- Господи! - вспомнил вдруг он. - Если Компасова Неэтери появится в купе, старая мегера просто вышвырнет ее в окно или затолкает в багажный отсек под своей постелью.
   Он робко постучал и приоткрыл дверь купе: перед ним мелькнула пола дешевого фланелевого халата в горошек, обнажившая на мгновенье отвисший голый зад без мышц, прикрытый великоватыми колготками. Его обладательница разъяренно оглянулась и резко задвинула дверь.
   Он стоял в коридоре, потирая в раздумье лоб: отправляться в вагон-ресторан или попытаться еще раз проникнуть в купе за продовольствием и выпивкой, лежащими на его постели в бумажном мешке, собранном Барби.
   Посмотрев на свое отражение в темном окне, он постучал: за дверью была тишина. Поколебавшись, он отодвинул дверь: в нос ударил забытый запах давно не мытого старого тела и дешевого дезодоранта. Так пахли старики перед неотложной операций, когда их забывали помыть, прежде чем привязать к операционному столу.
   В вагоне-ресторане он заказал яичницу с ветчиной - свое любимое утреннее блюдо, в котором ему теперь отказывала Даррел, пугая холестерином... Он выпил почти полбутылки виски. Подошел официант. Не позволяя ему двоиться, БД спросил, с трудом выговаривая слова:
   - Если б-бы меня не учили п-понимать с-страсти Христовы, д-догадался б-бы я, кто б-больше любит Его - ревнивый Иуда или трусливый П-петр?
   Официант с уважением усмехнулся и предложил проводить в купе.
   - Н-нет, нет! С-спасибо! - забеспокоился БД. - Там в п-постели напротив лежит с-старая с-сука, к-которая тут же затолкает нас обоих в б-багажный отсек под своей к-кроватью и выдаст на границе, как к-контрабанду...
   БД стоял перед дверью купе, не решаясь потянуть ручку.
   - Представляю, как загустел воздух от запаха ее мощей, - грустно думал он. - Я не выдержу ночь напролет рядом со старой сукой...
   Он робко постучал, приоткрыл дверь и осторожно втянул носом воздух: пахло морем и утренним лесом, когда солнце еще не успела раскалить стволы сосен. Ему показалось, что он слышит волны, нежно перемещавшие песок - вдоль берега и пчел - над редкими кустиками молодой земляники в траве. Еще он почувствовал забытый запах юного женского тела, собравшегося в театр или на вечеринку и проводящего время после душа за макияжем...
   БД вошел и плотно прикрыл за собой дверь, чтобы не растерять запахи и звуки, сопровождавшие его, такие странные и непривычные для душного купе. Не гляда на старую суку, он быстро разделся и лег на удивительно прохладные крахмальные простыни.
   - Боженька! - сказал БД тихим шопотом. - Спасибо тебе. Не буду продолжать, ты и так знаешь, как нежно и трепетно люблю тебя... Пресвятая Богородица, приснодева Мария, всепрощающая заступница наша... - успел подумать он, прежде чем погрузиться в сон.
   БД проснулся, потому что старая сука включила свет. Он остался лежать лицом к стене, а потом опять задремал, побежденый алкоголем и ночью
   - БД! - услышал он над собой знакомый голос с хрипотцой и почти незаметным грузинским акцентом, и легкая женская рука привычно скользнула широко расставлеными пальцами в густую шерсть на груди. - Скоро граница. Придут таможенники с погранцами... Сначала русские, потом ваши латышские стрелки... Начнут мучительно долго рассматривать фотографию в паспорте, а вы начнете нервничать.
   БД повернулся.
   - Honey! - сказал он, разглядывая юную Этери, почти девочку, ту, что когда-то очень давно стояла в его кабинете и, переступая ногами, говорила: "Я Этери... Вы обещали отчиму взять меня в Лабораторию...".
   - Honey! Т-так давно т-тебя не было, настоящей. К-кто-то п-постоянно п-подсовывает твои с-суррогатные копии: Атра, Неэтери, п-пожилая женщина с с-сумкой, кем-то с-сильно п-побитая красивая девка, с которой мы з-занимались любовью вдвоем или втроем, а ты с-с-смотрела и улыбалась... Я вступил в третий п-период своей жизни... По цвету он т-темно-к-коричневый, как с-спелый б-баклажан, в отличие от двух первых: зеленого, я называл его Fresh - новичек в хирургии, и красного - Experimental Cardiosurgery. Этому третьему я не п-придумал названия... Видно, не с-слишком г-глубоко втянулся... Может, Vegetative period. Я - п-переспелый овощ на грядке, который забыли с-сорвать...
   - П-п-подожди, п-подожди.. Не т-так сразу... Я уже очень старый, инициатива д-должна исходить от меня... Есть несколько вопросов... очень важных... к-которые я п-постоянно задаю с-себе и не нахожу ответа. Я наделал к-кучу ошибок. Может быть, с-самая главная из них... - не с-следовало оставлять Лабораторию и б-бросать п-публику на п-произвол... Но и в моей сегодняшней растительной бизнес-жизни я п-продолжаю с-совершать ошибки... Я забываю или уже з-забыл все то, что умел и з-знал... чему ты м-меня учила... Я даже б-боюсь попробовать... Чужой и м-мудрый мир... Он не д-достижим... Любовь ушла... или я п-просто разучился любить... или исчерпал к-квоту на любовь. Очень сильно что-то б-болит, когда н-начинаешь вспоминать и анализировать...
   - БД! Что значит "что-то болит"? Вы же врач... - Ее ласки становились настойчивей и откровенней. - Поймите... Любовь - это не возвышенное состояние души, которым вы тешили себя... Рано или поздно, все равно: это только скрип кроватных пружин... и ничего больше.
   - Honey! Мне т-теперь не до любви... даже твоей... т-тем более - до ее определений... С-сегодня, или уже вчера, на Кузяшиной п-поминальной вечеринке, услышав твой голос за с-спиной, чуть не умер от с-счастья... или т-тоски... Не знаю... Однако через н-несколько минут я был почти уверен, что с-скорый п-поезд "Этери" ушел... и испытал облегчение.
   БД взял ее за руку и поднес к глазам, рассматривая как будто впервые и не понимая, как всегда, кто мог создать такое совершенство. Нежная кожа была гладкой даже в локтевых сгибах.
   - Я т-теперь очень п-прагматичен... - сказал БД и отпустил руку... Мне, п-по-прежнему, интересен только один человек - я сам... но я не могу п-понять его... К-как мне отыскать с-самого себя в этой п-пустыне бытия, если все время иду по с-собственному следу? Я знаю, что был п-предназначен для чего-то значительного... Предназначенье это с-сидит во мне и с-с-свербит... и н-неистово жжет душу... И я хочу, если еще не п-поздно, выполнить его... Потому что я с-слышу, как меня зовет т-труба... Она з-звучит п-почти н-не п-переставая, лишая п-покоя... П-почему ни музыка, ни т-теннис, ни к-клиническая хирургия, ни консервация и искусственные органы, ни филимонова "голубая кровь", ни боссов б-бизнес не с-стали главным делом моей жизни... Для чего я был рожден?
   - Как бы не пожалеть, когда прознаете все про себя...
   - Н-нет! Я не т-трушу, Honey. Я п-примерно догадываюсь, что там у меня внутри... К-кажется, у П-паскаля, да: "Во мне, а не в п-писаниях Монтеня с-содержится все, что я в них вычитываю...".
   - "Любознательность - та же суетность". Это тоже Паскаль, - быстро ответила Этери, и БД удивленно посмотрел на нее. Она улыбнулась:
   - Сейчас не время для вопросов. Скоро граница. Обнимите меня и поцелуйте... Нет... не сюда... Сюда! - Она часто задышала, привычно неуловимым движением избавившись от легких одежд, склонилась над ним, и розовые соски замерли у его губ...
   БД закрыл глаза и, осторожно обхватив сосок губами, втянул его в рот. Потом прислушался к себе и с ужасом понял, что в нем ничего не происходит. С таким же успехом он мог сосать леденец.
   - П-похоже, к-кто-то запер эндокринную к-кладовую, что расположена т-теперь в д-дальнем углу моего организма, и унес к-ключи... Мне даже не очень с-стыдно... К-кладовка в последнее время периодически приходит в негодность... Один ученый придурок написал в специальном журнале: "Это означает транзиторную невозможность достижения ригидности полового члена, достаточной для удовлетворения сексуальных потребностей партнерши...".Помнишь? К-каждый человек п-получает от Господа свое т-тело в рент и, если п-плохо или н-неправильно п-пользуется им, выселяется...
   - Вы когда-то говорили, БД, что любовь к мудрости не всегда взаимна, тихо ответила она.
   БД заглянул в глаза-блюдца с зеленой неспокойной водой и клочьями голубого тумана на поверхности и опять подумал об удивительном мастерстве Создателя, который легко и просто сотворил прекрасный скелет девочки-пришелицы, обтянул его нежной кожей, подложив немного подкожной клетчатки, чтобы скрыть ненужные анатомические детали, и убрал жир там, где эти детали следовало выставить напоказ...
   - Помните, что сказал Кузьма Константиныч, - Этери поглаживала твердый живот БД, легко касаясь жестких волос на лобке - barbed wire, - когда мы ужинали в пригородном ресторане, где останавливался Пушкин?
   - Да, да, чтобы с-сделать пи-пи... В честь этого с-события грузины возвели огромный б-бетонный с-сортир на два д-десятка персон, без удобств и п-перегородок, настолько удушающе вонючий, что с-смешанный запах к-кала, мочи и слабого раствора хлорной извести б-беспрепятственно п-проникал во все п-помещения ресторана...
   - Почему вы вдруг заговорили об этом? В вас поселился антигрузин?... спросила Этери.
   - ... к-который уживается с антилатышом, - сказал БД. - М-мне действительно п-перестали нравиться грузины, но еще не стали нравиться латыши... Удивительная сопричастность...
   - Но тогда вам нравилось там... Я говорю о ресторанчике... А грузины, БД, они - дети... Добрые, щедрые, всегда веселые и великодушные...
   - Они инфантильны, Этери.... Даже эта г-грузинская п-песня про Т-тбилиси... Песня, ставшая п-почти национальным грузинским гимном... Ее написал Бах...
   - Не может быть! Вы никогда этого раньше не говорили...
   - П-потому что любил... и п-почти все п-прощал... Вернешься к Компасу в Москву п-поставь Баха... К-концерт фа минор... восьмая часть - "П-пастораль" в с-соль миноре... и услышишь: Тбиии-ли-сооо... бда-да бда-да бдум бда-бда бдум-да бдум-да-даа...
   - П-почти в каждом грузинском интеллигенте отсутствует г-глубина, как, впрочем, и в н-нынешних латышах, - продолжал БД. - Глубина в к-культуре т-та, что остается в человеке, к-когда все выученное забыто... И поэтому в изменившихся обстоятельствах рафинированные г-грузинские интеллигенты ведут себя, к-как к-крестьяне из к-кахетинской деревни. А Б-б-бах... Он так г-глубок, что даже с-сегодня неизвестно, где у него дно.
   - А Кузьма Константиныч сказал тогда... в пригородном ресторанчике с большим многоместным сортиром: "Ты, Рыжий, как всякий настоящий интеллигент, по своему... - Этери улыбнулась... - мудак!"
   - Н-не может быть, чтобы я с-стерпел такую хамскую выходку!
   - Он умер. Давайте послушаем его... "Но ты к тому же еще и гад! сказал тогда Кузьма Константиныч. - Ты здоров. Тебя любят красивые бабы... Ты хорошо оперируешь... и мог бы своими руками вылечить тысячи больных, но ты предпочел копаться в экспериментальном говне обезьян и ослов, поскольку здесь тебе легче взобраться на самую высокую вершину и воссиять... над всеми..."
   - Н-нет! Это н-несправедливо... Honey! Кузяша... - сам м-мудак.. Ох... П-прости, К-кузеван... Я оставил к-клинику не из-за альпинистской т-тяги к вершинам с-славы... Я знал, что исчерпал с-себя там... А если честно, мне п-просто не п-позволяли реализовать с-себя.... Н-несмотря на чувство к-комфорта, какой-то п-победной и радостной, как н-наркотик, уверенности, ощущения с-собственного м-могущества в операционной ... что-то гнало меня дальше... в б-большую хирургию, в сердечную т-трансплангтологию, и этот п-призыв был настолько с-силен, что я не стал п-противиться... Защитив д-докторскую д-диссертацию, я с ужасом п-понял, что все мои усилия оказались н-напрасны: к-клинические п-пересадки сердца все еще были под з-запретом... Это был очень с-сильный и к-коварный удар, п-потому что был ударом изнутри, к-как всегда н-нанесенным любимой с-страной... Удар, принесший п-постоянную изнуряющую б-боль, о к-которой никому не расскажешь, п-потому что к-крови не видно... М-может, я слишком п-привередлив?
   - Тогда Кузьма Константиныч вам сказал: "ЗаткниебалоРыжий! У тебя прекрасная Лаборатория. Тебя знают и охотно публикуют... Ты вхож в узкий круг... Это и есть твоя жизнь... Чего тебе еще? Какие нахуйпредназначенья? Твои постоянныевыебыванияпро смысл жизни до добра не доведут!"
   - Что я ответил?
   - Вы сказали: "Разве ты, Кузя, сам никогда не задумывался над этими вопросами?"
   - Конечно, задумывался...
   - Ты получил ответы?
   - А кто мне их должен давать, как, кстати, и тебе? Кто? А задавал я нормальные человеческие вопросы, определяющие мою жизнь и влияющие на нее...
   - М-может быть, мое п-предназначение в том, чтобы з-задавать эти вопросы о смысле жизни? Н-нет... Это б-бы б-было слишком п-просто, - сказал БД, глядя, как тело Этери вдруг начало перемещаться от его ног к голове...
   - Или, может быть, проделав сложный и долгий путь от джаза к эксперименту, вы еще не нашли своего предназначенья и оно поджидает вас где-то, постукивая от нетерпения ногой об пол? - закончила за него Этери. Он увидел у своего лица подвздошные впадины ее живота с чуть трепещущей кожей и узкой полоской волос на лобке...
   - Honey! М-мое с-стратегическое м-место не может н-надежно функционировать, если заперта дверь г-гормональной к-кладовой... Я уже говорил: кто-то унес к-ключи...
   Этери перетекла на край постели и прижала подбородок к согнутым коленям.
   - Эти слова недостойны джентльмена... Прежде вы могли функционировать и с неработающей кладовой... Вам надо, чтобы вместо нескольких минут, отведенных для любви, я стала выкладывать то, чего сама не знаю... Чего не знает никто.
   - Д-даже Г-господь? Зачем мы тогда п-путешествовали в т-те миры, где, мне казалось, есть телефон, чтоб д-дозвониться к Богу?
   Там не отвечают на вопросы, там показывают...
   Что?! Что?
   То, что вы хотите увидеть или узнать, даже если сами этого не осознаете... Может быть, вы правы и эти вопросы следует задавать Господу... или самому себе...
   Поезд мягко стучал. БД прислушался: колеса тихонько выстукивали "Air on the G string" Баха в аранжировке Жака Лусье...
   - Вы теперь не Казанова, БД, - сказала она.
   - Я никогда и не б-был им, Honey. Я могу х-хорошо з-заниматься любовью только с любимой женщиной или если меня разбирает л-любопытство...
   - Любопытство?
   - Если мне вдруг до с-смерти надо знать, как эта женщина п-поведет себя...
   - И часто вас разбирало любопытство?
   - Раза т-три... или четыре?
   - Но вы до сих пор помните об этом...
   Он глубоко втянул ноздрями запах юной кожи и, чтобы сильнее и острее почувствовать его, приподнял стройные бедра, и погрузил лицо прямо в благоухающий сад, влажный после дождя... Он пребывал в овраге яблоневого сада, склоны которого были выстланы светлой нездешней травой, влажной и душистой, с преобладающим запахом неспелых яблок...
   Он пил эти запахи и вкус, и не мог напиться, все больше увязая в светлых травах оврага... И почувствовал, как не выдержав напора, рухнула дверь эндокринной кладовой, сорванная с петель, и гормоны хлынули мощно в кровеносные сосуды, вызывая нарастающий гул окрест, заставляя сердце выскакивать из груди, наливая пенис забытой силой и напрягая его до звона, такого сильного, что в ответ загудело, завибрировало тело девушки. Она привычно опустила веки и уткнула лицо в плечо, чтобы спрятать гримасу сексуального наслаждения...
   - Еще! - сказала она через несколько минут после того, как сперма стекла на живот БД, сразу став холодной... - Еще, БД! Еще! Ближе к старости вы стали делать это лучше..
   - Мне к-казалось... т-тебе не по д-душе эти монотонные с-сексуальные движения... Что до меня... - они п-просто утомляют...
   - А я думала всегда, что вы чрезмерно дорожите собственной спермой и не любите расставаться с ней, считая, что она такая же ценность, как вы сами...
   БД внимательно посмотрел на девушку:
   - П-по части ф-формулировок, Honey, ты стала с-совсем взрослой.
   - Я ушла из Лаборатории и как-то незаметно стала взрослеть... Менялись мужчины-грузины вокруг меня, любвеобильные и щедрые, менялась моя физиология, психология поведения. Но словарный запас остался вашим... Нельзя оставаться независимой от человека, если думаешь, действуешь и живешь его словарем...
   Два серых озера-глаза внимательно вглядывались в БД, все глубже проникая в него... Тонкие позванивающие руки-ручьи ласкали его тело все настойчией и требовательней, а бесконечно длинные ноги-реки вдруг переплелись вокруг его шеи, и он опять очутился в омытом дождями яблоневом саду с глубоким оврагом, и терпким запахом молодых яблок...
   Желание было таким сильным, что, казалось, гормоны стекают прямо на пол... Еще мгновение и сперма брызнет из уретры, как у Гиви, и пролетев несколько метров шумно шлепнется в вагонное окно... Он с трудом подавил эякуляцию... и остался с Этери в саду.
   Они бродили среди деревьев, взявшись за руки, как много лет назад -- по склонам гор летнего Бакуриани, забыв о друзьях, прождавших их целый день в ресторанчике на горной дороге... Они так сильно обгорели под высокогорным солнцем, что лица и тела покрылись ожогами, а на распуших губах выступил, похожий на цветную капусту болезненный герпес, мешавший целоваться...
   И тогда Этери, повернулась спиной, наклонилась, обхватив руками тонкий ствол молодой сосны и требовательно посмотрела на него, дерзко выставив попку... Вокруг сразу мощно загудело, будто поблизости стали звонить в большой колокол, и, не поглядев по сторонам, он приблизился к ней, раздергивая на ходу молнию на джинсах... Подрагивающий от напряжения пенис тупо тыкался в хорошо знакомые стринги-трусики в горошек, узкой полоской застрявшие в промежности под короткой юбкой странной ткани...
   Повозившись с полоской штанишек, Этери нетерпеливо сдвинула ее в сторону и, нащупав фаллос БД, замерла на мгновение, словно убеждаясь в его прочности, и, поводив окрест, стала медленно вводить в себя. Он рванулся, чтобы поскорее достичь пределов, но рука-ручей властно придержала его... Казалось, что путь в десяток сантиметров он преодолевал необыкновенно долго, словно шел пешком по Военно-грузинской дороге, мучительно сдерживая себя, а когда достиг цели, почувствовал, как погружается в водоворот, неотвратимо засасывающий его...
   - Кто сказал, что Моцарт стал Моцартом потому, что работал больше Сальери? - думал БД, выбираясь из глубин Этери... - Он не знал, что он Моцарт и многоходовые фортепианные сонаты, похожие на блюзы, выстроенные им, симфонии и концерты, охотно растаскиваемые современными композиторами на свежие музыкальные идеи, и божественные оперы, легко и непринужденно стекавшие с пальцев, едва касавшихся клавиш, лишь воспроизводили звучащую в нем музыку... Гений не может часами потеть над каждым тактом или фразой, изнурительно выстраивая очередной музыкальный отрывок, как почти постоянно выстраивает он сам, мучительно перебирая в мозгу модели консервации сердца в надежде набрести на единственную, обещающую неограниченное по времени хранение... - И тут же увидел незнакомую операционную и странный модуль неизвестного металла с вращающимися насосами и мерцающими цифрами дисплеев, басовито вздыхавший подле старенького клавесина.
   - Клавесин-то точно Амадеев, - подумал БД и, с уважением косясь на старинный инструмент, приблизился к модулю, уже зная, что незнакомый ящик реализовал в себе одну из его идей...
   Он не стал разбираться в путанице кабелей, тайгоновых магистралей, заполненных голубоватой жидкостью, и датчиков, дистальные концы которых напоминали разъяренного ежа, а попытался отыскать оксигенатор и сразу увидел большой прозрачный стакан трансформированного искусственного легкого, заполненый фторуглеродом, который медленно и трудно вспенивался кислородом... В стакане, полупогруженное в тяжелый опалесцирующий фторуглерод, лежало странное мышечное образование, розово-красное, чуть шероховатое и влажное, с пятью или семью отростками, напоминавшее хирургическую перчатку. Отростки заметно пульсировали и вся эта штука червеобразно сокращалась вместе с датчиками, укрепленными на поверхности...
   Удерживая боковым зрением Моцартов клавесин, БД жадно рассматривал модуль, понимая, что мышечное образование перед ним и есть та матрица-клон, что станет выращивать органы... Только когда осуществится ее предназначение?
   "Слишком много вспомогательного оборудования, - подумал он. Аппаратная перфузия здесь не нужна... Матка-грядка, похожая на перчатку, должна самоперфузироваться, как это происходит в целостном организме. Значит, лишнее убирается, а циркуляция крови станет осуществляться..."
   - БД! - услышал он. Этери стояла под яблоней и улыбалась...
   "Сейчас она повернется спиной, нагнется и, обхватив ствол руками, требовательно поглядит на меня..."
   Он шел к ней, ступая по зеленым похрустывающим яблокам, а когда подошел близко остановился и опустился на колени... Этери выпрямилась и прижалась к яблоне спиной... и на них просыпался мягкий дождь из неспелых зеленых плодов, глухо простучавший по головам... Он приспустил знакомые трусики и прижал лицо... Желание еще не пришло, но он готов был ждать вечность, стоя на коленях с вдавленным в чужую плоть лицом...
   Она начала проявлять нетерпение, требуя действий, но он не сразу понял это. А когда понял, то увидел толстую металлическую дверь своей биохимической кладовки, запертую на прочный засов...
   - Вряд ли мне удасться отворить ее сейчас, - промелькнуло в голове, и он спросил:
   - К-как там наши п-пограничниками, славные ребята? Где обещанные л-люди в ф-форме, Honey?
   Она сразу раскусила его:
   - Может быт, поменяемся местами?.. - Но, видя его нерешительность, повела плечами и выскользнула из объятий, распрямляя складки короткой юбки... - Погранцы и таможенники уже были... Сначала русские, потом придурки-латыши... Загадочно долго вертели в руках ваш паспорт, как солдатики в Шереметьево... А со старой сукой были любезны... Кто-то шутил, что латыши покрываются сыпью, беря в руки русский паспорт...
   - Т-ты не должна т-так говорить о л-латышах, Honey...
   - Вы-то сами говорите о них в сто крат хуже...
   - В-возможно, у меня есть основания. Я п-попал туда волею обстоятельств... Я п-претерпел от них д-довольно с-сильно... и, в-видимо, мне еще п-предстоит. Однако они дали мне к-кров, хлеб, работу, Даррел, наконец, и мне н-неприятно, к-когда другие г-говорят гадости о них... Пушкин написал в одном из писем: "Терпеть не могу свою родину, но обидно, когда это чувство разделяют иностранцы со мной...". Н-не хочу, чтобы ты с-становилась п-похожей, на тех придурков из к-команды Гамсахурдии, с к-которыми п-провела слишком много времени...
   - Не горячитесь, БД. Каждый имеет право быть придураком...
   - Даже этим п-правом надо п-пользоваться осторожно... - перебил он ее. - Я н-надрываю себе душу и опустошаю гормональную к-кладовку, чтобы угодить т-тебе, а любовь, п-похоже, уходит... уже ушла. М-может быть, м-мне не с-следовало это говорить, но н-не говорить еще х-хуже...
   - Простите, БД!
   Худенькая девочка-школьница с просветленным лицом исчезла, и рядом с ним в вагонном купе сидела пожилая, плохо одетая женщина со спортивной сумкой с надписью USSR.
   - Вы? - удивился он. - Тогда з-задам вопрос о будущих перспективах...
   - Знать прошлое - неприятно; знать еще и будущее - просто невыносимо, сказала она.
   - Н-надеюсь, вы не для т-того здесь, чтоб цитировать к-классиков...
   - Не для того, - улыбнулась женщина. - Но лучше формулировать никто не умел... Только Библия.... Вот, например: "Не бойся ничего, что тебе предстоит претерпеть. Будь верен до смерти, и дам тебе белый камешек, и на камешке имя новое написанное, которого никто не знает, кроме получающего".
   - Н-не п-п-понимаю... - признался БД.
   - Ты ж, поди, не в школе, милок, на уроке природоведения, где училка может растолковать про заданное даже самому непонятливому, - проговорила она простонародной скороговоркой и продолжила с завораживающей актерской выразительностью: - Вы сами найдете ответы... Многие вы уже нашли, но не сумели сформулировать... Если бы каждый знал свое предназначенье, все жили бы в раю... или аду... К счастью, большинство не обременяет себя подобными задачами... Может, уже знают, как знаете вы, но считают это не слишком серьезным или настолько свыклись, что не понимают, что уже действуют в соответствии с предназначеньем своим...
   - П-подождите! - попытался остановить ее БД.
   - У меня мало времени. Вам, как и прежде, придется постоянно делать выбор. Постарайтесь не ошибаться, потому как выбор велик. А с органами для трансплантации управляться научитесь... и скоро уже... Осуществится затея ваша... и не потому, что происхождением хороша, - она улыбнулась, - но благодаря собственной ценности... И не очень сожалейте, что бы ни стряслось... Этери ведь говорила вам про Вечного Жида... А чтоб защитить и чтоб помнил, камушек дам спасительный с именем получающего, как в Библии.
   -... И услышишь ты голос с неба, говорящий: напиши! - сказала женщина, легко поднимаясь с тяжелой красно-синей сумкой в руках. - И другой ангел выйдет из храма, взывая голосом великим и скажет: Пиши! Пиши..., что ты видел, и что есть, и чему должно произойти после этого...
   - П-про к-какой к-камушек вы говорите... и что на нем написано, и что п-писать?
   - Про камушек счас прознаешь. Вот он на койке твоей лежит, к стене прислонутый, в бумагу завернутый... - Она опять перешла на скороговорку. - А чиво писать, милок, ты сам знать должон... Тому не учат... - И, помедлив, добавила: - Начни с Нового Завета: "И теперь я сказал вам прежде, чем сбылось, чтобы когда сбудется, вы уверовали!"
   Он взял прислоненный к стене купе плоский предмет, снял бумагу, уже зная, что увидит под ней... Желтое небо на холсте без рамы, красная с синим трава и кипенно-белый силуэт покосившейся часовни с красной черепицей нефа, выбитыми стеклами-иллюминаторами и крестом, и негромкая музыка внутри, и пучок белого света от часовни, осветивший ночное купе... Но что-то изменилось на холсте... Свет, излучаемый часовней стал пронзительней и ярче, красная черепица нефа осыпалась, а предзакатный желтый фон потемнел, в нем прибавилось красного тона, обещая ветреную погоду назавтра.. Часовня накренилась так сильно, что, казалось, неминуемо упадет, и орган звучал тоскливо и громче обычного... Было что-то еще, что не давалось БД в ощущениях. Потом он понял: пейзаж стал тревожнее, как и музыка внутри часовни, в которой звучали тяжелые аккорды Largo "Зимы" из "The Four Seasons" Вивалди, заглушавшие сипение износившихся мехов...