Если когда-то ему и пришлось проявить настоящее мужество, то это случилось после смерти его жены Адди и сына Пола. Тогда жизнь потребовала от Томаса Литтла полной самоотдачи – ведь на руках у него осталась маленькая Джейни, и ради нее он должен был выстоять.
   И сейчас он снова не имел права сдаваться. Потому что чем дольше он продержится, тем дольше его мучитель не сможет заняться Джейни. А к тому моменту, когда все будет кончено, она, должно быть, уже догадается обратиться в полицию. Они защитят ее.
   Но до тех пор ему придется покупать время по высокой цене.
   В бункере стоял сильный запах бензина. Штаны Дедушки были пропитаны им насквозь. Руки его нещадно болели оттого, что были слишком сильно стянуты веревкой.
   В тусклом свете электрической лампы он увидел странный блеск в блеклых глазах незнакомца, когда тот щелкнул зажигалкой во второй раз.
   Это не был нормальный взгляд. Это был взгляд человека, питавшегося чужими страданиями. Страданиями, которые причинял он сам.
   Дедушка не смог сдержать крика, когда бензин на его ноге обратился в пламя. Взметнувшись голубым столбом, оно обожгло ему брови и волосы. Несчастный инстинктивно дернулся назад, пытаясь спастись от ужасающего жара, но путы не позволили ему сдвинуться и на дюйм. Кожа, показавшаяся через дыру в прожженных брюках, быстро покрывалась волдырями…
   Бетт бросил ему на колени одеяло, и огонь погас.
   Но боль не прошла.
   А в глазах убийцы застыло обещание еще большей боли.
   Со стыдом Дедушка осознал, что его мочевой пузырь опорожнился. Пот градом катился по его лицу. Рубашка прилипла к спине. Страх проник во все члены старика, прибавляя к нестерпимому жару обжигающий холод, и Дедушка невольно задрожал, отчаянно моргая, чтобы смахнуть предательские слезы.
   Стремительно продолжал нарастать страх – и за себя, и особенно за Джейни. На что еще был способен этот безумец?
   Ведь он придет за ней. Независимо от того, что случится сегодня здесь, он все равно придет за ней!
   Этой мысли Дедушка вынести не мог. Если он умрет прежде, чем девочка успеет позвонить в полицию…
   – Я же сказал: у нас нет того, что вы ищете, – повторил он Бетту.
   Тот пожал плечами:
   – Возможно. Но тебе наверняка известно, где оно.
   – Оно…
   Дедушка умолк, когда Бетт плеснул ему в лицо бензином. Горючая жидкость больно обожгла глаза. Дедушка закашлялся от удушливого запаха и с трудом подавил сильнейший приступ тошноты.
   Бетт швырнул пустую канистру на пол, взял другую и вдруг настороженно прислушался: со стороны дороги, соединяющей Ньюлин и Маусхол, до карьера донесся отдаленный вой сирен. Бетт внимательно посмотрел на Дедушку и покачал головой:
   – Кто-то совершил серьезную ошибку.
   – Что вы… имеете в виду?
   Дедушка едва мог скрыть облегчение: этот звук означал, что Джейни находится в безопасности.
   – Я же предупреждал: никакой полиции, – процедил Бетт. – Но люди никогда не слушают, что им говорят, да? Они как ты, старик. Я дал тебе шанс, а разве ты меня послушался?
   – Я…
   – Знаешь, к какому выводу я пришел? Что тебе просто не терпится сгореть заживо!
   «Что ж, – подумал Дедушка. – Если мне суждено умереть такой страшной смертью, то я обязан прихватить это чудовище с собой».
   Он напрягся изо всех сил, пытаясь освободиться, но веревки были слишком крепкими.
   Бетт расхохотался и одним махом выплеснул на него вторую канистру.
   – Пожалуй, ты уже достаточно пропитался соком. Пора начинать готовить.
   Он шагнул к беспомощно барахтавшемуся в своих путах старику.
   – Угадай, сколько ты протянешь? Или нет, угадай лучше вот что: от чего именно ты умрешь? От огня или от разрыва сердца?
   Он опять достал из кармана зажигалку.
   – Единственный способ, которым ты можешь спасти себя и свою внучку, – это сказать мне…
   Раздался громкий щелчок. Дедушка вздрогнул и зажмурился.
   Но боль почему-то не стала сильнее. И жара тоже не было.
   Дедушка открыл глаза и увидел, что зажигалка выпала из руки Бетта. Сам он лежал на полу, и из ноги его текла кровь. Взгляд убийцы был устремлен наверх, на выводившую из бункера лестницу.
   – Ты… – выдавил он сквозь сжатые зубы.
   Дедушка осторожно покосился в ту же сторону.
   Слабое освещение лампы не позволяло отчетливо разглядеть стоявшего там мужчину. Было видно лишь то, что это очень крупный человек, бледный и растрепанный. Плечо его было кое-как перевязаноокровавленной тряпкой. Одну руку он неловко прижимал к груди. В другой держал пистолет.
   – Ты… ты мертв! – зарычал Бетт. Мужчина принялся неуклюже спускаться. Сойдя вниз, он прислонился к стене и наставил оружие на Бетта.
   «Да это же Дэйви Роу! – осознал Дедушка. – И кажется, он вот-вот упадет».
   Бетт потянулся к карману, и Дэйви спустил курок.
   Звук выстрела эхом раскатился по пустому бункеру. Бетт завыл, схватившись за вторую ногу.
   – Я шел за тобой, – прохрипел Дэйви. – Ты… был в моем сознании… Я не мог… от этого избавиться.
   Его речь была крайне сбивчивой, и Дедушка понял, что он изнемогает от боли. Сделав еще несколько шагов, Дэйви снова прислонился к стене и медленно повернулся к старику:
   – Я сейчас освобожу вас… мистер Ли…
   Увы, ему не следовало оставлять врага без присмотра.
   Звук нового выстрела был похож на раскат грома.
   Первая пуля ударила в Дэйви с такой силой, что буквально вдавила его в стену. Вторая откинула прочь от нее. Молодой человек зашатался, но не упал.
   Черты Бетта были искажены болью и яростью. Кровь из его ран текла уже рекой, но безумие, загоревшееся в глазах, как будто придало ему сил, и, приподнявшись на локте, он выстрелил в третий раз.
   – Умри!
   Эта пуля угодила Дэйви в область сердца.
   – Почему ты не умираешь? – завыл Бетт.
   – Н-не могу… – простонал Дэйви.
   Грудь его была пробита, на губах выступила красная пена, но он упрямо, шаг за шагом, приближался к Бетту. Дедушка не знал, каким образом ему, смертельно раненному, это удавалось, но факт был налицо: Дэйви добрался до Бетта и, прежде чем тот успел выстрелить в четвертый раз, сам нажал на курок.
   В голове Бетта появились две раны: одна маленькая, другая большая и рваная.
   Раскачиваясь, словно маятник, Дэйви посмотрел на него в упор.
   – Всему… свое время… – выдавил он, захлебываясь кровью.
   И выпустил в Бетта оставшиеся у него пули. Тело несколько раз конвульсивно дернулось, но Майкл Бетт был уже мертв.
   – Сегодня… мой день… – добавил Дэйви, слабея.
   Он еще долго продолжал вхолостую давить на курок, и Дедушка, в ушах которого еще стояло эхо настоящих выстрелов, невольно вздрагивал при каждом щелчке.
   Наконец Дэйви отбросил пистолет и двинулся к Томасу Литтлу.
   Достав из кармана складной нож, он наклонился и стал перерезать веревки на руках старика, однако в этот момент вдруг как-то особенно сильно пошатнулся, харкнул кровью и повалился прямо на него.
   – Я всегда… хотел… – начал было он. И умер.
   Дедушка не сразу смог высвободиться из-под рухнувшего на него Дэйви. Малейшее движение вызывало у него адскую боль, но, превозмогая ее, он упорно перебирал ногами по полу, одновременно стараясь всем телом наклониться вбок, и в итоге это у него получилось: стул накренился и упал.
   Ударившись плечом и едва не потеряв сознание, Дедушка несколько минут лежал неподвижно, задыхаясь от запаха бензина. Затем, по-прежнему помогая себе ногами, он вместе со стулом начал медленно поворачиваться на полу, и вскоре его рука нащупала выроненный Дэйви нож.
   Не без труда избавившись от своих пут, Дедушка подполз к застывшему Дэйви, положил его голову на свою здоровую ногу и бережно пригладил ему волосы.
   – Я обязательно расскажу им, дорогой, – прошептал он. – Я расскажу им всем, каким прекрасным человеком ты был.
   Он все еще разговаривал с бездыханным Дэйви, когда прибыла полиция.
 
3
 
   Гонинан был единственным человеком, которому Джейни смогла поведать всю историю целиком.
   Правда, произошло это не сразу: пару последующих за ужасной воскресной ночью дней Джейни и ее друзьям пришлось потратить на объяснения с полицейскими – их вызывали к себе констебли из Маусхола и Ньюлина, представители отдела уголовного розыска и даже сыщики из Скотланд-Ярда.
   Допрашивали каждого в отдельности, вынуждая снова и снова повторять одно и то же.
   Феликс Гэйвин, будучи гражданином другого государства, едва не попал под арест по подозрению в убийстве своего соотечественника Джона Мэддена, однако сержант из местного участка – племянник Чоки, знавший Феликса много лет, поручился за него, в результате чего Феликса все-таки отпустили, а убийство Мэддена так и осталось нераскрытым.
   Дедушка провел в больнице всего полдня – полученные им ожоги, несмотря на всю их болезненность, оказались поверхностными. Вот если бы Бетт потушил пламя хотя бы секундой позже… Впрочем, об этом никто и думать не хотел.
   Клэр больше не грозились выгнать с работы и ферму Бойдов оставили в покое.
   Джейни вновь предложили совершить турне по Америке, но одна лишь мысль о тех, кто приехал оттуда в Корнуолл с намерением разрушить ее жизнь, показалась девушке достаточным основанием для отказа.
   Прошла еще неделя, прежде чем она, захватив с собой Феликса и Клэр, отправилась туда, где могла получить ответы на мучившие ее вопросы.
   Питер Гонинан уже ждал их. Хелен, на этот раз куда менее сердитая, провела гостей в дом и приготовила чай.
   – Неужели это происходило в реальности? – спросила Джейни, закончив свой рассказ о событиях, разыгравшихся у Мен-эн-Тола.
   – Все зависит от того, что вы называете реальностью, – ответил Гонинан.
   – Нет, я серьезно. Мэдден просто загипнотизировал нас, да?
   Гонинан улыбнулся:
   – Алистер Кроули определил магию как «науку и искусство согласовывать наступление перемен с личной волей».
   Все молчали, ожидая дальнейших пояснений, однако их не последовало. Вместо этого Гонинан принялся пить чай.
   – Вы имеете в виду, что нам это все-таки не приснилось? – не выдержал наконец Феликс.
   Гонинан покачал головой:
   – Меня там не было, так что я ничего не могу утверждать. Но смею вас заверить, что Мэдден – как и Кроули, которого он так чтил, – и вправду был великим магом. Они могли творить то, что мы называем чудом.
   – А вы? – прищурилась Джейни.
   – Я никогда не относил себя к великим магам.
   – И хорошо, – вздохнула Клэр. – Они слишком злые.
   – Не все, – возразил ей Гонинан. – На свете немало и других – например, Гурджиев, о котором мы уже говорили ранее, Успенский[62], Рудольф Штайнер[63], индеец Грохочущий Гром[64], Спирос Сати – киприот, более известный как Даскалос[65]. Они просто стремятся поднять человеческий дух на более высокий уровень, не требуя при этом никакой награды.
   Клэр покачала головой:
   – Они не волшебники. Они философы.
   – Философы – лучшие волшебники, поскольку ими движет не жажда обрести магическую силу, а желание постичь мироздание и собственное предназначение. Этим они отличаются от людей вроде Мэддена. Мэдден думал только о себе и старался только для себя. Его, как и множество ему подобных, погубило обычное себялюбие: они проиграли потому, что считали остальных людей баранами.
   – Но как же удивительно все в итоге уладилось – словно само собой, – заметила Джейни.
   Гонинан снова улыбнулся:
   – В этом и заключается красота магии. Она процветает на случайностях и совпадениях. Таким путем дух мира – тот самый, что Юнг назвал нашим «расовым» бессознательным, – пытается пробудить нас ото сна. Магия учит людей вроде Мэддена помнить о законах мирового равновесия, а непосвященных вроде вас – хотя бы иногда видеть дальше собственного носа.
   – Но почему она исчезает? – спросила Джейни. – Почему мы не можем представить никаких доказательств соприкосновения с нею? У меня остались лишь обрывки воспоминаний, но с каждым днем я утрачиваю их. Скоро мне начнет казаться, что это был всего лишь сон. Если магия приходит сюда, чтобы чему-то нас научить, то почему она так быстро увядает?
   – Увядает не она, – поправил девушку Гонинан. – Увядает ваш интерес к ней. Мы живем в материальном мире. Мы сами сделали его таким, почти не оставив в нем места для чудес. Мы слишком заняты своими бытовыми проблемами, чтобы думать о чем-то настоящем.
   Магию находит лишь тот, кто ищет ее. Чем больше времени вы проводите рядом с ней, тем больше притягиваете к себе необычные события и знакомства. Но как только вы начинаете о ней забывать, она отвечает вам тем же и со временем окончательно закрывается для вашего взора. Она по-прежнему будет существовать где-то поблизости, но уже не для вас.
   – Это звучит так… замысловато, – растерянно сказала Джейни.
   Гонинан рассмеялся:
   – Еще как замысловато. Впрочем, вполне можно обойтись и без волшебства. Как и без наших исследований в области иных измерений, спиритизма и тому подобного. Что для нас действительно важно – так это научиться использовать данный нам от природы потенциал. А он просто огромен, уж поверьте.
   – И тогда мы проснемся?
   Гонинан кивнул:
   – И тогда вы проснетесь. А проснувшись, поймете, что все вокруг взаимосвязано: прошлое, настоящее и будущее; мы как индивиды и мир, в котором мы обретаемся; земная жизнь и то, что наступит после нее. Нашим возможностям нет предела.
   Беда в том, что мы постоянно концентрируемся на том, чего у нас нет, игнорируя при этом то, что имеем, – наши поистине безграничные способности.
   – Вы говорите как буддист, – фыркнула Клэр.
   Гонинан улыбнулся.
   – Все взаимосвязано, – повторил он. – По мнению Колина Уилсона, мы воспринимаем текущий момент как нечто состоявшееся, но это совсем не так: настоящее ждет, пока мы завершим его, установив связь между ним самим, его причиной и следствием. В этом и заключается главное достижение разума.
   Если вы не хотите, чтобы магия покинула мир, проснитесь и оставайтесь бодрствующими.
   – Но как этого добиться? – спросила Джейни.
   Гонинан жестом обвел свою гостиную, заваленную ящиками, книгами и чучелами пернатых.
   – Попробуйте наблюдать за птицами.
 
4
 
   Менее часа спустя Джейни, Клэр и Феликс вернулись в маленький домик на Дак-стрит. Они сидели на кухне и пили приготовленный Дедушкой чай со взбитыми сливками, домашними булочками и черничным джемом, когда в дверь позвонили. Было решено, что открывать пойдет Джейни, и девушка выбежала в коридор с веселой улыбкой, которая сошла с ее лица, едва она отворила дверь.
   – Ты! – выдохнула Джейни.
   Лина Грант кивнула:
   – Я не надеялась, что меня здесь ждут.
   – И правильно делала.
   «Новая, перевоспитывающаяся» Джейни переживала не лучшие времена для того, чтобы практиковаться в учтивости, не говоря уже о чем-то большем. Она собиралась было захлопнуть дверь перед носом гостьи, но в последний момент сдержалась.
   – Зачем ты явилась сюда? – спросила она Лину.
   – Извиниться.
   Джейни дико расхохоталась:
   – На свете нет ничего, что могло бы оправдать тебя.
   – Я знаю.
   Это несколько озадачило Джейни. Она окинула гостью внимательным взглядом: в поведении Лины сквозило нечто не соответствующее ее прежнему представлению об этой женщине.
   – Чего ты хочешь? – спросила Джейни уже более спокойным тоном.
   – Я же сказала: извиниться. Не буду уверять, будто не ведала, что творила. Ведала. Просто не думала об этом. А сейчас я хочу измениться и еще… еще поблагодарить тебя.
   Джейни заморгала от удивления:
   – Поблагодарить меня?!
   – Да, тебя и Феликса – за то, что вы на личном примере показали мне, как люди могут управлять собственной жизнью.
   – Мое восстановленное турне и спасенная ферма Бойдов – это ты устроила? – догадалась Джейни.
   Лина кивнула:
   – Когда мы проснулись, действительно проснулись…
   («Проснитесь и оставайтесь бодрствующими», – прозвучал у Джейни в ушах призыв Питера Гонинана.)
   – … и поняли, как играл нами Мэдден, а мы, в свою очередь, теми, кто окружал нас… ну, в общем, мы с папой решили, что настало время перемен.
   – В Ордене? – спросила Джейни. Лина покачала головой:
   – Орденом нельзя управлять, во всяком случае изнутри. Он растворяет в себе всех, кто приближается к нему. Мы покинули Орден, чтобы попытаться ослабить его влияние снаружи.
   – Я тебе не завидую, – усмехнулась Джейни и по лицу Лины прочла, что та истолковала это заявление двояко.
   – Феликс… он… – замялась Лина. – Ты простила его?
   Джейни невольно смягчилась:
   – Он не знает, что с ним случилось. Ему известно лишь то, что ты накачала его наркотиками.
   – А почему ты утаила от него вторую часть?
   – Поначалу ради него самого, – ответила Джейни. – А теперь… теперь это уже не важно.
   – Джейни, кто там? – донесся до них голос Феликса.
   Джейни долго и задумчиво разглядывала Лину, затем вздохнула.
   – Ты можешь войти, – сказала она. – Я не собираюсь предлагать тебе дружбу, но если ты хочешь извиниться перед ним…
   Лина покачала головой:
   – Я не смогу смотреть ему в глаза. Я с трудом смотрю в глаза даже тебе.
   Она достала из сумочки визитку и сунула ее в руку Джейни.
   – Если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь… что бы то ни было… Просто позвони мне.
   Лина развернулась и зашагала прочь как раз в тот момент, когда на крыльцо вышел Феликс.
   – Джейни… – начал он и замолчал, увидев быстро удаляющуюся фигуру. – Это же…
   – Лина Грант, – подтвердила Джейни.
   Глаза Феликса сузились, но Джейни потрепала его по волосам и потащила внутрь.
   – Она приходила принести нам свои извинения, – пояснила девушка.
   – Извинения? – усмехнулся Феликс. – Да как она могла рассчитывать на то, что мы их примем?
   – Она и не рассчитывала.
   Джейни взглянула на визитку и сунула ее в карман джинсов.
   – Но думаю, что ее раскаяние было искренним, – добавила она, закрывая дверь.

ЭПИЛОГ

   Все вещи известны, однако большинство из них забыто. Нужна специальная магия, чтобы вспомнить их.
Роберт Холдсток. Лавондис


 
   Дорога, которая ведет нас вперед, есть дорога, ведущая нас к себе.
Колин Уилсон. Вне оккультизма

Невероятная хорошая новость

   Его манера исполнения ассоциируется у меня с дикими холмами и вересковыми пустошами.
Основатель нортумбрийского собрания Билл Чарлтон о Билле Пигге

 
   – Интересно, что было с ними дальше? – спросила Джоди, когда Дензил захлопнул книгу.
   Она сидела на подоконнике, удобно устроившись в крошечном кресле, которое смастерил для нее ученый. Когда девушка поселилась у него на чердаке, он с завидным энтузиазмом взялся за изготовление игрушечной мебели, и вот теперь, несколько недель спустя, на его верстаке в беспорядке были разбросаны незавершенные модели, зато маленькая Джоди чувствовала себя комфортно.
   Он сделал для нее спаленку на нижней полке одного из книжных шкафов, сколотил множество лестниц, обеспечивающих ей доступ на стол и окно, и сейчас работал над лифтом, который позволил бы ей спускаться на улицу и подниматься обратно. Правда, сам Дензил был против самостоятельных прогулок Джоди: на нее мог наступить любой прохожий, а уж городские кошки…
   До этого она всегда гуляла либо с ним, либо с Топином, либо с кем-нибудь из ребятишек. Дни ее отныне были наполнены смыслом: она заново осваивала для себя мир и помогала, хоть и без особого желания, Дензилу в его работе. Но больше всего она любила просто бездельничать по вечерам и слушать сказки, как сегодня.
   Книга, которую они только что закончили, представляла собой потрепанный томик в кожаном переплете. Топин нашел ее на пустоши рядом с Мен-эн-Толом и подарил Дензилу и Джоди как «единственным из его знакомых, способных оценить ее противоречащий законам логики сюжет».
   – Я надеюсь, все они жили счастливо после этого, – мечтательно протянула Джоди.
   – Наверное. По крайней мере, некоторые из них.
   – Топин сказал, что все придуманные когда-то истории продолжают жить своей жизнью, независимо от того, хочет этого их автор или нет. Когда мы открываем книгу, это останавливает ход описываемых в ней событий, но лишь на время, пока мы ее читаем.
   Дензил крякнул.
   Они с Топином по-прежнему вели долгие и нудные, с точки зрения Джоди, споры – только теперь предметом разногласий являлась не сама магия, а ее отдельные проявления.
   Два дня назад, когда Топин приходил в последний раз, они препирались несколько часов кряду, пытаясь решить, действительно ли виски является лекарственным средством, или же его народное название «живая вода» подразумевает излишне оживленное состояние ума, возникающее в результате принятия алкоголя.
   – Вы мне так надоели со своими спорами, – надулась Джоди. – Я даже не знаю, кто из вас упрямее.
   – Не дерзи, а то мы посадим тебя в банку.
   Джоди улыбнулась и повернулась к открытому окну.
   – Слушайте! – встрепенулась вдруг она. – Вот, опять… Слышите?
   – Вроде бы да, – неуверенно ответил Дензил.
   Но то, в чем сомневался он, для нее было кристально ясным: это ветер с пустоши проносил над Бодбери звуки первородной музыки, и в его порывах, поднимаясь выше всех остальных инструментов, звенел веселый голос маленькой волынки, звучащий как целый хор птиц, сопровождаемый жужжанием пчелиного роя…
   – Как ты думаешь, Топин не забудет отнести это к Мен-эн-Толу? – спросила Джоди.
   Дензил знал, о чем она говорит – о маленькой медной брошке, которую они сделали вместе собственными руками. Это была миниатюрная копия книги, которую Топин нашел у камня.
   – Бренджи всегда держит слово, – заверил девушку Дензил. Он погладил спящего у него на коленях Олли. – Конечно, это может вылететь у него из головы на неделю или две, но в конце концов он сделает то, что обещал.
   – Интересно, что она подумает, когда получит наш подарок, – улыбнулась Джоди.
   – Может, она напишет об этом книгу, и тогда мы сможем узнать ее мнение наверняка.
   – Или, может, она сочинит новую мелодию… А ветер, спускавшийся с холмов, исполнял над ночным городом сказочную, наполненную шепотом тайны музыку и, пролетая через море и поля, уносил ее дальше – в бесконечность.

Блаженны ищущие

   Я встретил тебя давно, но тебе это неизвестно, ибо тебя там не было – только твой призрак. Призрак, который выскользнул из твоей книги, чтобы явиться мне.
Джек Дэнн. Ночные встречи

 
   Спустя год Джейни Литтл снова стояла на пустоши рядом с Мен-эн-Толом, и под мышкой у нее был зажат небольшой футляр, в котором она хранила свою нортумбрийскую волынку.
   Она часто приходила сюда: порой вечером, порой днем; иногда с Феликсом, иногда одна. Она сидела у камня и играла на вистле, пытаясь пробудить свой разум. Но сегодня, в первую годовщину тех событий, она просто смотрела на Мен-эн-Тол и больше чем когда бы то ни было сожалела о своей неспособности восстановить в памяти подробности той ночи.
   Она помнила Джона Мэддена и все, через что он заставил их пройти. Она помнила Дедушкин рассказ о безумном Майкле Бетте и несчастном Дэйви Роу. Но что касается магии и музыки…
   Как и в истории, описанной в книге Данторна, все постепенно словно погружались в какое-то забытье, пока наконец и вовсе не перестали думать о случившемся. Все, кроме Джейни.
   Она нередко доставала из Дедушкиного альбома заветную фотографию и подолгу разглядывала на ней кресло, рядом с которым впервые увидела Маленького Человечка, играющего на скрипке. Он был там! В этом она готова была поклясться кому угодно. Однако теперь он все чаще казался ей всего лишь игрой света…
   Сегодня на ферме у Бойдов была вечеринка, устроенная по случаю их с Феликсом возвращения из осеннего турне по Калифорнии.
   Молодой человек по-прежнему не жаловал сцену – то, что изредка он подыгрывал Джейни на бойране, было не в счет. Зато он согласился работать над звуком во время ее концертов, и девушка была уверена, что никогда еще исполняемая ею музыка не звучала так хорошо.
   Сам Феликс брался за инструмент лишь на вечеринках, но Джейни чувствовала, что его страх перед публикой тает с каждым днем, и терпеливо ждала, когда он объявит ей о своем намерении сыграть вместе с ней на ближайших гастролях. Правда, до сих пор этого не произошло, однако Джейни не отчаивалась, утешая себя мыслью, что он решится на это очень скоро: «новая и перевоспитывающаяся» Джейни старалась быть справедливой.
   Феликс принял активное участие в записи ее третьего альбома, но при этом наотрез отказался от причитающегося ему гонорара и славы: он боялся, что после этого зрители захотят видеть его на сцене, а посему ограничился тем, что разрешил упомянуть свое имя в общем списке музыкантов, помогавших Джейни, и после долгих уговоров ей пришлось сдаться.
   Альбом продавался очень хорошо – и дома, и за рубежом. Он получил наименование «Маленькая страна». Обозреватель из журнала «Фолк Рутс» утверждал, что это либо в честь Джейни Литтл[66], либо в честь Корнуолла, который сам по себе являлся прообразом некой маленькой страны, и лишь те, кто читал книгу Данторна, знали о действительном происхождении названия, но хранили его в секрете.
   За последний год в жизни Джейни произошла лишь одна крупная перемена: ей начала писать мать. Первое письмо – с извинениями – Джейни оставила без ответа, она ведь ничем не была обязана этой женщине. Но письма продолжали приходить ежемесячно. В них не было упреков за молчание – Конни просто сообщала дочери об изменениях в своей судьбе: она уехала из Нью-Йорка и устроилась на работу в театр, о чем мечтала с детства. Денег у нее теперь было маловато, зато она чувствовала себя абсолютно счастливой. А еще она купила все альбомы Джейни и очень гордилась дочерью.
   В конце каждого письма значилось: «Твоя любящая мать Конни».
   Сегодня Джейни наконец ответила ей. Она отнесла конверт на почту и, только бросив его в ящик, поняла, с каким тяжелым грузом на сердце ходила все это время. Теперь же она испытала такое облегчение, что ей захотелось петь. Идти на музыкальный вечер к Бойдам было еще рано, и Джейни решила отправиться на пустошь.
   Одна.
   На восходе луны.
   С волынкой.
   Кемпи встретил ее с нескрываемой радостью.
   Сейчас он лежал рядом, высунув язык, и следил за тем, как Джейни готовит волынку. Впрочем, настроив инструмент, она вдруг отложила его и, улыбнувшись псу, шагнула к Мен-эн-Толу.
   Луна как раз всходила.
   Джейни осмотрелась и, убедившись, что, кроме Кемпи, который, судя по всему, сам был большим авантюристом, за ней никто не наблюдает, протиснулась через дыру в камне. Обойдя его, она пролезла через нее опять. И опять. И так девять раз, отсчитанных вслух.
   Джейни не пыталась попасть в другой мир. Она просто хотела увидеть его. Поверить, что он существует…
   Но туман не поднимался с окружающих болот. И яркой вспышки света не последовало.
   И музыка не зазвучала…
   Только спокойствие ночи. Звезды мерцали в небе – удивительно чистом для этого времени года, и луна продолжала подниматься над горизонтом.
   Джейни рассмеялась над собственной наивностью и стряхнула пыль с одежды.
   Она была разочарована своей неудачей, но не удивлена: в конце концов, если бы чудо так легко являло себя каждому любопытствующему, то полмира уже давно сбежалось бы к этому камню.
   И потом, разве Питер Гонинан не предупреждал ее, что настоящая магия…
   Джейни невольно вздрогнула, когда ее рука коснулась какого-то незнакомого предмета, приколотого к отвороту куртки. Достав из кармана фонарик, который она захватила с собой из машины, девушка посветила себе на грудь.
   Это была небольшая брошка. Дрожа от волнения, Джейни прикоснулась к ней. Похожая на сувенирные домики и маяки, которые продавались пару лет назад, она была выполнена в виде книги в кожаном переплете, на котором значилось…
   Водя по крошечной обложке дрожащим пальцем, Джейни прочла название:
   «Маленькая страна».
   Мистическое тепло разлилось по ее телу. Она взглянула на камень и неожиданно увидела там мужчину: он сидел на вершине Мен-эн-Тола, болтая ногами. Джейни сразу узнала его. Это был Уильям Данторн. Правда, выглядел он совсем не так, как на старых Дедушкиных фотографиях, а скорее так, как если бы ему удалось благополучно дожить до этих дней.
   Он улыбался ей, и в глазах его светилась тайна…
   Джейни моргнула, и образ исчез. Но тепло осталось. Как и воспоминание о чудесной встрече.
   И брошь…
   Выключив фонарик, Джейни быстро подхватила волынку и начала играть.
   Бур доны гудели подобно пчелиному рою, а чантер, казалось, сам выводил мелодию, которая рождалась здесь, на месте. «Как два Билли, вместе взятых!» – с восторгом подумала Джейни, когда музыка зазвучала в унисон с ее собственным сердцем:
   Дум-дум. Дум-дум.
   И этот же ритм раздавался где-то глубоко под землей… и там, вдалеке.
   Джейни чувствовала себя так, словно ей только что сообщили какую-то невероятную, но очень хорошую новость, и вот теперь, не в силах таить ее в себе, она без слов кричала об этом на весь мир.
   Простая джига звучала эхом первородной музыки, и в ней угадывался шепот тайны и ритм древнего танца. И море за морем, волна за волной, пустошь за пустошью, холм за холмом, она стремились в бесконечность…
   Музыкальный вечер у Бойдов имел оглушительный успех – друзья уверяли, что мелодии, исполняемые на кухне фермы, долетали даже до Сент-Ивз и Лендс-Энда.
   Но Джейни-то знала, что они в действительности слышали.
   – Это была первородная музыка, – объяснила она Феликсу и Клэр на следующий день.
   Музыка Маленькой страны, живущей в потаенных глубинах души каждого человека.