Дельвиг Полина. Тупиковое звено

   — Рок не рок, но молчание нам не повредит.
   Валентина Георгиевна Калинина, в девичестве Скуратова, оказалась полной седой женщиной. Она сердечно расцеловалась с Дашей и Филлипом.
   — Ну надо же… Вот уж никогда бы не подумала, что такое возможно. Кем же вы мне приходитесь?
   — Сестрой.
   — Сестрой. — Валентина Георгиевна покивала. — Вы на Лешу похожи. Рома в мать пошел, мы с Костей — середка на половинку. А вот Лешенька весь в отца был. Рыжий, рыжий… — Она приложила к глазам мокрый платок. — Господи, с одних похорон на другие. Видно, уже наш черед приходит.
   — Зачем вы так… — Даша посчитала своим долгом успокоить бедную женщину. — Несчастье со всяким произойти может — и с пожилым, и с молодым. Вы были близки с братьями?
   — Да как сказать… Конечно, больше всех видались с Романом. Живу-то я в Одессе. Хотя Костя мне больше по сердцу был. Да только он как обиделся на нас, так все связи и порвал.
   — А из-за чего ссора-то вышла? — не удержалась от вопроса Даша.
   Пожилая женщина усмехнулась:
   — Да из-за чего мужики ругаться могут? Из-за женщины, конечно. Костя очень талантливый был, в консерватории учился, там с Лизой и познакомился…
   — С кем? — удивилась Даша.
   — С Лизкой своей белобрысой.
   — А разве его жену не Илзе звали?
   Сухие, потрескавшиеся губы дрогнули в недоброй усмешке.
   — Звали… Да ведь ее имя только с мороза и выговоришь. Лиза — все-таки легче…
   — Простите, я перебила вас. Так как же произошла их ссора? Сложив измятый платок, Валентина Георгиевна сунула его в карман кофты.
   — Давно это было. В деталях все и не вспомнишь. Очевидно ей просто не хотелось выносить сор из избы. Но Даша решила настоять:
   — И все-таки?
   — Да глупость какая-то… — Калинина все еще колебалась. — Решил Костя свою будущую с нами со всеми познакомить. В гости позвал. Рома первый пришел, выпили они, мало показалось, Костя в магазин побежал — у него ведь никогда спиртного не было — а вернулся и застал картину…
   — В смысле?
   — Да вот в таком и смысле! — Мягкие морщинки вокруг губ стали сердитыми. — Срам один, да и только… Целовались они там или просто обнимались, теперь уже правды все равно не дознаемся, но скандал был — не дай Боже! — Валентина Георгиевна, обхватив руками круглое лицо, закачала головой. — Костя-то, он ведь с Ромкиной женой вернулся. А та, даром что маленькая, так мужа сковородкой отходила, что врача вызывать хотели.
   — Ну и дела. — Даша передернула плечами. Семейные скандалы ее всегда пугали.
   Филипп, напротив, был заворожен поведанной историей.
   — О-ла-ла! — радостно провозгласил он. — Какой темперамент! Во всем перст Божий и женский.
   — Да при чем здесь Бог? — Калинина пыталась сдержать гнев. — Бесстыжая она просто была, эта Лизка, я так понимаю. А Косте еще тогда сказала: беги ты от нее, пока не поздно. Да разве ж присушенный слушать будет? А! — Она махнула рукой.
   — Но почему вы не возобновили отношения, когда они разошлись?
   — Откуда ж я знала, что они разошлись? Костя как уехал из Ленинграда, так больше о нем ни слуху ни духу.
   — Кстати, — Даша глянула на Филиппа, — а что произошло с Алексеем, с третьим братом? Все говорят, что он пропал…
   — Пропал. — Валентина Георгиевна сокрушенно вздохнула. — Прямо загадка бермудская. Вечером вышел человек из дома и больше его никто не видел.
   — Без вещей?
   — Вот в чем был, в том и ушел. Мы уж и в розыск подавали, и знакомых всех на ноги подняли — как сквозь землю провалился.
   — А не могла ли и здесь быть замешана женщина? — поинтересовался Филипп.
   В заплаканных глазах промелькнула хитринка.
   — Чего ж не могла… Ой как могла! Лешенька, он ведь по женской части слаб был. Бывало, ко мне от жены отдыхать приезжал, ох! — Калинина покачала головой, впрочем, без осуждения. — Думаю, по нашей улице ни один его мальчонка бегает…
   Стараясь не выдавать волнения, Даша покосилась на Филиппа. Тот, впрочем, выглядел на удивление спокойным.
   — Значит он мог заранее подготовиться и сбежать к одной из своих любовниц?
   Валентина Георгиевна хотела ответить сразу, но замешкалась.
   — Трудно сказать. Сбежать-то он мог, но чтобы десять лет носа не казать к нам… Мне-то должен был довериться. Я ведь его с детства покрывала. Напроказит что — Валенька, спасай. Нет, сердце мне дурное подсказывает.
   Даша успокаивающе погладила ее по руке.
   — Надежда умирает последней.
   — Так все равно же умирает. — Глаза смотрели устало и без надежды.
   Осторожно приоткрылась дверь. В комнату заглянул зять Скуратова — Михаил. Без формы он выглядел еще моложе и бесшабашнее.
   — Здрасьте всем. Вы кушать-то идете?
   — Я вас умоляю, какая еда! — Дашу удивил его задор. — Как можно думать о еде в такой день.
   Михаил хотел что-то возразить, но промолчал.
   — Как там? — Варвара Георгиевна кивнула на дверь. — Может мне пойти подсобить?
   — Да пока не надо, сидите, тетя Валя, отдыхайте. — Он взял стул и подсел к остальным.
   Сестра покойного все же поднялась.
   — Схожу, Лялю проведаю. Надо еще продуктами заняться… Она тяжело поднялась и вышла из комнаты.
   — На похороны-то останетесь? — Видно было, что зять Скуратова хотел спросить о чем-то другом.
   Даша испуганно вскинула глаза.
   — Нет. Думаю, что нет. У нас очень мало времени, да и мероприятие это… сами понимаете.
   — Значит, поедете дальше наследников искать? — Он достал из коробка спичку и принялся ее грызть.
   — А что нам остается делать? — В глаза Михаилу она старалась не смотреть.
   — Неужели у женщин совсем никакого шанса?
   — Увы. Мы вчера с вами это уже обсуждали.
   — А у Никиты?
   — Какого Никиты? — Даша медленно повернула голову. Филипп тоже замер.
   — Питерского. Такой козел… — лейтенант сдержался, — каких свет еще не видывал.
   Вытащив из кармана блокнот, молодая женщина принялась лихорадочно листать страницы.
   — Странно… Я не помню такого имени. Никита, Никита… Кто он?
   — Сын Романа Георгиевича. — Михаил выглядел крайне удивленным.
   — Сын? — Даша опустила блокнот на колени. — А разве его сына зовут не Анатолием?
   — Толик — это Тонькин брат.
   — Чей брат?
   — Антонины, жены моей. — Зять Скуратова заерзал. — Я же вам вчера говорил. А Никита — сын от первой жены. Ну той самой, что тестя сковородкой. — Очевидно стены в этом доме были слитком тонкие. — Честное слово, такой… гм, ну вы меня поняли.
   Филипп и Даша переглянулись.
   — А Никита женат? Сморщившись, Михаил нехотя ответил:
   — Не знаю. Мы не общаемся. Неужели он тоже может деньги получить?
   — Все зависит от обстоятельств, — пробормотала Даша. — Черт побери, ему должно быть не меньше тридцати…
   — А выглядит, как пацан. Так вы о нем ничего не знали?
   — У вас есть его адрес?
   Теперь Михаил выглядел расстроенным. Очевидно он жалел о том, что рассказал.
   — Нет. Ни адреса, ни телефона. С ним никто не общался. Даже дядя Рома.
   — Послушайте, Михаил, — Даша кинула быстрый взгляд на Филиппа, — я очень хорошо понимаю ваше состояние, скажем так — обиды, и нахожусь в таком же. Не могу обещать наверняка, но если ваши сведения помогут найти наследника, я постараюсь сделать все, чтобы вы получили достойное вознаграждение. — Вы согласны, месье Кервель?
   — Да-да, конечно! — Филипп закивал. — Баронесса вне всякого сомнения оценит вашу помощь.
   Михаил вздохнул.
   — Да честно — не знаю. Мы и видели его всего-то раз. Он приехал отдохнуть к отцу, ну, к Роману Георгиевичу, значит… Только прожил всего день. Они так поругались, что чуть не до драки. Больше и не виделись.
   — Понятно. — Даша вздохнула. — Ну хоть какие-нибудь еще сведения вспомните: когда родился, где…
   — У жены надо спросить.
   — Кстати, а когда у нее день рождения? — негромко спросил Филипп.
   Лейтенант обернулся:
   — Уже прошел. Месяц назад. Филипп протянул чек:
   — Это наш подарок к прошедшему празднику. Пожалуйста, поговорите с ней прямо сейчас и спросите все, что она знает о своем сводном брате.
   — Постараюсь. Может все-таки останетесь на похороны?
   — Как-нибудь в другой раз, — пробормотала Даша, думая о своем. — При следующей оказии…
   Михаил внимательно посмотрел на нахохлившихся детективов и, ничего сказав, направился к выходу.

4

   Как только за лейтенантом захлопнулась дверь, Даша бросилась к Филиппу.
   — Фи-фи, мы немедленно вылетаем в Санкт-Петербург! Француз на всякий случай поинтересовался:
   — Зачем?
   — Мы должны увидеть Никиту раньше, чем он узнает о наследстве. И раньше, чем… его увидит кто-нибудь другой.
   — Кого вы имеете в виду? — вытянул шейку француз.
   — Это не важно. — Даша решила не баламутить Кервеля до того, пока сама окончательно не разберется в ситуации. — Главное, увидеть его как можно раньше. Он единственный, о ком мы ничего не знаем даже приблизительно. Возможно, он счастливый отец пятерых мальчиков, и наша задача уберечь его от… проклятий и прочих неприятностей.
   — Вы полагаете, это реально? — Кервель жалобно, словно перепуганный теленок, смотрел на свою спутницу. — Может нам сообщить о произошедшем маман?
   Даша испытала непреодолимое желание погладить сводного дядю по белокурой голове.
   — Фи-фи, милый, давайте сначала прилетим в Питер, встретимся с Никитой, а потом уже решим, стоит нам беспокоить Марью Андреевну или нет.
   — Вы правы. — Француз немного приободрился. — Ее ведь это может расстроить?
   — Даже не сомневайтесь.
   — Тогда вперед!
   — Вперед!

Глава 15

1

   Москвичи делятся на две категории: тех, кто любит Питер, и тех, кто его не любит. В отличие от самих питерцев. Те не любят Москву всем коллективом — на берегах Невы это испокон веков считалось хорошим тоном.
   Даша город неуемного Петра не любила. Ей не нравился его холодный простор, его запах — края нежилого, болотистого, самой историей, казалось, не приспособленного для обустройства здесь человека. Сей помпезный кусок Европы, в одночасье силком перетащенный на подгнившие берега Невки, выглядел на них нарочито, бесконечно неудобно, словно прусский парик на широком рязанском лице. Однако еще более нарочитыми казались Даше сами питерцы со своей «национальной идей» интеллигентского превосходства, причем не над всем миром, а только над жителями Первопрестольной. По счастью, идеи едва хватало на поддержание самое себя, и в нее можно было верить лишь до тех пор, пока не покинул эти берега, пропитанные сырым, нездоровым духом застоявшейся воды и облупившейся позолоты.
   Кроме того, в Питере проживало слишком много людей, чтобы с ходу отыскать в нем Никиту Романовича Скуратова.
   — Надо было назвать его Малютой.
   — Что, простите?
   Филипп выглядел скверно. Он еще не до конца оправился от крымской трагедии, совершенно не выспался, а сырой холодный воздух второй столицы и вовсе действовал на него удручающе.
   — Малютой, говорю. Надо было назвать его ни Никитой, а Малютой, — повторила Даша.
   — Почему именно Малютой?
   — Ну, во-первых, это исторично. А во-вторых, человека по имени Малюга Скуратов найти гораздо легче. Что как дадут нам Никит сто или двести! Чего прикажете с ними делать? Времени у нас не так много.
   Месье Кервель дотронулся до кармана, в котором лежали сведения со скрипом выжатые из мисхорского оперуполномоченного.
   — Не забывайте: у нас есть и дополнительная информация. Год рождения, имя его матери…
   — Блажен, кто верует, — вздохнула Даша, — тепло ему на свете. — И застегнула куртку до носа.
   Нет, Питер не тот город, который можно любить. По крайней мере в конце октября месяца.

2

   Только невероятное упрямство рыжеволосого детектива и кошелек Филиппа позволили добиться невозможного: через час они имели подробное досье на человека, о существовании которого день назад даже не подозревали.
   «Никита Романович Скуратов, 1968 года рождения, семейное положение — холост…»
   Даша оторвалась от анкеты и испытующе заглянула в глаза честного работника военкомата, ставшего сегодня чуть-чуть богаче.
   — Здесь указано, что Скуратов не женат, но вдруг он разведен и у него есть дети?
   Бравый капитан, который уже получил все, что хотел, теперь мечтал только об одном — поскорее выставить настырных посетителей. Убирая папку, он нехотя буркнул:
   — А вы спросите его сами. Адрес у вас есть.
   — Ну да, ну да… — Даша аккуратно сложила бумажку и убрала ее в сумочку. — Хотя некоторые вещи лучше знать заранее.
   Сотрудник военкомата спрятал недобрый взгляд. Он не любил москвичей. Даже дающих ему взятки.

3

   А потом все полетело в тартарары.
   Едва завидев потенциального наследника, Даша сразу же поняла, отчего это Никита Романович Скуратов до сих пор не осчастливил никого штампом в паспорте. Невысокий, худощавый, с нехорошей кожей, на которой кое-как, проплешинами, пробивалась щетина — уж по задумке ли какой или просто по небрежности, определить было сложно. Взгляд у Никиты был, как у подросшего уличного щенка, острый и недоверчивый. Он сильно сутулил плечи, приподнимаясь на мысках при каждом шаге, из-за чего походил на всадника, скачущего на собственных ногах. Позади его сухонькой фигурки в черном джинсовом костюме семенила девица, еще более субтильная и невзрачная, чем он сам.
   Оставалась одна радость — Никита Скуратов добрался до них живым и невредимым.
   — Добрый день! — Даша старалась говорить громко и радостно. — Как я счастлива, что вы… так быстро.
   — Здрасьте. — Подошедший дернул локтем, словно хотел вынуть руку из кармана, но в последний момент передумал. — Это ты мне звонила?
   — Я, — с некоторой задержкой кивнула Даша. «Может теперь в Питере принято ко всем незнакомым обращаться на „ты“? — Да, это звонила я, ваша тетя, и очень рада вас увидеть, мой дорогой племянник. — Ей почти удалось заставить голос звучать искренне.
   Девица, стоявшая за Скуратовым, неожиданно захихикала, прикрыв рот ладошкой в цыпках. Сам Никита руки из карманов так и не вытащил, вместо того он прижал локти к талии, словно ожидая удара. Маленькие темные глаза стали еще меньше и теперь, как два злых жука, изучали благую вестницу.
   — Чего-чего?
   — Здравствуйте, я ваша тетя. — Даша все еще пыталась шутить. Но сердце уже чуяло недоброе.
   — Тетя?
   — Самая что ни на есть настоящая. Хотя и сводная. Девица снова хихикнула. Она выглядела так, словно находилась под действием наркотиков.
   — Вы мне не верите?
   — Я что, похож на идиота? Ты кто такая?
   Не переставая улыбаться, Даша обернулась к белому, как его собственные одежды, Филиппу и быстро проговорила по-английски:
   — Фи-фи, Михаил был прав, он действительно похож на урода. И девица с ним — наркоманка. Боюсь, что бабушка преждевременно скончается, как только увидит такого наследника… Идемте отсюда. Сделаем вид, что его в природе не существует.
   Но не успел Филипп и рта раскрыть, как Никита сделал резкий шаг вперед и его покрытое оспинами лицо оказалось всего в паре сантиметров от перепуганного лица молодой женщины.
   — Еще раз назовешь меня уродом, я тебе рожу разобью, поняла? Что за бабка?
   Даша в ужасе попятилась, пытаясь укрыться за неширокую спину месье Кервеля. Маневр не удался, так как тот отползал вместе с ней. В результате они отошли метра на полтора. Скуратов не стал преследовать их на таком расстоянии.
   — Что за бабка? — повторил он.
   Стараясь не вдыхать запах плохо вычищенных зубов, Даша отступила еще на одни шаг и уже готова была пуститься наутек, когда Филипп проявил незаурядное мужество. Выйдя на первый план, он протянул изящную кисть, затянутую в нежно-сливочную перчатку, но протянул ее ладонью вниз, как это обычно делают женщины:
   — Филипп Кервель. — Француз гнусавил больше обычного.
   Скуратов на рукопожатие ответил, однако с вопросом обратился опять-таки к Даше:
   — Он что, пидор?
   Несмотря на непогожий день, Даше стало жарко.
   — Месье Кервель — француз, — выдавила она словно пасту из засохшего тюбика. — К тому же прекрасно понимающий русский язык. — Даша бросила быстрый взгляд на застывшее лицо Филиппа — может все-таки не понял?
   — И что, все французы такие? — В голосе Никиты слышалось столько пренебрежения, что стало по-настоящему тошно.
   Господи, да неужели фортуна так слепа, что готова отдать хотя бы два франка этакому чудовищу?!
   — Вы можете не поверить моим словам, — зло процедила Даша, — но большинство французов были бы счастливы обладать даже малой толикой достоинств месье Кервеля.
   — Ха! — Никита повернулся к своей барышне неудовлетворением указал рукой на бедного Фи-фи: — А ты все «Франция, Франция!.. Там настоящие джентльмены живут»! На, посмотри на это чмо.
   — Настоящие джентльмены живут в Англии. — Дашу от злости и бессилия начало потряхивать. — А во Франции живут истинные французы.
   Девица захихикала тихонечко, но как-то очень противно.
   — Хи-хи, «истинный француз»…
   — А ну, заткнись, — рявкнул Скуратов.
   Девица моментально замолчала, однако ее лицо не выразило недовольства или обиды.
   Даша осторожно разжала кулаки. Пора заканчивать этот спектакль.
   — Скажите, Никита, вы были женаты? — Сейчас ей необходимо узнать одну-единственную вещь: есть ли у этого маньяка дети. Если детей у него еще нет, то завтра она наймет человека, который его кастрирует.
   — Твое-то какое дело? — Темные глаза зло обшарили ее лицо.
   — А вы напрасно грубите даме, месье, — неожиданно мягко произнес Филипп.
   Это было странно, но он не выглядел раздраженным.
   — Я прошу вас извиниться перед мадемуазель, только тогда я ознакомлю вас с условиями возможного получения наследства.
   — А если я этого не сделаю? — Либо Никита был слишком глуп, либо, наоборот, чересчур умен.
   Филипп улыбнулся как вежливый человек, столкнувшийся нос к носу с недоброжелателем: сдержанно и без эмоций.
   — Я имею полное право послать вам письменное уведомление. К сожалению, почта не всегда работает так, как нам хотелось бы. Письмо может дойти слишком поздно. — Последняя фраза прозвучала почти сочувственно.
   — Ах вот как… Я все понял. — Скуратов повернулся к Даше и шутовски поклонился в пояс: — Звиняйте, мамо, коли обидел.
   Месье Кервель, видимо, хотел возразить, но Даша, давшая себе слово, что этот человеческий огрызок ни за что не выведет ее из себя, поспешила ответить:
   — Вы напрасно думаете, Никита, что я могу на вас обидеться. Просто надеюсь свести наше общение к минимуму. На улице холодно, где будем разговаривать?
   Скуратов тоже что-то решил про себя. Он растянул губы в гадостной полуулыбке.
   — Ладно, пойдем сядем вон в том кабаке Только предупреждаю сразу: денег у нас нет.
   — Кто бы сомневался…

4

   Как ни странно, но едва очутившись за столиком ресторана, Скуратов и его спутница как-то сами собой стушевались. Девица перестала подхихикивать, а Никита, втянув голову в плечи, принялся косо озираться по сторонам. В отличие от них, месье Кервель заметно оживился. Еще бы, может в Питерской подворотне месье и проигрывал, но вот в ресторане, пусть даже среднего пошиба, ощущал себя как рыба в воде.
   — Мадемуазель забыла предложить нам карту вин.
   Мадемуазель в теплых носках и стоптанных шлепанцах захлопала глазками. Секунду подумав, она указала карандашиком на единственное на всех четверых меню.
   — Спиртные напитки в самом конце.
   — А! — Филипп перелистал несколько затянутых в пленку страниц. — Ага. — Голос его чуть дрогнул. — Тогда принесите нам лучшего шампанского…
   — И водку. — Скуратов скосил глаза на список напитков. — И что-нибудь запить.
   В отличие от Даши, месье Кервель даже бровью не повел.
   — А вашей даме?
   — Ей сок. Она водку не пьет.
   «Точно — наркоманка». Даше стало тошно. Захотелось встать и уйти куда глаза глядят. «Господи, если ты есть, сделай его бесплодным, или это сделаю я!» Она еще раз подивилась такту француза, сумевшего сделать заказ, чтобы не показаться жадным и в тоже время дать понять, что засиживаться не собирается: самые дорогие закуски, но без горячего.
   Пока несли спиртное, собравшиеся обменивались ничего не значащими фразами о погоде — благо Питер своими ветрами, дождями и собачьим холодом давал возможность развернуться. Не забыли искусство и архитектуру. И хотя эта тема обещала быть неисчерпаемой, особой поддержки она не нашла: Скуратов прожил в городе на Неве всего тридцать три года, а это слишком малый срок для того, чтобы зайти хотя бы в один музей.
   Хлопнула пробка, официантка налила шампанское Даше и Кервелю и хотела убрать бутылку в ведерко, но Филипп задержал ее руку:
   — Нет, нет, мадемуазель, прошу вас предложить шампанское всем. У нас есть для этого повод.
   Девица и Скуратов переглянулись.
   — Итак… — Филипп поднял фужер за тонкую ножку. — Я имею честь поднять сей тост за господина Никиту Скуратова. Именно он является виновником сегодняшней встречи. И, возможно, через некоторое время станет счастливым обладателем титула и весьма значительного состояния, принадлежащего ему по праву наследования.
   Никита слушал месье Кервеля со все взрастающей нервозностью. В его маленьких злых глазках отчетливо читался вопрос: а не ошибся ли этот рафинированный крашеный француз адресом.
   Филипп поднес бокал к губам, сделал крошечный глоток, после чего поставил бокал на место. Даша поспешила присоединиться к тосту, и хоть шампанское крайне тяжело пить залпом, именно так она поступила. Пузыри встали комом в горле, зато почти сразу в голове немного посветлело, появилась успокоительная легкость и безразличие к происходящему. Филипп скользнул удивленным взглядом по раскрасневшейся спутнице, но ничего не сказал. Он снова обратился к Никите.
   — Месье Скуратов, я представляю баронессу фон Вельбах и хотел бы с вами переговорить о делах, касающихся прав наследования. Скажите, вы готовы говорить об этом сейчас?
   Никита, который так и не притронулся к шампанскому, залпом выпил водку и наколол на вилку кусок семги.
   — Говори. — Он сунул рыбу в рот и принялся жевать, не отрывая тяжелого взгляда от Кервеля.
   — Извольте. — Филипп отклонился на спинку и тоже весьма пристально посмотрел на собеседника. — Вряд ли вы знаете имя своего прадеда…
   — Какого?
   — По отцовской линии.
   — Дед Ефим. Чего б я его не знал?
   — Это я и имел в виду. Итак, смею сообщить вам, что на самом деле вашим родным прадедом был другой человек. А именно: Николай Андреевич фон Вельбах, барон.
   Даша с непонятной, не относящейся к делу радостью вдруг отметила, что некоторые известия выбивают из строя не только ее тонкую душу, но и таких циничных мамонтов, как Никита Скуратов.
   Взгляд у последнего вдруг стал глянцево-блестящим, до странности непроницаемым. Лить зрачок оставался живым и пульсирующим. Сквозь эту пульсирующую дырочку он, словно через прицел оптической винтовки, изучал изящного человека напротив.
   — Еще раз повтори.
   — Пожалуйста. Ваш дед Георгий был усыновлен. Фамилия же вашего родного прадеда — Вельбах. Николай Андреевич Вельбах.
   Скуратов продолжал жевать.
   — А сейчас мы переходим к самому главному. Сестра вашего прадеда — Мария Андреевна Вельбах — до сих пор жива, хоть и находится в весьма почтенном возрасте. В настоящий момент она уполномочила нас с Дарьей Николаевной, — здесь месье Кервель сделал почтительный поклон в сторону Даши, — установить наследников своего брата. Своих детей у нее нет.
   — Значит, я получу от бабки все бабки? — Несмотря на категоричность вопроса, интонация оставалась недоверчивой.
   Филипп чуть подался вперед:
   — Как, простите?
   — Деньги от бабушки, — быстро перевела Даша.
   — Если будут соблюдены все необходимые условия завещания, то да.
   — Что за условия?
   — У вас должно быть наибольшее количество потомков мужского пола или же…
   До селе безмолвная девица вдруг снова разразилась своим тихим бипперным^[19] смехом.
   Скуратов коротким, но очевидно чувствительным жестом ткнул ей в ребра. Даша сморщилась, скособочилась и затихла.
   — Или что?
   В лице Филиппа не дрогнул ни один мускул. Он был достаточно воспитан, чтобы не заметить удара.
   — …Или остаться единственным представителем семьи Вельбах.
   — А она? — Никита кивнул на Дашу.
   — Она женщина.
   — Значит, бабы не в счет?
   — Совершенно верно.
   Если бы Даша не понимала, что Филипп ведет беседу в подобном духи лишь подчинись обстоятельствам, то закатила бы скандал, но она знала, что тому сейчас еще хуже, чем ей.
   — А сколько их еще осталось?
   И тут Филипп все же не удержался от удивленного возгласа:
   — Осталось? Черт побери, что вы имеете в виду?
   Nobles oblige^[20]. Ни разу еще месье Кервель не чертыхался в ее присутствии. И предположить было невозможно, что он в принципе на такое способен. Но, положа руку на сердце, после двух более чем странных смертей такой вопрос звучал почти как ответ. Даша настороженно всматривалась в плохо выбритое лицо.
   — Я спросил, сколько еще претендентов осталось. Кроме меня, еще кто? — Поскольку Даша молчала, Никита перевел взгляд на Филиппа. — А?