---------------------------------------------------------------
В кн.: Роальд Даль. Убийство Патрика Мэлони
Москва: РИЦ "Культ-информ-пресс", СКФ "Человек", 1991
OCR, spellcheck: Alexandr V.Rudenko(вЁвторок, 10 липня 2001) avrud@mail. ru
---------------------------------------------------------------
Роальд Даль (Roald Dahl) [1916-1990] -- один из самых удачливых, как
говоритґся в аннотациях к его книгам, английских писателей. Удачливых в том
смысле, что ни одна его книга, ни один рассказ не оставались без внимания
критики и читающей публики. Лишь в одном ему "не повезло" -- русскоязычный
читатель с его творчеством практически незнаком. Несколько новелл,
опубликованных в советских газетах с 1962 по 1989 год, -- это лишь весьма
незначительная часть немалого наследия писателя, не дающая представґления о
его многообразной литературной деятельности...
Родители Роалъда Даля были норвежцами, однако роґдился он в Англии в
1916 году. По окончании школы в Рептоне поступил на службу в нефтяную
компанию "Шелл" и четыре года спустя был послан в Дар-эс-Салам; в годы
второй мировой войны был летчиком и учаґствовал в боевых действиях. Писать
начал в 1942 году. Уже первый сборник рассказов -- "Перехожу на приґем" --
принес ему успех.
Последующие книги Даля принесли ему славу мастеґра "страшных"
рассказов, отличающихся увлекательноґстью сюжета, неожиданной, но вместе с
тем логичной разґвязкой, оригинальным юмором, если и не "черным", то,
пожалуй, несколько суровым.
Как это ни странно, Роальд Даль проявил себя и как добрый сказочник. Он
сочинил несколько замечательных сказок, в которых нет ничего страшного, но
которые так же занимательны, как и его рассказы, и столь же попуґлярны среди
читателей многих стран мира -- как детей, так и взрослых ("Джеймс и
гигантский персик", "Чарли и шоколадная фабрика" и другие).
В настоящий сборник рассказов Роальда Даля вклюґчены тринадцать
рассказов из его книги "Кто-то вроде вас", впервые увидевшей свет в 1954
году. Кому-то эти истории покажутся лишь мастерски рассказанными
анекґдотами, у кого-то появится желание сравнить их с назиґдательными
новеллами,, весьма притом ироничными, ч кто-то, быть может, отыщет в них
стремление автора исґпытать своих героев в необычной ситуации и дать
читаґтелю возможность судить самому, уместен ли финал и по справедливости ли
он неизбежен. На в любом случае, надеемся, эти рассказы не оставят
равнодушным нашего читателя, который откроет для себя еще одного "забытоґго"
современного писателя.
Перевод И. А. Богданова
В кн.: Роальд Даль. Убийство Патрика Мэлони
Москва: РИЦ "Культ-информ-пресс", СКФ "Человек", 1991
OCR & spellchecked by Alexandr V. Rudenko (вЁвторок, 10 липня 2001 р. )
avrud@mail. ru
В комнате было натоплено, чисто прибрано, шторы задернуты, на столе
горели две лампы: одна -- возґле нее, другая -- напротив, где стоял еще один
стул. В буфете, у нее за спиной, были приготовлены два высоґких стакана,
содовая, виски. В ведерко были уложены кубики свежего льда.
Мэри Мэлони ждала мужа с работы.
-- Она то и дело посматривала на часы, но не с беспоґкойством, а лишь
затем, чтобы лишний раз убедиться, что каждая минута приближает момент его
возвращеґния. Движения ее были неторопливы, и казалось, что она все делает с
улыбкой. Она склонилась над шитьем, и вид у нее при этом был удивительно
умиротворенный. Кожа ее -- она была на шестом месяце беременности--
приобрела полупрозрачный оттенок, уголки рта разглаґдились, а глаза, в
которых появилась безмятежность, каґзались гораздо более круглыми и темными,
чем прежде.
Когда часы показали без десяти пять, она начала прислушиваться и спустя
несколько минут, как всегда в это время, услышала, как по гравию зашелестели
шины, потом хлопнула дверца автомобиля, раздался звук шагов за окном, в
замке повернулся ключ. Она отложила шиґтье, поднялась и, когда он вошел,
направилась к нему, чтобы поцеловать его.
-- Привет, дорогой, -- сказала она.
-- Привет, -- ответил он.
Она взяла у него шинель и повесила в шкаф. Затем подошла к буфету и
приготовила напитки -- ему покрепґче, себе послабее; и скоро она снова
сидела на своем стуле за шитьем, а он -- напротив нее, на своем стуле,
сжимая в обеих ладонях высокий стакан и покачивая его, так что кубики льда
звенели, ударяясь о стенки.
Для нее это всегда было самое счастливое время дня. Она знала -- он не
очень-то разговорится, пока не выґпьет немного, и рада была после долгих
часов одиночеґства посидеть и молча, довольная тем, что они снова вместе. Ей
было хорошо с ним рядом, и она чувствоваґла -- почти так же, как, загорая --
солнечные лучи, -- что от него исходит тепло, когда они оставались наедиґне.
Ей нравилось, как он сидит, беспечно развалясь на стуле, как входит в дверь
или медленно передвигается по комнате большими шагами. Ей нравился этот
внимательный и вместе с тем отстраненный взгляд его глаз, когда он смотрел
на нее, ей нравилось, как он забавно кривит губы, и особенно то, что он
ничего не говорит о своей усталости и сидит молча до тех пор, пока виски не
сниґмет хотя бы часть утомления.
-- Устал, дорогой?
-- Да, -- ответил он. -- Устал.
И, сказав это, он сделал то, чего никогда не делал прежде. Он поднял
стакан и разом осушил его, хотя тот был полон наполовину -- да, пожалуй,
наполовину. Она в ту минуту не смотрела на него, но догадалась, что он
именно это и сделал, услышав, как кубики льда удариґлись о дно стакана,
когда он опустил, руку. Он подался вперед, помедлил с минуту, затем поднялся
и нетороплиґво направился к буфету, чтобы налить себе еще.
-- Я принесу! -- воскликнула она, вскакивая на ноги.
-- Сядь, -- сказал он.
-- Когда он снова сел на стул, она обратила внимание на то, что он не
пожалел виски и напиток в его стакане приобрел темно-янтарный оттенок.
-- Тебе принести тапочки, дорогой?
-- Не надо.
Она смотрела, как он потягивает темно-желтый крепґкий напиток, и видела
маленькие маслянистые круги, плававшие в стакане,
-- Это просто возмутительно, -- сказала она, -- заґставлять
полицейского в твоем чине целый день быть на ногах.
Он ничего на это не ответил, и она снова склонилась над шитьем; между
тем всякий раз, когда он подносил стакан к губам, она слышала, как кубики
льда стукаются о стенки стакана.
-- Дорогой, -- сказала она, -- может, я принесу тебе немного сыру? Я
ничего не приготовила на ужин, потоґму что сегодня четверг.
-- Ненужно, -- ответил он.
-- Если ты слишком устал и не хочешь пойти куда-нибудь поужинать, то
еще не поздно что-то приготовить. В морозилке много мяса, и можно поесть, и
не выходя из дома.
Она посмотрела на него, дожидаясь ответа, улыбнуґлась, кивком выражая
нетерпение, но он не сделал ни малейшего движения.
-- Как хочешь, -- настаивала она, -- а я все-таки для начала принесу
печенье и сыр.
-- Я ничего не хочу, -- отрезал он.
Она беспокойно заерзала на стуле, неотрывно глядя но него своими
большими глазами.
-- Но ты же должен поужинать. Во всяком случае я что-нибудь приготовлю.
Я с удовольствием это сделаю. Можно сделать баранью отбивную. Или свиную.
Что бы ты хотел? У нас все есть в морозилке.
-- Выброси все это из головы, -- сказал он.
-- Но, дорогой, ты должен поесть. Я все равно что-нибудь приготовлю, а
там как хочешь, можешь и на есть.
Она поднялась и положила шитье на стол возле лампы.
-- Сядь, -- сказал он, -- Присядь на минутку. Только с этой минуты ею
овладело беспокойство.
-- Ну же, -- говорил он. -- Садись.
Она медленно опустилась на стул, не спуская с него встревоженного
взгляда. Он допил второй стакан и теґперь, хмурясь, рассматривал его дно.
-- Послушай, -- сказал он, -- мне нужно тебе кое-что сказать.
-- Что такое, дорогой? Что-то случилось? Он сделался совершенно
недвижим и так низко опуґстил голову, что свет от лампы падал на верхнюю
часть его лица, а подбородок и рот оставались в тени. Она увиґдела, как у
пего задергалось левое веко.
-- Для тебя это, боюсь, будет потрясением, -- заговоґрил он. -- Но я
много об этом думал и решил, что лучше уж разом все выложить. Надеюсь, ты не
слишком строґго будешь меня судить.
И он ей все рассказал. Это не заняло у пего много времени -- самое
большее, четыре-пять минут, и она слушала его очень спокойно, глядя на него
с ужасом, который возрастал по мере того, как он с каждым слоґвом все более
отдалялся от нее.
-- Ну вот и все, -- произнес он. -- Понимаю, что я не вовремя тебе обо
всем этом рассказал, но у меня просто нет другого выхода. Конечно же, я дам
тебе деньги и прослежу за тем, чтобы о тебе позаботились. Но не нужґно из-за
всего этого поднимать шум. Надеюсь, ты не станешь этого делать. Будет не
очень-то хорошо, если об этом узнают на службе.
Поначалу она не хотела ничему верить и решила, что все это -- выдумка.
Ей пришло в голову, что он, моґжет, вообще ничего не говорил и что она себе
все это вообразила. Наверно, ей лучше заняться своими делами и вести себя
так, будто она ничего не слышала, а потом, когда она придет в себя, ей, быть
может, нетрудно будет убедиться в том, что ничего вообще не произошло.
-- Пойду приготовлю ужин, -- выдавила она из себя, и на сей раз он ее
не удерживал.
Она не чувствовала под собой ног, когда шла по комґнате. Она вообще
ничего не чувствовала -- ее лишь слегґка подташнивало и мутило. Она все
делала механичеґски -- спустилась в погреб, нащупала выключатель, отґкрыла
морозилку, взяла то, что попалось ей под руку. Она взглянула на то, что
оказалось в руках. То, что она держала, было завернуто в бумагу, поэтому она
сняла бумагу и взглянула еще раз.
Баранья нога.
Ну что ж, пусть у них на ужин будет баранья нога. Она понесла ее
наверх, взявшись за один конец обеими руками, и, проходя через гостиную,
увидела, что он стоґит к ней спиной у окна, и остановилась.
-- Ради Бога, -- сказал он, услышав ее шаги, но при этом не обернулся,
-- не надо для меня ничего готовить.
В эту самую минуту Мэри Мэлони просто подошла к нему сзади, не
задумываясь высоко подняла замороженґную баранью ногу и с силой ударила его
по затылку.
Результат был такой же, как если бы она ударила его железной дубинкой.
Она отступила на шаг, помедлила, и ей показалось забавным то, что он
секунды четыре, быть может пять, стоял и едва заметно покачивался. Потом он
рухнул на ковер.
При падении он задел небольшой столик, тот переґвернулся, и грохот
заставил ее выйти из оцепенения. Хоґлодея, она медленно приходила в себя и в
изумлении из-под полуопущенных ресниц смотрела на распростертое тело,
по-прежнему крепко сжимая в обеих руках кусок мяса.
Ну что ж, сказала она про себя. Итак, я убила его. Неожиданно мозг ее
заработал четко и ясно, и это ее еще больше изумило. Она начала очень быстро
сообґражать. Будучи женой сыщика, она отлично знала, каґкое ее ждет
наказание. С этим все ясно. Впрочем, ей все равно. Пусть это произойдет. Но,
с другой стороны, как же ребенок? Что говорится в законе о тех, кто ждет
реґбенка? Они что, их обоих убивают -- мать и ребенка? Или же ждут, когда
наступит десятый месяц? Как они поступают в таких случаях?
Этого Мэри Мэлони не знала. А испытывать судьбу она никак не
собиралась.
Она отнесла мясо на кухню, положила его па протиґвень, включила плиту я
сунула в духовку. Потом вымыґли руки и быстро поднялась в спальню. Сев перед
зерґкалом, она припудрила лицо и подкрасила губы. Попыґталась улыбнуться.
Улыбка вышла какая-то странная. Она сделала еще одну попытку.
-- Привет, Сэм, -- весело сказала она громким голоґсом. И голос звучал
как-то странно. -- Я бы хотела купить картошки, Сэм. Да, и еще, пожалуй,
баночку гоґрошка.
Так лучше. И улыбка и голос на этот раз получились лучше. Она повторила
те же слова еще несколько раз. Потом спустилась вниз, надела пальто, вышла в
заднюю дверь и, пройдя через сад, оказалась на улице.
Еще не было и шести часов, и в бакалейной лавке горел свет.
-- Привет, Сэм, -- весело сказала она, обращаясь к мужчине, стоявшему
за прилавком.
-- А, добрый вечер, миссис Мэлони. Что пожелаете?
-- Я бы хотела купить картошки, Сэм. Да, и еще, пожалуй, баночку
горошка.
Продавец повернулся и достал с полки горошек.
--- Патрик устал и не хочет никуда идти ужинать, -- сказала она. -- По
четвергам мы обычно ужинаем не доґма, а у меня как раз в доме не оказалось
овощей.
-- Тогда как насчет мяса, миссис Мэлони?
-- Нет, спасибо, мясо у меня есть. Я достала из моґрозилки отличную
баранью ногу.
-- Ага!
-- Обычно я ничего не готовлю из замороженного мяса, Сэм, но сегодня
попробую. Думаешь, что-нибудь получится?
-- Лично я, -- сказал бакалейщик, -- не вижу разниґцы, замороженное оно
или нет. Эта картошка вас устґроит?
-- Да, вполне. Выберите две картофелины.
-- Что-нибудь еще? -- Бакалейщик склонил голову набок, добродушно глядя
на нее, -- Как насчет десерта? Что вы даете ему на десерт?
-- А что бы вы предложили, Сэм?
Продавец окинул взглядом полки своей лавки.
-- Что вы скажете насчет доброго кусочка творожноґго пудинга? Я знаю,
он это любит.
-- Отлично, -- сказала она, -- Это он действительно любит.
И когда покупки были завернуты и оплачены, она приветливо улыбнулась
ему и сказала:
-- Спасибо, Сэм. Доброй ночи.
-- Доброй ночи, миссис Мэлони. И спасибо вам. А теперь, говорила она
про себя, торопливо направґляясь к дому, теперь она возвращается к своему
мужу, который ждет ужина; и она должна хорошо его пригоґтовить, и чтобы он
был вкусный, потому что бедняга устал; а если, когда она войдет в дом, ей
случится обнаґружить что-то необычное, неестественное или ужасное, тогда,
понятно, увиденное потрясет ее и она обезумеет от горя и ужаса. Но ведь она
не знает, что ее ждет что-то ужасное. Она просто возвращается домой с
овощами. Сегодня четверг, и миссис Патрик Мэлони идет домой с овощами, чтобы
приготовить мужу ужин.
Вот так себя и веди, говорила она себе. Делай все правильно и веди себя
естественно. Делай все так, чтобы это выглядело естественно, и тогда совсем
не нужно буґдет играть.
Поэтому, войдя на кухню через заднюю дверь, она что-то напевала себе
под нос и улыбалась.
-- Патрик! -- позвала она. -- Как ты там, дорогой? Она положила пакет
на стол и прошла в гостиную;
и, увидев его лежащим на полу, скорчившимся, с выверґнутой рукой,
которую он придавил всем телом, она дейґствительно испытала потрясение.
Любовь к нему вскоґлыхнулась в ней, она подбежала к нему, упала на колени и
разрыдалась. Это нетрудно было сделать. Игры но понадобилось.
Спустя несколько минут она поднялась и подошла к телефону. Она помнила
наизусть номер телефона полиґцейского участка и, когда ей ответили, крикнула
о трубку:
-- Быстрее! Приезжайте быстрее! Патрик мертв!
-- Кто это говорит?
-- Миссис Мэлони. Миссис Патрик Мэлони.
-- Вы хотите сказать, что Патрик Мэлони мертв?
-- Мне кажется, да, -- говорила она сквозь рыдаґния. -- Он лежит на
полу, и мне кажется, он мертв.
-- Сейчас будем, -- ответили ей.
Машина приехала очень быстро, и когда она открыґла дверь, вошли двое
полицейских. Она знала их обоих-- она знала почти всех на этом участке -- и,
истерически рыдая, упала в объятия Джека Нунана. Он бережно усаґдил ее на
стул и подошел к другому полицейскому по имени О'Молли, склонившемуся над
распростертым телом.
-- Он мертв? -- сквозь слезы проговорила она.
-- Боюсь, что да. Что здесь произошло? Она сбивчиво рассказала ему о
том, как вышла в бакалейную лавку, а когда вернулась, нашла его лежащим на
полу. Пока она говорила, плакала и снова говорила, Нунан обнаружил на голове
умершего сгусток запекшейґся крови. Он показал рану О'Молли, который
немедленґно поднялся и торопливо направился к телефону.
Скоро в дом стали приходить другие люди. Первым явился врач, за ним
прибыли двое полицейских, одного из которых она знала по имени. Позднее
пришел полиґцейский фотограф и сделал снимки, а за ним -- еще каґкой-то
человек, специалист по отпечаткам пальцев. Поґлицейские, собравшиеся возле
трупа, вполголоса перегоґваривались, а сыщики тем временем задавали ей массу
вопросов. Но, обращаясь к пей, они были неизменно преґдупредительны. Она
снова все рассказала, на этот раз с самого начала, когда Патрик пришел и она
сидела за шитьем, а он так устал, что не хотел никуда идти ужиґнать. Она
сказала и о том, как поставила мясо -- "оно и сейчас там готовится" -- и как
сбегала к бакалейщику за овощами, а когда вернулась, он лежал на полу.
-- К какому бакалейщику? -- спросил один из сыщиґков.
Она сказала ему, и он обернулся и что-то прошептал другому сыщику,
который тотчас же вышел на улицу.
Через пятнадцать минут он возвратился с исписанґным листком, и снова
послышался шепот, и сквозь рыґдания она слышала некоторые из произносимых
вполгоґлоса фраз: "... вела себя нормально... была весела... хотела
приготовить для него хороший ужин... горошек... твоґрожный пудинг...
невозможно, чтобы она... "
Спустя какое-то время фотограф с врачом удалились и явились два других
человека и унесли труп на носилках. Потом ушел специалист по отпечаткам
пальцев. Остались два сыщика и еще двое полицейских. Они вели себя
исключительно деликатно, а Джек Нунан спроґсил, не лучше ли ей уехать
куда-нибудь, к сестре наприґмер, или же она могла бы переночевать у его
жены, коґторая приглядит за ней.
Нет, сказала она. Она чувствует, что не в силах даже сдвинуться с
места. Они очень будут возражать, если она просто посидит, покуда не придет
в себя? Ей дейстґвительно сейчас не очень-то хорошо.
Тогда не лучше ли ей лечь в постель, спросил Джек Нунан.
Нет, ответила она, она бы предпочла просто посидеть на стуле. Быть
может, чуть позднее, когда она почувстґвует себя лучше, она сможет найти в
себе силы, чтобы сдвинуться с места.
И они оставили ее в покое и принялись осматривать дом. Время от времени
кто-то из сыщиков задавал ей какие-нибудь вопросы. Проходя мимо нее, Джек
Нунан всякий раз ласково обращался к ней. Ее муж, говорил он, был убит
ударом по затылку, нанесенным тяжелым тупым предметом, почти с уверенностью
можно скаґзать -- металлическим. Теперь они ищут оружие. Возґможно, убийца
унес его с собой, но он мог и выбросить его или спрятать где-нибудь в доме.
-- Обычное дело, - сказал он. -- Найди оружие я считай, что ты нашел
убийцу.
Потом к ней подошел один из сыщиков и сел рядом. Может, в доме есть
что-то такое, спросил он, что могло быть использовано в качестве оружия? Не
могла бы она посмотреть: не пропало ли что, например большой гаечґный ключ
или тяжелая металлическая ваза?
У них нет металлических ваз, сказала она.
-- А большой гаечный ключ?
Кажется, у них нет и большого гаечного ключа. Но что-то вроде этого
можно найти в гараже.
Поиски продолжались. Она знала, что полицейские ходят и в саду, вокруг
дома. Она слышала шаги по граґвию, а в щели между шторами иногда мелькал луч
фоґнарика. Становилось уже поздно, часы на камине покаґзывали почти десять
часов. Четверо полицейских, осматґривавших комнаты, казалось, устали и были
несколько раздосадованы.
-- Джек, -- сказала она, когда сержант Нунан в очеґредной раз проходил
мимо нее, -- не могли бы вы дать мне выпить?
-- Конечно. Может, вот этого виски?
-- Да, пожалуйста. Но только немного. Может, мне станет лучше.
Он протянул ей стакан.
-- А почему бы и вам не выпить? -- сказала она. -- Вы, должно быть,
чертовски устали. Прошу вас, выпейґте. Вы были так добры ко мне.
-- Что ж, -- ответил он. -- Вообще-то это не положеґно, но я пропущу
капельку для бодрости.
Один за другим в комнату заходили и другие полиґцейские и после
уговоров выпивали по глотку виски. Они стояли вокруг нее со стаканами в
руках, чувствуя себя довольно неловко в ее присутствии, и пытались
произноґсить какие-то слова в утешение. Сержант Нунан забрел на кухню,
тотчас же вышел оттуда и сказал:
-- Послушайте-ка, миссис Мэлони, а плита-то у вас так и горит, и мясо
все еще в духовке.
-- О Боже! -- воскликнула она. -- И правда!
-- Может, я ее выключу?
-- Да, пожалуйста, Джек. Большое вам спасибо. Когда сержант снова
вернулся, она взглянула на него своими большими, темными, полными слез
глаґзами.
-- Джек Нунан, -- сказала она.
-- Да?
-- Не могли бы вы сделать мне одолжение и другие тоже?
-- Попробуем, миссис Мэлони.
-- Видите ли, -- сказала она, -- тут собрались друзья дорого Патрика, и
вы помогаете напасть на след человека, который убил его. Вы, верно, ужасно
проголодались, потому что время ужина давно прошло, а Патрик, я знаю, не
простил бы мне, упокой Господь его душу, если бы я отпустила вас без
угощения. Почему бы вам не съесть эту баранью ногу, которую я поставила в
духовґку? Она уже, наверно, готова.
-- Об этом и разговора быть не может, -- ответил сержант Нунан.
-- Прошу вас, -- умоляюще проговорила она. -- Пожаґлуйста, съешьте ее.
Лично я и притронуться ни к чему не смогу, во всяком случае ни к чему
такому, что было в доме при нем. Но вас-то это не должно тревожить. Вы
сделаете мне одолжение, если съедите ее. А потом вы можете продолжить свою
работу.
Четверо полицейских поколебались было, но они явґно уже проголодались,
и в конце концов она уговорила их отправиться на кухню и поесть. Женщина
осталась на своем месте, прислушиваясь к их разговору, доносившеґмуся из-за
открытых дверей, и слышала, как они немногословно переговаривались между
собой, пережевывая мясо.
-- Еще, Чарли?
-- Нет. Оставь ей.
-- Она хочет, чтобы мы ничего не оставляли. Она сама так сказала.
Говорит, сделаем ей одолжение.
-- Тогда ладно. Дай еще кусочек.
---- Ну и дубина же это, должно быть, была, которой этот парень ударил
беднягу Патрика, -- говорил один из них. -- Врач говорит, ему проломили
черен, точно кувалґдой.
-- Потому нетрудно будет ее найти.. -- Точно, и я так говорю.
-- Кто бы это ни сделал, долго таскать с собой эту штуку он не будет.
Кто-то из них рыгнул.
-- Лично мне кажется, что она где-то тут, в доме.
-- Да наверно, где-то у нас под носом. Как по-твоему, Джек?
И миссис Мэлони, сидевшая в комнате, захихикала.
Перевод И. А. Богданова
В кн.: Роальд Даль. Убийство Патрика Мэлони
Москва: РИЦ "Культ-информ-пресс", СКФ "Человек", 1991
OCR & spellchecked by Alexandr V. Rudenko (вЁвторок, 10 липня 2001 р. )
avrud@mail. ru
В тот вечер за обедом у Майка Скофилда в его лонґдонском доме нас
собралось шестеро: Майк с женой и дочерью, я с женой и один человек по имени
Ричард Пратт.
Ричард Пратт был известный гурман. Он состоял президентом небольшого
общества под названием "Эпиґкурейцы" и каждый месяц рассылал его членам
брошюрґки о еде и винах. Он устраивал обеды, во время которых подавались
роскошные блюда и редкие вина. Он не куґрил из боязни испортить вкус и,
когда обсуждали достоґинства какого-нибудь вина, имел обыкновение
отзыватьґся о нем как о живом существе, что звучало довольно забавно.
"Характер у него весьма щепетильный, -- говоґрил он, -- довольно застенчивый
и стеснительный, но безґусловно щепетильный". Или: "Добродушное вино,
благоґжелательное и бодрое, несколько, может, пикантное, но тем не менее
добродушное".
До этого я уже два раз обедал у Майка, когда у него был и Ричард Тратт,
и всякий раз Майк с женой лезли из кожи вон, чтобы удивить знаменитого
гурмана каким-нибудь особым блюдом. Ясно, что и в этот раз они не
соґбирались делать исключение. Едва мы ступили в столоґвую, как я понял, что
нас ожидает пиршество. Высокие свечи, желтые розы, сверкающее серебро, три
бокала для вина перед каждым гостем и сверх того слабый запах жаґреного
мяса, доносившийся из кухни, -- только от всего этого у меня слюнки потекли.
Когда мы расселись, я вспомнил, что, когда я был у Майка раньше, он оба
раза держал с Праттом пари на ящик вина, предлагая тому определить сорт вина
и год. Пратт тогда отвечал, что это нетрудно сделать, если речь идет об
известном годе. Майк поспорил с ним на ящик вина, Пратт согласился и оба
раза выиграл пари. Я был уверен, что и в этот раз они заключат пари, потому
что Майк очень хотел его проиграть, чтобы доказать, что его вино настолько
хорошее, что его легко узнать, а Пратт, со своей стороны, казалось, находит
нешуточное, истинґное удовольствие в том, что имеет возможность обнаруґжить
свей званая.
Обед начался со снетков, поджаренных в масле до хруста, а к ним подали
мозельвейн. Майи поднялся и сам разлил вино, а когда снова сел, я увидел,
что он наблюґдает за Ричардом Праттом. Бутылку он поставил передо мной,
чтобы я мог видеть этикетку. На ней было написаґно: "Гайерслей Олигсберг,
1945". Он наклонился ко мне и прошептал, что Гайерслей -- крошечная
деревушка в Мозеле, почти неизвестная за пределами Германии. Он сказал, что
вино, которое мы пьем, не совсем обычное. В том месте производят так мало
вина, что человеку поґстороннему почти невозможно хоть сколько-нибудь его
достать. Он сам ездил в Германию прошлым летом, чтоґбы добыть те несколько
дюжин бутылок, которые в конґце концов ему согласились уступить.
-- Сомневаюсь, чтобы в Англии оно было у кого-ниґбудь еще, -- сказал он
и взглянул на Ричарда Пратта. -- Чем отличается мозельвейн, -- продолжал он,
возвысив - голос, -- так это тем, что он очень хорош перед кларетом. Многие
пьют перед кларетом рейнвейн, но это поґтому, что не знают ничего лучше.
Рейнвейн, убивает тонкий аромат кларета, вам это известно? Это просто
варварство -- пить рейнвейн перед кларетом. Но вот мозельвейн именно то, что
надо.
Майк Скофилд был приятным человеком средних лет. Он был биржевым
маклером. Если уж быть точґным -- комиссионером на фондовой бирже, и,
подобно некоторым людям этой профессии, его, казалось, неґсколько смущало,
В кн.: Роальд Даль. Убийство Патрика Мэлони
Москва: РИЦ "Культ-информ-пресс", СКФ "Человек", 1991
OCR, spellcheck: Alexandr V.Rudenko(вЁвторок, 10 липня 2001) avrud@mail. ru
---------------------------------------------------------------
Роальд Даль (Roald Dahl) [1916-1990] -- один из самых удачливых, как
говоритґся в аннотациях к его книгам, английских писателей. Удачливых в том
смысле, что ни одна его книга, ни один рассказ не оставались без внимания
критики и читающей публики. Лишь в одном ему "не повезло" -- русскоязычный
читатель с его творчеством практически незнаком. Несколько новелл,
опубликованных в советских газетах с 1962 по 1989 год, -- это лишь весьма
незначительная часть немалого наследия писателя, не дающая представґления о
его многообразной литературной деятельности...
Родители Роалъда Даля были норвежцами, однако роґдился он в Англии в
1916 году. По окончании школы в Рептоне поступил на службу в нефтяную
компанию "Шелл" и четыре года спустя был послан в Дар-эс-Салам; в годы
второй мировой войны был летчиком и учаґствовал в боевых действиях. Писать
начал в 1942 году. Уже первый сборник рассказов -- "Перехожу на приґем" --
принес ему успех.
Последующие книги Даля принесли ему славу мастеґра "страшных"
рассказов, отличающихся увлекательноґстью сюжета, неожиданной, но вместе с
тем логичной разґвязкой, оригинальным юмором, если и не "черным", то,
пожалуй, несколько суровым.
Как это ни странно, Роальд Даль проявил себя и как добрый сказочник. Он
сочинил несколько замечательных сказок, в которых нет ничего страшного, но
которые так же занимательны, как и его рассказы, и столь же попуґлярны среди
читателей многих стран мира -- как детей, так и взрослых ("Джеймс и
гигантский персик", "Чарли и шоколадная фабрика" и другие).
В настоящий сборник рассказов Роальда Даля вклюґчены тринадцать
рассказов из его книги "Кто-то вроде вас", впервые увидевшей свет в 1954
году. Кому-то эти истории покажутся лишь мастерски рассказанными
анекґдотами, у кого-то появится желание сравнить их с назиґдательными
новеллами,, весьма притом ироничными, ч кто-то, быть может, отыщет в них
стремление автора исґпытать своих героев в необычной ситуации и дать
читаґтелю возможность судить самому, уместен ли финал и по справедливости ли
он неизбежен. На в любом случае, надеемся, эти рассказы не оставят
равнодушным нашего читателя, который откроет для себя еще одного "забытоґго"
современного писателя.
Перевод И. А. Богданова
В кн.: Роальд Даль. Убийство Патрика Мэлони
Москва: РИЦ "Культ-информ-пресс", СКФ "Человек", 1991
OCR & spellchecked by Alexandr V. Rudenko (вЁвторок, 10 липня 2001 р. )
avrud@mail. ru
В комнате было натоплено, чисто прибрано, шторы задернуты, на столе
горели две лампы: одна -- возґле нее, другая -- напротив, где стоял еще один
стул. В буфете, у нее за спиной, были приготовлены два высоґких стакана,
содовая, виски. В ведерко были уложены кубики свежего льда.
Мэри Мэлони ждала мужа с работы.
-- Она то и дело посматривала на часы, но не с беспоґкойством, а лишь
затем, чтобы лишний раз убедиться, что каждая минута приближает момент его
возвращеґния. Движения ее были неторопливы, и казалось, что она все делает с
улыбкой. Она склонилась над шитьем, и вид у нее при этом был удивительно
умиротворенный. Кожа ее -- она была на шестом месяце беременности--
приобрела полупрозрачный оттенок, уголки рта разглаґдились, а глаза, в
которых появилась безмятежность, каґзались гораздо более круглыми и темными,
чем прежде.
Когда часы показали без десяти пять, она начала прислушиваться и спустя
несколько минут, как всегда в это время, услышала, как по гравию зашелестели
шины, потом хлопнула дверца автомобиля, раздался звук шагов за окном, в
замке повернулся ключ. Она отложила шиґтье, поднялась и, когда он вошел,
направилась к нему, чтобы поцеловать его.
-- Привет, дорогой, -- сказала она.
-- Привет, -- ответил он.
Она взяла у него шинель и повесила в шкаф. Затем подошла к буфету и
приготовила напитки -- ему покрепґче, себе послабее; и скоро она снова
сидела на своем стуле за шитьем, а он -- напротив нее, на своем стуле,
сжимая в обеих ладонях высокий стакан и покачивая его, так что кубики льда
звенели, ударяясь о стенки.
Для нее это всегда было самое счастливое время дня. Она знала -- он не
очень-то разговорится, пока не выґпьет немного, и рада была после долгих
часов одиночеґства посидеть и молча, довольная тем, что они снова вместе. Ей
было хорошо с ним рядом, и она чувствоваґла -- почти так же, как, загорая --
солнечные лучи, -- что от него исходит тепло, когда они оставались наедиґне.
Ей нравилось, как он сидит, беспечно развалясь на стуле, как входит в дверь
или медленно передвигается по комнате большими шагами. Ей нравился этот
внимательный и вместе с тем отстраненный взгляд его глаз, когда он смотрел
на нее, ей нравилось, как он забавно кривит губы, и особенно то, что он
ничего не говорит о своей усталости и сидит молча до тех пор, пока виски не
сниґмет хотя бы часть утомления.
-- Устал, дорогой?
-- Да, -- ответил он. -- Устал.
И, сказав это, он сделал то, чего никогда не делал прежде. Он поднял
стакан и разом осушил его, хотя тот был полон наполовину -- да, пожалуй,
наполовину. Она в ту минуту не смотрела на него, но догадалась, что он
именно это и сделал, услышав, как кубики льда удариґлись о дно стакана,
когда он опустил, руку. Он подался вперед, помедлил с минуту, затем поднялся
и нетороплиґво направился к буфету, чтобы налить себе еще.
-- Я принесу! -- воскликнула она, вскакивая на ноги.
-- Сядь, -- сказал он.
-- Когда он снова сел на стул, она обратила внимание на то, что он не
пожалел виски и напиток в его стакане приобрел темно-янтарный оттенок.
-- Тебе принести тапочки, дорогой?
-- Не надо.
Она смотрела, как он потягивает темно-желтый крепґкий напиток, и видела
маленькие маслянистые круги, плававшие в стакане,
-- Это просто возмутительно, -- сказала она, -- заґставлять
полицейского в твоем чине целый день быть на ногах.
Он ничего на это не ответил, и она снова склонилась над шитьем; между
тем всякий раз, когда он подносил стакан к губам, она слышала, как кубики
льда стукаются о стенки стакана.
-- Дорогой, -- сказала она, -- может, я принесу тебе немного сыру? Я
ничего не приготовила на ужин, потоґму что сегодня четверг.
-- Ненужно, -- ответил он.
-- Если ты слишком устал и не хочешь пойти куда-нибудь поужинать, то
еще не поздно что-то приготовить. В морозилке много мяса, и можно поесть, и
не выходя из дома.
Она посмотрела на него, дожидаясь ответа, улыбнуґлась, кивком выражая
нетерпение, но он не сделал ни малейшего движения.
-- Как хочешь, -- настаивала она, -- а я все-таки для начала принесу
печенье и сыр.
-- Я ничего не хочу, -- отрезал он.
Она беспокойно заерзала на стуле, неотрывно глядя но него своими
большими глазами.
-- Но ты же должен поужинать. Во всяком случае я что-нибудь приготовлю.
Я с удовольствием это сделаю. Можно сделать баранью отбивную. Или свиную.
Что бы ты хотел? У нас все есть в морозилке.
-- Выброси все это из головы, -- сказал он.
-- Но, дорогой, ты должен поесть. Я все равно что-нибудь приготовлю, а
там как хочешь, можешь и на есть.
Она поднялась и положила шитье на стол возле лампы.
-- Сядь, -- сказал он, -- Присядь на минутку. Только с этой минуты ею
овладело беспокойство.
-- Ну же, -- говорил он. -- Садись.
Она медленно опустилась на стул, не спуская с него встревоженного
взгляда. Он допил второй стакан и теґперь, хмурясь, рассматривал его дно.
-- Послушай, -- сказал он, -- мне нужно тебе кое-что сказать.
-- Что такое, дорогой? Что-то случилось? Он сделался совершенно
недвижим и так низко опуґстил голову, что свет от лампы падал на верхнюю
часть его лица, а подбородок и рот оставались в тени. Она увиґдела, как у
пего задергалось левое веко.
-- Для тебя это, боюсь, будет потрясением, -- заговоґрил он. -- Но я
много об этом думал и решил, что лучше уж разом все выложить. Надеюсь, ты не
слишком строґго будешь меня судить.
И он ей все рассказал. Это не заняло у пего много времени -- самое
большее, четыре-пять минут, и она слушала его очень спокойно, глядя на него
с ужасом, который возрастал по мере того, как он с каждым слоґвом все более
отдалялся от нее.
-- Ну вот и все, -- произнес он. -- Понимаю, что я не вовремя тебе обо
всем этом рассказал, но у меня просто нет другого выхода. Конечно же, я дам
тебе деньги и прослежу за тем, чтобы о тебе позаботились. Но не нужґно из-за
всего этого поднимать шум. Надеюсь, ты не станешь этого делать. Будет не
очень-то хорошо, если об этом узнают на службе.
Поначалу она не хотела ничему верить и решила, что все это -- выдумка.
Ей пришло в голову, что он, моґжет, вообще ничего не говорил и что она себе
все это вообразила. Наверно, ей лучше заняться своими делами и вести себя
так, будто она ничего не слышала, а потом, когда она придет в себя, ей, быть
может, нетрудно будет убедиться в том, что ничего вообще не произошло.
-- Пойду приготовлю ужин, -- выдавила она из себя, и на сей раз он ее
не удерживал.
Она не чувствовала под собой ног, когда шла по комґнате. Она вообще
ничего не чувствовала -- ее лишь слегґка подташнивало и мутило. Она все
делала механичеґски -- спустилась в погреб, нащупала выключатель, отґкрыла
морозилку, взяла то, что попалось ей под руку. Она взглянула на то, что
оказалось в руках. То, что она держала, было завернуто в бумагу, поэтому она
сняла бумагу и взглянула еще раз.
Баранья нога.
Ну что ж, пусть у них на ужин будет баранья нога. Она понесла ее
наверх, взявшись за один конец обеими руками, и, проходя через гостиную,
увидела, что он стоґит к ней спиной у окна, и остановилась.
-- Ради Бога, -- сказал он, услышав ее шаги, но при этом не обернулся,
-- не надо для меня ничего готовить.
В эту самую минуту Мэри Мэлони просто подошла к нему сзади, не
задумываясь высоко подняла замороженґную баранью ногу и с силой ударила его
по затылку.
Результат был такой же, как если бы она ударила его железной дубинкой.
Она отступила на шаг, помедлила, и ей показалось забавным то, что он
секунды четыре, быть может пять, стоял и едва заметно покачивался. Потом он
рухнул на ковер.
При падении он задел небольшой столик, тот переґвернулся, и грохот
заставил ее выйти из оцепенения. Хоґлодея, она медленно приходила в себя и в
изумлении из-под полуопущенных ресниц смотрела на распростертое тело,
по-прежнему крепко сжимая в обеих руках кусок мяса.
Ну что ж, сказала она про себя. Итак, я убила его. Неожиданно мозг ее
заработал четко и ясно, и это ее еще больше изумило. Она начала очень быстро
сообґражать. Будучи женой сыщика, она отлично знала, каґкое ее ждет
наказание. С этим все ясно. Впрочем, ей все равно. Пусть это произойдет. Но,
с другой стороны, как же ребенок? Что говорится в законе о тех, кто ждет
реґбенка? Они что, их обоих убивают -- мать и ребенка? Или же ждут, когда
наступит десятый месяц? Как они поступают в таких случаях?
Этого Мэри Мэлони не знала. А испытывать судьбу она никак не
собиралась.
Она отнесла мясо на кухню, положила его па протиґвень, включила плиту я
сунула в духовку. Потом вымыґли руки и быстро поднялась в спальню. Сев перед
зерґкалом, она припудрила лицо и подкрасила губы. Попыґталась улыбнуться.
Улыбка вышла какая-то странная. Она сделала еще одну попытку.
-- Привет, Сэм, -- весело сказала она громким голоґсом. И голос звучал
как-то странно. -- Я бы хотела купить картошки, Сэм. Да, и еще, пожалуй,
баночку гоґрошка.
Так лучше. И улыбка и голос на этот раз получились лучше. Она повторила
те же слова еще несколько раз. Потом спустилась вниз, надела пальто, вышла в
заднюю дверь и, пройдя через сад, оказалась на улице.
Еще не было и шести часов, и в бакалейной лавке горел свет.
-- Привет, Сэм, -- весело сказала она, обращаясь к мужчине, стоявшему
за прилавком.
-- А, добрый вечер, миссис Мэлони. Что пожелаете?
-- Я бы хотела купить картошки, Сэм. Да, и еще, пожалуй, баночку
горошка.
Продавец повернулся и достал с полки горошек.
--- Патрик устал и не хочет никуда идти ужинать, -- сказала она. -- По
четвергам мы обычно ужинаем не доґма, а у меня как раз в доме не оказалось
овощей.
-- Тогда как насчет мяса, миссис Мэлони?
-- Нет, спасибо, мясо у меня есть. Я достала из моґрозилки отличную
баранью ногу.
-- Ага!
-- Обычно я ничего не готовлю из замороженного мяса, Сэм, но сегодня
попробую. Думаешь, что-нибудь получится?
-- Лично я, -- сказал бакалейщик, -- не вижу разниґцы, замороженное оно
или нет. Эта картошка вас устґроит?
-- Да, вполне. Выберите две картофелины.
-- Что-нибудь еще? -- Бакалейщик склонил голову набок, добродушно глядя
на нее, -- Как насчет десерта? Что вы даете ему на десерт?
-- А что бы вы предложили, Сэм?
Продавец окинул взглядом полки своей лавки.
-- Что вы скажете насчет доброго кусочка творожноґго пудинга? Я знаю,
он это любит.
-- Отлично, -- сказала она, -- Это он действительно любит.
И когда покупки были завернуты и оплачены, она приветливо улыбнулась
ему и сказала:
-- Спасибо, Сэм. Доброй ночи.
-- Доброй ночи, миссис Мэлони. И спасибо вам. А теперь, говорила она
про себя, торопливо направґляясь к дому, теперь она возвращается к своему
мужу, который ждет ужина; и она должна хорошо его пригоґтовить, и чтобы он
был вкусный, потому что бедняга устал; а если, когда она войдет в дом, ей
случится обнаґружить что-то необычное, неестественное или ужасное, тогда,
понятно, увиденное потрясет ее и она обезумеет от горя и ужаса. Но ведь она
не знает, что ее ждет что-то ужасное. Она просто возвращается домой с
овощами. Сегодня четверг, и миссис Патрик Мэлони идет домой с овощами, чтобы
приготовить мужу ужин.
Вот так себя и веди, говорила она себе. Делай все правильно и веди себя
естественно. Делай все так, чтобы это выглядело естественно, и тогда совсем
не нужно буґдет играть.
Поэтому, войдя на кухню через заднюю дверь, она что-то напевала себе
под нос и улыбалась.
-- Патрик! -- позвала она. -- Как ты там, дорогой? Она положила пакет
на стол и прошла в гостиную;
и, увидев его лежащим на полу, скорчившимся, с выверґнутой рукой,
которую он придавил всем телом, она дейґствительно испытала потрясение.
Любовь к нему вскоґлыхнулась в ней, она подбежала к нему, упала на колени и
разрыдалась. Это нетрудно было сделать. Игры но понадобилось.
Спустя несколько минут она поднялась и подошла к телефону. Она помнила
наизусть номер телефона полиґцейского участка и, когда ей ответили, крикнула
о трубку:
-- Быстрее! Приезжайте быстрее! Патрик мертв!
-- Кто это говорит?
-- Миссис Мэлони. Миссис Патрик Мэлони.
-- Вы хотите сказать, что Патрик Мэлони мертв?
-- Мне кажется, да, -- говорила она сквозь рыдаґния. -- Он лежит на
полу, и мне кажется, он мертв.
-- Сейчас будем, -- ответили ей.
Машина приехала очень быстро, и когда она открыґла дверь, вошли двое
полицейских. Она знала их обоих-- она знала почти всех на этом участке -- и,
истерически рыдая, упала в объятия Джека Нунана. Он бережно усаґдил ее на
стул и подошел к другому полицейскому по имени О'Молли, склонившемуся над
распростертым телом.
-- Он мертв? -- сквозь слезы проговорила она.
-- Боюсь, что да. Что здесь произошло? Она сбивчиво рассказала ему о
том, как вышла в бакалейную лавку, а когда вернулась, нашла его лежащим на
полу. Пока она говорила, плакала и снова говорила, Нунан обнаружил на голове
умершего сгусток запекшейґся крови. Он показал рану О'Молли, который
немедленґно поднялся и торопливо направился к телефону.
Скоро в дом стали приходить другие люди. Первым явился врач, за ним
прибыли двое полицейских, одного из которых она знала по имени. Позднее
пришел полиґцейский фотограф и сделал снимки, а за ним -- еще каґкой-то
человек, специалист по отпечаткам пальцев. Поґлицейские, собравшиеся возле
трупа, вполголоса перегоґваривались, а сыщики тем временем задавали ей массу
вопросов. Но, обращаясь к пей, они были неизменно преґдупредительны. Она
снова все рассказала, на этот раз с самого начала, когда Патрик пришел и она
сидела за шитьем, а он так устал, что не хотел никуда идти ужиґнать. Она
сказала и о том, как поставила мясо -- "оно и сейчас там готовится" -- и как
сбегала к бакалейщику за овощами, а когда вернулась, он лежал на полу.
-- К какому бакалейщику? -- спросил один из сыщиґков.
Она сказала ему, и он обернулся и что-то прошептал другому сыщику,
который тотчас же вышел на улицу.
Через пятнадцать минут он возвратился с исписанґным листком, и снова
послышался шепот, и сквозь рыґдания она слышала некоторые из произносимых
вполгоґлоса фраз: "... вела себя нормально... была весела... хотела
приготовить для него хороший ужин... горошек... твоґрожный пудинг...
невозможно, чтобы она... "
Спустя какое-то время фотограф с врачом удалились и явились два других
человека и унесли труп на носилках. Потом ушел специалист по отпечаткам
пальцев. Остались два сыщика и еще двое полицейских. Они вели себя
исключительно деликатно, а Джек Нунан спроґсил, не лучше ли ей уехать
куда-нибудь, к сестре наприґмер, или же она могла бы переночевать у его
жены, коґторая приглядит за ней.
Нет, сказала она. Она чувствует, что не в силах даже сдвинуться с
места. Они очень будут возражать, если она просто посидит, покуда не придет
в себя? Ей дейстґвительно сейчас не очень-то хорошо.
Тогда не лучше ли ей лечь в постель, спросил Джек Нунан.
Нет, ответила она, она бы предпочла просто посидеть на стуле. Быть
может, чуть позднее, когда она почувстґвует себя лучше, она сможет найти в
себе силы, чтобы сдвинуться с места.
И они оставили ее в покое и принялись осматривать дом. Время от времени
кто-то из сыщиков задавал ей какие-нибудь вопросы. Проходя мимо нее, Джек
Нунан всякий раз ласково обращался к ней. Ее муж, говорил он, был убит
ударом по затылку, нанесенным тяжелым тупым предметом, почти с уверенностью
можно скаґзать -- металлическим. Теперь они ищут оружие. Возґможно, убийца
унес его с собой, но он мог и выбросить его или спрятать где-нибудь в доме.
-- Обычное дело, - сказал он. -- Найди оружие я считай, что ты нашел
убийцу.
Потом к ней подошел один из сыщиков и сел рядом. Может, в доме есть
что-то такое, спросил он, что могло быть использовано в качестве оружия? Не
могла бы она посмотреть: не пропало ли что, например большой гаечґный ключ
или тяжелая металлическая ваза?
У них нет металлических ваз, сказала она.
-- А большой гаечный ключ?
Кажется, у них нет и большого гаечного ключа. Но что-то вроде этого
можно найти в гараже.
Поиски продолжались. Она знала, что полицейские ходят и в саду, вокруг
дома. Она слышала шаги по граґвию, а в щели между шторами иногда мелькал луч
фоґнарика. Становилось уже поздно, часы на камине покаґзывали почти десять
часов. Четверо полицейских, осматґривавших комнаты, казалось, устали и были
несколько раздосадованы.
-- Джек, -- сказала она, когда сержант Нунан в очеґредной раз проходил
мимо нее, -- не могли бы вы дать мне выпить?
-- Конечно. Может, вот этого виски?
-- Да, пожалуйста. Но только немного. Может, мне станет лучше.
Он протянул ей стакан.
-- А почему бы и вам не выпить? -- сказала она. -- Вы, должно быть,
чертовски устали. Прошу вас, выпейґте. Вы были так добры ко мне.
-- Что ж, -- ответил он. -- Вообще-то это не положеґно, но я пропущу
капельку для бодрости.
Один за другим в комнату заходили и другие полиґцейские и после
уговоров выпивали по глотку виски. Они стояли вокруг нее со стаканами в
руках, чувствуя себя довольно неловко в ее присутствии, и пытались
произноґсить какие-то слова в утешение. Сержант Нунан забрел на кухню,
тотчас же вышел оттуда и сказал:
-- Послушайте-ка, миссис Мэлони, а плита-то у вас так и горит, и мясо
все еще в духовке.
-- О Боже! -- воскликнула она. -- И правда!
-- Может, я ее выключу?
-- Да, пожалуйста, Джек. Большое вам спасибо. Когда сержант снова
вернулся, она взглянула на него своими большими, темными, полными слез
глаґзами.
-- Джек Нунан, -- сказала она.
-- Да?
-- Не могли бы вы сделать мне одолжение и другие тоже?
-- Попробуем, миссис Мэлони.
-- Видите ли, -- сказала она, -- тут собрались друзья дорого Патрика, и
вы помогаете напасть на след человека, который убил его. Вы, верно, ужасно
проголодались, потому что время ужина давно прошло, а Патрик, я знаю, не
простил бы мне, упокой Господь его душу, если бы я отпустила вас без
угощения. Почему бы вам не съесть эту баранью ногу, которую я поставила в
духовґку? Она уже, наверно, готова.
-- Об этом и разговора быть не может, -- ответил сержант Нунан.
-- Прошу вас, -- умоляюще проговорила она. -- Пожаґлуйста, съешьте ее.
Лично я и притронуться ни к чему не смогу, во всяком случае ни к чему
такому, что было в доме при нем. Но вас-то это не должно тревожить. Вы
сделаете мне одолжение, если съедите ее. А потом вы можете продолжить свою
работу.
Четверо полицейских поколебались было, но они явґно уже проголодались,
и в конце концов она уговорила их отправиться на кухню и поесть. Женщина
осталась на своем месте, прислушиваясь к их разговору, доносившеґмуся из-за
открытых дверей, и слышала, как они немногословно переговаривались между
собой, пережевывая мясо.
-- Еще, Чарли?
-- Нет. Оставь ей.
-- Она хочет, чтобы мы ничего не оставляли. Она сама так сказала.
Говорит, сделаем ей одолжение.
-- Тогда ладно. Дай еще кусочек.
---- Ну и дубина же это, должно быть, была, которой этот парень ударил
беднягу Патрика, -- говорил один из них. -- Врач говорит, ему проломили
черен, точно кувалґдой.
-- Потому нетрудно будет ее найти.. -- Точно, и я так говорю.
-- Кто бы это ни сделал, долго таскать с собой эту штуку он не будет.
Кто-то из них рыгнул.
-- Лично мне кажется, что она где-то тут, в доме.
-- Да наверно, где-то у нас под носом. Как по-твоему, Джек?
И миссис Мэлони, сидевшая в комнате, захихикала.
Перевод И. А. Богданова
В кн.: Роальд Даль. Убийство Патрика Мэлони
Москва: РИЦ "Культ-информ-пресс", СКФ "Человек", 1991
OCR & spellchecked by Alexandr V. Rudenko (вЁвторок, 10 липня 2001 р. )
avrud@mail. ru
В тот вечер за обедом у Майка Скофилда в его лонґдонском доме нас
собралось шестеро: Майк с женой и дочерью, я с женой и один человек по имени
Ричард Пратт.
Ричард Пратт был известный гурман. Он состоял президентом небольшого
общества под названием "Эпиґкурейцы" и каждый месяц рассылал его членам
брошюрґки о еде и винах. Он устраивал обеды, во время которых подавались
роскошные блюда и редкие вина. Он не куґрил из боязни испортить вкус и,
когда обсуждали достоґинства какого-нибудь вина, имел обыкновение
отзыватьґся о нем как о живом существе, что звучало довольно забавно.
"Характер у него весьма щепетильный, -- говоґрил он, -- довольно застенчивый
и стеснительный, но безґусловно щепетильный". Или: "Добродушное вино,
благоґжелательное и бодрое, несколько, может, пикантное, но тем не менее
добродушное".
До этого я уже два раз обедал у Майка, когда у него был и Ричард Тратт,
и всякий раз Майк с женой лезли из кожи вон, чтобы удивить знаменитого
гурмана каким-нибудь особым блюдом. Ясно, что и в этот раз они не
соґбирались делать исключение. Едва мы ступили в столоґвую, как я понял, что
нас ожидает пиршество. Высокие свечи, желтые розы, сверкающее серебро, три
бокала для вина перед каждым гостем и сверх того слабый запах жаґреного
мяса, доносившийся из кухни, -- только от всего этого у меня слюнки потекли.
Когда мы расселись, я вспомнил, что, когда я был у Майка раньше, он оба
раза держал с Праттом пари на ящик вина, предлагая тому определить сорт вина
и год. Пратт тогда отвечал, что это нетрудно сделать, если речь идет об
известном годе. Майк поспорил с ним на ящик вина, Пратт согласился и оба
раза выиграл пари. Я был уверен, что и в этот раз они заключат пари, потому
что Майк очень хотел его проиграть, чтобы доказать, что его вино настолько
хорошее, что его легко узнать, а Пратт, со своей стороны, казалось, находит
нешуточное, истинґное удовольствие в том, что имеет возможность обнаруґжить
свей званая.
Обед начался со снетков, поджаренных в масле до хруста, а к ним подали
мозельвейн. Майи поднялся и сам разлил вино, а когда снова сел, я увидел,
что он наблюґдает за Ричардом Праттом. Бутылку он поставил передо мной,
чтобы я мог видеть этикетку. На ней было написаґно: "Гайерслей Олигсберг,
1945". Он наклонился ко мне и прошептал, что Гайерслей -- крошечная
деревушка в Мозеле, почти неизвестная за пределами Германии. Он сказал, что
вино, которое мы пьем, не совсем обычное. В том месте производят так мало
вина, что человеку поґстороннему почти невозможно хоть сколько-нибудь его
достать. Он сам ездил в Германию прошлым летом, чтоґбы добыть те несколько
дюжин бутылок, которые в конґце концов ему согласились уступить.
-- Сомневаюсь, чтобы в Англии оно было у кого-ниґбудь еще, -- сказал он
и взглянул на Ричарда Пратта. -- Чем отличается мозельвейн, -- продолжал он,
возвысив - голос, -- так это тем, что он очень хорош перед кларетом. Многие
пьют перед кларетом рейнвейн, но это поґтому, что не знают ничего лучше.
Рейнвейн, убивает тонкий аромат кларета, вам это известно? Это просто
варварство -- пить рейнвейн перед кларетом. Но вот мозельвейн именно то, что
надо.
Майк Скофилд был приятным человеком средних лет. Он был биржевым
маклером. Если уж быть точґным -- комиссионером на фондовой бирже, и,
подобно некоторым людям этой профессии, его, казалось, неґсколько смущало,