Наконец дело было сделано. Ну почти: оставалось еще дождаться, пока чиф-комп домучает свою часть работы и слепит оба куска в один шедевр передовой хакерской мысли. Минута-другая, не больше — на дисплее судороги процентовки выполнения операции стремительно близились к сотне. И Чинова способность воспринимать окружающее восстановилась в полном объеме.
Обнаружилось, например, что в рубке горит свет. Настоящий. Теплый и яркий. До того теплый и яркий, что в Чиновой голове даже трепыхнулось оптимистичное подозреньице: уж не было ли все предыдущее гаденькой заморочкой под названием «учебная тревога»?! Окрыленный студент обернулся, вознамерившись было требовать объяснений у господина линкор-капитана, да так и замер с вывернутой шеей и приоткрытым ртом.
Господин линкор-капитан изволил стоять в расслабленно-небрежной позе, привалясь к стене и устремив пооловянневший взгляд на нечто, взгляду простого смертного не доступное. А еще господин линкор-капитан, оказывается, вполголоса напевал. То есть Чин, конечно, пение услыхал не вдруг; Чин, конечно, слышал близкое пение и до того, как вздумал нашаривать взглядом аса практической космонавтики. Но ему (Чину) даже в голову не пришло заинтересоваться, откуда оно доносится. Мало, что ли, в рубке динамиков… И точно так же еще мгновенье назад в Чинову голову не могло бы вкрасться, будто ас, ветеран, линкор-капитан, голодный удав и прочее, объединенное собирательным названием «Изверов», может обладать вполне профессионально поставленным голосом.
Прощая нам безумственные шалости,
Жизнь нас не отпускает до сих пор,
Хотя частенько от беззубой старости
Нам ворожила залпами в упор.
И мы все бесшабашней нарываемся,
Но поддавки со смертью нам не в честь:
Мы, жить привыкнув, крепко сомневаемся,
Что можем нашей жизни надоесть.
Перехватив взгляд Чинарева, Изверг, похоже, смутился. Смущение по-изверговски вылилось в совершенно волчий оскал и задиристый вопрос:
— Чего таращишься? Думаешь, исключительно только хакерам дозволяется иметь… как это… разносторонние увлечения?
Чин смолчал, лишь произвел бровями некое движение, трудно переложимое на слова.
— Ты, кстати, удосужился заметить, что у нас опять горит свет? — Изверов продолжал камуфлировать замешательство, и поэтому голос его был на редкость злобен и неприятен. — Знаешь, что это значит?
Чин отвернулся (шея затекла до ломящей боли, а охоты играть в стоика отчего-то не было никакой). Экс-космоволк воспринял его поступок по-своему:
— Не знаешь… Так вот: экономящий режим кончился. Начался аварийный. По мнению автора алярм-программы, спасаться удобней при качественном освещении. И подыхать — тоже. А экономить все равно уже почти нечего.
Снова тряхнуло; снова в попытке что-то там доложить панически взвизгнул комп.
Изверг не без труда подавил зевок и сообщил:
— Следующего удара мы с тобой уже не заметим. Понял? Тогда изволь-ка поторопиться.
И тут же, словно бы дождавшись заветного руководящего слова, дисплей победоносно высветил огромное «100% ».
— Is done. Ваш выход, учитель!
Чин хотел сказать это браво и одновременно насмешливо, как полагается говорить видавшему любые виды тертому мужику в минуты — эка невидаль! — смертельной опасности.
Хотел, но не смог.
Потому что именно теперь вдруг разом, с головой ухнул в темный, душный, отвратительный страх. Потому что именно теперь с непрошибаемой ясностью осознал: последняя надежда, последний выдуманный Извергом шанс рассчитан на то, что милостивица-судьба послала им в противники идиотов. А судьба не бывает щедра на милости, как не бывает и придурков на службе Лиги — это-то Чин в свои двадцать с коротким хвостиком лет знал крепче, чем дважды два.
А еще он вдруг понял, почему старый мудрый Изверг с самого начала всего этого сумасшествия ведет себя ТАК (ну, будто бы действительно теперь самое главное — не заснуть). Нет, ас космонавтики вряд ли жалел неопытного сопляка. Просто неопытный сопляк был нужен ему работоспособным, а не… а не таким, как сейчас.
Увы, Виктор Борисыч, подыссякло эффективностью ваше лекарство. И тут же, почуяв слабину, лавиной обрушилось на дуреющего студента почти физическое ощущение черной вымороженной пустоты там, за обшивкой полусписанного в утиль экс-геройского корабля, — вселенски самоуверенной и вселенски же беспощадной пустоты, выжидающей лишь какой-нибудь ерундовины, предлога, повода какого-нибудь, чтоб единым духом сглотнуть затхлый тараканий мирок блокшива семь-семнадцать. С натужным стенанием поддадутся, вспучатся переборки, суетливым гадючьем ринутся по ним извивистые трещины, мелькнет в разломах бахрома оборванных проводов, шлангов, бездонная мешанина ледяных звездных игл и ледяного мрака — мелькнет все это и сгинет в круговерти грязно-белых пушистых хлопьев, которыми обернется воющий от ужаса, удирающий воздух… И весь этот стон-вой-треск до почти полной неслышимости забьет мокрые отвратительные хлопки…
…Вводная лекция по дисциплине с зуболомным названием «Теория и практика обеспечения жизнедеятельности экипажей космических аппаратов». Лектор — сухощавый, похожий на Дон Кихота фрегат-капитан Буш с копьеподобной указкой в руках. Демонстрационный стенд: маленький стеклянный сосуд, в нем белая мышь, микрофон, что-то еще; рядом — гигантский керамопластовый бак, к которому мышиное обиталище подсоединено трубкой с отсечным клапаном. Лекторский голос — бесстрастный, скучающий: «Этот примитивный опыт поможет вам раз и навсегда уяснить подлинное отношение космоса к любому живому организму. Здесь (коротко подстриженные ногти торкаются в стекло) нормальное атмосферное давление. Здесь (указка звучно щелкает по керамопласту) вакуум. Прошу наблюдать…» Лекторская рука неторопливо тянется к клапану…
Студент Чинарев сидел в первом ряду. Он хорошо видел все — до того самого мига, когда под резкое «чмок!» стекло сделалось равномерно красным и непрозрачным.
И теперь практикант Чинарев последние недопарализованные отблески умения мыслить тратил на отчаянное самоутешение: деструкторный удар по беззащитному кораблю — это ерунда, это нестрашно. Это — сразу на атомы… на электроны… вдрызг… безо всяких там…
Чин даже позабыл освободить Изверову место перед контактором. Впрочем, хоть бы и не забыл — все равно не успел бы. Бравый экс-космоволк в два шага оказался рядом и… Это уже мгновением позже студиоз сообразил, что Изверг прямо с ходу плюхнулся задом на правый подлокотник и оперся рукой на левый. А сразу Чин понял только одно: он (Чин то есть) почему-то вдруг оказался у Виктора Борисовича под мышкой. Скрюченным оказался, вдавленным в кряхтящие от натуги амортизаторы и напрочь обездвиженным — разве только моргать еще более-менее удавалось. Ну и дышать. Слегка.
— Тэк-с. Как говорится, с Богом!
Пальцы правой Изверговой руки деловито заметались по сенсорам.
Дисплейная картинка звездного неба вдруг словно бы сорвалась с экрана и метнулась Чину в лицо — тот дернулся, но отшатнуться не получилось (строго говоря, не получилось даже толком дернуться).
Ничто, конечно же, ниоткуда не срывалось — просто комп наращивал разрешающую способность следящих сканеров. Малоприметное пятнышко в центре изображения выпучилось за пределы рамки целесопровождения, растопырилось почти что на весь экран…
Нет, не был он похож на клювастого летуна, этот хищный стервятничек Лиги. Зализанные сегменты корпуса, решетчатые лепестки сопространственных парусов, два фасетчатых округлых бугра на лобовом обтекателе (генераторы защитного поля?) и торчащие над ними длинные гибкие антенны… Сложенные под брюхом рычаги мощных швартовочных захватов… Таракан. Гигантский таракан, ощеренный жвалами деструкторных батарей. На них что-то посверкивало, на жвалах этих, поблескивало жидко и страшно, как подтеки ядовитой слюны…
— Блеск видишь? — рассеянно бормотал Изверов. — Перенакачка, вторичные разряды. Единственное, что мы можем засечь. Остальное комп дорисовывает сообразно данным из банка памяти.
С мимолетным изумлением Чин вдруг осознал, что бесцветная скороговорка линкор-капитана исподволь возвращает ему, Чину, способность думать не только о том, успевает ли человек что-либо почувствовать в эпицентре деструкторного разряда. Что ж, спасибочки, Виктор Борисыч; будьте любезны, не затыкайтесь, пожалуйста…
Нет, Виктор Борисыч затыкаться не собирался:
— …скудноваты, надо сказать, данные-то. Фрегат земной, наш, человеческий, а о флерианских «монстрах» да «пожирателях» мы куда больше зна… Так, где тут твое творчество? — Поверх тараканьих абрисов «Вервольфа» проросло блеклое дерево каталогов; курсорная мартышка вопросительно застыла на разлапистой ветке. — Это? Ни черта себе! А попроще было нельзя? Ладно, все едино уже поздно передел… ч-черт… Ладно. Следи: вдруг да ошибусь в чем-нибудь. Значит, ЭМИ-удар по сенсорной (для верности) команде, скажем, «F»; передача файла… как ты его — «ТАРАК»? Премиленькое название… Значит, по той же команде с задержкой… Двадцати миллисекунд, наверное, хватит… Теперь наводка…
Путаница компьютерных каталогов сгинула; овал целеуказателя метнулся по насекомой образине «Вервольфа», замер на одной из антенн, полыхнул слепящим багрянцем…
А Изверов бубнил озабоченно:
— Нет, знаешь, давай-ка для страховки врежем сразу по обеим. А то кто его знает — может, коми неточно домысливает…
Под новую сверчковую трель сенсоров командная строка в нижней части экрана пошла споро набавляться в длину. И тут Чинарев, пытавшийся дисциплинированно исполнять указание про «следи, вдруг ошибусь», опять попробовал дернуться. Ему показалось, будто линкор-капитан Виктор Борисович делает не то, о чем говорит. Верней, НЕ ТОЛЬКО то.
Ни голос, ни поведение Изверга, сосредоточенно вводящего последние коррективы в команд-программу, почти что не изменились. Единственно только левая пятерня экс-космоволка отпихнулась от подлокотника и намертво прилипла к чинаревской физиономии.
Вот теперь-то студиоз утратил возможность и дышать, и моргать, и видеть. Причем даже для обладателя древнегреко-египетской мускулатуры шансы вырваться из этой мертвой хватки равнялись нулю — оставалось лишь верить, что Изверов не вздумал на последних минутах жизни попробовать себя в роли садиста-душителя.
Пощелкивание сенсоров еще некоторое время продолжалось в прежнем неслабом темпе. Затем вдруг настало мгновение тишины; затем послышалось Извергово: «Ч-черт, а ведь это действительно ого-го… Но все равно — выводы с экрана убрать, доложить через саунд. Экшн!» И тут же — знакомо дерущий по слуху взвизг компьютера и новое «Ч-черт!» экс-космоволка. Не требовалось обладать талантами Шерлока Холмса для понимания: комп докопался до чего-то важного, а Изверг забыл, что комповский саунд миражит на недоступной восприятию частоте.
Потом Изверов сказал с какой-то глуповатой торжественностью: «Н-ну, все. Пришло время команды „F"».
Одиноко, но четко, с оттяжечкой «кликнул» сенсор, стрекотнул и заткнулся системный блок, и тут же, в ответ на это «кликанье» и на этот стрекот где-то в самом нутре бывшего LB-77 что-то простонало, но не как раньше, не жалобно, а победно, весело, злорадно даже; потом еще раз коротко стрекотнула системка, и Изверг чуть слышно выдохнул: «Порядок. Что могли, мы сделали».
Пальцы левой линкор-капитанской руки немного раздвинулись, освободив Чиновы нос и глаза. Студент-практикант, фигурирующий в официальных документах под фамилией Чинарев, получил возможность дышать.
А еще он получил возможность видеть дисплей.
Там, на стеклистом четырехугольнике не оказалось ни диверсионно-разведывательного таракана, ни звезд, ни целеуказателя, ни командной строки… Там оказались только чернота и нестерпимо горящая в этой черноте крупная надпись: «Цыц!!!»
Пятерня экс-космоволка как-то незаметно убралась, совсем отпустила. Чин невольно вдохнул — глубоко, шумно — и тут же указательный линкор-капитанский перст предупреждающе ткнулся в монитор. Чинарев истово закивал: дескать, не тупица, понял я, понял, молчу.
— Что могли, мы сделали, — повторил Изверг. — Теперь будем ждать результатов.
Он соскочил с подлокотника, принялся бродить по рубке — руки в карманах чуть ли не по самые локти, голова на каждом шагу мотается, словно бы жесткий мундирный воротничок не жилистую шею скрывает, а чахленькую пружинку…
Чинарев устроился поудобнее и стал ждать. Пан или пропал, грудь в крестах или голова в кустах… Что там еще напридумывала для такого случая посконная народная мудрость? И что все-таки успевает почувствовать человек, превращаясь в стайку резвящихся электронов? Э, неча головенку сушить — похоже, про «что чувствует» мы скоро дознаемся.
— Кстати… — вдруг забормотал линкор-капитан, бродя. — Или, может, не очень кстати… Или очень некстати… Я понял-таки, кто тыкался в твоих «таракашек-букашек». Точней сказать бы, не «кто», а «что». Впрочем, твоей вины тут процентов на девяносто: плохо знаешь стандартное бортовое обеспечение (про-граммист!) и привил здешним самообучающимся счетно-логическим умникам условный рефлекс реагировать на жаргон. В чиф-процессор, ведающий профилактикой жизнеобеспечения, зашито периодически отлавливать по всей борт-сети, накапливать и систематизировать информацию, касающуюся его профиля. Сансостояние среды нашего с тобой обитания к оному профилю относится однозначно. Вот он, процессор, очевидно, шарил, шарил, да и наткнулся (думать надо, как файлы называешь). Вот… Программа-поисковик расквасила нос об твой паролишко и, наверное, автоматом отапеллировала к центральному брэйну — как к самому умному из всех досягаемых дураков. А он, дурак-то, и рад стараться… Вот оттого, небось, все так по-идиотски и выглядит, — заключил Изверг, после чего сделал наиподлейшую из возможных подлостей: заткнулся.
Бог весть, сколько времени длилась похоронная молчанка. Наверное, не очень долго, потому что Чин все-таки не успел сызнова довести себя до отвратного потливо-трясучего страха. То есть он непременно успел бы, не вздумайся вдруг Изверову тихонько спросить:
— Почему ты не сопротивлялся?
Студент Чинарев приподнял голову:
— А?
— Почему ты не сопротивлялся, когда я зажал тебе рот?
— Я понял, что вы что-то затеяли и боитесь, как бы я сдуру не помешал, — ответил Чин, внимательно разглядывая свои колени.
Впрочем, он тут же оторвался от созерцания застиранного тканепласта и резко обернулся, едва не выпав из кресла. Но нет, это вовсе не дробь просыпалась на тонкую стальную катанку там, позади. Это рассмеялся Изверов.
— А из тебя может выйти прок, студиоз, — сказал линкор-капитан, трудно переводя дыхание. — Ладно…
Он еще раз прошелся взад-вперед, махнул рукой:
— Ладно, уже, наверное, можно… Так вот, во-первых: наш ЭМИ ни на миллисекунду не вывел из строя вервольфовские помехообразователи. Ты был совершенно прав: раз деструкторы неизвестной системы, вполне могло и прочее оборудование оказаться… Вот оно и оказалось.
Изверг глянул в пополотневшее Чиново лицо — и вновь сыпанула на тонкую сталь полная пригоршня мелкой трескучей дроби. Ну и смех же, однако…
— Погоди до смерти помирать. — Господин линкор-капитан самодовольно оскалился. — Слушай дальше. Капитан «Вервольфа» действительно ошибся, подведя свои зонды так близко. Он меня насторожил, понимаешь? Я сразу задумался: а зачем? И еще он не допер, что нарушать конвенции да пользоваться всякими там техническими новинками умеет не только Лига. Старт-финиш-диспетчерские — слишком серьезные объекты, чтобы… Ладно. В общем, у нас нашлось чем засечь его хитренькую подслушку и хватило мозгов не подать виду, что мы ее засекли. Так-то.
— Засечь что? — ошарашенно промямлил практикант Чинарев.
Изверг опять рассмеялся — на сей раз почти что по-человечески:
— Есть такая суперчувствительная лазерная штука, способная на расстоянии улавливать акустические колебания внутри корпуса чужого корабля. Это у них она есть. А у нас есть не менее чувствительная штука, способная обнаруживать действие ихней штуки. Это раз. А вот и два: контакт с супербрэйном у меня по правде замиражил, и сбой-вторжение в спасательную капсулу имело место, но возросшая частота саунд-сообщений чиф-компа — это не мираж. Это я сам. Нарочно. Понял, зачем?
До Чина медленно доходило.
Получается, что? Получается, Изверг спровоцировал вервольфовцев задействовать частотную дешифровку перехватываемой ими звуковой информации. КОМПЬЮТЕРНУЮ частотную дешифровку. Получается, перед командой «F» Изверг вовсе не позабыл, что саунд-контакт ненормален. И получается, что перед этой самой командой никакого важного компьютерного сообщения не было. Зато был истошный компьютерный взвизг… А сама команда «F» была просто-напросто отвлекающим маневром. Экс-космоволк Вэ Бэ Изверов перевел зараженную вирусом информацию в саунд-вариант и всобачил ее вервольфовцам через их же собственную подслушивающую аппаратуру — вот что получается!!!
Студент-практикант Чинарев хмыкнул. Потом еще раз хмыкнул. А потом медленно вытянул по направлению к Извергу кулак с до отказа оттопыренным большим пальцем.
— Да ладно тебе! — Изверг был явно польщен. — Еще не известно, сработало ли… Очередной (а по совместительству и последний) деструкторный удар должен был бы иметь место три минуты назад. Должен был иметь, но не поимел… только это пока ничего не значит.
Экс-космоволк подошел к все еще занятому Чином креслу и оперся локтями на амортизирующее подголовье. Некоторое время руководитель практики и практикант молча созерцали вновь прорисовавшийся на экране тараканообразный корабль. Тот был неподвижен (даже текучие отблески больше не играли на жвалах деструкторов), но это действительно пока ничего не значило.
— Торпедой его пощупать, что ли? — вздохнул Изверг.
Чинарев заломил бровь:
— Откуда торпеда? Вы ж говорили, что все наступательные системы…
— Ну, говорил. Но их было так много… И закоулков тут всяких до чертяческой бабушки… Было бы странно, если бы при демонтаже не затерялась пара каких-нибудь штук, правда?
Чин вознамерился изречь колкость на тему законопослушности, но пока он тужился выдумать что-либо по-настоящему остроумное, в разговор без спросу встрял комп.
На сей раз компьютер визжал как бы не еще омерзительнее, чем раньше. В ответ ас-космопроходец высказал несколько оригинальных соображений о том, кто, в каком состоянии и какой частью тела делал проклятого электронного идиота; затем с неменьшим чувством помянул выжившего из остатков ума старикашку, который сперва сам же сбивает несчастное электронное устройство с распереэтакого электронного толку, а потом опять-таки сам же раззевает свою поганую пасть на несчастную машину — такую дисциплинированную, такую исполнительную и такую долбаную в дьяволаискусителя душу мать. Затем он вздохнул и произнес горестно:
— Вот, студиоз, каковым образом имеет обыкновение проявляться мужичья истерика. Старею, однако… — Он снова вздохнул (как-то совершенно уж по-коровьи) и произнес устало:
— Саунд в нормальный темп-режим… э-э-э… экшн. И повторить последнее сообщение.
Щелкнуть каблуками да вытянуть руки по швам чиф-компу помешало единственно только полное и безнадежное отсутствие перечисленного. Зато уж тон компьютерного голоса, вновь сделавшегося доступным слуху, послужил бы великолепным аккомпанементом к стойке «во фрунт»:
— Повтор доклада ноль четыре ноль ноль десять сто два. Ноль три пятьдесят восемь десять сто два принято сообщение нижеследующего содержания: «SF-664 Вервольф-307. В ходе внеплановых учений не поддающаяся классификации паразит-программа заблокировала работу всех бортовых счетно-логических устройств. Ходовые системы, системы безопасности и жизнеобеспечения неуправляемы. Нуждаемся в экстренной помощи». Параметры гелиоцентрической орбиты передающего…
— Если у них действительно все блокировано да выведено, чем же они передают? — скорее всего, Чин адресовал свой вопрос не компу, а Изверову, но ответил ему именно комп.
— Передача ведется по двоичной кодовой системе Морзе примитивным радиопередатчиком искрового типа, — перебив сам себя, отчеканил электронный голос.
Изверг со злорадным удавьим шипением втянул воздух сквозь накрепко сжатые зубы и процедил — сквозь зубы же, будто бы челюсти его мертвой судорогой свело:
— Пе-ре-дат-чик… Удыбали какой-то генератор, наваяли на клеммы по проводку и кончиками один об другой ляп да ляп, ляп да ляп — вот те искровой, м-мать… Как мы в семьдесят восьмом, на «Глории». Только мы-то… — Он судорожно перевел дыхание и вдруг заговорил нормальным человеческим голосом: — Впрочем, нет. Мы тогда именно как эти сейчас. Не по указке Лиги, конечно, а во исполнение директивы Организации Объединенных Рас — всей разницы… Вервольфовцы там сейчас, небось, порнокомиксами любуются на всех мониторах?
Чин не сразу сообразил, что это, последнее, было именно спрошено и что спрошено это было именно у него, и о чем это было спрошено, о каких-таких комиксах… А когда сообразил, то не стал белениться, доказывать: я же, мол, никакой не Чингисхан, и про комиксы те я ни сном и ни духом… Он, когда сообразил, ответил попросту и по-деловому:
— Я тут у вас давеча программу-писателя находил, якобы под Достоевского. Время тогда было (как раз длительная операция шла), я и задал ей кой-чего. Про тараканов. Вот, теперь пригодилось. Так что они там сейчас на «Вервольфе» имеют удовольствие читать роман в сто двадцать печатных листов. «Наступление и уползание».
А Изверг не слушал, будто не сам же спросил. Изверг оттолкнулся от кресла и вновь принялся бродить по рубке.
— Вот летаем мы по всей Галактике, — сообщил он вдруг ни с того ни с сего, — и все-то у нас передовое-навороченное: субмолекулярный синтез, сопространство, гравигенераторы… А всякий раз, как звезданет в темечко жареный петушок, приходится вспоминать древности. Морзе еще что; мне случалось и огонь трением добывать…
Он помолчал немного, потом сказал:
— Ну-с, ладушки. Гарантии, что наша хитрая затея выгорела, покуда нет — может, «Вервольф» с нами в притворяшки играет… А только при любом раскладе пора гасить защитное поле: еще маленько, и энергоресурс мы уже не восста…
Что-то произошло. Чинареву показалось вдруг, словно бы он, студент-практикант Чинарев, на самом деле не студент и не практикант, а таракан; и блокшив, который вокруг, никакой не блокшив, а контрабас, и по контрабасу этому снаружи пнули рейнджерским тяжеленным ботинком. В следующий миг неведомая могучая сила вышвырнула студента-таракана из кресла, и он забарахтался на упругом псевдоковре, сам толком не понимая, хочет ли ввинтиться в неподатливую упругость, оттолкнуться ли от нее, вскочить…
Наверное, он все-таки пытался вскочить — потому что именно это и сделал в конце концов.
Блокшив колыхался, как лодка на мелких суетливых волнах; стоять на дергающемся полу было трудно, и Чин, прежде чем попытаться сообразить что к чему или хоть испугаться толком, шатнулся обратно к креслу и оперся о спинку.
Тут же выяснилось, что силой, выбросившей студента из ложеподобного амортизатора, был Изверов. Теперь линкор-капитан восседал на освободившемся месте и руки его шныряли по контактору, как перепуганные пауки.
— Это уже не торпеда, — бормотал Изверг. — Это корабль, и неслабый. И со стороны родимой колыбели Человечества. Если тем парализованным сволочам прислали подмогу, мы покойники…
«Вервольф» на дисплее опять стал бесформенным пятнышком в рамке целеуказателя, а левее и выше этой рамки объявилось нечто каплеподобное, растущее, близящееся…
А потом…
Без малейшего перехода картинка на мониторе сменилась какой-то плешивой щекастой личностью в мундире караван-командора.
— Правительственный спэйсрейдер «RB-08» вызывает блокшив номер семь-семнадцать, — сказала личность на глобаллингве официальным голосом и тут же резко переменила тон: — Виктор, слышишь меня?
— Слышу и вижу, — медленно, едва ли не по слогам выговорил Изверг тоже на глобале. — Здравия желаю, господин, если не ошибаюсь, все еще ответственный уполномоченный… Знаешь, Гарви, я тут на своей дальней периферии, кажется, малость подвыпал из курса дел. Представь, я упустил сообщение о снятии запрета на сопространственное шныряние по Системе.
Щекастый караван-командор Гарви заметно смутился:
— Запрет не снят. Верней, снят, но только для… В общем, ввиду особых обстоятельств…
— Ах, особых? Ладно, об этом потом, — Изверов дернул рукой, словно бы муху от лица отогнал. — Тут рядом болтается в коме посудина Лиги, так на нее нужно срочно отправить спасателей. И арестную группу тоже: за нападение на старт-финиш-диспетчерскую и… гхм… применение сопространственных средств в пределах… гхм… если это еще считается преступлением.
Командор смущался все заметнее.
— Конечно, считается, — бормотал он, — но это был экстренный случай. Маневры. Точнее, проверка. Лига очень любезно предложила нам свой корабль-диверсант для проверки защищенности станций… Точнее, одной станции… В общем, судя по их состоянию, ты блестяще выдержал… то есть справился… В общем, готовь шлюз для швартовки, я все объясню на борту.
Обнаружилось, например, что в рубке горит свет. Настоящий. Теплый и яркий. До того теплый и яркий, что в Чиновой голове даже трепыхнулось оптимистичное подозреньице: уж не было ли все предыдущее гаденькой заморочкой под названием «учебная тревога»?! Окрыленный студент обернулся, вознамерившись было требовать объяснений у господина линкор-капитана, да так и замер с вывернутой шеей и приоткрытым ртом.
Господин линкор-капитан изволил стоять в расслабленно-небрежной позе, привалясь к стене и устремив пооловянневший взгляд на нечто, взгляду простого смертного не доступное. А еще господин линкор-капитан, оказывается, вполголоса напевал. То есть Чин, конечно, пение услыхал не вдруг; Чин, конечно, слышал близкое пение и до того, как вздумал нашаривать взглядом аса практической космонавтики. Но ему (Чину) даже в голову не пришло заинтересоваться, откуда оно доносится. Мало, что ли, в рубке динамиков… И точно так же еще мгновенье назад в Чинову голову не могло бы вкрасться, будто ас, ветеран, линкор-капитан, голодный удав и прочее, объединенное собирательным названием «Изверов», может обладать вполне профессионально поставленным голосом.
Прощая нам безумственные шалости,
Жизнь нас не отпускает до сих пор,
Хотя частенько от беззубой старости
Нам ворожила залпами в упор.
И мы все бесшабашней нарываемся,
Но поддавки со смертью нам не в честь:
Мы, жить привыкнув, крепко сомневаемся,
Что можем нашей жизни надоесть.
Перехватив взгляд Чинарева, Изверг, похоже, смутился. Смущение по-изверговски вылилось в совершенно волчий оскал и задиристый вопрос:
— Чего таращишься? Думаешь, исключительно только хакерам дозволяется иметь… как это… разносторонние увлечения?
Чин смолчал, лишь произвел бровями некое движение, трудно переложимое на слова.
— Ты, кстати, удосужился заметить, что у нас опять горит свет? — Изверов продолжал камуфлировать замешательство, и поэтому голос его был на редкость злобен и неприятен. — Знаешь, что это значит?
Чин отвернулся (шея затекла до ломящей боли, а охоты играть в стоика отчего-то не было никакой). Экс-космоволк воспринял его поступок по-своему:
— Не знаешь… Так вот: экономящий режим кончился. Начался аварийный. По мнению автора алярм-программы, спасаться удобней при качественном освещении. И подыхать — тоже. А экономить все равно уже почти нечего.
Снова тряхнуло; снова в попытке что-то там доложить панически взвизгнул комп.
Изверг не без труда подавил зевок и сообщил:
— Следующего удара мы с тобой уже не заметим. Понял? Тогда изволь-ка поторопиться.
И тут же, словно бы дождавшись заветного руководящего слова, дисплей победоносно высветил огромное «100% ».
— Is done. Ваш выход, учитель!
Чин хотел сказать это браво и одновременно насмешливо, как полагается говорить видавшему любые виды тертому мужику в минуты — эка невидаль! — смертельной опасности.
Хотел, но не смог.
Потому что именно теперь вдруг разом, с головой ухнул в темный, душный, отвратительный страх. Потому что именно теперь с непрошибаемой ясностью осознал: последняя надежда, последний выдуманный Извергом шанс рассчитан на то, что милостивица-судьба послала им в противники идиотов. А судьба не бывает щедра на милости, как не бывает и придурков на службе Лиги — это-то Чин в свои двадцать с коротким хвостиком лет знал крепче, чем дважды два.
А еще он вдруг понял, почему старый мудрый Изверг с самого начала всего этого сумасшествия ведет себя ТАК (ну, будто бы действительно теперь самое главное — не заснуть). Нет, ас космонавтики вряд ли жалел неопытного сопляка. Просто неопытный сопляк был нужен ему работоспособным, а не… а не таким, как сейчас.
Увы, Виктор Борисыч, подыссякло эффективностью ваше лекарство. И тут же, почуяв слабину, лавиной обрушилось на дуреющего студента почти физическое ощущение черной вымороженной пустоты там, за обшивкой полусписанного в утиль экс-геройского корабля, — вселенски самоуверенной и вселенски же беспощадной пустоты, выжидающей лишь какой-нибудь ерундовины, предлога, повода какого-нибудь, чтоб единым духом сглотнуть затхлый тараканий мирок блокшива семь-семнадцать. С натужным стенанием поддадутся, вспучатся переборки, суетливым гадючьем ринутся по ним извивистые трещины, мелькнет в разломах бахрома оборванных проводов, шлангов, бездонная мешанина ледяных звездных игл и ледяного мрака — мелькнет все это и сгинет в круговерти грязно-белых пушистых хлопьев, которыми обернется воющий от ужаса, удирающий воздух… И весь этот стон-вой-треск до почти полной неслышимости забьет мокрые отвратительные хлопки…
…Вводная лекция по дисциплине с зуболомным названием «Теория и практика обеспечения жизнедеятельности экипажей космических аппаратов». Лектор — сухощавый, похожий на Дон Кихота фрегат-капитан Буш с копьеподобной указкой в руках. Демонстрационный стенд: маленький стеклянный сосуд, в нем белая мышь, микрофон, что-то еще; рядом — гигантский керамопластовый бак, к которому мышиное обиталище подсоединено трубкой с отсечным клапаном. Лекторский голос — бесстрастный, скучающий: «Этот примитивный опыт поможет вам раз и навсегда уяснить подлинное отношение космоса к любому живому организму. Здесь (коротко подстриженные ногти торкаются в стекло) нормальное атмосферное давление. Здесь (указка звучно щелкает по керамопласту) вакуум. Прошу наблюдать…» Лекторская рука неторопливо тянется к клапану…
Студент Чинарев сидел в первом ряду. Он хорошо видел все — до того самого мига, когда под резкое «чмок!» стекло сделалось равномерно красным и непрозрачным.
И теперь практикант Чинарев последние недопарализованные отблески умения мыслить тратил на отчаянное самоутешение: деструкторный удар по беззащитному кораблю — это ерунда, это нестрашно. Это — сразу на атомы… на электроны… вдрызг… безо всяких там…
Чин даже позабыл освободить Изверову место перед контактором. Впрочем, хоть бы и не забыл — все равно не успел бы. Бравый экс-космоволк в два шага оказался рядом и… Это уже мгновением позже студиоз сообразил, что Изверг прямо с ходу плюхнулся задом на правый подлокотник и оперся рукой на левый. А сразу Чин понял только одно: он (Чин то есть) почему-то вдруг оказался у Виктора Борисовича под мышкой. Скрюченным оказался, вдавленным в кряхтящие от натуги амортизаторы и напрочь обездвиженным — разве только моргать еще более-менее удавалось. Ну и дышать. Слегка.
— Тэк-с. Как говорится, с Богом!
Пальцы правой Изверговой руки деловито заметались по сенсорам.
Дисплейная картинка звездного неба вдруг словно бы сорвалась с экрана и метнулась Чину в лицо — тот дернулся, но отшатнуться не получилось (строго говоря, не получилось даже толком дернуться).
Ничто, конечно же, ниоткуда не срывалось — просто комп наращивал разрешающую способность следящих сканеров. Малоприметное пятнышко в центре изображения выпучилось за пределы рамки целесопровождения, растопырилось почти что на весь экран…
Нет, не был он похож на клювастого летуна, этот хищный стервятничек Лиги. Зализанные сегменты корпуса, решетчатые лепестки сопространственных парусов, два фасетчатых округлых бугра на лобовом обтекателе (генераторы защитного поля?) и торчащие над ними длинные гибкие антенны… Сложенные под брюхом рычаги мощных швартовочных захватов… Таракан. Гигантский таракан, ощеренный жвалами деструкторных батарей. На них что-то посверкивало, на жвалах этих, поблескивало жидко и страшно, как подтеки ядовитой слюны…
— Блеск видишь? — рассеянно бормотал Изверов. — Перенакачка, вторичные разряды. Единственное, что мы можем засечь. Остальное комп дорисовывает сообразно данным из банка памяти.
С мимолетным изумлением Чин вдруг осознал, что бесцветная скороговорка линкор-капитана исподволь возвращает ему, Чину, способность думать не только о том, успевает ли человек что-либо почувствовать в эпицентре деструкторного разряда. Что ж, спасибочки, Виктор Борисыч; будьте любезны, не затыкайтесь, пожалуйста…
Нет, Виктор Борисыч затыкаться не собирался:
— …скудноваты, надо сказать, данные-то. Фрегат земной, наш, человеческий, а о флерианских «монстрах» да «пожирателях» мы куда больше зна… Так, где тут твое творчество? — Поверх тараканьих абрисов «Вервольфа» проросло блеклое дерево каталогов; курсорная мартышка вопросительно застыла на разлапистой ветке. — Это? Ни черта себе! А попроще было нельзя? Ладно, все едино уже поздно передел… ч-черт… Ладно. Следи: вдруг да ошибусь в чем-нибудь. Значит, ЭМИ-удар по сенсорной (для верности) команде, скажем, «F»; передача файла… как ты его — «ТАРАК»? Премиленькое название… Значит, по той же команде с задержкой… Двадцати миллисекунд, наверное, хватит… Теперь наводка…
Путаница компьютерных каталогов сгинула; овал целеуказателя метнулся по насекомой образине «Вервольфа», замер на одной из антенн, полыхнул слепящим багрянцем…
А Изверов бубнил озабоченно:
— Нет, знаешь, давай-ка для страховки врежем сразу по обеим. А то кто его знает — может, коми неточно домысливает…
Под новую сверчковую трель сенсоров командная строка в нижней части экрана пошла споро набавляться в длину. И тут Чинарев, пытавшийся дисциплинированно исполнять указание про «следи, вдруг ошибусь», опять попробовал дернуться. Ему показалось, будто линкор-капитан Виктор Борисович делает не то, о чем говорит. Верней, НЕ ТОЛЬКО то.
Ни голос, ни поведение Изверга, сосредоточенно вводящего последние коррективы в команд-программу, почти что не изменились. Единственно только левая пятерня экс-космоволка отпихнулась от подлокотника и намертво прилипла к чинаревской физиономии.
Вот теперь-то студиоз утратил возможность и дышать, и моргать, и видеть. Причем даже для обладателя древнегреко-египетской мускулатуры шансы вырваться из этой мертвой хватки равнялись нулю — оставалось лишь верить, что Изверов не вздумал на последних минутах жизни попробовать себя в роли садиста-душителя.
Пощелкивание сенсоров еще некоторое время продолжалось в прежнем неслабом темпе. Затем вдруг настало мгновение тишины; затем послышалось Извергово: «Ч-черт, а ведь это действительно ого-го… Но все равно — выводы с экрана убрать, доложить через саунд. Экшн!» И тут же — знакомо дерущий по слуху взвизг компьютера и новое «Ч-черт!» экс-космоволка. Не требовалось обладать талантами Шерлока Холмса для понимания: комп докопался до чего-то важного, а Изверг забыл, что комповский саунд миражит на недоступной восприятию частоте.
Потом Изверов сказал с какой-то глуповатой торжественностью: «Н-ну, все. Пришло время команды „F"».
Одиноко, но четко, с оттяжечкой «кликнул» сенсор, стрекотнул и заткнулся системный блок, и тут же, в ответ на это «кликанье» и на этот стрекот где-то в самом нутре бывшего LB-77 что-то простонало, но не как раньше, не жалобно, а победно, весело, злорадно даже; потом еще раз коротко стрекотнула системка, и Изверг чуть слышно выдохнул: «Порядок. Что могли, мы сделали».
Пальцы левой линкор-капитанской руки немного раздвинулись, освободив Чиновы нос и глаза. Студент-практикант, фигурирующий в официальных документах под фамилией Чинарев, получил возможность дышать.
А еще он получил возможность видеть дисплей.
Там, на стеклистом четырехугольнике не оказалось ни диверсионно-разведывательного таракана, ни звезд, ни целеуказателя, ни командной строки… Там оказались только чернота и нестерпимо горящая в этой черноте крупная надпись: «Цыц!!!»
Пятерня экс-космоволка как-то незаметно убралась, совсем отпустила. Чин невольно вдохнул — глубоко, шумно — и тут же указательный линкор-капитанский перст предупреждающе ткнулся в монитор. Чинарев истово закивал: дескать, не тупица, понял я, понял, молчу.
— Что могли, мы сделали, — повторил Изверг. — Теперь будем ждать результатов.
Он соскочил с подлокотника, принялся бродить по рубке — руки в карманах чуть ли не по самые локти, голова на каждом шагу мотается, словно бы жесткий мундирный воротничок не жилистую шею скрывает, а чахленькую пружинку…
Чинарев устроился поудобнее и стал ждать. Пан или пропал, грудь в крестах или голова в кустах… Что там еще напридумывала для такого случая посконная народная мудрость? И что все-таки успевает почувствовать человек, превращаясь в стайку резвящихся электронов? Э, неча головенку сушить — похоже, про «что чувствует» мы скоро дознаемся.
— Кстати… — вдруг забормотал линкор-капитан, бродя. — Или, может, не очень кстати… Или очень некстати… Я понял-таки, кто тыкался в твоих «таракашек-букашек». Точней сказать бы, не «кто», а «что». Впрочем, твоей вины тут процентов на девяносто: плохо знаешь стандартное бортовое обеспечение (про-граммист!) и привил здешним самообучающимся счетно-логическим умникам условный рефлекс реагировать на жаргон. В чиф-процессор, ведающий профилактикой жизнеобеспечения, зашито периодически отлавливать по всей борт-сети, накапливать и систематизировать информацию, касающуюся его профиля. Сансостояние среды нашего с тобой обитания к оному профилю относится однозначно. Вот он, процессор, очевидно, шарил, шарил, да и наткнулся (думать надо, как файлы называешь). Вот… Программа-поисковик расквасила нос об твой паролишко и, наверное, автоматом отапеллировала к центральному брэйну — как к самому умному из всех досягаемых дураков. А он, дурак-то, и рад стараться… Вот оттого, небось, все так по-идиотски и выглядит, — заключил Изверг, после чего сделал наиподлейшую из возможных подлостей: заткнулся.
Бог весть, сколько времени длилась похоронная молчанка. Наверное, не очень долго, потому что Чин все-таки не успел сызнова довести себя до отвратного потливо-трясучего страха. То есть он непременно успел бы, не вздумайся вдруг Изверову тихонько спросить:
— Почему ты не сопротивлялся?
Студент Чинарев приподнял голову:
— А?
— Почему ты не сопротивлялся, когда я зажал тебе рот?
— Я понял, что вы что-то затеяли и боитесь, как бы я сдуру не помешал, — ответил Чин, внимательно разглядывая свои колени.
Впрочем, он тут же оторвался от созерцания застиранного тканепласта и резко обернулся, едва не выпав из кресла. Но нет, это вовсе не дробь просыпалась на тонкую стальную катанку там, позади. Это рассмеялся Изверов.
— А из тебя может выйти прок, студиоз, — сказал линкор-капитан, трудно переводя дыхание. — Ладно…
Он еще раз прошелся взад-вперед, махнул рукой:
— Ладно, уже, наверное, можно… Так вот, во-первых: наш ЭМИ ни на миллисекунду не вывел из строя вервольфовские помехообразователи. Ты был совершенно прав: раз деструкторы неизвестной системы, вполне могло и прочее оборудование оказаться… Вот оно и оказалось.
Изверг глянул в пополотневшее Чиново лицо — и вновь сыпанула на тонкую сталь полная пригоршня мелкой трескучей дроби. Ну и смех же, однако…
— Погоди до смерти помирать. — Господин линкор-капитан самодовольно оскалился. — Слушай дальше. Капитан «Вервольфа» действительно ошибся, подведя свои зонды так близко. Он меня насторожил, понимаешь? Я сразу задумался: а зачем? И еще он не допер, что нарушать конвенции да пользоваться всякими там техническими новинками умеет не только Лига. Старт-финиш-диспетчерские — слишком серьезные объекты, чтобы… Ладно. В общем, у нас нашлось чем засечь его хитренькую подслушку и хватило мозгов не подать виду, что мы ее засекли. Так-то.
— Засечь что? — ошарашенно промямлил практикант Чинарев.
Изверг опять рассмеялся — на сей раз почти что по-человечески:
— Есть такая суперчувствительная лазерная штука, способная на расстоянии улавливать акустические колебания внутри корпуса чужого корабля. Это у них она есть. А у нас есть не менее чувствительная штука, способная обнаруживать действие ихней штуки. Это раз. А вот и два: контакт с супербрэйном у меня по правде замиражил, и сбой-вторжение в спасательную капсулу имело место, но возросшая частота саунд-сообщений чиф-компа — это не мираж. Это я сам. Нарочно. Понял, зачем?
До Чина медленно доходило.
Получается, что? Получается, Изверг спровоцировал вервольфовцев задействовать частотную дешифровку перехватываемой ими звуковой информации. КОМПЬЮТЕРНУЮ частотную дешифровку. Получается, перед командой «F» Изверг вовсе не позабыл, что саунд-контакт ненормален. И получается, что перед этой самой командой никакого важного компьютерного сообщения не было. Зато был истошный компьютерный взвизг… А сама команда «F» была просто-напросто отвлекающим маневром. Экс-космоволк Вэ Бэ Изверов перевел зараженную вирусом информацию в саунд-вариант и всобачил ее вервольфовцам через их же собственную подслушивающую аппаратуру — вот что получается!!!
Студент-практикант Чинарев хмыкнул. Потом еще раз хмыкнул. А потом медленно вытянул по направлению к Извергу кулак с до отказа оттопыренным большим пальцем.
— Да ладно тебе! — Изверг был явно польщен. — Еще не известно, сработало ли… Очередной (а по совместительству и последний) деструкторный удар должен был бы иметь место три минуты назад. Должен был иметь, но не поимел… только это пока ничего не значит.
Экс-космоволк подошел к все еще занятому Чином креслу и оперся локтями на амортизирующее подголовье. Некоторое время руководитель практики и практикант молча созерцали вновь прорисовавшийся на экране тараканообразный корабль. Тот был неподвижен (даже текучие отблески больше не играли на жвалах деструкторов), но это действительно пока ничего не значило.
— Торпедой его пощупать, что ли? — вздохнул Изверг.
Чинарев заломил бровь:
— Откуда торпеда? Вы ж говорили, что все наступательные системы…
— Ну, говорил. Но их было так много… И закоулков тут всяких до чертяческой бабушки… Было бы странно, если бы при демонтаже не затерялась пара каких-нибудь штук, правда?
Чин вознамерился изречь колкость на тему законопослушности, но пока он тужился выдумать что-либо по-настоящему остроумное, в разговор без спросу встрял комп.
На сей раз компьютер визжал как бы не еще омерзительнее, чем раньше. В ответ ас-космопроходец высказал несколько оригинальных соображений о том, кто, в каком состоянии и какой частью тела делал проклятого электронного идиота; затем с неменьшим чувством помянул выжившего из остатков ума старикашку, который сперва сам же сбивает несчастное электронное устройство с распереэтакого электронного толку, а потом опять-таки сам же раззевает свою поганую пасть на несчастную машину — такую дисциплинированную, такую исполнительную и такую долбаную в дьяволаискусителя душу мать. Затем он вздохнул и произнес горестно:
— Вот, студиоз, каковым образом имеет обыкновение проявляться мужичья истерика. Старею, однако… — Он снова вздохнул (как-то совершенно уж по-коровьи) и произнес устало:
— Саунд в нормальный темп-режим… э-э-э… экшн. И повторить последнее сообщение.
Щелкнуть каблуками да вытянуть руки по швам чиф-компу помешало единственно только полное и безнадежное отсутствие перечисленного. Зато уж тон компьютерного голоса, вновь сделавшегося доступным слуху, послужил бы великолепным аккомпанементом к стойке «во фрунт»:
— Повтор доклада ноль четыре ноль ноль десять сто два. Ноль три пятьдесят восемь десять сто два принято сообщение нижеследующего содержания: «SF-664 Вервольф-307. В ходе внеплановых учений не поддающаяся классификации паразит-программа заблокировала работу всех бортовых счетно-логических устройств. Ходовые системы, системы безопасности и жизнеобеспечения неуправляемы. Нуждаемся в экстренной помощи». Параметры гелиоцентрической орбиты передающего…
— Если у них действительно все блокировано да выведено, чем же они передают? — скорее всего, Чин адресовал свой вопрос не компу, а Изверову, но ответил ему именно комп.
— Передача ведется по двоичной кодовой системе Морзе примитивным радиопередатчиком искрового типа, — перебив сам себя, отчеканил электронный голос.
Изверг со злорадным удавьим шипением втянул воздух сквозь накрепко сжатые зубы и процедил — сквозь зубы же, будто бы челюсти его мертвой судорогой свело:
— Пе-ре-дат-чик… Удыбали какой-то генератор, наваяли на клеммы по проводку и кончиками один об другой ляп да ляп, ляп да ляп — вот те искровой, м-мать… Как мы в семьдесят восьмом, на «Глории». Только мы-то… — Он судорожно перевел дыхание и вдруг заговорил нормальным человеческим голосом: — Впрочем, нет. Мы тогда именно как эти сейчас. Не по указке Лиги, конечно, а во исполнение директивы Организации Объединенных Рас — всей разницы… Вервольфовцы там сейчас, небось, порнокомиксами любуются на всех мониторах?
Чин не сразу сообразил, что это, последнее, было именно спрошено и что спрошено это было именно у него, и о чем это было спрошено, о каких-таких комиксах… А когда сообразил, то не стал белениться, доказывать: я же, мол, никакой не Чингисхан, и про комиксы те я ни сном и ни духом… Он, когда сообразил, ответил попросту и по-деловому:
— Я тут у вас давеча программу-писателя находил, якобы под Достоевского. Время тогда было (как раз длительная операция шла), я и задал ей кой-чего. Про тараканов. Вот, теперь пригодилось. Так что они там сейчас на «Вервольфе» имеют удовольствие читать роман в сто двадцать печатных листов. «Наступление и уползание».
А Изверг не слушал, будто не сам же спросил. Изверг оттолкнулся от кресла и вновь принялся бродить по рубке.
— Вот летаем мы по всей Галактике, — сообщил он вдруг ни с того ни с сего, — и все-то у нас передовое-навороченное: субмолекулярный синтез, сопространство, гравигенераторы… А всякий раз, как звезданет в темечко жареный петушок, приходится вспоминать древности. Морзе еще что; мне случалось и огонь трением добывать…
Он помолчал немного, потом сказал:
— Ну-с, ладушки. Гарантии, что наша хитрая затея выгорела, покуда нет — может, «Вервольф» с нами в притворяшки играет… А только при любом раскладе пора гасить защитное поле: еще маленько, и энергоресурс мы уже не восста…
Что-то произошло. Чинареву показалось вдруг, словно бы он, студент-практикант Чинарев, на самом деле не студент и не практикант, а таракан; и блокшив, который вокруг, никакой не блокшив, а контрабас, и по контрабасу этому снаружи пнули рейнджерским тяжеленным ботинком. В следующий миг неведомая могучая сила вышвырнула студента-таракана из кресла, и он забарахтался на упругом псевдоковре, сам толком не понимая, хочет ли ввинтиться в неподатливую упругость, оттолкнуться ли от нее, вскочить…
Наверное, он все-таки пытался вскочить — потому что именно это и сделал в конце концов.
Блокшив колыхался, как лодка на мелких суетливых волнах; стоять на дергающемся полу было трудно, и Чин, прежде чем попытаться сообразить что к чему или хоть испугаться толком, шатнулся обратно к креслу и оперся о спинку.
Тут же выяснилось, что силой, выбросившей студента из ложеподобного амортизатора, был Изверов. Теперь линкор-капитан восседал на освободившемся месте и руки его шныряли по контактору, как перепуганные пауки.
— Это уже не торпеда, — бормотал Изверг. — Это корабль, и неслабый. И со стороны родимой колыбели Человечества. Если тем парализованным сволочам прислали подмогу, мы покойники…
«Вервольф» на дисплее опять стал бесформенным пятнышком в рамке целеуказателя, а левее и выше этой рамки объявилось нечто каплеподобное, растущее, близящееся…
А потом…
Без малейшего перехода картинка на мониторе сменилась какой-то плешивой щекастой личностью в мундире караван-командора.
— Правительственный спэйсрейдер «RB-08» вызывает блокшив номер семь-семнадцать, — сказала личность на глобаллингве официальным голосом и тут же резко переменила тон: — Виктор, слышишь меня?
— Слышу и вижу, — медленно, едва ли не по слогам выговорил Изверг тоже на глобале. — Здравия желаю, господин, если не ошибаюсь, все еще ответственный уполномоченный… Знаешь, Гарви, я тут на своей дальней периферии, кажется, малость подвыпал из курса дел. Представь, я упустил сообщение о снятии запрета на сопространственное шныряние по Системе.
Щекастый караван-командор Гарви заметно смутился:
— Запрет не снят. Верней, снят, но только для… В общем, ввиду особых обстоятельств…
— Ах, особых? Ладно, об этом потом, — Изверов дернул рукой, словно бы муху от лица отогнал. — Тут рядом болтается в коме посудина Лиги, так на нее нужно срочно отправить спасателей. И арестную группу тоже: за нападение на старт-финиш-диспетчерскую и… гхм… применение сопространственных средств в пределах… гхм… если это еще считается преступлением.
Командор смущался все заметнее.
— Конечно, считается, — бормотал он, — но это был экстренный случай. Маневры. Точнее, проверка. Лига очень любезно предложила нам свой корабль-диверсант для проверки защищенности станций… Точнее, одной станции… В общем, судя по их состоянию, ты блестяще выдержал… то есть справился… В общем, готовь шлюз для швартовки, я все объясню на борту.