3

   По тому, как Полетаев смотрел на бабкиного пасынка, Даша поняла, что ее сейчас постараются выставить, и решила сопротивляться до последнего. Но подполковник поступил проще. Подсев к Филиппу, он быстро заговорил по-французски. И если смысл медленной французской речи Даша еще как-то могла уяснить, то за таким темпом нечего было и думать угнаться.
   Все время, что Полетаев говорил, Филипп встряхивал головой, охал и сжимал руки. Под конец он едва не рыдал.
   — Но что же делать? Что делать, месье Полетаефф? — простонал он по-русски.
   — Прежде всего не впадать в панику, месье Кервель. Поверьте, я нахожусь в гораздо худшем положении, нежели вы.
   — Тебя это вообще не касается, — пробурчала обиженная Даша. — То-то мне сегодня пауки снились.
   — А нары тюремные тебе, часом, не снятся? — Подполковник обернулся. — Должны бы уже.
   Даша скрестила руки на груди:
   — Никак не пойму, ты-то чего так бесишься? Даже если все эти смерти и не несчастные случаи, то все равно произошли они в разных странах. Ты что, гражданин мира, что так переживаешь?
   Отмахнувшись, подполковник попытался продолжить допрос тайком, но Филипп вежливо остановил его:
   — Прошу прощения, месье Полетаефф, но нашей даме может показаться не вежливым, что мы ведем беседу на французском. — Он застенчиво улыбнулся. — Она может решить, что мы что-то скрываем! — И пожал плечами, сам удивляясь абсурдности подобного предположения.
   Заклятые друзья невольно посмотрели друг на друга: Даша торжествующе: «на, мол, выкуси»; подполковник упреждающе: «рано радуешься, хорошо смеется тот, кто останется живым и на свободе».
   — Да ни дай Боже, — обратился он снова к Филиппу. — Просто я уверен, что наша беседа Дарье Николаевне вряд ли покажется интересной. Кроме того, я просто хотел уберечь ее от неприятных подробностей.
   Лицемерность заявления вызывала возмущение: любой нормальный человек от «неприятных подробностей» уберегал бы скорее гламурного француза, а не здоровую тридцатилетнюю женщину, пережившую развод и перестройку.
   — О, как я благодарна вам, Сергей Павлович, — Даша приложила руку к груди. — Вы настоящий джентльмен — кто бы в этом сомневался, ха-ха! Но уж коли речь зашла о серьезных вещах, не утруждайте себя, говорите по-русски, я как-нибудь вынесу. Я сильная женщина.
   В глазах подполковника без труда читалось, какой именно женщиной на самом деле он ее считает, однако аура всепоглощающей галантности, исходящая от француза, заставила его сдержать эмоции.
   — Месье Кервель, что за история с семейным проклятьем, поведанная мне Дарьей Николаевной?
   — О, это очень грустная история.
   — Я догадываюсь. И все же?
   Француз принял соответствующий историко-эпический вид.
   — Случилось это пятьсот с лишним лет тому назад. Один из предков мадемуазель Быстрофф, узнав, что проклят, составил завещание таким образом, чтобы максимально увеличить число потомков по мужской линии. Но, увы, проклятье оказалось сильнее. От полного вымирания род Вельбах спасло лишь то, что последние его представители носили другое имя. Однако теперь, когда все открылось, страшная тень прошлого настигает их. Боюсь, с этим невозможно будет справиться.
   — Но ведь можно их оставить в неведении. — Полетаев пристально смотрел на француза. — Конечно, они не станут богатыми, но по крайней мере будут живы. Жизнь — это уже благо.
   — Это невозможно, месье Полетаефф, — тихо произнес Филипп. По его лицу было видно, что он считает себя чуть ли не палачом. — Никто не вправе запретить человеку сделать выбор.
   — Что вы имеете в виду, позвольте узнать?
   — Если ты Вельбах, то должен знать об этом. А дальше — вопрос личных убеждений. Человек может отказаться как от имени, так и от состояния.
   — А вы бы отказались в такой ситуации? Вы ведь верите в проклятье?
   — Верю, — еще тише ответил Филипп. — И ни за что не отказался бы. Наша судьба начертана на небесах: коли Господь приготовил чашу, ты должен испить ее до дна. — Он достал из кармана платок. — Простите, я ненадолго покину вас…
   Скользящей походкой француз удалился в ванную комнату.
   Торжественная и тихая, непривычно кроткая, Даша сидела сложив руки на коленях, глаза ее постепенно наполнялись слезами.
   — Он святой! — шептала она. — Рядом с такими людьми становишься светлее и чище. Я теперь словно…
   — Ты теперь словно смерть с косой! — зашипел подполковник. — Да ты где ни появишься, там обязательно труп. Чище она становится!
   — Ах!..
   К счастью для Полетаева, Даша ничего больше сказать не успела — вернулся Филипп. Глаза его были красны, но сухи.
   — Месье Кервель, — Полетаев откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу, — я глубоко уважаю ваши чувства, но я реалист. Если бы все проклятия сбывались, то вряд ли население Земли увеличивалось бы с каждым годом. Полагаю, к веку пятому мы бы уже все вымерли.
   — Не каждое проклятие имеет силу, — возразил Филипп. — Кроме того, есть возможности снять проклятие.
   — О! — Полетаев хлопнул в ладоши. — Самое время нам этим и заняться.
   — А вы знакомы с магией? — недоверчиво поинтересовался Филипп.
   — Я много с чем знаком. Дарья Николаевна подтвердит. Но кроме того, что я реалист, я еще и очень недоверчивый реалист. Так вот, если речь идет о проклятии, настигающем всех наследников, кроме одного, меня начинает мучить…
   — О Боже! — Даша неожиданно переменилась в лице и застонала.
   — Что? — Мужчины обернулись в ее сторону.
   — О Боже! — Даша застонала еще громче. — Какая же я идиотка! Телефон мне, немедленно!
   Полетаев и Филипп, как по команде, протянули ей свои мобильные телефоны. Даша схватила оба и закричала:
   — Палыч, быстро говори телефон Анатолия Скуратова, сына Романа Георгиевича, и не говори, что ты его не знаешь, иначе я убью тебя!
   Полетаев размышлял, но недолго. Выдрав оба телефона из ее рук, он спросил:
   — Зачем ты хочешь ему звонить?
   — Некогда объяснять! Дай мне его номер, пока не поздно!
   — Две минуты все равно ничего не решат.
   — Надо его предупредить, чтобы он немедленно скрылся.
   — Зачем? От кого?
   — От братца своего, Малюты Скуратова.
   — Кого?!
   — Никиты Скуратова, сына Романа Георгиевича от первого брака. Как только ты произнес: «настигает всех, кроме одного», меня словно осенило! — Даша с легким осуждением посмотрела на Филиппа. — Нам не надо было увлекаться мистикой.
   Кервель хлопал испуганными голубыми глазами:
   — Боже, о чем вы?..
   Полетаев чуть прикрыл глаза. Он размышлял.
   — Где ты его отыскала?
   — Кого?
   — Этого Никиту. Откуда он взялся?
   — О нем мне сказал зять Скуратова, по совместительству местный опер.
   — Но почему ты подозреваешь именно его?
   — Ты бы его видел! Когда я сообщила о смерти его отца, он даже не поморщился.
   — И что?
   — И то! И еще он очень странно спросил… Вы помните, Фи-фи?
   Полетаев навострил уши:
   — Фи-фи? Кто это — «Фи-фи»?
   — Это он, месье Кервель, — Даша сжала губы и добавила: — А я — Ди-ди.
   Она хорошо представляла, что за этим может последовать, но скрывать не имело смысла. По крайней мере сейчас подполковнику не до острот.
   Тот действительно обсуждать эту тему не стал.
   — Так что с Никитой Скуратовым?
   — Мне еще тогда показалось, что он в курсе событий, а теперь я в этом уверена. Просто он имел не совсем точную информацию.
   — А именно?
   Даша преобразилась до неузнаваемости: куда только девалась похоронная бледность и уныние, сейчас она снова напоминала гончую, взявшую потерянный след.
   — Понимаешь, Никита совсем не огорчился, узнав о смерти отца и дяди, зато был просто убит тем фактом, что наследство: первое — не делится, второе — принадлежит только тому, кто имеет наибольшее число потомков мужского рода.
   — А что предполагал он?
   — Что деньги переходят старшему из оставшихся в живых. Ну как это обычно бывает. А после смерти Константина и Романа Скуратовых именно он возглавлял список. Фи-фи, помните, как он тогда сказал? «Сколько же их еще осталось?»
   Вместо ответа Филипп всхлипнул.
   — Что, так прямо и сказал?
   — Не веришь, спроси месье Кервеля. Полетаев обернулся к французу:
   — Месье Кервель?
   — Я… не помню.
   — Хорошо. — Полетаев протянул один из мобильных телефонов собеседнице. — Звони Анатолию. — Он вынул из кармана электронную записную книжку. — Итак, ноль-ноль тридцать восемь…
   — Момент, — Даша прищурилась. — Ноль-ноль тридцать восемь — это же Украина. А он, если не ошибаюсь в…
   — Если ты помнишь, у него умер отец. В Мисхоре. А это Украина.
   Даша шлепнула себя по лбу:
   — Дурная голова. Давай номер в Мисхоре.

4

   Соединения пришлось ждать долго — то тишина, то отбой. От волнения и нетерпения у Даши руки ходили ходуном. Наконец послышался слабый гудок.
   — Тише, тише! — зашипела она на и без того безмолвных слушателей. — Алло! Вы меня слышите? Мне Анатолия Скуратова, будьте добры… Ах, это вы, Анатолий? — Обернувшись к сидящим в комнате. Даша закивала головой. — Очень хорошо, что я вас застала. Вы один дома? С девушкой? Что за девушка? Вы хорошо ее знаете? А как давно вы знакомы?..
   Полетаев изобразил на лице целую пантомиму. Он высоко задрал брови, потом свел их к переносице, покачал головой, скорбно опустив уголки губ, и, наконец, прикрыл глаза рукой.
   — …Ах, это ваша родственница! Извините. Послушайте, Анатолий, меня зовут Даша… Да, та самая. Вы обо мне уже слышали? — Она заулыбалась, но тут же улыбка пропала с ее липа: — Подождите, не вешайте трубку!.. Не ругайтесь… Вы же ничего не знаете! С вами может случиться то же самое! — Поняв. что вниманием собеседника завладеть удалось, она затараторила: — Скажите, наш сводный брат, Никита, уже звонил вам?
   Выслушав ответ, она побледнела и опустилась на стул.
   — О Боже!.. Анатолий, я прошу вас соблюдайте крайнюю осторожность. Старайтесь быть все время на людях, а главное, запомните: ни при каких обстоятельствах не оставайтесь с Никитой наедине. Он вам рассказывал о наследстве? Нет? Я так и думала. Постарайтесь продержаться ночь. Завтра утром мы будем в Мисхоре…
   Полетаев и Филипп, как по команде, вскинули головы. Полегает постучал себя пальцем полбу.
   — Улетаете завтра утром?.. Ах, вот как… — продолжала тараторить Даша. — Значит так, летите с ним одним самолетом. Ну и что, что до Питера? Да поймите, он подорвет самолет вместе с вами!
   Полетаев не выдержал и выхватил телефон:
   — Алло, Анатолий Романович? Здравствуйте, моя фамилия Полетаев. Прошу извинить Дарью Николаевну, она немного взволнована… Да… Позвольте принести вам самые глубокие соболезнования и спросить: вы уже закончили ваши дела?.. Прекрасно. В таком случае прямо сейчас, слышите, прямо сейчас, немедленно, не говори некому ни слона, садитесь в такси и прямиком на поезд. Выезжайте первым, который будет спять на перроне, поверьте — лучше и Хабаровск, чем на тот свет… Да, вы все правильно поняли: есть весомые основании подозревать, что в смерти вашего отца и дяди замешан Никита Скуратов. В милицию пока обращаться рано. Запишите мой номер телефона. Как только доберетесь до дома или возникнет необходимость раньше — сразу же звоните.
   Сунув телефон в карман. Полетаем посмотрел па часы:
   — Нам тоже нужно поторапливаться. Поезд в Москву отправляется через полтора часа.
   — Но почему не самолетом? — спросила Даша, до сих пор уверенная, что самолетом лучше летать только на тот свет.
   — Сильный туман, мы можем задержаться надолго. А поездом уже завтра с утра в Москве. Месье Кервель, как вы думаете?
   Филипп, все это время внимательно следящий за их суетой, мягко улыбнулся и покачал головой:
   — Друзья мои, вы очень сильные и благородные люди, но судьбу обмануть невозможно.
   — И все-таки мы попытаемся. А? — Полетаев ободряюще положил руку ему на плечо.
   Кервель вздрогнул, и его белоснежные щечки стала заливать нежная краска стыда. Подполковник осторожно снял руку и кашлянул.

Глава 20

1

   Москва встречала сине-желтый поезд настоящей метелью. Филипп, позабывший о вчерашней трагедии, как ребенок, получивший леденец на палочке, забывает о разбитой коленке, завороженно следил за снежной круговертью. Даша же, для которой метель в октябре являлась скорее катастрофой, нежели приключением, проклинала себя за то, что еще в Праге не пристегнула капюшон к куртке и не взяла перчатки. Полетаев никак не реагировал на вид за окном. Он постукивал пальцами по столу и о чем-то размышлял.
   Как только путешественники вышли из вагона, запиликал чей-то мобильный телефон. Даша с Филиппом остановились и принялись хаотично ощупывать карманы и сумки, и только Полетаев, сразу же узнавший мелодию своего звонка, сделал шаг в сторону:
   — Слушаю. Что?!
   Даша с Филиппом метнулись к подполковнику и закружили вокруг, словно дети у новогодней елки.
   — Что случилось? Кто звонит?
   Полетаев раздраженно отмахивался и пытался повернуться задом сразу к обоим.
   — …Подождите, главное — успокойтесь. Где вы сейчас? Дома? Дома где? Но как вы там оказались? Угу… Угу… Я все понял. Слушайте меня внимательно: никому больше не звоните, сидите дома, я к вам приеду… — Полетаев посмотрел на часы, — через два часа. Три — максимум. Все это время никому не открывайте и ни с кем не общайтесь, дождитесь нас — мы уже выезжаем.
   Отключив телефон, Полетаев прибавил ходу. Даша с Филиппом, обвешанные новенькими чемоданами цвета молодого шампиньона, еле поспевали за ним.
   — Что случилось? Куда мы бежим?
   Полетаев быстром шагом прошел на стоянку, подошел к перламутрово-зеленому джипу и открыл заднюю дверцу.
   — Вещи быстро в багажник. У нас мало времени. Кое-как распихав чемоданы и сумки, встревоженная парочка уселась в машину: Филипп сзади, Даша на переднее сиденье, но, заметив, как сжались губы подполковника, каким неподвижным стал хмурый взгляд, направленный в лобовое стекло, она живо перебралась на заднее сиденье к бледному, издерганному флористу.
   — Пристегнитесь, — глухо произнес Полетаев. — Поедем с ветерком.
   Двигатель взревел.

2

   До тех пор пока они не выбрались из Москвы, все молчали. Выехав на относительно свободное Горьковское шоссе, Полетаев пригладил волосы и произнес:
   — Он убил его.
   Сидящие на заднем сиденье с криком ужаса вцепились друг в друга. Некоторое время слышался только ровный шум двигателя.
   — Убил и сам позвонил? — Даша первая пришла в себя. — Но зачем?
   — Мы сами предложили ему звонить в случае необходимости…
   — Подожди, подожди, — Даша отцепилась от Кервеля и подалась вперед, к спинке водительского сиденья: — Я не поняла — кто кого убил? — Она пыталась заглянуть подполковнику в лицо.
   — Анатолий Скуратов убил своего двоюродного брата Никиту Скуратова.
   — Но… за что?
   — Анатолий сказал, что тот попытался на него напасть. Пришлось ударить Никиту первым, что попалось под руку.
   — И чем?
   — Откуда мне знать!
   — Значит, Никита мертв?
   — Он говорит, что да.
   — И что теперь будет?
   — Откуда я знаю! — Необходимость вести машину мешала Полетаеву выплеснуть эмоции. — Пока наша задача — постараться добраться туда первыми.
   — Первыми?
   — Первыми…
   — Значит, все-таки всех убивал Никита. — Даша откинулась на сиденье и прикрыла глаза. — Но откуда он мог узнать?
   — Мог и не знать. — Подполковник поправил зеркало заднего вида.
   Даша вскинула голову:
   — Но как же тогда…
   — Надо со всем этим разбираться. На сегодняшний день мы имеем только один определенный факт: последним в живых остался Анатолий Скуратов.
   — И что? Он же защищался… Полетаев медленно покачал головой:
   — Мне представляется весьма сомнительным, что человек, убивший пятерых, мог позволить так легко убить себя.
   Даша посмотрела на Филиппа. Тот, обмякший, с полуприкрытыми очами, вяло обмахивался каким-то буклетом.
   — Ты же не видел Никиту. Он такой дохлый. Даже я бы смогла его пополам переломить.
   — Это тебе только кажется. А вообще, знаешь, чем хороши дела о наследстве?
   — Чем?
   — Последним в живых, как правило, остается убийца. Даша, как всегда, была не согласна.
   — Но ведь могут быть и случайности! Когда пауки в банке дерутся, появляется шанс даже у мухи…
   — Да, но только пауки начинают с того, что первым делом сжирают всех мух.
   — Чушь! — возмутилась Даша. — На данный момент нет никакого резона трогать моего отца, он вне игры, но если они друг друга все перебьют, то наследство получит именно он. Ой!
   — Что? — Полетаев вильнул к обочине и притормозил.
   — Что же это получается? — Даша растерянно смотрела то на него, то на Филиппа. — Если все, кроме Анатолия Скуратова, мертвы, а его посадят в тюрьму, то… получается, что наследство действительно перейдет моему отцу?
   — Тьфу ты! — Подполковник чертыхнулся и включил левый поворотник.
   А Филипп даже попытался улыбнуться:
   — Боюсь вас огорчить, Ди-ди, но это весьма маловероятно. — Он покачал белокурой головой.
   — Но почему?
   За француза ответил Полетаев:
   — Потому, что даже если Анатолий Романович Скуратов и будет признан виновным со всеми отягчающими обстоятельствами, он все равно получит и титул, и деньги.
   — Но почему?! Убийца ведь не может наследовать убиенному, я в книжках читала…
   Подполковник засмеялся:
   — Слова-то какие ты подбираешь! Убиенному… А Филипп поспешил пояснить:
   — Дело в том, что в данной ситуации Анатолий Скуратов будет наследовать не погибшим родственникам, а непосредственно баронессе Марии Андреевне фон Вельбах.
   — Совершенно верно, — поддакнул Полетаев. — А вот ее-то он убивать как раз и не станет. Так что, моя дорогая леди, ваш номер последний. У твоего батюшки шанс появится только в одном случае: если Анатолий тоже умрет. Но что-то мне подсказывает, что он будет себя беречь очень тщательно.

3

   Первым в обморок грохнулся Филипп, вслед за ним с тихим стоном по стене сползла Даша. Полетаев тоже опустился на пол, но при этом в обморок не падал, а просто присел, упершись локтями в колени.
   Через минуту, беззвучно выругавшись, он встал и принялся реанимировать слабонервных спутников.
   — Месье Кервель, Даша, поднимайтесь! У нас нет ни времени, ни возможности здесь разлеживаться. Да поднимайтесь же вы, черт побери!
   Филипп очнулся первым — все-таки он был мужчиной, хоть и флористом.
   — Это чудовищно, чудовищно… — шептал он.
   — Да уж, не сахар. — Полетаев подошел к столу и встал так, чтобы прочитать лежавшую на нем записку, не дотрагиваясь до нее: — «Виновных не ищите. Жизнь гнусна и бессмысленна». Коротко и емко.
   — Зачем он это сделал? — подала слабый голос Даша.
   — Это не он сделал, — всхлипнул Филипп. Темно-синие глаза подполковника впились в размякший профиль француза.
   — А кто?
   — Проклятье. «И кровь смешается с водой, и часть греха возьмете собой»… О, Боже!.. — прикрыв рот ладонью. Кервель бросился в туалет.
   — Хорошо, если б так — Полетаев старался не смотреть в сторону раскрытой двери ванной комнаты.
   Даша, на которую также накатывала тошнота, с трудом, но все же сдерживалась.
   — Что «хорошо»?
   — Хорошо, если его и в самом деле убило ваше родовое проклятье, а не здоровый мужик с опасной бритвой.
   — Неужели ты до сих пор не убедился…
   — Не вижу оснований. Вот, смотри: Скуратов позвонил мне ровно два сорок назад.
   — Ну?
   — Баранки гну! Сумка не разобрана, но обед он все-таки приготовил.
   — И что? Так поступит любой мужчина.
   — Перед тем как вскрыть себе вены? Сомневаюсь. Но даже если так: на приготовление и сам обед ему понадобилось бы не меньше часа. А вода в ванной полностью остыла.
   — Может он в холодную залез?
   — В холодной вены не вскрывают. Если только…
   — Что?
   — Если только ему не помогли. В чем я почти уверен. Даша облизнула пересохшие губы:
   — Думаешь, убийца все-таки существует? Полетев коротко кивнул.
   Они помолчали.
   — Значит, Алексей Скуратов, третий из братьев, которого все считают пропавшим, жив и здоров. — Молодая женщина горько усмехнулась. — А мы его уже совсем было в покойники записали. Но как же он узнал?
   — Ты меня спрашиваешь?
   На пороге нарисовался бледный француз.
   — Что нам теперь делать? — дрожащим голосом пролепетал он.
   — Прежде всего быстро отсюда убираться. — Полетаев жестом приказал выметаться в коридор.
   Затем тщательно осмотрев и протерев все, к чему они могли прикоснуться, подошел к входной двери и приложил палец к губам. Посмотрел в глазок, прислушался. Убедившись, что на лестничной площадке никого нет, осторожно приоткрыл дверь.
   — Выходим быстро. И прошу вас: ведите себя естественно. — Взглянув на изломанные фигуры своих спутников, он досадливо махнул рукой.

4

   На улице шел дождь со снегом. Подняв воротники, люди спешили по своим делам, не обращая ни малейшего внимания на семенящую гуськом троицу, двое из которой вздрагивали и озирались при каждом шорохе.
   Пристегнувшись ремнем безопасности, Даша уставилась в запорошенное окно.
   — Сергей Павлович, а что будет, если начальство узнает, что вы с нами по трупам ходите?
   Полетаев повернул ключ зажигания, джип ровно заурчал.
   — Расстреляют.
   Филипп издал сдавленный звук, но, чтобы не показаться невежливым, промолчал и принялся расправлять складки тонкого кашемирового пальто. Даша нащупала его руку и слегка сжала. Дождавшись, пока француз посмотрит на нее, она еле заметно отрицательно покачала головой и обратилась к Полетаеву:
   — Будем проезжать заправку — тормозни.
   — Зачем? — Он глянул на нее в зеркало заднего вида.
   — Угадай.
   — Не имею ни малейшего желания.
   — Писать хочу.
   — Тогда терпи. Нас могут запомнить.
   — Еще больше нас запомнят в автомойке, когда будут отмывать сиденья.
   Джип вильнул к обочине.
   — Вон кусты.
   — Да ты очумел! Что о нас иностранец подумает?
   — Рекомендую ему пойти с тобой.
   — Француз на морозе писать не будет, — гордо провозгласила Даша.
   — Будет, Ди-ди, — покорно вздохнул Филипп. — Будет. Очень хочется.

5

   Возле заправки Полетаев все же остановился: бензин был на нуле. Велев всем оставаться в машине, он застегнул пальто и исчез в метели.
   — Филипп! — Как только дверь захлопнулась, Даша мгновенно ожила. — Умоляю вас — не произносите при месье Полетаеве ни единого лишнего слова.
   — Но почему? Разве он не ваш друг?
   — Друг… — Даша пыталась разглядеть что-нибудь сквозь окно. — Еще пара таких друзей, и врагов не надо. Я хочу, чтобы вы правильно понимали ситуацию: месье Полетаев — подполковник российской службы безопасности.
   — О!..
   — Вот именно. Поэтому не верьте ни одному его слову. Сейчас он наверняка докладывает начальству.
   — Значит, со стороны полиции у нас не будет проблем? — сделал неожиданный вывод Кервель.
   — Нет. До тех пор, пока он заинтересован в раскрытии этого дела.
   — Но чем наше дело может заинтересовать КГБ?
   — ФСБ. — Даша пригнулась к стеклу, чтобы рассмотреть, не возвращается ли подполковник. — Мы знакомы уже два года, и каждый раз, делая вид, что помогает мне, господин Полетаев просто использовал меня для своих целей. Понимаете?
   — Но он помогал вам? Даша задумалась.
   — В общем, да…
   — Тогда какая нам разница, что он там раскроет с нашей помощью?
   Даша хмыкнула. Такая мысль не приходила ей в голову ни разу.
   — Да, но за нами следят. Каждый наш шаг контролируется…
   — Вот и прекрасно! — Филипп даже порозовел. — Уф! Словно камень с запазухи упал.
   — С души, — поправила Даша.
   — А из запазухи что падает?
   — Ничего. За ней камень держат.
   — Прошу извинить меня. Вечно я путаю эти поговорки.
   — Так вы полагаете, что это к лучшему?
   — Ну конечно! Это гарантия того, что нас никто не убьет и не арестует.
   — Вот в этом я как раз сомневаюсь. Подполковник в Ригу примчался только для того, чтобы увезти меня на допрос…
   — Ах, Ди-ди, — Филипп взял ее холодную руку и поцеловал кончики пальцев. — Вы так прелестны в своей наивности! Месье Полетаев влюблен в вас, уж поверьте моему опытному взгляду. Он, конечно, знает себе цену, но против чар ваших глаз устоять не в силах.
   — Ну не знаю, не знаю, — Даша зарделась, — мне все же кажется, что господин подполковник преследует какие-то свои интересы. Но тише, он возвращается.
   Полетаев долго отряхивался перед тем как сесть в машину. Открыв дверь, он протянул вкусно пахнущий пакет:
   — Купил всего понемногу. Подкрепитесь, до Москвы ехать будем долго — дорогу замело.
   Филипп понемногу привыкал к походной жизни. Бутерброды с семгой и бужениной он проглотил без обычных скептических комментариев.
   — Очень вкусно…
   — Месье Кервель, — Полетаев медленно тронулся с места, следя за габаритными огнями идущей впереди машины, — позвольте узнать: каковы ваши дальнейшие планы?
   По самому вопросу и по тому, что подполковник обратился не к ней, Даша поняла, что сейчас Полетаев попытается вытеснить ее за пределы родины.