Чедвик Элизабет. Любовники поневоле

   – Кэт!
   Она похолодела. Коннор дома, и голос у него очень сердитый.
   – Кэт!
   Но он не знает, что Кэт здесь. Нужно постараться не шуметь. Опасаясь пошевелиться или вздохнуть, Кэт продолжала пристально смотреть на себя в зеркало широко раскрытыми глазами.
   – Черт побери, Кэт, я не могу найти рубашку!
   «Ругается, как всегда», – подумала она. В коридоре послышались шаги, но, к счастью, дверь была закрыта. Коннор никогда не войдет сюда и не увидит ее в этом предосудительном туалете. А сама Кэт никогда больше не пойдет в западный Брекенридж, даже чтобы вернуть эту рубашку.
   – Кэт! – Коннор ударил кулаком по двери, и она распахнулась настежь. Застыв от ужаса, Кэт смотрела, как в зеркале вырисовывается его крупная фигура. – Я не могу найти чистую… – Он замолчал с потрясенным видом, едва уловив в зеркале отражение Кэт. – Боже милостливый, что это ты… откуда это у тебя… – Казалось, Коннор никогда не договорит.
   – Они в корзине на кухне, – прошептала Кэт.
   – Что?
   – Чой доставил твои рубашки сегодня утром. – Голос у нее дрожал.
   Коннор изумленно глядел на ее отражение. Марси сказала, что нужно думать о его теле, это очень важно. Он-то, разумеется, смотрит на ее тело, словно никогда не видел его раньше. Коннор осторожно положил ладони ей на плечи, и Кэт попыталась уклониться, но его пальцы сжались сильнее, а руки прижались по бокам, от чего ложбинка между грудями стала глубже.
   – Боже мой, Кэт, – выдохнул Коннор и повернул ее к себе, держа на расстоянии вытянутой руки, напряженно всматриваясь в ее лицо. Теперь и Кэт могла рассмотреть его вблизи. Как и все горняки, зимой Коннор носил теплое нижнее белье. Под тканью вырисовывались сильные мускулы и выпуклость внизу живота. Не успела Кэт осознать, что это значит, как в следующий момент Коннор шагнул вперед, обнял ее и прижал к краю туалетного столика. – Ты не представляешь себе, как выглядишь, – пробормотал он.
   Ну, конечно же, она знала. Кэт как раз разглядывала себя в зеркало, когда ворвался Коннор. Словно читая ее мысли, он захлопнул ногой дверь и потянул Кэт за собой, прижав ее к гладкой деревянной поверхности.
   – Где Гретель? – хриплым голосом спросил Коннор.
   – На спевке хора, – прошептала Кэт.
   – Мы одни. – Коннор чуть приподнял ее, чтобы их бедра соприкасались. Кэт вздрогнула; горячая волна захлестнула ее от этого интимного контакта.
   – Миссус! – раздался голос Дидерика.
   Кэт совершенно забыла о нем и теперь смущенно смотрела на Коннора.
   – Не говори ни слова, – прошептал он и прижался еще сильнее, удерживая Кэт у двери.
   – Миссус! – Дидерик спустился с приставной лестницы и вошел в дом.
   – Тише. – Коннор закрыл ей рот поцелуем; одной рукой он провел по волосам Кэт, а другой обхватил грудь, поглаживая пальцем сосок, видневшийся сквозь тонкое кружево рубашки. Кэт вздрогнула всем телом, в то время как Коннор раздвинул ее колени. Теперь лишь тонкий шелк служил преградой для их тел.
   – Миссус, я ухожу! – крикнул Дидерик. Коннор по-прежнему не отпускал ее. Босые ноги Кэт уже не касались пола. Коннор что-то сердито бормотал насчет ее рубашки. Кэт подумала о Марси. Целую неделю, следуя ее совету, Кэт дразнила Коннора, и вот результат – бурная, как извержение вулкана, страсть, вырвавшаяся на поверхность, стоило ему бросить взгляд в зеркало на нее в наряде шлюхи. Если бы даже Кэт захотела убежать, то не смогла бы, потому что рубашка Марси была слишком длинной. Она запуталась бы в оборках и упала бы к ногам преследователя. Кэт не сомневалась, что Коннор преследовал бы ее, если бы она побежала. Но она сама попалась в силки, расставленные Марселлой Вебер, и тоже считала невыносимой шелковую преграду между их телами.
   – Он ушел, – хрипло сказал Коннор, поднимая шелковый подол рубашки.
   Кэт забыла о Дидерике. Она могла думать только о Конноре, который как демонический любовник одним сильным толчком вошел в нее прямо здесь, у двери. Обжигающий огонь охватил Кэт. Коннор овладел ею так яростно, как сарацин, которого она придумала. Но у этой истории другой конец – не будет рыцаря-спасителя. Коннор, который нес Кэт на постель, был ее поработителем и возлюбленным, мечом и чудом, вызывал в глубине плоти это неодолимое, увлекающее вихрем страсти наслаждение и смерть – даже когда Коннор повалил ее на кровать и Кэт застонала от его неистовых объятий. Стараясь продлить блаженство, Кэт мечтала, чтобы это никогда не кончалось, продолжалось до бесконечности, повторялось снова и снова, пока она не умрет от любви. Когда же все завершилось, Кэт была слишком ошеломлена, чтобы говорить, думать или что-то делать, кроме как крепко обнимать Коннора, закрыв глаза и наслаждаясь близостью его тела.
   «А я-то думала, что не влюблена», – изумилась Кэт.

* * *

   Когда Кэт проснулась, было уже темно. Что сказал Коннор остальным, когда домочадцы вернулись после своих обычных ежедневных занятий – спевки хора, школы? Впрочем, ей все равно. Кэт закуталась в одеяло. Ей было так тепло и уютно, что ее не заботили никакие соображения о приличиях или о домашних обязанностях. Кэт повернулась на другой бок, улыбнулась и снова заснула.

* * *

   – Преподобная мать Хильда говорит, что епископ приедет двадцать второго, – сказала Дженни за завтраком.
   Кэт кивнула и улыбнулась, уткнувшись в тарелку.
   – Жаль, что вчера вечером ты была больна, Кэт, – посетовала Дженни. – Нам недоставало тебя за ужином. Надеюсь, тебе лучше.
   – Да. «Так вот, что он им сказал. Очень изобретательно», – подумала Кэт.
   – Минни Брандт принимает постриг, – добавила Дженни.
   Очевидно, девушка изменила свое отношение к епископу. Во время его последнего визита она сбежала к Филдингам. Кэт улыбнулась своим мыслям и съела еще одну ложку овсяной каши. Очень вкусно.
   – Сестра Фредди говорит, что он старенький и не может много ездить, но на эту церемонию приедет. Мы будем устраивать прием в его честь?
   Кэт кивнула. Поглядывая из-под ресниц, она видела, что Коннор серьезно смотрит на нее со своего места во главе стола, как будто она больной, поднявшийся с одра болезни.
   – Можно мне пригласить Томми? – спросила Дженни.
   – Кто такой Томми? – встрепенулся Коннор.
   – Мой кавалер.
   – Почему я с ним не знаком? – Коннор перевел взгляд с Кэт на Дженни.
   – Он три раза был у нас в гостях, папа. Просто тебя не оказалось дома. А Кэт была, – поспешно добавила она.
   Когда домочадцы разошлись по своим делам, Коннор проследовал за Кэт в проходную комнату и спросил:
   – С тобой все в порядке?
   Она склонила голову и улыбнулась, глядя ему в глаза. «Он мой, – радостно подумала Кэт. – Никогда больше не глянет он на Юстасию Флеминг». Коннор сжал ее плечи, и Кэт поморщилась, потому что вчера вечером, прижимая ее к двери, он наставил ей синяков. Она понимала, что обыкновенная ревность к Юстасии Флеминг не объясняет тех чувств, которые Кэт питает к нему на самом деле. Она любила его волосы, отливавшие медным отблеском; любила красивое мужественное лицо, крепкое мускулистое тело – особенно тело. Коннор взволнованно глядел на Кэт.
   – Проклятие, – пробормотал он. – Не смотри на меня так, Кэт.
   Господи, Марси, очевидно, права насчет того, что мысли могут влиять на возлюбленного.
   – Ты сводишь меня с ума. Весь год ты сводишь меня с ума.
   «Возлюбленного». Какая странная мысль для девушки, воспитанной Мейв Фицпатрик и сестрами монастыря Святой Схоластики. Отец Рабанус будет встревожен, когда Кэт снова отправится на исповедь. Сначала выдуманная история жизни святой. Теперь это.
   – Любимая, ты уверена, что с тобой все в порядке? Она задумчиво кивнула. «До приезда епископа, наверное, не будет времени на исповедь. Сначала прием, потом свадьба. Может быть, нас обвенчает епископ. Нет, это слишком поспешно. Как свадьба мамы. И ребенок мамы должен родиться в декабре. Может быть, Коннор согласится провести медовый месяц в Денвере, чтобы быть с родителями, когда появится на свет их новорожденная сестра или брат». У Кэт мелькнула мысль, что этот малыш будет старше того ребенка, который может родиться у них с Коннором. Как странно! Что он говорит? Наверное, «до свидания, Кэт». Коннор наклонился, собираясь поцеловать ее, потом передумал и бросился прочь.
   Со счастливой улыбкой на лице Кэт пошла в свою комнату. Мужчины так забавны. И так милы.

* * *

   – У меня побывала очень странная посетительница, – сказала преподобная мать Хильда после беседы о предстоящем визите епископа. – Какая-то женщина по имени Бабетта пришла, чтобы спросить меня, существует ли монашеский орден, обращающий в истинную веру язычников-сарацин. Можешь себе представить? Сарацин, не больше, не меньше! – настоятельница рассмеялась, в то время как Кэт посочувствовала бедной девушке. – Она сказала, что хотела бы поступить в такой орден.
   – Что же вы ей ответили?
   – Я сказала, что не знаю такого ордена, но она может спросить у епископа, когда тот приедет.
   Кэт попробовала представить себе епископа и Бабетту, беседующих об обращении язычников-сарацин.
   – Я посоветовала ей, что если она всерьез подумывает о поступлении в монашеский орден, то должна покаяться в грехах и дать обет целомудрия. Уверяю тебя, Кэтлин, внешний вид у этой молодой женщины отнюдь не монашеский. Такая одежда! – Преподобная мать прищелкнула языком. – Не думаю, что она поняла, какие требования предъявляет к человеку обет целомудрия.
   «Бедная Бабетта, – подумала Кэт. – Ее первый порыв к лучшей жизни поставлен в тупик мыслью о целомудрии». Сама Кэт не слишком интересовалась этим вопросом, особенно в последнее время. Она надеялась, что Марси и ее девушки не будут слишком разочарованы, если Кэт не появится у них на этой неделе. Из-за приезда епископа па это просто не будет времени. Пришлось даже отказаться от дальнейшей агитации за Дейва Бреддока. Нехорошо, конечно, ведь выборы приближаются, но, может быть, она улучит момент, чтобы замолвить за него словечко на приеме в честь епископа.

* * *

   Как хороша была Кэт с волосами, зачесанными наверх, а сзади уложенными в красивое переплетение завитков и зеленых лент! Темно-зеленое платье обтягивало грудь; низкий квадратный вырез, отороченный узкой белой оборкой, невольно притягивал взгляд к ложбинке между грудями, которая угадывалась под кружевами. Коннор беспокойно следил глазами за Кэт, в то время как она переходила от одного гостя к другому, одаривая всех лучезарной улыбкой. Она напоминала Коннору рождественский подарок в блестящей обертке, таящий в себе радость, которую еще только предстоит открыть. Все мужчины в комнате не сводили с нее глаз. Коннор нахмурился.
   Как же он попался в эту западню? Еще год назад все в его жизни было разложено по полочкам, и женитьба не входила в его планы. А теперь он ничего не хотел больше, чем жениться на Кэт как можно быстрее, пока кто-то другой не увел ее у него. Каждого мужчину Коннор считал своим возможным соперником.
   Но чего хотела Кэт? Она была по-своему набожной женщиной, более набожных Коннор не встречал. И вместе с тем три раза Кэт позволила ему любить себя. Позволила, черта с два! Она с восторгом принимала участие в этих любовных баталиях. Никогда в жизни Коннор не спал с такой изумительной женщиной! Как жаль, что нельзя сейчас же затащить ее в постель, хотя она, без сомнения, не возражала бы.
   Когда в январе они совершили вместе путешествие на поезде, потерпевшем крушение, Кэт ясно дала понять, что не собирается снова выходить замуж. В этом вопросе она проявила даже большую твердость, чем сам Коннор. Тогда он был уверен, что эта любовь не для него. Он-то с тех пор передумал, но Кэт не сказала ни слова, хотя бы вскользь, чтобы дать понять, изменила ли она свои намерения; даже не намекнула, любит ли его и хочет ли провести жизнь рядом с ним.
   Попробуй он заговори о женитьбе, Кэт, пожалуй, рассмеется или рассердится. Коннор не забыл тот случай, когда она залепила ему комком теста в лицо. У этой женщины сильный характер. Для Коннора даже мысль об отказе была невыносимой. Если он сделает предложение, а Кэт ему откажет, то она может ведь и переехать. Отправится к своей матери в Денвер или вернется в Чикаго, и он никогда больше ее не увидит. В бессильном гневе Коннор сжал кулаки, не зная, что делать.
   А тем временем, пока он терзался сомнениями, Кэт улыбалась Абалону Уилсону, как будто тот был самым интересным человеком в мире. Вдруг она увлечена Абалоном, потому что он склонил присяжных на их сторону? Но не может же Кэт влюбиться в мужчину только из-за того, что он помог ей выиграть судебный процесс. Коннор подошел ближе, а Кэт, разрази ее гром, двинулась дальше, бросив через плечо веселую улыбку счастливцу Абалону Уилсону.

* * *

   – Ты слышала, отца Рабануса посылают в Боулдер? – сообщила сестра Фредди.
   Кэт не могла не испытать облегчение, услышав эту новость. Может быть, подождать с исповедью, пока он не уедет?
   – А епископ поздравил преподобную мать Хильду, потому что школа так хорошо работает – сорок пансионеров и еще приходящие ученики.
   – Какие хорошие новости, – порадовалась Кэт. – Я должна написать об этом матери Люитгарде Хубер.
   – А ты слышала, что мне сделали замечание за участие в кампании борьбы за трезвость?
   – Кто?
   – Епископ.
   – Это ужасно!
   – Только, ради Бога, не говори с ним об этом, – быстро добавила Фредди. – Ничего страшного он не сказал, только заметил, что женщины, особенно монахини, не должны вмешиваться в такие дела, что это неприлично.
   – Ну, если каждый старомодный, несведущий…
   – Успокойся, Кэт, – засмеялась сестра Фредди. – Не сердись на епископа. Ему уже лет восемьдесят. Он не поддастся твоим новым веяниям. Тебе нужен противник более молодой и не облеченный такой властью.
   – Кто, например? – поинтересовалась Кэт.
   – Как насчет преподобной матери настоятельницы? Епископ не может стукнуть тебя линейкой по рукам за то, что ты такая новомодная женщина, но в его власти отлучить тебя от церкви за шашни с методистами. Преподобная мать Хильда – другое дело. Она уже предложила отходить тебя линейкой по заду.
   Подруги рассмеялись.
   – А вот и Дидерик, – сказала Кэт. – Привет, Отто. Хорошо проводишь время?

* * *

   Коннор пытался отделаться от миссис Макнафт, которая рассказывала ему какую-то историю о Джимми и ее мальчике. Теперь Кэт улыбалась Дидерику, этому болвану плотнику. Коннор терпеть его не мог. Он все время болтается поблизости и пялится на Кэт. Неужели она этого не замечает? Не может ей нравиться Дидерик! С его-то пустыми голубыми глазками и вечно спутанными соломенными волосами! Целыми днями он торчит на какой-нибудь лестнице и пялится в окна.
   Но Кэт не перестает болтать с Дидериком, который покраснел от злости. А чего он ожидал? Он всего лишь плотник, а не член семьи. К счастью, Кэт, наконец, подошла к епископу. Коннор испустил вздох облегчения. Как было бы хорошо, если бы она провела остаток вечера, улыбаясь епископу. Хороший человек, епископ Машбеф. Маленький, сморщенный старик, давший обет безбрачия.

* * *

   – Несколько очень интересных женщин предприняли некоторые общественные начинания в Колорадо, – рассказывала Кэт епископу. Она не видела ничего плохого в том, чтобы попытаться хоть немного изменить его взгляды на жизнь. – Вот, например, миссис Ван Котт. Она была здесь, в Брекенридже, как раз в это время в прошлом году, проводила религиозные собрания.
   – Она методистка?
   – Да. – Может быть, вдова Ван Котт не самый лучший пример. – Еще была Сюзанна Энтони. Я слышала, что десять лет тому назад в Лейк-Сити ее собрания в поддержку права голоса для женщин привлекли огромное количество народа. В основном, мужчин, которые проявили большой энтузиазм.
   – Женщинам не следует предоставлять право голоса, – сказал епископ.
   – Почему?
   – Бог послал женщину на землю, чтобы она была женой и матерью.
   – И монахиней, – напомнила ему Кэт.
   – Да, это прекрасное призвание для женщины. Но право голоса? Ничего подобного!
   – Уверена, я смогу заставить вас изменить свое мнение, – лукаво заметила Кэт. Епископ улыбнулся. Ему нравилась Кэтлин Фицджеральд. Она такая веселая девочка, и маленького роста, как он сам. Мысль о том, что она может заставить его изменить свое мнение, забавна, а старый человек, даже епископ, никогда не станет возражать, если его захочет позабавить хорошенькая молодая женщина. – А что, если Пресвятая Богоматерь захочет голосовать? – спросила Кэт.
   Епископ улыбнулся.
   – Пресвятой Богоматери здесь нет.
   – Хорошо, – не сдавалась Кэт. – А что, если… – Она немного подумала, потом осторожно спросила: – Что если бы в качестве мессии Бог послал свою единственную родную дочь? Вы и ей отказали бы в праве голоса? – торжествующе улыбнулась Кэт.
   – Дочь? Его единственную родную ДОЧЬ?
   – Ну, это всего лишь предположение, – поспешила заверить его Кэт. У епископа был такой вид, что его вот-вот хватит удар. Кэт вдруг представила себе, как он замертво падает на пол в ее гостиной. – Не хотите ли печенья, епископ Машбеф?
   – ДОЧЬ?
   – Печенье восхитительно. Гретель сама печет его.
   – Это ересь, – пробормотал епископ.
   – Прошу прощения, сэр, – вмешался Коннор и решительно взял Кэт за руку. – Кэт требуют на кухню.
   – А вы двое все еще живете вместе? – спросил епископ.
   Коннор увел Кэт прежде, чем она успела ответить.
   – Так значит, ДОЧЬ? – спросил Коннор в свою очередь и расхохотался, едва они вышли из комнаты.
   – Не вижу ничего смешного, – фыркнула Кэт.

* * *

   – Вы действительно сказали епископу, что Христос был женщиной? – поинтересовалась Марси.
   – Это лишь свидетельство того, как сплетни искажают то, что произошло на самом деле, – раздраженно заметила Кэт. – Не говорила я такого.
   – Тогда что же вы сказали?
   Кэт передала Марселле содержание своего разговора с епископом, и та смеялась долго и от души.
   – Боже мой, – наконец выдохнула она. – Мне нанесла визит настоящая живая анархистка.
   – Я вовсе не анархистка.
   – А что сказал епископ?
   – Сказал, что это ересь. – Кэт хихикнула. – А сестра Фредди как раз перед этим предупредила меня, что он может отлучить меня от церкви за дружбу с методистами.
   – А я думала, что вы не должны называть се так.
   – Марси, вы знаете ВСЕ, что происходит в Брекенридже?
   – Все, – заверила ее Марселла. – Не могли же вы привести в ужас старенького епископа, а я бы об этом не услышала. И должна сказать, что горжусь вами: я ведь тоже из Чикаго.
   – Вы тоже из Чикаго? – обрадовалась Кэт.
   – Да, но не вынашивайте никаких идей насчет того, чтобы выдать меня замуж, как всех остальных.
   Кэт пребывала в возбужденном состоянии. Она надеялась, что Коннор найдет возможность сделать ей предложение, когда уляжется весь этот шум из-за приезда епископа.
   – Ладно, займемся делами, – сказала Марси. – Вы свели Коннора с ума?
   – Он так сказал, – самодовольно заявила Кэт.
   – Когда это было?
   – На следующий день после того, как он занимался со мной любовью.
   Марси удивилась.
   – Вы хотите сказать, он действительно…
   – Да, это произошло.
   – Но я же вам говорила не делать этого.
   – Это получилось как-то само собой.
   – Как это было? – нахмурилась Марселла.
   – Чудесно! – с воодушевлением воскликнула Кэт. – А почему у вас такой недовольный вид?
   – Кэт, вы, кажется, не представляете себе, что секс не всегда ведет к женитьбе.
   – Ну, это был не совсем… секс, – возразила Кэт.
   – Пока у вас на пальце нет кольца, это единственное, что остается при вас, и Коннор может получить это где угодно.
   – Но я подумала…
   – Он сказал, что любит вас?
   – Нет.
   Марси вздохнула.
   – Как вы наивны, Кэт. Вам нужно было подождать, пока я в точности не скажу вам, что делать дальше.
   – Так вы просто… просто скажите мне сразу, расскажите весь план.
   – Хорошо, Кэт. Есть масса способов добиться желаемого, – снисходительно сказала Марси. – Нужно сделать так, чтобы он только об этом и думал, желал только этого. Вы же пришли ко мне, потому что хотите выйти за Коннора замуж. Но при этом вы же не собираетесь виснуть на нем?
   – Но в этом же нет ничего… неестественного, правда? Ничего вроде смертного греха?
   – Ради Бога, Кэт. Вы уже виновны в прелюбодеянии. Теперь нам нужно взяться за дело и убедиться, что вы преуспеваете в этом.
   Кэт густо покраснела.
   – Например, когда он…
   Разговор был прерван ужасной суматохой – рыданиями и криками, раздававшимися за закрытой дверью гостиной.
   Марси вскочила и выбежала из комнаты. Кэт – за ней. Они обнаружили в холле Берди, дрожащую, мокрую и всхлипывавшую; двое мужчин поддерживали ее под руки.
   – Она пыталась утопиться, мисс Марси, – объяснила Бабетта.
   – Где? – спросила Кэт.
   – В реке, – ответил один из мужчин, тупо уставившись на Кэт.
   Она не обратила на него внимания.
   – В реке воды на восемнадцать дюймов, – заметила Кэт, – хотя, надо признать, вода ледяная.
   – Берди ничего не обдумывает заранее. Если хочет что-то сделать, просто делает и все. Так и тут: прыгнула, недолго думая, – сказала Марселла.
   – Почему ты решилась на это, Берди? – спросила Кэт.
   – Потому что поняла, никакие рыцари не придут, чтобы спасти меня, – рыдала девушка.
   Пораженная, Кэт приказала мужчинам вести Берди наверх, и сама отправилась следом, попутно объясняя бедняжке, что самоубийство – смертный грех, что она наверняка подхватит простуду, и как хорошо, что у Кэт есть опыт лечения пневмонии, поэтому она обязательно примет меры предосторожности, чтобы Берди не заболела.
   – Мне нужно достаточное количество пустых пивных бутылок, чтобы обложить ими Берди, – сказала Кэт служанке.
   – У меня есть пиво, – встрепенулся один из мужчин.
   – Вы говорите прямо как отец Эузебиус, – пробормотала Кэт.
   – Теперь я вспомнил, кто вы, мэм! Вы та самая католичка, которая сказала епископу, что Бог был женщиной, – заявил второй.
   – Я никогда не говорила ничего подобного.
   – А что вы здесь делаете?
   – Занимаюсь благотворительностью, – отрезала Кэт. Она надеялась, что эти мужчины не из закоренелых сплетников. – И побольше горячей воды, чтобы наполнить пивные бутылки, – бросила она через плечо. Марси направила их в комнатушку, где находилась кровать, стоял ночной горшок, а на вешалке висели яркие платья. Зрелище было таким трогательным, что Кэт чуть не заплакала, жалея бедную Берди.
   Однако, помня, что в данный момент девушка нуждается не в сочувствии, Кэт проговорила:
   – Не могу поверить, что девушка из Чикаго способна на такое. Ты позоришь место своего рождения, Берди.
   Берди шмыгнула носом и сказала, что очень раскаивается.
   – Черт побери, мэм, она же шлюха! Какое у нее соображение? – высказался один из спасителей.
   – Следите за своим языком, – сердито оборвала его Кэт.

ГЛАВА 24

   Марси была права: оказаться с мужчиной в постели – еще не значит вдохновить его на женитьбу. Коннор ничего не предпринимал. Наоборот, с его стороны чувствовалось какое-то странное ожидание. Чего он ждал? Когда Шон вернется в Брекенридж, снова разделит дома и отправит ее восвояси, чтобы Коннор больше не испытывал обременительной, хотя и мимолетной страсти к сестре своего друга? Кэт была уже готова отказаться от всех надежд. Ей не хотелось снова идти в западный Брекенридж, чтобы Марси сказала: «Я же вам говорила». Не было никакой надобности отправляться туда, разве что ради религиозной проповеди. Уроки Марси не помогли привлечь внимание Коннора, а преследовать другого мужчину Кэт не собиралась никогда в жизни.
   Тем временем, лишь подчеркивая ее разочарование, любовь снова цвела пышным цветом в их доме. Дженни в свои шестнадцать лет, казалось, была по уши влюблена в молодого горняка, который даже не являлся католиком. Конечно, Дженни и сама не была настоящей католичкой, но Кэт не теряла надежды на это. Девушка отлично училась в школе Святой Гертруды, но если она выйдет замуж за протестанта Томми Вестона, то никогда не приобщится к истинной церкви. И кроме того, Дженни слишком молода, чтобы выходить замуж.
   Ежедневный надзор за двумя молодыми людьми, которые глаз не могли отвести друг от друга, выматывал Кэт нервы. Их придушенная страсть трепетала, словно зарница в воздухе гостиной, отчего Кэт хотелось залиться слезами. Она едва не заключила Томми в объятия, когда тот объявил, что должен уехать из города на неделю.
   Однако, отсутствие Томми не принесло ей облегчения, потому что Гретель вдруг приобрела поклонника – Гретель, предназначенная в супруги Дидерику, который даже не смотрел в ее сторону. В результате этот тупоголовый дурень так и умрет холостяком. Поэтому, не успел Томми уехать из города, как присутствие Кэт в гостиной понадобилось, чтобы присматривать за Гретель и Басом Местером, горняком с «Запоздалого».
   В то время как эти двое сидели за столом, покрытым зеленой вышитой скатертью с бахромой, и смущаясь вели сбивчивый разговор, Кэт вязала и беспокоилась о Берди из «Клуба джентльменов». Совесть подсказывала ей, что, пропуская свои еженедельные визиты, она теряет Берди. Что если девушка снова сделает попытку покончить жизнь самоубийством? Она может найти какой-нибудь более удачный способ, чем попытаться утопиться в мелкой речушке с ледяной водой. Тогда ее бессмертная душа погибла бы, и Кэт чувствовала бы себя виноватой.