Чилая Сергей. Донор

   - Ты лучше меня знаешь, ребенок, что из этого вышло. Ты всегда опаздывал. Нет. Ты слишком спешил. И с джазом, и с пересадкой сердца. Ты хотел быть первым, как-будто не знал, что страна, изнурявшая себя, на все новое всегда говорила "нет".
   - Неважно, Маня, спешишь ты или опаздываешь, когда тебя не ждут...
   Берега давно не было видно. Он посмотрел на себя, энергично плывущего кролем в теплой голубоватой воде, и ничего не увидел: тела не стало, кругом было море... Он перешел в новое агрегатное состояние. Ему захотелось оторваться от поверхности вод, и он тут же понял, что парит в воздухе, и что он опять молод и умен, и что теперь он может все, и что его желания, даже самые невообразимые, выстроились в ряд и только ждут команды. Он почувствовал такое нестерпимое, всепоглощающее любопытство к этому странному миру, к своему состоянию, своим еще не изученным возможностям и способностям, к неожиданным нездешним знаниям, которые уже открывались перед ним, что не стал противиться и перестал грести...
   Лишившись телесной оболочки, бесплотный БД стал воспринимать окружающее пространство, как информацию, как самого себя... Он теперь знал, что информация - это не знаки на бумаге или слова, пусть даже произнесенные... Это события, простирающиеся из прошлого в будущее, которые никогда не закончатся, потому что не имеют начала. Он сам теперь был информацией, ее носителем и потребителем. Он стал сообщением, репликой, морем, сушей, пространством, вселенной и чем-то еще, большим, чем вселенная... Он стал Мирозданьем.
   - Значит, можно формировать будущее! - подумало то, что осталось от БД и очень удивилось, и тут же вспомнило умницу Лемма: "Мир нужно изменять, иначе он неконтролируемо начнет изменять нас"...
   - Господи! - размышляла его проницательная душа. - Неужто надо откинуть сандали, чтобы появилось желание посмотреть на вещи с другой стороны, чтобы воспринять Мировой разум и включиться в него? Разве нет другого пути? - Он перемещался во времени и пространстве, ощущая, как жалкое и мятущееся существо по имени БД растворилось в Мирозданье и исчезло...
   - БД! - услышал он и, обернувшись, не сразу рассмотрел в сумраке придорожной корчмы двух молодых грузин, сидевших в углу за низким столом толстого дерева. Забытый запах молодого вина и горячего хачапури закружил голову. Он ухватился рукой за косяк, успев подумать, как нестабилен этот мир, и, сильно втягивая наздрями ресторанный воздух, двинулся к столу...
   - Здравствуйте, БД! - сказал Зураб. - Вот присоединился к Зяме... Он тут такие припасы сделал, поджидая вас, что впору открывать институт.
   - Здравствуйте, БД! - Зяма, толстый, как всегда, только с сильным запахом недавнего пожара в одежде, радостно смотрел на него и улыбался...
   - Давно вы так сидите, мальчики? - не очень удивился БД.
   - Ну, почти все время, - сказал Зураб и, подумав, добавил: - Здесь время течет незаметно, как вода в реке на равнине.
   - Китайцы говорят, если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть проплывающий труп врага... Вам никто не попадался? - Улыбнулся БД.
   - Пол здесь никогда не проплывет, - сказал Зураб, не глядя ему в лицо.
   - Хотите посмотреть склад? - Просил Зяма, поднимаясь. - Там у меня приготовлено лабораторное оборудование для вас.
   - Моица, Зяма! - сказал Зураб. - Подожди... Я знаю, что вас интересует, БД, - и замолчал, давая ему возможность увидеть все собственными глазами...
   Маленькая комнатушка в институтском вивариуме. Несколько человек лабораторной публики, сильно траченных временем и нищетой, вошедшей в привычку. Они говорили о чем-то, негромко и устало. Зазвонил телефон. Он звонил частыми тревожными звонками междугородной, но никто не хотел снимать трубку. БД тоже не хотел, потому что чувствовал беду, как чувствовала ее вся публика.
   - Горелик! - Сказал БД ватными губами, зная, что тот не слышит и не видит его. - Ответьте, пожалуйста!
   - Лаборатория! - привычно сказал Горелик в трубку и замолчал. Они смотрели на Горелика и ждали долго, пока он положит трубку на рычаг...
   - Зураб умер вчера в Москве. - Горелик уставился на редкую публику белыми глазами, будто на зрачках вызрели катаракты. Кто-то подставил ему стул. Он сел и замолчал.
   БД не выдержал:
   - Давайте, Горелик! Говорите! Мочи нет... Хотите, чтоб я вас стукнул?!
   - Хочу, - сказал он и заплакал, смешно засопев носом.
   Зураб шел ночной Москвой с очередной подружкой. Их остановил милицейский патруль, привязавшись к зурабовой внешности. Когда они начали бить его прямо на улице, он сорвал фуражку с головы одного из этих сукиных детей... Они отвезли его в отделении там продолжали с упоением избивать, а утром перевезли в вытрезвитель. Он был очень плох. БД это видел: огромная внутричерепная гематома давила на мозг, вдалбливая ствол вместе с дыхательным центром в позвоночный канал... К вечеру "скорая" перевезла его в больницу, где он пролежал двое суток в коридоре без операции, а потом умер.
   - Какого черта вас понесло в Москву, Зураб?
   - Я должен был кормить семью. Вам тоже досталось, БД, - печально заметил Зураб... Не надо было оставлять лабораторию...
   - Что?! - Взорвался БД. - Вы, грязные сукины дети, вытолкали меня!
   - Тогда вы говорили, что вас вышвырнули... А мы ждали, что взорветесь, наконец, пошлете всех и, как прежде, станете командовать... Но вы не захотели... Пойдемте, Зяма покажет свои владения. Здесь есть,.. - он странно помедлил, - система для консервации органов, комбинирующая перфузионный и бесперфузионный методы, как та, что придумали вы, а физико-химики потом собрали. А разница такая, как между бумажным змеем и истребителем...
   - Не такая уж и большая разница, - сказал БД. - Простите, мальчики. Это не научный визит... Мне пора...
   - БД! - Тяжело заныл Зураб. - Пожалуйста, взгляните. Очень вас прошу. Идея, может, и ваша, но странно реализована, будто делали ее не на земле. Только вы сможете ее раскачать...
   - Погоди, Зураб! - Встрял Зяма, ковыряя обгоревшую рубашку. - У меня ... ничего не было с Этери... ни с фентанилом, ни без... Она была... вашей подружкой... Это она пристроила нас сюда. Заходит... С Зурабом дружит... Готовит для вас здесь что-то вроде института...
   - А лабораторная публика, БД, любила вас гораздо больше, чем вы ее... стал не к месту сокрушаться Зураб. - А Пол, может, сильнее всех...
   - Поэтому вы так легко и просто расправились со мной, - перебил БД.
   - А вы обижались и надували щеки, если, не дай Бог, кто-то не выказывал сиюминутной преданности, - гнул свое Зураб.
   - Для погибшего от отека мозга, вы излагаете совсем неплохо.
   - Ваша школа... Вы говорили, что спешите... До свидания, БД! - сказал Зураб печально и положил Зяме руку на плечо...
   - БД! Вы слышите меня? - спросил знакомый голос. - Откройте глаза. Поднимите голову. С вами все в порядке...
   Причудливо расщепленная на фрагменты душа БД с трудом собиралась и возвращалась. Он вздрогнул и так же мгновенно, как недавно постигал свое новое бытие, понял, что безграничные возможности Вселенского Разума ничто без этого надтреснутого голоса с хрипотцой.
   - Отхлебните... это "Бурбон".
   - Этери? Мне плохо... Кажется, я умираю... Нет... я уже умер.
   - Вы не можете умереть, если вы В-вечный Жид.
   - Но не до такой же c-степени...
   - Сделайте еще глоток.
   - Н-не могу... Т-тошнит... Этери? Господи, хорошо, что п-пришла. Все эти годы я медленно умирал без т-тебя. П-пожалуйста, возьми меня за руку. Меня опять зовут куда-то...
   - Нет. Вы останетесь здесь. Выпейте виски, БД! Вам будет легче.
   - If I am spared several minutes... если мне суждено еще пожить, я хотел бы провести это время с тобой, Honey!
   Он почувствовал, что приходит в себя, потому что тело, которого не было все это время, появилось и стало болеть, и боль не позволяла ему идти туда, куда так настойчиво кто-то продолжал его звать за собой...
   - Honey! - Он еще с трудом ворочал языком. -- Н-никакая самая могучая реанимация не в состоянии сделать то, что можешь ты прикосновением, взглядом одним или звуком голоса... П-послушай... Меня мучают вопросы...
   - Не сейчас, БД. Лучше, я сама задам, - голос немного помедлил: Почему бы вам не согласиться с их предложением? Подождите, подождите. Не вскакивайте пока. - Женщина положила ладонь на лоб БД. - Сегодняшний мир устроен так, что ваше сотрудничество с этими... джентльменами будет расценено большинством, как чрезвычайно выгодная легальная сделка, в которой вы заработаете большие деньги, удовлетворите научное любопытство, что сжигает вас, и... сохраните лицо... Те двое, что приходили в лабораторию, теперь уважаемые люди. Один из них - большой чиновник.
   Она отвернулась и, сказав что-то бойцам-бандитам, смиренно стоящим поодаль, вновь обратилась к БД:
   - Вы видели устройство для консервации органов?
   - Вы полагаете, я смогу сохранить свое лицо, пусть даже изуродованным, п-помогая бандитам извлекать из живых людей органы а потом консервировать их, чтобы продавать?! М-мне к-кажется, что-то к-кровит в животе... Я н-не стал разглядывать ваше дерьмовое устройство... Не интересно. Я видел т-там грядки с грибами. Не помню, с какими, похоже, белыми и такими надежными, и удобными... для трансплантации... Их даже не надо консервировать, так их много... Там была еще кура, которая несла органы-грибы, почти готовые к пересадке.
   - Поезжайте в Ростов, БД, - мягко сказала женщина. - Там вы сможете закончить начатые работы, - и убрала руку, а он начал дергаться опять в припадке безмолвной ярости.
   - Хорошо, хорошо! - Остановила его женщина. - Не буду... Вставайте... Я провожу вас к подьезду.
   Он с трудом раздвинул пальцами веки: плохо одетая женщина с большой красно-синей клеенчатой сумкой на плече, незнакомое немолодое губастое лицо с мелкими темными веснушками на коротком носу, синее то ли от постоянного пьянства, то ли от побоев... Чем дольше смотрел БД, тем отчетливее сквозь синеву отечной кожи, ссадины, синяки и грязь проступали знакомые черты, словно два негатива в одном отпечатке или зубцы энцефалограммы, в которой медленные ритмы промодулированны быстрыми.
   "Не заботься о завтрашнем дне, - нашептывал ему кто-то в ухо, - ибо завтрашний день сам позаботится о себе: довольно для каждого дня беды его!".
   БД окончательно пришел в себя, когда нажимал кнопку дверного звонка.
   - Ты опьять выыпыл, Рыыжэнкый! Запах дорогого выыски! - запричитала Даррел. - Поглядыте, маальчикы, лубыымого отца. Я боюс, как рыба на лед, дать вам ообразоваье, а он пускает в выпивку всэ жалкиэ дэнги, которые платит Босс за ныкчеемный пээрэводы.
   "Кто этот наблюдательный сукин сын, - размышлял БД, - что однажды мудро заметил: "Гнев ослепляет, но не лишает дара речи"".
   - Поезжай, Рыжэнкый, своя мамочка Москву сыдеть там на шэе. Пуст она твэрдыт дозырованно целымы днями своим друзьям: "Мой сыын прэкрасны кыруург, добры ы ынтэллыгентны, а эты прыдуркы-латышы нэ дают эму опэрыыроват! Латышкый нэ знаэт! Будто он опэрыруэт языком!".
   "Странно! - думал БД, не слушая. - Почему она не обращает внимания на кровь и избитое лицо?"
   Он никогда не оправдывался, как никогда не обвинял ее в ответ и не пытался что-то обьяснить сыновьям.
   - Нельзя объяснять детям, что ты хороший и любишь их, - говорил он себе. - Это не терминологические категории и стилистически они будет звучать невыразительно, даже если ты умираешь от любви к ним...
   БД прошел в ванную и уставился в зеркало, сгорая от нетерпения, и отшатнулся: из зеркала на него смотрело усталое веснушчатое лицо, на котором не было ни крови, ни следов побоев...
   Глава 5. Профессор Филимон
   - Профессорский! - теребил меня Филипп Белозерский, по прозвищу Филимон, отрывая зубами с шампура кусок горячего шашлыка из молодого барашка. - Чтобы получить глобальный результат с искусственной кровью вы должны прекратить все остальные исследования в лаборатории, сберечь силы и заняться только этой проблемой. - Он обнял меня за плечи, тыча в ухо густой шевелюрой и не переставая жевать. - I am not going to show-off there. Как только вступит в силу государственная программа по фторуглеродам, ваша лаборатория первой получит финансирование, - продолжал грозить Филимон, выжидательно поглядывая на БД.
   - Сворачивать эксперименты, чтобы сберечь силы для занятий "кумысом", все равно что останавливать часы, чтобы сберечь время, - мягко отбивался я. - Я не могу прекратить работы по искусственному сердцу и трансплантологии, потому что они выполняются в рамках уже с-существующих государственных п-программ, за которые нам п-платят деньги. Что касается консервации органов, это не просто хобби, как вам кажется. Это...
   - Я знаю про вашу безответную любовь к консервации, - перебил он меня, совращая. - Через год-полтора мы будем лауреатами Государственной премии, обещаю, и тогда вы сможете заняться чем угодно.
   - Не горячитесь, Филюн.
   - Хотите, чтобы я пустил в бой Даррел? - грозил он, сознавая свое влияние на мою жену и тот прессинг, которому она может меня подвергнуть.
   Филипп был научным руководителем диссертации Даррел, и она была готова к любым подвигам ради него.
   - Your proffer if too problematical, - тянул я время, чтоб помягче сформулировать отказ.
   - It won't do us harm if we drink! - решительно сказал Филимон, зная, что под действием алкоголя я мягчаю душой и телом, и начал заряжать рюмки.
   Мы выпили. Я принялся за шашлык, а Филипп вновь пошел в атаку:
   - Осенью я собираюсь в Штаты и добьюсь, чтоб вас включили в группу.
   Это был беспроигрышный ход. Только идиот мог отказаться от подобного предложения, имея в перспективе Государственную премию и прочие фторуглеродные прелести.
   Независимо от моей воли рот открылся, чтоб произнести: "Годится!". Однако вместо этого я натужно выдавил:
   - If it seems too good to be true, it probably is.
   Филимон сделал вид, что оскорблен.
   - Сделам так, - примирительно сказал я, - : я создам рабочую группу из двух человек, которые будут заниматься фторуглеродами. Подключу к ним биохимиков и гистологов. Посмотрим, что из этого получится. Чтобы вам было совсем комфортно, забудем вашу байку про Америку.
   Мы сидели с Филимоном, двумя его приятелями - темными лошадками из Кутаиси, похожими на чикагских ганстеров, которых он представил как прокуроров, с Даррел и частью лабораторной публики, за великолепным грузинским столом в Кахетии, под тутовым деревом во дворе дома моего аспиранта Ираклия, по кличке Склифасовский. Его отец командовал отделом технического контроля, определяющим качество готовой продукции на местном винзаводе, и потому ни в чем себе не отказывал. Образ жизни винного командира распространялся и на сына, и я периодически пользовался этой волшебной вседозволенностью...
   Через двор протекал, шурша галькой, ручей с ледяной голубой водой. По пыльному двору - я никогда не мог понять, почему во всех грузинских дворах, самых богатых или, наоборот, самых образованных людей, такая невероятная неухоженность и грязь - разгуливали крупные белые куры и синие с красным индюки, один из которых уже полеживал в желтом ореховом соусе в глубокой тарелке тонкого фарфора с вензелями. С дерева на стол падали зрелые тутовые ягоды, похожие на глаза гигантских стрекоз, а шашлыки жарили и подносили...
   Чтобы получить легальный доступ к бесплатной кахетинской кормушке с прекрасным вином и ручьем посередине, Филя прямо на старте запросил к себе в команду Склифосовского.
   - Надеюсь, вы не станете возражать, Профессорский, чтобы Ираклюшка подключился к этой теме? - замурлыкал Филюн. - Его кандидатская диссертация будет готова через год, - подлил он масла в огонь.
   Я с удивлением заметил, как в сонных глазах Склифосовского что-то блеснуло, и не стал противиться.
   - Окей! С-склифосовский - ваш... Позже решим, чем он займется конкретно, - сказал я печально. - Не стану возражать против перфузионной консервации органов. Зураб ему поможет. Можете считать, что пропуск в Кахетию с лейблом "Вход всюду" уже п-приколот к вашему пиджаку... Пойдемте, п-познакомлю с родителями Склифасовского.
   Когда стемнело, мы с Лабораторной публикой пересели к ручью, а выше по течению расположились Склифасовский с отцом и Филимоном. Они ставили на блюдца с горящими свечами рюмки чачи и бутерброды с икрой и пускали вплавь по течению, а моя команда вылавливала, наслаждаясь прохладной кахетинской ночью, сменившей дневную жару, и необычным ритуалом выпивки. Общительный Филимон несколько раз принимался брататься со Склифосовским-старшим и, видно, не без пользы: периодически они отходили в сторонку и шептались.
   Высокий, с густыми волнистыми волосами, всегда в расстегнутом халате, Филипп стремительно шагал по длинному лабораторному коридору, где любил прохаживаться Гиви.
   - Похоже, ваше лицо искажено радостью очередного научного открытия, Филимон, - сказал я.
   Филипп стремительно приблизился и, обняв за плечи, потянул в кабинет.
   - Нам нужна глобаловка, Профессорский! - Бросил он привычное, и я стал опять жалеть, что ляпнул когда-то это, ставшее ненавистным мне слово.
   - До глобаловки пока далеко... Надо постараться избежать технических проблем... Наши посадки в экспериментах с "кумысом" в значительном числе случаев связаны с низким качеством фторуглеродной эмульсии... Есть анестезиологические и хирургические ошибки, но их немного, не возражайте, не много, не более семи процентов, хотя в эксперименте их могло бы быть больше, - в который раз твердил я Филиппу. - Почему бы вам не ставить эти опыты в Москве?
   - Вы отлично знаете, почему, - раздражаясь парировал Филимон. Тамошние волки приберут все к рукам, как только будет получен Результат...
   - ...и выкинут вас из кресла руководителя Программы, включив в с-списки на получение премии своих людей, - закончил я.
   Предупрежденный о визите ученым секретарем института, я с удивлением разглядывал странное трио в моем кабинете: маленький грузин средних лет весь в наколках, даже на веках, едва видимый из-под большой драповой фуражки, странно присел на корточках посреди кабинета, словно собрался снести яйцо; два других - с отчетливо русскими лицами, про которые Даррел говорит "мутные", уверенно расположились в глубоких кожаных креслах, высоко выставив колени. Эти двое были в черных костюмах и белых нейлоновых рубашках без галстуков.
   - Секретный базар, батоно Бориа, - сказал почти без акцента грузин на корточках и долгим взглядом уставился на дверь. - Эти пацаны, - он кивнул на сидящих в креслах мужчин, - из Ростова... - и помолчав добавил: - на Дону, а другой - из Москвы.
   - Выкладывайте, джентльмены, что привело вас сюда.
   - Вы занимаетесь консервацией сердца, Борис Дмитрич? - легко и непринужденно произнесла белая нейлоновая рубаха.
   Я не стал отвечать.
   - У вас хорошие результаты, как у американцев, - тянула рубашка, ерзая в кресле.
   - Не кроши батон, Егор! - сказала вторая рубаха. - Дело говори!
   И Егор профессионально и быстро сформулировал цель визита: создание подпольной лаборатории по консервации жизненно важных органов, предназначенной удлинить сроки их экстракорпорального хранения до пределов, позволяющих безопасные междугородные и межгосударственные авиаперевозки.
   - Похоже, вас устроил бы срок - я открыто улыбнулся при слове "срок" в трое суток с гарантированным восстановлением функции трансплантата после пересадки. Сегодня это невозможно, джентльмены... Ни за народные гроши, как в песне поется, ни на халяву, как говорят у вас.
   - Не спеши отказываться, доктор! - Вмешался Неегор. - Знал бы ты, какие бабки тут гуляют... Ростов не хуже Тбилиси... Через полгода решишь проблему и свободен, а счас позволь лабораторию подыбать.
   - Мой отказ продиктован не сложностью научной проблемы, - я не знал, как их называть: "джентльмены" не годилось. - С-смущает уголовный характер м-моих б-будущих действий...
   - Не по кайфу шуршишь! - Перебила меня ближняя нейлоная рубаха и встала. - Мы были в московских институтах. Ты нам нужен. Бабки подгоним - не устоишь. Машину-забугрянку купишь, хату, девок любых поиметь сможешь. А счас поехали обедать. В ресторане на Фуникулере стол накрыт.
   - Н-недавно меня с-склоняло... к-корешило, на вашем языке, к сотрудничеству КГБ. Организация, не в пример вашей, могучая и серьезная, и совсем не уголовная. Вы уже поняли, что я отказался, хотя прессинг был посильнее... Вы можете себе представить Вечного Жида в погонах? А на партийной работе или с пистолетом подмышкой? Это - не для меня, мужики, понуро ответил я, с трудом подавляя отчаянное желание согласиться, махнув на все рукой.
   "Стал бы заниматься чистой наукой за большие деньги. Похоже, перфузионные и бесперфузионные методы консервации исчерпали себя. Усложнение процедуры хранения органов не ведет к ее удлинению, - размышлял я, удивляясь упорству драповой кепки в попытке снести яйцо посреди моего кабинета. Решение проблемы где-то рядом... Оно уже почти поселилось во мне и свербит изнутри постоянно, требуя действий. Понадобится год-полтора серьезной работы... Взял бы с собой парочку персон из лабораторной публики..."
   Визитеры молчали и удивленно глядели на меня, а потом Неегор негромко произнес:
   - Ладно, доктор, собирайся, машина ждет. Стол накрыт в ресторане на горе, - и положил мне руку на плечо. - В кабаке договорим.
   - Вы зря т-тратите время, - грустно сказал я, снимая руку.
   - Посмотрим! - Незлобливо подвел итог встречи Неегор... Мы не ГБ... Нам не отказывают из-за соображений морального порядка. Увидимся...
   Вскоре стал ясно, что использование "кумыса", как искусственной крови, в экспериментах на животных не дает ответа на вопрос: можно ли применять ее у человека? Филимон нервничал, наши отношения стали портиться. Он сосредоточился на клинических исследованиях в Московских институтах. На конференциях по фторуглеродам Филипп начал публиковать програмные доклады, иллюстрированные результатами исследований, выполненных в Лаборатории. На источники он не ссылался.. Лабораторная публика заволновалась: некоторые из аспирантов теряли права на публикуемые Филиппом материалы - и требовала от меня ответных действий.
   На последней конференции в Пущино доброжелатели подсунули под дверь моего гостиничного номера предварительный список претендентов на Государственную премию по фторуглеродам. Меня в списке не было. Утром следующего дня я уехал в Москву и почти перестал встречаться с Филиппом...
   О "кумысе" и Филиппе в те времена писали много. Журнал "Огонек" почти в каждом номере выделял несколько страниц для очерков о "голубой крови". Однако вряд ли кто-то, кроме Филимона и меня, знал все в этой истории. Поэтому публикации носили характер science fictions с элементами тогдашнего отечественного детектива.
   После неудачных попыток использования искусственной крови у раненых солдат в Афганистане, этим вопросом стали больше интересоваться в ГБ, чем в научных кругах. Прессинг ЧК был сильным: меня несколько раз вызывали в Москву для бесед со вполне интеллигентными людьми, способными понять если не суть проблемы, то, по меньшей мере, ее прикладное значение. Несколько раз эти люди приезжали в лабораторию и задавали вопросы, нередко ставившие в тупик.
   Меня попросили написать об отношениях с Филиппом. Молодой человек в военной форме, с погонами полковника, дал несколько листов пронумерованной бумаги, ручку и терпеливо стал ждать. В голову не приходило ничего серьезного. Парень-чекист, я тогда еще очень удивился его молодости, странным образом действовал на нервы.
   - Мы с ним как-то сидели поздно вечером после долгой грузинской вечеринки в доме одного моего аспиранта и говорили о перспективах отечественной науки, - начал я. - Наша прекрасная страна, сказал я тогда Филиппу, не дает работать тем, кто может создавать что-то действительно серьезное и нужное людям. Мне кажется, у нас просто разучились отличать хороших людей от плохих, поэтому государство постепенно умирает.
   Полковник вытаращил глаза, но ЧК была уже не страшной. Я пытался растолковать ему не столько про Филиппа, сколько про то, что происходит со страной, в которой мы все живем, потому что полагал: от этих людей в будущем миропорядке будет зависеть многое.
   - В тот раз Филипп с-слушал меня вполуха, - начал увлекаться я воспоминаниями, - и вдруг совершенно не к месту заявил: "Я начал совершать ошибки, БД! Ошибку за ошибкой. Вы говорили, вам в таких случаях помогает Этери. Пусть она поможет мне...". Ваши ошибки, Филюн, сказал я ему, результат ваших собственных неуемных желаний, и чем больше вам удается заполучить, тем больше хочется. Этери не поможет. Она не реагирует на просьбы подобного рода. Это все равно, что просить что-то нужное и важное у дятла или утренней лужи, замерзающей под окном...
   - Кто такая Этери? - Оживившись, спросил полковник.
   - You see she's my girl-friend from an another planet, - ответил я, чтобы не развивать эту тему.
   Полковник сурово посмотрел на меня:
   - Постарайтесь сосредоточиться и напишите о ваших производственных отношениях с Белозерцевым, - он встал, сделав несколько шагов по комнате, видимо, собираясь выйти.
   У нас с ним не было производственных отношений. Мы были друзьями, занимались хирургической н-наукой, - продолжал выдрыгиваться я.
   Офицер резко повернулся, лицо его начало наливаться кровью.
   "Будь это год-два тому назад, мне не сдобровать, - подумал я. - Год-два назад я стоял бы перед ним на цыпочках и выкладывал все, что знаю. Дудки! напомнил я себе. - Четыре года назад эта служба потратила на меня несколько месяцев, чтобы получить согласие на сотрудничество, после моего резкого выступления на одной из конференций, но не смогла."