Чедвик Элизабет. Любовники поневоле

   «Уж этого бояться нечего», – успокоила себя Кэт, вспомнив, что с тех пор, как они обручились, Коннор не так уж и часто целовал ее. Может быть, в глубине души он считал, что Кэт не совсем обычная женщина, чтобы вести с ней спокойную семейную жизнь; что она слишком самостоятельна, независимо от того, замужем она или нет. Вот в чем загвоздка.
   – Тогда вам лучше подумать как следует, хотите вы его или нет, – посоветовала Марси. – Но если вам интересно мое мнение, то Коннор Маклод замечательный мужчина, какого вы вряд ли еще когда-нибудь найдете.
   Кэт знала это, но с тех пор, как они обручились, Коннор, казалось, изменился. И если он не возражал против бурной деятельности Кэт, сестры своего лучшего друга Шона и компаньона по бизнесу, то, наверняка, будет возражать против неженских занятий Кэт, когда она станет его женой.

* * *

   Коннор, который должен был зайти за нею к Марси, не появился в назначенное время, поэтому Кэт сердито шагала по снегу, посеревшему и потерявшему свою красоту из-за отвалов плавильни. Переходя по обледеневшему мосту, она дважды упала и имела жалкий вид, когда, наконец, добралась до Главной улицы, где к ней пристал щеголеватый молодой человек, очевидно, не проживающий в Брекенридже, судя по красивому меховому пальто, которое спасало его от холода.
   – Я имею удовольствие говорить с миссис Фицджеральд? – обратился он к ней.
   – Да, – резко ответила Кэт. Настроение ее окончательно испортилось, потому что она терпеть не могла, когда ее заставили в таком неприглядном виде, промокшую и окоченевшую.
   – Мадам, позвольте представиться. Я Эммет Статлер. У меня к вам деловое предложение.
   – В самом деле? – Кэт не замедлила шага, решительно продвигаясь по Главной улице.
   – Может быть, мы где-нибудь посидим? В «Сэдл Рок Кафе»?
   – Я не обедаю в публичных местах с посторонними джентльменами, – сурово заявила Кэт.
   – Но, мадам, я надеюсь лучше познакомиться с вами.
   Кэт метнула на него презрительный взгляд.
   – В связи с бизнесом, – торопливо добавил молодой человек.
   Кэт сошла с тротуара, перебралась через сугроб у края дороги и направилась к углу Линкольн-авеню и Главной улицы, в то время как мистер Статлер поспешал следом.
   – Мое предложение принесет вам много денег, мэм.
   Кэт замедлила шаг, подумала о маслобойной машине, вскарабкалась на тротуар перед скобяной лавкой Филдинга и повернулась к мистеру Статлеру.
   – За что деньги? – спросила она.
   – За вашу долю в руднике «Девушка из Чикаго», – ответил Статлер. – Мы могли бы предложить вам… двадцать пять тысяч.
   Кэт смерила его презрительным взглядом. Они уже вложили в два раза больше средств в развитие рудника, и, кроме того, Коннор никогда не простил бы ей, продай она свою долю. И все-таки было о чем подумать. Кэт решила, что стоит подружиться с мистером Статлером, улыбающимся ей змеиной улыбочкой. Пока они продвигались по Линкольн-стрит, он повышал предлагаемую цену на десять тысяч долларов через каждую сотню метров. Еще один мужчина, который думает, что может перехитрить ее, потому что она женщина.
   – Убирайтесь, – приказала Кэт, сворачивая на Френч-стрит. Всегда можно снова найти мистера Эммета Статлера, если Томас Зинтермут откажет ей в займе, хотя, что бы там ни говорил Коннор, Кэт сомневалась в подобном исходе. А если придется иметь дело с мистером Эмметом Статлером, она заставит его заплатить за попытку одурачить ее. Кэт оставила Статлера на углу, растерянного и сконфуженного.

* * *

   Каждый день Коннор сообщал Кэт о температуре воздуха. Невыносимо было видеть самодовольное выражение его лица, когда двадцать первого декабря он объявил, что за окном сорок два градуса ниже нуля.
   – Сегодня чудесный день для венчания в церкви, – заметил он, – даже вино для причастия замерзнет.
   – Вино не замерзает, – урезонила его Кэт и отправилась в банк, где у нее была назначена встреча с Томасом Зинтермутом. Томас потерял свою горячо любимую молодую жену до приезда Кэт в Брекенридж. Кэт случайно выяснила это на одном из балов. Бедняга умирал от желания поговорить о своей Кларе, а его друзья, из ложного сочувствия, отказывали ему в этом, уклоняясь от таких разговоров. Однако, Кэт, встречаясь с ним по разным поводам, слушала его горестные излияния и одобряла его стремление сохранить эти воспоминания об утраченной любви.
   – Как вы, должно быть, счастливы, храня такие чудесные воспоминания, – заметила Кэт во время одной из таких бесед. Томас, казалось, сильно удивился, что она может считать его счастливым, но изменил свое мнение, когда Кэт привела страдальцу образец своих собственных воспоминаний о семейной жизни с Мики.
   – Кэтлин! – воскликнул Томас Зинтермут, и улыбка осветила его серьезное лицо, когда Кэт появилась в его конторе. – Как я рад тебя видеть!
   – Как поживаешь, Томас? Надеюсь, тебе лучше?
   – Не совсем. – Его лицо снова приняло мрачное выражение. – Но с твоей стороны очень мило, что ты зашла ко мне.
   – На самом деле я пришла к тебе с предложением, которое может стать весьма выгодным для нас обоих.
   – Правда? – удивился Томас, но внимательно выслушал Кэт. Когда она закончила, банкир с сомнением произнес: – Обычно, мы не ссужаем денег женщинам. Как к этому относится Коннор?
   – Томас, ты меня разочаровал! – воскликнула Кэт, одаривая собеседника притворно неодобрительной улыбкой. На самом деле ей хотелось зарычать на него. Мужчины поистине несносны. – Я являюсь владелицей ранчо неподалеку от Диллона, – продолжала она. – Коннору это неинтересно, так что ты должен оценить мое предложение по достоинству, принимая во внимание, что Я разведала месторождение «Девушка из Чикаго» и МНЕ принадлежит половина этого рудника.
   – Это верно, – задумчиво произнес Зинтермут.
   – Полагаю, я могла бы предложить тебе процент от доходов рудника или ранчо, но сначала скажи мне, как по-твоему, смогу я продать масло или нет.
   – О, Господи, – сказал Томас Зинтермут, – масла всегда не хватает. Я сам стану первым покупателем. Честно говоря, не пойму, почему до сих пор колеблюсь. – Его лицо осветила радостная улыбка. – Наши фонды в твоем распоряжении, моя дорогая Кэтлин.
   Кэт не только получила заем, но и сам президент банка Томас Зинтермут лично провел ее, как королеву, по банковскому залу, пол в котором был выложен красивой плиткой. По пути домой Кэт беспокойно размышляла, что помогло ей получить кредит: ее хитроумный план использовать пристрастие горняков к маслу или способность сочувственно выслушать человека, который мог одолжить ей деньги. Теперь Кэт припомнила, что на вечеринке «добро-пожаловать-домой-после-похищения» Томас явно расстроился, узнав, что они с Коннором решили пожениться, но, разумеется, это ей всего лишь показалось.
   «Дареному коню в зубы не смотрят», – говаривала ее мать, и Кэт вовсе не думала поступать так по отношению к банковскому кредиту. Если Зинтермут дал ей денег потому, что страдал от неразделенной любви, она все равно возьмет их. Теперь нужно начинать обзаводиться покупателями масла на каждой рудничной кухне, в каждом пансионе, в каждой бакалейной лавке графства. Коннор, конечно, будет возражать, так как погода неподходящая для путешествий, но Кэт собиралась воплотить свой проект в жизнь, что бы он там ни говорил. Этот самоуверенный индюк думал, что она не получит заем. Ха!

* * *

   – Том дал тебе денег?
   – Конечно, ведь мы хорошие друзья, – с важным видом ответила Кэт.
   – Ты и Томас Зинтермут? – сказал Коннор.
   – А почему бы и нет? Он приятный молодой человек. С хорошими манерами. И он видит большие возможности в развитии рынка масла, который, кстати, я собираюсь незамедлительно исследовать. Думаю начать с Десятимильного каньона.
   Коннор кивнул, и Кэт заметила, как он переглянулся с Августиной Макклауд, словно они были рады, что Кэт уезжает. С большим трудом удалось ей затушить пламя ревности, вспыхнувшее в ее сердце. Она уезжает на три дня, а Коннор ведет себя так, будто ему все равно. Наверное, он только плечами пожал бы, скажи Кэт, что не приедет на Рождество.

ГЛАВА 28

   Кэт вернулась домой двадцать четвертого декабря. Стоял прекрасный зимний день; пощипывал морозец, но никакого снегопада не ожидалось. Тот снег, что выпал днем раньше, утоптался и лежал плотным слоем. Никто не откликнулся на ее зов из проходной комнаты. Тогда Кэт, решив, что никого нет дома, сняла теплую накидку и прошла в кабинет Коннора, чтобы написать за его письменным стулом коротенькое письмецо Мейв с рассказом о ее новом проекте по производству масла и ответить на вопрос матери, что даты венчания еще не назначили из-за упрямства Коннора, возражавшего, чтобы церемония проходила в церкви.
   – Ну, пожалуй, пора.
   Кэт подпрыгнула. Она не думала, что в это время Коннор может быть дома, и с досадой ждала критических замечаний по поводу производства масла и банкира, который согласился финансировать такое гиблое дело. В то утро, когда Кэт уезжала, Коннор пробормотал, что со времени смерти Клары деловое чутье стало изменять Томасу Зинтермуту.
   Кэт безмерно удивилась, когда Коннор схватил ее за руку и потащил через весь дом, обронив лишь:
   – Пошли.
   – Я наверх не пойду, – запротестовала, она. – Ты ведь знаешь, эта башня напоминает мне… о нем.
   – Сделай милость, не перечь мне, – сказал Коннор, увлекая ее за собой вверх по лестнице. Здесь Кэт обнаружила, что комната совершенно преобразилась. Темные рамы и двери были выкрашены белой краской. Обои, наклеенные Дидериком, заменены шелковистыми бледно-зелеными. Подержанная мебель, которую она сюда поставила, исчезла. Теперь здесь стояли резные шкафы: из золотистого дуба, а на окнах и на балконной двери висели белые кружевные занавески и темно-зеленые гардины с золотой бахромой и с золотыми кистями. Большая кровать с пологом на четырех столбиках такого же дуба, что и шкафы, покрытая покрывалом, в котором сочетались зеленый, белый и золотистый цвета, стояла наискосок от приоконной скамьи с подушками, обтянутыми такой же материей. На полу лежал красивый ковер, а для освещения предназначались лампы с цветными стеклами и подсвечником. Кэт медленно поворачивалась, потрясенная красотой комнаты, потом вопросительно посмотрела на Коннора.
   – Это мой рождественский сюрприз, подарок тебе, – объяснил он. – Я все-таки думаю, что мы тут будем мерзнуть, но мне хотелось, чтобы эта комната понравилась тебе и больше не напоминала о Дидерике.
   «Как же ему удалось устроить все так, чтобы я ничего не знала?» – удивилась Кэт.
   – Может быть, поставить здесь печку? – размышлял Коннор, раздвигая занавески и открывая вид на заснеженные горы. Потом он повернулся к Кэт и сказал: – Наконец-то мы одни. – Ладонями он обхватил ее талию и наклонился, чтобы поцеловать. Застигнутая врасплох, Кэт попыталась уклониться. – В чем дело? – спросил Коннор.
   – Ни в чем, – последовал краткий ответ. От поцелуя у Кэт перехватило дыхание и по телу пробежала дрожь.
   – Хорошо. Давай ляжем.
   – Коннор, среди бела дня!
   – Ну и что?
   – В любую минуту кто-нибудь может войти…
   – Не войдет.
   – Но не можем же мы…
   – Почему нет? Ведь смогли же три раза до этого. Если ты не хочешь выходить за меня замуж, то должна удовлетворять мои мужские желания без благословения церкви.
   – Ничего такого я делать не буду, – сказала Кэт слабым голосом, теряя решимость из-за его насмешливого тона.
   – И потом, есть еще и твои женские желания. – Коннор поднял ее на руки и понес к новой кровати. – Охотно признаю, что они меня удивили, когда я впервые обнаружил их.
   – Ты пытаешься меня смутить.
   – Я пытаюсь овладеть тобой или позволить тебе овладеть мной. – Он уложил Кэт на шелковое покрывало, окидывая ее насмешливо-решительным взглядом.
   «Он шутит», – решила Кэт, но Коннор снова поцеловал ее, убеждая, что настроен серьезно. Его руки были повсюду, распутывая завязки, шнурки, расстегивая пуговицы, его поцелуи воспламеняли до тех пор, пока у Кэт не осталась лишь одна мысль – о том, чтобы как можно быстрее слиться с его телом.
   – Так-то лучше, – вздохнул Коннор. Они плыли по волнам любви, но взрыв страсти захватил влюбленных раньше, чем те успели насладиться прикосновениями и поцелуями друг друга. – Это всего лишь проба, любимая, – прошептал Коннор. – Так ты не захочешь слишком долго ждать.
   Кэт открыла глаза и улыбнулась ему, надеясь, что теперь-то Коннор согласится венчаться в церкви. Что же еще ему остается делать, если здание пожарной команды собираются перемещать на новое место на Главной улице? Неужели он хочет праздновать свадьбу в доме, который окажется где-нибудь на перекрестке?
   К большому разочарованию Кэт, Коннор ни слова не сказал о женитьбе. Кэт, по мере того, как рассеивалось сияние любовной страсти, попыталась утешиться роскошью такого дорогого рождественского подарка.
   – Как же тебе удалось осуществить все это так, чтобы я ничего не узнала? Никогда в жизни я не видела более красивой комнаты.
   – Все выбрала Августина, – вздохнул Коннор, – не говоря уже о шитье.
   Кэт нахмурилась и села на кровати. Это объясняло перешептывания между Коннором и Августиной, но как девушке удалось выкроить время?
   – Как же она ухитрилась справиться со своей работой и сделать все это?
   – Потратила несколько вечеров, – признался Коннор.
   – В таком случае, надеюсь, ты заплатил ей?
   Коннор, казалось, удивился.
   – Она же сама вызвалась помочь мне, милая. Ей хотелось сделать тебе приятное. Не сомневаюсь, Августина обиделась бы, предложи я ей деньги.
   Кэт спустила ноги с кровати, думая, что труды Августины – это тот вид неоплаченной работы, которую и сама Кэт выполняла всю свою жизнь. Если бы во время болезни отца его салуном управлял мужчина, то он, конечно, получил бы плату, а Кэт не только ничего не получила, но даже не была упомянута в завещании. Как несправедливо, что труд женщины считается само собой разумеющимся, а труд мужчины вознаграждается. Только Шон назвал Кэт одной из наследниц своего состояния, признав тем самым ее вклад в семейное дело. «Ладно, я сама заплачу Августине», – решила Кэт и стала одеваться. Коннор, несколько озадаченный, последовал ее примеру.
   Спускаясь по лестнице, Кот вспомнила слова Марси: «Вы не можете продолжать спать с ним. Рано или поздно, вы забеременеете». Эта мысль казалась Кэт пугающей, хотя всего месяц назад она с радостью думала о своих собственных детях, которые могут быть у них с Коннором. Мрачное настроение не оставляло Кэт до тех пор, пока на пороге не появился Шон с детьми, лепечущими рождественские поздравления. И праздник, обещавший быть унылым, превратился в радостный, благодаря веселому детскому смеху.

* * *

   Двадцать пятого декабря на рождественской службе Коннор прошептал на ухо Кэт:
   – Ты действительно думаешь, что можно венчаться в этом леднике? С тем же успехом мы могли бы провести церемонию на углу Линкольн-стрит и Главной улицы или же просто посреди дороги…
   – …где скоро окажется здание пожарной команды, – прервала его Кэт.
   – …или еще лучше, на мосту, где все мы будем мерзнуть: порядочные леди на восточном берегу, а твои протеже из «Клуба джентльменов» – на западном.
   Кэт поджала губы и ничего не ответила.

* * *

   – Августина, – сказала Кэт, когда они вместе наводили порядок после праздника, – я хочу заплатить тебе за работу, которую ты проделала в комнате наверху.
   – Не нужно, мисс Кэт, – улыбаясь ответила Августина. – Я работала с удовольствием.
   – Я тебе верю, – согласилась Кэт, – но все-таки это труд, которым ты могла бы зарабатывать себе на жизнь.
   Августина изумленно взглянула на хозяйку.
   – Не понимаю, каким образом, – заметила она, споласкивая фарфоровый сервиз Кэт.
   – В городе полно людей, у которых больше денег, чем вкуса. Почему бы им не заплатить тебе за то, что ты сделаешь их жилище красивым и уютным? Возьмем, к примеру, ту гостиную, что на моей половине дома. У Шона было достаточно денег, чтобы купить приличную мебель, однако он позволил своей жене обставить гостиную. Поверь мне, сейчас она гораздо лучше, чем когда я впервые увидела ее, и все равно, это ужасная комната. А если Ингрид возвратится, я уверена, она вернет ее в первоначальное безвкусное состояние.
   Облако грусти легко на личико Августины.
   – Я думала, его жена умерла.
   – Нет, – сказала Кэт. – Она сбежала. Никто не знает куда.
   – Понимаю. – Девушка снова занялась посудой. – И все-таки я никогда не слышала, чтобы постороннему человеку платили за обустройство дома, если он не плотник и не маляр.
   – Так делается в больших городах, – пояснила Кэт. – Может быть, ты захочешь попробовать?
   Августина терялась в сомнениях.
   – Ты могла бы дать объявление в газету, а потом показать возможным заказчикам комнату, которую обставила здесь.
   – Если они придут, – заметила девушка.
   – Ну, если не придут, ты почти ничего не потеряешь, а в случае успеха ты сможешь продавать мебель и драпировки за цену, немного превышающую первоначальную стоимость товара.
   – У меня нет денег, чтобы купить мебель и ткани.
   – Я тебе дам в долг, – пообещала Кэт. – Недавно я размышляла обо всех девушках, которым нашла мужей. Однако, вряд ли все они хотели выйти замуж. Мне пришла в голову мысль, что я проявила близорукость. По-моему, у женщины должен быть и другой выбор, кроме замужества, и в будущем я хочу создать возможность заняться каким-то делом для тех женщин, что приезжают сюда из Чикаго.
   – Замужество не такая уж плохая участь, – мудро рассудила девушка, но потом, вздохнув, добавила: – Наверное, мне все же следует принять ваше любезное предложение, мисс Кэт.
   – Хорошо, – ответила Кэт, несколько озадаченная отсутствием энтузиазма со стороны Августины. Такая талантливая женщина должна была прийти в восторг от перспективы иметь свое собственное дело. – Завтра же поместим объявление в «Лидере».
   Августина кивнула и протянула Кэт мокрый соусник.
   Вытирая его, Кэт не переставала размышлять о предложении, которое только что сделала Августине, и о причинах, побудивших ее к этому. Не думала ли она о самой себе и о своем выборе? В последнее время Коннор, казалось, был так недоволен ее деятельностью. Например, когда Кэт сказала ему, что не сможет присутствовать на званом ужине, потому что у нее заседание школьного совета, он встретил это сообщение с нескрываемой холодностью. Неужели им придется все время быть в натянутых отношениях из-за того, что Коннор убежден, будто его дела важнее?
   Однако, когда они осматривали новую комнату в башне, Кэт почувствовала, что могла бы отказаться от всех возможностей выбора, стоявших перед ней, кроме одного – замужества. От этой мысли сжалось сердце, и она с грустью поняла, что душа ее в смятении разрывается между любовью и стремлением к независимости. «Почему женщинам выпадает такая доля?» – с грустью подумала Кэт. Она ведь действительно любит Коннора и хочет быть с ним до конца жизни, но не за счет тех надежд, которые питает на будущее.

* * *

   – А это фотография малышки. Джеймс сфотографировал ее, – сказал Шоп.
   – Какая хорошенькая! – прошептала Кэт. Ей так хотелось иметь ребенка. Кэт понимала, что в этом и заключается проблема: она хочет всего – осуществить все свои проекты, выйти замуж за любимого человека, иметь от него ребенка… но они с Коннором так и не стали ближе к соглашению, чем в тот день, когда он отказался венчаться в ледяной церкви. В сущности, трения между ними усиливались с каждым днем. Когда появился первый заказчик Августины, Коннор обиделся и сказал Кэт, что вдохновляя Августину на новый проект, она заставляет его выглядеть скрягой, раз он не заплатил девушке за работу.
   – Я ей заплатила, – уверила его Кэт, думая, что Коннор с облегчением услышит это.
   – Понятно, – холодно проговорил он. – Ты заплатила за свой рождественский подарок.
   Кэт ужасно расстроилась. Что бы она ни сделала, все, на взгляд Коннора, было неправильно.
   – Шон, – нерешительно обратилась к брату Кэт, – ты знаешь, что Коннор отказывается венчаться в церкви?
   – А ты хочешь, чтобы я встал на твою сторону, верно?
   – Конечно.
   – Разбирайтесь сами, – посоветовал Шон. – Я не собираюсь проводить остаток дней в метаниях между двумя такими тупоголовыми мулами, как вы с Коннором. Откровенно говоря, я не одобряю эту женитьбу. В принципе, я планировал…
   – Ты что делал?
   – Вы с Коннором просто созданы друг для друга. Я понял это в прошлом году, в январе.
   – Ты невыносимая тупица! – выкрикнула Кэт и, засмеявшись, бросила в брата подушку, как когда они были детьми. Потом всхлипнула и обиженно спросила: – Если мы созданы друг для друга, то почему тогда не женимся?
   – Только ты можешь ответить на этот вопрос, сестренка. Если вас обвенчает священник, не вижу разницы, где будет проходить эта церемония. Ты ведь не хочешь простудиться, венчаясь в ледяной церкви?
   – Почему ты во всем обвиняешь меня? – защищалась Кэт. – Коннор все время придирается. Не хочет, чтобы я была в школьном совете, не хочет, чтобы занималась делами…
   – Может быть, он ревнует.
   – Глупости. Я никогда не интересовалась другими мужчинами.
   – Ревнует ко всем, кто претендует на твое внимание.
   – Но это же глупо. Я ведь не жалуюсь, что он проводит большую часть времени, занимаясь делами.
   – Коннор хочет обеспечить тебе хорошую жизнь, – сказал Шон.
   – Я могу сама себя обеспечить, – рассердилась Кэт.
   Шон нахмурился.
   – Ты случайно не заметила, что в твоем «да» было больше страсти, чем любви?
   – Тот, кто знает разницу между тем и другим, уверил меня, что я влюблена, – сухо обронила Кэт.
   – И кто же это мог быть? – Шон говорил еще серьезнее, чем когда спрашивал Кэт об истинной природе ее чувства, будто сам не допустил подобной ошибки. Думал ли он об Ингрид? Теперь Шон подшучивает над ней, но Кэт не собирается рассказывать ему, что источником ее знаний о любви является Марселла Вебер. Она не станет расстраивать брата, упоминая бывшую хозяйку Ингрид. И все-таки Кэт не удержалась, чтобы не спросить:
   – Полагаю, ты ничего не слышал об Ингрид?
   – Ни единого слова, – ответил он. – А ты? Кэт покачала головой.
   – Ну тогда, думаю, надо избавиться от ее одежды, – мрачно сказал Шон. – Как ты думаешь, Августине понравятся ее платья? Она почти одного роста с Ингрид.
   Кэт не хотела говорить, что Августине Макклауд, похожей на настоящую леди, безвкусные яркие наряды Ингрид будут совсем не к лицу.
   – Нет, пожалуй, не подойдут, – ответил Шон на собственный вопрос и переменил тему. – Я уже два месяца не кашляю. Доктор говорит, что я вылечился.
   – Шон, я так рада… – Кэт поколебалась с минуту, потом добавила: – Мама говорит, ты должен развестись с Ингрид, но церковь, конечно, не допустит этого. Я понимаю, это неправильно…
   – Не беспокойся, сестренка. Я уже занялся этим. – Шон замялся. – Дело в том, что мы не венчались в церкви, поэтому ни Мейв, ни церковь не могут воспрепятствовать разводу.
   Почему Шон увлекся Ингрид? Страсть? Одиночество? Кэт не хотелось обсуждать эту тему со своим братом, тем более, что теперь ей было известно, чем раньше занималась Ингрид.
   – Ну, ладно, – сказал Шон, направляясь к своей спальне, – пойду посмотрю одежду Ингрид.
   Несколько минут спустя Кэт услышала, как он кашляет, и сердце у нее похолодело от страха.
   – Это было из-за нее, – сказал Шон, появляясь в дверях. – Я открыл ее гардероб, сделал глубокий вдох и начал кашлять. – Он поднял руку с зажатым в ней платьем, зарылся лицом в ткань и упал в кресло-качалку, заходясь в безудержном кашле.
   – Духи! – догадалась Кэт, отбирая у брата платье Ингрид. – Она всегда была пропитана духами.
   – Господи! – воскликнул Шон. – Все это время я думал, что умираю, что у меня неизлечимая болезнь легких, а причина была в этом проклятом запахе. Просто не верится!
   – Я проветрю все эти платья, – сказала Кэт, – и отдам их в церковь. – Потом ей в голову пришла мысль, что лучше отдать их девушкам Марси, а церкви пожертвовать деньги.

* * *

   – Куда ты идешь, Кэт? – спросил Коннор, собиравшийся вместе с Шоном уладить кое-какие дела. – Полагаю, если тебя нет дома, то, значит, ты выступаешь за закрытие салунов, борешься за право голоса для женщин, присутствуешь на заседании школьного совета или пытаешься превратить свой маслобойный бизнес в национальную корпорацию.
   Кэт собиралась в монастырь Св. Гертруды повидаться с сестрой Фредди, которая прислала записку, что им надо поговорить о венчании. Однако, раз Коннор заговорил таким саркастическим тоном, Кэт решила не упоминать о свадьбе.
   – На тот случай, если ты не заметила, напоминаю, что в доме двое детей, за которыми нужен присмотр, – продолжал он, заматывая вокруг шеи теплый шарф, который подарила ему Кэт. – Кто присмотрит за ними, пока ты…
   – Не беда, – вмешался Шон, – Августина может присмотреть за Фибой и Шоном-Майклом.
   – У Августины нет времени смотреть за детьми, – сказал Коннор. – Кэт наладила ей бизнес.
   – Ну, не настолько уж я и занята, – ответила Августина, улыбаясь Шону.
   Кэт во все глаза смотрела на этих двоих, озадаченная их выразительными взглядами друг на друга. Потом, вспомнив о деле, она вышла из дома. Преподобная мать Хильда не разрешила Кэт сделать Фредди подружкой невесты. Не было еще случая, чтобы монахиня принимала участие в свадебной церемонии. Впрочем теперь это не имело значения. Не похоже, что им с Коннором когда-нибудь понадобятся свидетели на свадьбе. Об этом Кэт и сказала Фредди, когда они сидели на койке в ее келье в монастыре Святой Гертруды.