Черняева Галина. 1991 год: Дневник помощника президента СССР

тоже немножко узнали, хотя и не очень-то интересовались мной. Я под себя не
греб и ничего лично для себя не искал. Смысл этого моего послания состоит
вот в чем: я верой и правдой служил "тому" Горбачеву -- великому новатору и
автору перестройки. А сейчас я его не узнаю и не понимаю.
Я тяжело пережил Прагу. Осуждал в душе, среди своих друзей и перед
дочерью -- тогда еще школьницей. Сказал ей: "Запомни: великая страна покрыла
себя позором, и не будет нам прощения". Я не скрывал в кругу сотрудников
Международного отдела ЦК своего крайнего возмущения вторжением в Афганистан.
Хотя моральную ответственность за политику, которая вела к тем интервенциям,
я нес лишь в той мере, в какой можно ее возложить на, в общем-то, рядового
аппаратчика. Но к политике последних пяти лет я имел прямое отношение. Это
была политика, которая исключала повторение чего-либо подобного 1968 и 1979
годов. Оказывается, нет. И иметь прикосновение к политике, которая несет в
себе возможность измены самой своей сути, я не могу.
Михаил Сергеевич! С тех пор как я оказался "при Вас", мне никогда не
приходило в голову, что мне опять, как при Брежневе и Черненко, придется
испытать мучительный стыд за политику советского руководства. Увы! Это
произошло...
С уважением А. Черняев".
Тамара сначала отказывалась стенографировать, а потом, отпечатав,
спрятала в свой сейф. Говорит мне: "Вы наносите ему удар и с этой стороны. А
он к вам так относится!" У женщин своя хитрость: может, она меня, а не его
жалеет? Пришел Брутенц. Она ему рассказала и спросила, что он думает. Он,
конечно, посоветовал "не торопиться". Каждый думает и о себе...
Прослушал я умное выступление Бессмертных при утверждении его на
Верховном Совете и заколебался в своей решимости "сделать Горбачеву ручкой".
Политика действительно грязная вещь, и все равно ведь за всю свою жизнь не
отмыться. Хотя как сказать. Главный поступок может многое искупить, но вряд
ли что исправит. Ведь жест -- это поступок. Шеварднадзе своим поступком
никак не повлиял на Горбачева, наоборот, чихать он хотел на такие жесты. Но
как только соприкоснешься с новой информацией о событиях, душа сжимается:
раздавило девушку танком, в упор из танка по старику и т. п.
16 января
Сегодня последний день сессии Верховного Совета. У Горбачева была
последняя возможность "управиться" с Литвой, а значит, и со своим имиджем
как лидера перестройки. Он даже поручил утром Примакову набросать текст.
Женя с Игнатенко набросали, разумеется, в осуждение происшедшего. Но М. С.
не воспользовался. И после отчета Дементея, который возглавлял делегацию
Верховного Совета (Олейник и Тер-Петросян) в Литву (отчет их пустой,
формальный), и после "развернувшейся дискуссии" предложил ... приостановить
действие закона о печати и ввести в каждый орган цензора из состава
Верховного Совета. Поднялся шум. М. С. не стал настаивать. Но замысел свой
обозначил. Получилось, что он на стороне тех, кто убивал в Вильнюсе, -- есть
что скрывать, не показывать.
Невзоров сделал в Вильнюсе телевизионную передачу. О штурме омоновцев.
Черносотенная совершенно передача. Верховный Совет постановил ее показать, а
другие "зарисовки" из Вильнюса не показывать, в том числе иностранные.
Примаков сегодня подал заявление об отставке. М. С. ему ответил: "Я, а
не ты буду решать с тобой".
"Московские новости" во главе с Егором Яковлевым в полном составе вышли
из КПСС. ИМЭМО во главе с директором Мартыновым принял резолюцию, осуждающую
события.
Ответа от Горбачева на наше предложение встретиться с помощниками не
последовало. Дочь Анна явно за то, чтобы я "ушел". Сегодня впервые увидел ее
после возвращения из Копенгагена. Вкратце изложил ей свое видение Горбачева,
в котором действует уже одна логика -- удержаться у власти любой ценой. Его
новое выступление против Ландсбергиса и по поводу пресс-конференции Ельцина,
как и предыдущее в Верховном Совете,
-- сумбурное, не по делу, мелочное и "личностное". Совсем не на уровне
момента.

17 января
Началась война в Персидском заливе (сухопутный вариант). Я в этом не
сомневался. Меня разбудили в 4 утра. Поехал в Кремль. Зашел к Примакову --
там Дзасохов и Фалин. Начали сочинять заявление Горбачева.
Часов в 7 в Ореховой комнате М. С. собрал -- у меня "челюсть отвисла",
когда я вошел, -- членов Политбюро, секретарей ЦК... Все возвращается на
круги своя, подумал я, это симптом. Был, конечно, и Язов, который, разложив
карту на столе, показывал, что и как, по его мнению, будет (кстати, угадал
точно).
Знали бы американцы... Ночь. Чрезвычайная ситуация... Собрались
дилетанты в вопросе, который предстояло обсуждать. В апартаментах президента
-- ни факса, ни прямой связи со службой информации. Стенографистку ждали еще
полчаса. Перепечатывали две страницы заявления с поправками. Это заняло
больше часа. Горбачев спросил у Язова: "Ты когда "увидел"? ("В смысле --
узнал по данным военно-технической разведки о начале американской атаки.) --
"Не увидел -- услышал. Час спустя после начала". Засекли разговор Б-52 с
"Милуоки" (авианосцем).
Вот в какой компании М. С. решал вопрос в связи с событием, последствия
которого, с точки зрения перегруппировки всех мировых сил, состояния
противоречий и факторов, могут превзойти результаты мировой войны.
Не знаю, соврал Игнатенко или правда -- он сидел рядом с одним из
секретарей ЦК, -- когда по ходу разговора было упомянуто о кораблях, тот
наклонился и спросил у него: "А при чем тут суда? Разве там море близко?"
Кстати, собрал всех Болдин, машины послал по дачам. Но меня не вызвал и
не предупредил. Это Примаков мне позвонил и сказал, что собираемся.
Любопытно: все же я международный помощник президента, и всем известно, что
завязан на эту проблему.
После того как Горбачев часам к 9 утра всех отпустил, он вдруг поманил
меня в кабинет. Разговаривал о Литве. Я понял: дошло до него о моих
разговорах и намерениях. А тут "Московские новости" рванули: "Кровавое
воскресенье" и текст обвинения Горбачеву, подписанный примерно 30 деятелями
-- от Абуладзе до Карякина, от Бовина до Гельмана, почти всеми бывшими
любимчиками Горбачева. На него произвело впечатление. Накануне, представляя
в МИДе Бессмертных, он сослался на эту статью, сказав: "Вот уже преступником
и убийцей назвали меня".
Мне это показалось подонством: эта публикация плюс начало войны в
Персидском заливе охладили желание вручить ему текст об отставке, который
Тамара заперла в своем сейфе и бдительно от меня охраняет. Горбачев
заговорил вроде сожалея, что все так случилось. Мол, такое противостояние,
такой раскол, такая вражда в обществе, стенка на стенку пошли. Я ему говорю:
"Ну и пусть дрались бы между собой даже до смерти. Но зачем танки-то? Ведь
это гибель для вашего дела. Неужели Литва стоит таких свеч?!" -- "Ты не
понимаешь, -- произнес Горбачев. -- Армия. Не мог я вот так прямо
отмежеваться и осудить, после того как они там в Литве столько поиздевались
над военными, над их семьями в гарнизонах".
Вот именно, подумал я. Это только подтверждает анализ ситуации: М. С.
попал в объятия "петрушенков--алкснисов" против своей воли и оказался без
базы. И вынужден следовать логике защиты власти во что бы то ни стало.
Опасности не чувствует. Назавтра грядет забастовка, а в воскресенье --
демонстрация в Москве под лозунгом "Горбачева в отставку". Но зачем все-таки
он меня позвал: поработать со мной на фоне того, что Петраков с Шаталиным не
только ушли, но и подписали ту самую статью в "Московских новостях", где он
назван убийцей? Не хватает ему, чтобы и Черняев ушел, "самый преданный"?..

18 января
Три разговора Горбачева по телефону.
С Миттераном. Звонил тот. Содержания нет. Видно, надо было обозначиться
рядом с Горбачевым в дистанцировании от прямолинейности и бескомпромиссности
Буша в Персидском заливе;
С Колем. Звонил М. С. ему. Поздравил с избранием канцлером объединенной
Германии. Они на "ты": Миша, Гельмут. Опять объяснялись в любви и верности.
Коль говорит, что он не верит, будто Горбачев отвернул от перестройки и
перешел в лагерь правых из-за Литвы. Заверил, что будет все так, как
договорились на встречах в Архызе, Москве и Бонне.
С Бушем разговор был поначалу холодный. М. С. не счел нужным похвалить
его за то, что тот взял на себя войну -- за всех. Не соболезновал по поводу
погибших уже парней. Сразу перешел к своей теории двух фаз: на первой победа
уже есть (Хусейн политически дискредитирован, военный потенциал подорван,
опасность гегемонизма в регионе снята) и зачем дальше убивать других и
подставлять своих парней?
Изложил свой план: пауза в военных действиях при условии, что Хусейн
объявляет об уходе из Кувейта. Дать после этого обещание на проведение
переговоров по всем проблемам.
Буш не согласился. Последовал "технический" разрыв связи. На самом деле
Бушу, очевидно, надо было посоветоваться со своими. После включения сказал:
не верит, что Хусейн пойдет на такой план. У Горбачева, я заметил,
настроение: раз, мол, так -- ладно, валяй, потом расскажешь, как было.
Утром я устроил Горбачеву сцену в присутствии Бессмертных, Павлова,
Примакова, Игнатенко: "Опять Болдин не предупредил меня, что в Ореховой
комнате собираются для обсуждения войны в Персидском заливе. Что, я уж не
нужен в международных делах? Мое мнение не интересно в этом важном вопросе?"
Горбачев стал сводить все к шутке. Ругнул Болдина. Впрочем, оправдав его
тем, что помощники автоматически на такие совещания являются и приглашений
не требуется. "Вот,-- говорит,-- все меня подозревают. Но если уж Черняев
стал подозревать, значит, дело зашло в нашем обществе далеко". Это сказано
на фоне упомянутого выше выступления 30 интеллигентов в "Московских
новостях", а потом еще 116 интеллигентов, в их числе лично близких к
Горбачеву, в "Российской газете". Потом еще одной группы -- вчера в
"Комсомолке". Было и еще одно коллективное заявление в "Российской газете",
где восхвалялся Ельцин: он, мол, спас честь русского человека, в отличие от
Горбачева, который опозорил. Плюс к этому уход Петракова, ворчание и угрозы
об отставке со стороны Яковлева, заявление Примакова, бесконечные интервью
Шаталина в газетах, где он кроет Горбачева, и разговоры с ним (Горбачевым)
Виталия Игнатенко. На этом фоне Черняев вроде последний редут; все бросают,
все изменяют. Он почувствовал, что я на пределе. Однако, повторяю, сейчас
удерживает меня при нем Персидская война. Между прочим, подбросил такую
байку: в какой-то канадской газете какой-то неизвестный ему миллионер зовет
к себе, обещает пожизненно загородный дом и пожизненную пенсию. Хохмит:
"Может, поедем? Вместе мемуары будем писать".
В "Курантах" вчера отрывки из книги Лигачева о том, как он сделал
Горбачева Генеральным секретарем. Называется книга "Рождение и гибель
перестройки". Радуется автор, что наконец после Литвы перестройка
возвращается на правильный путь, т. е. тот, который всегда указывал Егор
Кузьмич.

19 января
Сегодня весь день -- на работе. Готовил материалы к визиту в Японию.
Судя по вчерашнему разговору Горбачева с Бушем, визит в Москву президент США
пока еще не отменяет. Хусейн до сих пор Горбачеву не ответил на его план.
Американцы продолжают колошматить Ирак.
20 января, воскресенье
Начал новый толстый блокнот. "Скорее всего этот "том" -- последний.
Вчера, уже около полуночи, после празднования дня рождения подруги явились
обе (Т. и Люда). "Хорошенькие!" И мы до 4 утра под одним одеялом лежали
втроем. О чем говорили -- вспомнить уже не могу. Но в этом и прелесть жизни
-- в обаянии женского начала, в наполненности женской красотой, когда
телесное соприкосновение и просто любование облагораживает и вносит смысл во
все твое гнусное существование.
Утром Люда мылась в ванной. Я приоткрыл дверь. Она хотела вскрикнуть --
но остановилась, боясь выдать нас, успела только заслониться, нагнувшись. И
-- как мгновенная фотовспышка -- до сих пор в глазах: ее великолепные груди
-- тесно одна к другой. И улыбка... Я прикрыл дверь.
Позже она сказала: "Ох, Анатолий Сергеевич, видели бы вы меня лет 10
назад! По улице нельзя было спокойно идти: мужики останавливались".
Представляю себе!.. Но она и сейчас редкостно красива.
Днем уехал один в Успенку и гонял на лыжах около трех часов. Именно --
гонял, потому что скольжение было такое, что диву давался самому себе -- как
это можно в 70 лет так бегать на лыжах! Легко и в удовольствие, почти не
снижая гоночной скорости.
В Крещенские морозы всего минус 3 градуса.
Вот и все мое счастье. Как только "исчезают" мои женщины, наваливается
тоска и ожидание -- когда опять. Точит неотступно и все сильнее чувство к
Люде.

21 января
Ночью меня разбудил Бишер (зам. председателя правительства Латвии). В
паническом тоне сообщил, что омоновцы атаковали здание МВД в Риге, четверо
убитых, восемь раненых. Что я мог ответить? Утром я написал об этом
Горбачеву. Ответа не получил. И вообще достать его было невозможно. Он весь
день совещался то с Рюйтелем (чтобы в Эстонии не произошло того же, что в
Вильнюсе и в Риге), то возлагал венок Ленину, то опять и опять закрывался с
Пуго, Язовым, Крючковым и т. п. Вместо того чтобы выйти на трибуну и
изложить свою позицию -- позицию руководителя великой державы.
Российский парламент. Чрезвычайная сессия. Ельцин -- с докладом о
ситуации в стране, в общем "взвешенном", как теперь принято говорить, без
прямых оскорблений в адрес Горбачева и без призывов его свергнуть (как это
он сделал вчера на Манежной площади перед тремя тысячами людей). Впрочем,
тем опаснее для М. С.
Наши попытки (Примакова, Игнатенко и мои) выйти на Горбачева и всерьез
поговорить ни к чему не привели. Средства массовой информации уже выдают
официальную версию: в Риге был бытовой конфликт: изнасиловали
женщину-омоновку, терпение у людей лопнуло и т. п. Словом, переводят на
кухонный уровень. В то время как политическое значение -- в реакции мира на
эту бытовку.
По радио идет передача о заседании российского парламента. Много
говорят и дельного, но почти каждый кроет Горбачева и метит в самые больные
места. В том числе: мол, вот Ельцин, как только произошли в Вильнюсе
события, сразу поехал на место... В отличие от Горбачева, который молчит и
отсиживается.

22 января
Продолжали (я, Примаков и Игнатенко) уламывать Горбачева выступить по
Литве и Латвии в Верховном Совете. Вчера вечером он согласился только на то,
чтобы мы к нему явились в 10 утра. Явились. Он сразу же обрушился за
вчерашнее на российский парламент. Потом стал рассказывать, как он улаживал
дело с Рюй-телем, а сейчас ждет Горбунова и Рубикса.
Согласился, чтобы мы сочинили проект его выступления в Литве. Дал мне
вариант, подготовленный Шахназаровым (значит, еще вчера подумал об этом). За
полчаса я, вернувшись к себе, сделал текст на пяти страницах. Кое-что взял у
Шахназарова. К 13.30 М. С. собрал для разговора о Персидской войне в
Ореховой комнате. Были Язов, Крючков, Пуго, Бессмертных, Примаков, Белоногов
(зам. министра иностранных дел), я и Игнатенко. Обсуждали ситуацию.
Договорились: я пишу проект письма Бушу, Бессмертных -- Бейкеру. С моим
предложением пригласить Буша вместо его визита в Москву встретиться
где-нибудь по типу Хельсинки, накоротке, М. С. пока не согласился. После
этого Примаков, Шахназаров, Игнатенко и я сели за текст выступления по
Литве. Горбачев стал передиктовывать по моему варианту. Выбросил кое-что
"самое интересное", в том числе одобрение воскресных митингов как выражение
живой демократии. Но осталось главное: события в Риге и Вильнюсе -- это не
его, Горбачева, политика. Это спонтанные вещи, результат кризиса и нарушения
законов самими властями. Отмежевался. Выразил соболезнование. Осудил
апелляцию к армии в политической борьбе, использование войск без приказа.
Словом, все, что нужно было сказать неделю назад. Тогда, может быть, не было
бы ни событий в Риге, ни митингов в Москве, ни проклятий, ни бегства от него
интеллигенции, ни беспокойства на Западе с угрозой отказаться нас
поддерживать.
Но М. С. в своем репертуаре -- всегда опаздывать. В "Комсомолке" --
обращение Шаталина к Горбачеву с требованием уйти в отставку. Опубликовано
очередное интервью Петракова итальянской газете "Стампа" -- в этом же духе.
Подонство это, самовыражение на уровне мелкого тщеславия, на грани
предательства: ведь они-то знают Горбачева, знают, что он не изменил
принципиальному курсу, а просто в очередной раз неудачно маневрирует.

24 января
Мэтлок с утра попросился к Горбачеву. Я уговорил его принять посла.
Оказалось, очень важная встреча. М. С. (прослушав перевод письма от Буша,
принесенного Мэтлоком) целый час убеждал его, что Буш неадекватно реагирует
на Прибалтику, похоже, готов пожертвовать уникальными отношениями между
ними, без которых в мире "ничего не было бы". Занимался толкованием
некоторых выражений письма Буша. Мэтлок, хоть и хорошо знает русский язык,
но нюансов иногда не чувствует. Поэтому в переводе можно было понять так,
что Буш уже ввел санкции против нас, в то время как Мэтлок уверял, что
введет, если Горбачев "не исправится".
Опять приходил Андрей Грачев. Я все выжидал, не говорил Горбачеву о его
отказе стать руководителем международного отдела при президенте. А сегодня
сказал. При всем уважении к Андрюше, к его интеллигентности что-то заскребло
у меня в душе по поводу его настойчивости на этот счет.
В связи с Грачевым как-то иначе, чем первоначально, воспринял недавнюю
статью в "Московских новостях". Называлась она "Смотрите, кто ушел". Суть
такова: ушли Шеварднадзе, Яковлев, Бакатин, Петраков, Шаталин... И Горбачев
остался оголенным в интеллектуальном отношении. Предпочел окружение серости.
Но, господа, ни Шаталин, ни Петраков, ни тем более Бакатин ведь никакого
особого интеллектуального капитала не внесли в перестройку или не успели.
Что касается Черняева, то он за пределами интеллектуального окружения
потому, что не предал. Стоило бы мне подписать одно из их обращений и
манифестов с осуждением Горбачева, и я сразу бы превратился в большого
интеллектуала. Хорошо, что Тамара "зажала" мое письмо Горбачеву. До чего
мелкотравчата наша интеллигенция, до дыр изъедена тщеславием.

25 января
С утра составлял ответ Горбачева Бушу, который завтра Бессмертных
повезет в Вашингтон. В стиле: Джордж, как же это ты из-за Литвы мог
поверить, что я изменил перестройке? И т. п.
Вечером М. С. позвал к себе вместе с Бессмертных. Прошелся по тексту.
Убрал наиболее "живые места". Потом я стал ему выдавать всякие чужие
просьбы, в частности от других помощников. Он мне говорит: "Ты какую
зарплату получаешь? Такую же, как они? Ну так вот: не выступай в роли
адвоката и ходатая.
-- Но они ко мне идут... Если не через меня, вам не передадут их
бумажки.
-- Ты такой же, как они.
-- Хорошо. Из этого буду исходить...
-- Но отличаешься фактическим положением. -- И обращаясь к Бессмертных,
указывая на меня, сказал: "Я его хочу назначить помощником по
государственной безопасности, секретарем и членом Совета безопасности".
-- А что это такое -- секретарь Совета безопасности? -- спросил я.
-- Там посмотрим.
-- Но если посмотрим и увидим, что это связано с административными
обязанностями, я отказываюсь. Как администратор я ноль.
-- Ладно, ладно.
-- Не ладно... Еще как "научный руководитель" (это заметили в
университете) или как руководитель консультантской группы (это заметили в
Международном отделе) -- тогда куда ни шло, но как распорядитель
-- увольте.
-- Ладно, -- и выпроводил нас обоих.
В предбаннике Александр Александрович стал меня бурно уговаривать не
отказываться. Не дай Бог на этот пост попадет кто-нибудь такой -- гибель для
всей внешней политики.
-- Да, но вы не сравнивайте с американским Советом Безопасности. Здесь
ведь будет все -- от экономики и здравоохранения до МВД.
Долго препирались. А когда пришел к себе, Примаков тоже стал меня
уговаривать по телефону. Размышляю: зачем мне это? Завалить дело напоследок
жизни... Или это с его стороны награда "за верность", несмотря на Литву?
Позорная акция с обменом денег. Будто М. С. решил играть ва-банк со
своим авторитетом. Такое унижение народу! Через эти "полсотенные" проверяют,
меняешь ты честно ли заработанные деньги... Выплеснулось все наше
люмпенство, переделыцина, хамство, зависть и паскудство. Идем вроде к
"свободной экономике" и в то же время велим заглядывать в чужие кошельки и в
каждом видим жулика и ловчилу. А сколько унижений и мытарств для стариков!

26 января, суббота
Был на работе. Информация с войны. Кажется, приближается развязка.
Кровавая развязка будет. Американцам никак нельзя тянуть. Но конец и итоги
будут совсем не те, какие предполагали,-- наказание агрессора. После такого
наказания наказывать кого-то другого таким способом -- пороха не хватит.
Забыл, между прочим, вчера отметить... Когда сидели у М. С. с
Бессмертных, речь зашла о Бронфмане. М. С. и говорит: "Вот мне его все время
сватали; прими да прими. Принял! А он вон каким оказался. До меня лобызался
с Ельциным. И туда же вернулся от меня. Только и делов у него... Ну что ж,
нашел подходящего партнера. И вообще посмотрите, кто его окружает, кто его
команда: "евреи -- все евреи".
Я прикинул в уме, кого знаю из этой команды: действительно, в основном
так. И "тушинские перелеты" совершают главным образом они, в том числе один
мой хороший знакомый, о котором Бронфман сказал, между прочим, следующее:
"Когда я познакомился с этим господином лет пять назад, он уверял меня, что
он русский. А теперь с такой же горячностью доказывает, что он еврей". Да,
на евреев пошла мода. Самые противные их качества вылезают сейчас наружу.
Еврейская печать очень сильно провоцирует бегство интеллигенции от
Горбачева.

28 января
Писал письмо Горбачева к Андреотти -- мидовский проект опять дерьмо.
Идет информация: Запад от нас отвернулся, перестроечная атмосфера
испарилась, все ждут нашего краха. Внутренняя же информация все больше
убеждает, что из всей государственности у Горбачева остались только армия и
КГБ. И он все откровеннее склоняется пользоваться ими. Морально-политическая
его изоляция -- это факт, все держится на инерции. Страна просто не знает,
что с собой делать.
Деньги отобрали. Но москвичам, даже меняя, не выдали взамен 50 рублевых
купюр на зарплату: банкнот не хватает. И боятся их печатать, потому что
неизвестно, какой герб будет, и как будет называться страна. Не говоря уже о
том, какого вождя придется ставить на купюрах.

29 января
В письме Андреотти я, между прочим, сделал такой пассаж: "человеку,
который лучше других понимает нас и может остановить разложение хорошего
отношения к СССР, спасти европейский процесс и подготовить всех нас к
устройству мира после Персидской войны". М. С. сильно правил текст: убрал
все самое "душевное".
Бессмертных уломал Буша и Бейкера остановить экономические репрессалии
из-за Литвы. Американцам мы еще нужны -- чтобы добить Хусейна.
Крючков принес Горбачеву какую-то очередную липовую информацию, будто
США вот-вот ударят ядерным оружием по Хусейну. Толя Ковалев с подачи
Крючкова тут же сочинил заявление МИД СССР с протестом. Я просил прислать
мне... Сопроводил ядовитой запиской и направил Горбачеву. Он вернул мне с
резолюцией: "До особого случая". Дурачье все-таки у нас в ведомствах!
Элементарно не могут сопоставлять большую политику с тактическими играми в
пропаганду.
Приходил прощаться Петраков. Расстались "по-товарищески". В напутствие
я ему посоветовал больше не хлопать дверью. Обычно это делается один раз, а
не 4 или даже 5. Впрочем, сказал ему: "На вашем месте я поступил бы так же,
если бы М. С. изменил внешнюю политику" (за которую я чувствую себя
ответственным).
В "Советской России" похабная статья о Шаталине "Люмпен-академик". Но,
может быть, и впрямь он такой же ученый, как Пономарев, Егоров и им
подобные, т. е. исключительно для своего времени? Похоже. Общение с ним не
убеждает, что он ученый в нормальном, интеллигентском смысле слова (т. е. не
от слова наука, а от слова ученость).
Мы с Игнатенко явочно пошли к президенту и устроили ему сцену по поводу
"инициативы" Язова и Пуго с патрулированием городов. М. С. кричал на нас:
"Лезете не в свое дело. От безделья, что ли? Не понимаете! Ничего
особенного! Нормальная практика. И вообще мечетесь, паникуете, как вся
интеллигенция: одной ногой там, другой здесь".
Я не сдавался, твердил, что это дело Советов, верховных и городских,
приглашать солдат патрулировать. Иначе -- это введение военного положения, а
значит -- антиконституционно. Он злился, бросал всякие аргументы, из которых
следовало, что мы с Игнатенко ничего не понимаем. Я стоял на своем:
-- Мы из вашей команды и должны знать ваши намерения, ваш маневр.
-- Когда надо, скажу, какой у меня маневр.
-- Так невозможно работать.
-- Возможно!
-- Нет, невозможно. Если вы хотите настоящей работы, мы должны узнавать
такие вещи не из газет. -- И т. д. в этом же "высокогосударственном" духе.
А вечером позвонил мне, сообщил, что подписал указ, где упорядочил
патрулирование ... с учетом позиции местных и верховных Советов.
Он почти уже не читает газет. И информация у него главным образом типа
"кто чего скажет". Но "говорить", как известно, имеет право не всякий, тем
более с глазу на глаз. А это: Лукьянов, Язов, Крючков, Пуго. Таков теперь