одобрительные возгласы, а затем кто-то заметил, что отец Эузебиус готов произнести тост в честь новобрачных. Священник закашлялся.
   – Дайте преподобному отцу глотнуть виски, Джеймс, – сказала Мейв.
   – Всем нам дайте, – раздались голоса мужчин.
   Кэт с неприязнью наблюдала, как бутылку передавали из рук в руки. Что бы подумал отец Дайер, узнай он об этом? Тем временем отец Эузебиус уже опрокинул в себя полстакана.
   – Я тоже выпью глоток, – заявила Ингрид.

* * *

   Колин, единственная из всей семьи, сопровождала Кэт в церковь, когда две послушницы принимали постриг в обители сестер Святой Гертруды; и так громко всхлипывала, в то время как епископ превращал Кэти Рапп и Филомену Лейб в сестер Хедвигу и Эрентруду, что Кэт пришлось сделать ей замечание.
   – Тише, Колин, ты мешаешь.
   Колин замолчала. Кэт думала, что Дженни тоже захочет присутствовать на церемонии, но она исчезла в последний момент вместе с Ингрид. Коннор повез Хортенс на рудник в Гибсон-Хилл, где положение с рабочей силой было особенно сложным. Он заявил, что предложение Кэт насчет организации столовой на руднике – блестящая идея. До сих пор у Кэт возникало радостное чувство при воспоминании об этой похвале.
   Вместе с тем Коннор присоединился к мнению остальных, протестуя против того, чтобы пригласить епископа Машбефа остановиться у них. Кэт понимала, что это невозможно, так как в доме не было свободной комнаты, но нужно хотя бы пригласить его на ужин. Кэт могла бы приготовить блюда, достойные епископа, хотя все остальные в этом сильно сомневались.
   – А я не стану стряпать для айтальянского святоши, – заявил Одноглазый.
   – Он француз, – заметила Кэт.
   – Все равно, все они из Рима.
   – Только папа, – внесла ясность Кэт, – а он сюда не приедет.
   Решили, что епископ остановится в отеле, будет ужинать у Макнафтов, а потом придет на кофе с пирогом к Кэт. Колин умоляла уступить ей честь испечь праздничный пирог. Кэт не стала возражать. Она попросила Коннора вернуться пораньше, так как ей было интересно понравится ли ему епископ.
   Как только Коннор уехал, Кэт договорилась с Отто Дидериком о постройке второго этажа на ее стороне дома. Пока они обсуждали этот план, плотник красил обе половины дома в приятный голубовато-зеленый цвет. Сначала Кэт подумала, что для окраски дома цвет немного необычный, но Дидерик объяснил ей, что краска здесь редкость и надо пользоваться той, которая есть в наличии, надеясь, что ее хватит на весь дом. Неудивительно, что в Брекенридже встречались дома, выкрашенные в кричащие тона – ярко-желтый, красный, темно-зеленый, а многие постройки и вовсе оставались непокрашенными.
   Церемония закончилась, и Кэт подошла обнять и поздравить новоиспеченных сестер обители Святой Гертруды.
   – Ну, Кэтлин, – обратилась к ней настоятельница. – Надеюсь, ты хорошо вела себя.
   Епископ Машбеф, стоявший рядом, удивленно взглянул на Кэт.
   – Я была ученицей школы Святой Схоластики, – объяснила покрасневшая от смущения Кэт.
   – Уж не та ли вы девочка, которая сделала печально прославившийся пудинг? – поинтересовался епископ.
   – Она и есть, – подтвердила Хильда Вальзен. Епископ явно встревожился.
   – Но сегодня к вашему приходу я ничего не буду готовить, – пообещала Кэт.
   – Кэтлин, ты еще не познакомилась с сестрой Фредерикой. Она только что приехала в наш монастырь.
   – Фредди! – радостно воскликнула Кэт и обняла молодую монахиню.
   – О, Боже, – вздохнула мать Хильда. – Вы ведь вместе ходили в школу. Как я могла забыть? Но больше я не потерплю ваших шалостей в моем монастыре.

* * *

   Епископ смотрел на пирог так, словно он был сделан из яда.
   – Пирог испекла Колин, – успокоила его Кэт. Она несколько раз пыталась предложить Колин свою помощь, но та решительно отвергла все ее попытки. Краем глаза Кэт заметила, что Коннор едва сдерживает смех. «Жаль, что он приехал вовремя», – с раздражением подумала она.
   Колин покраснела и учтиво поклонилась, словно какая-нибудь простушка. Епископ погладил ее по голове.
   – Ну, Кэтлин, – проговорил Машбеф, – рассказывайте, как ваши дела. Прежде чем приехать в Брекенридж, я долго беседовал с вашей матушкой.
   «Неужели она рассказала ему о ребенке?» – в отчаянии подумала Кэт.
   – Ей очень не нравится ваша дружба с методистами, – продолжал епископ. – Кажется, вы разделяете их идеи.
   – Ну что вы! Я просто пытаюсь помочь людям и добиваюсь, чтобы салуны были закрыты по воскресеньям. Пьянство приносит много горя.
   – А вам не кажется, что это полностью совпадает с протестантской точкой зрения? – ехидно поинтересовался епископ.

* * *

   Почетный гость отбыл в гостиницу, остальные разошлись по домам. Кэт, закончив уборку, сидела в своей комнате и расчесывала волосы перед тем, как заплести косу на ночь. Она надеялась, что раз в доме опять нет служанки, кроме Колин, которая как всегда пропадала в больнице, Дженни и Ингрид могли бы предложить свою помощь с мытьем посуды. Вдруг Кэт осознала, что в течение всего вечера не видела Дженни. Перед тем, как ложиться спать, Кэт пожелала спокойной ночи всем домочадцам; все, даже Ингрид, были дома, за исключением Дженни. Кэт не видела ее с того времени, как отправилась вместе с Колин на церемонию пострижения.
   Она накинула шаль на плечи и побежала в другой конец дома, вошла в комнату Дженни и обнаружила, что кровать девушки не смята. Где же Дженни? И как можно было не заметить отсутствия девушки за целый вечер? Кэт растерянно стояла посреди маленькой комнатки, понимая, что уже слишком поздно, чтобы отправляться на поиски Дженни. Нужно разбудить Коннора и признаться, что она не уследила за его дочерью.
   Кэт направилась к двери его комнаты и тихо постучала. Что если он не ответит? Должно быть, Коннор устал после поездки на рудники. Наверное, он слишком крепко спит и не слышит стука. Кэт не хотела снова врываться в его комнату, как в прошлый раз, когда Коннор напомнил ей, что это недопустимо.
   Пока Кэт колебалась, Коннор распахнул дверь и недовольно пробормотал:
   – Какого черта ты беспокоишь меня среди ночи… Кэт, это вы? – Он выглядел смущенным. – Я думал, это Одноглазый.
   Кэт захотелось убежать. На Конноре были только кальсоны; его широкая обнаженная грудь невольно притягивала взгляд. Кэт отвела глаза и вздохнула.
   – В чем дело, Кэт? – Он втащил ее в комнату и закрыл дверь. – У вас такой вид, будто вы перепуганы до смерти.
   – Дженни пропала, – запинаясь проговорила Кэт, упрекая себя за столь глупые мысли. Нельзя сказать, что ей раньше не приходилось видеть полуголого мужчину – она видела Мики и отца, когда помогала матери в последние дни его жизни. Но Коннор… – Коннор, я нигде не могу найти вашу дочь. Ее нет дома. – Она заставила себя отвести взгляд от его обнаженной загорелой груди. – Дженни пропала…
   Коннор не сводил с нее глаз.
   – Господи, какие красивые волосы! – Он дотронулся кончиками пальцев до распущенных волос Кэтлин. – Я все время думал об этом.
   – О чем? – удивилась Кэт, пытаясь не смотреть на Коннора, в то время как он поглаживал ее темные волнистые волосы. Сердце ее бешено заколотилось.
   – О ваших волосах. С тех пор, как вы пришли в мою комнату той ночью, я пытался представить, как выглядят ваши волосы, если их распустить.
   – Коннор. – Кэт попыталась убрать его руку со своих волос, но в следующий момент словно по взаимному согласию их пальцы переплелись.
   – Дженни… – прошептала Кэт.
   – Она у Филдингов. – Он поднес руку Кэт к своим губам. – Вам не следовало приходить сюда, Кэт. – Коннор обнял ее за талию и притянул к себе.
   Сердце Кэт неистово забилось, стоило губам Коннора слиться с ее губами. Смятение было так велико, что Кэт и не заметила, как они очутились возле кровати. Тот случайный поцелуй в сугробе казался приятным, в то время как этот – головокружительным. Он вовлек Кэт в водоворот страстей. В ее мозгу мелькнула мысль о Мики, в объятиях которого она никогда не испытывала чувства, что не сможет оттолкнуть его, если потребуется куда-то бежать – к закипающему чайнику или к двери, в которую позвонили.
   Не прерывая поцелуя, Коннор опустил ее на кровать, и Кэт погрузилась в перину под тяжестью его тела. Она прижалась к нему грудью, обвила шею руками, страстно желая, чтобы между ними не было ее ночной рубашки и можно было бы почувствовать прикосновение его сильного тела к ее коже.
   – О, Кэт, – прошептал Коннор, касаясь губами ее шеи.
   Кэт устремилась к нему всем своим существом. В комнате было прохладно, но Кэт, казалось, не ощущала холода. Ее тело пылало огнем. Коннор медленно поднял тонкий шелк ночной рубашки, нежно поглаживая бархатистую кожу Кэт. Жадно хватая ртом воздух, она осознала, что никогда прежде не испытывала такой головокружительной страсти.
   – Любимая, – шептал Коннор. Вскоре исчезли все преграды между их телами, так как он быстро стянул с Кэт рубашку и швырнул ее на пол. Кэт изогнулась, прижимаясь к его сильной загорелой груди. Коннор застонал и ладонями обхватил ее бедра. Пальцы его загрубели от многих лет работы на рудниках, и теперь слегка царапали нежную кожу Кэт, когда Коннор нежно поглаживал ее тело, заставляя его дрожать от страсти и безумного желания.
   Глубокий вздох вырвался из груди Кэт, когда их тела наконец слились в единое целое. Коннор помедлил, прежде чем начать неспешно двигаться, давая Кэт возможность ощутить наслаждение от их близости. Он нежно прикоснулся к ее губам, чтобы заглушить готовый вырваться наружу крик. Кэт казалось, что она видит чудесное сияние, и в центре этого сияния находится Коннор, с содроганием погружающийся в нее все глубже и глубже, не отнимая своих губ от губ Кэт.
   Когда все было кончено, Коннор перевернулся на спину и лег рядом. Некоторое время Кэт приходила в себя от сладостного головокружения, но затем жар и истома исчезли. Холодный воздух коснулся обнаженных тел. В комнате Коннора не было печки, и находилась она дальше всех остальных комнат от теплой кухни. Удивляясь, как всего несколько минут назад она могла беспокоиться о Дженни, а мгновение спустя поддалась плотскому влечению к ее отцу, Кэт поежилась.
   – Иди сюда, милая. – Коннор обнял ее и притянул к себе, укрывая одеялом. – С тобой все в порядке?
   Кэт машинально кивнула. Вероятно, с нею все в порядке, раз она до сих пор жива. Ее не поразила молния с небес, но, милосердный Господь, как она согрешила! Кэт смахнула со щеки слезинку.
   – Не плачь, любимая, – прошептал Коннор. – Поверь, я не знаю, как это случилось. Просто ты была так хороша в ночной рубашке, и твои волосы… Разве это не оправдание?
   – Для меня не оправдание, – печально проговорила Кэт, думая о том, каким красивым предстал перед нею Коннор. Хорошо бы ему найти более убедительное объяснение, чем мимолетное влечение и временное помрачение рассудка. Кэт не возражала бы, если б он сказал, что любит ее; но все-таки Коннор оказался честным человеком и не стал ей лгать. Сказал просто, что не знает, как это случилось. Кэт вздохнула.
   – Как неловко будет идти на исповедь. Коннор отпрянул и удивленно уставился на нее.
   – Я должна сделать это, – объяснила Кэт. – Нужно прежде всего заботиться о душе. – Ей пришла в голову мысль, что она очень похожа на свою мать, хоть и не беременна, милостью Божьей.
   Только теперь Коннор понял, что вина за случившееся лежит прежде всего на нем. Разумеется, угрызениями совести надо было мучиться раньше, но Коннора совсем не радовала перспектива подвергнуться осуждению со стороны этого вечно простуженного отца Эузебиуса. И все потому, что Кэт чертовски набожная особа.
   – Думаю, мне лучше вернуться к себе, – сказала она.
   Коннора мучило непреодолимое желание не отпускать Кэт, побыть с нет еще хоть несколько минут.
   – Я тоже так думаю, – с трудом проговорил он. Придется снова привыкать к мысли, что Кэтлин Фицджеральд для него недосягаема.

ГЛАВА 10

   Коннор – вот трус! – снова уехал из города, а Кэт карабкалась вверх по склону к дому отца Эузебиуса. К счастью, отец Рабанус все еще находился в Денвере. Раз уж он не одобрял ее переезда в дом Коннора, то нетрудно догадаться, что сказал бы отец Рабанус сейчас. Кэт постучала в дверь, и чихающий отец Эузебиус впустил ее в дом.
   – Отец, я хотела бы исповедоваться.
   – Неужели это так спешно? – разворчался священник и отвернулся, чтобы чихнуть.
   – Да, отец, – ответила Кэт, хмуро глядя на него.
   – Ну, хорошо. Вы проходите, а я пойду надену облачение.
   – Разве мы не пойдем в церковь? – Кэт не хотела исповедоваться в доме священника.
   – По-вашему, я выгляжу настолько здоровым, что могу идти в церковь?
   – А как же без исповедальни?
   – Вы можете остаться здесь, а я буду сидеть на кухне возле печки.
   – Но тогда мне придется кричать, – возразила Кэт.
   – У меня хороший слух, – пробормотал священник и снова чихнул.
   – Отпустите мне грехи, преподобный отец, ибо я согрешила, – начала Кэт, когда они оба заняли свои места. – Я не была на исповеди с того времени, как приехала из Чикаго. «А кто в этом виноват?» – подумала она. Священники вечно больны или вообще отсутствуют. У них нет даже приличной исповедальни. Отец Эузебиус что-то невнятно пробормотал в ответ. – Отец, я… я совершила грех прелюбодеяния. – Снова послышалось бормотание и чихание. Кэт предположила, что священник пожелал узнать подробности. – С Коннором Маклодом, сыном мужа моей матери. О, Господи, не считается ли это кровосмешением? – Этот аспект проблемы она не рассматривала.
   – Продолжайте, дочь моя, – сказал отец Эузебиус и закашлялся.
   – Что вы сказали?
   – В чем еще вы хотите исповедаться?
   – Господи, разве этого не достаточно?
   – Разумеется, дочь моя. Теперь вам нужно искренне раскаяться.
   – О, я раскаиваюсь, преподобный отец.
   В ответ раздался продолжительный кашель.
   – Пять раз прочтите «Отче наш», – выдохнул в конце концов священник.
   – Пять?
   – Ну, ладно, три будет достаточно.
   – Три раза прочесть молитву? – слабо откликнулась Кэт. Она не верила собственным ушам.
   Отец Эузебиус даровал ей отпущение грехов и вышел из кухни.
   – Пришелся бы очень кстати еще один горшочек вашего куриного бульона.
   – Это будет входить в искупление моих грехов? – спросила Кэт, испытывая примерно такое же чувство, какое испытал бы Святой Георгий, если бы он вошел в пещеру, ожидая столкнуться с огромным драконом, а вместо этого обнаружил бы там тщедушного отшельника. В детстве Кэт зачитывалась историями о жизни святых, и Святой Георгий представлялся ей очень романтичным.
   – Нет, конечно, суп не является частью вашего искупления, – сказал отец Эузебиус. – Вы вовсе не обязаны…
   – Хорошо, завтра я принесу горшочек супа, – пообещала Кэт и попрощалась, прежде чем священник успел пересмотреть свою точку зрения на совершенный ею грех.
   «Может быть, он неправильно меня понял?» – недоумевала Кэт по пути домой. Или она слишком преувеличила серьезность своего падения? Конечно нет. Но отец Эузебиус решил, что будет вполне достаточно трижды прочесть «Отче наш». Это нельзя считать даже легким шлепком по руке. Может быть, молодые священники смотрят на плотские грехи более терпимо, чем пожилые? А что если он сморкался в тот момент, когда Кэт признавалась в грехе прелюбодеяния? Значит ли это, что она получила отпущение грехов? Никогда прежде не доводилось ей попадать в такую запутанную ситуацию. Разумеется, раньше она и не совершала настолько серьезных грехов. Но отец Эузебиус даже не прочел ей нравоучения насчет сияния целомудрия.

* * *

   Кэт слышала, что отец Рабанус должен был вернуться к Пасхе, которая в этом году приходилась на десятое апреля.
   «Я согрешила как раз вовремя», – подумала она, направляясь к Главной улице.
   – Не желаете приобрести фотографию отца Дайера? – обратилась к Кэт молодая дама с коробкой, на которой было написано «Дамское общество помощи методистам». – Стоит всего двадцать пять центов, а деньги пойдут на прибавку его жалованья и на покупку нового облачения.
   – Я возьму две, – не раздумывая сказала Кэт.
   – Правда? – Молодая женщина была в восторге. – Я Гертруда Бригл, школьная учительница.
   – А я Кэтлин Фицджеральд.
   – Вы, наверное, методистка, раз собираетесь купить две фотографии. Не хотите ли присоединиться к «Дамскому обществу помощи методистам»?
   – Вообще-то я католичка. – Гертруда Бригл изумленно уставилась на Кэт, но та продолжала как ни в чем не бывало: – Я интересуюсь движением за трезвость. По правде говоря, я даже прочла лекцию о вреде пьянства по просьбе отца Дайера.
   – О, Господи, мне следовало сразу же вспомнить ваше имя. Тогда меня не было в городе, но я слышала, что ваша лекция всех взволновала. Как ужасно потерять отца и мужа по причине пьянства.
   – Да, – согласилась Кэт. – Может быть, мы могли бы объединить наши усилия и добиться закрытия салунов?
   – Мне бы этого очень хотелось, – кивнула Гертруда Бригл. – Вы уже что-нибудь решили?
   – Думаю, надо выбрать одно из воскресений, более теплое, и обойти несколько салунов, чтобы прочесть лекцию о вреде пьянства.
   – Отличная мысль! – воскликнула Гертруда. Женщины попрощались, и Кэт отправилась в лавку, где заказала кое-какие припасы для рудников. Потом зашла к сестрам обители Святой Гертруды, чтобы договориться об обучении четверых детей. Кэт решила, что если она запишет их в школу, им придется ходить туда. Кроме того, кто осмелится разочаровывать настоятельницу?
   – Вы молодец, дитя мое, – похвалила ее Хильда Вальзен. – В обители Святой Гертруды их научат только добру. Бедные крошки растут безбожниками. О чем только думал ваш брат?
   – То же самое можно было бы спросить и о Конноре Маклоде, – призналась Кэт. – Его отец утверждает, что он католик, хотя дочь Коннора, Дженни, не только не знает об этом, но и недолюбливает церковь. Она может стать для вас крепким орешком.
   – Я принимаю вызов, – заявила преподобная мать Хильда.
   Кэт кивнула и попрощалась. Сейчас она больше всего нуждалась в доверительной беседе со своей лучшей подругой, сестрой Фредди.

* * *

   – Что ж, если он говорит, что отпустил тебе грехи, значит, это так и есть, – сказала сестра Фредерика, высокая и представительная в монашеском одеянии.
   – Я рада, что ты так думаешь, Фредди. Мне и в самом деле не хотелось бы снова исповедоваться в том же самом.
   – Охотно верю, – строго ответила сестра Фредерика. – Раз уж ты просишь моего совета, я хотела бы тебе кое-что сказать. Во-первых, я удивлена: никогда не думала, что ты можешь допустить прелюбодеяние. Во-вторых, держись подальше от Коннора Маклода. Судя по всему, ты готова влюбиться в него, как влюбилась в Мики.
   – Я вовсе не собираюсь влюбляться, Фредди.
   – В-третьих, перестань называть меня Фредди. Так не подобает.
   – Попытаюсь, – пообещала Кэт.
   – И в-четвертых, пожалуйста, не обращайся больше ко мне по вопросам, связанным с плотскими грехами.
   – Фредди, но с кем же еще мне поговорить? Ты моя лучшая подруга.
   – Я монахиня.
   – Ну, ладно. – Кэт согласилась, что к монахиням не стоит обращаться по поводу прелюбодеяния. Она вздохнула. В прежние времена не было тем, которые они с Фредди не могли бы обсуждать.
   – Я хотела сказать тебе еще кое-что. – Сестра Фредерика вопросительно взглянула на подругу. – Я хочу закрыть какой-нибудь салун в одно из воскресений. И не говори мне, что это «полностью совпадает с протестантской точкой зрения», как кое-кто заявил мне. – Кэт не стала уточнять, что эти слова принадлежат епископу. – Просто посмотри на это с точки зрения церкви, Фредди. Если салуны закроются, горнякам некуда будет пойти в воскресенье, кроме как в церковь.
   – Закрыть салуны? – задумалась сестра Фредерика. – Эта мысль мне нравится.

* * *

   Кэт подождала, пока вся семья соберется за столом к ужину, и только тогда объявила о том, что записала детей в школу сестер Св. Гертруды.
   – Я не пойду в школу, где полно монахинь, – заявила Дженни. – Скажи ей, папа.
   – Я тоже, – подхватил Джимми. – Мои друзья поднимут меня на смех.
   – Друзья, которые подговаривали тебя прострелить себе ногу? – спросил Коннор. – Монастырская школа именно то, что тебе нужно.
   – А мне она ни к чему, – возразила Дженни.
   – Женщины должны получить образование, – заметила Кэт. – Вот я, например. Мне пришлось заняться делами моего брата, а еще раньше – делами отца. А что если и твоя помощь понадобится отцу? Скажешь: «Извини, папа, но я не знаю ничего, кроме рецептов, которым научил меня Одноглазый?..»
   Коннор хотел было возразить, но потом передумал и пробормотал:
   – Кэт попала в точку, Дженни. Она права.
   – Не понимаю, почему все должно быть так, как хочет Кэт, – ныла Дженни. – Она ведь тебе не жена. – Коннор заерзал на стуле. – Почему меня нужно всунуть в монастырскую школу только потому, что Кэт сама училась там? И почему она получит новую комнату в своей половине дома, если в моей едва помещается кровать?
   – Мы найдем компромисс, Дженни, – сказала Кэт, мысленно прощаясь со своим вторым этажом, который, впрочем, Дидерик так и не начал строить, до сих пор продолжая заниматься окраской. Он решил покрасить резные детали карнизов в другой цвет. Такое новаторство вряд ли будет замечено в городе, где многие дома были всего лишь обшиты досками или остались бревенчатыми. – Ты начнешь учиться в школе, а я договорюсь с Дидериком, чтобы он построил еще одну комнату с вашей стороны.