— Да я не… — дернулся было Чин-чин, но Изверг оборвал его возмущенное вяканье небрежно-раздраженным мановением длани:
— А мне чхать с длиннейшего апоастра, кто ты там есть по правде! Меня сейчас не правда достает, а брехня! Всегалактического, вселенского масштаба брехня! Которая везде и во всех! — Экс-космоволк с такой злобой пристукнул кулаками по собственному колену, будто бы именно его считал главным вместилищем помянутой вселенской брехни. — Вот, небось, в древности в нашем с тобой праотечестве Министерство обороны именовалось попросту: военным. Предки наши были не менее беспринципны, чем мы, но более честны; они точно так же сграбастывали целые страны единственно ради собственной выгоды, но чаще нас называли вещи правильными именами…
Примолкнув на миг, Изверов с силой растер веки дрожащими пальцами и вдруг спросил совершенно нормальным своим, привычным, чуть насмешливым голосом, в котором ни малейшего следа не осталось от давешней взвинченной истеричности:
— Кстати, друг-студиоз, а что вы здесь делаете в третьем-то часу ночи? Порядочным деткам давным-давно полагается быть в постельках…
Другу-студиозу хотелось бы побеседовать на совершенно иную тему, но, чуть размыслив, он решил пока на Изверга не давить (дави не дави, а чертов ветеран все едино ни хрена не расскажет, пока не захочет сам). Так что друг-студиоз вздохнул украдкой и принялся неохотно объяснять:
— Проблемы с программой. Один из файлов почему-то оказался пустышкой — ну, только название и ничего кроме. Вот, восстанавливаю.
— Что-то серьезное? — Изверов равнодушно зевнул.
— Не-а, — Чин огляделся, выискивая, куда бы присесть, и, не найдя ничего более-менее подходящего, уселся на случившийся рядом затянутый прозрачной шторкой сенсорный пульт. — Ничего особенного: база данных с очень примитивным алгоритмом составления.
— Угу… Кстати, учти, что ты оперся дюзой о панель катапульты жилого модуля, — Изверг снова зевнул. — Значит, чиф-комп покамест комплектует твою базу, а ты тем временем решил с его же помощью предаться стихосложению? Похвально… А откуда же взялась пустышка? Сбой копирования? Деточка Лена всерьез-таки попортила ваши «семечки»?
— Откуда вы?..
— От верблюда, — мило ухмыльнулся экс-космоволк. — Глупый ты, мальчик. Прежде чем заклеивать следящие датчики, вспомнил бы, что на корабле такого класса все системы многократно дублированы. Все. В том числе и интерком. И вот этот компьютер, конечно же, здесь не единственный. И даже не самый мощный, хоть и называется «чиф». В бортовой локальной сети восемнадцать операционных единиц — от сервис-процессоров до глобфункционального супербрэйна. Так-то вот.
— Выходит, и здесь тараканий принцип главенствует — видишь одного, значит, их десять… — скривил губы в хмурой усмешке Чин-чин.
— Кстати, о тараканах… — Изверов замялся, примолк, словно бы в размышлении.
Со своего импровизированного насеста Чин мог видеть только отражение Извергова лица в слепом экране внутреннего контроля. Да и то, в общем-то, не отражение было, а так — полублик в полумраке. Скорее всего, мимолетная издевательская гримаса на этом самом отражении Чину попросту примерещилась. Или вообразилась.
— Да-с, о тараканах, — повторил наконец Изверг, с поистине изверговским удовольствием косясь на безмолвного практиканта. — Зря вы поспешили делитить то, что комп скопировал со злосчастного насекомого. Как-никак открытие, причем из неслабых. Только вдумайтесь: информа…
— Вдумываться — дело яйцеголовых, — раздраженно перебил Чинарев.
Изверов неуклюже зашаркал ногами по псевдоковру, разворачивая кресло. Тонущая в недрах пользовательского сиденья дряхлая фигура вновь открылась чинаревскому взору, и ничего в ней, в фигуре этой, вроде бы не изменилось (разве только взгляд опять понаждачнел), но Чин мгновенно ощутил стремительно нарастающий дискомфорт. Такой дискомфорт и так стремительно нарастающий, что покаянное «простите» вымямлилось как-то вдруг и само собой.
Изверг легонько поерзывал, покачивал кресло (вправо-влево, вправо-влево), шарнирная опора вторила этому ерзанью монотонным, едва различимым скрипом — казалось, что это скрипят колышущиеся на лице старого космоволка красные отсветы стенных плафонов.
— Был у меня один знакомый такой, — тихо, но очень внушительно проговорил отставной космонавт под аккомпанемент надоедливого неумолчного скрипа. — Тоже все нарывался, нарывался…
Секунду-другую Чин ждал продолжения. Не дождавшись, спросил заинтересованно:
— И что?
— И нарвался, — неуловимо резким рывком Изверг вернул кресло в прежнее положение.
Пара-тройка минут промаялась в каменной тишине. Потом Виктор Борисович изрек, обращаясь, вероятно, к компьютеру:
— Беспросветнейшая из комбинаций: хамство плюс леность ума. На шныряние по чужим программам, небось, достает и изворотливости, и находчивости, и тэ дэ. А когда подворачивается что-то действительно интересное… — экс-космоволк издал некое малоэстетичное междометие, донельзя переполненное сарказмом. Комп, покинутый в режиме «секретарь», заспешил было дополнять стихотворение Чинарева изверговскими афоризмами, но на этом последнем звуке споткнулся и жалобно заныл: «Нечленораздельная информация, повторить! Нечленораздельная…»
Чин машинально пробормотал:
— Количество ошибок при записи информации
Может быть снижено посредством кастрации:
Четкой диктовки условием непременным
Является произношение раздельно с чле…
Продекламирован сей шедевр был, казалось бы, тишайшего тише, но Изверов все равно расслышал. Расслышал и ухмыльнулся:
— Это вам в училище такое преподают? А впрочем, исключительно своевременное высказывание. Ты, малыш, сам не понимаешь, до чего оно своевременное.
— А у вас, оказывается, прям-таки кошачий слух, — хмуро выцедил Чин.
— Угу. И на зрение я тоже не жалуюсь.
Студент Чинарев позволил себе саркастическое «гм». Экс-космоволк непонимающе зыркнул через плечо (ты, мол, чего это?), но тут же расплылся в самодовольной ухмылке:
— Ах, ты об этом… — он выхватил из кармана очки так, как некоторые интерполовцы выхватывают свои интерполовские жетоны, а некоторые — свои интерполовские стрелялки. — Да, признаться, в этаком, с позволения сказать, свете я вижу теперь не ахти… Но сия штукенция мне понадобилась не единственно ради прямого своего назначения.
Изверг что-то сделал с очками, и на их оправе вспыхнула рубиновая точка дистанционного подключения. В тот же миг опустел и померк компьютерный монитор.
— Нет, малыш, это не поломка, — Виктор Борисович Изверов напялил на переносицу ожившее оптико-силовое устройство, велел компу отключить саунд-контакт и принялся набирать что-то на контакторе, ловко прикрывая это самое «что-то» плечом и локтем от по-жирафьему тянущего шею Чина. — Нет-с, отнюдь не поломка. Конечно, вирт-маски во многом удобнее, но не могу же я нарушать имидж этакого осколка былинной героики! Дряхлый капитан на покое — это обязательно архаичная речь, музейная одежда, антикварная техника… Крайне желательны еще деревянная нога и попугай, вопящий что-нибудь в роде… Э-э-э… Как там во времена флибустьеров назывались платежные средства — баксы? Или пилястры? Не знаешь… Ладно, плевать: попугая все равно нет.
Между прочим, воспользуйся Изверг вместо своих очков обычной вирт-маской, всю эту пустопорожнюю болтовню пришлось бы слушать исключительно самому же болтуну: обеспечивая абсолютный сенсорный контакт с компьютером, маска напрочь изолирует пользователя от окружающей реальности. Наверное, именно потому, а вовсе не из-за сохранения дурацкого имиджа экс-космоволк прибег к столь экзотическому устройству. «Именно потому» — это то есть чтобы иметь возможность оную окружающую реальность контролировать. А вот привыкший идти в ногу с прогрессом Чин всех возможностей допотопной техники учесть не мог.
Решив, что Виктор Борисович полностью увлечен секретным своим занятием, студент попробовал было привстать и подглядеть хоть некоторые из сенсоров, тревожимых не по-старчески шустрыми пальцами отставного космического аса. И надо ж случиться такому совпадению, чтоб именно в тот самый миг Изверг решил сказать:
— Слушай, любезный друг, а не присесть ли тебе на что-нибудь более подходящее, в конце-то концов?
Под аккомпанемент этих слов Извергова рука метнулась от комповского контактора к пульту системы внутреннего контроля, и тут же что-то с изрядною силой двинуло приподнявшегося Чина точнехонько под коленки, потом — по спине и локтям… Мгновением позже практикант осознал себя сидящим в креслице, выдвинутом из-под чертовой панели чертовой катапульты. Причем слово «сидеть» к чинаревской позе можно было применить лишь на том сомнительном основании, что ни в одном мыслимом языке нет более подходящего термина. Не выдумано еще точного названия для положения, когда ноги перекинуты через кресельную спинку, а поясница и локти оперты о то, чему полагалось бы исполнять обязанности рабочего стола.
Нужно ли говорить, что студенту Чинареву мгновенно сделалось не до подглядывания?
С минуту означенный студент растранжирил на приведение своей позы и слова «сидеть» в относительное взаимное соответствие. Со второй или даже третьей попытки ему удалось-таки более-менее надежно примоститься на подлокотнике. Для сидения по-нормальному кресло не годилось, ибо ему (не креслу, а студенту) очень уж хотелось иметь перед глазами и собеседника, и чиф-комповский дисплей.
Тем временем Изверг успел завершить возню с компьютером.
Отшатнувшись от контактора, престарелый корифей космонавтики снял очки и принялся по-детски тереть глаза кулаком. Монитор оставался беспросветно черным, но Чин не сомневался, что картина вот-вот начнет проясняться — и не только на мониторе, а вообще. Так и вышло.
Изверг вдруг отнял руку от глаз, да так поспешно, будто бы уколол свой хрящеватый кулак о свой же хищно заиглившийся взгляд. Сперва кулак уколол, а мигом позже — сведенное напряженным ожиданием Чиново лицо. Уколол и сказал:
— Ты, как я понимаю, покуда еще не пробовал копаться в сообщении, присланном по Сети? Во всяком случае твои сверхсекретные «букашки-таракашки» по сию пору не тронуты… мнэ-э-э… тобой.
— Как вы?.. — Студент Чинарев и сам, безо всякой там посторонней помощи захлебнулся бы недоговоренным — даже не оборви его мощный выброс едкого изверговского сарказма:
— Вконец ты, малыш, обалдел! Что — как?! Тебе не понятно, что капитан обязан контролировать поведение своего экипажа?! Все экстраординарные поступки людей на борту и все необычные операции компонентов бортовой локальной сети фиксируются супербрэйном, классифицируются и регулярно докладываются капитану! Или тебе не понятно, как я взломал твой дактилопароль?
— Да чего уж тут, — хмуро выцедил Чин, — уж при такой-то глобальной слежке… Поди, не успел я приложить палец к сканеру, как ваш супер тут же идентифицировал и запомнил мой отпечаток…
— Во-во, кое-что ты уже соображаешь. Теперь еще сообрази: помнишь, ты ехидничал, что сообщение запаролено уж очень по-детски, без дактики? Теперь понимаешь, почему?..
— Да, почтенный господин экзаменатор. Понимаю. Они… Хрен их знает, кто они такие, но… В общем, они соображают, что такой пароль в себе же несет информацию об идентификационных особенностях отпечатка пальца получателя. До каковой информации квалифицированный хакер рано или поздно доберется и этого самого получателя с ее помощью вычислит.
— Так-то, ты, х-х-хакер, — Изверов переключился с ехидства на наставительность. — Запомни: спесь порождает недооценку противника, а в конечном итоге сам же спесивец оказывается в беспросветнейших дураках. Это я о тебе, — на всякий случай разъяснил он свою мысль поточнее. — Не знай я, кто ты есть, принял бы за… как это у вас про таких говорят — чайник?
— Это бабушка вашего дедушки так говорила, — мрачно сдерзил Чин-чин. — Теперь говорят «хлоп». В смысле — ушами.
Экс-космоволк приглашение в лингвистические дебри проигнорировал.
— Нуте-с, вернемся к главной теме, — предложил он. — Что же следует из наших с тобою открытий?
Секунду подумав, Чин-чин сказал без особой уверенности:
— Поскольку вы тут единственный, кто имеет право получать конфиденциальные сообщения, вам нет нужды… В общем, похоже, что адресат не вы.
— Наконец-то! — фыркнул Изверов.
Он вдруг заметил, что все еще тискает в кулаке свою музейную оптику, и принялся заталкивать ее в карман. А Чинарев мгновенно ввинтился в наступившую паузу:
— А что вы такое сказали про «не знай я, кто ты есть»… Что вы можете знать?! Подозрения какие-то…
— Это, друг-сту-ди-оз, не подозрения. — Бывший столп практической космонавтики управился с очками и вновь сосредоточил внимание на собеседнике. — Это самая разнаиправдивейшая правда. Я ведь не напрасно так обрадовался твоим стишатам. Те, что на мониторе, плюс давешний шедевр про кастрацию, плюс еще один шедевр — помнишь? — дневной, про пытливый перст и насекомое… Итого получается сколько?
— Три, — скрипнул зубами Чин, поерзывая на подлокотнике в тщетных попытках усесться как можно менее болезненно.
— Именно три! — радостно подтвердил Изверов. — Необходимый минимум для программы-идентификатора. Я вот минут этак с пяток назад закинул все это в супербрэйн и вежливенько попросил его установить авторство. Он и установил. У него ведь, у супера-то, мозги немереные и черт-те чего в них только не понапихано! Например, аналитический каталог на полтора миллиона авторов…
Игривым щелчком по контактору Виктор Борисович активировал монитор, и заинтересованный друг-студиоз получил наконец возможность ознакомиться с лаконичной информацией: «3) Ежеф Крашенинников — коэффициент достоверности 0,47; 2) Игорь Кажан — коэффициент достоверности 0,61; 1) Матвей Молчанов — коэффициент достоверности 0,9999999…»
— Таким вот образом, господин Эм Молчанов, — сообщил Изверг, откровенно любуясь произведенным впечатлением. — Особенности стиля и все такое. Просто, как маринованный томатоид.
Студент Чинарев на сие сообщение ответил не сразу. Сперва он кратко, но энергично помянул про себя собственные недавние издевательства над авторами окололитературных программ (оказывается, среди оных авторов попадаются индивиды гораздо более дельные, чем пачкуны Янкель-Дюнкель-Мацюлины). Потом он чуть менее кратко, но гораздо энергичнее помянул опять же таки собственное верхоглядство: прохлопать факт существования программы-распознавателя литературного авторства — это простительно далеко не каждому. И лишь после всех перечисленных поминаний студент, значащийся под фамилией Чинарев в доброй дюжине официальных документов, мило улыбнулся Извергу:
— Здорово. Только я ведь, кажется, не давал подписки цитировать и набирать на компах исключительно СВОИ стихи. А Молчанов, обратите внимание, поэт небезызвестный, модноватый даже.
Самодовольное выражение медленно поползло прочь с Извергова лица.
— Уел, — с сожалением констатировал экс-космоволк. — Склизкий ты, студиоз. Как флерианская кишечная нематода. Или еще даже склизче.
Он подумал немного, вздохнул:
— И все-таки я убежден, что ты — Молчанов. Доказать не могу, но убежден на сто пятьдесят процентов.
Чин пожал плечами с равнодушием, очень похожим на настоящее:
— Иметь убеждения — ваше суверенное право. Можно… можно я наконец займусь программой?
— Покамест еще нельзя, — вяло ответил Изверг.
Он снова принялся нащелкивать на контакторе. Экран монитора стремительно пророс ветвистой чащей каталогов, курсорная мартышка шустро ломанулась куда-то в самую дебрь…
А Изверов говорил, говорил все с той же медлительной вялостью:
— Знаешь, дружок, при всех твоих хакерских талантах ты на этом компьютере вряд ли бы сумел раскодировать «букашек-таракашек». Адресанты использовали действительно оч-ч-чень уж экзотический фонт-кодировщик. Азия именно потому в свое время и отказалась от иероглифов, что компьютеризация такой письменности создавала бездну проблем. Да-с… И подбором такое тоже не расшифровать: эти насекомые значки, к сожалению, не буквы, а слоги и слова… Но мы с супером раскинули мозгами да и придумали вот что: сообщение ведь адресовалось сюда, на блокшив, — значит, где-то на блокшиве должен иметься фонт-дешифратор. Причем вряд ли адресат хранит его на расходном носителе: лишний раз подключать копидрайв — лишний раз привлекать внимание, — престарелый космический ас коротко зыркнул на Чинарева и опять отвернулся к дисплею. — Так вот… Поскольку я точно знаю, что этот самый адресат не я, значит, он кто-то из вас. А на месте любого из вас самым небросающимся в глаза было бы перекачать дешифратор из Сети на вот этот чиф-комп, отданный вам под практикантскую работу. Перекачать, значит, его между информацией, нужной для вашей программы, и где-нибудь среди нее же и спрятать. Логично?
— Более чем, — промямлил заинтригованный Чин.
Изверг кивнул:
— Именно «более чем». Потому что искомый фонт нашелся довольно быстро. Он был разбит на четыре части и запрятан в совершенно безобидные базы данных. Очень ловко запрятан, но только запрятыватели перехитрили сами себя: иероглифические значки не похожи ни на что другое, а потому супербрэйн в пару десятков минут намыл их мне, как из песка золотинки. А дальше было и того проще. Вот, изволь-ка полюбопытствовать…
Экран запестрел строчками на глобаллингве:
«Пинчер — Милашке. Дополнительная информация от нового источника в Интерполе. Чингисхан и Матвей Молчанов на самом деле разные люди. Находятся в очень близких, приятельских отношениях. Оба — хакеры высочайшего класса. Как правило, работают вместе, но акцию против нашего центра управления супероружием Чингисхан осуществил самостоятельно. Именно Чингисхан, а не Молчанов, дал согласие свидетельствовать против Промышленной Лиги на процессе об инциденте в системе „Центавр-6". Новому информатору достоверно известно, что знаменитое почти наркотическое пристрастие к чинзано — особенность именно Чингисхана, а не Молчанова. Не исключено, что в критической ситуации Молчанов попытается прикрыть Чингисхана, выдавая себя за него. В просьбе об очередном переносе начала процесса нам отказано. Всемерно ускорьте установление личности. Конец сообщения».
Уже дочитав, студент Чинарев вдруг обнаружил, что стоит рядом с пользовательским креслом, чуть ли не уткнувшись носом в дисплей, — совсем как давеча Изверг. А еще вдруг обнаружилось, что сам Изверг в пользовательском сиденье отсутствует.
Изверг присутствовал возле входного люка — стоял, опершись о него в такой позе, будто бы готовился пресечь чью-то попытку выломиться из рубки на волю. «Чью-то» — забавное выражение… Не менее забавное, чем «на волю»…
— Вот теперь можешь заниматься своей программой, — сказал Виктор Борисович и неприятно ухмыльнулся (одним ртом, безо всякого участия глаз).
Намертво прикипев взглядом к облитому сумеречной краснотой звероватому оскалу, Чин-чин осторожно и очень неудобно присел. И спросил:
— Чего вам от меня надо, в конце-то концов?
— Не многого, — тон Изверга очень подходил к его прозванию и к его ухмылке. — Видишь ли, я все-таки уверен, что ты — Молчанов. Хакер. Преступник. И функционеры Лиги правы: ты действительно прикрываешь своего приятеля Чингисхана. Понимаешь, что Лига пойдет на все, чтоб заткнуть рот единственному свидетелю, и отвлекаешь огонь на себя.
— Да с чего вы?..
— А вот с того! — в изверовском голосе прорезался звонкий железный лязг. — Ты сам себя выдал, дурачок! Не нужно было врать про чинзано. Сначала паял мне байки, как его любишь — мол, даже кличка твоя происходит именно от этой великой любви, а потом оказалось, что сюда, на борт, рискуя своим студенческим и всяким другим будущим, ты проволок отнюдь не беззаветно любимое пойло. Текилу ты сюда проволок. Так-то!
— Просто текила крепче! — Все-таки трудно это — говорить и одновременно скрипеть зубами. — Больше бутылки хрен бы удалось пронести, а по крепости бутылка «бланки» равна пяти литрам чинз…
— Да? — Гадкая Извергова ухмылка совершила невозможное: сделалась еще шире и гаже. — А как же быть с «почти наркотическим» пристрастием? Ведь не к алкоголю вообще — к одному конкретному напитку!
Виктор Борисович примолк, дожидаясь каких-либо возражений, но Чинарев угрюмо молчал.
— Народ безмолвствует, — победительно констатировал экс-великий космонавт. — А что ж ты не спросишь, как я узнал про текилу?
Студент досадливо дернул плечом, вымямлил мрачно:
— Чего уж тут спрашивать… Небось, подглядываете по каютам…
— По каютам, к сожалению, только подслушиваем, — сокрушенно вздохнул Изверов. — Скрытое визуальное наблюдение в местах индивидуального пользования считается недопустимым. Тайна личной жизни, соблюдение строгой конфиденциальности восседания на унитазе и все такое. Но твой староста сказал, что ты мозги «затекилил». А получив такую подсказку, не составило труда разобраться с причиной нестандартности очередного анализа атмосферы… Кстати, о текиле, — престарелый герой космоса вдруг посерьезнел. — Случай, конечно, совершенно из ряда вон, но я тебя даже наказывать не хочу. Ты сам себя накажешь, если не угомонишься. Сейчас тебе просто повезло: ты был в хорошей форме, перед выпивкой плотно поужинал, пил не спеша, а затем сразу лег спать, причем гипнопассиватор хоть и работал, но в штатном режиме. Но вот когда тебе повезет меньше, ощущения подействуют лучше любой моей выволочки. С этим все так — пока сами не почувствуют…
Он помолчал с минуту, затем сказал по-новому, а верней — в прежнем своем иронично-холодном тоне:
— Ладно, как ты выражаешься, вернемся к нашим баллонам. Я тут, видишь ли, навел кой-какие справки и выяснил: незадолго до твоего поступления в училище там объявился новый лаборант. Некто Дик Крэнг. И ведомо про оного лаборанта, что он твой давнишний закадычный друг и что в программировании он рубит не слабее штатных училищных софтеров. Небось, Крэнг и есть подлинный Чингисхан? Да? А кто из твоих сопрактикантов фискалит на Лигу?
Студент Чин-чин злобно фыркнул:
— Кто, кто… Не Ленок же!
— Вот как? Значит, это мальчик Be Белоножко? Вообще-то, «Милашка» — отнюдь не мальчиковая кличка, — с сомнением протянул Изверов.
— Мало ли — кличка! Просто вы ни хрена не прощелкиваете в психологии сетевиков. Виртуальный имидж имеет такое же отношение к настоящести, как простота к простатиту. Например, популярнейшая вирт-путана по кличке Голубая Роза на деле оказалась жирным плешивым муд… этим… мужиком. Единственно, что в его кличке соответствовало правде-матке, так это цвет.
— Н-нда? — хмыкнул Изверг с прежним сомнением. — Между прочим, днем, когда из-за таракана у вас незаладилась перезапись, именно деточка Лена принудила копидрайв заработать.
Чин раздраженно хлопнул себя по колену:
— Ой, вот только не надо! Из того, что тупая пигалица впервые в жизни удачно ткнула в нужный сенсор, вовсе не…
— Значит, в гениальных актрис ты не веришь, — экс-пионер космоса будто подрядился как можно чаще перебивать собеседника. — Ладно. Допустим. Но вообще, по свободе как-нибудь, припомни всю ту сцену… А лучше — пересмотри запись (она здесь, на чифе; путь поиска В2/внутренний контроль… ладно, сам найдешь). Запись получилась очень уж интересная: презабавнейшие дога-дочки навевает…
Студент-практикант Чинарев неторопливо отвалился от подлокотника, выпрямился, глубоко засунул руки в карманы — так глубоко, что сверхпрочный комбинезонный тканепласт по-барабанному растянулся и жалобно захрустел.
— Слушайте, Виктор Борисыч, ну почему вы с таким неперешибаемым упорством не суете даже, а прям-таки заталкиваете нос в чужие дела? — спросил студент-практикант Чинарев.
И снова (в который уже раз!) космический волк пропустил мимо ушей дерзость наглого пащенка.
— На то имеются две причины, — ответил он как ни в чем не бывало. — Первая — главная, вторая — основная. Главная заключается в том, что двое хакеров затеяли использовать мой корабль для каких-то игр с Лигой именно в то время, когда у меня не должно быть даже намека на непорядок (почему — это не твое собачье). И если ты мне подложишь свинью… Нет, я не стану выдавать тебя Лиге. Я просто раздавлю тебя. Физически. Как таракана. Веришь?
Чин смерил оценивающим взглядом замытую полусумраком нескладную худосочную фигуру в идиотском одеянии. И сказал:
— Верю.
Он действительно верил в то, что, дойди до драки, некоему студиозу не помогут ни молодость, ни даже его геракловская мускулатура.
— Это была главная причина, — говорил тем временем, тщательно подбирая слова, Вэ Бэ Изверов по кличке Изверг. — А основная… Я имею возможность… более того — я по долгу службы обязан контролировать передвижение средств сообщения в близлежащем пространстве. Вас известили, что завтра-послезавтра… то есть уже сегодня-завтра на блокшив прибудет поверяющий Космотранса. Так вот, в настоящий момент ни один корабль, находящийся (а тем более — не находящийся) в полете, не способен добраться до нас за такой срок, — экс-космопроходец выдержал акцентированную паузу, повторил: — Ни один. За единственным исключением. Утром с базы «Кэй» в главном потоке Стикса исчез «Вервольф-307». Я сказал «исчез», а не «стартовал», поскольку в данном случае, — это синонимы. «Вервольф-307» — новейший разведывательно-диверсионный фрегат Лиги; в полете он совершенно не доступен ни одному из современных средств обнаружения. Понял, кто и какого шлет к нам поверяющего?
— А мне чхать с длиннейшего апоастра, кто ты там есть по правде! Меня сейчас не правда достает, а брехня! Всегалактического, вселенского масштаба брехня! Которая везде и во всех! — Экс-космоволк с такой злобой пристукнул кулаками по собственному колену, будто бы именно его считал главным вместилищем помянутой вселенской брехни. — Вот, небось, в древности в нашем с тобой праотечестве Министерство обороны именовалось попросту: военным. Предки наши были не менее беспринципны, чем мы, но более честны; они точно так же сграбастывали целые страны единственно ради собственной выгоды, но чаще нас называли вещи правильными именами…
Примолкнув на миг, Изверов с силой растер веки дрожащими пальцами и вдруг спросил совершенно нормальным своим, привычным, чуть насмешливым голосом, в котором ни малейшего следа не осталось от давешней взвинченной истеричности:
— Кстати, друг-студиоз, а что вы здесь делаете в третьем-то часу ночи? Порядочным деткам давным-давно полагается быть в постельках…
Другу-студиозу хотелось бы побеседовать на совершенно иную тему, но, чуть размыслив, он решил пока на Изверга не давить (дави не дави, а чертов ветеран все едино ни хрена не расскажет, пока не захочет сам). Так что друг-студиоз вздохнул украдкой и принялся неохотно объяснять:
— Проблемы с программой. Один из файлов почему-то оказался пустышкой — ну, только название и ничего кроме. Вот, восстанавливаю.
— Что-то серьезное? — Изверов равнодушно зевнул.
— Не-а, — Чин огляделся, выискивая, куда бы присесть, и, не найдя ничего более-менее подходящего, уселся на случившийся рядом затянутый прозрачной шторкой сенсорный пульт. — Ничего особенного: база данных с очень примитивным алгоритмом составления.
— Угу… Кстати, учти, что ты оперся дюзой о панель катапульты жилого модуля, — Изверг снова зевнул. — Значит, чиф-комп покамест комплектует твою базу, а ты тем временем решил с его же помощью предаться стихосложению? Похвально… А откуда же взялась пустышка? Сбой копирования? Деточка Лена всерьез-таки попортила ваши «семечки»?
— Откуда вы?..
— От верблюда, — мило ухмыльнулся экс-космоволк. — Глупый ты, мальчик. Прежде чем заклеивать следящие датчики, вспомнил бы, что на корабле такого класса все системы многократно дублированы. Все. В том числе и интерком. И вот этот компьютер, конечно же, здесь не единственный. И даже не самый мощный, хоть и называется «чиф». В бортовой локальной сети восемнадцать операционных единиц — от сервис-процессоров до глобфункционального супербрэйна. Так-то вот.
— Выходит, и здесь тараканий принцип главенствует — видишь одного, значит, их десять… — скривил губы в хмурой усмешке Чин-чин.
— Кстати, о тараканах… — Изверов замялся, примолк, словно бы в размышлении.
Со своего импровизированного насеста Чин мог видеть только отражение Извергова лица в слепом экране внутреннего контроля. Да и то, в общем-то, не отражение было, а так — полублик в полумраке. Скорее всего, мимолетная издевательская гримаса на этом самом отражении Чину попросту примерещилась. Или вообразилась.
— Да-с, о тараканах, — повторил наконец Изверг, с поистине изверговским удовольствием косясь на безмолвного практиканта. — Зря вы поспешили делитить то, что комп скопировал со злосчастного насекомого. Как-никак открытие, причем из неслабых. Только вдумайтесь: информа…
— Вдумываться — дело яйцеголовых, — раздраженно перебил Чинарев.
Изверов неуклюже зашаркал ногами по псевдоковру, разворачивая кресло. Тонущая в недрах пользовательского сиденья дряхлая фигура вновь открылась чинаревскому взору, и ничего в ней, в фигуре этой, вроде бы не изменилось (разве только взгляд опять понаждачнел), но Чин мгновенно ощутил стремительно нарастающий дискомфорт. Такой дискомфорт и так стремительно нарастающий, что покаянное «простите» вымямлилось как-то вдруг и само собой.
Изверг легонько поерзывал, покачивал кресло (вправо-влево, вправо-влево), шарнирная опора вторила этому ерзанью монотонным, едва различимым скрипом — казалось, что это скрипят колышущиеся на лице старого космоволка красные отсветы стенных плафонов.
— Был у меня один знакомый такой, — тихо, но очень внушительно проговорил отставной космонавт под аккомпанемент надоедливого неумолчного скрипа. — Тоже все нарывался, нарывался…
Секунду-другую Чин ждал продолжения. Не дождавшись, спросил заинтересованно:
— И что?
— И нарвался, — неуловимо резким рывком Изверг вернул кресло в прежнее положение.
Пара-тройка минут промаялась в каменной тишине. Потом Виктор Борисович изрек, обращаясь, вероятно, к компьютеру:
— Беспросветнейшая из комбинаций: хамство плюс леность ума. На шныряние по чужим программам, небось, достает и изворотливости, и находчивости, и тэ дэ. А когда подворачивается что-то действительно интересное… — экс-космоволк издал некое малоэстетичное междометие, донельзя переполненное сарказмом. Комп, покинутый в режиме «секретарь», заспешил было дополнять стихотворение Чинарева изверговскими афоризмами, но на этом последнем звуке споткнулся и жалобно заныл: «Нечленораздельная информация, повторить! Нечленораздельная…»
Чин машинально пробормотал:
— Количество ошибок при записи информации
Может быть снижено посредством кастрации:
Четкой диктовки условием непременным
Является произношение раздельно с чле…
Продекламирован сей шедевр был, казалось бы, тишайшего тише, но Изверов все равно расслышал. Расслышал и ухмыльнулся:
— Это вам в училище такое преподают? А впрочем, исключительно своевременное высказывание. Ты, малыш, сам не понимаешь, до чего оно своевременное.
— А у вас, оказывается, прям-таки кошачий слух, — хмуро выцедил Чин.
— Угу. И на зрение я тоже не жалуюсь.
Студент Чинарев позволил себе саркастическое «гм». Экс-космоволк непонимающе зыркнул через плечо (ты, мол, чего это?), но тут же расплылся в самодовольной ухмылке:
— Ах, ты об этом… — он выхватил из кармана очки так, как некоторые интерполовцы выхватывают свои интерполовские жетоны, а некоторые — свои интерполовские стрелялки. — Да, признаться, в этаком, с позволения сказать, свете я вижу теперь не ахти… Но сия штукенция мне понадобилась не единственно ради прямого своего назначения.
Изверг что-то сделал с очками, и на их оправе вспыхнула рубиновая точка дистанционного подключения. В тот же миг опустел и померк компьютерный монитор.
— Нет, малыш, это не поломка, — Виктор Борисович Изверов напялил на переносицу ожившее оптико-силовое устройство, велел компу отключить саунд-контакт и принялся набирать что-то на контакторе, ловко прикрывая это самое «что-то» плечом и локтем от по-жирафьему тянущего шею Чина. — Нет-с, отнюдь не поломка. Конечно, вирт-маски во многом удобнее, но не могу же я нарушать имидж этакого осколка былинной героики! Дряхлый капитан на покое — это обязательно архаичная речь, музейная одежда, антикварная техника… Крайне желательны еще деревянная нога и попугай, вопящий что-нибудь в роде… Э-э-э… Как там во времена флибустьеров назывались платежные средства — баксы? Или пилястры? Не знаешь… Ладно, плевать: попугая все равно нет.
Между прочим, воспользуйся Изверг вместо своих очков обычной вирт-маской, всю эту пустопорожнюю болтовню пришлось бы слушать исключительно самому же болтуну: обеспечивая абсолютный сенсорный контакт с компьютером, маска напрочь изолирует пользователя от окружающей реальности. Наверное, именно потому, а вовсе не из-за сохранения дурацкого имиджа экс-космоволк прибег к столь экзотическому устройству. «Именно потому» — это то есть чтобы иметь возможность оную окружающую реальность контролировать. А вот привыкший идти в ногу с прогрессом Чин всех возможностей допотопной техники учесть не мог.
Решив, что Виктор Борисович полностью увлечен секретным своим занятием, студент попробовал было привстать и подглядеть хоть некоторые из сенсоров, тревожимых не по-старчески шустрыми пальцами отставного космического аса. И надо ж случиться такому совпадению, чтоб именно в тот самый миг Изверг решил сказать:
— Слушай, любезный друг, а не присесть ли тебе на что-нибудь более подходящее, в конце-то концов?
Под аккомпанемент этих слов Извергова рука метнулась от комповского контактора к пульту системы внутреннего контроля, и тут же что-то с изрядною силой двинуло приподнявшегося Чина точнехонько под коленки, потом — по спине и локтям… Мгновением позже практикант осознал себя сидящим в креслице, выдвинутом из-под чертовой панели чертовой катапульты. Причем слово «сидеть» к чинаревской позе можно было применить лишь на том сомнительном основании, что ни в одном мыслимом языке нет более подходящего термина. Не выдумано еще точного названия для положения, когда ноги перекинуты через кресельную спинку, а поясница и локти оперты о то, чему полагалось бы исполнять обязанности рабочего стола.
Нужно ли говорить, что студенту Чинареву мгновенно сделалось не до подглядывания?
С минуту означенный студент растранжирил на приведение своей позы и слова «сидеть» в относительное взаимное соответствие. Со второй или даже третьей попытки ему удалось-таки более-менее надежно примоститься на подлокотнике. Для сидения по-нормальному кресло не годилось, ибо ему (не креслу, а студенту) очень уж хотелось иметь перед глазами и собеседника, и чиф-комповский дисплей.
Тем временем Изверг успел завершить возню с компьютером.
Отшатнувшись от контактора, престарелый корифей космонавтики снял очки и принялся по-детски тереть глаза кулаком. Монитор оставался беспросветно черным, но Чин не сомневался, что картина вот-вот начнет проясняться — и не только на мониторе, а вообще. Так и вышло.
Изверг вдруг отнял руку от глаз, да так поспешно, будто бы уколол свой хрящеватый кулак о свой же хищно заиглившийся взгляд. Сперва кулак уколол, а мигом позже — сведенное напряженным ожиданием Чиново лицо. Уколол и сказал:
— Ты, как я понимаю, покуда еще не пробовал копаться в сообщении, присланном по Сети? Во всяком случае твои сверхсекретные «букашки-таракашки» по сию пору не тронуты… мнэ-э-э… тобой.
— Как вы?.. — Студент Чинарев и сам, безо всякой там посторонней помощи захлебнулся бы недоговоренным — даже не оборви его мощный выброс едкого изверговского сарказма:
— Вконец ты, малыш, обалдел! Что — как?! Тебе не понятно, что капитан обязан контролировать поведение своего экипажа?! Все экстраординарные поступки людей на борту и все необычные операции компонентов бортовой локальной сети фиксируются супербрэйном, классифицируются и регулярно докладываются капитану! Или тебе не понятно, как я взломал твой дактилопароль?
— Да чего уж тут, — хмуро выцедил Чин, — уж при такой-то глобальной слежке… Поди, не успел я приложить палец к сканеру, как ваш супер тут же идентифицировал и запомнил мой отпечаток…
— Во-во, кое-что ты уже соображаешь. Теперь еще сообрази: помнишь, ты ехидничал, что сообщение запаролено уж очень по-детски, без дактики? Теперь понимаешь, почему?..
— Да, почтенный господин экзаменатор. Понимаю. Они… Хрен их знает, кто они такие, но… В общем, они соображают, что такой пароль в себе же несет информацию об идентификационных особенностях отпечатка пальца получателя. До каковой информации квалифицированный хакер рано или поздно доберется и этого самого получателя с ее помощью вычислит.
— Так-то, ты, х-х-хакер, — Изверов переключился с ехидства на наставительность. — Запомни: спесь порождает недооценку противника, а в конечном итоге сам же спесивец оказывается в беспросветнейших дураках. Это я о тебе, — на всякий случай разъяснил он свою мысль поточнее. — Не знай я, кто ты есть, принял бы за… как это у вас про таких говорят — чайник?
— Это бабушка вашего дедушки так говорила, — мрачно сдерзил Чин-чин. — Теперь говорят «хлоп». В смысле — ушами.
Экс-космоволк приглашение в лингвистические дебри проигнорировал.
— Нуте-с, вернемся к главной теме, — предложил он. — Что же следует из наших с тобою открытий?
Секунду подумав, Чин-чин сказал без особой уверенности:
— Поскольку вы тут единственный, кто имеет право получать конфиденциальные сообщения, вам нет нужды… В общем, похоже, что адресат не вы.
— Наконец-то! — фыркнул Изверов.
Он вдруг заметил, что все еще тискает в кулаке свою музейную оптику, и принялся заталкивать ее в карман. А Чинарев мгновенно ввинтился в наступившую паузу:
— А что вы такое сказали про «не знай я, кто ты есть»… Что вы можете знать?! Подозрения какие-то…
— Это, друг-сту-ди-оз, не подозрения. — Бывший столп практической космонавтики управился с очками и вновь сосредоточил внимание на собеседнике. — Это самая разнаиправдивейшая правда. Я ведь не напрасно так обрадовался твоим стишатам. Те, что на мониторе, плюс давешний шедевр про кастрацию, плюс еще один шедевр — помнишь? — дневной, про пытливый перст и насекомое… Итого получается сколько?
— Три, — скрипнул зубами Чин, поерзывая на подлокотнике в тщетных попытках усесться как можно менее болезненно.
— Именно три! — радостно подтвердил Изверов. — Необходимый минимум для программы-идентификатора. Я вот минут этак с пяток назад закинул все это в супербрэйн и вежливенько попросил его установить авторство. Он и установил. У него ведь, у супера-то, мозги немереные и черт-те чего в них только не понапихано! Например, аналитический каталог на полтора миллиона авторов…
Игривым щелчком по контактору Виктор Борисович активировал монитор, и заинтересованный друг-студиоз получил наконец возможность ознакомиться с лаконичной информацией: «3) Ежеф Крашенинников — коэффициент достоверности 0,47; 2) Игорь Кажан — коэффициент достоверности 0,61; 1) Матвей Молчанов — коэффициент достоверности 0,9999999…»
— Таким вот образом, господин Эм Молчанов, — сообщил Изверг, откровенно любуясь произведенным впечатлением. — Особенности стиля и все такое. Просто, как маринованный томатоид.
Студент Чинарев на сие сообщение ответил не сразу. Сперва он кратко, но энергично помянул про себя собственные недавние издевательства над авторами окололитературных программ (оказывается, среди оных авторов попадаются индивиды гораздо более дельные, чем пачкуны Янкель-Дюнкель-Мацюлины). Потом он чуть менее кратко, но гораздо энергичнее помянул опять же таки собственное верхоглядство: прохлопать факт существования программы-распознавателя литературного авторства — это простительно далеко не каждому. И лишь после всех перечисленных поминаний студент, значащийся под фамилией Чинарев в доброй дюжине официальных документов, мило улыбнулся Извергу:
— Здорово. Только я ведь, кажется, не давал подписки цитировать и набирать на компах исключительно СВОИ стихи. А Молчанов, обратите внимание, поэт небезызвестный, модноватый даже.
Самодовольное выражение медленно поползло прочь с Извергова лица.
— Уел, — с сожалением констатировал экс-космоволк. — Склизкий ты, студиоз. Как флерианская кишечная нематода. Или еще даже склизче.
Он подумал немного, вздохнул:
— И все-таки я убежден, что ты — Молчанов. Доказать не могу, но убежден на сто пятьдесят процентов.
Чин пожал плечами с равнодушием, очень похожим на настоящее:
— Иметь убеждения — ваше суверенное право. Можно… можно я наконец займусь программой?
— Покамест еще нельзя, — вяло ответил Изверг.
Он снова принялся нащелкивать на контакторе. Экран монитора стремительно пророс ветвистой чащей каталогов, курсорная мартышка шустро ломанулась куда-то в самую дебрь…
А Изверов говорил, говорил все с той же медлительной вялостью:
— Знаешь, дружок, при всех твоих хакерских талантах ты на этом компьютере вряд ли бы сумел раскодировать «букашек-таракашек». Адресанты использовали действительно оч-ч-чень уж экзотический фонт-кодировщик. Азия именно потому в свое время и отказалась от иероглифов, что компьютеризация такой письменности создавала бездну проблем. Да-с… И подбором такое тоже не расшифровать: эти насекомые значки, к сожалению, не буквы, а слоги и слова… Но мы с супером раскинули мозгами да и придумали вот что: сообщение ведь адресовалось сюда, на блокшив, — значит, где-то на блокшиве должен иметься фонт-дешифратор. Причем вряд ли адресат хранит его на расходном носителе: лишний раз подключать копидрайв — лишний раз привлекать внимание, — престарелый космический ас коротко зыркнул на Чинарева и опять отвернулся к дисплею. — Так вот… Поскольку я точно знаю, что этот самый адресат не я, значит, он кто-то из вас. А на месте любого из вас самым небросающимся в глаза было бы перекачать дешифратор из Сети на вот этот чиф-комп, отданный вам под практикантскую работу. Перекачать, значит, его между информацией, нужной для вашей программы, и где-нибудь среди нее же и спрятать. Логично?
— Более чем, — промямлил заинтригованный Чин.
Изверг кивнул:
— Именно «более чем». Потому что искомый фонт нашелся довольно быстро. Он был разбит на четыре части и запрятан в совершенно безобидные базы данных. Очень ловко запрятан, но только запрятыватели перехитрили сами себя: иероглифические значки не похожи ни на что другое, а потому супербрэйн в пару десятков минут намыл их мне, как из песка золотинки. А дальше было и того проще. Вот, изволь-ка полюбопытствовать…
Экран запестрел строчками на глобаллингве:
«Пинчер — Милашке. Дополнительная информация от нового источника в Интерполе. Чингисхан и Матвей Молчанов на самом деле разные люди. Находятся в очень близких, приятельских отношениях. Оба — хакеры высочайшего класса. Как правило, работают вместе, но акцию против нашего центра управления супероружием Чингисхан осуществил самостоятельно. Именно Чингисхан, а не Молчанов, дал согласие свидетельствовать против Промышленной Лиги на процессе об инциденте в системе „Центавр-6". Новому информатору достоверно известно, что знаменитое почти наркотическое пристрастие к чинзано — особенность именно Чингисхана, а не Молчанова. Не исключено, что в критической ситуации Молчанов попытается прикрыть Чингисхана, выдавая себя за него. В просьбе об очередном переносе начала процесса нам отказано. Всемерно ускорьте установление личности. Конец сообщения».
Уже дочитав, студент Чинарев вдруг обнаружил, что стоит рядом с пользовательским креслом, чуть ли не уткнувшись носом в дисплей, — совсем как давеча Изверг. А еще вдруг обнаружилось, что сам Изверг в пользовательском сиденье отсутствует.
Изверг присутствовал возле входного люка — стоял, опершись о него в такой позе, будто бы готовился пресечь чью-то попытку выломиться из рубки на волю. «Чью-то» — забавное выражение… Не менее забавное, чем «на волю»…
— Вот теперь можешь заниматься своей программой, — сказал Виктор Борисович и неприятно ухмыльнулся (одним ртом, безо всякого участия глаз).
Намертво прикипев взглядом к облитому сумеречной краснотой звероватому оскалу, Чин-чин осторожно и очень неудобно присел. И спросил:
— Чего вам от меня надо, в конце-то концов?
— Не многого, — тон Изверга очень подходил к его прозванию и к его ухмылке. — Видишь ли, я все-таки уверен, что ты — Молчанов. Хакер. Преступник. И функционеры Лиги правы: ты действительно прикрываешь своего приятеля Чингисхана. Понимаешь, что Лига пойдет на все, чтоб заткнуть рот единственному свидетелю, и отвлекаешь огонь на себя.
— Да с чего вы?..
— А вот с того! — в изверовском голосе прорезался звонкий железный лязг. — Ты сам себя выдал, дурачок! Не нужно было врать про чинзано. Сначала паял мне байки, как его любишь — мол, даже кличка твоя происходит именно от этой великой любви, а потом оказалось, что сюда, на борт, рискуя своим студенческим и всяким другим будущим, ты проволок отнюдь не беззаветно любимое пойло. Текилу ты сюда проволок. Так-то!
— Просто текила крепче! — Все-таки трудно это — говорить и одновременно скрипеть зубами. — Больше бутылки хрен бы удалось пронести, а по крепости бутылка «бланки» равна пяти литрам чинз…
— Да? — Гадкая Извергова ухмылка совершила невозможное: сделалась еще шире и гаже. — А как же быть с «почти наркотическим» пристрастием? Ведь не к алкоголю вообще — к одному конкретному напитку!
Виктор Борисович примолк, дожидаясь каких-либо возражений, но Чинарев угрюмо молчал.
— Народ безмолвствует, — победительно констатировал экс-великий космонавт. — А что ж ты не спросишь, как я узнал про текилу?
Студент досадливо дернул плечом, вымямлил мрачно:
— Чего уж тут спрашивать… Небось, подглядываете по каютам…
— По каютам, к сожалению, только подслушиваем, — сокрушенно вздохнул Изверов. — Скрытое визуальное наблюдение в местах индивидуального пользования считается недопустимым. Тайна личной жизни, соблюдение строгой конфиденциальности восседания на унитазе и все такое. Но твой староста сказал, что ты мозги «затекилил». А получив такую подсказку, не составило труда разобраться с причиной нестандартности очередного анализа атмосферы… Кстати, о текиле, — престарелый герой космоса вдруг посерьезнел. — Случай, конечно, совершенно из ряда вон, но я тебя даже наказывать не хочу. Ты сам себя накажешь, если не угомонишься. Сейчас тебе просто повезло: ты был в хорошей форме, перед выпивкой плотно поужинал, пил не спеша, а затем сразу лег спать, причем гипнопассиватор хоть и работал, но в штатном режиме. Но вот когда тебе повезет меньше, ощущения подействуют лучше любой моей выволочки. С этим все так — пока сами не почувствуют…
Он помолчал с минуту, затем сказал по-новому, а верней — в прежнем своем иронично-холодном тоне:
— Ладно, как ты выражаешься, вернемся к нашим баллонам. Я тут, видишь ли, навел кой-какие справки и выяснил: незадолго до твоего поступления в училище там объявился новый лаборант. Некто Дик Крэнг. И ведомо про оного лаборанта, что он твой давнишний закадычный друг и что в программировании он рубит не слабее штатных училищных софтеров. Небось, Крэнг и есть подлинный Чингисхан? Да? А кто из твоих сопрактикантов фискалит на Лигу?
Студент Чин-чин злобно фыркнул:
— Кто, кто… Не Ленок же!
— Вот как? Значит, это мальчик Be Белоножко? Вообще-то, «Милашка» — отнюдь не мальчиковая кличка, — с сомнением протянул Изверов.
— Мало ли — кличка! Просто вы ни хрена не прощелкиваете в психологии сетевиков. Виртуальный имидж имеет такое же отношение к настоящести, как простота к простатиту. Например, популярнейшая вирт-путана по кличке Голубая Роза на деле оказалась жирным плешивым муд… этим… мужиком. Единственно, что в его кличке соответствовало правде-матке, так это цвет.
— Н-нда? — хмыкнул Изверг с прежним сомнением. — Между прочим, днем, когда из-за таракана у вас незаладилась перезапись, именно деточка Лена принудила копидрайв заработать.
Чин раздраженно хлопнул себя по колену:
— Ой, вот только не надо! Из того, что тупая пигалица впервые в жизни удачно ткнула в нужный сенсор, вовсе не…
— Значит, в гениальных актрис ты не веришь, — экс-пионер космоса будто подрядился как можно чаще перебивать собеседника. — Ладно. Допустим. Но вообще, по свободе как-нибудь, припомни всю ту сцену… А лучше — пересмотри запись (она здесь, на чифе; путь поиска В2/внутренний контроль… ладно, сам найдешь). Запись получилась очень уж интересная: презабавнейшие дога-дочки навевает…
Студент-практикант Чинарев неторопливо отвалился от подлокотника, выпрямился, глубоко засунул руки в карманы — так глубоко, что сверхпрочный комбинезонный тканепласт по-барабанному растянулся и жалобно захрустел.
— Слушайте, Виктор Борисыч, ну почему вы с таким неперешибаемым упорством не суете даже, а прям-таки заталкиваете нос в чужие дела? — спросил студент-практикант Чинарев.
И снова (в который уже раз!) космический волк пропустил мимо ушей дерзость наглого пащенка.
— На то имеются две причины, — ответил он как ни в чем не бывало. — Первая — главная, вторая — основная. Главная заключается в том, что двое хакеров затеяли использовать мой корабль для каких-то игр с Лигой именно в то время, когда у меня не должно быть даже намека на непорядок (почему — это не твое собачье). И если ты мне подложишь свинью… Нет, я не стану выдавать тебя Лиге. Я просто раздавлю тебя. Физически. Как таракана. Веришь?
Чин смерил оценивающим взглядом замытую полусумраком нескладную худосочную фигуру в идиотском одеянии. И сказал:
— Верю.
Он действительно верил в то, что, дойди до драки, некоему студиозу не помогут ни молодость, ни даже его геракловская мускулатура.
— Это была главная причина, — говорил тем временем, тщательно подбирая слова, Вэ Бэ Изверов по кличке Изверг. — А основная… Я имею возможность… более того — я по долгу службы обязан контролировать передвижение средств сообщения в близлежащем пространстве. Вас известили, что завтра-послезавтра… то есть уже сегодня-завтра на блокшив прибудет поверяющий Космотранса. Так вот, в настоящий момент ни один корабль, находящийся (а тем более — не находящийся) в полете, не способен добраться до нас за такой срок, — экс-космопроходец выдержал акцентированную паузу, повторил: — Ни один. За единственным исключением. Утром с базы «Кэй» в главном потоке Стикса исчез «Вервольф-307». Я сказал «исчез», а не «стартовал», поскольку в данном случае, — это синонимы. «Вервольф-307» — новейший разведывательно-диверсионный фрегат Лиги; в полете он совершенно не доступен ни одному из современных средств обнаружения. Понял, кто и какого шлет к нам поверяющего?