Страница:
-- мифами о международном коммунистическом движении,
-- о социалистическом содружестве,
-- о мировом революционном процессе,
-- о пролетарском интернационализме и т. п.
Исчезает социализм в Восточной Европе, рушатся компартии в Западной
Европе -- во всяком случае, там, где они не сумели зацепиться в качестве
хотя бы мало-мальски национальной силы. Иначе говоря, все то, что давно
зрело в реальной жизни, выплеснулось теперь наружу и приобрело натуральный
вид. И оказалось, что повсюду все не то, как представлялось и изображалось.
Но главное -- это распад мифов и противоестественных форм жизни в нашем
собственном обществе:
-- распадается экономика,
-- распадается облик социализма,
-- идеологии, как таковой, нет,
-- расползается федерация = империя,
-- рушится партия, потеряв свое место правящей и господствующей,
репрессивной и наказующей,
-- власть расшатана до критической точки, а взамен нигде пока еще
никакая другая не формируется.
Протуберанцы хаоса уже вырвались наружу, поскольку былые грозные
законы, державшие дисциплину, никто теперь не в состоянии заставить
исполнять.
21 мая
Написал М. С. разгромный отзыв на тезисы по национальному вопросу,
которые изготовили у Чебрикова в качестве платформы для обсуждения перед
Пленумом ЦК по национальным делам. Составлены по принципу: меняя, ничего не
менять.
Нужно, наконец, определиться с ролью России, русского народа в Союзе
честно и без всякой демагогии. Рефрен моего подхода: кто не хочет оставаться
с русскими, пусть "гуляет". Но и русским надо нести свое бремя достойно, на
пределе понимания и уважения к другим. А сколько еще в нас шовинистского
мещанства и гордости!!!
"Нам внятно все -- и острый галльский смысл, и сумрачный германский
гений..." -- это Блок о русских. Нужна высокая культура народа -- не
идеология, а именно культура, -- чтобы нести сейчас бремя русского человека
в Союзе, в реальной федерации.
Сходил в Кремль оформить документы на свое депутатство на Съезд
народных депутатов. Процедура проста: дали 400 рублей (а вчера показывали по
телевидению, как обстоит дело у американского конгрессмена: у него 18
сотрудников и 670 тысяч долларов в год на депутатские расходы). Но дай мне
хоть столько, все равно не знаю, что я буду делать, что смогу делать в
качестве депутата. Абсолютно не представляю себе эту свою роль. Но я просто,
наверное, устал, да и никогда не был приспособлен к активной общественной
работе. Чурался ее всячески, ибо не умел. Я камерный человек, и в политике
самое мое место -- за кулисами.
Как-то решил перелистать свои старые, 40-летней давности записные
книжицы, заполненные сразу после войны. Боже мой! Сколько же я перечитал
самой серьезной, самой немарксистской, самой философской литературы! И
сколько я повыписывал из нее -- уйма. И это в разгар культа личности, до
которого в душе мне не было никакого дела. Я жил отдельно от внешней
идеологической среды. И ни до, ни во время, ни после войны культ, сталинизм
никак не отразились на моем внутреннем развитии. Хотя глухота совести и ума
появилась. И как это ни странно, именно после XX съезда, во время
хрущевского отступления от этого съезда и моей работы в Отделе науки ЦК,
отуплявшей и духовно развращавшей. Но потом был журнал "Проблемы мира и
социализма", что меня и спасло.
Когда М. С. повторяет: "Все мы дети своего времени" (в том смысле, что
всем нам надо соскребать с себя прошлое) -- и меня в свою компанию
зачисляет, я не "присоединяюсь". Я жил все-таки в основном по законам
московской интеллигенции. Никогда у меня не было ненависти к
белогвардейщине, никогда я никого, включая Троцкого, не считал врагами
народа, никогда не восхищался Сталиным и всегда во мне вызывало отвращение
его духовное убожество. Никогда не исповедовал официальный
марксизм-ленинизм. Если бы Бог дал мне ум посильнее и характер
поорганизованнее, наверное, что-то сумел бы оставить после себя. А впрочем,
что оставлять. Загладин, например, написал в общей сложности около тысячи
печатных листов, а кому это нужно? Кто это когда станет читать? И хорошо,
что начиная с середины 70-х годов я перестал публиковаться... не только
из-за лени, а и потому, что не мог писать так, чтобы потом не было стыдно.
Так что, Михаил Сергеевич, не все мы дети своего времени. Некоторые --
дети XIX века. И обязан я, наверное, этим, если уж к самым корням идти,
своей матери, которая своими несостоявшимися с точки зрения практических
результатов попытками дать мне домашнее воспитание (уроки французского,
немецкого, музыки, лучшие школы на Маросейке -- в Петроверигском переулке и
в 1-й опытной имени Горького) привила мне желание (пусть сначала это было
чисто тщеславным импульсом) стать человеком культуры, интеллигентом,
сохранить нечто дворянское в своих взглядах и в поведении.
28 мая
Со Съезда народных депутатов. И серая масса, агрессивно-послушное
большинство, по определению Юрия Афанасьева, и интеллектуалы отвергают
внутреннюю политику Горбачева. Первые -- за пустые полки магазинов, вторые
-- за некомпетентность (а где их собственная компетентность, в том числе
академиков?).
Горбачев ведет съезд на пределе возможного. Но он не может справиться с
последствиями своей доверчивости и привязанности к аппаратным методам. Увы,
старое тянет, как в свое время у Никиты. Хотя, конечно, с поправочным
коэффициентом на интеллигентность и образованность. Ошибка за ошибкой в
тактике и не всегда удачные импровизации. Недооценил он того, чем могут
обернуться Карабах, Тбилиси, история с Гдляном. Опять же положился на старые
приемы. Решил, видимо, что никто не осмелится "катить" против него.
"Дачная" ахиллесова пята сейчас обнажилась. Недоумение по поводу
роскошных резиденций в Крыму и под Москвой я высказывал М. С. еще в
сентябре. Если он хочет иметь то, что вроде положено президенту
сверхдержавы, он должен и вести себя как президент, т.е. с нарастающим
акцентом на авторитарность. Только тогда наш народ признает за ним право
жить во дворце и ... заткнется. Если же он будет изображать из себя
демократа -- я, мол, такой, как и все вы, -- это обернется дискредитацией,
потерей почтения к "высшей власти".
До жути страшно становится: на глазах разваливаются столь привычные
авторитет и власть. Готов ли к этому сам М. С.?
Накануне съезда он опять собрал секретарей обкомов, инструктировал,
давал понять, что они опора. А эту опору на выборах делегатов съезда
прокатили с треском. Это ли не сигнал для партаппарата: либо уходить, либо
адаптироваться? Время для них течет со скоростью горного потока. Плохо, что
он держит рядом лишь Яковлева и иногда Медведева. Шахназаров шумит: почему
М. С. не опирается на нас с тобой?! Не глупые мы, а главное, можем говорить
что думаем. И мы связаны как раз с той средой, которая сейчас на съезде
наиболее активна, мы чувствуем ее векторы. Почему он варится только в
яковлевском соку, который сам сейчас в растерянности?!
Еще одно наблюдение со съезда. Диапазон делегатов от Прибалтики до
Средней Азии и Сибири огромен. Это особенно видно, поскольку делегаты и
"территориально" расположены в зале в разных концах. И этот диапазон -- от
культурности и демократизма до сталинизма и брежневизма -- по уровню
сознания и настроениям. Одни "чешут" латинскими выражениями, другие
"захлопывают" несогласных и выкрикивают в микрофон всякую белиберду.
11 сентября 1989 года
Запись после возвращения из Крыма, где был при нем во время отпуска.
Я не мог проникнуть в его тайные замыслы (если они есть), когда он там
диктовал статью против правых и левых, резко высказался против требования
стабильности: какая, мол, стабильность, ведь революция у нас. Если
стабильность, то конец перестройке, стабильность -- это застой. В революции
и должна быть нестабильность. Но тогда чего возмущаться теми, кто
баламутит?! Душевное состояние у него без паники. Будто где-то в глубине он
убежден, что не потонет. Опасный крен у него -- поддакивание "россиянам"
(встречался с Бондаревым, дал героя Астафьеву, сделал Куняева редактором
"Литературной России"). Вновь и вновь повторяет: если Россия поднимется, вот
тогда-то начнется. Что начнется? Железно он стоит против образования
Компартии РСФСР, против придания РСФСР полного статуса союзной республики.
На Политбюро так и сказал: тогда конец империи. Словом, держится за старые
рычаги. Хотя волю стране дал небывалую. И теперь уже не удержишь, не
вернешь. И в экономике тоже... Боится рынка, боится свободных цен, боится
кооперации. Боится разогнать Политбюро и ведомства, хотя видит, что аренда
на селе без этого не пойдет. Сам же на последнем Политбюро заявил, что
мартовский Пленум (по сельскому хозяйству) завалили, ибо там ставился вопрос
об изменении роли собственности в производственных отношениях.
Не согласился со мной созвать очередной съезд КПСС в ноябре с одним
только вопросом -- о переизбрании ЦК. Я ему три страницы аргументов написал.
Нет, говорит. Хотя понимает, что ЦК против него, против перестройки, что в
этом составе он губит остатки авторитета партии. Не хочет М. С. круто
разделаться с окружением и воспользоваться своей новой властью фактического
президента.
17 сентября
Не нашли мы еще выход к новой России. М. С. на Политбюро советовался:
мол, ему, наверное, надо выступить в "Коммунисте" о том, что такое социализм
и его обновление. Идея прошлогодняя. Начато это мною еще в Крыму в прошлом
году по его заданию. Теперь тему доводит Иван Фролов со своими Лацисом и
Колесниковым. Уверен, ничего серьезного не получится, потому что прав Юрий
Афанасьев: надо отойти от дилеммы капитализм -- социализм. Это нафталин.
Нельзя искать будущее на путях марксизма-ленинизма, как его ни обновляй.
Нужна совершенно свободная мысль и теория, основанная сугубо на реалиях
современности. Марксизм-ленинизм -- это XIX век, в XX он дал горькие плоды.
Вчера пошел на Крымскую набережную в картинную галерею. В вестибюле
давно там поставлены скульптуры: красноармеец на посту со штыком и в дохе;
пастух из Дагестана, Зоя Космодемьянская и т. п. И ужаснулся я: ведь
демонтируем все, что было идейной атмосферой нашей молодости. Все
приобретает значение с обратным знаком. Все вокруг, оказывается, было ложью.
Но, наверное, всегда так на поворотах.
И подумал: хорошо все-таки, что я в молодые годы не увлекался
политикой. И в комсомол не вступил, и читал Ницше и Шопенгауэра, горьковскую
"Всемирную литературу", Достоевского в довоенных (до 1914 года) изданиях и
сотни других книг. Причем выбирал те, которых другие не читали.
Оригинальничал. А в результате не утратил того, о чем сейчас плачет наша
"передовая" пресса -- моральных норм и совести. В результате никогда не был
под обаянием Сталина. Никогда не считал его великим, потому что он не был в
моих глазах благородным человеком и интеллигентом, человеком культуры.
24 сентября
Вчера присутствовал на встрече Горбачева с Тэтчер. Красивая, умная,
женственная. Это неправда, что она баба с яйцами, мужик в юбке. Она во всем
женщина, еще какая! Хвалит Горбачева. Телевидение ей вчера дало чуть ли не
целый час для этого. Она, наверное, правильно поняла замысел М. С.: ему
наплевать на идеологию коммунизма, он хочет сделать свою страну нормальным,
цивилизованным государством. И если бы не катастрофа с "благосостоянием
народа", она уже стала бы такой.
Начинаю готовить визит в Финляндию.
9 октября 1989 года
После поездки Горбачева в Берлин.
Европа вся в восторге от его высказываний там. И все шепчут нашим
дипломатам и вообще советским, что это хорошо, что СССР высказался деликатно
против воссоединения Германии. Аттали (помощник Миттерана) заговорил всерьез
о восстановлении советско-французского союза, включая военную интеграцию. Я
вспомнил в связи с этим: Тэтчер, разговаривая с Горбачевым, попросила вдруг
не записывать, что она дальше скажет. А сказала она примерно следующее: "Я
решительно против объединения Германии. Но я не могу этого сказать вслух ни
у себя дома, ни в НАТО".
В общем понятно: нашими руками хотят остановить немцев.
11 октября
Вместе с Шахназаровым учинили "погром" записке Шеварднадзе и Крючкова
по поводу политики в отношении стран соцориентации. Застенчивые изменения
они предложили. Мы же с Шахом выступили вообще против самой этой категории
("соцориентация"), против деления "третьего мира" по идеологическому
признаку, против экспорта туда оружия, что соблазняет правителей этих стран
заниматься не тем, чем следовало бы. Словом, мы предложили коренное
изменение курса на этом направлении, ибо прежнее, сложившееся на
идеологических предпосылках и на основе военно-стратегических соображений,
-- это курс позавчерашнего дня, он не оправдал себя, обанкротился и
несовместим с новым мышлением.
М. С. велел разослать наш меморандум членам Политбюро.
Чем-то кончится эта наша затея?
23 октября
Начитался вчера западных анализов нашей экономики. Рекомендаций полно.
И все, кроме, конечно, Пайпса и Бжезинского, -- с позиций заинтересованности
в успехе перестройки. Успех понимается в основном по-тэтчеровс-ки. Наиболее
серьезные -- с пониманием, что мы не можем превратиться целиком в западное
общество. Есть и такие, которые предрекают советское экономическое чудо,
если... Общее у всех у них то, что надо, мол, Горбачеву наконец решиться на
прорыв, не тянуть, не осторожничать, уйти от половинчатости, так как время
работает против него. Неизбежны тяжелые времена для определенной части
общества, но есть мировые законы оздоровления экономики и никому еще не
удавалось их обмануть. Общее еще у тех и других -- персонификация нашей
реформы. Все они апеллируют к Горбачеву. Вот, мол, если бы он сделал так-то
и так-то, если бы он решился на то-то и то-то, и т. д. Но беда заключается в
том, что он уже не властен ничего решительного сделать, даже если бы
решился. И не потому, как они там думают, что существует рядом Лигачев,
бюрократический аппарат, а потому что у него нет механизма добиться
проведения в жизнь своих решений. Их некому проводить. Партию уже никто не
признает в этом качестве, а Советы по-прежнему беспомощны. Хозяйственники
между двух стульев: никаких указаний к ним не поступает, свободой своей
распоряжаться они не могут и не знают, к кому "тыркнуться", чтобы
производство функционировало и чтобы связи с другими предприятиями
сохранить.
Аппарат на всех уровнях деморализован или пассивно ждет, когда все это
завалится. А им, аппаратчикам, все равно уже терять нечего. Лозунг "включить
человека, человеческий фактор" повис в воздухе, потому что наш человек без
поводыря оказался заброшенным и озлобился, потому что ничего у него нет и не
у кого теперь просить и требовать. Остается только кричать и поносить все
вокруг.
Опасно поднимает голову рабочий класс. В лидеры к нему приходят
профсоюзники и партийные деятели райкомовского звена, которые поняли, что
место им может спасти только махровый популизм и демагогия, обращенная к
самому верху.
А М. С. продолжает заигрывать со всякими Яриными, которого на митингах
требуют ввести в Политбюро. Так что и здесь идеология подставляет Горбачеву
ножку. И не только ему, а и всей перестройке. И не только в экономике, но и
в гласности.
29 октября
Поездка в Финляндию убедила, что и от нее мы отстали уже на десятки
лет. Но и в эти четыре года перестройки упускали время, все осторожничали.
Горбачев боялся за социалистические ценности, а теперь эти ценности
оборачиваются против него, потому что возникает рабочее движение со своим
естественным тред-юнионистским законом: дай мне, а на остальное наплевать...
Вчера был у Брутенца в больнице. Он лежит с инфарктом. Поговорили часа
полтора о том, конечно, куда мы катимся и что думает Горбачев. Я говорю: М.
С. искренне верит в формулу: социализм -- творчество масс. Вот они и творят.
А что получится, мол, посмотрим. Карен согласился, но добавил, что надо при
этом все-таки и управлять. А как управлять, возразил я, когда нет никаких
механизмов для этого.
План можно составить, но никто не захочет теперь жить по какому-то
плану. Насытились мы всякими планами. Да если бы и захотели, не смогли бы.
Мы достаточно уже доказали всем и себе, что общество по плану развиваться не
может. Государство может, до какого-то момента, пока окончательно не
оторвется от общества.
Да к тому же известно, что нельзя регулировать неизвестное.
6 ноября 1989 года
По поводу очередной истерики Рыжкова на Политбюро. Мол, со всех сторон
кричат о кризисе. Экономика -- в кризисе, общество -- в кризисе, партия -- в
кризисе, снабжение -- в кризисе. Все в кризисе! М. С. заметил ему: но они
ведь только повторяют то, что мы сами сказали, в том числе на XIX
партконференции. Вот когда кричат о катастрофе, тут я не согласен.
1 января 1990 года
Примерно месяца полтора назад, после очередной встречи с видным
иностранцем М. С. сказал мне, потом Шахназарову, потом Яковлеву: "Я свое
дело сделал!" Воистину так, но не думаю, что он захочет уйти. Скорее всего
ему придется стать президентом. И тогда появится еще одна пауза, захотят
посмотреть, как он распорядится и справится -- не обремененный наличием
Лигачева, Политбюро, ЦК и т. п.
2 января
Размышления по итогам поездки в Италию и на Мальту. Визит в Италию не
казался значительным. И переговоры, и подписанные документы -- все это уже
было с другими странами и все это мало пока идет в дело и для нас, и для
них. Суть в изменении атмосферы и всей политической ситуации. Тут в Италии,
умноженные на темперамент, фантастически искренние симпатии к Горбачеву --
это не просто популярность.
Острее всего я почувствовал это в Милане, где была просто массовая
истерия. Машина еле-еле продвигалась через толпу. А когда он вышел на
площади Л а Скала и пошел по галерее к муниципалитету (это почти километр),
происходило что-то невероятное. Сплошная плотная масса, которую полицейским
с огромным трудом удавалось раздвигать, чтобы дать ему сделать несколько
шагов. В окнах, на балконах, на перекладинах, между стенами под сводами
галереи, на любых выступах люди нависали друг на друга. Под крышей галереи
-- оглушающий вопль: "Горби! Горби!" Полицию в конце концов смяли.
Охранников затолкали и растащили.
Только самодисциплина людей позволила предотвратить давку, "ходынку". В
муниципалитете Горбачев не смог произнести заготовленную заранее речь.
Признался мне потом, что был просто в шоке, и заготовленные слова куда-то
все делись. По выходе из мэрии к машине прорвались женщины, судя по одежде
явно из высшего света. Со слезами, в истерике бросаются на стекла машины, их
оттаскивают, они вырываются...
Что это? Для меня объяснение одно. Мы не знали и не могли понять, какой
ужас много лет наводили на Европу своей военной мощью, 68-м годом в
Чехословакии, своим Афганистаном, каким потрясением для европейцев была
установка СС-20. Мы знать этого не хотели, мы демонстрировали мощь
социализма. И вот Горбачев убрал этот ужас, и страна наша предстала
нормальной, даже несчастной. Вот почему мы имеем этот Милан. Вот почему
Горбачев теперь не только "человек года", но "человек десятилетия" (по
Time'y).
Я болел эти дни. По звонкам от Гусенкова и Шахназарова почувствовал
тревогу. Предстоит Политбюро. Ждут основательного разговора: кто за что и с
кем.
Однако тревога оказалась преждевременной. Горбачев спокойно оценил
итоги года. В духе своего новогоднего приветствия порассуждал об
экономической программе Рыжкова, утвержденной съездом. Сказал, что надо
"браться с первого дня", что 90-й год -- решающий. И заключил: "Если не
изменим положение со снабжением, нам надо уходить".
Обсудили, когда ему ехать в Литву. Некоторые предложили потянуть с
поездкой. Никаких наших идей, которые мы с Шахназаровым пытались навязать
ему в связи с поездкой, при обсуждении не появилось. А мы ему говорили, что
без предложения заключить договор между Литвой и СССР лучше не ехать вообще,
ибо это провал.
4 января
Мой прогноз: спасение перестройки в ее рутинизации, в пассивизации
народа. Но и это при условии, что хоть чуть-чуть будет улучшаться с едой в
России. А Союз, я думаю, начнет сокращаться. Прибалтика станет договорной
частью Союза, саму Россию будут изнутри растаскивать татары, башкиры, якуты,
коми и т. д.
21 января
Между прочим, день смерти Ленина... А как-то незаметно. Вчера утром на
Политбюро тайно обсуждали ситуацию в Азербайджане. Заодно решили проводить в
июне партийный съезд. Опять Горбачев опоздал. Я и другие доказывали ему еще
летом, что съезд надо проводить в 1989 году, до сессии Верховного Совета, до
Съезда народных депутатов. Все равно к этому пришел, но время-то упущено. И
он, стараясь сохранить партию, теряет ее, а главное, остается опутанный
Лигачевым и компанией, аппаратом, отделом оргпартработы, не говоря уже об
обкомовских бонзах типа только что прогнанного Богомякова из Тюмени и т. п.
После Литвы и в связи с событиями в Азербайджане, которые, кстати,
вызвали яростную демонстрацию женщин в Краснодаре, Ставрополье, в
Ростове-на-Дону, в Туапсе, в казацких станицах и русских крестьянских селах
против набора резервистов, направляемых на "усмирение Кавказа". Женщины
кричали: "Нет новому Афгану! Почему русские мужики должны умирать из-за
всяких армян и азербайджанцев? Пусть сами разбираются, вместо того чтобы
спекулировать на наших рынках!"
Так вот, под воздействием всего этого я вспомнил "концепцию"
Распутина--Астафьева (о том, что Россия должна уйти из СССР). Читаю сейчас
Владимира Соловьева "Национальный вопрос в России" и стал склоняться к тому,
что многонациональную проблему Союза можно решить только через русский
вопрос. Пусть Россия уходит из СССР и пусть остальные поступают, как хотят.
Правда, если уйдет и Украина, мы на время перестанем быть великой державой.
Ну и что? Переживем и вернем себе это звание через возрождение России.
23 января
Вчера за день начитался всякой информации о событиях в мире. Восточная
Европа "отваливает" от нас совсем, и неудержимо.
И все больше очевидно, что "общеевропейский дом" будет (если будет!)
без нас, без СССР, а мы пока "пусть поживем" по соседству. И везде рушится
ком-движение. Новая, новая эра наступает. Решительнее, смелее надо уходить
от стереотипов, иначе останемся в хвосте мировой истории. А Горбачева еще
прочно держат за фалды страхи из прошлого. Он скорее инстинктом рвется на
новые просторы, а разум не охватывает всего или боится "делать выводы"
политические.
25 февраля 1990 года
Из реплик в узком кругу, из звонка ко мне Раисы Максимовны я
почувствовал, что Горбачев готов уйти. Великое дело он уже сделал, а теперь,
мол, сам народ, которому он дал свободу, пусть решает свою судьбу как хочет
и как сможет. Впрочем, держит его чувство ответственности и надежда, что
все-таки еще можно "упорядочить процесс".
На что же опираться Горбачеву в нынешней ситуации? Народ он оттолкнул
пустыми полками и беспорядком. Перестроечных партийцев -- объятиями с
Лигачевым. Перестроечную интеллигенцию -- заигрыванием с Бондаревым,
Беловым, Распутиным. Националов -- тем, что не "отпускает" их либо не
"спасает" одних за счет других. Упущен шанс: надо было сразу после
январского Пленума, в чрезвычайном порядке, в нарушение конституционной
нормы созвать Съезд народных депутатов. Сыграть на том, что они -- сами
народные депутаты -- полномочны решать, законно они или незаконно собрались
в Москве, чтобы избрать президента.
А между тем вчера умер Дезька. Горбачев явно ведет дело к реальной
многопартийности. Иначе не могла бы появиться записка за подписью Кручины и
Павлова (зав. Отделом адморганов ЦК) об инвентаризации партийного имущества
и подготовке к передаче государству всего того, что принадлежало партии
(механизмы шифроинформации и связи, закрытые телефоны, партийные здания,
гебешная охрана, просто непомерная для политической партии как таковой, и т.
д.). Срок -- 2 месяца.
В пятницу приходил ко мне Креддок (внешнеполитический помощник Тэтчер).
Выяснял, продержится ли Горбачев, и в этом контексте -- об объединении
Германии. Боятся. Мадам больше кого бы то ни было в Европе боится, как бы
Великобритания совсем не лишилась положения великой державы. И логика, и
аргументы ее посыльного понятны и в общем те же, что и у нас. Но для них
выход -- Германию в НАТО. Я с ним полтора часа говорил, держался совершенно
натурально, без всякой самоцензуры. А опомнившись, не сразу сообразил, что
разговаривал отнюдь не с "товарищем".
На Политбюро в силовом духе, с позиций "единой и неделимой" (так прямо
Воротников, например, и произносит) обсуждался вопрос об отделении Литвы, о
Союзном договоре. И Горбачев говорил в унисон с Лигачевым, Рыжковым, тем же
Воротниковым. Словом, происходит отрыв от реальности, который грозит тем,
что останется один аргумент -- танки.
Смятение в душе. Общество рассыпается, а зачатков формирования нового
пока не видно. У Горбачева, по моим последним наблюдениям, утрачено чувство
управляемости процессом. Он, кажется, тоже "заблудился" (любимое его
словечко) в том, что происходит, и начинает искать "простые решения" (тоже
любимый его термин).
-- о социалистическом содружестве,
-- о мировом революционном процессе,
-- о пролетарском интернационализме и т. п.
Исчезает социализм в Восточной Европе, рушатся компартии в Западной
Европе -- во всяком случае, там, где они не сумели зацепиться в качестве
хотя бы мало-мальски национальной силы. Иначе говоря, все то, что давно
зрело в реальной жизни, выплеснулось теперь наружу и приобрело натуральный
вид. И оказалось, что повсюду все не то, как представлялось и изображалось.
Но главное -- это распад мифов и противоестественных форм жизни в нашем
собственном обществе:
-- распадается экономика,
-- распадается облик социализма,
-- идеологии, как таковой, нет,
-- расползается федерация = империя,
-- рушится партия, потеряв свое место правящей и господствующей,
репрессивной и наказующей,
-- власть расшатана до критической точки, а взамен нигде пока еще
никакая другая не формируется.
Протуберанцы хаоса уже вырвались наружу, поскольку былые грозные
законы, державшие дисциплину, никто теперь не в состоянии заставить
исполнять.
21 мая
Написал М. С. разгромный отзыв на тезисы по национальному вопросу,
которые изготовили у Чебрикова в качестве платформы для обсуждения перед
Пленумом ЦК по национальным делам. Составлены по принципу: меняя, ничего не
менять.
Нужно, наконец, определиться с ролью России, русского народа в Союзе
честно и без всякой демагогии. Рефрен моего подхода: кто не хочет оставаться
с русскими, пусть "гуляет". Но и русским надо нести свое бремя достойно, на
пределе понимания и уважения к другим. А сколько еще в нас шовинистского
мещанства и гордости!!!
"Нам внятно все -- и острый галльский смысл, и сумрачный германский
гений..." -- это Блок о русских. Нужна высокая культура народа -- не
идеология, а именно культура, -- чтобы нести сейчас бремя русского человека
в Союзе, в реальной федерации.
Сходил в Кремль оформить документы на свое депутатство на Съезд
народных депутатов. Процедура проста: дали 400 рублей (а вчера показывали по
телевидению, как обстоит дело у американского конгрессмена: у него 18
сотрудников и 670 тысяч долларов в год на депутатские расходы). Но дай мне
хоть столько, все равно не знаю, что я буду делать, что смогу делать в
качестве депутата. Абсолютно не представляю себе эту свою роль. Но я просто,
наверное, устал, да и никогда не был приспособлен к активной общественной
работе. Чурался ее всячески, ибо не умел. Я камерный человек, и в политике
самое мое место -- за кулисами.
Как-то решил перелистать свои старые, 40-летней давности записные
книжицы, заполненные сразу после войны. Боже мой! Сколько же я перечитал
самой серьезной, самой немарксистской, самой философской литературы! И
сколько я повыписывал из нее -- уйма. И это в разгар культа личности, до
которого в душе мне не было никакого дела. Я жил отдельно от внешней
идеологической среды. И ни до, ни во время, ни после войны культ, сталинизм
никак не отразились на моем внутреннем развитии. Хотя глухота совести и ума
появилась. И как это ни странно, именно после XX съезда, во время
хрущевского отступления от этого съезда и моей работы в Отделе науки ЦК,
отуплявшей и духовно развращавшей. Но потом был журнал "Проблемы мира и
социализма", что меня и спасло.
Когда М. С. повторяет: "Все мы дети своего времени" (в том смысле, что
всем нам надо соскребать с себя прошлое) -- и меня в свою компанию
зачисляет, я не "присоединяюсь". Я жил все-таки в основном по законам
московской интеллигенции. Никогда у меня не было ненависти к
белогвардейщине, никогда я никого, включая Троцкого, не считал врагами
народа, никогда не восхищался Сталиным и всегда во мне вызывало отвращение
его духовное убожество. Никогда не исповедовал официальный
марксизм-ленинизм. Если бы Бог дал мне ум посильнее и характер
поорганизованнее, наверное, что-то сумел бы оставить после себя. А впрочем,
что оставлять. Загладин, например, написал в общей сложности около тысячи
печатных листов, а кому это нужно? Кто это когда станет читать? И хорошо,
что начиная с середины 70-х годов я перестал публиковаться... не только
из-за лени, а и потому, что не мог писать так, чтобы потом не было стыдно.
Так что, Михаил Сергеевич, не все мы дети своего времени. Некоторые --
дети XIX века. И обязан я, наверное, этим, если уж к самым корням идти,
своей матери, которая своими несостоявшимися с точки зрения практических
результатов попытками дать мне домашнее воспитание (уроки французского,
немецкого, музыки, лучшие школы на Маросейке -- в Петроверигском переулке и
в 1-й опытной имени Горького) привила мне желание (пусть сначала это было
чисто тщеславным импульсом) стать человеком культуры, интеллигентом,
сохранить нечто дворянское в своих взглядах и в поведении.
28 мая
Со Съезда народных депутатов. И серая масса, агрессивно-послушное
большинство, по определению Юрия Афанасьева, и интеллектуалы отвергают
внутреннюю политику Горбачева. Первые -- за пустые полки магазинов, вторые
-- за некомпетентность (а где их собственная компетентность, в том числе
академиков?).
Горбачев ведет съезд на пределе возможного. Но он не может справиться с
последствиями своей доверчивости и привязанности к аппаратным методам. Увы,
старое тянет, как в свое время у Никиты. Хотя, конечно, с поправочным
коэффициентом на интеллигентность и образованность. Ошибка за ошибкой в
тактике и не всегда удачные импровизации. Недооценил он того, чем могут
обернуться Карабах, Тбилиси, история с Гдляном. Опять же положился на старые
приемы. Решил, видимо, что никто не осмелится "катить" против него.
"Дачная" ахиллесова пята сейчас обнажилась. Недоумение по поводу
роскошных резиденций в Крыму и под Москвой я высказывал М. С. еще в
сентябре. Если он хочет иметь то, что вроде положено президенту
сверхдержавы, он должен и вести себя как президент, т.е. с нарастающим
акцентом на авторитарность. Только тогда наш народ признает за ним право
жить во дворце и ... заткнется. Если же он будет изображать из себя
демократа -- я, мол, такой, как и все вы, -- это обернется дискредитацией,
потерей почтения к "высшей власти".
До жути страшно становится: на глазах разваливаются столь привычные
авторитет и власть. Готов ли к этому сам М. С.?
Накануне съезда он опять собрал секретарей обкомов, инструктировал,
давал понять, что они опора. А эту опору на выборах делегатов съезда
прокатили с треском. Это ли не сигнал для партаппарата: либо уходить, либо
адаптироваться? Время для них течет со скоростью горного потока. Плохо, что
он держит рядом лишь Яковлева и иногда Медведева. Шахназаров шумит: почему
М. С. не опирается на нас с тобой?! Не глупые мы, а главное, можем говорить
что думаем. И мы связаны как раз с той средой, которая сейчас на съезде
наиболее активна, мы чувствуем ее векторы. Почему он варится только в
яковлевском соку, который сам сейчас в растерянности?!
Еще одно наблюдение со съезда. Диапазон делегатов от Прибалтики до
Средней Азии и Сибири огромен. Это особенно видно, поскольку делегаты и
"территориально" расположены в зале в разных концах. И этот диапазон -- от
культурности и демократизма до сталинизма и брежневизма -- по уровню
сознания и настроениям. Одни "чешут" латинскими выражениями, другие
"захлопывают" несогласных и выкрикивают в микрофон всякую белиберду.
11 сентября 1989 года
Запись после возвращения из Крыма, где был при нем во время отпуска.
Я не мог проникнуть в его тайные замыслы (если они есть), когда он там
диктовал статью против правых и левых, резко высказался против требования
стабильности: какая, мол, стабильность, ведь революция у нас. Если
стабильность, то конец перестройке, стабильность -- это застой. В революции
и должна быть нестабильность. Но тогда чего возмущаться теми, кто
баламутит?! Душевное состояние у него без паники. Будто где-то в глубине он
убежден, что не потонет. Опасный крен у него -- поддакивание "россиянам"
(встречался с Бондаревым, дал героя Астафьеву, сделал Куняева редактором
"Литературной России"). Вновь и вновь повторяет: если Россия поднимется, вот
тогда-то начнется. Что начнется? Железно он стоит против образования
Компартии РСФСР, против придания РСФСР полного статуса союзной республики.
На Политбюро так и сказал: тогда конец империи. Словом, держится за старые
рычаги. Хотя волю стране дал небывалую. И теперь уже не удержишь, не
вернешь. И в экономике тоже... Боится рынка, боится свободных цен, боится
кооперации. Боится разогнать Политбюро и ведомства, хотя видит, что аренда
на селе без этого не пойдет. Сам же на последнем Политбюро заявил, что
мартовский Пленум (по сельскому хозяйству) завалили, ибо там ставился вопрос
об изменении роли собственности в производственных отношениях.
Не согласился со мной созвать очередной съезд КПСС в ноябре с одним
только вопросом -- о переизбрании ЦК. Я ему три страницы аргументов написал.
Нет, говорит. Хотя понимает, что ЦК против него, против перестройки, что в
этом составе он губит остатки авторитета партии. Не хочет М. С. круто
разделаться с окружением и воспользоваться своей новой властью фактического
президента.
17 сентября
Не нашли мы еще выход к новой России. М. С. на Политбюро советовался:
мол, ему, наверное, надо выступить в "Коммунисте" о том, что такое социализм
и его обновление. Идея прошлогодняя. Начато это мною еще в Крыму в прошлом
году по его заданию. Теперь тему доводит Иван Фролов со своими Лацисом и
Колесниковым. Уверен, ничего серьезного не получится, потому что прав Юрий
Афанасьев: надо отойти от дилеммы капитализм -- социализм. Это нафталин.
Нельзя искать будущее на путях марксизма-ленинизма, как его ни обновляй.
Нужна совершенно свободная мысль и теория, основанная сугубо на реалиях
современности. Марксизм-ленинизм -- это XIX век, в XX он дал горькие плоды.
Вчера пошел на Крымскую набережную в картинную галерею. В вестибюле
давно там поставлены скульптуры: красноармеец на посту со штыком и в дохе;
пастух из Дагестана, Зоя Космодемьянская и т. п. И ужаснулся я: ведь
демонтируем все, что было идейной атмосферой нашей молодости. Все
приобретает значение с обратным знаком. Все вокруг, оказывается, было ложью.
Но, наверное, всегда так на поворотах.
И подумал: хорошо все-таки, что я в молодые годы не увлекался
политикой. И в комсомол не вступил, и читал Ницше и Шопенгауэра, горьковскую
"Всемирную литературу", Достоевского в довоенных (до 1914 года) изданиях и
сотни других книг. Причем выбирал те, которых другие не читали.
Оригинальничал. А в результате не утратил того, о чем сейчас плачет наша
"передовая" пресса -- моральных норм и совести. В результате никогда не был
под обаянием Сталина. Никогда не считал его великим, потому что он не был в
моих глазах благородным человеком и интеллигентом, человеком культуры.
24 сентября
Вчера присутствовал на встрече Горбачева с Тэтчер. Красивая, умная,
женственная. Это неправда, что она баба с яйцами, мужик в юбке. Она во всем
женщина, еще какая! Хвалит Горбачева. Телевидение ей вчера дало чуть ли не
целый час для этого. Она, наверное, правильно поняла замысел М. С.: ему
наплевать на идеологию коммунизма, он хочет сделать свою страну нормальным,
цивилизованным государством. И если бы не катастрофа с "благосостоянием
народа", она уже стала бы такой.
Начинаю готовить визит в Финляндию.
9 октября 1989 года
После поездки Горбачева в Берлин.
Европа вся в восторге от его высказываний там. И все шепчут нашим
дипломатам и вообще советским, что это хорошо, что СССР высказался деликатно
против воссоединения Германии. Аттали (помощник Миттерана) заговорил всерьез
о восстановлении советско-французского союза, включая военную интеграцию. Я
вспомнил в связи с этим: Тэтчер, разговаривая с Горбачевым, попросила вдруг
не записывать, что она дальше скажет. А сказала она примерно следующее: "Я
решительно против объединения Германии. Но я не могу этого сказать вслух ни
у себя дома, ни в НАТО".
В общем понятно: нашими руками хотят остановить немцев.
11 октября
Вместе с Шахназаровым учинили "погром" записке Шеварднадзе и Крючкова
по поводу политики в отношении стран соцориентации. Застенчивые изменения
они предложили. Мы же с Шахом выступили вообще против самой этой категории
("соцориентация"), против деления "третьего мира" по идеологическому
признаку, против экспорта туда оружия, что соблазняет правителей этих стран
заниматься не тем, чем следовало бы. Словом, мы предложили коренное
изменение курса на этом направлении, ибо прежнее, сложившееся на
идеологических предпосылках и на основе военно-стратегических соображений,
-- это курс позавчерашнего дня, он не оправдал себя, обанкротился и
несовместим с новым мышлением.
М. С. велел разослать наш меморандум членам Политбюро.
Чем-то кончится эта наша затея?
23 октября
Начитался вчера западных анализов нашей экономики. Рекомендаций полно.
И все, кроме, конечно, Пайпса и Бжезинского, -- с позиций заинтересованности
в успехе перестройки. Успех понимается в основном по-тэтчеровс-ки. Наиболее
серьезные -- с пониманием, что мы не можем превратиться целиком в западное
общество. Есть и такие, которые предрекают советское экономическое чудо,
если... Общее у всех у них то, что надо, мол, Горбачеву наконец решиться на
прорыв, не тянуть, не осторожничать, уйти от половинчатости, так как время
работает против него. Неизбежны тяжелые времена для определенной части
общества, но есть мировые законы оздоровления экономики и никому еще не
удавалось их обмануть. Общее еще у тех и других -- персонификация нашей
реформы. Все они апеллируют к Горбачеву. Вот, мол, если бы он сделал так-то
и так-то, если бы он решился на то-то и то-то, и т. д. Но беда заключается в
том, что он уже не властен ничего решительного сделать, даже если бы
решился. И не потому, как они там думают, что существует рядом Лигачев,
бюрократический аппарат, а потому что у него нет механизма добиться
проведения в жизнь своих решений. Их некому проводить. Партию уже никто не
признает в этом качестве, а Советы по-прежнему беспомощны. Хозяйственники
между двух стульев: никаких указаний к ним не поступает, свободой своей
распоряжаться они не могут и не знают, к кому "тыркнуться", чтобы
производство функционировало и чтобы связи с другими предприятиями
сохранить.
Аппарат на всех уровнях деморализован или пассивно ждет, когда все это
завалится. А им, аппаратчикам, все равно уже терять нечего. Лозунг "включить
человека, человеческий фактор" повис в воздухе, потому что наш человек без
поводыря оказался заброшенным и озлобился, потому что ничего у него нет и не
у кого теперь просить и требовать. Остается только кричать и поносить все
вокруг.
Опасно поднимает голову рабочий класс. В лидеры к нему приходят
профсоюзники и партийные деятели райкомовского звена, которые поняли, что
место им может спасти только махровый популизм и демагогия, обращенная к
самому верху.
А М. С. продолжает заигрывать со всякими Яриными, которого на митингах
требуют ввести в Политбюро. Так что и здесь идеология подставляет Горбачеву
ножку. И не только ему, а и всей перестройке. И не только в экономике, но и
в гласности.
29 октября
Поездка в Финляндию убедила, что и от нее мы отстали уже на десятки
лет. Но и в эти четыре года перестройки упускали время, все осторожничали.
Горбачев боялся за социалистические ценности, а теперь эти ценности
оборачиваются против него, потому что возникает рабочее движение со своим
естественным тред-юнионистским законом: дай мне, а на остальное наплевать...
Вчера был у Брутенца в больнице. Он лежит с инфарктом. Поговорили часа
полтора о том, конечно, куда мы катимся и что думает Горбачев. Я говорю: М.
С. искренне верит в формулу: социализм -- творчество масс. Вот они и творят.
А что получится, мол, посмотрим. Карен согласился, но добавил, что надо при
этом все-таки и управлять. А как управлять, возразил я, когда нет никаких
механизмов для этого.
План можно составить, но никто не захочет теперь жить по какому-то
плану. Насытились мы всякими планами. Да если бы и захотели, не смогли бы.
Мы достаточно уже доказали всем и себе, что общество по плану развиваться не
может. Государство может, до какого-то момента, пока окончательно не
оторвется от общества.
Да к тому же известно, что нельзя регулировать неизвестное.
6 ноября 1989 года
По поводу очередной истерики Рыжкова на Политбюро. Мол, со всех сторон
кричат о кризисе. Экономика -- в кризисе, общество -- в кризисе, партия -- в
кризисе, снабжение -- в кризисе. Все в кризисе! М. С. заметил ему: но они
ведь только повторяют то, что мы сами сказали, в том числе на XIX
партконференции. Вот когда кричат о катастрофе, тут я не согласен.
1 января 1990 года
Примерно месяца полтора назад, после очередной встречи с видным
иностранцем М. С. сказал мне, потом Шахназарову, потом Яковлеву: "Я свое
дело сделал!" Воистину так, но не думаю, что он захочет уйти. Скорее всего
ему придется стать президентом. И тогда появится еще одна пауза, захотят
посмотреть, как он распорядится и справится -- не обремененный наличием
Лигачева, Политбюро, ЦК и т. п.
2 января
Размышления по итогам поездки в Италию и на Мальту. Визит в Италию не
казался значительным. И переговоры, и подписанные документы -- все это уже
было с другими странами и все это мало пока идет в дело и для нас, и для
них. Суть в изменении атмосферы и всей политической ситуации. Тут в Италии,
умноженные на темперамент, фантастически искренние симпатии к Горбачеву --
это не просто популярность.
Острее всего я почувствовал это в Милане, где была просто массовая
истерия. Машина еле-еле продвигалась через толпу. А когда он вышел на
площади Л а Скала и пошел по галерее к муниципалитету (это почти километр),
происходило что-то невероятное. Сплошная плотная масса, которую полицейским
с огромным трудом удавалось раздвигать, чтобы дать ему сделать несколько
шагов. В окнах, на балконах, на перекладинах, между стенами под сводами
галереи, на любых выступах люди нависали друг на друга. Под крышей галереи
-- оглушающий вопль: "Горби! Горби!" Полицию в конце концов смяли.
Охранников затолкали и растащили.
Только самодисциплина людей позволила предотвратить давку, "ходынку". В
муниципалитете Горбачев не смог произнести заготовленную заранее речь.
Признался мне потом, что был просто в шоке, и заготовленные слова куда-то
все делись. По выходе из мэрии к машине прорвались женщины, судя по одежде
явно из высшего света. Со слезами, в истерике бросаются на стекла машины, их
оттаскивают, они вырываются...
Что это? Для меня объяснение одно. Мы не знали и не могли понять, какой
ужас много лет наводили на Европу своей военной мощью, 68-м годом в
Чехословакии, своим Афганистаном, каким потрясением для европейцев была
установка СС-20. Мы знать этого не хотели, мы демонстрировали мощь
социализма. И вот Горбачев убрал этот ужас, и страна наша предстала
нормальной, даже несчастной. Вот почему мы имеем этот Милан. Вот почему
Горбачев теперь не только "человек года", но "человек десятилетия" (по
Time'y).
Я болел эти дни. По звонкам от Гусенкова и Шахназарова почувствовал
тревогу. Предстоит Политбюро. Ждут основательного разговора: кто за что и с
кем.
Однако тревога оказалась преждевременной. Горбачев спокойно оценил
итоги года. В духе своего новогоднего приветствия порассуждал об
экономической программе Рыжкова, утвержденной съездом. Сказал, что надо
"браться с первого дня", что 90-й год -- решающий. И заключил: "Если не
изменим положение со снабжением, нам надо уходить".
Обсудили, когда ему ехать в Литву. Некоторые предложили потянуть с
поездкой. Никаких наших идей, которые мы с Шахназаровым пытались навязать
ему в связи с поездкой, при обсуждении не появилось. А мы ему говорили, что
без предложения заключить договор между Литвой и СССР лучше не ехать вообще,
ибо это провал.
4 января
Мой прогноз: спасение перестройки в ее рутинизации, в пассивизации
народа. Но и это при условии, что хоть чуть-чуть будет улучшаться с едой в
России. А Союз, я думаю, начнет сокращаться. Прибалтика станет договорной
частью Союза, саму Россию будут изнутри растаскивать татары, башкиры, якуты,
коми и т. д.
21 января
Между прочим, день смерти Ленина... А как-то незаметно. Вчера утром на
Политбюро тайно обсуждали ситуацию в Азербайджане. Заодно решили проводить в
июне партийный съезд. Опять Горбачев опоздал. Я и другие доказывали ему еще
летом, что съезд надо проводить в 1989 году, до сессии Верховного Совета, до
Съезда народных депутатов. Все равно к этому пришел, но время-то упущено. И
он, стараясь сохранить партию, теряет ее, а главное, остается опутанный
Лигачевым и компанией, аппаратом, отделом оргпартработы, не говоря уже об
обкомовских бонзах типа только что прогнанного Богомякова из Тюмени и т. п.
После Литвы и в связи с событиями в Азербайджане, которые, кстати,
вызвали яростную демонстрацию женщин в Краснодаре, Ставрополье, в
Ростове-на-Дону, в Туапсе, в казацких станицах и русских крестьянских селах
против набора резервистов, направляемых на "усмирение Кавказа". Женщины
кричали: "Нет новому Афгану! Почему русские мужики должны умирать из-за
всяких армян и азербайджанцев? Пусть сами разбираются, вместо того чтобы
спекулировать на наших рынках!"
Так вот, под воздействием всего этого я вспомнил "концепцию"
Распутина--Астафьева (о том, что Россия должна уйти из СССР). Читаю сейчас
Владимира Соловьева "Национальный вопрос в России" и стал склоняться к тому,
что многонациональную проблему Союза можно решить только через русский
вопрос. Пусть Россия уходит из СССР и пусть остальные поступают, как хотят.
Правда, если уйдет и Украина, мы на время перестанем быть великой державой.
Ну и что? Переживем и вернем себе это звание через возрождение России.
23 января
Вчера за день начитался всякой информации о событиях в мире. Восточная
Европа "отваливает" от нас совсем, и неудержимо.
И все больше очевидно, что "общеевропейский дом" будет (если будет!)
без нас, без СССР, а мы пока "пусть поживем" по соседству. И везде рушится
ком-движение. Новая, новая эра наступает. Решительнее, смелее надо уходить
от стереотипов, иначе останемся в хвосте мировой истории. А Горбачева еще
прочно держат за фалды страхи из прошлого. Он скорее инстинктом рвется на
новые просторы, а разум не охватывает всего или боится "делать выводы"
политические.
25 февраля 1990 года
Из реплик в узком кругу, из звонка ко мне Раисы Максимовны я
почувствовал, что Горбачев готов уйти. Великое дело он уже сделал, а теперь,
мол, сам народ, которому он дал свободу, пусть решает свою судьбу как хочет
и как сможет. Впрочем, держит его чувство ответственности и надежда, что
все-таки еще можно "упорядочить процесс".
На что же опираться Горбачеву в нынешней ситуации? Народ он оттолкнул
пустыми полками и беспорядком. Перестроечных партийцев -- объятиями с
Лигачевым. Перестроечную интеллигенцию -- заигрыванием с Бондаревым,
Беловым, Распутиным. Националов -- тем, что не "отпускает" их либо не
"спасает" одних за счет других. Упущен шанс: надо было сразу после
январского Пленума, в чрезвычайном порядке, в нарушение конституционной
нормы созвать Съезд народных депутатов. Сыграть на том, что они -- сами
народные депутаты -- полномочны решать, законно они или незаконно собрались
в Москве, чтобы избрать президента.
А между тем вчера умер Дезька. Горбачев явно ведет дело к реальной
многопартийности. Иначе не могла бы появиться записка за подписью Кручины и
Павлова (зав. Отделом адморганов ЦК) об инвентаризации партийного имущества
и подготовке к передаче государству всего того, что принадлежало партии
(механизмы шифроинформации и связи, закрытые телефоны, партийные здания,
гебешная охрана, просто непомерная для политической партии как таковой, и т.
д.). Срок -- 2 месяца.
В пятницу приходил ко мне Креддок (внешнеполитический помощник Тэтчер).
Выяснял, продержится ли Горбачев, и в этом контексте -- об объединении
Германии. Боятся. Мадам больше кого бы то ни было в Европе боится, как бы
Великобритания совсем не лишилась положения великой державы. И логика, и
аргументы ее посыльного понятны и в общем те же, что и у нас. Но для них
выход -- Германию в НАТО. Я с ним полтора часа говорил, держался совершенно
натурально, без всякой самоцензуры. А опомнившись, не сразу сообразил, что
разговаривал отнюдь не с "товарищем".
На Политбюро в силовом духе, с позиций "единой и неделимой" (так прямо
Воротников, например, и произносит) обсуждался вопрос об отделении Литвы, о
Союзном договоре. И Горбачев говорил в унисон с Лигачевым, Рыжковым, тем же
Воротниковым. Словом, происходит отрыв от реальности, который грозит тем,
что останется один аргумент -- танки.
Смятение в душе. Общество рассыпается, а зачатков формирования нового
пока не видно. У Горбачева, по моим последним наблюдениям, утрачено чувство
управляемости процессом. Он, кажется, тоже "заблудился" (любимое его
словечко) в том, что происходит, и начинает искать "простые решения" (тоже
любимый его термин).