Страница:
Господин де Гранвиль послал г-на де Шаржбефа, своего секретаря, на похороны Люсьена; доверить письма можно было лишь человеку не менее надежному, а г-н де Гарнери был одним из двух полицейских приставов для особых поручений.
— Господин генеральный прокурор, — продолжал Жак Коллен, — я уже дал вам доказательство того, что у меня есть свои понятия о чести… Вы разрешили мне свободно уйти, и вот я вернулся. Скоро одиннадцать часов…сейчас кончается заупокойная месса по Люсьену, его повезут на кладбище… Не посылайте меня в Консьержери, позвольте проводить тело моего мальчика до кладбища Пер-Лашез; я вернусь, и тогда я ваш пленник…
— Ступайте, — сказал г-н де Гранвиль голосом, исполненным доброты.
— Последнее слово, господин генеральный прокурор. Деньги этой девицы, любовницы Люсьена, не украдены… В то краткое время, что я был с вашего позволения на свободе, я успел поговорить со своими людьми… Я так же уверен в них, как вы уверены в ваших чиновниках особых поручений. Стало быть, деньги, вырученные Эстер Гобсек от продажи процентных бумаг, будут найдены где-нибудь в ее комнате, когда скинут печати. Горничная намекнула мне, что покойница была очень подозрительна и, как она выразилась, большая скрытница; она, верно, спрятала банковые билеты в своей постели. Пускай обыщут тщательно постель, пускай все перетряхнут, вскроют матрацы, подушку, и деньги найдутся.
— Вы в этом уверены?
— Я уверен в относительной честности моих мошенников, они никогда не обманывают меня… Я распоряжаюсь их жизнью и смертью, я сужу, выношу приговоры и привожу их в исполнение без всяких этих ваших формальностей. Вы имели случай убедиться в моей власти над ними. Я отыщу деньги, украденные у супругов Кротта; я изловлю на месте одного из агентов Биби-Люпена, его правую руку, и открою тайну нантерского преступления… Это задаток! Если вы возьмете меня на службу правосудию и полиции, вы через год будете поражены моими разоблачениями; я честно буду тем, чем должен быть, и сумею с успехом выполнить все дела, какие мне поручат.
— Я ничего не могу обещать вам, кроме моего расположения. То, о чем вы меня просите, зависит не от одного меня…Только король, по предоставлению министра юстиции, имеет право помилования, а назначение на должность, которую вы желаете получить, утверждает префект полиции.
— Господин Гарнери, — доложил служитель канцелярии.
По знаку генерального прокурора вошел полицейский пристав особых поручений и, окинув Жака Коллена взглядом знатока, подавил свое изумление, когда услышал, как г-н де Гранвиль сказал Жаку Коллену: «Ступайте!»
— Не угодно ли вам будет дозволить мне, — сказал Жак Коллен, — обождать здесь, пока господин Гарнери не принесет то, что составляет всю мою силу, и пока вы не выскажете мне свое удовлетворение?
Это смирение, эта совершенная добросовестность тронули генерального прокурора.
— Ступайте! — сказал судья. — Я уверен в вас.
Жак Коллен низко поклонился — поклоном низшего перед высшим. Десять минут спустя г-н де Гранвиль получил письма в трех пакетах. Но важность этого дела и выслушанная им исповедь заслонили в его памяти обещание Жака Коллена исцелить г-жу де Серизи.
Очутившись на улице, Жак Коллен испытал невыразимую радость бытия, он почувствовал себя свободным и возрожденным к новой жизни; от Дворца правосудия он быстрым шагом направился к церкви Сен-Жермен-де-Пре, где месса уже кончилась. Гроб кропили святой водой, и он пришел вовремя, чтобы проститься по-христиански с бренными останками нежно любимого юноши; потом он сел в карету и проводил тело до кладбища.
В Париже на похоронах толпа, переполняющая церковь, обычно редеет по мере приближения к Пер-Лашез, за исключением тех редких случаев, когда имеют место обстоятельства чрезвычайные или умирает естественной смертью какая-нибудь знаменитость. Для выражения сочувствия времени достаточно и в церкви; у каждого свои дела, и все спешат к ним вернуться. Поэтому из десяти траурных карет едва ли четыре были заняты. Когда погребальное шествие приблизилось к кладбищу, сопровождающих было человек двенадцать, и среди них Растиньяк.
— Как хорошо, что вы верны ему, — сказал Жак Коллен своему старому знакомому.
Растиньяк выразил удивление, встретив ту Вотрена.
— Будьте спокойны, — сказал ему бывший жилец г-жи Воке, — я ваш раб хотя бы уже потому, что вижу вас здесь. Не пренебрегайте моей поддержкой. Я сейчас или очень скоро буду, как никогда, в большой силе. Вы спрятали концы в воду, вы очень ловки, но, как знать, не понадоблюсь ли я вам когда-нибудь? Я всегда к вашим услугам.
— Кем же вы собираетесь стать?
— Поставщиком каторги, вместо того, чтобы быть ее обитателем, — отвечал Жак Коллен.
Растиньяк жестом выдал свое отвращение.
— А ежели вас обокрадут?..
Растиньяк ускорил шаг, он желал отделаться от Жака Коллена.
— Вы не знаете, в каких обстоятельствах можете оказаться!
Подошли к могиле, вырытой рядом с могилой Эстер.
— Два существа, любившие друг друга и познавшие счастье, соединились, — сказал Жак Коллен. — Все же это счастье — гнить вместе. Я прикажу положить меня здесь.
Когда тело Люсьена опустили в могилу, Жак Коллен упал навзничь без сознания. Этот человек, обладавший столь сильной волей, не выдержал легкого стука комьев земли, брошенных могильщиками, в ожидании чаевых, на крышку гроба.
В эту минуту подошли два агента тайной полиции, узнали Жака Коллена, подняли его и отнесли в фиакр.
— Что там опять случилось? — спросил Жак Коллен, очнувшись.
Он сразу же увидел, что по обе его стороны сидят в фиакре агенты полиции, и один из них Рюфар; он кинул на него взгляд, проникший в душу убийцы, до самой тайны Гоноры.
— Дело в том, что генеральный прокурор требует вас, — отвечал Рюфар. — Вас искали повсюду и вот нашли на кладбище. А вы чуть было не сковырнулись в могилу этого молодого человека.
— Это Биби-Люпен послал вас меня разыскивать? — помолчав, спросил Жак Коллен у второго агента.
— Нет, это распорядился господин Гарнери.
— И он ничего вам не сказал?
Агенты выразительно переглянулись, как бы советуясь друг с другом.
— Ну, а как именно он отдал вам приказ?
— Он приказал отыскать вас немедленно, — отвечал Рюфар, — сказав, что вы в церкви Сен-Жермен-де-Пре, а если покойника уже вынесли, то вы на кладбище…
— Меня спрашивал генеральный прокурор?..
— По-видимому.
— Так и есть, — отвечал Жак Коллен, я ему нужен!
И он опять погрузился в молчание, встревожившее обоих агентов. Около половины третьего Жак Коллен вошел в кабинет г-на де Гранвиля и застал там новое лицо: то был предшественник г-на де Гранвиля, граф Октав де Бован, один из представителей кассационного суда.
— Вы забыли о том, в какой опасности находится госпожа де Серизи, а вы обещали мне спасти ее.
— Спросите-ка у них, господин генеральный прокурор, — сказал Жак Коллен, делая агентам знак войти, — в каком состоянии эти шалопаи нашли меня.
— Без памяти, господин генеральный прокурор! На краю могилы молодого человека, которого хоронили.
— Спасите госпожу де Серизи, — сказал г-н де Бован, — и вы получите все, о чем просите!
— Я не прошу ни о чем, — сказал Жак Коллен. — Я сдался на милость победителя. Господин генеральный прокурор должен был получить…
— Все письма получены! — сказал г-н де Гранвиль. — Но вы обещали спасти рассудок госпожи де Серизи. Можете вы это сделать? Не пустое ли это хвастовство?
— Надеюсь, что нет, — скромно отвечал Жак Коллен.
— Так поедемте со мной! — сказал граф Октав.
— Нет, сударь, я не могу ехать в одной карете с вами… — сказал Жак Коллен. — Я еще каторжник…Пожелав служить правосудию, я не начну с оскорбления его… Скажите ей, что приедет лучший друг Люсьена, аббат Карлос Эррера…Весть о предстоящей встрече со мной безусловно окажет на нее впечатление и ускорит перелом в болезни. Прошу меня извинить, мне придется еще раз принять обличье испанского каноника — затем лишь, чтобы оказать вам эту большую услугу!
— Мы встретимся там около четырех часов, — сказал г-н де Гранвиль. — Я должен ехать с министром юстиции к королю.
Жак Коллен пошел к своей тетке, ожидавшей его на Цветочной набережной.
— Ну как! Ты, выходит, отдался в руки Аисту? — сказала она.
— Да.
— Рискованное дело!
— Ничуть. Я должен был спасти жизнь бедняге Теодору. Его помилуют.
— А ты?
— Я буду тем, чем должен быть. Я по-прежнему буду держать в страхе всю нашу братию! Но надо приниматься за дело! Ступай скажи Паккару, чтобы принимался за работу, а Европе — чтобы выполнила мои приказания.
— Ерунда! Я уже знаю, как быть с Гонорой! — сказала страшная Жакелина. — Я не теряла времени попусту, не сидела сложа руки!
— Чтобы Джинета, эта корсиканская девка, была найдена, и завтра же! — продолжал Жак Коллен, улыбаясь тетке.
— Надо ее выследить!
— Тебе поможет Манон-Блондинка, — отвечал Жак.
— У нас еще целый вечер впереди! — возразила тетка. — Чего ты петушишься? Неужто пахнет жареным?
— Я хочу превзойти с первого же своего шага все, что было самого удачного в работе Биби-Люпена. У меня состоялся коротенький разговор с чудовищем, убившим моего Люсьена, и я живу только ради того, чтобы отомстить ему. У нас с ним будет равное положение, одинаковое оружие, те же покровители! Мне понадобится несколько лет, чтобы разделаться с этой гадиной! Но он получит удар прямо в сердце.
— А он, верно, и сам думает подложить тебе поросенка от той же свиньи, — сказала тетка. — Ведь он приютил у себя дочь Перада, помнишь ту девчонку, что была продана госпоже Нуррисон?
— Наша первая задача — это поставить ему слугу.
— Трудновато! Он знает в этом толк, — сказала Жакелина.
— Что же, ненависть помогает жить! Впряжемся в работу!
Жак Коллен взял фиакр и поехал на набережную Малакэ в свою келью, где он жил, рядом с квартирой Люсьена. Привратник, чрезвычайно удивленный его появлением, вздумал рассказывать ему по происшедших событиях.
— Я все знаю, — сказал ему аббат. — Меня оклеветали, несмотря на святость моей жизни, но благодаря вмешательству испанского посла я освобожден.
И быстро поднявшись в свою комнату, он вынул из-под обложки молитвенника письмо, написанное Люсьеном г-же де Серизи, когда он впал у нее в немилость, показавшись у Итальянцев в ложе Эстер.
В отчаянии Люсьен, считая себя погибшим навеки, решил не посылать письма; но Жак Коллен прочел этот образец эпистолярного искусства, и, так как каждая строчка, написанная рукою Люсьена, была для него священна, он спрятал письма в молитвенник, высоко оценив поэтические выражения этой тщеславной любви. Когда г-н де Гранвиль рассказал ему, в каком состоянии находится г-жа де Серизи, этот столь проницательный человек правильно рассудил, что первопричинаа отчаяния и нервного расстройства знатной дамы кроется в размолвке между нею и Люсьеном, в которой она была повинна. Он знал женщин, как судья знает преступников, он угадывал самые сокровенные движения их сердца и сразу же подумал, что графиня, должно быть, приписывает смерть Люсьена также и своей суровости и горько себя за это упрекает. Несомненно, человек, обласканный ее любовью, не расстался бы с жизнью! Узнав, что несмотря на ее резкий поступок, ее любили по-прежнему, она могла выздороветь.
Если Жак Коллен был искусным командующим армией каторжников, надо сознаться, что он не в меньшей мере был искусным целителем душ. Появление этого человека в особняке де Серизи было позором и вместе с тем надеждой. В маленькой гостиной, смежной со спальней графини, собралось несколько человек: граф, врачи; но, оберегая свою честь от малейшей тени, граф де Бован выслал оттуда всех. Оставшись лишь со своим другом. Для вице-председателя государственного совета, для члена тайного совета появление в его доме столь темной и зловещей личности было ощутительным ударом.
Жак Коллен переоделся. На нем были черные суконные панталоны и сюртук, его поступь, взгляд, движения — все было совершенно безукоризненно. Он поклонился обоим государственным мужам и спросил, может ли он войти в спальню графини.
— Она ждет вас с нетерпением, — сказал г-н де Бован.
— С нетерпением? Она спасена, — сказал этот грозный чародей. И в самом деле, побеседовав полчаса, Жак Коллен отворил дверь и сказал: «Пожалуйте, граф, вам больше нечего опасаться рокового исхода».
«Вот они, эти люди, вершители нашей судьбы и судьбы народов! — подумал Жак Коллен, пожав плечами, когда два друга вошли в спальню. — Нечаянный вздох женщины выворачивает их мозги наизнанку, как перчатку! Они теряют голову от одного ее взгляда! Юбка покороче или подлиннее — и вот они в отчаянии бегают за ней по всему Парижу. Женские причуды отзываются на всем государстве! О, как выигрывает человек, когда он, подобно мне, освобождается от этой тирании ребенка, от этой пресловутой честности, низвергаемой со своих высот страстью, от детской злости, от этого чисто дикарского коварства! Женщина, гениальный палач, искусный мучитель, была и всегда будет гибелью для мужчины. Генеральный прокурор, министр, все они ослеплены: они поднимают все вверх дном ради писем герцогини или девчонки, ради спасения рассудка женщины, которая все равно и в здравом уме будет безумнее, нежели потерявши рассудок. — Он высокомерно улыбнулся. — Они мне верят, они прислушиваются к моим откровениям и оставят место за мною. Я буду всегда господствовать над этим миром, который вот уже двадцать лет повинуется мне…»
Жак Коллен применил и здесь ту удивительную силу, при помощи которой он некогда воздействовал на Эстер, ибо он владел, как неоднократно видел читатель, умением укрощать безумцев словом, взглядом, жестом, и он изобразил Люсьена как бы унесшим с собою в душе образ графини.
Ни одна женщина не устоит перед мыслью, что она была любима безраздельно.
«У вас нет более соперницы!» — было последним словом этого холодного насмешника.
Он пробыл целый час в гостиной, забытый всеми. Г-н де Гранвиль, войдя, увидел, что он стоит мрачный, погруженный в раздумье, подобное тому, какое должно овладевать человеком, решившимся произвести 18 брюмера в своей жизни*.
Генеральный прокурор направился в спальню графини, где пробыл несколько минут, потом, вернувшись, подошел к Жаку Коллену и спросил его:
— Тверды ли вы в ваших намерениях?
— Да, сударь.
— Так вот, вы смените Биби-Люпена, а наказание осужденному Кальви будет смягчено.
— Его не пошлют в Рошфор?
— Ни даже в Тулон. Вы можете дать ему у себя работу. Но эта милость и ваше назначение зависят от того, как вы себя проявите в вашей должности за те шесть месяцев, пока вы будете помощником Биби-Люпена.
В первую же неделю помощник Биби-Люпена возвратил четыреста тысяч франков семье Кротта, выдал Рюфара и Годе.
Выручка за продажу государственных процентных бумаг Эстер Гобсек была найдена в постели куртизанки, и г-н де Серизи передал Жаку Коллену триста тысяч франков, отказанных ему по завещанию Люсьеном де Рюбампре.
Надгробие, выбранное Люсьеном для себя и Эстер, считается одним из самых красивых на кладбище Пер-Лашез, и место в их изножии предназначено для Жака Коллена.
Прослужив почти пятнадцать лет на своем посту, Жак Коллен ушел на покой около 1845 года.
1838 — 1847
ПРИМЕЧАНИЯ
— Господин генеральный прокурор, — продолжал Жак Коллен, — я уже дал вам доказательство того, что у меня есть свои понятия о чести… Вы разрешили мне свободно уйти, и вот я вернулся. Скоро одиннадцать часов…сейчас кончается заупокойная месса по Люсьену, его повезут на кладбище… Не посылайте меня в Консьержери, позвольте проводить тело моего мальчика до кладбища Пер-Лашез; я вернусь, и тогда я ваш пленник…
— Ступайте, — сказал г-н де Гранвиль голосом, исполненным доброты.
— Последнее слово, господин генеральный прокурор. Деньги этой девицы, любовницы Люсьена, не украдены… В то краткое время, что я был с вашего позволения на свободе, я успел поговорить со своими людьми… Я так же уверен в них, как вы уверены в ваших чиновниках особых поручений. Стало быть, деньги, вырученные Эстер Гобсек от продажи процентных бумаг, будут найдены где-нибудь в ее комнате, когда скинут печати. Горничная намекнула мне, что покойница была очень подозрительна и, как она выразилась, большая скрытница; она, верно, спрятала банковые билеты в своей постели. Пускай обыщут тщательно постель, пускай все перетряхнут, вскроют матрацы, подушку, и деньги найдутся.
— Вы в этом уверены?
— Я уверен в относительной честности моих мошенников, они никогда не обманывают меня… Я распоряжаюсь их жизнью и смертью, я сужу, выношу приговоры и привожу их в исполнение без всяких этих ваших формальностей. Вы имели случай убедиться в моей власти над ними. Я отыщу деньги, украденные у супругов Кротта; я изловлю на месте одного из агентов Биби-Люпена, его правую руку, и открою тайну нантерского преступления… Это задаток! Если вы возьмете меня на службу правосудию и полиции, вы через год будете поражены моими разоблачениями; я честно буду тем, чем должен быть, и сумею с успехом выполнить все дела, какие мне поручат.
— Я ничего не могу обещать вам, кроме моего расположения. То, о чем вы меня просите, зависит не от одного меня…Только король, по предоставлению министра юстиции, имеет право помилования, а назначение на должность, которую вы желаете получить, утверждает префект полиции.
— Господин Гарнери, — доложил служитель канцелярии.
По знаку генерального прокурора вошел полицейский пристав особых поручений и, окинув Жака Коллена взглядом знатока, подавил свое изумление, когда услышал, как г-н де Гранвиль сказал Жаку Коллену: «Ступайте!»
— Не угодно ли вам будет дозволить мне, — сказал Жак Коллен, — обождать здесь, пока господин Гарнери не принесет то, что составляет всю мою силу, и пока вы не выскажете мне свое удовлетворение?
Это смирение, эта совершенная добросовестность тронули генерального прокурора.
— Ступайте! — сказал судья. — Я уверен в вас.
Жак Коллен низко поклонился — поклоном низшего перед высшим. Десять минут спустя г-н де Гранвиль получил письма в трех пакетах. Но важность этого дела и выслушанная им исповедь заслонили в его памяти обещание Жака Коллена исцелить г-жу де Серизи.
Очутившись на улице, Жак Коллен испытал невыразимую радость бытия, он почувствовал себя свободным и возрожденным к новой жизни; от Дворца правосудия он быстрым шагом направился к церкви Сен-Жермен-де-Пре, где месса уже кончилась. Гроб кропили святой водой, и он пришел вовремя, чтобы проститься по-христиански с бренными останками нежно любимого юноши; потом он сел в карету и проводил тело до кладбища.
В Париже на похоронах толпа, переполняющая церковь, обычно редеет по мере приближения к Пер-Лашез, за исключением тех редких случаев, когда имеют место обстоятельства чрезвычайные или умирает естественной смертью какая-нибудь знаменитость. Для выражения сочувствия времени достаточно и в церкви; у каждого свои дела, и все спешат к ним вернуться. Поэтому из десяти траурных карет едва ли четыре были заняты. Когда погребальное шествие приблизилось к кладбищу, сопровождающих было человек двенадцать, и среди них Растиньяк.
— Как хорошо, что вы верны ему, — сказал Жак Коллен своему старому знакомому.
Растиньяк выразил удивление, встретив ту Вотрена.
— Будьте спокойны, — сказал ему бывший жилец г-жи Воке, — я ваш раб хотя бы уже потому, что вижу вас здесь. Не пренебрегайте моей поддержкой. Я сейчас или очень скоро буду, как никогда, в большой силе. Вы спрятали концы в воду, вы очень ловки, но, как знать, не понадоблюсь ли я вам когда-нибудь? Я всегда к вашим услугам.
— Кем же вы собираетесь стать?
— Поставщиком каторги, вместо того, чтобы быть ее обитателем, — отвечал Жак Коллен.
Растиньяк жестом выдал свое отвращение.
— А ежели вас обокрадут?..
Растиньяк ускорил шаг, он желал отделаться от Жака Коллена.
— Вы не знаете, в каких обстоятельствах можете оказаться!
Подошли к могиле, вырытой рядом с могилой Эстер.
— Два существа, любившие друг друга и познавшие счастье, соединились, — сказал Жак Коллен. — Все же это счастье — гнить вместе. Я прикажу положить меня здесь.
Когда тело Люсьена опустили в могилу, Жак Коллен упал навзничь без сознания. Этот человек, обладавший столь сильной волей, не выдержал легкого стука комьев земли, брошенных могильщиками, в ожидании чаевых, на крышку гроба.
В эту минуту подошли два агента тайной полиции, узнали Жака Коллена, подняли его и отнесли в фиакр.
— Что там опять случилось? — спросил Жак Коллен, очнувшись.
Он сразу же увидел, что по обе его стороны сидят в фиакре агенты полиции, и один из них Рюфар; он кинул на него взгляд, проникший в душу убийцы, до самой тайны Гоноры.
— Дело в том, что генеральный прокурор требует вас, — отвечал Рюфар. — Вас искали повсюду и вот нашли на кладбище. А вы чуть было не сковырнулись в могилу этого молодого человека.
— Это Биби-Люпен послал вас меня разыскивать? — помолчав, спросил Жак Коллен у второго агента.
— Нет, это распорядился господин Гарнери.
— И он ничего вам не сказал?
Агенты выразительно переглянулись, как бы советуясь друг с другом.
— Ну, а как именно он отдал вам приказ?
— Он приказал отыскать вас немедленно, — отвечал Рюфар, — сказав, что вы в церкви Сен-Жермен-де-Пре, а если покойника уже вынесли, то вы на кладбище…
— Меня спрашивал генеральный прокурор?..
— По-видимому.
— Так и есть, — отвечал Жак Коллен, я ему нужен!
И он опять погрузился в молчание, встревожившее обоих агентов. Около половины третьего Жак Коллен вошел в кабинет г-на де Гранвиля и застал там новое лицо: то был предшественник г-на де Гранвиля, граф Октав де Бован, один из представителей кассационного суда.
— Вы забыли о том, в какой опасности находится госпожа де Серизи, а вы обещали мне спасти ее.
— Спросите-ка у них, господин генеральный прокурор, — сказал Жак Коллен, делая агентам знак войти, — в каком состоянии эти шалопаи нашли меня.
— Без памяти, господин генеральный прокурор! На краю могилы молодого человека, которого хоронили.
— Спасите госпожу де Серизи, — сказал г-н де Бован, — и вы получите все, о чем просите!
— Я не прошу ни о чем, — сказал Жак Коллен. — Я сдался на милость победителя. Господин генеральный прокурор должен был получить…
— Все письма получены! — сказал г-н де Гранвиль. — Но вы обещали спасти рассудок госпожи де Серизи. Можете вы это сделать? Не пустое ли это хвастовство?
— Надеюсь, что нет, — скромно отвечал Жак Коллен.
— Так поедемте со мной! — сказал граф Октав.
— Нет, сударь, я не могу ехать в одной карете с вами… — сказал Жак Коллен. — Я еще каторжник…Пожелав служить правосудию, я не начну с оскорбления его… Скажите ей, что приедет лучший друг Люсьена, аббат Карлос Эррера…Весть о предстоящей встрече со мной безусловно окажет на нее впечатление и ускорит перелом в болезни. Прошу меня извинить, мне придется еще раз принять обличье испанского каноника — затем лишь, чтобы оказать вам эту большую услугу!
— Мы встретимся там около четырех часов, — сказал г-н де Гранвиль. — Я должен ехать с министром юстиции к королю.
Жак Коллен пошел к своей тетке, ожидавшей его на Цветочной набережной.
— Ну как! Ты, выходит, отдался в руки Аисту? — сказала она.
— Да.
— Рискованное дело!
— Ничуть. Я должен был спасти жизнь бедняге Теодору. Его помилуют.
— А ты?
— Я буду тем, чем должен быть. Я по-прежнему буду держать в страхе всю нашу братию! Но надо приниматься за дело! Ступай скажи Паккару, чтобы принимался за работу, а Европе — чтобы выполнила мои приказания.
— Ерунда! Я уже знаю, как быть с Гонорой! — сказала страшная Жакелина. — Я не теряла времени попусту, не сидела сложа руки!
— Чтобы Джинета, эта корсиканская девка, была найдена, и завтра же! — продолжал Жак Коллен, улыбаясь тетке.
— Надо ее выследить!
— Тебе поможет Манон-Блондинка, — отвечал Жак.
— У нас еще целый вечер впереди! — возразила тетка. — Чего ты петушишься? Неужто пахнет жареным?
— Я хочу превзойти с первого же своего шага все, что было самого удачного в работе Биби-Люпена. У меня состоялся коротенький разговор с чудовищем, убившим моего Люсьена, и я живу только ради того, чтобы отомстить ему. У нас с ним будет равное положение, одинаковое оружие, те же покровители! Мне понадобится несколько лет, чтобы разделаться с этой гадиной! Но он получит удар прямо в сердце.
— А он, верно, и сам думает подложить тебе поросенка от той же свиньи, — сказала тетка. — Ведь он приютил у себя дочь Перада, помнишь ту девчонку, что была продана госпоже Нуррисон?
— Наша первая задача — это поставить ему слугу.
— Трудновато! Он знает в этом толк, — сказала Жакелина.
— Что же, ненависть помогает жить! Впряжемся в работу!
Жак Коллен взял фиакр и поехал на набережную Малакэ в свою келью, где он жил, рядом с квартирой Люсьена. Привратник, чрезвычайно удивленный его появлением, вздумал рассказывать ему по происшедших событиях.
— Я все знаю, — сказал ему аббат. — Меня оклеветали, несмотря на святость моей жизни, но благодаря вмешательству испанского посла я освобожден.
И быстро поднявшись в свою комнату, он вынул из-под обложки молитвенника письмо, написанное Люсьеном г-же де Серизи, когда он впал у нее в немилость, показавшись у Итальянцев в ложе Эстер.
В отчаянии Люсьен, считая себя погибшим навеки, решил не посылать письма; но Жак Коллен прочел этот образец эпистолярного искусства, и, так как каждая строчка, написанная рукою Люсьена, была для него священна, он спрятал письма в молитвенник, высоко оценив поэтические выражения этой тщеславной любви. Когда г-н де Гранвиль рассказал ему, в каком состоянии находится г-жа де Серизи, этот столь проницательный человек правильно рассудил, что первопричинаа отчаяния и нервного расстройства знатной дамы кроется в размолвке между нею и Люсьеном, в которой она была повинна. Он знал женщин, как судья знает преступников, он угадывал самые сокровенные движения их сердца и сразу же подумал, что графиня, должно быть, приписывает смерть Люсьена также и своей суровости и горько себя за это упрекает. Несомненно, человек, обласканный ее любовью, не расстался бы с жизнью! Узнав, что несмотря на ее резкий поступок, ее любили по-прежнему, она могла выздороветь.
Если Жак Коллен был искусным командующим армией каторжников, надо сознаться, что он не в меньшей мере был искусным целителем душ. Появление этого человека в особняке де Серизи было позором и вместе с тем надеждой. В маленькой гостиной, смежной со спальней графини, собралось несколько человек: граф, врачи; но, оберегая свою честь от малейшей тени, граф де Бован выслал оттуда всех. Оставшись лишь со своим другом. Для вице-председателя государственного совета, для члена тайного совета появление в его доме столь темной и зловещей личности было ощутительным ударом.
Жак Коллен переоделся. На нем были черные суконные панталоны и сюртук, его поступь, взгляд, движения — все было совершенно безукоризненно. Он поклонился обоим государственным мужам и спросил, может ли он войти в спальню графини.
— Она ждет вас с нетерпением, — сказал г-н де Бован.
— С нетерпением? Она спасена, — сказал этот грозный чародей. И в самом деле, побеседовав полчаса, Жак Коллен отворил дверь и сказал: «Пожалуйте, граф, вам больше нечего опасаться рокового исхода».
«Вот они, эти люди, вершители нашей судьбы и судьбы народов! — подумал Жак Коллен, пожав плечами, когда два друга вошли в спальню. — Нечаянный вздох женщины выворачивает их мозги наизнанку, как перчатку! Они теряют голову от одного ее взгляда! Юбка покороче или подлиннее — и вот они в отчаянии бегают за ней по всему Парижу. Женские причуды отзываются на всем государстве! О, как выигрывает человек, когда он, подобно мне, освобождается от этой тирании ребенка, от этой пресловутой честности, низвергаемой со своих высот страстью, от детской злости, от этого чисто дикарского коварства! Женщина, гениальный палач, искусный мучитель, была и всегда будет гибелью для мужчины. Генеральный прокурор, министр, все они ослеплены: они поднимают все вверх дном ради писем герцогини или девчонки, ради спасения рассудка женщины, которая все равно и в здравом уме будет безумнее, нежели потерявши рассудок. — Он высокомерно улыбнулся. — Они мне верят, они прислушиваются к моим откровениям и оставят место за мною. Я буду всегда господствовать над этим миром, который вот уже двадцать лет повинуется мне…»
Жак Коллен применил и здесь ту удивительную силу, при помощи которой он некогда воздействовал на Эстер, ибо он владел, как неоднократно видел читатель, умением укрощать безумцев словом, взглядом, жестом, и он изобразил Люсьена как бы унесшим с собою в душе образ графини.
Ни одна женщина не устоит перед мыслью, что она была любима безраздельно.
«У вас нет более соперницы!» — было последним словом этого холодного насмешника.
Он пробыл целый час в гостиной, забытый всеми. Г-н де Гранвиль, войдя, увидел, что он стоит мрачный, погруженный в раздумье, подобное тому, какое должно овладевать человеком, решившимся произвести 18 брюмера в своей жизни*.
Генеральный прокурор направился в спальню графини, где пробыл несколько минут, потом, вернувшись, подошел к Жаку Коллену и спросил его:
— Тверды ли вы в ваших намерениях?
— Да, сударь.
— Так вот, вы смените Биби-Люпена, а наказание осужденному Кальви будет смягчено.
— Его не пошлют в Рошфор?
— Ни даже в Тулон. Вы можете дать ему у себя работу. Но эта милость и ваше назначение зависят от того, как вы себя проявите в вашей должности за те шесть месяцев, пока вы будете помощником Биби-Люпена.
В первую же неделю помощник Биби-Люпена возвратил четыреста тысяч франков семье Кротта, выдал Рюфара и Годе.
Выручка за продажу государственных процентных бумаг Эстер Гобсек была найдена в постели куртизанки, и г-н де Серизи передал Жаку Коллену триста тысяч франков, отказанных ему по завещанию Люсьеном де Рюбампре.
Надгробие, выбранное Люсьеном для себя и Эстер, считается одним из самых красивых на кладбище Пер-Лашез, и место в их изножии предназначено для Жака Коллена.
Прослужив почти пятнадцать лет на своем посту, Жак Коллен ушел на покой около 1845 года.
1838 — 1847
ПРИМЕЧАНИЯ
Стр. 1. Князь Альфонсо Серафино ди Порча — итальянский вельможа, во дворце которого в Милане останавливался Бальзак в 1838 году, возвращаясь из поездки в Сардинию.
…при жизни Фраскати… — Итальянцу Фраскати принадлежал в Париже известный игорный дом, существовавший до 1837 года.
Стр. 3. Саржин — герой популярной в то время музыкальной комедии «Саржин или Ученик Амура». Слова Монвеля, музыка Далейрака.
Стр. 4. …петушок из птичника мамаши Воке. — См. роман Бальзака «Отец Горио».
Стр. 5. …чем те лица, которые принадлежа к центру, отдают голос правым… — Намек на ожесточенные дебаты во французском парламенте в 1826 году по поводу реакционного правительственного законопроекта против печати. Представители центра — доктринеры (конституционалисты-роялисты, представлявшие интересы крупной буржуазии) поддерживали ультрароялистов, выступавших в защиту законопроектов.
Стр. 6. Бертран и Ратон — обезьяна и кот из одноименной басни Лафонтена. Хитрая обезьяна Бертран уговаривает кота Ратона таскать для нее из огня жареные каштаны. В 1833 году Э. Скриб опубликовал сатирическую комедию «Бертран и Ратон». Имя Бертрана стало нарицательным для человека, любящего, загребать жар чужими руками.
Альцесты становятся Филинтами. — Альцест и Филинт — действующие лица комедии Мольера «Мизантроп» (1866), в которой правдивый и принципиальный Альцест противопоставлен осторожному и уклончивому Филинту.
Стр. 8. …Люсьен воскрешает Метаморфозы Овидия. — «Метаморфозы» Овидия — поэма древнеримского поэта Публия Овидия Назона (43 г. до н.э. — 17 г. н.э.), в которой излагаются мифы о различных превращениях героев.
Амфитрион — персонаж одноименной комедии Мольера, написанной на мифологический сюжет, заимствованный у древнеримского драматурга Плавта. В переносном смысле Амфитрион — гостеприимный хозяин.
«Маргаритки» — сборник стихотворений Люсьена Шардона. См. роман Бальзака «Утраченные иллюзии».
Стр. 9. Скапен, Сганарель и Фронтен — традиционные персонажи французской комедии, слуги, отличавшиеся изворотливостью, ловкостью, веселостью. Скапен и Сганарель выведены в пьесах Мольера; Фронтен — персонаж комедии Лесажа «Тюркаре».
Аспазия (V век до н.э.) — возлюбленная вождя афинской демократии Перикла, славилась своей красотой и умом.
Стр. 10. Госпожа Тальен — Жанна-Мария-Игнасия (1773-1835), жена Тальена, одного из организаторов контрреволюционного переворота 9 термидора (1794 год), имела свой салон.
Рабле Франсуа (ок. 1494-1553) — французский писатель-сатирик, один из крупнейших гуманистов эпохи Возрождения, автор романа «Гаргантюа и Пантагрюэль».
Стр. 11. Рафаэль Санцио из Урбино (1483-1520) — великий итальянский художник эпохи Возрождения.
Карем Мари-Антуан (1784-1833) — французский кулинар, автор ряда книг по кулинарии.
Тальони Мари-Софи (1804-1884) — знаменитая танцовщица, с большим успехом в 30-40 годах выступала в Париже.
Лоуренс Томас (1769-1730) — английский художник-портретист.
Буль Андре-Шарль (1642-1732) — французский мебельщик — краснодеревщик, создал свой особый стиль мебели. Мебель Буля ценилась очень высоко.
Левиты — здесь служители культа, духовенство.
Стр. 14. Гофман Эрнест-ТеодорАмедей (1776-1822) — немецкий романтик, автор новелл и сказок, в которых фантастика причудливо переплетается с реальностью.
Стр. 20. Сурбаран — выдающийся испанский художник VII века.
Стр. 25. Диана — богиня охоты (римская мифология).
Калипига — название одной из античных статуй, изображающих богиню любви Афродиту (Венеру).
Стр. 27. …чудес, достойных первых времен существования церкви и повторенных иезуитами в Парагвае. — Речь идет о проявлениях религиозного экстаза. В начале XVII века иезуиты организовали свое государство в Парагвае, где они подчинили своей власти местное население. Независимое иезуитское государство просуществовало до середины XVII века.
Иевфай. — По библейской легенде, израильский судья и военачальник Иевфай дал богу клятву принести в жертву первого, кто поздравит его с победой. Первой поздравила его единственная дочь, которую он и принес в жертву богу. Она покорно подчинилась воле отца.
Стр. 29. Мессалина — жена римского императора Клавдия (I в.), известная своим распутством и жестокостью.
Стр. 32. Фердинанд VII — испанский король, отдавший страну во власть иезуитов. Он восстановил инквизицию, уничтожил либеральную конституцию 1812 года. Реакционная политика короля вызвала возмущение в стране, вылившееся в революционные события 1820-1823 годов.
Герцог Ангулемский — племянник Людовика XVIII, по приказу короля командовал французскими войсками, посланными в 1823 году в Испанию для подавления революции и восстановления на троне Фердинанда VII.
Стр. 33. …его соратником был один лишь капуцин. — Речь идет о монахе Жозефе дю Трамбле, прозванном «Серым кардиналом». Доверенное лицо кардинала Ришелье, беспринципный и жестокий «отец Жозеф» не имел никакого официального звания, но пользовался огромной властью в государстве.
Шуазель Этьен-Франсуа (1719-1785) — министр иностранных дел при Людовике XV, пользовался поддержкой фаворитки короля, г-жи де Помпадур.
Сен-Мар Анри, маркиз (1620-1642) — фаворит Людовика XIII, возглавил заговор против кардинала Ришелье, был казнен в 1642 году.
Стр. 34. Форнарина — красавица римлянка, возлюбленная художника Рафаэля (XVI век).
Стр. 36. …достойным таланта Фигаро. — Фигаро — ловкий, предприимчивый человек, герой трилогии французского драматурга XVIII в. Бомарше «Севильский цирюльник», «Женитьба Фигаро», «Преступная мать».
Стр. 37. Тальма Франсуа-Жозеф (1763-1826) — знаменитый актер. Одна из лучших ролей Тальма — роль Манлия в трагедии Лафосса «Манлий Капитолийский».
Стр. 39. …на скамье пэров. — Палата пэров была создана в 1814 году при реставрации Бурбонов в противовес палате депутатов. Члены ее назначались королем, звание пэра было пожизненным и передавалось по наследству старшему сыну.
Стр. 40. Итальянский гений может сочинять легенду об Отелло, гений англичанина может вывести его на сцену… — Речь идет о трагедии Шекспира «Отелло» (1604), написанной на сюжет новеллы итальянского писателя Джамбаттисты Джиральди Чинтио, изданной в Италии в 1555 году.
Стр. 41. Локуста — отравительница, жившая в Риме при императоре Нероне (I век н.э.).
Павел и Виргиния — юные герои сентиментально-идиллического романа французского писателя Бернардена де Сен-Пьера (1737-1814) «Павел и Виргиния».
Стр. 42. Знаток по части шишек. — Речь идет о френологии — лженауке, утверждавшей связь между наружной формой черепа и умственными и моральными качествами человека.
Стр. 53. Гражданская война, зажженная в Испании конституцией 1812 года… — См. примеч. к стр. 32.
Стр. 53. …сохранение пресловутой вечной тайны, обещанное Тартюфом Эльмире. — Имеется в виду сцена из комедии Мольера «Тартюф», когда Тартюф, желая соблазнить жену Оргона Эльмиру, говорит ей, что люди набожные вроде него умеют хранить тайну своих любовных увлечений. (д. III, явл. 3).
Сеид — раб Магомета, ставший восторженным последователем его вероучения. Имя Сеида стало нарицательным для обозначения ярого и слепого приверженца. Образ Сеида был создан Вольтером в трагедии «Магомет» (1741).
Стр. 56. Браганцы — древний португальский герцогский род, насчитывавший несколько королей.
Видам — старинный дворянский титул во Франции.
Стр. 57. Конгрегации — объединения католических монастырей, принадлежащих к одному ордену; во время Реставрации, особенно при Карле Х, были важнейшими проводниками политической реакции. Здесь речь идет о конгрегации иезуитов, поддерживавшей ультрамонархические газеты: «Котильен», «Драпо Блан», «Газетт де Франс».
Фактотум — человек, беспрекословно исполняющий желания и приказания другого человека. Здесь имеется в виду граф де Виллель, один из вождей роялистов.
Стр. 61. Сент-Пелажи — во времена Бальзака долговая тюрьма в Париже.
Стр. 66. Тюркаре — персонаж одноименной комедии Лесажа (1709), разбогатевший откупшик.
Стр. 67. …Фигаро Бомарше, Маскариль Мольера, Фронтены Мариво и Лафлеры Данкура… — Типы ловких, пронырливых и хитрых слуг, созданные французскими драматургами XVII и XVIII веков.
Стр. 68. …вел себя по-диогеновски… — то есть, чрезвычайно скромно. Древнегреческий философ Диоген (IV век до н.э.) жил в бочке, отказавшись от всяких удобств, довольствуясь самым необходимым.
Леметр Фредерик — популярный французский актер (1800-1876); славился искусством мимики и перевоплощения.
Стр. 72. Вителлий — римский император (I век), отличавшийся чревоугодием.
Стр. 73. Вальхернская экспедиция. — В 1809 году англичане попытались овладеть голландским островом Вальхерн как плацдармом для нападения на Францию, но были отброшены французами.
Герцог Отрантский — титул, присвоенный Наполеоном Фуше, министру полиции.
Стр. 74. Булонский поход. — Наполеон готовил в Булонском порту большую флотилию для вторжения в Англию; его планы были сорваны поражением французского флота при Трафальгаре (1805).
Талейран — Перигор, Шарль-Морис (1854-1838) — французский дипломат, отличавшийся беспринципностью и вероломством. Играл видную роль в реакционном Венском конгрессе (1814-1815).
Стр. 75. …подобно Оресту и Пиладу. — Орест и Пилад — герои древнегреческой мифологии, неразлучные друзья.
…при жизни Фраскати… — Итальянцу Фраскати принадлежал в Париже известный игорный дом, существовавший до 1837 года.
Стр. 3. Саржин — герой популярной в то время музыкальной комедии «Саржин или Ученик Амура». Слова Монвеля, музыка Далейрака.
Стр. 4. …петушок из птичника мамаши Воке. — См. роман Бальзака «Отец Горио».
Стр. 5. …чем те лица, которые принадлежа к центру, отдают голос правым… — Намек на ожесточенные дебаты во французском парламенте в 1826 году по поводу реакционного правительственного законопроекта против печати. Представители центра — доктринеры (конституционалисты-роялисты, представлявшие интересы крупной буржуазии) поддерживали ультрароялистов, выступавших в защиту законопроектов.
Стр. 6. Бертран и Ратон — обезьяна и кот из одноименной басни Лафонтена. Хитрая обезьяна Бертран уговаривает кота Ратона таскать для нее из огня жареные каштаны. В 1833 году Э. Скриб опубликовал сатирическую комедию «Бертран и Ратон». Имя Бертрана стало нарицательным для человека, любящего, загребать жар чужими руками.
Альцесты становятся Филинтами. — Альцест и Филинт — действующие лица комедии Мольера «Мизантроп» (1866), в которой правдивый и принципиальный Альцест противопоставлен осторожному и уклончивому Филинту.
Стр. 8. …Люсьен воскрешает Метаморфозы Овидия. — «Метаморфозы» Овидия — поэма древнеримского поэта Публия Овидия Назона (43 г. до н.э. — 17 г. н.э.), в которой излагаются мифы о различных превращениях героев.
Амфитрион — персонаж одноименной комедии Мольера, написанной на мифологический сюжет, заимствованный у древнеримского драматурга Плавта. В переносном смысле Амфитрион — гостеприимный хозяин.
«Маргаритки» — сборник стихотворений Люсьена Шардона. См. роман Бальзака «Утраченные иллюзии».
Стр. 9. Скапен, Сганарель и Фронтен — традиционные персонажи французской комедии, слуги, отличавшиеся изворотливостью, ловкостью, веселостью. Скапен и Сганарель выведены в пьесах Мольера; Фронтен — персонаж комедии Лесажа «Тюркаре».
Аспазия (V век до н.э.) — возлюбленная вождя афинской демократии Перикла, славилась своей красотой и умом.
Стр. 10. Госпожа Тальен — Жанна-Мария-Игнасия (1773-1835), жена Тальена, одного из организаторов контрреволюционного переворота 9 термидора (1794 год), имела свой салон.
Рабле Франсуа (ок. 1494-1553) — французский писатель-сатирик, один из крупнейших гуманистов эпохи Возрождения, автор романа «Гаргантюа и Пантагрюэль».
Стр. 11. Рафаэль Санцио из Урбино (1483-1520) — великий итальянский художник эпохи Возрождения.
Карем Мари-Антуан (1784-1833) — французский кулинар, автор ряда книг по кулинарии.
Тальони Мари-Софи (1804-1884) — знаменитая танцовщица, с большим успехом в 30-40 годах выступала в Париже.
Лоуренс Томас (1769-1730) — английский художник-портретист.
Буль Андре-Шарль (1642-1732) — французский мебельщик — краснодеревщик, создал свой особый стиль мебели. Мебель Буля ценилась очень высоко.
Левиты — здесь служители культа, духовенство.
Стр. 14. Гофман Эрнест-ТеодорАмедей (1776-1822) — немецкий романтик, автор новелл и сказок, в которых фантастика причудливо переплетается с реальностью.
Стр. 20. Сурбаран — выдающийся испанский художник VII века.
Стр. 25. Диана — богиня охоты (римская мифология).
Калипига — название одной из античных статуй, изображающих богиню любви Афродиту (Венеру).
Стр. 27. …чудес, достойных первых времен существования церкви и повторенных иезуитами в Парагвае. — Речь идет о проявлениях религиозного экстаза. В начале XVII века иезуиты организовали свое государство в Парагвае, где они подчинили своей власти местное население. Независимое иезуитское государство просуществовало до середины XVII века.
Иевфай. — По библейской легенде, израильский судья и военачальник Иевфай дал богу клятву принести в жертву первого, кто поздравит его с победой. Первой поздравила его единственная дочь, которую он и принес в жертву богу. Она покорно подчинилась воле отца.
Стр. 29. Мессалина — жена римского императора Клавдия (I в.), известная своим распутством и жестокостью.
Стр. 32. Фердинанд VII — испанский король, отдавший страну во власть иезуитов. Он восстановил инквизицию, уничтожил либеральную конституцию 1812 года. Реакционная политика короля вызвала возмущение в стране, вылившееся в революционные события 1820-1823 годов.
Герцог Ангулемский — племянник Людовика XVIII, по приказу короля командовал французскими войсками, посланными в 1823 году в Испанию для подавления революции и восстановления на троне Фердинанда VII.
Стр. 33. …его соратником был один лишь капуцин. — Речь идет о монахе Жозефе дю Трамбле, прозванном «Серым кардиналом». Доверенное лицо кардинала Ришелье, беспринципный и жестокий «отец Жозеф» не имел никакого официального звания, но пользовался огромной властью в государстве.
Шуазель Этьен-Франсуа (1719-1785) — министр иностранных дел при Людовике XV, пользовался поддержкой фаворитки короля, г-жи де Помпадур.
Сен-Мар Анри, маркиз (1620-1642) — фаворит Людовика XIII, возглавил заговор против кардинала Ришелье, был казнен в 1642 году.
Стр. 34. Форнарина — красавица римлянка, возлюбленная художника Рафаэля (XVI век).
Стр. 36. …достойным таланта Фигаро. — Фигаро — ловкий, предприимчивый человек, герой трилогии французского драматурга XVIII в. Бомарше «Севильский цирюльник», «Женитьба Фигаро», «Преступная мать».
Стр. 37. Тальма Франсуа-Жозеф (1763-1826) — знаменитый актер. Одна из лучших ролей Тальма — роль Манлия в трагедии Лафосса «Манлий Капитолийский».
Стр. 39. …на скамье пэров. — Палата пэров была создана в 1814 году при реставрации Бурбонов в противовес палате депутатов. Члены ее назначались королем, звание пэра было пожизненным и передавалось по наследству старшему сыну.
Стр. 40. Итальянский гений может сочинять легенду об Отелло, гений англичанина может вывести его на сцену… — Речь идет о трагедии Шекспира «Отелло» (1604), написанной на сюжет новеллы итальянского писателя Джамбаттисты Джиральди Чинтио, изданной в Италии в 1555 году.
Стр. 41. Локуста — отравительница, жившая в Риме при императоре Нероне (I век н.э.).
Павел и Виргиния — юные герои сентиментально-идиллического романа французского писателя Бернардена де Сен-Пьера (1737-1814) «Павел и Виргиния».
Стр. 42. Знаток по части шишек. — Речь идет о френологии — лженауке, утверждавшей связь между наружной формой черепа и умственными и моральными качествами человека.
Стр. 53. Гражданская война, зажженная в Испании конституцией 1812 года… — См. примеч. к стр. 32.
Стр. 53. …сохранение пресловутой вечной тайны, обещанное Тартюфом Эльмире. — Имеется в виду сцена из комедии Мольера «Тартюф», когда Тартюф, желая соблазнить жену Оргона Эльмиру, говорит ей, что люди набожные вроде него умеют хранить тайну своих любовных увлечений. (д. III, явл. 3).
Сеид — раб Магомета, ставший восторженным последователем его вероучения. Имя Сеида стало нарицательным для обозначения ярого и слепого приверженца. Образ Сеида был создан Вольтером в трагедии «Магомет» (1741).
Стр. 56. Браганцы — древний португальский герцогский род, насчитывавший несколько королей.
Видам — старинный дворянский титул во Франции.
Стр. 57. Конгрегации — объединения католических монастырей, принадлежащих к одному ордену; во время Реставрации, особенно при Карле Х, были важнейшими проводниками политической реакции. Здесь речь идет о конгрегации иезуитов, поддерживавшей ультрамонархические газеты: «Котильен», «Драпо Блан», «Газетт де Франс».
Фактотум — человек, беспрекословно исполняющий желания и приказания другого человека. Здесь имеется в виду граф де Виллель, один из вождей роялистов.
Стр. 61. Сент-Пелажи — во времена Бальзака долговая тюрьма в Париже.
Стр. 66. Тюркаре — персонаж одноименной комедии Лесажа (1709), разбогатевший откупшик.
Стр. 67. …Фигаро Бомарше, Маскариль Мольера, Фронтены Мариво и Лафлеры Данкура… — Типы ловких, пронырливых и хитрых слуг, созданные французскими драматургами XVII и XVIII веков.
Стр. 68. …вел себя по-диогеновски… — то есть, чрезвычайно скромно. Древнегреческий философ Диоген (IV век до н.э.) жил в бочке, отказавшись от всяких удобств, довольствуясь самым необходимым.
Леметр Фредерик — популярный французский актер (1800-1876); славился искусством мимики и перевоплощения.
Стр. 72. Вителлий — римский император (I век), отличавшийся чревоугодием.
Стр. 73. Вальхернская экспедиция. — В 1809 году англичане попытались овладеть голландским островом Вальхерн как плацдармом для нападения на Францию, но были отброшены французами.
Герцог Отрантский — титул, присвоенный Наполеоном Фуше, министру полиции.
Стр. 74. Булонский поход. — Наполеон готовил в Булонском порту большую флотилию для вторжения в Англию; его планы были сорваны поражением французского флота при Трафальгаре (1805).
Талейран — Перигор, Шарль-Морис (1854-1838) — французский дипломат, отличавшийся беспринципностью и вероломством. Играл видную роль в реакционном Венском конгрессе (1814-1815).
Стр. 75. …подобно Оресту и Пиладу. — Орест и Пилад — герои древнегреческой мифологии, неразлучные друзья.