Страница:
— Нет, не понимаю.
— Взять хотя бы вчерашнюю встречу… Этот Никита. Невозможно представить, чтобы такой человек являлся потомком столь древнего рода. Но что если и остальные не лучше? Как все это воспримет маман?
Даша рассмеялась. Ее трогала и одновременно смешила привычка француза принимать все так близко к сердцу.
— Будем надеяться на лучшее. А вдруг дети Константина Георгиевича окажутся настоящими аристократами? Все-таки их отец был директором филармонии… Да и вообще, Рига благотворно влияет на культуру.
— Вы так думаете? — Филипп поднял грустные голубые глаза. — Знаете, когда маман попросила меня искать потомков Николая Андреевича, мне все представлялось иначе.
— И как же?
— Чудились долгие чаепития, беседы вокруг стола, воспоминая, слезы…
— Вы прелесть, Фи-фи. Но вы идеалист.
— А вы?
— Меня от этого вылечил один человек. — Едва произнеся эту фразу, Даша ощутила какое-то внутреннее беспокойство — что-то давно господин-товарищ Полетаев не появлялся в поле ее зрения.
Запиликал звонок мобильного телефона.
— Мой? — Даша прислушалась.
— Кажется, ваш.
Молодая женщина потянулась за сумкой.
— Я слушаю вас.
Голос звучал глухо, на линии слышны были помехи:
— Дарья Николаевна?
— Да, да, я слушаю…
— Здравствуйте, это Елена Игоревна.
— Кто? — Даша не сразу сообразила.
— Вы не помните? Знакомая Константина Георгиевича. Мы с вами…
— Ах да, конечно! — Поняв, кто звонит, Даша забеспокоилась. — Что-нибудь случилось?
— Как вам сказать… Дело в том, что вчера ко мне приходил Максим, старший сын Кости.
— Максим? — Даша невольно выпрямилась. — Вы уверены в этом?
— Конечно. Я хорошо его знаю. Он расспрашивал меня о вас. Интересовался каким-то наследством.
Рыжие брови взметнулись вверх:
— Вот как… Любопытно. Он был один или с братом?
— Один.
— И что же он хотел?
— Сначала расспрашивал, а потом попросил отдать ему все бумаги отца.
Рука, сжимавшая телефон, стала влажной.
— Но вы их, конечно, не отдали?
— Отдала…
— Зачем?!
Елена Игоревна ответила не сразу:
— Как же я могла ему не отдать?
— Но мне же вы не дали! — Даша испытывала нечто большее, чем простую досаду.
— Тогда их у меня просто не было, — пыталась оправдаться арфистка. — Но после вашего отъезда я нашла в себе силы, отправилась к Косте на квартиру и собрала все документы в одну коробку. Думала, если вы приедете еще раз…
— Какие документы там были?
— Обыкновенные. Разные. Свидетельства, справки, письма, фотографии… Ну все, что обычно хранится у человека.
— Вы их просматривали?
— Нет, конечно!
— Плохо. — Даша тяжело вздохнула. Елена Игоревна промолчала.
— Максим еще в городе?
— Нет, он уже улетел. Сегодня рано утром.
— Я поняла. — Даша закусила губу. — Хорошо, Елена Игоревна, спасибо вам большое, что позвонили. Попробую встретиться с Максимом здесь. Я как раз в Риге. Если что — звоните.
Даша кинула телефон обратно п сумку.
— Что случилось? — Во время беседы Филипп сидел тихо, а теперь занервничал.
— Пока трудно сказать… — Даша все еще пыталась оценить полученную новость. — Но что-то случилось.
— Что именно?
— Один из сыновей Константина Георгиевича приезжал за его бумагами.
— И… что?
— И интересовался «каким-то наследством». Интересно, что в этих бумагах было…
— Вы полагаете что-нибудь важное?
— Зачем бы он тогда за ним ездил… — Молодая женщина действительно испытывала большое смятение. — Фи-фи, придется опять звонить Сауш.
Француз вскинул обе руки:
— О, нет! Умоляю, увольте меня от этого.
— Необходимо узнать, откуда она узнала про наследство.
— Попробуйте это сделать сами… Я прошу вас.
Поняв, что спорить бессмысленно, Даша придвинула телефон и решительно набрала номер.
— Говорите. — Прерывающийся юношеский голос принадлежал явно не Илзе.
— Максим? — Даша решила пренебречь элементарной вежливостью.
— Нет. — Человек на том конце удивился. — Юргис. Кто говорит?
— Вы меня не знаете. Если только вам мама не рассказала.
— Мне мама ничего не рассказывает, — мрачно ответил Юргис.
— Меня зовут Даша. Даша Быстрова. Я прихожусь вам дальней родственницей. Нам надо встретиться и поговорить. — И, предупреждая следующий вопрос, добавила: — Это не телефонный разговор…
— Вы новая жена папы? — выстрелил в ухо отрывистый вопрос.
— Что?
— Папа недавно женился. На вас?
Даша поперхнулась. Если Максим летал за бумагами отца, значит, знал о том, что Константин Георгиевич умер. Но почему тогда его брат задает такой странный вопрос? Ему что, ничего не известно? Как это может быть?
— Простите, а вы давно… разговаривали с отцом?
— Почему вы спрашиваете? С ним асе в порядке? «Вот это номер!»
— Разве Максим вам ничего не говорил?
— При чем здесь Макс? Он с отцом вообще не разговаривает.
— Так он же сейчас… там.
— Где там?
— Ну там… — Момент явно был упущен, и теперь сказать о том, что Константин Георгиевич умер, было непросто. — Я имею в виду у отца.
— Макс поехал к отцу?! А почему мне об этом ничего не сказал?
— Я не знаю, — пробормотала Даша, беспомощно глядя на прислушивающегося Филиппа. — А с матерью вы не разговаривали?
— О чем?
— Юргис… — Даша раздумывала, как ей лучше поступить. — Я бы хотела переговорить с вашим братом. Или, на худой конец, с матерью. Они сейчас дома?
— Брат еще не вернулся. А мама… — Младший Сауш на секунду запнулся. — Оставьте мне ваш телефон, я перезвоню, и вы подъедете. — Очевидно подзывать кого-либо к телефону в этой семье было не принято.
— А она не будет против? — Дашу немного страшила личная встреча с бывшей женой Скуратова. — Когда я с ней в последний раз разговаривала, она была не слишком настроена на общение.
— Это нормально. — Юргис, судя по всему, мать не очень жаловал. — Будем считать, что договорились. Я перезвоню вам позже.
— Отлично. — Даша назвала смой номер. — Буду ждать.
4
Глава 17
1
2
3
4
5
— Взять хотя бы вчерашнюю встречу… Этот Никита. Невозможно представить, чтобы такой человек являлся потомком столь древнего рода. Но что если и остальные не лучше? Как все это воспримет маман?
Даша рассмеялась. Ее трогала и одновременно смешила привычка француза принимать все так близко к сердцу.
— Будем надеяться на лучшее. А вдруг дети Константина Георгиевича окажутся настоящими аристократами? Все-таки их отец был директором филармонии… Да и вообще, Рига благотворно влияет на культуру.
— Вы так думаете? — Филипп поднял грустные голубые глаза. — Знаете, когда маман попросила меня искать потомков Николая Андреевича, мне все представлялось иначе.
— И как же?
— Чудились долгие чаепития, беседы вокруг стола, воспоминая, слезы…
— Вы прелесть, Фи-фи. Но вы идеалист.
— А вы?
— Меня от этого вылечил один человек. — Едва произнеся эту фразу, Даша ощутила какое-то внутреннее беспокойство — что-то давно господин-товарищ Полетаев не появлялся в поле ее зрения.
Запиликал звонок мобильного телефона.
— Мой? — Даша прислушалась.
— Кажется, ваш.
Молодая женщина потянулась за сумкой.
— Я слушаю вас.
Голос звучал глухо, на линии слышны были помехи:
— Дарья Николаевна?
— Да, да, я слушаю…
— Здравствуйте, это Елена Игоревна.
— Кто? — Даша не сразу сообразила.
— Вы не помните? Знакомая Константина Георгиевича. Мы с вами…
— Ах да, конечно! — Поняв, кто звонит, Даша забеспокоилась. — Что-нибудь случилось?
— Как вам сказать… Дело в том, что вчера ко мне приходил Максим, старший сын Кости.
— Максим? — Даша невольно выпрямилась. — Вы уверены в этом?
— Конечно. Я хорошо его знаю. Он расспрашивал меня о вас. Интересовался каким-то наследством.
Рыжие брови взметнулись вверх:
— Вот как… Любопытно. Он был один или с братом?
— Один.
— И что же он хотел?
— Сначала расспрашивал, а потом попросил отдать ему все бумаги отца.
Рука, сжимавшая телефон, стала влажной.
— Но вы их, конечно, не отдали?
— Отдала…
— Зачем?!
Елена Игоревна ответила не сразу:
— Как же я могла ему не отдать?
— Но мне же вы не дали! — Даша испытывала нечто большее, чем простую досаду.
— Тогда их у меня просто не было, — пыталась оправдаться арфистка. — Но после вашего отъезда я нашла в себе силы, отправилась к Косте на квартиру и собрала все документы в одну коробку. Думала, если вы приедете еще раз…
— Какие документы там были?
— Обыкновенные. Разные. Свидетельства, справки, письма, фотографии… Ну все, что обычно хранится у человека.
— Вы их просматривали?
— Нет, конечно!
— Плохо. — Даша тяжело вздохнула. Елена Игоревна промолчала.
— Максим еще в городе?
— Нет, он уже улетел. Сегодня рано утром.
— Я поняла. — Даша закусила губу. — Хорошо, Елена Игоревна, спасибо вам большое, что позвонили. Попробую встретиться с Максимом здесь. Я как раз в Риге. Если что — звоните.
Даша кинула телефон обратно п сумку.
— Что случилось? — Во время беседы Филипп сидел тихо, а теперь занервничал.
— Пока трудно сказать… — Даша все еще пыталась оценить полученную новость. — Но что-то случилось.
— Что именно?
— Один из сыновей Константина Георгиевича приезжал за его бумагами.
— И… что?
— И интересовался «каким-то наследством». Интересно, что в этих бумагах было…
— Вы полагаете что-нибудь важное?
— Зачем бы он тогда за ним ездил… — Молодая женщина действительно испытывала большое смятение. — Фи-фи, придется опять звонить Сауш.
Француз вскинул обе руки:
— О, нет! Умоляю, увольте меня от этого.
— Необходимо узнать, откуда она узнала про наследство.
— Попробуйте это сделать сами… Я прошу вас.
Поняв, что спорить бессмысленно, Даша придвинула телефон и решительно набрала номер.
— Говорите. — Прерывающийся юношеский голос принадлежал явно не Илзе.
— Максим? — Даша решила пренебречь элементарной вежливостью.
— Нет. — Человек на том конце удивился. — Юргис. Кто говорит?
— Вы меня не знаете. Если только вам мама не рассказала.
— Мне мама ничего не рассказывает, — мрачно ответил Юргис.
— Меня зовут Даша. Даша Быстрова. Я прихожусь вам дальней родственницей. Нам надо встретиться и поговорить. — И, предупреждая следующий вопрос, добавила: — Это не телефонный разговор…
— Вы новая жена папы? — выстрелил в ухо отрывистый вопрос.
— Что?
— Папа недавно женился. На вас?
Даша поперхнулась. Если Максим летал за бумагами отца, значит, знал о том, что Константин Георгиевич умер. Но почему тогда его брат задает такой странный вопрос? Ему что, ничего не известно? Как это может быть?
— Простите, а вы давно… разговаривали с отцом?
— Почему вы спрашиваете? С ним асе в порядке? «Вот это номер!»
— Разве Максим вам ничего не говорил?
— При чем здесь Макс? Он с отцом вообще не разговаривает.
— Так он же сейчас… там.
— Где там?
— Ну там… — Момент явно был упущен, и теперь сказать о том, что Константин Георгиевич умер, было непросто. — Я имею в виду у отца.
— Макс поехал к отцу?! А почему мне об этом ничего не сказал?
— Я не знаю, — пробормотала Даша, беспомощно глядя на прислушивающегося Филиппа. — А с матерью вы не разговаривали?
— О чем?
— Юргис… — Даша раздумывала, как ей лучше поступить. — Я бы хотела переговорить с вашим братом. Или, на худой конец, с матерью. Они сейчас дома?
— Брат еще не вернулся. А мама… — Младший Сауш на секунду запнулся. — Оставьте мне ваш телефон, я перезвоню, и вы подъедете. — Очевидно подзывать кого-либо к телефону в этой семье было не принято.
— А она не будет против? — Дашу немного страшила личная встреча с бывшей женой Скуратова. — Когда я с ней в последний раз разговаривала, она была не слишком настроена на общение.
— Это нормально. — Юргис, судя по всему, мать не очень жаловал. — Будем считать, что договорились. Я перезвоню вам позже.
— Отлично. — Даша назвала смой номер. — Буду ждать.
4
— Как я понял, вы договорились о встрече? — Филипп смотрел вопросительно.
— Да. Он перезвонит. — Даша положила трубку — Странная семейка. Один из братьев полетел за документами, а второй ничего об этом не знает.
Даша знала, что нет ничего хуже, чем сидеть и ждать. Особенно в такой ситуации.
— Я предлагаю пойти прогуляться и заодно где-нибудь пообедать. Кстати, убеждения позволяют вам обедать в таком виде или придется покупать смокинг?
С тех пор как она поняла, что ей никогда не усвоить тончайшие нюансы и одежде к завтраку, обеду и ужину, решила просто спрашивать.
— Вы смеетесь надо мной! — Вспомнив о пропаже, Филипп стал еще печальнее. — Можно подумать, что у меня есть выбор.
— Вот и прекрасно. В таком случае мы отправляемся прямо сейчас. Увидите, как сразу же поднимется настроение. Для начала я устрою вам потрясающую экскурсию, — Даша решила направить внутреннюю нервозность на благое дело. — А потом в ресторан. Ах, Фи-фи, если бы вы знали, какую в Риге подают малосольную форель! А угорь копченый? М-м-м! Мир сразу же предстанет пред вами совсем в ином свете. А если уж и форель не поможет, то, так и быть, отведу вас в самый снобский модный магазин, а сама отправлюсь на встречу с меховыми братьями, выясню, что к чему, и если после нашей встречи они останутся в живых, будем считать нашу миссию выполненной. Ну как?
Филипп слушал ее увещевания со слабой улыбкой.
— Вы прелесть, Ди-ди. У вас дар превращать все мрачное и неприятное в минутное недоразумение.
— А знаете почему?
— Почему?
— Потому что так оно и есть на самом деле. Мы идем?
— А скажите, тот ресторан… там тоже… — Очевидно, вагон-ресторан произвел на бедного гурмана неизгладимое впечатление.
Но Даша не собиралась слушать сетования по поводу не-прожаренных котлет и пропавшего свитера, не то у нее было настроение.
— Прекратите. Отличный ресторан. Ну если вы, конечно, не вздумаете начать критиковать их соль или зубочистки…
Глаза Филиппа воровато забегали.
— Зубочисткам не место на столе, — тихо, но твердо произнес он. — Это дурной тон.
Уже дошедшая до дверей Даша обернулась:
— А где же, по-вашему, им место?
— Дома, разумеется, в ванной комнате.
Молодая женщина смотрела на француза с нескрываемым удивлением.
— Вот те на! А чем же тогда, по-вашему, выковыривать застрявший кусок из зубов? Ногтями?
— Боже! — Филипп приложил руку к груди. — Что вы такое говорите, Ди-ди?!
— Я просто спрашиваю.
— Надо терпеть.
Даша сняла с вешалки куртку.
— Я вам так скажу: ваш бонтон антидемократичен. Он граничит с фашизмом. — И, передернув плечами, как от холода, с возмущением добавила: — Да вы знаете, что от крошечного кусочка мяса между зубами можно сойти с ума?
Филипп остался непреклонен.
— Дам вам простой совет: не ешьте в ресторане, это удел мужчин.
— Как-как? — Даша застряла одной рукой в рукаве.
— Предоставьте это нелегкое занятие мужчинам, они более выносливы.
— Что-что?
Филипп подошел к Даше и помог ей надеть куртку.
— Скажу вам откровенно, — он интимно понизил голос, — пережевывающая еду женщина — зрелище мало эстетичное. Разумеется, за исключением десерта и шампанских вин. Здесь вам равных нет.
— Господи, да что вы такое говорите? — Даша перепугалась не на шутку.
Как и всякая одинокая женщина, она редко готовила для себя что-нибудь изысканное и побаловать желудок могла только в ресторане. А так как в ресторан обычно ходят с мужчиной, то получался как бы двойной праздник: еда и мужчина. И вдруг ей между делом сообщают, что единственная гадость, поджидающая ее в ресторане, так это она сама.
— Немедленно возьмите ваши слова обратно! — потребовала она.
— Но почему? — изумился Филипп. — А, впрочем, извольте: забудьте все, что я говорил.
— Забудьте! — Даша с трудом попала молнией в замок. — Да я теперь в ресторане и есть не смогу.
Филипп скрыл улыбку, легкую, как бабочка.
— Полагаю, вам это будет только на пользу.
— Вы хотите сказать, что я толстая?
— Нет, ни в коем разе! Но воздержание от излишнего чревоугодия вам не повредит.
Даша сердито засопела. Она не знала, что ответить, ибо в глубине души признавала правоту слов Кервеля. Но отказаться от еды в ресторане… Боже, закрой границы Франции!
— Надеюсь, я не обидел вас?
— Что вы, что вы! — Даша хитро прищурилась. — Боюсь только, пока мы вместе, это мне придется обижать вас три раза в день.
Филипп приподнял руки, показывая, что сдается.
— Да. Он перезвонит. — Даша положила трубку — Странная семейка. Один из братьев полетел за документами, а второй ничего об этом не знает.
Даша знала, что нет ничего хуже, чем сидеть и ждать. Особенно в такой ситуации.
— Я предлагаю пойти прогуляться и заодно где-нибудь пообедать. Кстати, убеждения позволяют вам обедать в таком виде или придется покупать смокинг?
С тех пор как она поняла, что ей никогда не усвоить тончайшие нюансы и одежде к завтраку, обеду и ужину, решила просто спрашивать.
— Вы смеетесь надо мной! — Вспомнив о пропаже, Филипп стал еще печальнее. — Можно подумать, что у меня есть выбор.
— Вот и прекрасно. В таком случае мы отправляемся прямо сейчас. Увидите, как сразу же поднимется настроение. Для начала я устрою вам потрясающую экскурсию, — Даша решила направить внутреннюю нервозность на благое дело. — А потом в ресторан. Ах, Фи-фи, если бы вы знали, какую в Риге подают малосольную форель! А угорь копченый? М-м-м! Мир сразу же предстанет пред вами совсем в ином свете. А если уж и форель не поможет, то, так и быть, отведу вас в самый снобский модный магазин, а сама отправлюсь на встречу с меховыми братьями, выясню, что к чему, и если после нашей встречи они останутся в живых, будем считать нашу миссию выполненной. Ну как?
Филипп слушал ее увещевания со слабой улыбкой.
— Вы прелесть, Ди-ди. У вас дар превращать все мрачное и неприятное в минутное недоразумение.
— А знаете почему?
— Почему?
— Потому что так оно и есть на самом деле. Мы идем?
— А скажите, тот ресторан… там тоже… — Очевидно, вагон-ресторан произвел на бедного гурмана неизгладимое впечатление.
Но Даша не собиралась слушать сетования по поводу не-прожаренных котлет и пропавшего свитера, не то у нее было настроение.
— Прекратите. Отличный ресторан. Ну если вы, конечно, не вздумаете начать критиковать их соль или зубочистки…
Глаза Филиппа воровато забегали.
— Зубочисткам не место на столе, — тихо, но твердо произнес он. — Это дурной тон.
Уже дошедшая до дверей Даша обернулась:
— А где же, по-вашему, им место?
— Дома, разумеется, в ванной комнате.
Молодая женщина смотрела на француза с нескрываемым удивлением.
— Вот те на! А чем же тогда, по-вашему, выковыривать застрявший кусок из зубов? Ногтями?
— Боже! — Филипп приложил руку к груди. — Что вы такое говорите, Ди-ди?!
— Я просто спрашиваю.
— Надо терпеть.
Даша сняла с вешалки куртку.
— Я вам так скажу: ваш бонтон антидемократичен. Он граничит с фашизмом. — И, передернув плечами, как от холода, с возмущением добавила: — Да вы знаете, что от крошечного кусочка мяса между зубами можно сойти с ума?
Филипп остался непреклонен.
— Дам вам простой совет: не ешьте в ресторане, это удел мужчин.
— Как-как? — Даша застряла одной рукой в рукаве.
— Предоставьте это нелегкое занятие мужчинам, они более выносливы.
— Что-что?
Филипп подошел к Даше и помог ей надеть куртку.
— Скажу вам откровенно, — он интимно понизил голос, — пережевывающая еду женщина — зрелище мало эстетичное. Разумеется, за исключением десерта и шампанских вин. Здесь вам равных нет.
— Господи, да что вы такое говорите? — Даша перепугалась не на шутку.
Как и всякая одинокая женщина, она редко готовила для себя что-нибудь изысканное и побаловать желудок могла только в ресторане. А так как в ресторан обычно ходят с мужчиной, то получался как бы двойной праздник: еда и мужчина. И вдруг ей между делом сообщают, что единственная гадость, поджидающая ее в ресторане, так это она сама.
— Немедленно возьмите ваши слова обратно! — потребовала она.
— Но почему? — изумился Филипп. — А, впрочем, извольте: забудьте все, что я говорил.
— Забудьте! — Даша с трудом попала молнией в замок. — Да я теперь в ресторане и есть не смогу.
Филипп скрыл улыбку, легкую, как бабочка.
— Полагаю, вам это будет только на пользу.
— Вы хотите сказать, что я толстая?
— Нет, ни в коем разе! Но воздержание от излишнего чревоугодия вам не повредит.
Даша сердито засопела. Она не знала, что ответить, ибо в глубине души признавала правоту слов Кервеля. Но отказаться от еды в ресторане… Боже, закрой границы Франции!
— Надеюсь, я не обидел вас?
— Что вы, что вы! — Даша хитро прищурилась. — Боюсь только, пока мы вместе, это мне придется обижать вас три раза в день.
Филипп приподнял руки, показывая, что сдается.
Глава 17
1
Нескладный, угловатый юноша вошел в гостиную и сел на пол, обхватив колени. Короткая верхняя губа обиженно подрагивала.
— Оказывается, Макс улетел к отцу?
Услышав вопрос сына, Илзе Сауш и бровью не повела. Может только губы сжала чуть плотнее. Она была красива, но черты ее скандинавского лица, очерченного преимущественно прямыми, четкими линиями, казались слишком холодными, в них не читалось ни страсти, ни хотя бы отблеска эмоций: скульптура, лишенная жизни.
— Что с того?
— Почему Максим не взял меня с собой? Он же знает, как я скучаю по отцу.
— Потому и не взял.
— Но зачем вообще надо было скрывать его поездку?
— Например, для того, чтобы не слушать твое нытье. Ты мешаешь мне смотреть передачу. Помолчи, пожалуйста.
— Я хочу знать, — продолжал настаивать Юргис. Сауш бросила на сына короткий злой взгляд:
— Отец хотел видеть именно его. Ты успокоился?
— Это неправда!
— Разумеется, правда.
Юргис Сауш вспыхнул, его лицо, некрасивое, похожее и втоже время совсем не похожее налицо матери, исказил нервный тик.
— Этт-то лл-ложь! — Высокая верхняя губа вдруг напряглась, обнажая мелкие белые зубы. — Отец любит меня…
Раздался смех.
— Прекрати! Разумеется, он больше любит Макса. Ведь он его первенец.
Илзе прекрасно понимала, как больно ранят ее слова сына, и оттого произносила их с особым удовольствием.
— Он стт-тарше всего на одд-диннадцать мм-месяцев!
— Ну и что?
— И он не любит отца так, как я.
— Ну и что с того? — Илзе Сауш оторвала взгляд от экрана и повернула голову, но не к сыну, а к зеркалу. Красивой рукой поправила белоснежные волосы, уложенные волосок к волоску. — Какая разница, кто человека любит? Важно, кого любит он сам. Вот твой отец, например, больше любит Макса. И ничего с этим не поделаешь. — Вдоволь налюбовавшись своим отражением, она откинулась на спинку и со вздохом добавила вполголоса: — Впрочем, я тоже больше люблю Макса…
— А я вот вв-возьму сейчас, сс-соберусь и поеду к отцу.
— Юргис, прекрати разыгрывать из себя ребенка. — Илзе раздраженно отмахнулась. — Ты уже взрослый мужчина.
— Если я мужчина, мама, то почему ты никогда не даешь мне возможность поступить, как я хочу?
— Мало ли чего ты хочешь! Трехлетние дети тоже хотят мороженого, но им его не дают…
— Я не хочу мороженого, я хочу видеть отца.
— Зачем?
— Затем, что он мой отец. — Юргис не отрываясь смотрел на мать. Взгляд его был полон бессильной ненависти и невозможности эту ненависть выплеснуть. — Мне не надо было переезжать с тобой в Латвию. С отцом мне было бы лучше.
Илзе откинула аккуратную голову назад и расхохоталась:
— Да уж, воистину жаль! Ты бы жил в нищете, в грязной крошечной комнатушке. А денег вам не хватало бы даже на хлеб.
— Не с-смей так говорить об отце! — Взорвавшись тонковатым визгом, юноша вскочил. — Он музыкант, он пп-прекрасный музыкант! А в комм-муналке оказался только благодаря тебе. Это ты ему сломала жизнь, он единственный, кто захотел на тебе жениться, а ты даже не оценила этого…
Договорить ему не удалось — звук звонкой пощечины разнесся по комнате.
— Как ты смеешь так говорить о своей матери! — прошипела Илзе. Ее бледное от природы лицо теперь стало белее волос. — Я всегда нравилась мужчинам, за мной всегда ухаживают…
— С тобой даже спят, тебе даже платят за это. — Дрожащей рукой Юргис сделал широкий жест и поклонился в пояс: — Спасибо, мама, нищета нам не грозит. Только интересно, как ты будешь зарабатывать, когда состаришься?
Он высоко вздернул подбородок, словно демонстрируя, что готов принять и сотню пощечин, но мать повела себя неожиданно. Илзе вернулась в кресло, села, положив узкие ноги на пуфик, и увеличила громкость телевизора.
— Кстати, забыла сказать: твой драгоценный отец умер, — спокойно, даже с какой-то насмешкой произнесла она. — Ему размозжило голову. Так что комната его теперь свободна. Можешь собирать свои вещи и катиться отсюда к чертовой матери. Я больше не желаю тебя видеть. Отныне у меня всего один сын, а тебе я желаю сгореть в аду.
Нетвердой походкой Юргис приблизился к матери. Лицо его закаменело. Лишь губы едва шевелились:
— Ты… все врешь! Скажи, что ты врешь… Светло-серые глаза неподвижно следили за мерцанием экрана.
— Сегодня возвращается Максим. У тебя будет возможность расспросить его обо всех подробностях… пока собираешь вещи. А сейчас, пошел вон и не мешай мне.
Пятясь спиной к дверям, молодой человек безумным взглядом смотрел на холодный профиль матери:
— Я ненавижу тебя! Ненавижу, ненавижу… Накрашенные ярко-красной помадой узкие губы тронула едва уловимая усмешка:
— Пошел к черту, болван…
— Оказывается, Макс улетел к отцу?
Услышав вопрос сына, Илзе Сауш и бровью не повела. Может только губы сжала чуть плотнее. Она была красива, но черты ее скандинавского лица, очерченного преимущественно прямыми, четкими линиями, казались слишком холодными, в них не читалось ни страсти, ни хотя бы отблеска эмоций: скульптура, лишенная жизни.
— Что с того?
— Почему Максим не взял меня с собой? Он же знает, как я скучаю по отцу.
— Потому и не взял.
— Но зачем вообще надо было скрывать его поездку?
— Например, для того, чтобы не слушать твое нытье. Ты мешаешь мне смотреть передачу. Помолчи, пожалуйста.
— Я хочу знать, — продолжал настаивать Юргис. Сауш бросила на сына короткий злой взгляд:
— Отец хотел видеть именно его. Ты успокоился?
— Это неправда!
— Разумеется, правда.
Юргис Сауш вспыхнул, его лицо, некрасивое, похожее и втоже время совсем не похожее налицо матери, исказил нервный тик.
— Этт-то лл-ложь! — Высокая верхняя губа вдруг напряглась, обнажая мелкие белые зубы. — Отец любит меня…
Раздался смех.
— Прекрати! Разумеется, он больше любит Макса. Ведь он его первенец.
Илзе прекрасно понимала, как больно ранят ее слова сына, и оттого произносила их с особым удовольствием.
— Он стт-тарше всего на одд-диннадцать мм-месяцев!
— Ну и что?
— И он не любит отца так, как я.
— Ну и что с того? — Илзе Сауш оторвала взгляд от экрана и повернула голову, но не к сыну, а к зеркалу. Красивой рукой поправила белоснежные волосы, уложенные волосок к волоску. — Какая разница, кто человека любит? Важно, кого любит он сам. Вот твой отец, например, больше любит Макса. И ничего с этим не поделаешь. — Вдоволь налюбовавшись своим отражением, она откинулась на спинку и со вздохом добавила вполголоса: — Впрочем, я тоже больше люблю Макса…
— А я вот вв-возьму сейчас, сс-соберусь и поеду к отцу.
— Юргис, прекрати разыгрывать из себя ребенка. — Илзе раздраженно отмахнулась. — Ты уже взрослый мужчина.
— Если я мужчина, мама, то почему ты никогда не даешь мне возможность поступить, как я хочу?
— Мало ли чего ты хочешь! Трехлетние дети тоже хотят мороженого, но им его не дают…
— Я не хочу мороженого, я хочу видеть отца.
— Зачем?
— Затем, что он мой отец. — Юргис не отрываясь смотрел на мать. Взгляд его был полон бессильной ненависти и невозможности эту ненависть выплеснуть. — Мне не надо было переезжать с тобой в Латвию. С отцом мне было бы лучше.
Илзе откинула аккуратную голову назад и расхохоталась:
— Да уж, воистину жаль! Ты бы жил в нищете, в грязной крошечной комнатушке. А денег вам не хватало бы даже на хлеб.
— Не с-смей так говорить об отце! — Взорвавшись тонковатым визгом, юноша вскочил. — Он музыкант, он пп-прекрасный музыкант! А в комм-муналке оказался только благодаря тебе. Это ты ему сломала жизнь, он единственный, кто захотел на тебе жениться, а ты даже не оценила этого…
Договорить ему не удалось — звук звонкой пощечины разнесся по комнате.
— Как ты смеешь так говорить о своей матери! — прошипела Илзе. Ее бледное от природы лицо теперь стало белее волос. — Я всегда нравилась мужчинам, за мной всегда ухаживают…
— С тобой даже спят, тебе даже платят за это. — Дрожащей рукой Юргис сделал широкий жест и поклонился в пояс: — Спасибо, мама, нищета нам не грозит. Только интересно, как ты будешь зарабатывать, когда состаришься?
Он высоко вздернул подбородок, словно демонстрируя, что готов принять и сотню пощечин, но мать повела себя неожиданно. Илзе вернулась в кресло, села, положив узкие ноги на пуфик, и увеличила громкость телевизора.
— Кстати, забыла сказать: твой драгоценный отец умер, — спокойно, даже с какой-то насмешкой произнесла она. — Ему размозжило голову. Так что комната его теперь свободна. Можешь собирать свои вещи и катиться отсюда к чертовой матери. Я больше не желаю тебя видеть. Отныне у меня всего один сын, а тебе я желаю сгореть в аду.
Нетвердой походкой Юргис приблизился к матери. Лицо его закаменело. Лишь губы едва шевелились:
— Ты… все врешь! Скажи, что ты врешь… Светло-серые глаза неподвижно следили за мерцанием экрана.
— Сегодня возвращается Максим. У тебя будет возможность расспросить его обо всех подробностях… пока собираешь вещи. А сейчас, пошел вон и не мешай мне.
Пятясь спиной к дверям, молодой человек безумным взглядом смотрел на холодный профиль матери:
— Я ненавижу тебя! Ненавижу, ненавижу… Накрашенные ярко-красной помадой узкие губы тронула едва уловимая усмешка:
— Пошел к черту, болван…
2
На улице было холодно, накрапывай дождь, но самым неприятным оказался пронизывающий ветер. Даша прижалась в Филиппу и рассмеялась, впрочем, без досады.
— Что же нам так не везет? Боюсь, экскурсию придется отложить до лета.
— Такова наша планида, — философски заметил месье Кервель, но в голосе его тоже не ощущалось горечи. — Бог с ней, с экскурсией, идемте обедать. Вы обещали мне хороший обед и отличную кухню.
— Это для меня она отличная. — После истории с зубочистками Даша сомневалась, что за пределами парижской кольцевой дороги найдется хоть один ресторан, удовлетворяющий ее капризного спутника. — Я уже боюсь рекомендовать вам что-либо. И все оттого, что вы своими лягушками, улитками и прочими земноводными полностью отбили вкус к настоящей человеческой еде.
— Просто в вас говорит голос крови, — возразил Филипп. Кулинария была единственной темой, где он переставал быть вежливым. — Вы потомок гуннов, и потому не можете любить…
— Лягушек? Не могу. Бр-р-р!
— Вы их ели?
— Ела. Один раз.
— Где?
— В китайском ресторане.
— И после этого вы говорите, что ели! Да разве китайцы умеют готовить лягушек?
— Знаете что, дорогой Фи-фи, как говорится, ты мне лягушку хоть сахаром облепи, все равно она лягушкой и останется. Тьфу ты, гадость какая!
Филипп рассмеялся и обнял свою спутницу за плечи. Настроение его явно улучшалось.
— Что же нам так не везет? Боюсь, экскурсию придется отложить до лета.
— Такова наша планида, — философски заметил месье Кервель, но в голосе его тоже не ощущалось горечи. — Бог с ней, с экскурсией, идемте обедать. Вы обещали мне хороший обед и отличную кухню.
— Это для меня она отличная. — После истории с зубочистками Даша сомневалась, что за пределами парижской кольцевой дороги найдется хоть один ресторан, удовлетворяющий ее капризного спутника. — Я уже боюсь рекомендовать вам что-либо. И все оттого, что вы своими лягушками, улитками и прочими земноводными полностью отбили вкус к настоящей человеческой еде.
— Просто в вас говорит голос крови, — возразил Филипп. Кулинария была единственной темой, где он переставал быть вежливым. — Вы потомок гуннов, и потому не можете любить…
— Лягушек? Не могу. Бр-р-р!
— Вы их ели?
— Ела. Один раз.
— Где?
— В китайском ресторане.
— И после этого вы говорите, что ели! Да разве китайцы умеют готовить лягушек?
— Знаете что, дорогой Фи-фи, как говорится, ты мне лягушку хоть сахаром облепи, все равно она лягушкой и останется. Тьфу ты, гадость какая!
Филипп рассмеялся и обнял свою спутницу за плечи. Настроение его явно улучшалось.
3
— Еле успел на утренний рейс. Ну и погода! — Отряхивая плащ, в гостиную вошел высокий молодой человек. — Что это с Юргисом? Он на редкость паршиво выглядит.
Макс Сауш очень походил на брата, но никому бы не пришло в голову послать его к черту или назвать неудачником. Старший Сауш унаследовал черты характера своей матери — цинизм, уверенность в себе, презрение к окружающим.
— Можно подумать, он когда-нибудь выглядел иначе. — Илзе встала и обняла старшего сына. — Ты привез документы?
— Да. Забрал все, что там было. Его последняя жена, к счастью, не от мира сего и отдала мне все без малейшего звука.
— Кто вам дал право копаться в бумагах отца? — побледнел Юргис.
Макс хотел что-то ответить, но мать опередила его:
— Заткнись, тебя никто не спрашивает. — И снова, обращаясь к старшему сыну, спросила: — Ты нашел то, о чем я тебе говорила? Давай все сюда.
Макс улыбнулся и поцеловал матери руку.
— Не надо спешить. Думаю, для начала мы должны хорошенько все обсудить. Чтобы потом не возникло разного рода недоразумений.
— Ты не веришь мне, своей матери? — Сауш смотрела на сына не отрываясь.
— Любопытные вещи иногда узнаешь, сам того не желая. — Молодой человек отпустил руку матери и присел в кресло. — О себе. О своих близких. Пока летел в самолете, почитал кое-какие письма. Ты, оказывается, не была примерной женой, мама.
Илзе слегка покраснела:
— Что ты имеешь в виду?
— Я родился за неделю до свадьбы. И судя по всему моим отцом должен был стать другой.
Юргис вскинул голову:
— Так вот что имела ввиду тетя Валя…
— Заткнись! — снова рявкнула Илзе. И затем уже спокойно, обращаясь к старшему сыну, произнесла:
— Макс, а ты глупее, чем я думала. Неужели ты не понимаешь, что я это делаю ради тебя?
— Может мне самому решить, как поступать? Мать раздраженно отмахнулась:
— Ты не представляешь, о какой сумме идет речь. Хочешь, чтобы все досталось твоем братцу?
Максим Сауш молчал.
— Отдай мне все документы и не делай глупости. Я и так ради тебя готова идти на преступление. Ты должен ценить это.
— Я постараюсь. — Макс закинул ногу на ногу и вдруг посерьезнел. — Остается только один вопрос. Что будем делать с ним? — Он кивнул на застывшего в углу брата.
Мать досадливо обернулась.
— Если бы он не был таким же идиотом, как и его отец, все можно было бы решить просто. А так даже не знаю…
— Вы… Вы мерзкие, низкие люди, — задохнулся Юргис. — Запомните: я сделаю все, что в моих силах, но вам не достанется ничего, слышите — ни-че-го! Теперь-то я все понял — папа рассказывал мне, что его родной дед был родом из богатой семьи и что все, кроме него, перед самой революцией успели сбежать за границу. Значит, вы теперь надеетесь заполучить эти деньги? Вот вам! — Он выставил кукиш.
— А я ведь хотела сделать аборт, — досадливо произнесла Илзе.
— И напрасно передумала. — Макс недобро усмехнулся. — Одно движение скальпеля двадцать с лишним лет тому назад, и многие наши проблемы были бы решены. Послушай, Юргис, может договоримся по-хорошему?
— Что вы хотите?
Облизнув ярко-красные губы, Илзе смотрела на младшего сына.
— В самом деле, Юргис… — Она старалась говорить спокойно, но у нее это плохо получалось. — Давай поговорим как взрослые люди. Да, действительно, твой отец — еще когда мы только познакомились — рассказывал про заграничных родственников, даже делал попытки их разыскать, но, к сожалению, он не знал своей настоящей фамилии. Сейчас они сами его нашли. Вернее, не успели… И теперь все должно принадлежать Максу, ведь он старший сын, но…
Младший Сауш скривился в злой улыбке:
— Старший, но не совсем законный. А если быть откровенным, то и вовсе чей-то чужой. Ведь так? Кстати, с кем ты его прижила, мама?
Илзе медленно покачала головой:
— Ты еще слишком молод, чтобы понять некоторые вещи. Все не так просто.
— Все очень просто. Ты всегда была девкой. Ею и осталась. И не надейся, что я промолчу. Мне деньги не нужны, но и вы их не получите.
Мать хотела броситься на младшего сына, но Макс удержал ее.
— Оставь этого придурка, я сам с ним разберусь. — Он отложил плащ на спинку высокого кресла. — По-свойски, по-братски…
Макс Сауш очень походил на брата, но никому бы не пришло в голову послать его к черту или назвать неудачником. Старший Сауш унаследовал черты характера своей матери — цинизм, уверенность в себе, презрение к окружающим.
— Можно подумать, он когда-нибудь выглядел иначе. — Илзе встала и обняла старшего сына. — Ты привез документы?
— Да. Забрал все, что там было. Его последняя жена, к счастью, не от мира сего и отдала мне все без малейшего звука.
— Кто вам дал право копаться в бумагах отца? — побледнел Юргис.
Макс хотел что-то ответить, но мать опередила его:
— Заткнись, тебя никто не спрашивает. — И снова, обращаясь к старшему сыну, спросила: — Ты нашел то, о чем я тебе говорила? Давай все сюда.
Макс улыбнулся и поцеловал матери руку.
— Не надо спешить. Думаю, для начала мы должны хорошенько все обсудить. Чтобы потом не возникло разного рода недоразумений.
— Ты не веришь мне, своей матери? — Сауш смотрела на сына не отрываясь.
— Любопытные вещи иногда узнаешь, сам того не желая. — Молодой человек отпустил руку матери и присел в кресло. — О себе. О своих близких. Пока летел в самолете, почитал кое-какие письма. Ты, оказывается, не была примерной женой, мама.
Илзе слегка покраснела:
— Что ты имеешь в виду?
— Я родился за неделю до свадьбы. И судя по всему моим отцом должен был стать другой.
Юргис вскинул голову:
— Так вот что имела ввиду тетя Валя…
— Заткнись! — снова рявкнула Илзе. И затем уже спокойно, обращаясь к старшему сыну, произнесла:
— Макс, а ты глупее, чем я думала. Неужели ты не понимаешь, что я это делаю ради тебя?
— Может мне самому решить, как поступать? Мать раздраженно отмахнулась:
— Ты не представляешь, о какой сумме идет речь. Хочешь, чтобы все досталось твоем братцу?
Максим Сауш молчал.
— Отдай мне все документы и не делай глупости. Я и так ради тебя готова идти на преступление. Ты должен ценить это.
— Я постараюсь. — Макс закинул ногу на ногу и вдруг посерьезнел. — Остается только один вопрос. Что будем делать с ним? — Он кивнул на застывшего в углу брата.
Мать досадливо обернулась.
— Если бы он не был таким же идиотом, как и его отец, все можно было бы решить просто. А так даже не знаю…
— Вы… Вы мерзкие, низкие люди, — задохнулся Юргис. — Запомните: я сделаю все, что в моих силах, но вам не достанется ничего, слышите — ни-че-го! Теперь-то я все понял — папа рассказывал мне, что его родной дед был родом из богатой семьи и что все, кроме него, перед самой революцией успели сбежать за границу. Значит, вы теперь надеетесь заполучить эти деньги? Вот вам! — Он выставил кукиш.
— А я ведь хотела сделать аборт, — досадливо произнесла Илзе.
— И напрасно передумала. — Макс недобро усмехнулся. — Одно движение скальпеля двадцать с лишним лет тому назад, и многие наши проблемы были бы решены. Послушай, Юргис, может договоримся по-хорошему?
— Что вы хотите?
Облизнув ярко-красные губы, Илзе смотрела на младшего сына.
— В самом деле, Юргис… — Она старалась говорить спокойно, но у нее это плохо получалось. — Давай поговорим как взрослые люди. Да, действительно, твой отец — еще когда мы только познакомились — рассказывал про заграничных родственников, даже делал попытки их разыскать, но, к сожалению, он не знал своей настоящей фамилии. Сейчас они сами его нашли. Вернее, не успели… И теперь все должно принадлежать Максу, ведь он старший сын, но…
Младший Сауш скривился в злой улыбке:
— Старший, но не совсем законный. А если быть откровенным, то и вовсе чей-то чужой. Ведь так? Кстати, с кем ты его прижила, мама?
Илзе медленно покачала головой:
— Ты еще слишком молод, чтобы понять некоторые вещи. Все не так просто.
— Все очень просто. Ты всегда была девкой. Ею и осталась. И не надейся, что я промолчу. Мне деньги не нужны, но и вы их не получите.
Мать хотела броситься на младшего сына, но Макс удержал ее.
— Оставь этого придурка, я сам с ним разберусь. — Он отложил плащ на спинку высокого кресла. — По-свойски, по-братски…
4
В ресторане, куда Филипп с Дашей добрались, сгибаясь пополам от жгучего ветра, было тепло и пахло совершенно замечательно. Надо заметить, что все рестораны в Латвии имеют свой, очень сходный запах. Невзирая на меню и интерьер, здесь всегда ощущается как бы привкус пива, обожженной глины и соленой рыбы.
— Я не буду пить пиво! — капризничал Фи-фи. — Оно портит вкусовые рецепторы…
— А как же пищевой примитивизм? — настаивала Даша. — Вы же хотели коллекционировать грубые вкусы.
— Для одной поездки я уже получил достаточно. Одно мясное суфле в поезде чего стоило!
— Это было не суфле. — Даша удивилась. — Это была котлета. Просто очень… мягкая.
— Что это — котлета? Котлетт? — месье Кервель оторвал глаза от меню.
— Нет. Котлетт это целый кусок мяса, а котлета — это…
— Что? — Филипп отложил меню.
— Это когда… — Даша соображала, как точнее описать рецептуру изготовления котлеты в ресторане поезда и в то же время не напугать француза. — Ну, можно считать, что это в некотором роде суфле, только его не запекают, а жарят.
— Стоп! — Филипп поднял руку. — Больше ничего не хочу слышать. — И снова уткнулся в меню.
Даша махнула следящему за ними официанту.
— Будьте любезны, форель, угря, миногу и два пива. Филипп захлопнул карту и поджал губы. Даша смотрела на него. Наконец он не выдержал и засмеялся:
— Маленькая рыжая бестия. Мой желудок на вашей совести.
— Да вы еще меня благодарить будете.
— Ах, оставьте! Кстати, ваш телефон здесь принимает сигнал?
Даша выложила свой мобильный на стол.
— Не очень хорошо, но кое-какой сигнал есть.
— Отчего же они не звонят? Молодая женщина рассмеялась:
— Успокойтесь. Очень хорошо, что не звонят. Успеем спокойно пообедать.
Принесли рыбу и пиво. Даша, не переставая подшучивать над своим спутником, приступила к трапезе, не забывая время от времени поглядывать на индикатор приема сигнала. Связь то пропадала, то появлялась. От чего это зависело было не понятно. Она поднимала аппарат, опускала и даже попыталась зафиксировать на светильнике, но связь вдруг пропала окончательно.
Когда официант принес пиво в третий раз, Даша уже смотрела на телефон с тихой ненавистью.
— Как только выйдем на улицу, выброшу его в ближайший мусорник. Ненавижу.
— Позвоните из бара. — Филипп с видимым удовольствием поглощал угря.
— И все-таки я его выброшу, — проворчала Даша и, приготовив мелочь, направилась к стойке бара.
— Я не буду пить пиво! — капризничал Фи-фи. — Оно портит вкусовые рецепторы…
— А как же пищевой примитивизм? — настаивала Даша. — Вы же хотели коллекционировать грубые вкусы.
— Для одной поездки я уже получил достаточно. Одно мясное суфле в поезде чего стоило!
— Это было не суфле. — Даша удивилась. — Это была котлета. Просто очень… мягкая.
— Что это — котлета? Котлетт? — месье Кервель оторвал глаза от меню.
— Нет. Котлетт это целый кусок мяса, а котлета — это…
— Что? — Филипп отложил меню.
— Это когда… — Даша соображала, как точнее описать рецептуру изготовления котлеты в ресторане поезда и в то же время не напугать француза. — Ну, можно считать, что это в некотором роде суфле, только его не запекают, а жарят.
— Стоп! — Филипп поднял руку. — Больше ничего не хочу слышать. — И снова уткнулся в меню.
Даша махнула следящему за ними официанту.
— Будьте любезны, форель, угря, миногу и два пива. Филипп захлопнул карту и поджал губы. Даша смотрела на него. Наконец он не выдержал и засмеялся:
— Маленькая рыжая бестия. Мой желудок на вашей совести.
— Да вы еще меня благодарить будете.
— Ах, оставьте! Кстати, ваш телефон здесь принимает сигнал?
Даша выложила свой мобильный на стол.
— Не очень хорошо, но кое-какой сигнал есть.
— Отчего же они не звонят? Молодая женщина рассмеялась:
— Успокойтесь. Очень хорошо, что не звонят. Успеем спокойно пообедать.
Принесли рыбу и пиво. Даша, не переставая подшучивать над своим спутником, приступила к трапезе, не забывая время от времени поглядывать на индикатор приема сигнала. Связь то пропадала, то появлялась. От чего это зависело было не понятно. Она поднимала аппарат, опускала и даже попыталась зафиксировать на светильнике, но связь вдруг пропала окончательно.
Когда официант принес пиво в третий раз, Даша уже смотрела на телефон с тихой ненавистью.
— Как только выйдем на улицу, выброшу его в ближайший мусорник. Ненавижу.
— Позвоните из бара. — Филипп с видимым удовольствием поглощал угря.
— И все-таки я его выброшу, — проворчала Даша и, приготовив мелочь, направилась к стойке бара.
5
Высокий невозмутимый бармен занимался тем, чем занимаются бармены во всем мире — протирал бокалы.
— Добрый день, от вас можно позвонить?
— Да, пожалуйста. — Бармен выставил телефон на стойку. Даша положила рядом монетку и набрала номер Сауш. «Ту-ту-ту…»
— Да что же это такое! — В сердцах она грохнула трубкой. Бармен недовольно скосил глаза.
— Простите, — Даша подняла ладони. — Я попробую еще раз?
— Да, пожалуйста. — Бармен все еще выглядел недовольным.
Даша оперлась локтями о стойку и снова набрала номер. На этот раз телефон оказался свободен и ей ответил незнакомый мужской голос:
— Алло?
— Будьте добры Юргиса к телефону.
— Его нет. «Вот те на».
— Это Максим? Мужчина помолчал.
— А кто вы?
— Моя фамилия Быстрова, я…
— Очень хорошо, что вы позвонили, — говорящий неожиданно обрадовался. — Вы можете приехать сюда?
— Куда? — растерялась Даша.
— К нам домой. Я назову адрес. Вам есть чем записать? Даша вспомнила, что еще утром раздобыла адрес Сауш. Она достала из сумки листок:
— Говорите. Мужчина назвал адрес. Адрес совпадал.
— Мы будем минут через двадцать — тридцать…
— Мы?
— Да. Дело в том, что я не одна. Понимаете, я и мой дядя — он француз — специально приехали в Ригу, чтобы встретиться с вами. Я уже разговаривала с Юргисом. Он наверняка вам говорил… Я ждала его звонка, но мы в таком месте, где плохая связь…
Собеседник ее перебил:
— Я прошу вас приехать, но только одну.
— Одну? — Даша растерялась.
— Да.
— Добрый день, от вас можно позвонить?
— Да, пожалуйста. — Бармен выставил телефон на стойку. Даша положила рядом монетку и набрала номер Сауш. «Ту-ту-ту…»
— Да что же это такое! — В сердцах она грохнула трубкой. Бармен недовольно скосил глаза.
— Простите, — Даша подняла ладони. — Я попробую еще раз?
— Да, пожалуйста. — Бармен все еще выглядел недовольным.
Даша оперлась локтями о стойку и снова набрала номер. На этот раз телефон оказался свободен и ей ответил незнакомый мужской голос:
— Алло?
— Будьте добры Юргиса к телефону.
— Его нет. «Вот те на».
— Это Максим? Мужчина помолчал.
— А кто вы?
— Моя фамилия Быстрова, я…
— Очень хорошо, что вы позвонили, — говорящий неожиданно обрадовался. — Вы можете приехать сюда?
— Куда? — растерялась Даша.
— К нам домой. Я назову адрес. Вам есть чем записать? Даша вспомнила, что еще утром раздобыла адрес Сауш. Она достала из сумки листок:
— Говорите. Мужчина назвал адрес. Адрес совпадал.
— Мы будем минут через двадцать — тридцать…
— Мы?
— Да. Дело в том, что я не одна. Понимаете, я и мой дядя — он француз — специально приехали в Ригу, чтобы встретиться с вами. Я уже разговаривала с Юргисом. Он наверняка вам говорил… Я ждала его звонка, но мы в таком месте, где плохая связь…
Собеседник ее перебил:
— Я прошу вас приехать, но только одну.
— Одну? — Даша растерялась.
— Да.