Страница:
быть не может, но в политике буду последовательно держаться компромисса,
потому что без России ничего не сделаешь".
Заговорили о Полозкове. Я сказал, что чем хуже в компартии РСФСР, тем
лучше, чем она "сталинистее", тем скорее сойдет с политической сцены.
Примаков: есть опасность смычки Ельцин -- Полозков. Я согласился: есть.
Если эта партия будет слабеть, Ельцин ее облагодетельствует и, подобрав,
поставит на службу своему бонапартизму. Если она будет усиливаться, он
постарается не сделать из нее врага.
Примаков: надо обласкать Полозкова, дать ему хорошую должностишку и
пусть уйдет с должности первого секретаря, а туда двинуть перестройщика.
Я возразил: это иллюзия. Полозков хотя и темный, но понимает, что, уйди
он с поста или откажись от своей программы, он -- политический труп.
М. С. игнорировал наши ходы вокруг этой темы. И заключил так: я же
Полозкова знаю очень давно.
Он честный, порядочный мужик, но глупый, необразованный. Он даже в этом
своем последнем интервью показал, что не понимает, что говорит. Ему напишут,
он произнесет.
Заговорили о Рыжкове. Примаков: надо распрощаться с Рыжковым. Он
объединяет ВПК, директоров (включая военных), объединяет их на анти-ваших,
М. С., позициях. Он не способен воспринять рынок, тем более реализовать
рыночную концепцию, ибо мозги не те, не только амбиции. Он публично
противопоставляет свою программу программе президента, дискредитирует
"группу тринадцати", Абалкин превратился в его клеврета.
Я поддержал Примакова. Горбачев: "Котята вы. Если в такой ситуации я
еще и здесь создам фронт противостояния, конченные мы. Рыжков и сам Совмин
падут естественными жертвами объективного развертывания рыночной системы.
Так же будет с государственной властью партии, причем произойдет это уже в
этом году". Согласились с ним на словах, но не в душе, ибо время опять
теряем: программу-то экономическую надо принимать не когда-нибудь, а уже в
сентябре.
Незадолго до отъезда из Крыма Горбачев с подачи Примакова пригласил к
себе Игнатенко, чтобы предложить ему "должность Фицуотера" (пресс-секретарь
Буша). Красивый, умный, талантливый. Журнал "Новое время" поставил наилучшим
образом. Игнатенко был очень польщен. Вел себя достойно. Напомнил, что он
ведь создал фильм о Брежневе, за что Ленинскую премию получил. М. С. к этому
отнесся нормально. Важно, говорит, что ты сейчас думаешь и делаешь, ведь мы
все -- из того времени.
Погуляли по вечерним дорожкам вокруг дачи. Горбачев его прощупывал на
разные темы. Игнатенко улетел в Москву и на другой день звонил Примакову. По
словам Жени, был какой-то кислый: то ли испугался, то ли жалко журнал
бросить, то ли свободу не хочет терять, то ли боится слишком ангажироваться
в отношении Горбачева, хотя в беседе смело заявил: два года назад я бы
подумал (т. е. когда Горбачев был еще на взлете), а теперь соглашаюсь
безвозвратно (когда дела у Горбачева все хуже и хуже).
Указ о возвращении гражданства Солженицыну и еще двадцати трем.
Горбачев и здесь опоздал. Это надо было сделать два-два с половиной года
назад, когда такую акцию приписали бы ему лично. А сейчас уже никто не видит
в этом его заслуги. Да и в самом деле, это результат логики нового времени.
Между прочим, мы (я, Шахназаров, Яковлев, Арбатов) давно приставали к нему с
Солженицыным, еще когда Политбюро было в форме и в силе. А он на ПБ говорил:
никогда! Хотя сам много раз учил нас никогда не говорить "никогда".
26 августа
Вчера М. С. встречался с Дюма, министром иностранных дел Франции. Тот
расшаркивался: "Франция -- СССР! Это незаменимо. Это особенно важно и для
Ближнего Востока, и для Европы в свете объединения Германии. Да и чтобы
Соединенным Штатам показать, что Европа, где Франция вместе с СССР, может
без США обойтись", и т. п. М. С. был в ударе. Говорил и о том, что у него
особенно наболело: экономика и Союз. Не исключает завала ее и развала его.
Издевался над Ельциным. Уже не анализирует, как бывало, с иностранцами его
поведение, а ожидает, что будет, и готов ко всему.
Между прочим, в Крыму недавно сказал мне: "Работать не хочется. Ничего
не хочется делать, и только порядочность заставляет". Прямо какая-то
Борис-Годуновская судьба. И каждый день что-то "подкидывает": то табачные
бунты, то бои на армяно-азербайджанском фронте, то взрыв на спиртозаводе в
Уфе и фенол в водоснабжении миллионного города, то ельцинские штучки с
раздачей свободы всем краям и республикам России. Сказал французу, что скоро
встретится с Ельциным, наверное, во вторник, и постарается унять его
популизм: мол, не на митинге ты -- давно уже "при государственной
ответственности...".
Народ (толпа) Горбачева просто ненавидит. Он это чувствует. Говорил
мне, что "все эти" (т. е. Ельцин и компания) сознательно усугубляют
дестабилизацию, пользуясь ненавистью и раздражением людей, чтобы взять
власть. А свою задачу он видит в том, чтобы не позволить "взять", ибо страну
тогда столкнут в хаос и диктатуру. Среда уже созрела для этого.
Рыжков не хочет съезжать из Кремля. И, думаю, пока он при должности,
Совмин там останется.
Сцена в аэропорту. Встречали М. С. из Крыма: члены Президентского
совета (пока этот орган никакой государственной властью не обладает, скорее
-- это группа консультантов и соратников), кое-кто из Политбюро
(Дзасохов). До побледнения Рыжков сцепился с авторами программы "группы
тринадцати". Горбачев разнимал. А после отъезда Горбачева с Раисой
Максимовной Рыжков, подойдя к нам (помощникам) прощаться, сказал Петракову,
дрожа от ненависти: "Ну, ты у меня войдешь в историю!" Лукьянов, стоявший
тут же, добавил: "Если будете так вести дело, то Верховный Совет в сентябре
скинет правительство, а в ноябре будет распущен Съезд народных депутатов и
сам Верховный Совет. Будут назначены новые выборы и не позднее декабря
скинут президента... и вас".
28 августа
Зашел Шахназаров, предложил, чтобы Горбачев написал письмо Бушу и
Тэтчер и призвал их не науськивать неофашистов на коммунистов в Восточной
Европе. Я поиздевался над этой идеей.
Вообще говоря, Остроумов, помощник Горбачева по делам КПСС, от
сверхподозрительности, а Шахназаров из страха за общественное имущество
(армянский характер) взывают не благодушничать с нашими фашистами, которые
тоже могут сжигать здания, в том числе ЦК. А мне смешно и не боюсь, и не
верится, хотя что-то явно надвигается.
М. С. не видит, а может, не хочет реагировать. Думаю, без потрясения
Россия не возобновится, тем более после такого распада и разложения.
1 сентября 1990 года
Ельцин сегодня на пресс-конференции был милостив к Горбачеву, но
заявил: Рыжков должен уйти сам, а если не уйдет, мы его "уйдем". Очень
хвалил программу Шаталина и обещал положить ее в основу российской реформы.
Программа (я ее изучил) -- это даже не европейский "Общий рынок", а
скорее ЕАСТ. От Союза мало что остается. Но, скорее всего, теперь другого
пути сохранить такую видимость, как "СССР", нет. Впрочем, Ельцин предложил в
качестве верховной власти образовать Совет президентов, в котором не должно
быть ни больших, ни малых.
Злоба и ненависть к Горбачеву в очередях. Сегодня в "Правде" подборка
писем, брызжущих слюной на перестройку и на Горбачева. Да, начинается путь
на Голгофу.
Ельцин получил кредит по крайней мере на два года, а у Горбачева кредит
с каждым днем приближается к нулевой отметке. Ельцин паразитирует на идеях и
заявлениях и на непоследовательности Горбачева. Все, что сейчас он
провозглашает, все это говорил М. С. на соответствующих этапах пяти лет
перестройки. Но не решался двигать, держала его за фалды идеология. Он и до
сих пор от нее не освободился.
В Крыму в этом году опять начал с того, что задумал статью, в которой
хотел оправдаться, доказывая, что он за социализм. И одновременно
патронировал программу Шаталина, Петракова и др., где и слов-то таких нет:
"социализм", "социалистический выбор", "идеология" и пр.
Он, наконец, раскидал всех, с кем начинал перестройку, кроме Яковлева и
Медведева. Все оказались за бортом, и все стали его яростными врагами, за
которыми определенные группы и слои. Но растянул этот "процесс" на 3 года. А
надо было делать эту революцию так, как полагается делать революции.
2 сентября
Что-то будет с Рыжковым? Что с экономической программой? Что с Союзом?
Думаю, что к Новому году мы страны иметь не будем. Будем ли иметь Горбачева?
Наверное, да.
4 сентября
"Известия" печатают программу Шаталина. Российский парламент начинает
ее принимать. И одновременно съезд Российской компартии (второй этап)
называет все это антисоветчиной, предательством социализма и сдачей страны
капитализму. И это на фоне "последнего дефицита" (за которым в России может
быть только бунт) -- дефицита хлеба. Тысячные очереди у тех булочных, где он
есть. Что-то невероятное случилось с Россией. Может, и впрямь мы на пороге
кровавой катастрофы?
Горбачев, кажется, растерян. Власть на глазах уползает из рук. А он
целыми днями совещается с разными представителями по экономической платформе
и по Союзному договору, вместо того чтобы ждать, когда это сделают
парламенты. И присутствует по полдня на съезде Компартии РСФСР. Чего он от
этих-то ждет? Совсем потерялся и не знает, что и куда. Не видит, что делать.
15 сентября
Был у Горбачева министр иностранных дел Италии Микелис, который от
имени Андреотти сообщил о присуждении Горбачеву премии фонда "Фьюджи"
(итальянцы ее приравнивают к Нобелевской). После того как ушли итальянцы и
вместе с ними Шеварднадзе и Адамишин, Горбачев мне говорит: "Толя, что
делать, за что хвататься?" Вчера в Верховном Совете был конкурс программ
Абалкина, Аганбегяна, Шаталина. Каждый отстаивал свою. А у народа челюсть
отвисает. Рыжков гнет свою: моя, мол, программа реалистическая, щадящая.
Что, референдум, что ли, устраивать по программам? Глупо. Республики, куда
посланы эти альтернативные варианты, могут выбрать одна -- одну, другая --
другую. А Россия уже вышла на рынок и вообще делает что хочет. Рыжков обещал
поднять закупочные цены на мясо с 1 января. Информация об этом просочилась,
и мясо исчезло совсем. Тогда Силаев заявил, что в России цены будут подняты
с 15 сентября. А что стоит постановление Рыжкова без России?!
Политбюро вчера в панике обсудило, что делать с полумиллионной
демонстрацией, которая на 15 сентября назначена в Москве и в других городах
под лозунгом: "Долой Рыжкова", а кое-где -- и "Долой Горбачева".
18 сентября
На Верховном Совете Аганбегян, Шаталин, Абалкин продолжают сражаться.
Первые два заявляют: выбор не между социализмом и капитализмом, а между
жизнью и могилой. Абалкин доказывает правоту Рыжкова, хочет спасти его (и
себя) с помощью популизма.
22 сентября
Ситуация все больше и больше запутывается. Рыночную программу Верховный
Совет не принял. Опять учреждена сводная группа
(Абалкин--Шаталин--Аганбегян). Будут разные варианты. Горбачев потребовал
чрезвычайных полномочий, чтобы вводить рынок. Верховный Совет РСФСР
ощетинился постановлением: без его ратификации никакие указы Президента СССР
в России не действительны.
Травкин потом рассказывал, какие обвинения бросали Горбачеву российские
депутаты: он уничтожил КПСС, разложил Союз, потерял Восточную Европу,
ликвидировал марксизм-ленинизм и пролетарский интернационализм, нанес удар
по армии, опустошил прилавки, развел преступность и т. д. Между прочим, в
своей речи в Верховном Совете, которая предшествовала дискуссии о рыночных
программах, Горбачев опять допустил грубый "faux pas" -- заговорил о
федерации вместо Союза государств. Кстати, кто это ему навязывает, будто
эпоха суверенитетов прошла?
Дни, дни, недели. Все острее ожидание, когда же все обрушится. Жизнь в
службе каждый день напоминает, что произошла смена строя и я, как и мне
подобные, в положении тех бывших -- после 1917 года. Все, что я имел или
заработал, все это от прежнего строя. Это вознаграждение за службу ему. И
теперь я уже не могу козырять: я всю жизнь работал! Спрашивать? Но с кого?
Ответят: вот с того и спрашивай, кому служил. Вообще-то справедливо!
23 сентября
Грядет революция. Та самая, которую вызвал Горбачев. Но он не ожидал
такого и долго не хотел называть это сменой власти, тем более сменой строя.
Да и сейчас продолжает говорить лишь о смене экономической системы. Нет, то,
что происходит, действительно равно 1917 году, пусть и "наоборот".
25 сентября
Вчера был, употребляя горбачевский термин, день прорыва. М. С.
несколько раз яростно выступал в Верховном Совете о рыночной программе и
требовал особых
полномочий для ее осуществления. Но решение опять отложено, и опять
образована комиссия во главе с ним, и опять она включает несовместимое. И
это все видят, но уступают его неистребимой тактике компромисса.
А все катится тем временем под откос, гибнет урожай, рвутся связи,
прекращаются поставки, ничего нет в магазинах, останавливаются заводы,
бастуют транспортники.
Между прочим, по телевизору объявление: требуются на какую-то захудалую
рабочую должностишку -- ставка от 300 до 1000 рублей! Рынка нет, а цены уже
рвутся вверх.
2 октября 1990 года
Верховный Совет действительно пора разгонять. Сегодня там обсуждали
вопрос об отмене Договора о дружбе с ГДР. Казалось бы, рутинно-формальный
акт. Немцы отменили этот договор решением правительства: ведь исчез сам
субъект договора. А наши дообсуждались до того, что потребовали от Коля
стать восприемником договора, в котором, между прочим, записано о
нерушимости границ между двумя Германиями, о борьбе против
западногерманского империализма и т. п.! И ведь не приняли решение. Завтра
будут продолжать.
Я посоветовал Ковалеву (Шеварднадзе сейчас в Нью-Йорке) рассказать об
этом М. С., который отреагировал: да пошлите их всех на...! Но ведь здесь
действует не только глупость: это сознательная провокация против
горбачевской германской политики со стороны тех, кто, как и генерал Макашов
и т. п., считают, что Восточную Европу отдали "без боя", кто против всего
"этого" так называемого "нового мышления". Не очень таят в себе, что и
Сталина не худо было бы вернуть, чтобы расправиться со всей "этой нашей"
политикой. И таким вот деятелям подыгрывают и Фалин, и ЦК, и "мой"
Международный отдел, который отчаянно борется за самосохранение.
6 октября
Когда речь с Горбачевым зашла об очернительстве на телевидении (в
отношении нашей истории), он опять "соскочил" на то, что Сталин ненавидел
крестьянство и изничтожал его сознательно. Но на телевидении у нас "все это,
мол, вранье, будто раньше в деревнях жилось хорошо: рвань, нищета,
бесперспективность".
Когда М. С. решил ввести в свое выступление надоевшую уже тему, как на
Ленина обрушились, когда он вводил нэп, я ему сказал: "Главное и самое
актуальное не то, что обрушились, а то, что не поняли, не приняли, отвергли,
потому и такие последствия. Все пошло наперекосяк".
14 октября
Вчера прошелся после работы по улицам. Ощущение такое, будто я пережил
свое время и просто ничего не понимаю вокруг. Злобная публика, потерявшая
всякие критерии порядочной жизни. Редко-редко навстречу попадается
нормальный москвич, тем более интеллигентное лицо. Суетностью и
преступностью насыщена атмосфера города.
М.С., который уж день заседает в Президентском совете и Совете
Федерации. Опять руководил обсуждением нового варианта экономической
программы. Не знаю, не знаю. От Шаталина он уже отшатнулся. "Жизнь,
-- сказал он мне, -- подняла эту красивую программу на воздуси". Теперь
он в Верховном Совете будет отстаивать симбиоз или просто рыжковскую, хотя
обещал не делать из них компота.
При переходе от разрушительного этапа перестройки, когда его рейтинг
летел вверх, к этапу "созидательному" М. С. совершил стратегическую ошибку
(вопреки тому, что сам не раз провозглашал: высвободить естественную логику
развития общества, а не навязывать ему очередную схему). Теперь он пытается
играть роль главного конструктора и архитектора нового общества. Но это уже
невозможно в принципе, не говоря уже о том, что при всей его одаренности
некомпетентен он для такой функции.
Я надеялся, что, став президентом, он воспользуется этим и поднимется
"над" повседневным политическим процессом. А он, оказывается, имел лишь в
виду получить дополнительную возможность "руководить процессом". Гибельная
нелепость. Хватается за все: за партию, за парламент, за всякие комиссии, за
сборы ученых и везде всем навязывает себя.
Едем вроде в Испанию 26--28 октября и во Францию -- 28--29 октября.
Тревожно. И кажется все более бессмысленной моя старательная
деятельность при Горбачеве: во внешней политике уже сделано то, что дало
перелом. Остальное -- обуздать военных, вернее, выдержать, когда уйдет это
поколение генералов.
17 октября
Сегодня, кстати, роковая дата: в этот октябрьский день 1941 года --
паника в Москве. Вчера Ельцин произнес в Верховном Совете РСФСР речь. Это
объявление войны Горбачеву. Смысл ее: президент изменил договоренности с
Ельциным, программа рынка, которую он предложил на Верховном Совете СССР,
невыполнима! Это предательство России, и теперь ей, России, надо выбирать
один из трех вариантов:
1) отделяться (свои деньги, своя таможня, своя армия и т. д.);
2) коалиционное союзное правительство пополам: половина от Горбачева,
половина от демократов, от России;
3) карточная система, пока не обвалится программа Горбачева. А там в
хаосе разберемся, сам народ выйдет на улицу.
В 10 утра Горбачев собирает Президентский совет. Не все даже успели
ознакомиться с речью Ельцина. Пошел разговор. А в моей "исторической" памяти
-- картина заседания Временного правительства в Зимнем дворце в октябре 1917
года: Смольный диктует, в противном случае штурм.
Лукьянов призывал к жестким мерам. Его поддержал Крючков. Ревенко
уклончиво за то же, но добавил между прочим, что Украина уже "отвалилась", а
после речи Ельцина пойдет цепная реакция и промедление смерти подобно.
Академик Осипьян пространно анализировал, почему Ельцин выступил именно
сейчас. Только Шеварднадзе высказался против конфронтации и против того,
чтобы М. С. по телевидению громил Ельцина. Медведев тоже призывал
"продолжать законодательный процесс", не нарываться, не подыгрывать Ельцину,
отвечая ему тем же, грубостью и угрозами. Рыжков бушевал: сколько можно:
правительство -- мальчик для битья. Никто не слушает. Я, председатель
правительства, вызываю какого-нибудь чиновника -- не является. Распоряжения
не выполняются. Страна потеряла управление. Развал идет полным ходом. СМИ
против нас. Все -- в оппозиции:
ВЦСПС и даже партия. А мы ведь сами коммунисты, шумел Николай Иванович,
мы же от этой партии! "Известия" и даже "Правда" работают против нас. Надо
вернуть нам хотя бы газеты, которые являются органами ЦК. А половину людей
на телевидении сменить. Распутин выступил в этом же духе. Словом, все в
испуге.
И смешно, и горько, и постыдно было наблюдать этот ареопаг: люди,
которых М. С. собрал в нем, не в состоянии ни мыслить, ни действовать
по-государственному. М. С. сидел и поддавался эмоциям, ярился, соглашался,
что именно ему надо выступить сегодня же по телевидению и дать отпор.
Но наступил полдень -- время, назначенное Горбачевым для встречи с
Чейни (министром обороны США). Перешли в другую комнату. И Горбачева как
подменили: опять на коне, опять лидер великой державы, владеющий всей
ситуацией, точно знающий, что надо делать, уверенный в успехе. Американцу
рта не давал открыть.
Вернулся на заседание Президентского совета. Там уже начали
расходиться. Ему на ухо что-то шепнул Лукьянов. М. С. обернулся к
Шеварднадзе: "Эдуард, переноси некоторые заграничные поездки, а другие
отмени вовсе, в том числе в Испанию, Францию". Я опешил: такой подарок
Ельцину! Такая демонстрация потери власти и самообладания. М. С. пошел к
себе через анфиладу. Его догнали и окружили Петраков, Шаталин, Игнатенко и
я. Стали убеждать отказаться от выступления на телевидении. Он крыл нас всех
подряд. "Я уже решил, этого спускать нельзя. Смолчу, что народ скажет? Это
трусость, козырь Ельцину. Этот параноик рвется в президентское кресло,
больной. Все окружение науськивает его. Надо дать хорошо по морде".
Пошел дальше, к себе. Подскочил Игнатенко: "Анатолий Сергеевич, надо
все это поломать". Мы вдвоем двинулись вслед за Горбачевым. Я говорю
иронически: "Михаил Сергеевич, что -- подготовку материалов к Испании
остановить?" Он мне: "Зайди". Игнатенко -- за мной, оба навалились. Я
говорю: "Чего испугались? Рыжков до того дошел, что запугивает: мол, дело
приблизилось уже к тому, что в лучшем случае нас расстреляют, в худшем --
повесят. А мне вот, например, не страшно. Ельцин шантажирует, блефует. Нет у
него возможностей осуществить угрозу. Не из кого ему делать российскую
армию, таможню и т. п. Вам надо подняться над этой очередной провокацией".
Стоит перед нами, молчит. Снял трубку. Шеварднадзе не оказалось на
месте. Связался с Ковалевым, спрашивает: "Ты уже отбой дал в Париж и
Мадрид?" -- "Нет еще", -- отвечает Ковалев. "Повремени".
Убедившись, что он не сделает глупости, не откажется поехать в Мадрид,
мы с Игнатенко опять завели речь о выступлении на телевидении. В конце
концов он позвонил Лукьянову и обязал его это сделать вместо себя.
22 октября
Писал тексты для Испании. Уже не хватает 12-томного словаря русского
языка в поисках слов, которые не звучали бы банально. Вообще же красоты
стиля выглядят нелепо на фоне происходящего в стране. Агентура КГБ доносит
из разных концов Советского Союза, что Нобелевская премия Горбачеву
оценивается большинством населения негативно. В "Таймсе" статья под
заголовком "Превозносимый в мире и проклинаемый у себя дома" и портрет-шарж
в виде памятника.
Страна разваливается. Народный фронт Молдавии уже вынес решение о
присоединении к Румынии и переименовании государства в "Румынскую республику
Молдова". Ситуация в то же время на грани гражданской войны с гагаузами и
приднестровскими русскими.
В Татарии 15 октября объявлено национальным днем памяти погибших при
защите Казани от Ивана Грозного (1552 год)!
В российских областях черт-те что. Съезд "Демократической России"
создал массовую оппозицию КПСС и вынес резолюцию: в отставку президента,
правительство и Верховный Совет СССР. А мы едем в Испанию, где восторженные
толпы будут давиться, чтобы увидеть Горбачева. И будем говорить о
советско-испанском факторе в судьбах Европы и Средиземноморья, о Дон Кихоте,
о призвании обоих народов быть вместе в "улучшении мира", в то время как
одному из этих народов все до лампочки, в том числе Испания.
М. С. продолжает совещаться с экономистами. "Оттачивает" стиль основных
положений экономической программы. А Грушин, социолог и друг Фролова,
любимчика горбачевского, вчера по телевидению фактически заявляет: таскать
вам не перетаскать, никакая программа не осуществима.
23 октября
Написал две записки Горбачеву.
1. Узнал, что собираются взорвать очередную ядерную бомбу на Новой
Земле. В бешенстве писал: что же это такое, когда вы собираетесь в
Скандинавию, по соседству с Новой Землей, ехать получать Нобелевскую премию,
когда в Испании будете скоро говорить сладкие слова, когда предстоит
общеевропейская встреча в верхах в Париже, там же подписание договора об
обычных ядерных вооружениях, -- кому этот взрыв сейчас нужен и зачем все эти
игры?! И что скажет Верховный Совет РСФСР? В Казахстане (на Семипалатинском
полигоне) нельзя взрывать, а в России можно?! -- вопрошал я. Записку он
прочел и не сказал ни слова.
2. Гриневский прислал из Вены шифровку. В тревоге сообщает, что
переговоры по обычному оружию срываются, а значит, горит и Парижская
встреча. Генералы из Генштаба дают директивы своим людям в делегации, и те
вяжут руки Гриневскому. Я разразился в записке: пора выбирать между образом
мысли (а может, и замыслами) генералов и ближайшими судьбами политики нового
мышления, угрозой провала всех усилий добиться поддержки Запада в
критический момент перестройки.
Горбачев приложил к записке квиток с поручением Шеварднадзе, Язову и
Зайкову за два дня решить все вопросы и дать "развязку" в Вене. Потом он мне
позвонил: "Я подписал это твое... Подключил Шеварднадзе, который
обрадовался". Но, как я узнал потом, записку, где я открытым текстом громлю
генералов -- чуть ли не матерно, он послал также и Язову.
Горбачев долго листал на столе и зачитывал мне, комментируя выдержки из
писем и телеграмм по поводу присуждения ему Нобелевской премии. Такого,
например, типа: "Господин (!) Генеральный секретарь ЦК КПСС, поздравляю с
премией империалистов за то, что Вы завалили СССР, продали Восточную Европу,
разгромили Красную Армию, отдали все ресурсы Соединенным Штатам, а средства
массовой информации -- сионистам". Или: "Господин Нобелевский лауреат,
поздравляем Вас за то, что Вы пустили свою страну по миру, что добились
премии от мирового империализма и сионизма, за предательство Ленина и
Октября, за уничтожение марксизма-ленинизма". И таких писем и телеграмм
десятки.
Я задал Горбачеву вопрос: а зачем Крючков все это собирает и кладет вам
на стол? Зачем регулярно подсчитывают и несут вам опросы по областям и
потому что без России ничего не сделаешь".
Заговорили о Полозкове. Я сказал, что чем хуже в компартии РСФСР, тем
лучше, чем она "сталинистее", тем скорее сойдет с политической сцены.
Примаков: есть опасность смычки Ельцин -- Полозков. Я согласился: есть.
Если эта партия будет слабеть, Ельцин ее облагодетельствует и, подобрав,
поставит на службу своему бонапартизму. Если она будет усиливаться, он
постарается не сделать из нее врага.
Примаков: надо обласкать Полозкова, дать ему хорошую должностишку и
пусть уйдет с должности первого секретаря, а туда двинуть перестройщика.
Я возразил: это иллюзия. Полозков хотя и темный, но понимает, что, уйди
он с поста или откажись от своей программы, он -- политический труп.
М. С. игнорировал наши ходы вокруг этой темы. И заключил так: я же
Полозкова знаю очень давно.
Он честный, порядочный мужик, но глупый, необразованный. Он даже в этом
своем последнем интервью показал, что не понимает, что говорит. Ему напишут,
он произнесет.
Заговорили о Рыжкове. Примаков: надо распрощаться с Рыжковым. Он
объединяет ВПК, директоров (включая военных), объединяет их на анти-ваших,
М. С., позициях. Он не способен воспринять рынок, тем более реализовать
рыночную концепцию, ибо мозги не те, не только амбиции. Он публично
противопоставляет свою программу программе президента, дискредитирует
"группу тринадцати", Абалкин превратился в его клеврета.
Я поддержал Примакова. Горбачев: "Котята вы. Если в такой ситуации я
еще и здесь создам фронт противостояния, конченные мы. Рыжков и сам Совмин
падут естественными жертвами объективного развертывания рыночной системы.
Так же будет с государственной властью партии, причем произойдет это уже в
этом году". Согласились с ним на словах, но не в душе, ибо время опять
теряем: программу-то экономическую надо принимать не когда-нибудь, а уже в
сентябре.
Незадолго до отъезда из Крыма Горбачев с подачи Примакова пригласил к
себе Игнатенко, чтобы предложить ему "должность Фицуотера" (пресс-секретарь
Буша). Красивый, умный, талантливый. Журнал "Новое время" поставил наилучшим
образом. Игнатенко был очень польщен. Вел себя достойно. Напомнил, что он
ведь создал фильм о Брежневе, за что Ленинскую премию получил. М. С. к этому
отнесся нормально. Важно, говорит, что ты сейчас думаешь и делаешь, ведь мы
все -- из того времени.
Погуляли по вечерним дорожкам вокруг дачи. Горбачев его прощупывал на
разные темы. Игнатенко улетел в Москву и на другой день звонил Примакову. По
словам Жени, был какой-то кислый: то ли испугался, то ли жалко журнал
бросить, то ли свободу не хочет терять, то ли боится слишком ангажироваться
в отношении Горбачева, хотя в беседе смело заявил: два года назад я бы
подумал (т. е. когда Горбачев был еще на взлете), а теперь соглашаюсь
безвозвратно (когда дела у Горбачева все хуже и хуже).
Указ о возвращении гражданства Солженицыну и еще двадцати трем.
Горбачев и здесь опоздал. Это надо было сделать два-два с половиной года
назад, когда такую акцию приписали бы ему лично. А сейчас уже никто не видит
в этом его заслуги. Да и в самом деле, это результат логики нового времени.
Между прочим, мы (я, Шахназаров, Яковлев, Арбатов) давно приставали к нему с
Солженицыным, еще когда Политбюро было в форме и в силе. А он на ПБ говорил:
никогда! Хотя сам много раз учил нас никогда не говорить "никогда".
26 августа
Вчера М. С. встречался с Дюма, министром иностранных дел Франции. Тот
расшаркивался: "Франция -- СССР! Это незаменимо. Это особенно важно и для
Ближнего Востока, и для Европы в свете объединения Германии. Да и чтобы
Соединенным Штатам показать, что Европа, где Франция вместе с СССР, может
без США обойтись", и т. п. М. С. был в ударе. Говорил и о том, что у него
особенно наболело: экономика и Союз. Не исключает завала ее и развала его.
Издевался над Ельциным. Уже не анализирует, как бывало, с иностранцами его
поведение, а ожидает, что будет, и готов ко всему.
Между прочим, в Крыму недавно сказал мне: "Работать не хочется. Ничего
не хочется делать, и только порядочность заставляет". Прямо какая-то
Борис-Годуновская судьба. И каждый день что-то "подкидывает": то табачные
бунты, то бои на армяно-азербайджанском фронте, то взрыв на спиртозаводе в
Уфе и фенол в водоснабжении миллионного города, то ельцинские штучки с
раздачей свободы всем краям и республикам России. Сказал французу, что скоро
встретится с Ельциным, наверное, во вторник, и постарается унять его
популизм: мол, не на митинге ты -- давно уже "при государственной
ответственности...".
Народ (толпа) Горбачева просто ненавидит. Он это чувствует. Говорил
мне, что "все эти" (т. е. Ельцин и компания) сознательно усугубляют
дестабилизацию, пользуясь ненавистью и раздражением людей, чтобы взять
власть. А свою задачу он видит в том, чтобы не позволить "взять", ибо страну
тогда столкнут в хаос и диктатуру. Среда уже созрела для этого.
Рыжков не хочет съезжать из Кремля. И, думаю, пока он при должности,
Совмин там останется.
Сцена в аэропорту. Встречали М. С. из Крыма: члены Президентского
совета (пока этот орган никакой государственной властью не обладает, скорее
-- это группа консультантов и соратников), кое-кто из Политбюро
(Дзасохов). До побледнения Рыжков сцепился с авторами программы "группы
тринадцати". Горбачев разнимал. А после отъезда Горбачева с Раисой
Максимовной Рыжков, подойдя к нам (помощникам) прощаться, сказал Петракову,
дрожа от ненависти: "Ну, ты у меня войдешь в историю!" Лукьянов, стоявший
тут же, добавил: "Если будете так вести дело, то Верховный Совет в сентябре
скинет правительство, а в ноябре будет распущен Съезд народных депутатов и
сам Верховный Совет. Будут назначены новые выборы и не позднее декабря
скинут президента... и вас".
28 августа
Зашел Шахназаров, предложил, чтобы Горбачев написал письмо Бушу и
Тэтчер и призвал их не науськивать неофашистов на коммунистов в Восточной
Европе. Я поиздевался над этой идеей.
Вообще говоря, Остроумов, помощник Горбачева по делам КПСС, от
сверхподозрительности, а Шахназаров из страха за общественное имущество
(армянский характер) взывают не благодушничать с нашими фашистами, которые
тоже могут сжигать здания, в том числе ЦК. А мне смешно и не боюсь, и не
верится, хотя что-то явно надвигается.
М. С. не видит, а может, не хочет реагировать. Думаю, без потрясения
Россия не возобновится, тем более после такого распада и разложения.
1 сентября 1990 года
Ельцин сегодня на пресс-конференции был милостив к Горбачеву, но
заявил: Рыжков должен уйти сам, а если не уйдет, мы его "уйдем". Очень
хвалил программу Шаталина и обещал положить ее в основу российской реформы.
Программа (я ее изучил) -- это даже не европейский "Общий рынок", а
скорее ЕАСТ. От Союза мало что остается. Но, скорее всего, теперь другого
пути сохранить такую видимость, как "СССР", нет. Впрочем, Ельцин предложил в
качестве верховной власти образовать Совет президентов, в котором не должно
быть ни больших, ни малых.
Злоба и ненависть к Горбачеву в очередях. Сегодня в "Правде" подборка
писем, брызжущих слюной на перестройку и на Горбачева. Да, начинается путь
на Голгофу.
Ельцин получил кредит по крайней мере на два года, а у Горбачева кредит
с каждым днем приближается к нулевой отметке. Ельцин паразитирует на идеях и
заявлениях и на непоследовательности Горбачева. Все, что сейчас он
провозглашает, все это говорил М. С. на соответствующих этапах пяти лет
перестройки. Но не решался двигать, держала его за фалды идеология. Он и до
сих пор от нее не освободился.
В Крыму в этом году опять начал с того, что задумал статью, в которой
хотел оправдаться, доказывая, что он за социализм. И одновременно
патронировал программу Шаталина, Петракова и др., где и слов-то таких нет:
"социализм", "социалистический выбор", "идеология" и пр.
Он, наконец, раскидал всех, с кем начинал перестройку, кроме Яковлева и
Медведева. Все оказались за бортом, и все стали его яростными врагами, за
которыми определенные группы и слои. Но растянул этот "процесс" на 3 года. А
надо было делать эту революцию так, как полагается делать революции.
2 сентября
Что-то будет с Рыжковым? Что с экономической программой? Что с Союзом?
Думаю, что к Новому году мы страны иметь не будем. Будем ли иметь Горбачева?
Наверное, да.
4 сентября
"Известия" печатают программу Шаталина. Российский парламент начинает
ее принимать. И одновременно съезд Российской компартии (второй этап)
называет все это антисоветчиной, предательством социализма и сдачей страны
капитализму. И это на фоне "последнего дефицита" (за которым в России может
быть только бунт) -- дефицита хлеба. Тысячные очереди у тех булочных, где он
есть. Что-то невероятное случилось с Россией. Может, и впрямь мы на пороге
кровавой катастрофы?
Горбачев, кажется, растерян. Власть на глазах уползает из рук. А он
целыми днями совещается с разными представителями по экономической платформе
и по Союзному договору, вместо того чтобы ждать, когда это сделают
парламенты. И присутствует по полдня на съезде Компартии РСФСР. Чего он от
этих-то ждет? Совсем потерялся и не знает, что и куда. Не видит, что делать.
15 сентября
Был у Горбачева министр иностранных дел Италии Микелис, который от
имени Андреотти сообщил о присуждении Горбачеву премии фонда "Фьюджи"
(итальянцы ее приравнивают к Нобелевской). После того как ушли итальянцы и
вместе с ними Шеварднадзе и Адамишин, Горбачев мне говорит: "Толя, что
делать, за что хвататься?" Вчера в Верховном Совете был конкурс программ
Абалкина, Аганбегяна, Шаталина. Каждый отстаивал свою. А у народа челюсть
отвисает. Рыжков гнет свою: моя, мол, программа реалистическая, щадящая.
Что, референдум, что ли, устраивать по программам? Глупо. Республики, куда
посланы эти альтернативные варианты, могут выбрать одна -- одну, другая --
другую. А Россия уже вышла на рынок и вообще делает что хочет. Рыжков обещал
поднять закупочные цены на мясо с 1 января. Информация об этом просочилась,
и мясо исчезло совсем. Тогда Силаев заявил, что в России цены будут подняты
с 15 сентября. А что стоит постановление Рыжкова без России?!
Политбюро вчера в панике обсудило, что делать с полумиллионной
демонстрацией, которая на 15 сентября назначена в Москве и в других городах
под лозунгом: "Долой Рыжкова", а кое-где -- и "Долой Горбачева".
18 сентября
На Верховном Совете Аганбегян, Шаталин, Абалкин продолжают сражаться.
Первые два заявляют: выбор не между социализмом и капитализмом, а между
жизнью и могилой. Абалкин доказывает правоту Рыжкова, хочет спасти его (и
себя) с помощью популизма.
22 сентября
Ситуация все больше и больше запутывается. Рыночную программу Верховный
Совет не принял. Опять учреждена сводная группа
(Абалкин--Шаталин--Аганбегян). Будут разные варианты. Горбачев потребовал
чрезвычайных полномочий, чтобы вводить рынок. Верховный Совет РСФСР
ощетинился постановлением: без его ратификации никакие указы Президента СССР
в России не действительны.
Травкин потом рассказывал, какие обвинения бросали Горбачеву российские
депутаты: он уничтожил КПСС, разложил Союз, потерял Восточную Европу,
ликвидировал марксизм-ленинизм и пролетарский интернационализм, нанес удар
по армии, опустошил прилавки, развел преступность и т. д. Между прочим, в
своей речи в Верховном Совете, которая предшествовала дискуссии о рыночных
программах, Горбачев опять допустил грубый "faux pas" -- заговорил о
федерации вместо Союза государств. Кстати, кто это ему навязывает, будто
эпоха суверенитетов прошла?
Дни, дни, недели. Все острее ожидание, когда же все обрушится. Жизнь в
службе каждый день напоминает, что произошла смена строя и я, как и мне
подобные, в положении тех бывших -- после 1917 года. Все, что я имел или
заработал, все это от прежнего строя. Это вознаграждение за службу ему. И
теперь я уже не могу козырять: я всю жизнь работал! Спрашивать? Но с кого?
Ответят: вот с того и спрашивай, кому служил. Вообще-то справедливо!
23 сентября
Грядет революция. Та самая, которую вызвал Горбачев. Но он не ожидал
такого и долго не хотел называть это сменой власти, тем более сменой строя.
Да и сейчас продолжает говорить лишь о смене экономической системы. Нет, то,
что происходит, действительно равно 1917 году, пусть и "наоборот".
25 сентября
Вчера был, употребляя горбачевский термин, день прорыва. М. С.
несколько раз яростно выступал в Верховном Совете о рыночной программе и
требовал особых
полномочий для ее осуществления. Но решение опять отложено, и опять
образована комиссия во главе с ним, и опять она включает несовместимое. И
это все видят, но уступают его неистребимой тактике компромисса.
А все катится тем временем под откос, гибнет урожай, рвутся связи,
прекращаются поставки, ничего нет в магазинах, останавливаются заводы,
бастуют транспортники.
Между прочим, по телевизору объявление: требуются на какую-то захудалую
рабочую должностишку -- ставка от 300 до 1000 рублей! Рынка нет, а цены уже
рвутся вверх.
2 октября 1990 года
Верховный Совет действительно пора разгонять. Сегодня там обсуждали
вопрос об отмене Договора о дружбе с ГДР. Казалось бы, рутинно-формальный
акт. Немцы отменили этот договор решением правительства: ведь исчез сам
субъект договора. А наши дообсуждались до того, что потребовали от Коля
стать восприемником договора, в котором, между прочим, записано о
нерушимости границ между двумя Германиями, о борьбе против
западногерманского империализма и т. п.! И ведь не приняли решение. Завтра
будут продолжать.
Я посоветовал Ковалеву (Шеварднадзе сейчас в Нью-Йорке) рассказать об
этом М. С., который отреагировал: да пошлите их всех на...! Но ведь здесь
действует не только глупость: это сознательная провокация против
горбачевской германской политики со стороны тех, кто, как и генерал Макашов
и т. п., считают, что Восточную Европу отдали "без боя", кто против всего
"этого" так называемого "нового мышления". Не очень таят в себе, что и
Сталина не худо было бы вернуть, чтобы расправиться со всей "этой нашей"
политикой. И таким вот деятелям подыгрывают и Фалин, и ЦК, и "мой"
Международный отдел, который отчаянно борется за самосохранение.
6 октября
Когда речь с Горбачевым зашла об очернительстве на телевидении (в
отношении нашей истории), он опять "соскочил" на то, что Сталин ненавидел
крестьянство и изничтожал его сознательно. Но на телевидении у нас "все это,
мол, вранье, будто раньше в деревнях жилось хорошо: рвань, нищета,
бесперспективность".
Когда М. С. решил ввести в свое выступление надоевшую уже тему, как на
Ленина обрушились, когда он вводил нэп, я ему сказал: "Главное и самое
актуальное не то, что обрушились, а то, что не поняли, не приняли, отвергли,
потому и такие последствия. Все пошло наперекосяк".
14 октября
Вчера прошелся после работы по улицам. Ощущение такое, будто я пережил
свое время и просто ничего не понимаю вокруг. Злобная публика, потерявшая
всякие критерии порядочной жизни. Редко-редко навстречу попадается
нормальный москвич, тем более интеллигентное лицо. Суетностью и
преступностью насыщена атмосфера города.
М.С., который уж день заседает в Президентском совете и Совете
Федерации. Опять руководил обсуждением нового варианта экономической
программы. Не знаю, не знаю. От Шаталина он уже отшатнулся. "Жизнь,
-- сказал он мне, -- подняла эту красивую программу на воздуси". Теперь
он в Верховном Совете будет отстаивать симбиоз или просто рыжковскую, хотя
обещал не делать из них компота.
При переходе от разрушительного этапа перестройки, когда его рейтинг
летел вверх, к этапу "созидательному" М. С. совершил стратегическую ошибку
(вопреки тому, что сам не раз провозглашал: высвободить естественную логику
развития общества, а не навязывать ему очередную схему). Теперь он пытается
играть роль главного конструктора и архитектора нового общества. Но это уже
невозможно в принципе, не говоря уже о том, что при всей его одаренности
некомпетентен он для такой функции.
Я надеялся, что, став президентом, он воспользуется этим и поднимется
"над" повседневным политическим процессом. А он, оказывается, имел лишь в
виду получить дополнительную возможность "руководить процессом". Гибельная
нелепость. Хватается за все: за партию, за парламент, за всякие комиссии, за
сборы ученых и везде всем навязывает себя.
Едем вроде в Испанию 26--28 октября и во Францию -- 28--29 октября.
Тревожно. И кажется все более бессмысленной моя старательная
деятельность при Горбачеве: во внешней политике уже сделано то, что дало
перелом. Остальное -- обуздать военных, вернее, выдержать, когда уйдет это
поколение генералов.
17 октября
Сегодня, кстати, роковая дата: в этот октябрьский день 1941 года --
паника в Москве. Вчера Ельцин произнес в Верховном Совете РСФСР речь. Это
объявление войны Горбачеву. Смысл ее: президент изменил договоренности с
Ельциным, программа рынка, которую он предложил на Верховном Совете СССР,
невыполнима! Это предательство России, и теперь ей, России, надо выбирать
один из трех вариантов:
1) отделяться (свои деньги, своя таможня, своя армия и т. д.);
2) коалиционное союзное правительство пополам: половина от Горбачева,
половина от демократов, от России;
3) карточная система, пока не обвалится программа Горбачева. А там в
хаосе разберемся, сам народ выйдет на улицу.
В 10 утра Горбачев собирает Президентский совет. Не все даже успели
ознакомиться с речью Ельцина. Пошел разговор. А в моей "исторической" памяти
-- картина заседания Временного правительства в Зимнем дворце в октябре 1917
года: Смольный диктует, в противном случае штурм.
Лукьянов призывал к жестким мерам. Его поддержал Крючков. Ревенко
уклончиво за то же, но добавил между прочим, что Украина уже "отвалилась", а
после речи Ельцина пойдет цепная реакция и промедление смерти подобно.
Академик Осипьян пространно анализировал, почему Ельцин выступил именно
сейчас. Только Шеварднадзе высказался против конфронтации и против того,
чтобы М. С. по телевидению громил Ельцина. Медведев тоже призывал
"продолжать законодательный процесс", не нарываться, не подыгрывать Ельцину,
отвечая ему тем же, грубостью и угрозами. Рыжков бушевал: сколько можно:
правительство -- мальчик для битья. Никто не слушает. Я, председатель
правительства, вызываю какого-нибудь чиновника -- не является. Распоряжения
не выполняются. Страна потеряла управление. Развал идет полным ходом. СМИ
против нас. Все -- в оппозиции:
ВЦСПС и даже партия. А мы ведь сами коммунисты, шумел Николай Иванович,
мы же от этой партии! "Известия" и даже "Правда" работают против нас. Надо
вернуть нам хотя бы газеты, которые являются органами ЦК. А половину людей
на телевидении сменить. Распутин выступил в этом же духе. Словом, все в
испуге.
И смешно, и горько, и постыдно было наблюдать этот ареопаг: люди,
которых М. С. собрал в нем, не в состоянии ни мыслить, ни действовать
по-государственному. М. С. сидел и поддавался эмоциям, ярился, соглашался,
что именно ему надо выступить сегодня же по телевидению и дать отпор.
Но наступил полдень -- время, назначенное Горбачевым для встречи с
Чейни (министром обороны США). Перешли в другую комнату. И Горбачева как
подменили: опять на коне, опять лидер великой державы, владеющий всей
ситуацией, точно знающий, что надо делать, уверенный в успехе. Американцу
рта не давал открыть.
Вернулся на заседание Президентского совета. Там уже начали
расходиться. Ему на ухо что-то шепнул Лукьянов. М. С. обернулся к
Шеварднадзе: "Эдуард, переноси некоторые заграничные поездки, а другие
отмени вовсе, в том числе в Испанию, Францию". Я опешил: такой подарок
Ельцину! Такая демонстрация потери власти и самообладания. М. С. пошел к
себе через анфиладу. Его догнали и окружили Петраков, Шаталин, Игнатенко и
я. Стали убеждать отказаться от выступления на телевидении. Он крыл нас всех
подряд. "Я уже решил, этого спускать нельзя. Смолчу, что народ скажет? Это
трусость, козырь Ельцину. Этот параноик рвется в президентское кресло,
больной. Все окружение науськивает его. Надо дать хорошо по морде".
Пошел дальше, к себе. Подскочил Игнатенко: "Анатолий Сергеевич, надо
все это поломать". Мы вдвоем двинулись вслед за Горбачевым. Я говорю
иронически: "Михаил Сергеевич, что -- подготовку материалов к Испании
остановить?" Он мне: "Зайди". Игнатенко -- за мной, оба навалились. Я
говорю: "Чего испугались? Рыжков до того дошел, что запугивает: мол, дело
приблизилось уже к тому, что в лучшем случае нас расстреляют, в худшем --
повесят. А мне вот, например, не страшно. Ельцин шантажирует, блефует. Нет у
него возможностей осуществить угрозу. Не из кого ему делать российскую
армию, таможню и т. п. Вам надо подняться над этой очередной провокацией".
Стоит перед нами, молчит. Снял трубку. Шеварднадзе не оказалось на
месте. Связался с Ковалевым, спрашивает: "Ты уже отбой дал в Париж и
Мадрид?" -- "Нет еще", -- отвечает Ковалев. "Повремени".
Убедившись, что он не сделает глупости, не откажется поехать в Мадрид,
мы с Игнатенко опять завели речь о выступлении на телевидении. В конце
концов он позвонил Лукьянову и обязал его это сделать вместо себя.
22 октября
Писал тексты для Испании. Уже не хватает 12-томного словаря русского
языка в поисках слов, которые не звучали бы банально. Вообще же красоты
стиля выглядят нелепо на фоне происходящего в стране. Агентура КГБ доносит
из разных концов Советского Союза, что Нобелевская премия Горбачеву
оценивается большинством населения негативно. В "Таймсе" статья под
заголовком "Превозносимый в мире и проклинаемый у себя дома" и портрет-шарж
в виде памятника.
Страна разваливается. Народный фронт Молдавии уже вынес решение о
присоединении к Румынии и переименовании государства в "Румынскую республику
Молдова". Ситуация в то же время на грани гражданской войны с гагаузами и
приднестровскими русскими.
В Татарии 15 октября объявлено национальным днем памяти погибших при
защите Казани от Ивана Грозного (1552 год)!
В российских областях черт-те что. Съезд "Демократической России"
создал массовую оппозицию КПСС и вынес резолюцию: в отставку президента,
правительство и Верховный Совет СССР. А мы едем в Испанию, где восторженные
толпы будут давиться, чтобы увидеть Горбачева. И будем говорить о
советско-испанском факторе в судьбах Европы и Средиземноморья, о Дон Кихоте,
о призвании обоих народов быть вместе в "улучшении мира", в то время как
одному из этих народов все до лампочки, в том числе Испания.
М. С. продолжает совещаться с экономистами. "Оттачивает" стиль основных
положений экономической программы. А Грушин, социолог и друг Фролова,
любимчика горбачевского, вчера по телевидению фактически заявляет: таскать
вам не перетаскать, никакая программа не осуществима.
23 октября
Написал две записки Горбачеву.
1. Узнал, что собираются взорвать очередную ядерную бомбу на Новой
Земле. В бешенстве писал: что же это такое, когда вы собираетесь в
Скандинавию, по соседству с Новой Землей, ехать получать Нобелевскую премию,
когда в Испании будете скоро говорить сладкие слова, когда предстоит
общеевропейская встреча в верхах в Париже, там же подписание договора об
обычных ядерных вооружениях, -- кому этот взрыв сейчас нужен и зачем все эти
игры?! И что скажет Верховный Совет РСФСР? В Казахстане (на Семипалатинском
полигоне) нельзя взрывать, а в России можно?! -- вопрошал я. Записку он
прочел и не сказал ни слова.
2. Гриневский прислал из Вены шифровку. В тревоге сообщает, что
переговоры по обычному оружию срываются, а значит, горит и Парижская
встреча. Генералы из Генштаба дают директивы своим людям в делегации, и те
вяжут руки Гриневскому. Я разразился в записке: пора выбирать между образом
мысли (а может, и замыслами) генералов и ближайшими судьбами политики нового
мышления, угрозой провала всех усилий добиться поддержки Запада в
критический момент перестройки.
Горбачев приложил к записке квиток с поручением Шеварднадзе, Язову и
Зайкову за два дня решить все вопросы и дать "развязку" в Вене. Потом он мне
позвонил: "Я подписал это твое... Подключил Шеварднадзе, который
обрадовался". Но, как я узнал потом, записку, где я открытым текстом громлю
генералов -- чуть ли не матерно, он послал также и Язову.
Горбачев долго листал на столе и зачитывал мне, комментируя выдержки из
писем и телеграмм по поводу присуждения ему Нобелевской премии. Такого,
например, типа: "Господин (!) Генеральный секретарь ЦК КПСС, поздравляю с
премией империалистов за то, что Вы завалили СССР, продали Восточную Европу,
разгромили Красную Армию, отдали все ресурсы Соединенным Штатам, а средства
массовой информации -- сионистам". Или: "Господин Нобелевский лауреат,
поздравляем Вас за то, что Вы пустили свою страну по миру, что добились
премии от мирового империализма и сионизма, за предательство Ленина и
Октября, за уничтожение марксизма-ленинизма". И таких писем и телеграмм
десятки.
Я задал Горбачеву вопрос: а зачем Крючков все это собирает и кладет вам
на стол? Зачем регулярно подсчитывают и несут вам опросы по областям и