Страница:
финансов. Народ его не примет, даже Верховный Совет может "завалить".
Вертелся у меня на устах Собчак, но тогда я не произнес его имени: не
хотелось перед Новым годом нарываться на вспышку президента. Яковлев,
которого он подключил к нашему разговору кнопкой селектора, тоже его не
упомянул, хотя потом говорил мне, что Собчак был бы "ничего".
Мне тут казалось полезным следующее: он, конечно, демагог, это
чувствовалось сильно, но из радикал-демократов. И такое назначение было бы
со стороны Горбачева протянутой рукой в эту сторону -- в сторону создания
фактически коалиционного правительства, разделения ответственности с
главными критиками, приглашение им показать в деле, на что они способны.
Кстати, в противовес Ельцину.
Вчера М. С. мне сказал, что Петраков подал в отставку. Стал ругаться. Я
заметил: "Нехорошо это, Михаил Сергеевич".
-- Да брось ты, -- завелся он. -- Ты думаешь, все эти газетные
всплески, мол, один за другим все от Горбачева уходят, имеют какое-то
значение?
-- Имеют. И кроме того, Петраков обижается, и справедливо.
-- За что?
-- За все дни после Волынского вы даже о нем не вспомнили. Хотя
следовали один за другим указы президента по его -- экономическим --
вопросам. Павлов и вы на Съезде выступали об экономическом положении страны.
Проект постановления Съезда был представлен от вашего имени. И он, помните,
не прошел. Для чего же у вас экономический советник, если даже при
подготовке таких документов вы о нем не вспомнили?
-- Да когда мне было?
-- И вообще, Михаил Сергеевич, год человек работает, а ему даже
секретаря Болдин не дал. У него до сих пор в пропуске написано, что он
помощник Генерального секретаря, а не президента.
-- Как?
-- Вот так.
-- Что ж он не сказал?
-- Вам, что ли, он должен говорить о пропуске?
-- Да, безобразие. Вообще-то Болдина надо освободить от работы в ЦК,
пусть сосредоточится на аппарате президента. Единый будем создавать
президентский аппарат.
Я произнес по этому поводу "краткую речь" насчет того, что уже год, как
Горбачев президент, но аппарат у него кремлевский так и не появился. А
Петраков, добавил я, застенчивый человек, да и с достоинством.
-- Я ему под Новый год не хотел портить настроение, когда он мне первый
раз заявил об отставке, -- реагировал М. С. -- Сказал: "Работай и все".
М. С. и здесь самоуверен. Ему невдомек, что академику не так уж завидно
в помощниках ходить, тем более когда им помыкают.
7 января
Первое официальное Рождество -- по указанию Ельцина и Силаева -- на
всей территории России. Но в ЦК работали. И М. С. демонстративно приехал, и
мне пришлось. Просидел весь день на службе. Скукота. Ощущение бессилия и
бессмысленности. Даже внешние дела, которые при Шеварднадзе шли благодаря
нам, теперь начинают нас "обходить". Мы все больше оказываемся на обочине, в
офсайде, в мифологии великой державы. М. С. уже ни во что не вдумывается по
внешней политике. Занят "структурами" и "мелкими поделками" -- беседами то с
одним, то с другим, кого навяжут: то Бронфмана примет, то японских
парламентариев, то еще кого-нибудь. Не готовится ни к чему, говорит в
десятый раз одно и то же.
А между тем надвигается уже сухопутная Персидская война. С нашей
стороны ничего не делается. Буйствует публицистика, затрагивает уже и
внешнюю политику. Даже "Известия" и "Новое время" окрысились на "линию
Шеварднадзе", имея конечно же в виду Горбачева.
8 января
Сегодня "Известия" опубликовали на первой полосе корреспонденцию
Шальнева из Нью-Йорка о маневрах Фицуотера насчет того, состоится ли встреча
Горбачева и Буша 11 -- 13 февраля, как было намечено. Американские газеты
уже некоторое время упражняются на эту тему. Меня спрашивали Мэтлок (был у
меня в субботу), Брейтвейт (был в четверг), сегодня -- японский посол: будет
ли встреча? Ссылаясь на письмо Горбачева Бушу по поводу отставки
Шеварднадзе, на телефонный разговор между двумя президентами 1 января, я
решительно отводил сомнения.
Но рядом с заметкой Шальнева появилась статья дипломатического
обозревателя "Известий" Юсина, которая так прямо и называется: "Состоится ли
встреча в верхах?", со ссылкой на ответственного работника МИД. Там сказано,
что опасения насчет встречи небезосновательны, потому что СССР обманул Запад
с обычными вооружениями. Парижский договор подвешен, нам не верят, и нельзя
думать, что Буш приедет "несмотря ни на что". Словом, в этой статье набор
всего того, что содержится в истерическом письме Шеварднадзе к Горбачеву от
4 января: военные, мол, срывают и договор СНВ, и визит Буша, и европейский
процесс.
Звоню Ковалеву. Тот, как всегда, ничего не знает и "Известий" не читал.
Звоню Ефимову -- редактору "Известий". Его нет, он у Лукьянова. Звоню
Горбачеву. Он в Ореховой комнате с секретарями ЦК (наверное, "пекут"
политику). Удалось с ним связаться лишь в 9 часов вечера. Он сразу
набросился: "Как это вы (кто -- мы?) допустили такую статью в "Известиях"?!"
Я что-то мямлю в ответ, возмущаюсь сам.
Он мне: "Что ты тут мне эмоции разводишь? Разберитесь вместе с
Игнатенко". С тем я и ушел домой. Но только закрыл дверь, звонок по
телефону. Горбачев: "Я звонил сейчас Шеварднадзе. Он статью вроде не читал.
Сказал ему: это твои помощники гадят. Узнай кто и завтра же выгони из МИДа.
Лукьянову велел вызвать Ефимова (он же редактор газеты -- органа Верховного
Совета) и разобраться, кто этот неизвестный ответственный работник из МИДа.
Всю эту цепочку надо проработать и... выгнать!"
Я заметил: "Вообще, Михаил Сергеевич, надо решать с Шеварднадзе.
Бесхозяйственное ведомство -- самое опасное". Напомнил ему Козьму Пруткова:
"Уходя -- уходи!"
11 января
Сегодня вечером Горбачев разговаривал с Бушем по телефону. Вообще в
последнее время американцы у М. С. все время на уме по двум пунктам:
Персидский залив и Прибалтика. Но началось все издалека. Горбачев сообщил,
что "выходим на бюджет", что сократили на два с лишним миллиарда военные
расходы. Предстоит вообще очень критический анализ всей ситуации, чтобы в
ближайшие месяцы выйти на рыночные процессы, но так, чтобы не разрушать
экономических связей. Для этого настаиваем на экономических соглашениях
между республиками.
М. С. сказал Бушу, что завтра на Совете Федерации будет разговор о
назначении на посты премьера и его заместителя. Фамилий не назвал. Сообщил,
что намерен ускорить работу над проектом Союзного договора.
Буш спросил о Прибалтике. Горбачев назвал Литву "среди острых
моментов", добавил к ней Грузию и Карабах. Заверял Буша, что старается
обойтись без крутых радикальных поворотов. Не все, однако, просто.
Пожаловался, что "идет на него" огромное давление: требуют ввести
президентское правление в Прибалтике.
Беда в том, продолжал он, что Верховный Совет Литвы и Ландсбергис не
способны ни на какие компромиссы, не делают никаких встречных шагов. Я,
говорит, обратился к Верховному Совету Литвы. Сегодня ситуация
неутешительная. Началась забастовка. Постараюсь исчерпать все политические
методы. И если чего-то такого не произойдет, так и буду действовать. Не все
от нас зависит, уже происходят столкновения -- есть раненые. Тем не менее я
сделаю все, чтобы не дошло до кровопролития.
Я не все разбирал, что говорит Буш. У меня не было отводной трубки. Мог
лишь догадываться. Говорил, впрочем, больше Горбачев, тот лишь реагировал
вопросами и репликами.
По войне в Персидском заливе в тоне Горбачева чувствовался упрек: мол,
вы проявляете вежливость, вроде как прислушиваетесь к мнению Москвы, но
действуете по-своему. Я хотел бы, раз взялись решать вместе, чтобы была
полная согласованность, чтобы Эдуард постоянно держал связь с Джимом
(Бейкером). Готов послать сейчас к вам Бессмертных -- детально обсудить всю
ситуацию. Остается в силе мое предложение вновь встретиться накоротке по
формуле "Хельсинки" (имеется в виду их встреча в финской столице в сентябре
1990 года). Посмотрите, что привезет вам Бессмертных. И если можно будет на
этой основе договориться, я сразу отправил бы его в Багдад. Прозвучала дата
15 января -- как окончательный срок ультиматума Хусейну.
Горбачев согласился, но добавил: "Не должно быть никакого выпрыгивания,
хотя наша общая жесткая позиция остается. Не будем терять оптимизма.
Советский Союз и Соединенные Штаты кое-что значат в этом мире".
13 января
20 лет, как похоронил мать.
Не думал я, что так бесславно будет заканчиваться столь вдохновляюще
начатое Горбачевым. Утомляют растерянность и, увы, беспорядочность в
занятиях, какая-то "спонтанность" в делах, а главное -- склонность верить
"своим" и в конечном счете именно у них искать поддержку (у КПСС!).
Все это привело к "спонтанным" действиям десантников и танков в
Прибалтике и кончилось кровью. Говорят, в Вильнюсе 180 раненых и 14 убитых
за одну ночь!
Радио гудит от оскорблений и обвинений Горбачева. Уже российские
депутаты публично произносят: "Горбачев и его клика", "Горбачев --
величайший лжец нашего времени", "Он обманул всех, и Ельцина в первую
очередь", "Режим пакостный", "Его режиму служить не буду".
Депутат ВС СССР Вульфсон рыдает по телефону: "Анатолий Сергеевич,
спасайте! У нас (в Риге) завтра будет то же самое (что в Вильнюсе). Куда
смотрит парламент? Где депутаты?" А тем временем Буш уже испросил конгресс
насчет вторжения в Ирак.
Радио продолжает вопить. Я фиксирую, что успеваю: "Горбачев подбирается
к российскому парламенту", "Вильнюс -- это дело рук марионеточного Комитета
национального спасения Литвы, который прикрывает Горбачев". Святослав
Федоров: "Уже баржа готова для меня, Собчака, Попова, чтобы отправить за
рубеж". (Намек на высылку философов в 1922 году.) Заявил, что он положит
свой депутатский мандат от "красной сотни". Какая-то работница призвала по
радио в знак протеста против действий Горбачева сдавать партбилеты.
"21 русский солдат перешел на сторону Верховного Совета Литвы и вступил
в охрану парламентского здания", "Солдат в люке танка со слезами на глазах".
Комментируют: но есть солдаты, которые не моргнув глазом могут убить 100 и
200 человек в одну минуту. Сообщается, что 6 человек из 14 убитых в Вильнюсе
не опознаны, потому что изуродованы их лица.
"Кровавые победы Советской Армии над собственным народом", "Черные
полковники правят бал", "Людей убивают за то, что они хотят быть
свободными".
Звонки на радио, которые тут же даются в эфир: "Мне стыдно, что я
русская", "Горбачев хуже, чем Гитлер", "То, что в Литве, -- это сигнал всем
республикам", "Республиканские парламенты должны сказать свое слово", "На
Верховный Совет СССР нечего рассчитывать". Все это перемежается призывами "к
суду над палачами", требованиями поставить вопрос о лишении Горбачева
Нобелевской премии.
Афанасьев, Старовойтова, Черниченко, Станкевич организовали митинг на
Красной площади. Потом прошли во главе манифестации по улицам, подняв свои
депутатские удостоверения. Толпа скандирует: "Свободу Литве!", "Позор
палачам!"
В пятницу я настоял на том, чтобы Горбачев позвонил Бушу по событиям в
Персидском заливе в канун дня "Икс". Разговор был "дружеский". Но по Литве
М. С. "вешал лапшу", обещал избежать применения силы. Перед этим Бессмертных
посылал в Вашингтон телеграмму с планом Примакова. Буш план не принял. М. С.
с этим смирился. Но важно, что вмешался "еще раз" -- в пользу мирного
решения.
Бессмертных вступил в дело. Горбачев выбрал его (вместо Шеварднадзе). В
моей записке с кандидатурами на МИД он стоял вторым, я не очень рассчитывал,
что пройдет именно он. Но был убежден, что нужен деиде-ологизированный
человек, связанный с Шеварднадзе и известный в Соединенных Штатах.
Литовское дело окончательно загубило репутацию Горбачева, возможно и
пост. Да... это так, хотя он и презирает "паникеров". По радио звучат стихи
Пушкина, Лермонтова, Маяковского, которые напоминают о зверствах властей по
отношению к своему народу, об ответственности царей.
А в это время Велихов наседает на меня с фондом "За выживание и
развитие человечества" -- по поводу 5-летия декларации Горбачева о
безъядерном мире к 2000 году (15 января). Горбачев дал согласие встретиться
с советом директоров этого фонда. Но как сейчас говорить банальности о мире
в 2000 году, когда перед глазами Персидский залив и Литва?
Словом, опять передо мной ситуация 1968 года -- Чехословакия. Но тогда
была проблема рвать с Брежневым, с которым я был едва знаком, а теперь -- с
Горбачевым, с которым связано великое историческое дело, хотя он и губит его
собственными руками. В печати, по радио у нас и на Западе гадают: с ведома
Горбачева предпринята вильнюсская акция или вообще события в стране уже
вышли из-под его контроля? Или это самодеятельность литовских коммунистов и
военных? Меня тоже мучают сомнения. Но подозреваю, что Горбачев втайне даже
от самого себя хотел, чтобы что-то подобное случилось. Спровоцировала
демонстрация рабочих перед Верховным Советом в Вильнюсе, приведшая к уходу
Прунскене. Однако, если бы этого не было, наверное, "пришлось бы выдумать"
что-нибудь другое. Предавать Бурокявичюса и Швеца (секретари ЦК КП Литвы)
для М. С., мне кажется, немыслимое дело.
Радио. 1.50. Вильнюс блокирован танками и бронетранспортерами. Штурмуют
телевидение, радио, министерство финансов. В здании республиканского
Верховного Совета окна заложены мешками с песком. На площади 100 тысяч
народу.
Ельцин отбыл в Таллинн "для обсуждения ситуации" с лидерами Прибалтики.
Он же на Совете Федерации был "закоперщиком" (горбачевский термин)
резолюции, осуждающей акцию в Литве.
На встрече с Бронфманом Ельцин осудил антисемитизм, заявил, что в
России он не допустит его распространения. Словом, пользуется любым случаем,
чтобы поднять свой рейтинг.
Предвижу, что завтра в Верховном Совете начнется "вешание лапши на
уши". Лукьянов обеспечит. Утром звонил мне Станкевич из Моссовета. Явно
рассчитывал на какую-то информацию в верхах о Литве. Что я мог сказать? Я не
знал даже того, о чем радио вещало много часов. Надо мне думать, что делать
с самим собой.
14 января
Радио "Эхо Москвы" -- на 20 января намечена демонстрация в защиту Литвы
и России под лозунгом: "Команду Горбачева -- в отставку!" Пойдут по
Садовому, потом по Арбату к Старой площади, ибо там, согласно радио,
"исчадие ада", оттуда идет "военно-партийный путч".
Сегодня Верховный Совет начался, конечно, с Литвы. Лживые, не по
существу дела, объяснения Пуго и Язова. А после перерыва -- сам Горбачев:
косноязычная, с бессмысленными отступлениями речь. И нет политики. Сплошное
фарисейское виляние. И нет ответа на главный вопрос, речь недостойна ни
прошлого Горбачева, ни нынешнего момента, когда решается судьба всего его
пятилетнего великого дела. Стыдно было все это слушать.
Игнатенко утром заговорил со мной об отставке. Пришел Андрей Грачев с
заседания Верховного Совета, попросил не утверждать его заведующим
международным отделом при президенте: "Хватит с меня 1968 и 1979 годов.
Непереносимо". А что я?
Кстати, в цековском буфете появились спецталоны. Это после прошлогодней
отмены "кормушки". Как это понимать? Как отступное номенклатуре? Тамара (моя
секретарша) взяла недельный заказ: колбаса, фарш, котлеты, мясо -- целое
богатство!
15 января
На встречу Горбачева с Велиховым я не пошел. Противно было встречаться
с ним. Стыдно смотреть в глаза людям. Я рассчитывал, что в такой обстановке
он откажется. Материалы и речь я ему подготовил еще до событий. Но опять его
"недооценил" -- он пошел. Позвал с собой Яковлева, Болдина и только что
утвержденного на заседании Верховного Совета Бессмертных. И как ни в чем не
бывало почти два часа рассыпался перед американцами и другими в
приверженности новому мышлению. А они, как ожидалось, не задали никаких
вопросов...
Приехал Игнатенко. Рассказал, что вчера вечером он, Яковлев и Примаков
стали уговаривать Горбачева съездить в Вильнюс, возложить венок, выступить
там на Верховном Совете, пойти в коллективы, к военным и т. д.
Горбачев это вроде воспринял, сказал: сделайте к утру тексты для
выступлений там. Написали, утром положили на стол. И весь день Игнатенко
ловил Горбачева, чтобы узнать, что же он решил. М. С. сделал вид, что
никакого разговора с этими тремя не было. Из чего Игнатенко сделал вывод,
что тот не "дезинформирован", как думают многие, а осуществляет свой план
запугивания прибалтов. Днем в Вильнюсе военные заняли еще техническую
радиостанцию и не собираются освобождать ни телевизионную башню, ни Дом
печати. А в Риге захватили военную школу и разогнали курсантов.
Я проснулся в пять утра и заснуть больше не мог. Обдумал свои
намерения. Придя на работу, продиктовал Тамаре шесть страниц объяснений с
Горбачевым, резко и откровенно, наотмашь -- с выводом: "я тоже ухожу". Вот
этот текст:
"Михаил Сергеевич!
Поскольку перелом наконец действительно наступил и поскольку трудно
было даже предположить, что он станет таким печальным и постыдным, никто не
имеет права отмалчиваться.
С некоторых пор мы, помощники, заметили, что Вы в нас не нуждаетесь. Мы
ничего не знаем ни о Ваших намерениях, ни о Ваших планах, ни о
предполагаемых действиях или кандидатурах... Наше мнение Вас явно не
интересует. Но это не значит, что у нас нет своего мнения обо всем этом.
Я, который искренне и верно отдавал Вашему делу все, что мог, считаю
своим долгом сказать Вам следующее.
Ваша речь в Верховном Совете -- это знамение конца. Это совсем не то,
что ждали мир и страна. Это -- не выступление великого государственного
деятеля в момент, когда под вопрос поставлено все его дело. Сумбурная,
косноязычная, с какими-то странными впечатлениями от встречи с Прунскене, с
"фабулой" событий, о которых весь мир знает в десять раз больше. Было полное
ощущение, что Вы просто не в курсе дела или выкручиваетесь, не желая
сказать, чего Вы действительно хотите добиться.
В этой речи не было главного -- политики. А политика, как Вы сами нас
учили, -- это всегда выбор. На этот раз выбор таков: либо Вы говорите прямо,
что не потерпите отпадения ни пяди Советского Союза и употребите все
средства, включая танки, чтобы этого не допустить, либо Вы признаете, что
произошло трагическое, не контролируемое из Центра событие, что Вы осуждаете
тех, кто применил силу и погубил людей, и привлекаете их к ответственности.
В первом случае это означало бы, что Вы хороните все то, что было Вами
сказано и сделано на протяжении пяти лет. Признаете, что и сами Вы, и страна
оказались не готовы к революционному повороту на цивилизованный путь и что
придется вести дела и обращаться с народом по-прежнему.
Во втором случае дело еще можно было бы поправить во имя продолжения
перестроечного курса. Хотя что-то необратимое уже произошло. Никакие
прокуроры и следователи, к каким бы выводам они ни пришли на месте, не
изменят той оценки событий, которую дала международная общественность и все
политические эшелоны западного мира. Не повлияют они и на наше общественное
мнение, которое Вы явно недооцениваете или просто дезинформированы о его
действительном содержании.
Вы, видно, не знаете отношения к Вам в народе -- на улицах, в
магазинах, в троллейбусах, на митингах, в коридорах и курилках. Вас
заваливают телеграммами (хотя Вам по опыту прежних лет хорошо известно, как
это делается) от тысяч людей. Но мнения других десятков тысяч и миллионов Вы
просто "знать не хотите" -- они не вписываются в Ваши намерения. Знаете ли
Вы, что почти круглосуточно передают сейчас "Эхо Москвы" и даже "Маяк"? Там
ведь расхожий уже термин: "Горбачев и его клика". И это на весь мир.
Вчерашняя передача Ленинградского телевидения повергла всех в ужас: гробы,
трупы, рыдающие женщины, танки, вращающие башнями, девочка, вытаскивающая
из-под гусениц зонтик, и т. п. Это что, на политику не должно влиять? Для
политики важны лишь телеграммы, лично для Вас подобранные?
Разрушается главное, что было достигнуто в ходе политики нового
мышления, -- доверие. Вам уже теперь не поверят, как бы Вы отныне ни
поступали. Торжествуют те, кто предупреждал: все это новое мышление -- лишь
личина, которая в подходящий момент (или когда туго придется) будет
сброшена. Представляю себе сейчас настроение Буша, Бейкера, десятков других,
которые искренне доверяли Вам.
Вы дали Ельцину и К еще один, может быть, окончательный шанс обыграть
Вас. Ведь то, что он заключил соглашение с прибалтийцами и обратился в ООН,
создал "совет четырех" -- с Украиной, Белоруссией и Казахстаном, -- где "нет
места Центру", означает, что новое государственное образование, как бы потом
ни назывался Советский Союз, понесут они в мировое сообщество -- в обход
Вас, вопреки Вам и против Вас. Вы начали процесс возвращения страны в
цивилизацию, но он уперся в Вашу же установку о "едином и неделимом". Мне и
другим Вашим товарищам Вы не раз говорили, что русские никому не простят
"развала империи". А вот Ельцин от имени России это нахально делает. И мало
кто из русских против этого протестует. Даже "полозковни-ки" в его
собственном парламенте не осмеливаются сколько-нибудь эффективно
протестовать.
В результате Вы обрекли себя на политику, цели которой можно достигнуть
только силой. И тем самым вошли в противоречие с провозглашенной Вами самим
философией.
Вы ведь не раз публично заявляли, что, до тех пор пока Вы на своем
посту, Вы не допустите вооруженного насилия над людьми. Пусть Вы "не знали",
не разрешали стрелять и давить танками в ту ночь в Вильнюсе. Но то, что
произошло, -- результат Вашей политики, Вашего нежелания отпустить Литву
подобру-поздорову.
В Москве и в других городах, как объявлено вчера по радио, по призыву
Совмина РСФСР в среду будет "предупредительная политическая забастовка". В
воскресенье -- массовая манифестация во главе с Ельциным, которая завершится
на Старой площади. Лозунг: "Горбачева и его команду -- в отставку".
Вы знаете резолюции Президиума Верховного Совета Украины, Моссовета и
Ленсовета и прочее и прочее. Но что-то не слышно демонстраций в поддержку
действий, осуществленных в Литве. Политику там и раньше было трудно
оправдывать, а теперь -- после 14 трупов и сотен искалеченных -- вообще
немыслимо, если есть совесть.
Единственное обоснование, которое формально звучит для кого-то, впрочем
очень немногих, -- это что Ландсбергис и К нарушают Конституцию СССР. Но
ведь кому, как не Вам, знать, что законность бывает "всякая". И если ее
требуется насаждать танками и БТР, то... это мы уже проходили. Это -- не
законность правового государства, которая, согласно Вашим же утверждениям,
может быть результатом лишь демократического процесса.
Полтора года назад в Крыму, когда прибалты выстроили тысячекилометровую
живую цепь со свечами, я, если помните, сказал Вам: остановить их уход из
СССР можно только танками. Вы от меня отмахнулись. Теперь мы это и
наблюдаем. Спрашивается, для чего и для кого это нужно? Перестройка ведь --
для человека! И если 150 тысяч или сколько их там из трех с лишним миллионов
населения Литвы хотят оставаться в Советском Союзе, то это не значит, что
ради них во главе со Шведом и Бурокяви-чюсом можно так обращаться с
представителями другой части республики. Оправдания, которые вчера
попытались представить Пуго и Язов, прозвучали жалко и позорно. Они
дискредитируют Вас, представляют Центр в нелепом виде. Впрочем, Вы повторили
их "логику". А она -- как на деревенской улице: меня, мол, побили (когда
депутация Комитета спасения явилась в Верховный Совет Литвы), я позову
большого брата, и он вам покажет!
В государстве, которое заявило, что хочет быть и становится правовым,
невозможно заменять политические и юридические оценки рассказом, как
общественная организация, возмущенная радиопередачами, позвала на помощь
войска и они вместе пошли на штурм телебашни. Это все равно что какая-то
группа в Москве, которой не понравится "Взгляд" или "120 минут", попросила
бы знакомого командира полка или дивизии выделить ба-тальончик, чтобы
осадить Останкинскую башню и выгнать оттуда весь персонал. А если бы
милиционер у входа стал стрелять, то тогда пошли бы в ход танки? Вот ведь,
по существу, чего стоят объяснения, которые услышали наш парламент и весь
мир.
Словом, ради сохранения Литвы в СССР Вы собственными руками губите
дело, которое, как правильно Вы многократно утверждали, призвано изменить
мир.
У меня такое впечатление, что Вы не читаете даже шифровок из-за
границы, которые ломятся от протестов, возмущения, гнева, разочарования и
угроз разорвать все намеченные связи с нами -- со стороны правительств,
партий, общественности. Картина (в том числе и у оград наших посольств) --
какую мы уже вроде бы и позабыли со времен Сахарова в Горьком.
На этом фоне утверждение членов кабинета в Верховном Совете выглядит
какой-то странной фантасмагорией: назначается правительство для непонятно
какого государства. О Союзном договоре в Вашем варианте можно теперь
позабыть.
Я достаточно хорошо Вас знаю, Михаил Сергеевич, чтобы предвидеть, как
Вы отреагируете на эту записку: мол, вот и еще один "отвалил", не выдержал.
Пусть так. Но заподозрить меня на 70-м году жизни в каких-то амбициях, в
тщеславных, честолюбивых соображениях Вам будет очень трудно. Вы ведь меня
Вертелся у меня на устах Собчак, но тогда я не произнес его имени: не
хотелось перед Новым годом нарываться на вспышку президента. Яковлев,
которого он подключил к нашему разговору кнопкой селектора, тоже его не
упомянул, хотя потом говорил мне, что Собчак был бы "ничего".
Мне тут казалось полезным следующее: он, конечно, демагог, это
чувствовалось сильно, но из радикал-демократов. И такое назначение было бы
со стороны Горбачева протянутой рукой в эту сторону -- в сторону создания
фактически коалиционного правительства, разделения ответственности с
главными критиками, приглашение им показать в деле, на что они способны.
Кстати, в противовес Ельцину.
Вчера М. С. мне сказал, что Петраков подал в отставку. Стал ругаться. Я
заметил: "Нехорошо это, Михаил Сергеевич".
-- Да брось ты, -- завелся он. -- Ты думаешь, все эти газетные
всплески, мол, один за другим все от Горбачева уходят, имеют какое-то
значение?
-- Имеют. И кроме того, Петраков обижается, и справедливо.
-- За что?
-- За все дни после Волынского вы даже о нем не вспомнили. Хотя
следовали один за другим указы президента по его -- экономическим --
вопросам. Павлов и вы на Съезде выступали об экономическом положении страны.
Проект постановления Съезда был представлен от вашего имени. И он, помните,
не прошел. Для чего же у вас экономический советник, если даже при
подготовке таких документов вы о нем не вспомнили?
-- Да когда мне было?
-- И вообще, Михаил Сергеевич, год человек работает, а ему даже
секретаря Болдин не дал. У него до сих пор в пропуске написано, что он
помощник Генерального секретаря, а не президента.
-- Как?
-- Вот так.
-- Что ж он не сказал?
-- Вам, что ли, он должен говорить о пропуске?
-- Да, безобразие. Вообще-то Болдина надо освободить от работы в ЦК,
пусть сосредоточится на аппарате президента. Единый будем создавать
президентский аппарат.
Я произнес по этому поводу "краткую речь" насчет того, что уже год, как
Горбачев президент, но аппарат у него кремлевский так и не появился. А
Петраков, добавил я, застенчивый человек, да и с достоинством.
-- Я ему под Новый год не хотел портить настроение, когда он мне первый
раз заявил об отставке, -- реагировал М. С. -- Сказал: "Работай и все".
М. С. и здесь самоуверен. Ему невдомек, что академику не так уж завидно
в помощниках ходить, тем более когда им помыкают.
7 января
Первое официальное Рождество -- по указанию Ельцина и Силаева -- на
всей территории России. Но в ЦК работали. И М. С. демонстративно приехал, и
мне пришлось. Просидел весь день на службе. Скукота. Ощущение бессилия и
бессмысленности. Даже внешние дела, которые при Шеварднадзе шли благодаря
нам, теперь начинают нас "обходить". Мы все больше оказываемся на обочине, в
офсайде, в мифологии великой державы. М. С. уже ни во что не вдумывается по
внешней политике. Занят "структурами" и "мелкими поделками" -- беседами то с
одним, то с другим, кого навяжут: то Бронфмана примет, то японских
парламентариев, то еще кого-нибудь. Не готовится ни к чему, говорит в
десятый раз одно и то же.
А между тем надвигается уже сухопутная Персидская война. С нашей
стороны ничего не делается. Буйствует публицистика, затрагивает уже и
внешнюю политику. Даже "Известия" и "Новое время" окрысились на "линию
Шеварднадзе", имея конечно же в виду Горбачева.
8 января
Сегодня "Известия" опубликовали на первой полосе корреспонденцию
Шальнева из Нью-Йорка о маневрах Фицуотера насчет того, состоится ли встреча
Горбачева и Буша 11 -- 13 февраля, как было намечено. Американские газеты
уже некоторое время упражняются на эту тему. Меня спрашивали Мэтлок (был у
меня в субботу), Брейтвейт (был в четверг), сегодня -- японский посол: будет
ли встреча? Ссылаясь на письмо Горбачева Бушу по поводу отставки
Шеварднадзе, на телефонный разговор между двумя президентами 1 января, я
решительно отводил сомнения.
Но рядом с заметкой Шальнева появилась статья дипломатического
обозревателя "Известий" Юсина, которая так прямо и называется: "Состоится ли
встреча в верхах?", со ссылкой на ответственного работника МИД. Там сказано,
что опасения насчет встречи небезосновательны, потому что СССР обманул Запад
с обычными вооружениями. Парижский договор подвешен, нам не верят, и нельзя
думать, что Буш приедет "несмотря ни на что". Словом, в этой статье набор
всего того, что содержится в истерическом письме Шеварднадзе к Горбачеву от
4 января: военные, мол, срывают и договор СНВ, и визит Буша, и европейский
процесс.
Звоню Ковалеву. Тот, как всегда, ничего не знает и "Известий" не читал.
Звоню Ефимову -- редактору "Известий". Его нет, он у Лукьянова. Звоню
Горбачеву. Он в Ореховой комнате с секретарями ЦК (наверное, "пекут"
политику). Удалось с ним связаться лишь в 9 часов вечера. Он сразу
набросился: "Как это вы (кто -- мы?) допустили такую статью в "Известиях"?!"
Я что-то мямлю в ответ, возмущаюсь сам.
Он мне: "Что ты тут мне эмоции разводишь? Разберитесь вместе с
Игнатенко". С тем я и ушел домой. Но только закрыл дверь, звонок по
телефону. Горбачев: "Я звонил сейчас Шеварднадзе. Он статью вроде не читал.
Сказал ему: это твои помощники гадят. Узнай кто и завтра же выгони из МИДа.
Лукьянову велел вызвать Ефимова (он же редактор газеты -- органа Верховного
Совета) и разобраться, кто этот неизвестный ответственный работник из МИДа.
Всю эту цепочку надо проработать и... выгнать!"
Я заметил: "Вообще, Михаил Сергеевич, надо решать с Шеварднадзе.
Бесхозяйственное ведомство -- самое опасное". Напомнил ему Козьму Пруткова:
"Уходя -- уходи!"
11 января
Сегодня вечером Горбачев разговаривал с Бушем по телефону. Вообще в
последнее время американцы у М. С. все время на уме по двум пунктам:
Персидский залив и Прибалтика. Но началось все издалека. Горбачев сообщил,
что "выходим на бюджет", что сократили на два с лишним миллиарда военные
расходы. Предстоит вообще очень критический анализ всей ситуации, чтобы в
ближайшие месяцы выйти на рыночные процессы, но так, чтобы не разрушать
экономических связей. Для этого настаиваем на экономических соглашениях
между республиками.
М. С. сказал Бушу, что завтра на Совете Федерации будет разговор о
назначении на посты премьера и его заместителя. Фамилий не назвал. Сообщил,
что намерен ускорить работу над проектом Союзного договора.
Буш спросил о Прибалтике. Горбачев назвал Литву "среди острых
моментов", добавил к ней Грузию и Карабах. Заверял Буша, что старается
обойтись без крутых радикальных поворотов. Не все, однако, просто.
Пожаловался, что "идет на него" огромное давление: требуют ввести
президентское правление в Прибалтике.
Беда в том, продолжал он, что Верховный Совет Литвы и Ландсбергис не
способны ни на какие компромиссы, не делают никаких встречных шагов. Я,
говорит, обратился к Верховному Совету Литвы. Сегодня ситуация
неутешительная. Началась забастовка. Постараюсь исчерпать все политические
методы. И если чего-то такого не произойдет, так и буду действовать. Не все
от нас зависит, уже происходят столкновения -- есть раненые. Тем не менее я
сделаю все, чтобы не дошло до кровопролития.
Я не все разбирал, что говорит Буш. У меня не было отводной трубки. Мог
лишь догадываться. Говорил, впрочем, больше Горбачев, тот лишь реагировал
вопросами и репликами.
По войне в Персидском заливе в тоне Горбачева чувствовался упрек: мол,
вы проявляете вежливость, вроде как прислушиваетесь к мнению Москвы, но
действуете по-своему. Я хотел бы, раз взялись решать вместе, чтобы была
полная согласованность, чтобы Эдуард постоянно держал связь с Джимом
(Бейкером). Готов послать сейчас к вам Бессмертных -- детально обсудить всю
ситуацию. Остается в силе мое предложение вновь встретиться накоротке по
формуле "Хельсинки" (имеется в виду их встреча в финской столице в сентябре
1990 года). Посмотрите, что привезет вам Бессмертных. И если можно будет на
этой основе договориться, я сразу отправил бы его в Багдад. Прозвучала дата
15 января -- как окончательный срок ультиматума Хусейну.
Горбачев согласился, но добавил: "Не должно быть никакого выпрыгивания,
хотя наша общая жесткая позиция остается. Не будем терять оптимизма.
Советский Союз и Соединенные Штаты кое-что значат в этом мире".
13 января
20 лет, как похоронил мать.
Не думал я, что так бесславно будет заканчиваться столь вдохновляюще
начатое Горбачевым. Утомляют растерянность и, увы, беспорядочность в
занятиях, какая-то "спонтанность" в делах, а главное -- склонность верить
"своим" и в конечном счете именно у них искать поддержку (у КПСС!).
Все это привело к "спонтанным" действиям десантников и танков в
Прибалтике и кончилось кровью. Говорят, в Вильнюсе 180 раненых и 14 убитых
за одну ночь!
Радио гудит от оскорблений и обвинений Горбачева. Уже российские
депутаты публично произносят: "Горбачев и его клика", "Горбачев --
величайший лжец нашего времени", "Он обманул всех, и Ельцина в первую
очередь", "Режим пакостный", "Его режиму служить не буду".
Депутат ВС СССР Вульфсон рыдает по телефону: "Анатолий Сергеевич,
спасайте! У нас (в Риге) завтра будет то же самое (что в Вильнюсе). Куда
смотрит парламент? Где депутаты?" А тем временем Буш уже испросил конгресс
насчет вторжения в Ирак.
Радио продолжает вопить. Я фиксирую, что успеваю: "Горбачев подбирается
к российскому парламенту", "Вильнюс -- это дело рук марионеточного Комитета
национального спасения Литвы, который прикрывает Горбачев". Святослав
Федоров: "Уже баржа готова для меня, Собчака, Попова, чтобы отправить за
рубеж". (Намек на высылку философов в 1922 году.) Заявил, что он положит
свой депутатский мандат от "красной сотни". Какая-то работница призвала по
радио в знак протеста против действий Горбачева сдавать партбилеты.
"21 русский солдат перешел на сторону Верховного Совета Литвы и вступил
в охрану парламентского здания", "Солдат в люке танка со слезами на глазах".
Комментируют: но есть солдаты, которые не моргнув глазом могут убить 100 и
200 человек в одну минуту. Сообщается, что 6 человек из 14 убитых в Вильнюсе
не опознаны, потому что изуродованы их лица.
"Кровавые победы Советской Армии над собственным народом", "Черные
полковники правят бал", "Людей убивают за то, что они хотят быть
свободными".
Звонки на радио, которые тут же даются в эфир: "Мне стыдно, что я
русская", "Горбачев хуже, чем Гитлер", "То, что в Литве, -- это сигнал всем
республикам", "Республиканские парламенты должны сказать свое слово", "На
Верховный Совет СССР нечего рассчитывать". Все это перемежается призывами "к
суду над палачами", требованиями поставить вопрос о лишении Горбачева
Нобелевской премии.
Афанасьев, Старовойтова, Черниченко, Станкевич организовали митинг на
Красной площади. Потом прошли во главе манифестации по улицам, подняв свои
депутатские удостоверения. Толпа скандирует: "Свободу Литве!", "Позор
палачам!"
В пятницу я настоял на том, чтобы Горбачев позвонил Бушу по событиям в
Персидском заливе в канун дня "Икс". Разговор был "дружеский". Но по Литве
М. С. "вешал лапшу", обещал избежать применения силы. Перед этим Бессмертных
посылал в Вашингтон телеграмму с планом Примакова. Буш план не принял. М. С.
с этим смирился. Но важно, что вмешался "еще раз" -- в пользу мирного
решения.
Бессмертных вступил в дело. Горбачев выбрал его (вместо Шеварднадзе). В
моей записке с кандидатурами на МИД он стоял вторым, я не очень рассчитывал,
что пройдет именно он. Но был убежден, что нужен деиде-ологизированный
человек, связанный с Шеварднадзе и известный в Соединенных Штатах.
Литовское дело окончательно загубило репутацию Горбачева, возможно и
пост. Да... это так, хотя он и презирает "паникеров". По радио звучат стихи
Пушкина, Лермонтова, Маяковского, которые напоминают о зверствах властей по
отношению к своему народу, об ответственности царей.
А в это время Велихов наседает на меня с фондом "За выживание и
развитие человечества" -- по поводу 5-летия декларации Горбачева о
безъядерном мире к 2000 году (15 января). Горбачев дал согласие встретиться
с советом директоров этого фонда. Но как сейчас говорить банальности о мире
в 2000 году, когда перед глазами Персидский залив и Литва?
Словом, опять передо мной ситуация 1968 года -- Чехословакия. Но тогда
была проблема рвать с Брежневым, с которым я был едва знаком, а теперь -- с
Горбачевым, с которым связано великое историческое дело, хотя он и губит его
собственными руками. В печати, по радио у нас и на Западе гадают: с ведома
Горбачева предпринята вильнюсская акция или вообще события в стране уже
вышли из-под его контроля? Или это самодеятельность литовских коммунистов и
военных? Меня тоже мучают сомнения. Но подозреваю, что Горбачев втайне даже
от самого себя хотел, чтобы что-то подобное случилось. Спровоцировала
демонстрация рабочих перед Верховным Советом в Вильнюсе, приведшая к уходу
Прунскене. Однако, если бы этого не было, наверное, "пришлось бы выдумать"
что-нибудь другое. Предавать Бурокявичюса и Швеца (секретари ЦК КП Литвы)
для М. С., мне кажется, немыслимое дело.
Радио. 1.50. Вильнюс блокирован танками и бронетранспортерами. Штурмуют
телевидение, радио, министерство финансов. В здании республиканского
Верховного Совета окна заложены мешками с песком. На площади 100 тысяч
народу.
Ельцин отбыл в Таллинн "для обсуждения ситуации" с лидерами Прибалтики.
Он же на Совете Федерации был "закоперщиком" (горбачевский термин)
резолюции, осуждающей акцию в Литве.
На встрече с Бронфманом Ельцин осудил антисемитизм, заявил, что в
России он не допустит его распространения. Словом, пользуется любым случаем,
чтобы поднять свой рейтинг.
Предвижу, что завтра в Верховном Совете начнется "вешание лапши на
уши". Лукьянов обеспечит. Утром звонил мне Станкевич из Моссовета. Явно
рассчитывал на какую-то информацию в верхах о Литве. Что я мог сказать? Я не
знал даже того, о чем радио вещало много часов. Надо мне думать, что делать
с самим собой.
14 января
Радио "Эхо Москвы" -- на 20 января намечена демонстрация в защиту Литвы
и России под лозунгом: "Команду Горбачева -- в отставку!" Пойдут по
Садовому, потом по Арбату к Старой площади, ибо там, согласно радио,
"исчадие ада", оттуда идет "военно-партийный путч".
Сегодня Верховный Совет начался, конечно, с Литвы. Лживые, не по
существу дела, объяснения Пуго и Язова. А после перерыва -- сам Горбачев:
косноязычная, с бессмысленными отступлениями речь. И нет политики. Сплошное
фарисейское виляние. И нет ответа на главный вопрос, речь недостойна ни
прошлого Горбачева, ни нынешнего момента, когда решается судьба всего его
пятилетнего великого дела. Стыдно было все это слушать.
Игнатенко утром заговорил со мной об отставке. Пришел Андрей Грачев с
заседания Верховного Совета, попросил не утверждать его заведующим
международным отделом при президенте: "Хватит с меня 1968 и 1979 годов.
Непереносимо". А что я?
Кстати, в цековском буфете появились спецталоны. Это после прошлогодней
отмены "кормушки". Как это понимать? Как отступное номенклатуре? Тамара (моя
секретарша) взяла недельный заказ: колбаса, фарш, котлеты, мясо -- целое
богатство!
15 января
На встречу Горбачева с Велиховым я не пошел. Противно было встречаться
с ним. Стыдно смотреть в глаза людям. Я рассчитывал, что в такой обстановке
он откажется. Материалы и речь я ему подготовил еще до событий. Но опять его
"недооценил" -- он пошел. Позвал с собой Яковлева, Болдина и только что
утвержденного на заседании Верховного Совета Бессмертных. И как ни в чем не
бывало почти два часа рассыпался перед американцами и другими в
приверженности новому мышлению. А они, как ожидалось, не задали никаких
вопросов...
Приехал Игнатенко. Рассказал, что вчера вечером он, Яковлев и Примаков
стали уговаривать Горбачева съездить в Вильнюс, возложить венок, выступить
там на Верховном Совете, пойти в коллективы, к военным и т. д.
Горбачев это вроде воспринял, сказал: сделайте к утру тексты для
выступлений там. Написали, утром положили на стол. И весь день Игнатенко
ловил Горбачева, чтобы узнать, что же он решил. М. С. сделал вид, что
никакого разговора с этими тремя не было. Из чего Игнатенко сделал вывод,
что тот не "дезинформирован", как думают многие, а осуществляет свой план
запугивания прибалтов. Днем в Вильнюсе военные заняли еще техническую
радиостанцию и не собираются освобождать ни телевизионную башню, ни Дом
печати. А в Риге захватили военную школу и разогнали курсантов.
Я проснулся в пять утра и заснуть больше не мог. Обдумал свои
намерения. Придя на работу, продиктовал Тамаре шесть страниц объяснений с
Горбачевым, резко и откровенно, наотмашь -- с выводом: "я тоже ухожу". Вот
этот текст:
"Михаил Сергеевич!
Поскольку перелом наконец действительно наступил и поскольку трудно
было даже предположить, что он станет таким печальным и постыдным, никто не
имеет права отмалчиваться.
С некоторых пор мы, помощники, заметили, что Вы в нас не нуждаетесь. Мы
ничего не знаем ни о Ваших намерениях, ни о Ваших планах, ни о
предполагаемых действиях или кандидатурах... Наше мнение Вас явно не
интересует. Но это не значит, что у нас нет своего мнения обо всем этом.
Я, который искренне и верно отдавал Вашему делу все, что мог, считаю
своим долгом сказать Вам следующее.
Ваша речь в Верховном Совете -- это знамение конца. Это совсем не то,
что ждали мир и страна. Это -- не выступление великого государственного
деятеля в момент, когда под вопрос поставлено все его дело. Сумбурная,
косноязычная, с какими-то странными впечатлениями от встречи с Прунскене, с
"фабулой" событий, о которых весь мир знает в десять раз больше. Было полное
ощущение, что Вы просто не в курсе дела или выкручиваетесь, не желая
сказать, чего Вы действительно хотите добиться.
В этой речи не было главного -- политики. А политика, как Вы сами нас
учили, -- это всегда выбор. На этот раз выбор таков: либо Вы говорите прямо,
что не потерпите отпадения ни пяди Советского Союза и употребите все
средства, включая танки, чтобы этого не допустить, либо Вы признаете, что
произошло трагическое, не контролируемое из Центра событие, что Вы осуждаете
тех, кто применил силу и погубил людей, и привлекаете их к ответственности.
В первом случае это означало бы, что Вы хороните все то, что было Вами
сказано и сделано на протяжении пяти лет. Признаете, что и сами Вы, и страна
оказались не готовы к революционному повороту на цивилизованный путь и что
придется вести дела и обращаться с народом по-прежнему.
Во втором случае дело еще можно было бы поправить во имя продолжения
перестроечного курса. Хотя что-то необратимое уже произошло. Никакие
прокуроры и следователи, к каким бы выводам они ни пришли на месте, не
изменят той оценки событий, которую дала международная общественность и все
политические эшелоны западного мира. Не повлияют они и на наше общественное
мнение, которое Вы явно недооцениваете или просто дезинформированы о его
действительном содержании.
Вы, видно, не знаете отношения к Вам в народе -- на улицах, в
магазинах, в троллейбусах, на митингах, в коридорах и курилках. Вас
заваливают телеграммами (хотя Вам по опыту прежних лет хорошо известно, как
это делается) от тысяч людей. Но мнения других десятков тысяч и миллионов Вы
просто "знать не хотите" -- они не вписываются в Ваши намерения. Знаете ли
Вы, что почти круглосуточно передают сейчас "Эхо Москвы" и даже "Маяк"? Там
ведь расхожий уже термин: "Горбачев и его клика". И это на весь мир.
Вчерашняя передача Ленинградского телевидения повергла всех в ужас: гробы,
трупы, рыдающие женщины, танки, вращающие башнями, девочка, вытаскивающая
из-под гусениц зонтик, и т. п. Это что, на политику не должно влиять? Для
политики важны лишь телеграммы, лично для Вас подобранные?
Разрушается главное, что было достигнуто в ходе политики нового
мышления, -- доверие. Вам уже теперь не поверят, как бы Вы отныне ни
поступали. Торжествуют те, кто предупреждал: все это новое мышление -- лишь
личина, которая в подходящий момент (или когда туго придется) будет
сброшена. Представляю себе сейчас настроение Буша, Бейкера, десятков других,
которые искренне доверяли Вам.
Вы дали Ельцину и К еще один, может быть, окончательный шанс обыграть
Вас. Ведь то, что он заключил соглашение с прибалтийцами и обратился в ООН,
создал "совет четырех" -- с Украиной, Белоруссией и Казахстаном, -- где "нет
места Центру", означает, что новое государственное образование, как бы потом
ни назывался Советский Союз, понесут они в мировое сообщество -- в обход
Вас, вопреки Вам и против Вас. Вы начали процесс возвращения страны в
цивилизацию, но он уперся в Вашу же установку о "едином и неделимом". Мне и
другим Вашим товарищам Вы не раз говорили, что русские никому не простят
"развала империи". А вот Ельцин от имени России это нахально делает. И мало
кто из русских против этого протестует. Даже "полозковни-ки" в его
собственном парламенте не осмеливаются сколько-нибудь эффективно
протестовать.
В результате Вы обрекли себя на политику, цели которой можно достигнуть
только силой. И тем самым вошли в противоречие с провозглашенной Вами самим
философией.
Вы ведь не раз публично заявляли, что, до тех пор пока Вы на своем
посту, Вы не допустите вооруженного насилия над людьми. Пусть Вы "не знали",
не разрешали стрелять и давить танками в ту ночь в Вильнюсе. Но то, что
произошло, -- результат Вашей политики, Вашего нежелания отпустить Литву
подобру-поздорову.
В Москве и в других городах, как объявлено вчера по радио, по призыву
Совмина РСФСР в среду будет "предупредительная политическая забастовка". В
воскресенье -- массовая манифестация во главе с Ельциным, которая завершится
на Старой площади. Лозунг: "Горбачева и его команду -- в отставку".
Вы знаете резолюции Президиума Верховного Совета Украины, Моссовета и
Ленсовета и прочее и прочее. Но что-то не слышно демонстраций в поддержку
действий, осуществленных в Литве. Политику там и раньше было трудно
оправдывать, а теперь -- после 14 трупов и сотен искалеченных -- вообще
немыслимо, если есть совесть.
Единственное обоснование, которое формально звучит для кого-то, впрочем
очень немногих, -- это что Ландсбергис и К нарушают Конституцию СССР. Но
ведь кому, как не Вам, знать, что законность бывает "всякая". И если ее
требуется насаждать танками и БТР, то... это мы уже проходили. Это -- не
законность правового государства, которая, согласно Вашим же утверждениям,
может быть результатом лишь демократического процесса.
Полтора года назад в Крыму, когда прибалты выстроили тысячекилометровую
живую цепь со свечами, я, если помните, сказал Вам: остановить их уход из
СССР можно только танками. Вы от меня отмахнулись. Теперь мы это и
наблюдаем. Спрашивается, для чего и для кого это нужно? Перестройка ведь --
для человека! И если 150 тысяч или сколько их там из трех с лишним миллионов
населения Литвы хотят оставаться в Советском Союзе, то это не значит, что
ради них во главе со Шведом и Бурокяви-чюсом можно так обращаться с
представителями другой части республики. Оправдания, которые вчера
попытались представить Пуго и Язов, прозвучали жалко и позорно. Они
дискредитируют Вас, представляют Центр в нелепом виде. Впрочем, Вы повторили
их "логику". А она -- как на деревенской улице: меня, мол, побили (когда
депутация Комитета спасения явилась в Верховный Совет Литвы), я позову
большого брата, и он вам покажет!
В государстве, которое заявило, что хочет быть и становится правовым,
невозможно заменять политические и юридические оценки рассказом, как
общественная организация, возмущенная радиопередачами, позвала на помощь
войска и они вместе пошли на штурм телебашни. Это все равно что какая-то
группа в Москве, которой не понравится "Взгляд" или "120 минут", попросила
бы знакомого командира полка или дивизии выделить ба-тальончик, чтобы
осадить Останкинскую башню и выгнать оттуда весь персонал. А если бы
милиционер у входа стал стрелять, то тогда пошли бы в ход танки? Вот ведь,
по существу, чего стоят объяснения, которые услышали наш парламент и весь
мир.
Словом, ради сохранения Литвы в СССР Вы собственными руками губите
дело, которое, как правильно Вы многократно утверждали, призвано изменить
мир.
У меня такое впечатление, что Вы не читаете даже шифровок из-за
границы, которые ломятся от протестов, возмущения, гнева, разочарования и
угроз разорвать все намеченные связи с нами -- со стороны правительств,
партий, общественности. Картина (в том числе и у оград наших посольств) --
какую мы уже вроде бы и позабыли со времен Сахарова в Горьком.
На этом фоне утверждение членов кабинета в Верховном Совете выглядит
какой-то странной фантасмагорией: назначается правительство для непонятно
какого государства. О Союзном договоре в Вашем варианте можно теперь
позабыть.
Я достаточно хорошо Вас знаю, Михаил Сергеевич, чтобы предвидеть, как
Вы отреагируете на эту записку: мол, вот и еще один "отвалил", не выдержал.
Пусть так. Но заподозрить меня на 70-м году жизни в каких-то амбициях, в
тщеславных, честолюбивых соображениях Вам будет очень трудно. Вы ведь меня