Последняя хлипенькая надежда осталась: вдруг Милашке еще не успелось выяснить результаты своего долбаного эксперимента? Дай-то бог. Иначе бедненькому Извергу действительно не останется ничего, кроме суицида: даже если неопытный дилетант псевдо-Чинарев сумеет замести следы и выставить дело несчастным случаем, господину линкор-капитану никакая экспедиция уже не посветит.
Ладно, нужно торопиться. Это при любом раскладе — хоть так, хоть иначе. А то Милашка действительно успеет не только дознаться о результате, но и довести его до ведома своих поганцев-хозяев.
Отшвырнув бутылку раздраженным пинком (та звонко цокнулась о ножку стола и, естественно, не разбилась), Чин полез под койку к своему вещмешку.
Искомое, как на грех, зацепилось за что-то и довольно долго отказывалось вылазить на свет. Но человек, как известно, способен превозмочь все — в том числе и вздорную строптивость маленькой деревянной коробочки, хоть та и стоит преизряднейших денег (это даже без учета неслабой цены содержимого).
Коробочка.
Бесценного Новоэдемского златокедра и тамошней же не менее бесценной ручной работы.
В подобном хранят всякую дребедень непристойно богатые дамочки; так что дьявол знает, какой блажи ради вздумалось владельцам Спэйсмайнз Юнайтед прятать в этакую оболочку свой подарок одному крутому хакеру, превосходно выполнившему деликатный заказ.
Правда, у златокедра есть целая куча поистине волшебных умений. Например, он УМЕЕТ (именно это слово здесь единственно употребимо) отличать хозяина от кого угодно еще. Как? А черт его… Но вот в руке псевдо-Чинарева дарёная и в свое время лишь пару дней потратившая на привыкание к новому владельцу коробочка раскрылась мгновенно и легче легкого. Случайный же человек без специального прибора даже не уяснил бы, что в руках у него именно коробочка, а не цельный брусок. Причем такая «одушевленность» живет лишь в златокедровых вещах, сделанных вручную от начала до конца. Вещь, изготовленная даже самыми примитивными автоматами, рождается мертвой. Сказка — это быль, на объясненье которой у яйцеголовой ученой братии просто не хватает мозгов. Покамест не хватает. Еще.
Коробочка прятала в себе микросупербрэйн из самых последних, заметно уступающий блокшивскому «Циклопу» разве что только совокупным объемом памятей. Зато микросупер был оснащен мощным универсальным дистанционником, способным подключаться к любой сети — хоть локальной, хоть глобальной, хоть какой.
«Не смущайтесь, Матвей э-э-э… Матвей. Это сверх гонорара, но отнюдь не бескорыстно. Мы же сами заинтересованы, чтоб вы имели возможность выполнить любой наш заказ!»
Да нет, «Матвей э-э-э… Матвей» и не думал смущаться — ни тогда, принимая драгоценную шкатулочку, ни месяцем позже, когда использовал ее для кражи у Спейсмайнз кой-каких конфиденциальных сведений (та кража обошлась дарителям раз в сто дороже их якобы корыстного суперподарка).
По причине ничтожных размеров разработчики снабдили микросупер только акустическим контактором. Ну и хрен с ним — все равно потом придется вычищать из информационного банка блокшивских подслушек бездну бездонную всяческой разной всячины.
Ладно, с Богом (как говорят черти, гоня к котлам свеженькую партию грешников).
Полная активация всех систем, экшн. Так, с добрым утром, господин супермикро! Теперь — вход в локальную сеть, автопоиск трижды долбаной диспетчер-программы четырежды драных подслушек… ага, «done». Что нас интересует? Нас интересует текущий контроль информации из каюты номер… Хрен, какой номер у каюты Милашки? Через одну дверь… здесь шесть, значит там… В сторону рубки номера растут или уменьшаются?! Чтоб их всех… Ага, кажется восемь. Точно, восемь. Да экшн же, мать твою!
Пара секунд — и выполнено. Как раз вовремя, чтоб успеть расслышать стихающий шум воды в душевой. Затем из крохотного динамика микробрэйна отчетливо донеслось шлепанье босых ног, гудение сушилки, что-то невнятное, смахивающее на пение с кляпом во рту…
Милашка на самом деле в каюте, или это запись-обманка? Выясним. Ин ван моумэнт.
Команда: автопоиск диспетчер-программы систем жизнеобеспечения. Так. Активировать гипно в каюте номер восемь. На полную мощность. Экшн. Да, подтверждаю, на полную; экшн, плиз, твою мать. (Уж простите, господин линкор-капитан, но внережимное включение пассиватора для вас все-таки лучше, чем безвременная кончина одного из вверенных практикантов.)
Пение усохло в невнятное приборматывание, потом пресеклось тягучим сладострастным зевком и вообще стихло. Босые ноги шлепнули раз-другой; взвизгнул от неожиданного удара коечный амортизатор… Мерные звуки, которые динамик принялся транслировать мгновение спустя, показались Чину гораздо более мелодичными, чем давешнее пение. А сушилка так и осталась включенной. Мощная, однако, штучка гипнопассиватор. И действительно полезная.
В принципе, все услышанное могло быть и подделкой. Звуковой симуляцией — гибкой, оперативно реагирующей на внешние воздействия. Даже в затертом двадцатом веке такое бы никого не удивило, а уж в эпоху глобального господства счетно-логических управляющих систем…
Но псевдо-Чинареву казалось, что все было по правде. Вряд ли бы Милашке вздумалось обременяться столь изощренными хитростями. Ну, а если нет…
Что ж, тогда одной Милашкой вскорости станет меньше.
Чин хотел было заставить микробрэйн подключиться к подслушкам каюты подлинного Чингисхана. А вдруг, дескать, там еще все хорошо, по-трезвому то есть, и не поздно еще предупре…
Увы.
Первый же, мягко говоря, звук, раздавшийся из динамика, однозначно засвидетельствовал: «почти наркотическое пристрастие» успело взять свое. На всю катушку успело.
Первый звук по совместительству оказался и последним.
Микробрэйн вдруг принялся самовольничать: прервал трансляцию и активировал дисплей-голограф, услужливо вихляя демонстрационным пространством в унисон с бегающим взглядом хозяина.
Демонстрационное пространство демонстрировало надпись красивым прописным шрифтом: «В оперативной памяти обнаружена неклассифицируемая самозапустившаяся паразит-программа. Проникновение из бортовой локальной сети». Но не успел Чин толком вчитаться, как перед «обнаружена» втиснулось «и в суб-памяти».
Чинарев-Молчанов остолбенел. В голове у него всплеснулась какая-то позорно бестолковая мешанина из «не рой другому яму», судорожных догадок, мог ли «Вервольф» действительно отплатить своему недавнему обидчику такой же обидной монетой («нет, бредовень бредовая, куда им… но как похоже-то!»), и «Да что же это Изверг за погань миражливую распустил у себя в сети?!»
А микросупер продолжал разводить каллиграфию: «Системы „Эскулап", „Киллер" и „Дихлофос" на паразит-программу воздействия не оказали. Приступаю к блокировке и переформатированию зараженных сегментов суб-памяти… выполнено. Перегрррр…»
Все. Бобик сдох. Дисплей исчез, индикаторы погасли… То, что должно было бы показаться миллисекундным обмороком, превратилось в клиническую смерть. Нет, ничего ЭТАКОГО не случилось. Паразит, небось, мелькнул вблизи системных аксессуаров, микробрэин для верности переформатировал все вокруг, затем решил перегрузиться (ради очистки совести и оперативной памяти) и… И все. С вымаранным системным сегментом разгрузиться легко, а вот загрузиться опять — хрена. Человек бы это предусмотрел, а комок металлоорганики с гордым названием «супермозг» всегда в решающие минуты оказывается кретином. Потому что мозг — не «супер», а настоящий — это отнюдь не только память и быстродействие. Это что-то гораздо большее, чем даже самая гигантская память и самое сумасшедшее быстродействие. Это как в шахматах: коми может хранить в памяти несоизмеримо больше комбинаций, чем человек, и комп может моментально просчитать, сравнить, выудить из огромного вороха комбинаций оптимальную… Но придуманы они, комбинации-то, отнюдь не компами.
Вообще-то, возвратить микросупер к жизни не составило бы никакой сложности. Копидрайв у Чина имелся, загрузочная эллипсета — тоже… Но возня со всем этим требовала хоть ничтожного, но все-таки времени. Лишнего. А вот именно лишнего времени у Чина не имелось ни капли.
Пробормотав невнятную матерщину, псевдо-Чинарев швырнул свое портативное счетно-логическое достояние обратно в вещмешок и отправился с визитом к подлинному Чингисхану.
Распахнув люк, отделяющий от коридора убежище пресловутого Гунна Вандаловича, так называемый студент Чинарев на миг остолбенел. Вообще-то, он уже не раз видал начинзаненного вдрызг Чингисхана, но чтоб такое… Да, страшная это штука — искусственная гравитация. Особенно если при ней, родимой, литровую бутыль досуха минут за пять-десять…
Спохватившись, Чин-чин нырнул в каюту и торопливо прихлопнул за собой люк.
Начинзаненное тело валялось на полу в позе тронутого разложением трупа, подавая, однако, весьма громкие признаки жизни: боцманским прокуренным басом ревело песенку, которую постыдились бы петь в приличном борделе. Увидав Чина, оно, тело, забарахталось, попыталось приветственно махнуть рукой (едва не расквасив себе нос этим незадавшимся взмахом) и обрадованно возопило дискантом:
— Матвеюшка пришел!
— Заткнись, — свирепо рявкнул Матвеюшка, и тело обиженно повалилось туда, откуда только что норовило подняться.
— Надо же было успеть так насосаться! — Чин, он же М. Молчанов, шагнул к вознамерившейся снова запеть легенде хакерства. — Ты когда-нибудь выучишься держать себя в руках?!
Тело оборвало вокальные упражнения и принялось истово, с отчетливым стуком колотиться затылком об пол (закивало то есть):
— Научусь! Тля курва сукой буду!
— Не будешь, ты уже… ч-черт… — Матвей споткнулся о бесцельно елозящие по псевдоковру ноги и упал.
Где-то под его животом квакнуло, потом прохрипело натужно:
— Вс… встань с меня. А то в-вой-ой!-дут и заподозрят нас. В любви. Однополой, — хрипение сменилось всхлипами. — Однополая… На одном полу, без простыни даже… Кошмар. Встань.
Чин-Молчанов действительно поторопился вскочить: звуки, которыми вдруг перебился монолог под его животом, ярко напомнили то, что обычно предшествует возвращению вспять содержимого переполненного желудка. Но нет, это оказалось всего-навсего идиотским хихиканьем — пьяная легендарная личность продолжала развивать случайно подвернувшуюся благодатную тему:
— Однополая… гадость… как эта стерва Катарина из шестого вз… ох… взвода… «Лена, я ну прям без ума от твоего тела, давай вдвоем в душ сходим, чтоб только ты бы да я бы…» Не, ты знал? Не-е-е, ты не знал, а то б ты за этой лез… лезб… не ухлестывал. А Лена ей: мне, мол, с тобой так же противно, как с этим глибзд… не, с гли-стю-ком, с Белоножко. Это Лена нарочно про глистюка, Лена, небось, знала, что он… что Белоножко все время под… подслуши… гы-гы…
— Что это ты о себе в третьем лице? — рассеянно осведомился Матвей, норовя ухватить разговорчивое пьяное тело под мышки и взвалить оное на койку.
— А шо, вышел закон, шо нельзя? Я, может, мечтаю… Только я не в третьем, я в среднем хочу. Вон эти… Как их, тля… Не, тля зеленая, а они трах… крах… красненькие там, черные… Во, м-му-урр!-равьи. Так они почти каждый — оно. И никаких проблем. А у меня, думаешь, нет проблем? Да у меня кроме проблем ничего… Ай! Пусти, дурак, больно!
Наконец Матвею удалось-таки водрузить брыкающееся тело на постель и даже воспрепятствовать попытке немедленно свалиться обратно. Тело заерзало щекой по подушке, зевнуло, блаженно смежило набряклые веки, почмокало дремотно и сладко… И вдруг затянуло на мотив «Гэлэкси хайвэйз» — во всю глотку, с трагическим слезным надрывом:
Опостылело, хоть плачь, красть, юлить, лавировать…
Вот бы заново всю жизнь перепрограммировать,
Драйвер счастья подгрузить, интерфейс везения…
Жаль, доступен винт судьбы лишь в режиме чтения.
Чин торопливо нашарил под коечным изголовьем кожух гипнопассиватора, а на кожухе — верньер ручной активации (просто счастье, что железный параграф какого-нибудь устава не лишил рядовых членов экипажа права на хоть частичную свободу воли в вопросах сна). Резкий поворот рифленого барабанчика до отказа на «maximum» почти мгновенно перехлестнул пьяные рулады умиротворенным сопением.
Снотворному прибору полагалось работать главным образом со штатным содержимым каюты, не шибко отвлекаясь на случайных гостей. И тем не менее мгновенно кинувшийся наутек Чин в коридор вылетел совершенно уже очумелым. А вылетев, едва тут же и не полетел (на пол) через подвернувшийся под ноги членистоногий исп-механизм. Тот шарахнулся, выпучил фасетчатые бельма вотч-сканеров и затеял было доклад про «контрольный анализ атмосферной пробы для данного помещения показал отклоне»… Конечно же, Чиново озверелое «пшел на хрен, дебил!!!» ни интенсивностью, ни содержанием в штатный набор команд не вписалось, однако электронно-механический приставала моментально заткнулся и так брызнул прочь — аж крабьи лапки его слились в какую-то мутную рябь.
Ну вот, на чинзановые пары даже контроль-система уже отреагировала… Совсем паскудно…
Чин еще с минуту постоял около захлопнутого люка, пальцами обдирая сонную муть с посвинцовевших век и размышляя, не вернуться ли, не поубавить ли усыпителю мощности. Впрочем, если не надолго, гипнопередозировка вряд ли сулит что-либо уж очень страшное. Просто к прочему негативу (которого уже и без того будет валом) приплюсуется еще и… Нет, пожалуй не «приплюсуется к», а «умножится на».
Ну и пусть.
Глупость нужно наказывать.
А уродства нужно лечить.
Кажется, какие-то древние фашисты — не то германские, не то еще римские, аж при Цезаре — лечили заикание электрошоком. Так и надо уродам. Или пусть делаются нормальными, или пускай сдыхают… Или пусть хоть помучаются так, как приходится мучиться из-за их уродства нормальным… Правда, тут не все просто. Тут есть два досадных нюанса. Во-первых, к сожалению, отличить нормального от урода не всегда бывает легко. А во-вторых, КТО станет главным по отличению уродов от неуродов? Ну как в такие отличалыцики выбьется именно что урод? Вроде хоть того следователя из полиции Интерсети, который совершенно искренне звал уродом некого хакера Матвея Молчанова. И ведь не просто уродом звал, а па-то-ло-ги-чес-ким.
Ладно, все это лирика. А на нее у нас с вами, господин поэт, нынче как-то не выдалось ни времени, ни особенной тяги.
Чин-Чинарев-Молчанов энергично вытряхнул из головы даренное чужим пассиватором сонливое невнятье, отвалился от люка и зашагал по коридору, приборматывая громко и зло:
— Но вот глупость… За глупость нужно платить. Всегда нужно, всем…
— Правильно, — вдруг сказали у него за спиной. А потом еще добавили негромко, но убедительно:
— Стоять. Руки на голову, лицом к стене.
Вот это сулило Матвею совершенно новые, неиспытанные ощущения. Всяко бывало раньше. Офицеры разнообразных полиций, в самых неожиданных местах вдруг материализуясь локоток к локотку, ненавязчиво (и, кстати, не всегда безуспешно) принимались вербовать в штатные осведомители; его вызывали повестками, запугивали, шантажировали; в него даже стреляли — к счастью, стрелявшие всегда оказывались редкостными мазилами… до сих пор. Но быть арестованным, или как это — схваченным? Нет, такого одному из опаснейших хакеров покуда не выпадало. Ну, может, давно, в детстве еще… Так тогдашние дела разве в счет?
Скорей не из испуга, а из какого-то нездорового лихорадочного интереса Молчанов-Чинарев исполнил приказание мгновенно и беспрекословно. Быстрые и весьма, похоже, опытные в таких делах пальцы шустро ощупали многочисленные карманы чинаревского комбинезона. Только после этого Матвей счел возможным осторожненько оглянуться.
Конечно же, это был Изверг, причем Изверг, начинающий расставаться со своим архаичным имиджем. Во всяком случае, в руке у него был не какой-нибудь там кремневый арбалет времен капитана Флинта, а портативный деструктор какого-то Молчанову незнакомого, но явно новейшего образца.
— Можешь опустить руки, — сказал Изверг тем же спокойным голосом. — И пошел в рубку.
Матвей опустил и пошел. Шагов за спиной он не слышал, но был уверен, что Изверов со своей стрелялкой буквально наступает ему на пятки. А уж блик лазерного прицела хакер-поэт ощущал так же безошибочно, как если бы по его хакерскому затылку шнырял таракан. Ощущение было настолько отчетливым, что Молчанов невольно потянулся отряхивать шею, и тут же услыхал позади безмятежное: «Не рекомендую».
— Честное слово, я не припрятал за шиворотом торпедомет, — Матвей постарался, чтобы это заявление прозвучало как можно искреннее.
Изверг промолчал.
— Может, не стоит вести меня в рубку? — ехидно осведомился псевдо-Чинарев пять-шесть шагов спустя. — Вдрызгнули бы уж прямо здесь…
Опять гробовое молчание за спиной.
— А вам вообще кого-нибудь убивать приходилось? — не унимался хакер-поэт. — Не в бою, а вот так, лично, чтобы глаза в глаза… ну, или в затылок…
На сей раз космоволк решил отозваться:
— Случалось. Девятнадцать раз.
— А угрызения совести не досаждают? — спросил Матвей с неподдельной заинтересованностью.
— Досаждают. Мучают даже. Надо было укнокать и двадцатого, а я упустил время.
Дознаваться, кто конкретно имеет честь быть этим самым двадцатым, Молчанову отчего-то не захотелось. Лишь еще шагов через десять он осторожно напомнил:
— Господин караван-командор приказал, чтоб на блокшиве все было без сучка-задоринки. Если вы меня грохнете, не видать вам этой вашей экспеди…
— Мне ее и так уже не видать, — оборвал его конвоир-любитель. — Между прочим, по твоей вине.
Во вроде бы по-прежнему безмятежном голосе Изверга обозначилось сдержанное подрагивание, и Матвей решил заткнуться. Как-то неудобно раздражать человека, который держит твой затылок на прицеле, а свой палец — на спуске. Тем более что вон уже и рубочный люк впереди показался. Сейчас все разъяснится без всяких лишних вопросов.
— Садись!
Молчанов непонимающе оглянулся на Изверга. Тот мотнул подбородком в направлении пользовательского кресла. Матвей пожал плечами и умостился перед чиф-комповским монитором — умостился неловко, бочком, норовя краем глаза присматривать за тупым рыльцем деструкторного разрядника (словно бы черт знает как важно было успеть в случае чего заметить злую вспышку, после которой замечать уже ничего и никогда не придется).
А Изверг сказал:
— Даю тебе полчаса. Приступай.
Псевдо-Чинарев похлопал веками, потом судорожно сглотнул и вымямлил:
— К чему приступать-то?
— Давай-ка обойдемся без спектаклей, — устало попросил Виктор Борисович. — Я хочу, чтобы ты вымарал паразитов, которых напустил в нашу локальную сеть, и восстановил все ее рабочие функции. Валяй!
Последнее слово было подкреплено исключительно выразительным движением разрядника, однако Молчанов валять не заторопился. Он только еще неудобней вывернулся в кресле и уставился на Изверова. Тот стремительно накалялся, как допотопная обогревательная спираль:
— Послушай, щенок! Мне представился невероятный случай вернуться в настоящее дело, возглавить настоящее дело, черт меня побери, и, может статься, предотвратить грандиознейшую кровавую заваруху. И если ты мне все это сорвешь…
Матвей снова сглотнул и очень раздельно выговорил:
— Господин линкор-капитан, можете верить, можете не верить, но никаких паразитов я в вашу сеть не запускал.
— Да? — Изверг вдруг сделался невыносимо ласков. — Может, ты и не угрожал мне чем-нибудь подобным? Может, ты вовсе не хакер, и фамилия твоя действительно Чинарев? Но понимаешь, дру-жо-чек, в сущности я ведь совершенно не интересуюсь знать, ты ли это сделал. Я знаю только, что у нас в сети завелась какая-то нечисть, которая жрет и гадит напропалую. Я знаю, что практически каждый сервер миражит — чем дальше, тем чаще. А нужно мне, чтобы все как можно скорее заработало штатно и чтоб ни одна высокопосаженная задница не смогла заподозрить, что сеть сбоила. Иначе мне сделается невыносимо досадно и потребуется на ком-нибудь досаду сорвать. Догадываешься, кто самая подходящая кандидатура?!
Во время этого монолога, так и сочащегося омерзительной смесью желчи и едкой притворной сладости, Молчанов, нахмурясь, сосредоточенно грыз ногти. Казалось, он совершенно не слушает Изверга. Но стоило лишь тому примолкнуть на миг, поперхнувшись торопливым вдохом, как Матвей тут же воткнулся с вопросом:
— Что вы подразумевали под «жрет и гадит»?
Вопрос этот был задан очень по-деловому, чуть ли даже не властно, и линкор-капитан слегка опешил.
— Что подразумеваю? — он вздернул брови. — Да именно то, что сказал! Некоторые файлы съедены начисто, одно название осталось; некоторые надгрызены и загажены — преимущественно точками, но встречаются и более сложные знаки препинания… Гадить там же, где жрешь, — типично хакерская манера!
— «Я, кормясь, как и ты без зазренья возьмусь перегадить все то, до чего доберусь», — медленно продекламировал Молчанов. — Что вы пробовали?
— В смысле борьбы? — деструктор в Изверговой руке чуть-чуть опустился. — Да я перепробовал все дезинфекц-программы, которые здесь есть (а есть их здесь очень немало). И все без толку. Еще я пробовал попросту выявлять и стирать файлы, самопроизвольно меняющие объем. Еще пробовал переформатировать загаженные сегменты. И никакой пользы, кроме существенного вреда.
— Никакой пользы… — Молчанов поерзал в кресле, пытаясь сесть с максимальным удобством, но так, чтоб не видеть компа. — Виктор Борисович, я, конечно, может, и хакер, но я всегда говорил: глобальная компьютеризация — это уютная такая комфортабельная могила нашей цивилизации (уж извините поэту невольную рифмочку). Еще странно, что этого не случилось раньше…
— Ты, кажется, решил позаговаривать мне зубы?! — Сползший было куда-то вниз рубиновый блик прицела взмыл к Матвеевой переносице.
— Простите, увлекся… то есть отвлекся. Каюсь. Не надо меня убивать, я обязательно попробую исправиться. А вы… Вы прикиньте общую нынешнюю картину-картиночку! К примеру, доктора Тромпса называют ведущим хирургом планеты — за что? За то, что он изобрел Панацею-700 и лучше всех умеет с ней обращаться? Выгоните его на хрен из-за контактора, дайте ему плазмоскальпель — то-то классный получится ужастик про Джима-Свежевателя! Доверьте диспетчеру САМОМУ составлять расписание стратополетов, заставьте полицейского САМОГО включать и выключать квантофоры… Помните «Кошмар столетия» — ну, когда Ласкер запустил в Интерсеть первого самоактивирующегося лонгольера? — Матвей было замолчал, но вдруг спохватился, хмыкнул пренебрежительно: — Только, ради бога, не вообразите, что я это в таком мрачном свете просто как хакер — ну, из страха смысл жизни потерять. Лично я без компов обошелся бы преспокойненько. У меня ведь по большому-то счету не к хакерству талант, у меня талант дела прокручивать. Выгодные. И смысл жизни у меня один: жизнь. В крайнем случае, проживу хоть на стихоплетские гонорары… Лишь бы вообще была такая возможность — прожить.
Если бы у петухов наличествовали лица, то у персонажа басни, выискавшего жемчужное зерно в куче навоза, на лице проступило бы выражение вроде того, которое изображалось на лице линкор-капитана В.Б.Изверова во время молчановской речи. С той лишь разницей, что от упомянутого Изверова жемчужина явно ускользала. Так явно и так нахально она ускользала, что Изверг наконец утратил всякую надежду ее выискать. И сказал:
— Сынок, от твоей болтовни у меня оскомина. Да специфическая такая: сводит не скулы, а палец. Как на грех, именно тот, что сейчас на спусковой клавише.
— Так помассируйте его, — осклабился Матвей. — Только осторожно: вряд ли руководство серьезной экспедицией доверят человеку, у которого вся рубка забрызгана мозгами какого-то хакера.
Изверов тоже осклабился:
— Никакого «забрызгана». Это тебе не аннигиляционная лучевка, это гравиразрядник. Зона поражения на миг делается в тыщу раз тяжелее, только-то и всего. Инфаркт или инсульт — смотря куда навести, — на последних словах изверговский оскал напрочь утратил и без того чахлое улыбкоподобие.
— Вы лучше убрали бы эту свою гравиштуку, — серьезно сказал Матвей. — А если впрямь радеете о всеобщем благе больше, чем о собственном (каких только психических отклонений не бывает на свете!), вам бы самое время забыть об экспедиции и взорвать вашу посу… пардон, «Мотру» к дьяволовой бабушке.
— Что за вздор ты несешь?! — Изверг посерел от бешенства, и тем не менее деструктор он опустил.
Молчанов грустно покивал:
— Вздор, вы правы. Так делу не помочь. Если это случилось здесь и теперь, наверняка случится и где-нибудь еще.
— Да что «это»?! — Изверов отшвырнул стрелялку и сжал кулаки. — Ты можешь изъясняться по-нормальному, ты, клоун?!
— Помните, вы говорили, что черт-те сколько времени пытались вывести с вашей «Мотры» тараканов, да так руки и опустили? — очень спокойно и дружелюбно спросил Матвей.
— Ну, говорил! Ну?!
— Так вот, тараканы забрались в вашу локальную сеть. Пока еще только в нее. Именно «пока» и именно «еще».
Ладно, нужно торопиться. Это при любом раскладе — хоть так, хоть иначе. А то Милашка действительно успеет не только дознаться о результате, но и довести его до ведома своих поганцев-хозяев.
Отшвырнув бутылку раздраженным пинком (та звонко цокнулась о ножку стола и, естественно, не разбилась), Чин полез под койку к своему вещмешку.
Искомое, как на грех, зацепилось за что-то и довольно долго отказывалось вылазить на свет. Но человек, как известно, способен превозмочь все — в том числе и вздорную строптивость маленькой деревянной коробочки, хоть та и стоит преизряднейших денег (это даже без учета неслабой цены содержимого).
Коробочка.
Бесценного Новоэдемского златокедра и тамошней же не менее бесценной ручной работы.
В подобном хранят всякую дребедень непристойно богатые дамочки; так что дьявол знает, какой блажи ради вздумалось владельцам Спэйсмайнз Юнайтед прятать в этакую оболочку свой подарок одному крутому хакеру, превосходно выполнившему деликатный заказ.
Правда, у златокедра есть целая куча поистине волшебных умений. Например, он УМЕЕТ (именно это слово здесь единственно употребимо) отличать хозяина от кого угодно еще. Как? А черт его… Но вот в руке псевдо-Чинарева дарёная и в свое время лишь пару дней потратившая на привыкание к новому владельцу коробочка раскрылась мгновенно и легче легкого. Случайный же человек без специального прибора даже не уяснил бы, что в руках у него именно коробочка, а не цельный брусок. Причем такая «одушевленность» живет лишь в златокедровых вещах, сделанных вручную от начала до конца. Вещь, изготовленная даже самыми примитивными автоматами, рождается мертвой. Сказка — это быль, на объясненье которой у яйцеголовой ученой братии просто не хватает мозгов. Покамест не хватает. Еще.
Коробочка прятала в себе микросупербрэйн из самых последних, заметно уступающий блокшивскому «Циклопу» разве что только совокупным объемом памятей. Зато микросупер был оснащен мощным универсальным дистанционником, способным подключаться к любой сети — хоть локальной, хоть глобальной, хоть какой.
«Не смущайтесь, Матвей э-э-э… Матвей. Это сверх гонорара, но отнюдь не бескорыстно. Мы же сами заинтересованы, чтоб вы имели возможность выполнить любой наш заказ!»
Да нет, «Матвей э-э-э… Матвей» и не думал смущаться — ни тогда, принимая драгоценную шкатулочку, ни месяцем позже, когда использовал ее для кражи у Спейсмайнз кой-каких конфиденциальных сведений (та кража обошлась дарителям раз в сто дороже их якобы корыстного суперподарка).
По причине ничтожных размеров разработчики снабдили микросупер только акустическим контактором. Ну и хрен с ним — все равно потом придется вычищать из информационного банка блокшивских подслушек бездну бездонную всяческой разной всячины.
Ладно, с Богом (как говорят черти, гоня к котлам свеженькую партию грешников).
Полная активация всех систем, экшн. Так, с добрым утром, господин супермикро! Теперь — вход в локальную сеть, автопоиск трижды долбаной диспетчер-программы четырежды драных подслушек… ага, «done». Что нас интересует? Нас интересует текущий контроль информации из каюты номер… Хрен, какой номер у каюты Милашки? Через одну дверь… здесь шесть, значит там… В сторону рубки номера растут или уменьшаются?! Чтоб их всех… Ага, кажется восемь. Точно, восемь. Да экшн же, мать твою!
Пара секунд — и выполнено. Как раз вовремя, чтоб успеть расслышать стихающий шум воды в душевой. Затем из крохотного динамика микробрэйна отчетливо донеслось шлепанье босых ног, гудение сушилки, что-то невнятное, смахивающее на пение с кляпом во рту…
Милашка на самом деле в каюте, или это запись-обманка? Выясним. Ин ван моумэнт.
Команда: автопоиск диспетчер-программы систем жизнеобеспечения. Так. Активировать гипно в каюте номер восемь. На полную мощность. Экшн. Да, подтверждаю, на полную; экшн, плиз, твою мать. (Уж простите, господин линкор-капитан, но внережимное включение пассиватора для вас все-таки лучше, чем безвременная кончина одного из вверенных практикантов.)
Пение усохло в невнятное приборматывание, потом пресеклось тягучим сладострастным зевком и вообще стихло. Босые ноги шлепнули раз-другой; взвизгнул от неожиданного удара коечный амортизатор… Мерные звуки, которые динамик принялся транслировать мгновение спустя, показались Чину гораздо более мелодичными, чем давешнее пение. А сушилка так и осталась включенной. Мощная, однако, штучка гипнопассиватор. И действительно полезная.
В принципе, все услышанное могло быть и подделкой. Звуковой симуляцией — гибкой, оперативно реагирующей на внешние воздействия. Даже в затертом двадцатом веке такое бы никого не удивило, а уж в эпоху глобального господства счетно-логических управляющих систем…
Но псевдо-Чинареву казалось, что все было по правде. Вряд ли бы Милашке вздумалось обременяться столь изощренными хитростями. Ну, а если нет…
Что ж, тогда одной Милашкой вскорости станет меньше.
Чин хотел было заставить микробрэйн подключиться к подслушкам каюты подлинного Чингисхана. А вдруг, дескать, там еще все хорошо, по-трезвому то есть, и не поздно еще предупре…
Увы.
Первый же, мягко говоря, звук, раздавшийся из динамика, однозначно засвидетельствовал: «почти наркотическое пристрастие» успело взять свое. На всю катушку успело.
Первый звук по совместительству оказался и последним.
Микробрэйн вдруг принялся самовольничать: прервал трансляцию и активировал дисплей-голограф, услужливо вихляя демонстрационным пространством в унисон с бегающим взглядом хозяина.
Демонстрационное пространство демонстрировало надпись красивым прописным шрифтом: «В оперативной памяти обнаружена неклассифицируемая самозапустившаяся паразит-программа. Проникновение из бортовой локальной сети». Но не успел Чин толком вчитаться, как перед «обнаружена» втиснулось «и в суб-памяти».
Чинарев-Молчанов остолбенел. В голове у него всплеснулась какая-то позорно бестолковая мешанина из «не рой другому яму», судорожных догадок, мог ли «Вервольф» действительно отплатить своему недавнему обидчику такой же обидной монетой («нет, бредовень бредовая, куда им… но как похоже-то!»), и «Да что же это Изверг за погань миражливую распустил у себя в сети?!»
А микросупер продолжал разводить каллиграфию: «Системы „Эскулап", „Киллер" и „Дихлофос" на паразит-программу воздействия не оказали. Приступаю к блокировке и переформатированию зараженных сегментов суб-памяти… выполнено. Перегрррр…»
Все. Бобик сдох. Дисплей исчез, индикаторы погасли… То, что должно было бы показаться миллисекундным обмороком, превратилось в клиническую смерть. Нет, ничего ЭТАКОГО не случилось. Паразит, небось, мелькнул вблизи системных аксессуаров, микробрэин для верности переформатировал все вокруг, затем решил перегрузиться (ради очистки совести и оперативной памяти) и… И все. С вымаранным системным сегментом разгрузиться легко, а вот загрузиться опять — хрена. Человек бы это предусмотрел, а комок металлоорганики с гордым названием «супермозг» всегда в решающие минуты оказывается кретином. Потому что мозг — не «супер», а настоящий — это отнюдь не только память и быстродействие. Это что-то гораздо большее, чем даже самая гигантская память и самое сумасшедшее быстродействие. Это как в шахматах: коми может хранить в памяти несоизмеримо больше комбинаций, чем человек, и комп может моментально просчитать, сравнить, выудить из огромного вороха комбинаций оптимальную… Но придуманы они, комбинации-то, отнюдь не компами.
Вообще-то, возвратить микросупер к жизни не составило бы никакой сложности. Копидрайв у Чина имелся, загрузочная эллипсета — тоже… Но возня со всем этим требовала хоть ничтожного, но все-таки времени. Лишнего. А вот именно лишнего времени у Чина не имелось ни капли.
Пробормотав невнятную матерщину, псевдо-Чинарев швырнул свое портативное счетно-логическое достояние обратно в вещмешок и отправился с визитом к подлинному Чингисхану.
Распахнув люк, отделяющий от коридора убежище пресловутого Гунна Вандаловича, так называемый студент Чинарев на миг остолбенел. Вообще-то, он уже не раз видал начинзаненного вдрызг Чингисхана, но чтоб такое… Да, страшная это штука — искусственная гравитация. Особенно если при ней, родимой, литровую бутыль досуха минут за пять-десять…
Спохватившись, Чин-чин нырнул в каюту и торопливо прихлопнул за собой люк.
Начинзаненное тело валялось на полу в позе тронутого разложением трупа, подавая, однако, весьма громкие признаки жизни: боцманским прокуренным басом ревело песенку, которую постыдились бы петь в приличном борделе. Увидав Чина, оно, тело, забарахталось, попыталось приветственно махнуть рукой (едва не расквасив себе нос этим незадавшимся взмахом) и обрадованно возопило дискантом:
— Матвеюшка пришел!
— Заткнись, — свирепо рявкнул Матвеюшка, и тело обиженно повалилось туда, откуда только что норовило подняться.
— Надо же было успеть так насосаться! — Чин, он же М. Молчанов, шагнул к вознамерившейся снова запеть легенде хакерства. — Ты когда-нибудь выучишься держать себя в руках?!
Тело оборвало вокальные упражнения и принялось истово, с отчетливым стуком колотиться затылком об пол (закивало то есть):
— Научусь! Тля курва сукой буду!
— Не будешь, ты уже… ч-черт… — Матвей споткнулся о бесцельно елозящие по псевдоковру ноги и упал.
Где-то под его животом квакнуло, потом прохрипело натужно:
— Вс… встань с меня. А то в-вой-ой!-дут и заподозрят нас. В любви. Однополой, — хрипение сменилось всхлипами. — Однополая… На одном полу, без простыни даже… Кошмар. Встань.
Чин-Молчанов действительно поторопился вскочить: звуки, которыми вдруг перебился монолог под его животом, ярко напомнили то, что обычно предшествует возвращению вспять содержимого переполненного желудка. Но нет, это оказалось всего-навсего идиотским хихиканьем — пьяная легендарная личность продолжала развивать случайно подвернувшуюся благодатную тему:
— Однополая… гадость… как эта стерва Катарина из шестого вз… ох… взвода… «Лена, я ну прям без ума от твоего тела, давай вдвоем в душ сходим, чтоб только ты бы да я бы…» Не, ты знал? Не-е-е, ты не знал, а то б ты за этой лез… лезб… не ухлестывал. А Лена ей: мне, мол, с тобой так же противно, как с этим глибзд… не, с гли-стю-ком, с Белоножко. Это Лена нарочно про глистюка, Лена, небось, знала, что он… что Белоножко все время под… подслуши… гы-гы…
— Что это ты о себе в третьем лице? — рассеянно осведомился Матвей, норовя ухватить разговорчивое пьяное тело под мышки и взвалить оное на койку.
— А шо, вышел закон, шо нельзя? Я, может, мечтаю… Только я не в третьем, я в среднем хочу. Вон эти… Как их, тля… Не, тля зеленая, а они трах… крах… красненькие там, черные… Во, м-му-урр!-равьи. Так они почти каждый — оно. И никаких проблем. А у меня, думаешь, нет проблем? Да у меня кроме проблем ничего… Ай! Пусти, дурак, больно!
Наконец Матвею удалось-таки водрузить брыкающееся тело на постель и даже воспрепятствовать попытке немедленно свалиться обратно. Тело заерзало щекой по подушке, зевнуло, блаженно смежило набряклые веки, почмокало дремотно и сладко… И вдруг затянуло на мотив «Гэлэкси хайвэйз» — во всю глотку, с трагическим слезным надрывом:
Опостылело, хоть плачь, красть, юлить, лавировать…
Вот бы заново всю жизнь перепрограммировать,
Драйвер счастья подгрузить, интерфейс везения…
Жаль, доступен винт судьбы лишь в режиме чтения.
Чин торопливо нашарил под коечным изголовьем кожух гипнопассиватора, а на кожухе — верньер ручной активации (просто счастье, что железный параграф какого-нибудь устава не лишил рядовых членов экипажа права на хоть частичную свободу воли в вопросах сна). Резкий поворот рифленого барабанчика до отказа на «maximum» почти мгновенно перехлестнул пьяные рулады умиротворенным сопением.
Снотворному прибору полагалось работать главным образом со штатным содержимым каюты, не шибко отвлекаясь на случайных гостей. И тем не менее мгновенно кинувшийся наутек Чин в коридор вылетел совершенно уже очумелым. А вылетев, едва тут же и не полетел (на пол) через подвернувшийся под ноги членистоногий исп-механизм. Тот шарахнулся, выпучил фасетчатые бельма вотч-сканеров и затеял было доклад про «контрольный анализ атмосферной пробы для данного помещения показал отклоне»… Конечно же, Чиново озверелое «пшел на хрен, дебил!!!» ни интенсивностью, ни содержанием в штатный набор команд не вписалось, однако электронно-механический приставала моментально заткнулся и так брызнул прочь — аж крабьи лапки его слились в какую-то мутную рябь.
Ну вот, на чинзановые пары даже контроль-система уже отреагировала… Совсем паскудно…
Чин еще с минуту постоял около захлопнутого люка, пальцами обдирая сонную муть с посвинцовевших век и размышляя, не вернуться ли, не поубавить ли усыпителю мощности. Впрочем, если не надолго, гипнопередозировка вряд ли сулит что-либо уж очень страшное. Просто к прочему негативу (которого уже и без того будет валом) приплюсуется еще и… Нет, пожалуй не «приплюсуется к», а «умножится на».
Ну и пусть.
Глупость нужно наказывать.
А уродства нужно лечить.
Кажется, какие-то древние фашисты — не то германские, не то еще римские, аж при Цезаре — лечили заикание электрошоком. Так и надо уродам. Или пусть делаются нормальными, или пускай сдыхают… Или пусть хоть помучаются так, как приходится мучиться из-за их уродства нормальным… Правда, тут не все просто. Тут есть два досадных нюанса. Во-первых, к сожалению, отличить нормального от урода не всегда бывает легко. А во-вторых, КТО станет главным по отличению уродов от неуродов? Ну как в такие отличалыцики выбьется именно что урод? Вроде хоть того следователя из полиции Интерсети, который совершенно искренне звал уродом некого хакера Матвея Молчанова. И ведь не просто уродом звал, а па-то-ло-ги-чес-ким.
Ладно, все это лирика. А на нее у нас с вами, господин поэт, нынче как-то не выдалось ни времени, ни особенной тяги.
Чин-Чинарев-Молчанов энергично вытряхнул из головы даренное чужим пассиватором сонливое невнятье, отвалился от люка и зашагал по коридору, приборматывая громко и зло:
— Но вот глупость… За глупость нужно платить. Всегда нужно, всем…
— Правильно, — вдруг сказали у него за спиной. А потом еще добавили негромко, но убедительно:
— Стоять. Руки на голову, лицом к стене.
Вот это сулило Матвею совершенно новые, неиспытанные ощущения. Всяко бывало раньше. Офицеры разнообразных полиций, в самых неожиданных местах вдруг материализуясь локоток к локотку, ненавязчиво (и, кстати, не всегда безуспешно) принимались вербовать в штатные осведомители; его вызывали повестками, запугивали, шантажировали; в него даже стреляли — к счастью, стрелявшие всегда оказывались редкостными мазилами… до сих пор. Но быть арестованным, или как это — схваченным? Нет, такого одному из опаснейших хакеров покуда не выпадало. Ну, может, давно, в детстве еще… Так тогдашние дела разве в счет?
Скорей не из испуга, а из какого-то нездорового лихорадочного интереса Молчанов-Чинарев исполнил приказание мгновенно и беспрекословно. Быстрые и весьма, похоже, опытные в таких делах пальцы шустро ощупали многочисленные карманы чинаревского комбинезона. Только после этого Матвей счел возможным осторожненько оглянуться.
Конечно же, это был Изверг, причем Изверг, начинающий расставаться со своим архаичным имиджем. Во всяком случае, в руке у него был не какой-нибудь там кремневый арбалет времен капитана Флинта, а портативный деструктор какого-то Молчанову незнакомого, но явно новейшего образца.
— Можешь опустить руки, — сказал Изверг тем же спокойным голосом. — И пошел в рубку.
Матвей опустил и пошел. Шагов за спиной он не слышал, но был уверен, что Изверов со своей стрелялкой буквально наступает ему на пятки. А уж блик лазерного прицела хакер-поэт ощущал так же безошибочно, как если бы по его хакерскому затылку шнырял таракан. Ощущение было настолько отчетливым, что Молчанов невольно потянулся отряхивать шею, и тут же услыхал позади безмятежное: «Не рекомендую».
— Честное слово, я не припрятал за шиворотом торпедомет, — Матвей постарался, чтобы это заявление прозвучало как можно искреннее.
Изверг промолчал.
— Может, не стоит вести меня в рубку? — ехидно осведомился псевдо-Чинарев пять-шесть шагов спустя. — Вдрызгнули бы уж прямо здесь…
Опять гробовое молчание за спиной.
— А вам вообще кого-нибудь убивать приходилось? — не унимался хакер-поэт. — Не в бою, а вот так, лично, чтобы глаза в глаза… ну, или в затылок…
На сей раз космоволк решил отозваться:
— Случалось. Девятнадцать раз.
— А угрызения совести не досаждают? — спросил Матвей с неподдельной заинтересованностью.
— Досаждают. Мучают даже. Надо было укнокать и двадцатого, а я упустил время.
Дознаваться, кто конкретно имеет честь быть этим самым двадцатым, Молчанову отчего-то не захотелось. Лишь еще шагов через десять он осторожно напомнил:
— Господин караван-командор приказал, чтоб на блокшиве все было без сучка-задоринки. Если вы меня грохнете, не видать вам этой вашей экспеди…
— Мне ее и так уже не видать, — оборвал его конвоир-любитель. — Между прочим, по твоей вине.
Во вроде бы по-прежнему безмятежном голосе Изверга обозначилось сдержанное подрагивание, и Матвей решил заткнуться. Как-то неудобно раздражать человека, который держит твой затылок на прицеле, а свой палец — на спуске. Тем более что вон уже и рубочный люк впереди показался. Сейчас все разъяснится без всяких лишних вопросов.
* * *
В рубке и следа уже не было от давешней праздничности. Пыльноватый эрзац-дневной свет, мертвый «человеческий» пульт, заставочная дребедень на экране чиф-компа…— Садись!
Молчанов непонимающе оглянулся на Изверга. Тот мотнул подбородком в направлении пользовательского кресла. Матвей пожал плечами и умостился перед чиф-комповским монитором — умостился неловко, бочком, норовя краем глаза присматривать за тупым рыльцем деструкторного разрядника (словно бы черт знает как важно было успеть в случае чего заметить злую вспышку, после которой замечать уже ничего и никогда не придется).
А Изверг сказал:
— Даю тебе полчаса. Приступай.
Псевдо-Чинарев похлопал веками, потом судорожно сглотнул и вымямлил:
— К чему приступать-то?
— Давай-ка обойдемся без спектаклей, — устало попросил Виктор Борисович. — Я хочу, чтобы ты вымарал паразитов, которых напустил в нашу локальную сеть, и восстановил все ее рабочие функции. Валяй!
Последнее слово было подкреплено исключительно выразительным движением разрядника, однако Молчанов валять не заторопился. Он только еще неудобней вывернулся в кресле и уставился на Изверова. Тот стремительно накалялся, как допотопная обогревательная спираль:
— Послушай, щенок! Мне представился невероятный случай вернуться в настоящее дело, возглавить настоящее дело, черт меня побери, и, может статься, предотвратить грандиознейшую кровавую заваруху. И если ты мне все это сорвешь…
Матвей снова сглотнул и очень раздельно выговорил:
— Господин линкор-капитан, можете верить, можете не верить, но никаких паразитов я в вашу сеть не запускал.
— Да? — Изверг вдруг сделался невыносимо ласков. — Может, ты и не угрожал мне чем-нибудь подобным? Может, ты вовсе не хакер, и фамилия твоя действительно Чинарев? Но понимаешь, дру-жо-чек, в сущности я ведь совершенно не интересуюсь знать, ты ли это сделал. Я знаю только, что у нас в сети завелась какая-то нечисть, которая жрет и гадит напропалую. Я знаю, что практически каждый сервер миражит — чем дальше, тем чаще. А нужно мне, чтобы все как можно скорее заработало штатно и чтоб ни одна высокопосаженная задница не смогла заподозрить, что сеть сбоила. Иначе мне сделается невыносимо досадно и потребуется на ком-нибудь досаду сорвать. Догадываешься, кто самая подходящая кандидатура?!
Во время этого монолога, так и сочащегося омерзительной смесью желчи и едкой притворной сладости, Молчанов, нахмурясь, сосредоточенно грыз ногти. Казалось, он совершенно не слушает Изверга. Но стоило лишь тому примолкнуть на миг, поперхнувшись торопливым вдохом, как Матвей тут же воткнулся с вопросом:
— Что вы подразумевали под «жрет и гадит»?
Вопрос этот был задан очень по-деловому, чуть ли даже не властно, и линкор-капитан слегка опешил.
— Что подразумеваю? — он вздернул брови. — Да именно то, что сказал! Некоторые файлы съедены начисто, одно название осталось; некоторые надгрызены и загажены — преимущественно точками, но встречаются и более сложные знаки препинания… Гадить там же, где жрешь, — типично хакерская манера!
— «Я, кормясь, как и ты без зазренья возьмусь перегадить все то, до чего доберусь», — медленно продекламировал Молчанов. — Что вы пробовали?
— В смысле борьбы? — деструктор в Изверговой руке чуть-чуть опустился. — Да я перепробовал все дезинфекц-программы, которые здесь есть (а есть их здесь очень немало). И все без толку. Еще я пробовал попросту выявлять и стирать файлы, самопроизвольно меняющие объем. Еще пробовал переформатировать загаженные сегменты. И никакой пользы, кроме существенного вреда.
— Никакой пользы… — Молчанов поерзал в кресле, пытаясь сесть с максимальным удобством, но так, чтоб не видеть компа. — Виктор Борисович, я, конечно, может, и хакер, но я всегда говорил: глобальная компьютеризация — это уютная такая комфортабельная могила нашей цивилизации (уж извините поэту невольную рифмочку). Еще странно, что этого не случилось раньше…
— Ты, кажется, решил позаговаривать мне зубы?! — Сползший было куда-то вниз рубиновый блик прицела взмыл к Матвеевой переносице.
— Простите, увлекся… то есть отвлекся. Каюсь. Не надо меня убивать, я обязательно попробую исправиться. А вы… Вы прикиньте общую нынешнюю картину-картиночку! К примеру, доктора Тромпса называют ведущим хирургом планеты — за что? За то, что он изобрел Панацею-700 и лучше всех умеет с ней обращаться? Выгоните его на хрен из-за контактора, дайте ему плазмоскальпель — то-то классный получится ужастик про Джима-Свежевателя! Доверьте диспетчеру САМОМУ составлять расписание стратополетов, заставьте полицейского САМОГО включать и выключать квантофоры… Помните «Кошмар столетия» — ну, когда Ласкер запустил в Интерсеть первого самоактивирующегося лонгольера? — Матвей было замолчал, но вдруг спохватился, хмыкнул пренебрежительно: — Только, ради бога, не вообразите, что я это в таком мрачном свете просто как хакер — ну, из страха смысл жизни потерять. Лично я без компов обошелся бы преспокойненько. У меня ведь по большому-то счету не к хакерству талант, у меня талант дела прокручивать. Выгодные. И смысл жизни у меня один: жизнь. В крайнем случае, проживу хоть на стихоплетские гонорары… Лишь бы вообще была такая возможность — прожить.
Если бы у петухов наличествовали лица, то у персонажа басни, выискавшего жемчужное зерно в куче навоза, на лице проступило бы выражение вроде того, которое изображалось на лице линкор-капитана В.Б.Изверова во время молчановской речи. С той лишь разницей, что от упомянутого Изверова жемчужина явно ускользала. Так явно и так нахально она ускользала, что Изверг наконец утратил всякую надежду ее выискать. И сказал:
— Сынок, от твоей болтовни у меня оскомина. Да специфическая такая: сводит не скулы, а палец. Как на грех, именно тот, что сейчас на спусковой клавише.
— Так помассируйте его, — осклабился Матвей. — Только осторожно: вряд ли руководство серьезной экспедицией доверят человеку, у которого вся рубка забрызгана мозгами какого-то хакера.
Изверов тоже осклабился:
— Никакого «забрызгана». Это тебе не аннигиляционная лучевка, это гравиразрядник. Зона поражения на миг делается в тыщу раз тяжелее, только-то и всего. Инфаркт или инсульт — смотря куда навести, — на последних словах изверговский оскал напрочь утратил и без того чахлое улыбкоподобие.
— Вы лучше убрали бы эту свою гравиштуку, — серьезно сказал Матвей. — А если впрямь радеете о всеобщем благе больше, чем о собственном (каких только психических отклонений не бывает на свете!), вам бы самое время забыть об экспедиции и взорвать вашу посу… пардон, «Мотру» к дьяволовой бабушке.
— Что за вздор ты несешь?! — Изверг посерел от бешенства, и тем не менее деструктор он опустил.
Молчанов грустно покивал:
— Вздор, вы правы. Так делу не помочь. Если это случилось здесь и теперь, наверняка случится и где-нибудь еще.
— Да что «это»?! — Изверов отшвырнул стрелялку и сжал кулаки. — Ты можешь изъясняться по-нормальному, ты, клоун?!
— Помните, вы говорили, что черт-те сколько времени пытались вывести с вашей «Мотры» тараканов, да так руки и опустили? — очень спокойно и дружелюбно спросил Матвей.
— Ну, говорил! Ну?!
— Так вот, тараканы забрались в вашу локальную сеть. Пока еще только в нее. Именно «пока» и именно «еще».