Страница:
книгу Горбачева. Готовы прямо сейчас выложить 1,5 миллиона долларов и ждать
мемуаров два года! В "Известиях" сегодня уже сообщили о Фонде Горбачева...
Вот там с "этого" и надо начать... Прежде всего надо издать его беседы с
инодеятелями (1985 -- 1991 годы). Бесценный материал для истории. Я ему
сказал -- он отмахнулся, как всегда...
27 декабря
Сегодня первый день, когда я безработный (хотя еще и не пенсионер).
Надо опомниться. Но прежде всего попытаться восстановить события этих дней.
В среду, 25-го, М. С. решил выступить с последним "Обращением"...
Готовилось оно сначала как Заявление. Я уже писал о некоторых эпизодах
подготовки. В конце концов он взял "за основу" да и почти "в целом" мой
текст, даже вернул в последний момент кое-что из предыдущих вариантов
(например, что государство надо бы распускать с народного волеизъявления)...
Но и напичкал деталями, которые все равно газеты "не взяли"... Ни одна
газета полностью "Обращение" не напечатала! Уже все боятся Ельцина.
Утром он попросил связать его с Бушем (на 17.00). И хоть там Рождество,
Павел Палажченко нашел Буша в Кэмп-Дэвиде, и тот согласился.
Разговор М. С. вел на грани фамильярности -- "по-русски"... "как
друзья"... Но и Буш вперые "ушел" от сдержанности, наговорил много хвалебных
слов, многие из которых потом попали в его выступление -- о конце СССР и о
значении Горбачева.
Запросился на телефон Геншер, а до этого Блех принес мне письмо от
него. С Блехом был разговор интереснее, чем у М. С. с Геншером... Но это уже
было буквально за полчаса перед последним выступлением "Президента СССР".
Рядом с кабинетом, где Горбачев обычно выступал перед телекамерами,
собралось много корреспондентов... Вообще, если б Егор Яковлев не притянул в
эти последние дни Эн-би-си, которая буквально дневала в коридорах, снимая
все, что попало, все, что так или иначе касалось М. С., если б не это --
остался бы М. С. в информационной блокаде до самого своего конца в Кремле.
Позорно для нас, что только западные ТВ-журналисты вертелись вокруг него,
олицетворяя ту значимость Горбачева для всего мира, которую западная
общественность ему справедливо придает.
Итак... Я стоял сбоку, метрах в 8--10 от него. Прямой эфир. Он был
спокоен. Не стеснялся заглядывать в текст. И получилось "с ходу" хорошо. И
потом, сколько ни слышал "домашних" опросов, -- оценки сходились:
достоинство и благородство.
Действительно, трагическая фигура, хотя мне, который привык его видеть
в обыденности, трудно примерять к нему этот термин, с которым он, конечно,
войдет в историю... "Известия" все-таки дали цитаты из оценок "выдающихся
государственных деятелей Запада". Он вернулся к себе в кабинет. Я остался в
приемной. На диванчике в уголке сидели неприметно двое в штатском. Лицо
одного мне показалось знакомым (потом протокольщик Шевченко мне разъяснил:
он же с нами во все поездки за границу ездил... Сидел в самолете в заднем
отсеке и "не показывался"). Рядом стоял "чемоданчик" и что-то похожее на
переносной телефонный аппарат. А к М. С., оказывается, еще до того как я
вошел, явился Шапошников. Минут через 15 этих двоих позвали в кабинет...
Один из них вскоре вышел. Но пришли двое других, незнакомые, их тоже провели
в кабинет. Потом вышли все. И минут через 10 вышел Шапошников, как всегда
"улыбающийся", поздоровался. Но был (видно!) и смущен.
Мы с двумя Яковлевыми пошли к М. С. Он был явно возбужден, красный.
Сели за овальный стол. Рассказал: Ельцину очень не понравилось мое
выступление. Прослушав минуту, он отключил ТВ и велел Бурбулису доставить
ему "полный текст". Андрей послал ему...
Потом стало известно, что, "раз так", он не придет получать "кнопку",
пусть Горбачев сам ее принесет. Горбачев отказался. Тогда Ельцин послал к
нему Шапошникова...
Между тем хамить Ельцин начал раньше. Еще до разговора с Бушем мы
сидели с Андреем у М. С. Он "наносил" последние штрихи на свое прощальное
выступление. Вдруг позвонила Р.М. в панике: явились люди и потребовали, чтоб
она со всеми пожитками за два часа убралась из квартиры (на улице Косыгина).
М. С. рассвирепел, весь пошел пятнами, позвонил одному, другому -- крыл
матом. Вроде остановил разбой. Но вчера, 26-го, их все-таки выставили.
Причем долго отказывались подать грузовик, чтоб вещи отвезти!
Вчера утром (забегаю вперед) охране едва удалось добиться того, чтоб
выслали на дачу "ЗИЛ" за М. С., который ему "снисходительно" оставил
Ельцин...
Утром 25-го М. С. еще не знал (мы с Грачевым ему рассказали), что во
многих газетах напечатано: Ельцин на Старой площади рассказал редакторам
газет об "итогах" 8-часовой его встречи накануне с Горбачевым и Яковлевым:
я, мол, ему в 10 раз урезал охрану (вранье: Горбачев не просил 200 человек),
дачу дал "поменьше", чем сейчас, минус -- городская квартира... О
неприкосновенности не может быть и речи: если есть вина, пусть признается
сейчас, пока он еще президент, положил ему 4000 рублей пенсии. И еще что-то
в таком же гнусном стиле...
Между тем "иллюзионисты" Горбачев и Яковлев рассказывали об этой
встрече, которая длилась с 12 до 21 часа (с перерывом только на разговор М.
С. с Мейджором), в благостных тонах: поговорили нормально, по-товарищески,
как ни в чем не бывало. Вот тебе и "не бывало"!
Кстати, вчера Грачев устроил "гусарство", собрал всю прессу в гостинице
"Октябрьская" на ул. Димитрова. На Горбачеве два часа висят корреспонденты,
не давая ему рюмки выпить... Это был порыв уже не к главе государства, за
встречу с которым бывает журналистам большой гонорар и слава, а
человеческое... Он выговорился до конца. И нас там, грешных, порядком
попытали.
Между прочим, Крепостной (это фамилия), директор гостиницы, ставленник
покойного Кручины, долго не давал разрешения устроить эту встречу, ссылаясь
на то, что счета у президентской службы "закрыты". Но ему сунули в нос живые
деньги, которые М. С. дал из своих. Директор тем не менее побежал к
российским своим начальникам и опять стал отнекиваться. Но так как он теперь
не государственная, а частная лавочка, пришлось уступить. Хоть такая польза
от приватизации!
Но я забежал вперед. После передачи "кнопки" выпили коньяку (я, два
Яковлевых и М. С.), потом перешли в Ореховую, присоединился Грачев... И до
12 ночи "гуже-вались". Запомнить всего невозможно, а жаль... Между делом
были сказаны вещи, достойные скрижалей. Впрочем, больше речь шла о прошлом,
даже о Суслове... и о том, как М. С., приехав в 1978 году в Москву,
ужаснулся политическим и прочим нравам, и тому, как, оказывается, "делают в
Москве политику"... Кое-что из этого я не раз от него слышал. Между прочим,
он сказал, что первую книгу в Фонде, которую он хотел бы написать, это --
как и почему родилась в мозгу идея перестройки.
Дал мне "по ходу" два задания: сосватать Грачева в ЮНЕСКО и сказать
Тельчику, чтоб деньги (за книжку "Августовский путч") в Москву не высылал.
Вчера я принял двух послов: испанского и норвежского, принесли письма
от своих глав. Первому -- Куэнке -- я сказал о Грачеве. Он, несмотря на то
что знает Грачева довольно близко и дружит с Майором (директором ЮНЕСКО),
изменился в лице... Это -- невозможно, говорит, не принято (чтоб посол за
кого-то ходатайствовал). Ладно, не принято... Сам знаю, но чего
испугался-то? Козырева боишься, прогонит??
Надо устраивать его к Аттали -- в Европейский банк реконструкции и
развития, в Лондон. Мишелю Пессику позвонить, что ли (советник французского
посольства)?
Второе задание буду выполнять через Саню (Безы-менскую), она на днях
полетит в Германию. Сказал ей уже вчера об этом, заехав (на метро) утром.
Она мне изложила всю механику банковского сервиса... с большим знанием дела.
Когда я ей рассказал вчера утром о трудностях у М. С. с оплатой
"мероприятия" в "Октябрьской", она мне: "Подумаешь! Дай мне Николая
Николаевича с машиной. Сейчас съезжу в офис возьму деньги. Сколько нужно? 25
тысяч?! Ерунда. 15 я даю -- всего-то 250 марок!
Позвонил Гусенков, говорит. М.С. к одиннадцати приехал к себе в кабинет
в Кремль, чтоб встретиться с японцами... Но за час до этого его кабинет
занял Ельцин. И М.С. стал принимать японцев в кабинете Ревенко! Зачем
унижаться так, зачем он "ходит" в Кремль?!! И флаг уже сменен над куполом
Свердловского зала, и не президент он уже!
Кошмар!... А тот хамит все больше и больше. Топчет все наглее... Мстит,
наверное, и за вчерашнюю встречу с прессой!
В 8.15 утра Ельцин со свитой появился в приемной горбачевского
кабинета. Дежурному секретарю скомандовал: "Ну, показывай!" И пошел в
кабинет...
- А вот тут на столе стоял мраморный прибор - где он?
Секретарь объясняет дрожа:
-- Не было прибора... Михаил Сергеевич никогда не пользовался такими
ручками. Мы ему набор фломастеров выкладывали на стол.
- Ну ладно... А там что? - и двинулся в заднюю комнату (комната
отдыха). Стал выдвигать ящики стола. Один оказался запертым.
- Почему заперт?!! Позвать коменданта! Прибежал кто-то с ключом, отпер
- там пусто.
-- Ну, ладно...
Вернулись в кабинет, расселись за овальным столом: он, Бурбулис,
Силаев, еще кто-то.
-- Давай сюда стаканы!
Вбежал человек с бутылкой виски и стаканами.
"Основные" опрокинули по стакану.
-- Вот так-то ладно. А Ореховую не буду смотреть
и помещение Госсовета тоже -- там Политбюро раньше заседало... Бывал,
бывал...
Гурьбой, гогоча, вышли из кабинета.Секретарю бросил напоследок: "Смотри
у меня! Я сегодня же вернусь!!"
28 декабря
Вчера отговорил М. С. давать интервью Эн-эйч-кей (Япония): постыдно
ездить в Кремль, где "веселился"в его кабинете Ельцин... Еще постыднее
искать в Кремле какое-то другое место для интервью. Ревенко потом корил: за
это интервью японцы обещали миллион долларов.
Послал Горбачеву письмо Мейджора (его передал мне Брейтвейт), сам
перевел -- от руки; письмо Миядзавы (Тамара съездила в посольство); книгу,
исписанную вахтанговцами, ее передала мне Юлия Хрущева. М. С. мне отзвонил,
взволнован -- такие знаки внимания для него сейчас -- бальзам. Сказал мне,
что заболевает -- грипп, наверное. Но дали всего три дня, чтоб убраться с
дачи. Приходится разбирать книги и барахло... Сказал: давай начинай делать
"хронику нового мышления" -- из записей его бесед с 85-го по 91-й г.
Вебер и Ермонский вроде отчаливают. Сам начал сегодня разбор книг, два
чемодана уже вывез на свалку... Кое-что и годится только в макулатуру, хотя
жалко: с каждой всегда что-то связано, но читать уже никто не будет -- ни я,
ни Митька. Тяжелая работа. И долгая.
30 декабря
Вчера Ельцин произнес новогоднюю речь. Можно бы и согласиться, если бы
"сообщил", кому он обязан тем, что может именно так выступать. Но -- ни
слова. Напротив, оставили, мол, мне Россию, будто в ней 70 лет хозяйничал
враг.
А в Минске -- все гладко, но ничего не получается из Содружества,
которое лишь ширма для развала Союза...
В конце марта 1996 года я был приглашен Принстонским университетом на
вторую конференцию по проблемам окончания "холодной войны". Первая была в
1994 году, ее патронировал Джордж Шульц, государственный секретарь США при
Рейгане (я там тоже был). Эту, вторую, патронировал Джеймс Бейкер,
государственный секретарь при Буше.
Наряду с Бейкером мне было предоставлено "слово при открытии". Помещаю
ее в этой книге (с некоторыми сокращениями), потому что там -- моя
неизменная позиция относительно мотивов горбачевской внешней политики.
1. Первое замечание. В исследованиях и дискуссиях о перестройке
утвердилось мнение -- и оно в общем правильно, -- что внешняя политика
Горбачева не только в своем стратегическом замысле, но и в конкретных ее
проявлениях и акциях целиком была завязана на внутренних обстоятельствах в
СССР, а иногда прямым образом зависела от тех или иных действий и намерений
в сфере внутренней политики.
Это правильно, но этого недостаточно.
Новая внешняя политика имела для Горбачева, как руководителя
сверхдержавы, как реформатора, самостоятельное значение.
Это ее значение определялось рядом моментов:
-- пониманием реальной возможности ядерной катастрофы (в отличие от
прежних наших лидеров и официальной точки зрения, когда считалось: если
ядерная война разразится, мы, Советский Союз, победим и с империализмом
будет покончено);
-- сложившимся у Горбачева (еще до переезда в Москву), хотя и
неоформившимся, убеждением, что идеологическая борьба на мировой арене,
которую мы вели столько десятилетий, проиграна. И проиграна не потому, что
нас технически переиграли в пропагандистской схватке, а в силу
несостоятельности самой нашей идеологии. А в том, что на нас никто не
нападает, Горбачев был убежден еще до того, как стал генсеком;
-- нравственными принципами. Они сложились, видимо, на протяжении всей
его жизни. И предопределили его неприятие, его отвращение к применению силы,
к насилию как средству политики, вообще как фактору общественного развития.
Отсюда, видимо, у него отсутствие всякого пиетета к армии, к военной
символике и парадности, к демонстрациям военной мощи и явно неприязненное
отношение ко всему, что связано с милитаризмом.
Второе замечание. Наше доверие к Соединенным Штатам, к руководству США
рождалось трудно. Но, "проклюнувшись" у Горбачева и его команды, оно
значительно опережало формирование доверия к нам со стороны американской
администрации, американского истеблишмента и общественности. Процесс
сближения шел на разных скоростях и носил неодинаковый характер.
Связано это, видимо, и с национальными особенностями, но в какой-то
степени это и парадоксально: ведь нас, советских, десятилетиями воспитывали
во вражде к "империализму", а олицетворением его для нас были Соединенные
Штаты. В нас будто бы генетически была заложена подозрительность к Западу.
Больше того, мы унаследовали еще от дореволюционных времен, от Достоевского
и Салтыкова-Щедрина ощущение того, что, как бы русские ни старались, Запад
никогда не откажется от недоверия и неприязни к России, "не полюбит" нас.
Третье замечание. В налаживании отношений мы меньше полагались на
дипломатическое мастерство и больше на "человеческий фактор", на личное
взаимопонимание все большего числа людей, которые включились в налаживание
советско-американских отношений на новом этапе.
С какого-то момента -- а я думаю, его можно датировать весной 1987 года
-- для Горбачева отношения с Америкой перестали быть сферой
внешнеполитической игры, где каждый, естественно, хочет получить больше, чем
дать. Горбачев отныне твердо исходил в своих действиях и помыслах от главной
цели, которую надо было достичь во что бы то ни стало, а именно: покончить с
"холодной войной", покончить с конфронтацией. Остальное приобретало
второстепенное значение. Отсюда и его готовность идти на уступки, что до сих
пор ему не могут простить его противники в России, сторонники традиционного,
"старого" мышления.
Четвертое замечание. "Холодная война" закончилась на Мальте, а не в
декабре 1992 года, когда Джордж Буш был последний раз в Москве в качестве
президента. Иначе не объяснишь ни объединения Германии, ни действий двух
сверхдержав в связи с агрессией Саддама Хусейна, как и многое другое.
Ради дипломатической вежливости можно, бывает, поступаться исторической
истиной. Но никакая дипломатия не в состоянии отменить истину. Отнести срок
окончания "холодной войны" на три года -- с декабря 1989 года на декабрь
1992 года -- это все равно как если бы кто-нибудь предложил считать
окончанием Гражданской войны в США не 1865 год, когда была одержана решающая
победа в достижении целей войны, а 1877 год, когда завершилась
Реконструкция.
Отголоски "холодной войны", методы, ей свойственные, мы наблюдаем до
сих пор и в мировой политике, и в отношениях между некоторыми странами.
Однако эпоха "холодной войны", с совершенно определенными своими
характеристиками, закончилась тогда, на Мальте.
Пятое замечание. Не в порядке комплимента, а для констатации факта:
заслуги администрации Буша--Бейкера в повороте мировой истории на новый курс
в 1989--1990 годах для меня несомненны.
Позиция и программа, которые мы услышали из уст президента на Мальте,
были ожидаемы, но неожиданными -- и для меня, и для Горбачева. Ведь только
потом мы узнали о честной и трудной "работе над собой", которая была
проделана во время "паузы" с января по май 1989 года, о том, какое
сопротивление пришлось преодолеть, чтобы принять масштабное решение о
"повороте отношения к СССР на 180 градусов" (слова Буша).
Как это ни странно, но я, помощник по международным вопросам (и
Горбачев тоже), лишь потом -- от историков, а не своевременно, от посольств
и спецслужб -- узнали о выдающихся публичных выступлениях Бейкера 4 и 16
октября 1989 года, в которых было суммировано переосмысление во время
"паузы" американо-советской ситуации и сделаны выводы, позволившие выйти на
Мальту. Что же касается тайных источников информации, которые пользовались
престижем абсолютно надежных и откровенных, т. е. "истинных", то они
торопились сообщать главным образом негативное, считали более правильным для
"национальных интересов" возбуждать и подогревать подозрения.
Особенно хотел бы отметить роль Джеймса Бейкера в деле объединения
Германии. 9 пунктов позволили компромиссно снять острую проблему вхождения
объединенной Германии в НАТО. Здесь администрация помогла Горбачеву найти
оптимальное, реалистическое решение. Чего нельзя сказать о ее позиции (и
поведении) в отношении Прибалтики. Чрезмерное выпячивание (в общем-то по
внутриполитическим для США соображениям) этой проблемы в отношениях с
Горбачевым поощряло провокационные, нахальные действия прибалтийских
лидеров. Это очень осложнило начавшийся процесс реформирования СССР.
Неизбежное отделение Литвы, Латвии, Эстонии все равно состоялось бы, т. е.
была бы достигнута цель, которой добивались прибалты и США, но делали они
это так, что наносился тяжелый ущерб гораздо более значительной
международной цели -- сохранению великой миролюбивой державы в лице
обновленного демократического Союза. Впрочем, некоторые в администрации США
(они известны) сознательно и целенаправленно этого не хотели, для них целью
было -- помочь разрушить Союз, какие бы изменения, пусть
ультрадемократические, в нем ни произошли бы. Но это не было целью
президента Буша и госсекретаря Бейкера. Остаюсь при такой уверенности.
И наконец: Горбачев и его великое всемирное и патриотическое дело
получили от Запада (взамен того, что он принес международному сообществу)
незаслуженно меньше, чем получила и получает Россия Ельцина... неизвестно за
что, если не считать мифологии: "он разрушитель коммунизма". Хотя "отменять
коммунизм" начал Горбачев и отменил бы до конца, но в менее болезненных для
страны формах... если бы не августовский путч.
16 августа 1994 года "Независимая газета" опубликовала на целую полосу
статью бывшего долгое время первым замом министра иностранных дел СССР
Георгия Марковича Корниенко "Закончилась ли "холодная война"?", с
подзаголовком "Размышления ее участника". В статье с позиций громыкинской
ортодоксии была подвергнута разносной критике внешняя политика Горбачева.
Я не смог отмолчаться. В разделе "Полемика" 3 сентября 1994 года "НГ"
согласилась опубликовать мою статью: "Для него (т. е. Корниенко) "холодная
война" действительно не закончилась".
Я решил приложить ее к книге, считая, что эта полемика не потеряла
актуальности. Напротив. Если 2--3 года назад этот сюжет носил почти
"теоретико-исторический" (даже биографический) характер, то теперь он имеет
прямое отношение к проводимой Россией внешней политике. Если по сути своей
(не признаваемой действующими в ней лицами) она, эта политика, остается
продолжением горбачевской линии нового мышления, то по риторике и амбициям
напоминает брежневские времена (правда, без прикрытия "интернационализмом").
Ее аргументация основана на державности и так называемых национальных
интересах России (которые, кстати, никто до сих пор четко и откровенно не
сформулировал). Недавно в "НГ" появилась статья некоего Анатолия Уткина (за
31 декабря 1996 года), в которой автор, надергав из мемуаров Шульца и
Бейкера несколько шутливых и ироничных замечаний, не только искажает
действительное отношение двух госсекретарей США к Горбачеву, но и
представляет его дурачком, которого американцы обводили вокруг пальца и
вытягивали из него все, что им требовалось. Кстати, принижает до неприличия
и масштаб самих этих двух крупных деятелей, которые всерьез и искренне были
озабочены угрозой ядерной катастрофы и немало сделали для прекращения
"холодной войны". Это ведь жизненно важно было не только для Соединенных
Штатов, значит, руководствовались они не только национальным эгоизмом.
Мораль статьи Уткина проста: с волками жить -- по-волчьи выть. И не
скрывает этого, советуя (ретроспективно также и Горбачеву) разговаривать с
американцами, как Александр I с Наполеоном или князь Горчаков с Бисмарком.
Эва куда хватил из ядерно-космического века-то!!
Впрочем, г-н Уткин (и далеко не один из нынешних
специалистов-международников) отражает общее поветрие. Оно характерно и для
думцев, и для правительственных деятелей и чиновников, а именно -- вернуться
на международной арене к "правилам игры" исключительно по "национальным
интересам". И никто почему-то не задумывается над тем, что это означает
сейчас -- играть по американским правилам.
Величие Горбачева как раз состояло в том, что он сумел на какой-то
момент навязать мировой политике другие, общечеловеческие "правила игры". И
благодаря этому добился исторического поворота в международном развитии. И
раз этот переворот удалось осуществить, значит, такие "правила игры"
отвечали глубинным, перспективным потребностям мирового сообщества,
стремительно двинувшегося в XXI век. Сейчас этот исторический прорыв хотят
заблокировать и вернуться к прежней модели: кто кого ловчее облапошит ради
исключительно собственных эгоистических державно-национальных интересов.
Опасная тенденция.
Остается надеяться, что эта тенденция не зайдет слишком далеко, не
перейдет рубежа необратимости. Ибо политика соперничества
национально-государственных эгоизмов губительна для мирового сообщества на
принципиально новом этапе его существования. Без мировой политики,
основанной на принципах нового мышления, человечеству не выжить.
Вот такое пространное рассуждение потребовалось для оправдания моего
намерения включить в приложения к этой книге мою полемику с Корниенко --
апологета "старого мышления".
Далее -- моя статья под обозначенным в начале заголовком, с некоторыми
сокращениями, имеющими частный или личный характер.
Полемизировать мне с Г. М. Корниенко, казалось бы, бессмысленно. Мы с
ним, оба служившие советской внешней политике, одно время чуть ли не в одной
команде -- он в МИДе, я в ЦК, при генсеке и Президенте СССР, -- мыслим в
несовместимо разных плоскостях. Даже если бы не было "привходящих" мотивов
его статьи и рассуждали бы мы в рамках "чистых" понятий и лишенных эмоций
аргументов, убедить друг друга мы все равно бы не смогли.
И тем не менее отмолчаться мне как-то неловко. Тем более что Корниенко
не единственный и не оригинален в попытках дискредитировать политику
ликвидации "холодной войны"...
Георгий Маркович оперирует категориями "холодной войны" и в логику его,
увы, "старого мышления" легко ложатся такие термины, как "предательство",
"бездарность", "неумно", "отдали не за понюх табаку", "пагубность",
"бесхребетность", "горе-руководители" и т. п.
"Холодную войну" он представляет как военно-политическое состояние. В
то время как она была выражением идеологической конфронтации двух
несовместимых социальных систем. И пока одна из них не изменилась, не
сблизилась с другой на основе общих принципов (да, да -- общечеловеческих!
-- права человека, демократия, соблюдение цивилизованных международных норм
и т. п.), ни об окончании "холодной войны", ни о разоружении в масштабах,
снимающих угрозу ядерной войны, не могло быть и речи. Без ликвидации
тоталитаризма в нашей стране ни на какое "достойное" (слово Корниенко)
прекращение "холодной войны" Запад, США не пошли бы. И Георгий Маркович,
знающий их лучше меня, пусть тут не лукавит.
Очень характерно, что, отбирая у Горбачева патент на новое мышление,
начало его автор возводит к самому Сталину, отождествляя с термином "мирное
сосуществование". Неужто забыл, что даже на XX съезде КПСС и в
послехрущевские времена мирное сосуществование открыто (нашими теоретиками и
в пропаганде) трактовалось как классовая борьба на международной арене? А
чем кончается (или должна кончаться) классовая борьба, согласно
марксизму-ленинизму, людям, окончившим советские вузы, разъяснять излишне.
Нет, товарищ Корниенко, новое мышление Горбачева тем принципиально и
отличается от хрущевского мирного сосуществования, что оно предполагает
совместимость общественных систем на основе общих норм и критериев, или,
произнесу страшное для вас слово, -- конвергенцию.
Горбачеву пришлось в конечном счете выбирать: устранить угрозу всеобщей
мемуаров два года! В "Известиях" сегодня уже сообщили о Фонде Горбачева...
Вот там с "этого" и надо начать... Прежде всего надо издать его беседы с
инодеятелями (1985 -- 1991 годы). Бесценный материал для истории. Я ему
сказал -- он отмахнулся, как всегда...
27 декабря
Сегодня первый день, когда я безработный (хотя еще и не пенсионер).
Надо опомниться. Но прежде всего попытаться восстановить события этих дней.
В среду, 25-го, М. С. решил выступить с последним "Обращением"...
Готовилось оно сначала как Заявление. Я уже писал о некоторых эпизодах
подготовки. В конце концов он взял "за основу" да и почти "в целом" мой
текст, даже вернул в последний момент кое-что из предыдущих вариантов
(например, что государство надо бы распускать с народного волеизъявления)...
Но и напичкал деталями, которые все равно газеты "не взяли"... Ни одна
газета полностью "Обращение" не напечатала! Уже все боятся Ельцина.
Утром он попросил связать его с Бушем (на 17.00). И хоть там Рождество,
Павел Палажченко нашел Буша в Кэмп-Дэвиде, и тот согласился.
Разговор М. С. вел на грани фамильярности -- "по-русски"... "как
друзья"... Но и Буш вперые "ушел" от сдержанности, наговорил много хвалебных
слов, многие из которых потом попали в его выступление -- о конце СССР и о
значении Горбачева.
Запросился на телефон Геншер, а до этого Блех принес мне письмо от
него. С Блехом был разговор интереснее, чем у М. С. с Геншером... Но это уже
было буквально за полчаса перед последним выступлением "Президента СССР".
Рядом с кабинетом, где Горбачев обычно выступал перед телекамерами,
собралось много корреспондентов... Вообще, если б Егор Яковлев не притянул в
эти последние дни Эн-би-си, которая буквально дневала в коридорах, снимая
все, что попало, все, что так или иначе касалось М. С., если б не это --
остался бы М. С. в информационной блокаде до самого своего конца в Кремле.
Позорно для нас, что только западные ТВ-журналисты вертелись вокруг него,
олицетворяя ту значимость Горбачева для всего мира, которую западная
общественность ему справедливо придает.
Итак... Я стоял сбоку, метрах в 8--10 от него. Прямой эфир. Он был
спокоен. Не стеснялся заглядывать в текст. И получилось "с ходу" хорошо. И
потом, сколько ни слышал "домашних" опросов, -- оценки сходились:
достоинство и благородство.
Действительно, трагическая фигура, хотя мне, который привык его видеть
в обыденности, трудно примерять к нему этот термин, с которым он, конечно,
войдет в историю... "Известия" все-таки дали цитаты из оценок "выдающихся
государственных деятелей Запада". Он вернулся к себе в кабинет. Я остался в
приемной. На диванчике в уголке сидели неприметно двое в штатском. Лицо
одного мне показалось знакомым (потом протокольщик Шевченко мне разъяснил:
он же с нами во все поездки за границу ездил... Сидел в самолете в заднем
отсеке и "не показывался"). Рядом стоял "чемоданчик" и что-то похожее на
переносной телефонный аппарат. А к М. С., оказывается, еще до того как я
вошел, явился Шапошников. Минут через 15 этих двоих позвали в кабинет...
Один из них вскоре вышел. Но пришли двое других, незнакомые, их тоже провели
в кабинет. Потом вышли все. И минут через 10 вышел Шапошников, как всегда
"улыбающийся", поздоровался. Но был (видно!) и смущен.
Мы с двумя Яковлевыми пошли к М. С. Он был явно возбужден, красный.
Сели за овальный стол. Рассказал: Ельцину очень не понравилось мое
выступление. Прослушав минуту, он отключил ТВ и велел Бурбулису доставить
ему "полный текст". Андрей послал ему...
Потом стало известно, что, "раз так", он не придет получать "кнопку",
пусть Горбачев сам ее принесет. Горбачев отказался. Тогда Ельцин послал к
нему Шапошникова...
Между тем хамить Ельцин начал раньше. Еще до разговора с Бушем мы
сидели с Андреем у М. С. Он "наносил" последние штрихи на свое прощальное
выступление. Вдруг позвонила Р.М. в панике: явились люди и потребовали, чтоб
она со всеми пожитками за два часа убралась из квартиры (на улице Косыгина).
М. С. рассвирепел, весь пошел пятнами, позвонил одному, другому -- крыл
матом. Вроде остановил разбой. Но вчера, 26-го, их все-таки выставили.
Причем долго отказывались подать грузовик, чтоб вещи отвезти!
Вчера утром (забегаю вперед) охране едва удалось добиться того, чтоб
выслали на дачу "ЗИЛ" за М. С., который ему "снисходительно" оставил
Ельцин...
Утром 25-го М. С. еще не знал (мы с Грачевым ему рассказали), что во
многих газетах напечатано: Ельцин на Старой площади рассказал редакторам
газет об "итогах" 8-часовой его встречи накануне с Горбачевым и Яковлевым:
я, мол, ему в 10 раз урезал охрану (вранье: Горбачев не просил 200 человек),
дачу дал "поменьше", чем сейчас, минус -- городская квартира... О
неприкосновенности не может быть и речи: если есть вина, пусть признается
сейчас, пока он еще президент, положил ему 4000 рублей пенсии. И еще что-то
в таком же гнусном стиле...
Между тем "иллюзионисты" Горбачев и Яковлев рассказывали об этой
встрече, которая длилась с 12 до 21 часа (с перерывом только на разговор М.
С. с Мейджором), в благостных тонах: поговорили нормально, по-товарищески,
как ни в чем не бывало. Вот тебе и "не бывало"!
Кстати, вчера Грачев устроил "гусарство", собрал всю прессу в гостинице
"Октябрьская" на ул. Димитрова. На Горбачеве два часа висят корреспонденты,
не давая ему рюмки выпить... Это был порыв уже не к главе государства, за
встречу с которым бывает журналистам большой гонорар и слава, а
человеческое... Он выговорился до конца. И нас там, грешных, порядком
попытали.
Между прочим, Крепостной (это фамилия), директор гостиницы, ставленник
покойного Кручины, долго не давал разрешения устроить эту встречу, ссылаясь
на то, что счета у президентской службы "закрыты". Но ему сунули в нос живые
деньги, которые М. С. дал из своих. Директор тем не менее побежал к
российским своим начальникам и опять стал отнекиваться. Но так как он теперь
не государственная, а частная лавочка, пришлось уступить. Хоть такая польза
от приватизации!
Но я забежал вперед. После передачи "кнопки" выпили коньяку (я, два
Яковлевых и М. С.), потом перешли в Ореховую, присоединился Грачев... И до
12 ночи "гуже-вались". Запомнить всего невозможно, а жаль... Между делом
были сказаны вещи, достойные скрижалей. Впрочем, больше речь шла о прошлом,
даже о Суслове... и о том, как М. С., приехав в 1978 году в Москву,
ужаснулся политическим и прочим нравам, и тому, как, оказывается, "делают в
Москве политику"... Кое-что из этого я не раз от него слышал. Между прочим,
он сказал, что первую книгу в Фонде, которую он хотел бы написать, это --
как и почему родилась в мозгу идея перестройки.
Дал мне "по ходу" два задания: сосватать Грачева в ЮНЕСКО и сказать
Тельчику, чтоб деньги (за книжку "Августовский путч") в Москву не высылал.
Вчера я принял двух послов: испанского и норвежского, принесли письма
от своих глав. Первому -- Куэнке -- я сказал о Грачеве. Он, несмотря на то
что знает Грачева довольно близко и дружит с Майором (директором ЮНЕСКО),
изменился в лице... Это -- невозможно, говорит, не принято (чтоб посол за
кого-то ходатайствовал). Ладно, не принято... Сам знаю, но чего
испугался-то? Козырева боишься, прогонит??
Надо устраивать его к Аттали -- в Европейский банк реконструкции и
развития, в Лондон. Мишелю Пессику позвонить, что ли (советник французского
посольства)?
Второе задание буду выполнять через Саню (Безы-менскую), она на днях
полетит в Германию. Сказал ей уже вчера об этом, заехав (на метро) утром.
Она мне изложила всю механику банковского сервиса... с большим знанием дела.
Когда я ей рассказал вчера утром о трудностях у М. С. с оплатой
"мероприятия" в "Октябрьской", она мне: "Подумаешь! Дай мне Николая
Николаевича с машиной. Сейчас съезжу в офис возьму деньги. Сколько нужно? 25
тысяч?! Ерунда. 15 я даю -- всего-то 250 марок!
Позвонил Гусенков, говорит. М.С. к одиннадцати приехал к себе в кабинет
в Кремль, чтоб встретиться с японцами... Но за час до этого его кабинет
занял Ельцин. И М.С. стал принимать японцев в кабинете Ревенко! Зачем
унижаться так, зачем он "ходит" в Кремль?!! И флаг уже сменен над куполом
Свердловского зала, и не президент он уже!
Кошмар!... А тот хамит все больше и больше. Топчет все наглее... Мстит,
наверное, и за вчерашнюю встречу с прессой!
В 8.15 утра Ельцин со свитой появился в приемной горбачевского
кабинета. Дежурному секретарю скомандовал: "Ну, показывай!" И пошел в
кабинет...
- А вот тут на столе стоял мраморный прибор - где он?
Секретарь объясняет дрожа:
-- Не было прибора... Михаил Сергеевич никогда не пользовался такими
ручками. Мы ему набор фломастеров выкладывали на стол.
- Ну ладно... А там что? - и двинулся в заднюю комнату (комната
отдыха). Стал выдвигать ящики стола. Один оказался запертым.
- Почему заперт?!! Позвать коменданта! Прибежал кто-то с ключом, отпер
- там пусто.
-- Ну, ладно...
Вернулись в кабинет, расселись за овальным столом: он, Бурбулис,
Силаев, еще кто-то.
-- Давай сюда стаканы!
Вбежал человек с бутылкой виски и стаканами.
"Основные" опрокинули по стакану.
-- Вот так-то ладно. А Ореховую не буду смотреть
и помещение Госсовета тоже -- там Политбюро раньше заседало... Бывал,
бывал...
Гурьбой, гогоча, вышли из кабинета.Секретарю бросил напоследок: "Смотри
у меня! Я сегодня же вернусь!!"
28 декабря
Вчера отговорил М. С. давать интервью Эн-эйч-кей (Япония): постыдно
ездить в Кремль, где "веселился"в его кабинете Ельцин... Еще постыднее
искать в Кремле какое-то другое место для интервью. Ревенко потом корил: за
это интервью японцы обещали миллион долларов.
Послал Горбачеву письмо Мейджора (его передал мне Брейтвейт), сам
перевел -- от руки; письмо Миядзавы (Тамара съездила в посольство); книгу,
исписанную вахтанговцами, ее передала мне Юлия Хрущева. М. С. мне отзвонил,
взволнован -- такие знаки внимания для него сейчас -- бальзам. Сказал мне,
что заболевает -- грипп, наверное. Но дали всего три дня, чтоб убраться с
дачи. Приходится разбирать книги и барахло... Сказал: давай начинай делать
"хронику нового мышления" -- из записей его бесед с 85-го по 91-й г.
Вебер и Ермонский вроде отчаливают. Сам начал сегодня разбор книг, два
чемодана уже вывез на свалку... Кое-что и годится только в макулатуру, хотя
жалко: с каждой всегда что-то связано, но читать уже никто не будет -- ни я,
ни Митька. Тяжелая работа. И долгая.
30 декабря
Вчера Ельцин произнес новогоднюю речь. Можно бы и согласиться, если бы
"сообщил", кому он обязан тем, что может именно так выступать. Но -- ни
слова. Напротив, оставили, мол, мне Россию, будто в ней 70 лет хозяйничал
враг.
А в Минске -- все гладко, но ничего не получается из Содружества,
которое лишь ширма для развала Союза...
В конце марта 1996 года я был приглашен Принстонским университетом на
вторую конференцию по проблемам окончания "холодной войны". Первая была в
1994 году, ее патронировал Джордж Шульц, государственный секретарь США при
Рейгане (я там тоже был). Эту, вторую, патронировал Джеймс Бейкер,
государственный секретарь при Буше.
Наряду с Бейкером мне было предоставлено "слово при открытии". Помещаю
ее в этой книге (с некоторыми сокращениями), потому что там -- моя
неизменная позиция относительно мотивов горбачевской внешней политики.
1. Первое замечание. В исследованиях и дискуссиях о перестройке
утвердилось мнение -- и оно в общем правильно, -- что внешняя политика
Горбачева не только в своем стратегическом замысле, но и в конкретных ее
проявлениях и акциях целиком была завязана на внутренних обстоятельствах в
СССР, а иногда прямым образом зависела от тех или иных действий и намерений
в сфере внутренней политики.
Это правильно, но этого недостаточно.
Новая внешняя политика имела для Горбачева, как руководителя
сверхдержавы, как реформатора, самостоятельное значение.
Это ее значение определялось рядом моментов:
-- пониманием реальной возможности ядерной катастрофы (в отличие от
прежних наших лидеров и официальной точки зрения, когда считалось: если
ядерная война разразится, мы, Советский Союз, победим и с империализмом
будет покончено);
-- сложившимся у Горбачева (еще до переезда в Москву), хотя и
неоформившимся, убеждением, что идеологическая борьба на мировой арене,
которую мы вели столько десятилетий, проиграна. И проиграна не потому, что
нас технически переиграли в пропагандистской схватке, а в силу
несостоятельности самой нашей идеологии. А в том, что на нас никто не
нападает, Горбачев был убежден еще до того, как стал генсеком;
-- нравственными принципами. Они сложились, видимо, на протяжении всей
его жизни. И предопределили его неприятие, его отвращение к применению силы,
к насилию как средству политики, вообще как фактору общественного развития.
Отсюда, видимо, у него отсутствие всякого пиетета к армии, к военной
символике и парадности, к демонстрациям военной мощи и явно неприязненное
отношение ко всему, что связано с милитаризмом.
Второе замечание. Наше доверие к Соединенным Штатам, к руководству США
рождалось трудно. Но, "проклюнувшись" у Горбачева и его команды, оно
значительно опережало формирование доверия к нам со стороны американской
администрации, американского истеблишмента и общественности. Процесс
сближения шел на разных скоростях и носил неодинаковый характер.
Связано это, видимо, и с национальными особенностями, но в какой-то
степени это и парадоксально: ведь нас, советских, десятилетиями воспитывали
во вражде к "империализму", а олицетворением его для нас были Соединенные
Штаты. В нас будто бы генетически была заложена подозрительность к Западу.
Больше того, мы унаследовали еще от дореволюционных времен, от Достоевского
и Салтыкова-Щедрина ощущение того, что, как бы русские ни старались, Запад
никогда не откажется от недоверия и неприязни к России, "не полюбит" нас.
Третье замечание. В налаживании отношений мы меньше полагались на
дипломатическое мастерство и больше на "человеческий фактор", на личное
взаимопонимание все большего числа людей, которые включились в налаживание
советско-американских отношений на новом этапе.
С какого-то момента -- а я думаю, его можно датировать весной 1987 года
-- для Горбачева отношения с Америкой перестали быть сферой
внешнеполитической игры, где каждый, естественно, хочет получить больше, чем
дать. Горбачев отныне твердо исходил в своих действиях и помыслах от главной
цели, которую надо было достичь во что бы то ни стало, а именно: покончить с
"холодной войной", покончить с конфронтацией. Остальное приобретало
второстепенное значение. Отсюда и его готовность идти на уступки, что до сих
пор ему не могут простить его противники в России, сторонники традиционного,
"старого" мышления.
Четвертое замечание. "Холодная война" закончилась на Мальте, а не в
декабре 1992 года, когда Джордж Буш был последний раз в Москве в качестве
президента. Иначе не объяснишь ни объединения Германии, ни действий двух
сверхдержав в связи с агрессией Саддама Хусейна, как и многое другое.
Ради дипломатической вежливости можно, бывает, поступаться исторической
истиной. Но никакая дипломатия не в состоянии отменить истину. Отнести срок
окончания "холодной войны" на три года -- с декабря 1989 года на декабрь
1992 года -- это все равно как если бы кто-нибудь предложил считать
окончанием Гражданской войны в США не 1865 год, когда была одержана решающая
победа в достижении целей войны, а 1877 год, когда завершилась
Реконструкция.
Отголоски "холодной войны", методы, ей свойственные, мы наблюдаем до
сих пор и в мировой политике, и в отношениях между некоторыми странами.
Однако эпоха "холодной войны", с совершенно определенными своими
характеристиками, закончилась тогда, на Мальте.
Пятое замечание. Не в порядке комплимента, а для констатации факта:
заслуги администрации Буша--Бейкера в повороте мировой истории на новый курс
в 1989--1990 годах для меня несомненны.
Позиция и программа, которые мы услышали из уст президента на Мальте,
были ожидаемы, но неожиданными -- и для меня, и для Горбачева. Ведь только
потом мы узнали о честной и трудной "работе над собой", которая была
проделана во время "паузы" с января по май 1989 года, о том, какое
сопротивление пришлось преодолеть, чтобы принять масштабное решение о
"повороте отношения к СССР на 180 градусов" (слова Буша).
Как это ни странно, но я, помощник по международным вопросам (и
Горбачев тоже), лишь потом -- от историков, а не своевременно, от посольств
и спецслужб -- узнали о выдающихся публичных выступлениях Бейкера 4 и 16
октября 1989 года, в которых было суммировано переосмысление во время
"паузы" американо-советской ситуации и сделаны выводы, позволившие выйти на
Мальту. Что же касается тайных источников информации, которые пользовались
престижем абсолютно надежных и откровенных, т. е. "истинных", то они
торопились сообщать главным образом негативное, считали более правильным для
"национальных интересов" возбуждать и подогревать подозрения.
Особенно хотел бы отметить роль Джеймса Бейкера в деле объединения
Германии. 9 пунктов позволили компромиссно снять острую проблему вхождения
объединенной Германии в НАТО. Здесь администрация помогла Горбачеву найти
оптимальное, реалистическое решение. Чего нельзя сказать о ее позиции (и
поведении) в отношении Прибалтики. Чрезмерное выпячивание (в общем-то по
внутриполитическим для США соображениям) этой проблемы в отношениях с
Горбачевым поощряло провокационные, нахальные действия прибалтийских
лидеров. Это очень осложнило начавшийся процесс реформирования СССР.
Неизбежное отделение Литвы, Латвии, Эстонии все равно состоялось бы, т. е.
была бы достигнута цель, которой добивались прибалты и США, но делали они
это так, что наносился тяжелый ущерб гораздо более значительной
международной цели -- сохранению великой миролюбивой державы в лице
обновленного демократического Союза. Впрочем, некоторые в администрации США
(они известны) сознательно и целенаправленно этого не хотели, для них целью
было -- помочь разрушить Союз, какие бы изменения, пусть
ультрадемократические, в нем ни произошли бы. Но это не было целью
президента Буша и госсекретаря Бейкера. Остаюсь при такой уверенности.
И наконец: Горбачев и его великое всемирное и патриотическое дело
получили от Запада (взамен того, что он принес международному сообществу)
незаслуженно меньше, чем получила и получает Россия Ельцина... неизвестно за
что, если не считать мифологии: "он разрушитель коммунизма". Хотя "отменять
коммунизм" начал Горбачев и отменил бы до конца, но в менее болезненных для
страны формах... если бы не августовский путч.
16 августа 1994 года "Независимая газета" опубликовала на целую полосу
статью бывшего долгое время первым замом министра иностранных дел СССР
Георгия Марковича Корниенко "Закончилась ли "холодная война"?", с
подзаголовком "Размышления ее участника". В статье с позиций громыкинской
ортодоксии была подвергнута разносной критике внешняя политика Горбачева.
Я не смог отмолчаться. В разделе "Полемика" 3 сентября 1994 года "НГ"
согласилась опубликовать мою статью: "Для него (т. е. Корниенко) "холодная
война" действительно не закончилась".
Я решил приложить ее к книге, считая, что эта полемика не потеряла
актуальности. Напротив. Если 2--3 года назад этот сюжет носил почти
"теоретико-исторический" (даже биографический) характер, то теперь он имеет
прямое отношение к проводимой Россией внешней политике. Если по сути своей
(не признаваемой действующими в ней лицами) она, эта политика, остается
продолжением горбачевской линии нового мышления, то по риторике и амбициям
напоминает брежневские времена (правда, без прикрытия "интернационализмом").
Ее аргументация основана на державности и так называемых национальных
интересах России (которые, кстати, никто до сих пор четко и откровенно не
сформулировал). Недавно в "НГ" появилась статья некоего Анатолия Уткина (за
31 декабря 1996 года), в которой автор, надергав из мемуаров Шульца и
Бейкера несколько шутливых и ироничных замечаний, не только искажает
действительное отношение двух госсекретарей США к Горбачеву, но и
представляет его дурачком, которого американцы обводили вокруг пальца и
вытягивали из него все, что им требовалось. Кстати, принижает до неприличия
и масштаб самих этих двух крупных деятелей, которые всерьез и искренне были
озабочены угрозой ядерной катастрофы и немало сделали для прекращения
"холодной войны". Это ведь жизненно важно было не только для Соединенных
Штатов, значит, руководствовались они не только национальным эгоизмом.
Мораль статьи Уткина проста: с волками жить -- по-волчьи выть. И не
скрывает этого, советуя (ретроспективно также и Горбачеву) разговаривать с
американцами, как Александр I с Наполеоном или князь Горчаков с Бисмарком.
Эва куда хватил из ядерно-космического века-то!!
Впрочем, г-н Уткин (и далеко не один из нынешних
специалистов-международников) отражает общее поветрие. Оно характерно и для
думцев, и для правительственных деятелей и чиновников, а именно -- вернуться
на международной арене к "правилам игры" исключительно по "национальным
интересам". И никто почему-то не задумывается над тем, что это означает
сейчас -- играть по американским правилам.
Величие Горбачева как раз состояло в том, что он сумел на какой-то
момент навязать мировой политике другие, общечеловеческие "правила игры". И
благодаря этому добился исторического поворота в международном развитии. И
раз этот переворот удалось осуществить, значит, такие "правила игры"
отвечали глубинным, перспективным потребностям мирового сообщества,
стремительно двинувшегося в XXI век. Сейчас этот исторический прорыв хотят
заблокировать и вернуться к прежней модели: кто кого ловчее облапошит ради
исключительно собственных эгоистических державно-национальных интересов.
Опасная тенденция.
Остается надеяться, что эта тенденция не зайдет слишком далеко, не
перейдет рубежа необратимости. Ибо политика соперничества
национально-государственных эгоизмов губительна для мирового сообщества на
принципиально новом этапе его существования. Без мировой политики,
основанной на принципах нового мышления, человечеству не выжить.
Вот такое пространное рассуждение потребовалось для оправдания моего
намерения включить в приложения к этой книге мою полемику с Корниенко --
апологета "старого мышления".
Далее -- моя статья под обозначенным в начале заголовком, с некоторыми
сокращениями, имеющими частный или личный характер.
Полемизировать мне с Г. М. Корниенко, казалось бы, бессмысленно. Мы с
ним, оба служившие советской внешней политике, одно время чуть ли не в одной
команде -- он в МИДе, я в ЦК, при генсеке и Президенте СССР, -- мыслим в
несовместимо разных плоскостях. Даже если бы не было "привходящих" мотивов
его статьи и рассуждали бы мы в рамках "чистых" понятий и лишенных эмоций
аргументов, убедить друг друга мы все равно бы не смогли.
И тем не менее отмолчаться мне как-то неловко. Тем более что Корниенко
не единственный и не оригинален в попытках дискредитировать политику
ликвидации "холодной войны"...
Георгий Маркович оперирует категориями "холодной войны" и в логику его,
увы, "старого мышления" легко ложатся такие термины, как "предательство",
"бездарность", "неумно", "отдали не за понюх табаку", "пагубность",
"бесхребетность", "горе-руководители" и т. п.
"Холодную войну" он представляет как военно-политическое состояние. В
то время как она была выражением идеологической конфронтации двух
несовместимых социальных систем. И пока одна из них не изменилась, не
сблизилась с другой на основе общих принципов (да, да -- общечеловеческих!
-- права человека, демократия, соблюдение цивилизованных международных норм
и т. п.), ни об окончании "холодной войны", ни о разоружении в масштабах,
снимающих угрозу ядерной войны, не могло быть и речи. Без ликвидации
тоталитаризма в нашей стране ни на какое "достойное" (слово Корниенко)
прекращение "холодной войны" Запад, США не пошли бы. И Георгий Маркович,
знающий их лучше меня, пусть тут не лукавит.
Очень характерно, что, отбирая у Горбачева патент на новое мышление,
начало его автор возводит к самому Сталину, отождествляя с термином "мирное
сосуществование". Неужто забыл, что даже на XX съезде КПСС и в
послехрущевские времена мирное сосуществование открыто (нашими теоретиками и
в пропаганде) трактовалось как классовая борьба на международной арене? А
чем кончается (или должна кончаться) классовая борьба, согласно
марксизму-ленинизму, людям, окончившим советские вузы, разъяснять излишне.
Нет, товарищ Корниенко, новое мышление Горбачева тем принципиально и
отличается от хрущевского мирного сосуществования, что оно предполагает
совместимость общественных систем на основе общих норм и критериев, или,
произнесу страшное для вас слово, -- конвергенцию.
Горбачеву пришлось в конечном счете выбирать: устранить угрозу всеобщей