Страница:
В начале лекции в 1816 году, непосредственно после реставрации (венский конгресс), он, который до сих пор был занят умом (духом) мира, философствует, что только теперь он мог бы оборачиваться внутрь себя (глядеть себе вовнутрь) и позволять процветать науке. Мировой ум должен при этом как-нибудь быть примененным немецкой нацией, которая нак национальность, «есть основание всей живой жизни». Студенты обычно отсутствовали на лекциях (оставляли лекции далеко), что в том числе вероятно, так как в различных менее значительных публикациях о состоянии страны он высказался за расширение прав для короля. Это выступление королем было вознаграждено, и из-за него он стал профессором в Берлине. В начале речи он похвалил прусское государство, подчеркивал его культурное назначение и аттестировал ему «духовный (умственный) сверхвес».
***
Иудейское образование, оказывается, в противоположность к христианскому и мусульманскому, показало большую непрерывность. Имеется документ авторства Иосифа б. (бен) Юда Ибн Акнин из конца XII столетия, который иллюстрирует нам понятие образования (сефардской) иудейской культуры. Там суть образования описывается так:
Сначала детям дается ассирийский шрифт. При этом нужно, чтобы о его красоте говорилось не слишком много и не слишком пышно. «This script is of course the «Assyrian» (Aramaic square script)» («Этот шрифт безусловно «ассирийский» («арамейский квадратный шрифт»). Затем детям дается пятикнижие, пророки и жития святых. Они с десяти лет начианают учиться Мишне [185] [185], затем следует поэзия и с пятнадцати лет они начинают изучение Талмуда. С восемнадцати лет они учатся независимому мышлению и собственным исследованиям. Тогда следует критика ересей, и только теперь начинаются изучения естественных наук, причем для них также часто используется понятие «философия» (еще Ломоносов считал себя натурфилософом—ВП). Иосиф бен Юда перечисляет, в частности: естествознание, метафизику, логику, математику, оптику, астрономию, музыку, механику и медицину. (Joseph b. Judah Ibn Aqnin, Tibb al Nufus, в: Jacob R. Marais, The Jew in the Medieval World, New York, 1974, S. 374-77.)
Записывать Устный Закон начали в конце первого века н.э.—после разрушения римлянами Второго храма в 70 г. В прежние времена считалось, что запись устной традиции противоречит духу еврейского Закона, но под властью Рима угроза потерять вековой опыт обострилась. Систематизация накопленных знаний стала необходимостью. Работа нескольких поколений еврейских ученых—таннаев—по составлению Мишны завершилась в начале III века. Окончательная редакция была осуществлена раввином Иегудой Ганаси.
Мишна состоит из 63 трактатов, объединенных в 6 разделов (седеров): Зраим («Семена»)—законы, касающиеся земледелия; Моэд («Срок»)—законы о соблюдении праздников и постов; Нашим («Женщины»)—законы, касающиеся брака, семейного быта и развода; Незикин («Ущербы»)—собрание гражданского и уголовного права; Кодашим («Святыни»)—законы относительно храмовой службы, жертвоприношений и ритуального убоя животных; Тохорот («Чистота»)—законы о ритуальной чистоте. Один из трактатов Мишны—трактат Авот («Отцы») не содержит правовых норм, а является собранием высказываний известных еврейских мудрецов.
Основой Мишны являются постановления, источниками которых служили галахические законы, местные правила и обычаи, конкретные судебные решения, высказывания еврейских мудрецов, а также толкования библейских текстов самими таннаями и комментарии Иегуды Ганаси. Правовые нормы приводятся, как правило, без указания источника, но иногда упоминается не только имя автора того или иного закона, но и описывается ситуация, в которой данный закон был сформулирован. Хронологическая неоднородность источников прослеживается в языке, стиле и разных способах подачи материала).
Мы имеем также доклад о иудейской школе в Амстердаме (1680) от раввина Саббатаи бен Иосиф Басс. Он сообщает о шести школьных классах: в первом наставляют маленьких детей, чтобы они понимали молитву для чтения. Во втором классе они учатся святому присьму, следовательно, моисееву пятикнижию. В третьем они учатся переводу и комментарию Рашиса (каждую неделю). В четвертом они учатся « согласно порядка пророкам и житиям святых». В пятом классе приучаются они к Галахе [186] [186](учению законов Талмуда). Еще они только сейчас учат грамматику. (И каждый день извлечение их части законов Гемары). И в шестом классе они учат каждый день отрывок из Талмуда, с раскрытыми книгами Рашиса, и они спорят о правилах Маймонида, Тура, Бет Иосифа, и обычного Поскима.
В доме учителя находится большая библиотека. Кто хочет учить теперь небольшое количество особенного, то, что он хочет иметь, берет на время. Занятие идет от восьми до одиннадцати часов в первой половине дня и от двух до пяти во второй. Занятие полностью повторяется частным преподавателем дома, который, с одной стороны, повторяет, с другой стороны «каждого он обучает тому, к чему тот имеет склонность». Преподаватели оплачиваются из специальной кассы общины и не должны поэтому льстить «никаким людям и каждый школьник, беден он или богат, образование может получать в равной степени «. (Schoeps, Judische Geisteswelt («Иудейское мир ума(духа)»), S. 200).
Образование является одним центральных ходатайств иудейской культуры, как отчетливо гласят различные утверждения Талмуда:
«Реш (Resch) говорил от имени раввина Егуды князю: мир состоит только в волевом дыхании школьников.(...) Нельзя школьникам мешать, даже из-за построения святынь». Шаббат 119 b (согласно Талмуду, S. 264).
«Раввин Хия, сын Аббаса, говорил, что раввин Йоханан сказал: все без исключения пророки только тех оповестили, кто дает дочь ученому в жены, кто за ученого занимается делом и кто позволяет ученому от получить из его добра.» (Brachot 34 b (Талмуд, S. 265)).
***
Это может многих удивить, но инновации и новые идеи, как оказывается, очень редко или никогда из (формальных) христианских университетов не исходили. Великие французские просветители Монтескью [187] [187], Вольтер, Дидро [188] [188]определенно никогда не посещали университет. Дидро сожалел даже о шести годах, которые утратил как школьник иезуитской школы при изучении мертвого языка. Адам Смит писал: «Большинство университетов были даже не готовы принять новые идеи и после этого их преподавать. Некоторые предпочли оставаться долгое время на текущей любимой системе и придерживаться старых принципов, после того, как они были высланы из всех лишних углов Земли» (Согласно Koesters, 22).
Гете говорил: «Молодых людей содержат вместе стадным образом в комнатах и аудиториях и преподают им настоящий предмет с цитатами и словами в недостатке. Самое большое из того, что доводится до учеников, является все же только повторением того, что сказал он или его славный предшественник. А о независимых, самостоятельных знаниях вряд ли идет речь. У нас господствует такой обычай: так как по форме науки распределяются по кафедрам, то место для нашего немецкого оставляется только между поверхностной популярной философией и непонятным Галлиматиусом». (Цит. согласно A.Koch, в H. Ide + B.Lecke, Oekonomie und Literatur («Экономика и литература»), Франкфурт 73).
***
Итак, если новые современные идеи в университетах не развивались, то они могли быть развиты, возможно, в иудейских институтах, которые были в Восточной Европе до этого столетия. Франц Кафка дает нам описание этой «Ешива», в которую пришел его друг (в возрасте четырнадцать лет), в частных записях с 1912 года:
«Школьники не платят никаких школьных денег и приходят на время еды попеременно к разным членам общины. Несмотря на это эти школы основываются на строгой базе веры, и как раз они являются для восточных государств (Ausgangsstatten) ренегатством прогресса. (...) Самая существенная часть учебы (состоит) в совместном учении и взаимном объяснением трудных положений. Запрещенные прогрессивные работы собираются в Ешива со всех сторон. Из этих школ в последнее время выпускаются все прогрессивные поэты, политики, журналисты и ученые. С одной стороны, из-за этого очень ухудшилась репутация этих школ среди людей строгой веры, а, с другой стороны, они выпускают больше, чем ранее, прогрессивно мыслящих молодых людей». (Ф. Кафка [189] [189], в: M.Brod, G.Werke («собрание сочинений») том 7, S. 173).
В исторической перспективе оказывается, что фактически только иудейство сохраняло как ценность развитую логику (и критику), постоянно соответствующих образованию, и приняло ее в обычай. Так как интеллигентность, как мы с недавних пор знаем, наполовину передается по наследству, многие выдвигают тезис об интеллектуальном превосходстве иудеев, относительно которого Норман Кантор ошибочно поставил вопросительный знак. «Perhaps it was innately superior genes, a consequence of selective breeding». («Возможно, это изначальное генетическое превосходство было следствием избирательного воспроизведения»)(389). Усердие иудейства к образованию, в общей сущности, было поставлено структурно, и могло быть ответственным за то, что иудеи были действительно были более интеллектуально развиты, чем окружающие их. Изидор Мюллер прибыл в шесть лет из Восточной Европы в Америку, пробыл несколько месяцев к школе, и должен был затем помогать родственникам своей семьи. Еще школу изнутри ему уже не суждено было видеть никогда. Его сын Артур Миллер [190] [190], однако, стал одним из важнейших американских авторов.
Но снова и снова именно это интеллектуальное превосходство также критиковалось и преследовалось языческо-христианской окружающей средой как недобросовестная конкуренция (как неамериканская и немецкая). Рассматриваемый немецкий историк Генрих фон Трайчке пробовал в 1879 году антииудаизм, который он называл антисемитизм, рационально обосновать: «Если англичане и французы говорят с некой небольшой презрительностью о суеверии немцев и об иудеях, так должны мы ответить: Вы живете в счастливых отношениях .. но сквозь нашу восточную границу проникает год за годом из неисчерпаемой польской колыбели толпа целеустремленных продающих одежду (штаны) юношей, дети которых и дети детей которых должны когда-нибудь в Германии обладать биржами и газетами». (Генрих фон Трайчке, «Unsere Aussichten» («Наши перспективы»), в: Der Berliner Amisemitismusstreit, («Берлинская антисемитская схватка») S. 9). «Но самое опасное воздействие оказывает несправедливое преобладание иудейства в ежедневной печати—полное пасмурности (грустное) последствие нашего бездушного старого закона, который отказывал израилитам доступ к наибольшему числу ученых профессий. (...) Для либеральной партии одной из причин ее разрушения был тот несчастливый факт, что как раз ее пресса (пресса либеральной партии) дала иудейству намного большее игровое пространство». (11)
Трайчке добавляет, что немецкое газетное дело многим будет обязанным иудейским талантам. Говорит это, признавая «находчивую стильность (Gewandheit) и острый иудейский ум», но приходит поэтому все же из-за него или прямо непосредственно на к такому выводу: «Иудеи являются нашим несчастьем».
Национальный шовинизм бисмаркской Германии оказывается как раз только возникающим, но он все же пишет «Наша цивилизация молода; нас еще сбивает с толку во всем нашем национальном бытие стиль и инстинктивная гордость». (13)
Фактически стоял Трайчке в начале нового движения. Он был именно одним из первых интеллектуальных аристократов. Благородной интеллигенции до тех пор собственно пока не было, так как дворянство посылало молодежь до тех пор в рыцарские академии: знание, приобретенное там, играло незначительную роль. Более весомыми были: хорошее поведение, мораль и правила придворной жизни для от танцев и фехтования вплоть до обычного прислуживания. Значение этих рыцарских академий следует из того факта, что Фридрих II рыцарским академиям в Берлине выделил в тридцать раз большую сумму, чем требовалось для семинарии преподавателей (Lehrereseminar, Высшая школа для подготовки преподавателей). (Koch, 59)
Такой была эта новая благородная интеллигенция, которая обладала мышлением вильгельмского государства, и вскоре вновь контролировала также мышление открытости. «Либеральное гражданство (Burgertum, буржуазия) исчезало чрезвычайно быстро. Если буржуазии хотелось принимать участие в ведомственном патронаже, то она должна была она просто задать политический смысл свободы». (E. Kehr, согласно Massing,151). «Особенно превышало себя в адаптации консервативной морали и потребления, которые считались реквизитами патриотизма, молодое поколение». (Massing, 151) Поэтому оно в своих услугах предлагало разжигание мировой войны, что также могло бы быть представлено как доказательство патриотизма. Хотя результат этой войны не подходил бы к этому замыслу, старое мышление оставалось все же определяющим для нового государства. Так что народное движение с полным основанием могло подразумеваться как восстановление. Адольф Гитлер в «Моей борьбе»: «Народное государство должно ... всю воспитательную работу направлять в первую очередь не на нагнетание голого знания, а на воспитание здоровых тел. Только во вторую очередь приходит тогда образование умственных способностей. Но здесь снова во главе развития характера должно быть особенно требование силы воли и силы решения... и научное обучение должно быть только как последнее». (Мюллер, 97)
Глава 23
Право издания экономической современности.
После того, как было разрушено революционное первоначальное христианство в средневековье в ее динамичной энергии, в остальном носителем пацифистско-эгалитарно-рационалистических цивилизаций оставалось только иудейство. Мы совершено здесь не хотим далее обсуждать опускание к варварству, которое западно-христианское общество претерпело вместе с позднесредневековыми кострами ведьм (с 1275 года), погромами и агрессивной нетерпимостью, так как это уже часто было предметом критики. Мы намного больше хотим критиковать саму теорию, так как именно то общество, которое было организовано как военое, статическое классовое общество, все же должно быть в таком положении, что в ранней современности (раннем новом времени) само собой могло проявиться как общество рациональное, равное (egalitare, эгалитарный), рыночно- и соревновательно сориентированное. Но если дворянство имело привилегии на обязательную работу крестьян и на свое господство над их крепостными—то почему же привилегированные коммерсанты должны были отказываться от монополии?
Традиционная теория истории постулирует, что ответственной за этот процесс должна быть восходящая буржуазия, но она была не в состоянии доказать это утверждение. В исторической реальности не существует просто никакой рациональной, эгалитарной, динамичной и ориентированной на соревнование и рынок концепции вне иудейства. Итак, если статическое, доктринарное и частично нерациональная классовое общество раскрывалась, то энергия для этого могла прибыть только из культуры иудейства. Затем можно раскрыть книгу по истории иудеев, и там найти все указания, которых не хватает для историков экономики. Узнается, например, «что многие из полученных докуметов из архива государства Венеция о венецианских коммерсантах, которые вели торговлю с Ближним Востоком, представлены на гебрейском шрифте». (Lewis, Juden («Иудеи»), S. 122). И затем узнается, также, например, что немецкое банковское дело XIX столетия является плодом иудейского развития: «Как и в более ранние столетия, так и в этот раз христианские финансисты были слишком осторожны, чтобы предпринимать неизвестные и большие рискованные попытки решенрия новых задач. Эта функция приходилась в первой половине XIX столетия теперь на пришедшую частную предпринимательскую деятельность ряда банков, которые были соданы по существу иудеями. (...) Наряду с большими банками возникает теперь целый ряд мелких и средних иудейских банковских контор, главной задачей которых стала обеспечивать кредиты для торговли и предпринимательской деятельности в сегодняшних стремительно процветающих городах». (H.M. Graupe. Die Entstehung des Moderne Judentums, («Возникновение современного иудейства»), Гамбург в 1969, S. 239/240).
Подтвердить значение иудеев, естественно, значительно легче для XIX века, чем для раннего средневековья и раннего нового времени. Мы должны предполагать именно то, что интересные документы раннего средневековья пали жертвой книгосожжения, которое имело место в среднем средневековья. Но без гипотезы о цивилизаторской силе иудейства нам действительно не удается объяснить средневековое развитие экономики и цивилизации:
Европейское средневековье бесподобно испытывало именно очевидное чудо экономики. В рамках относительно короткого времени (около 1150-1250) возникают, как будто из ничего, сильные готические соборы Северной Франции и другие материальные удостоверения импозантной (стремящейся произвести впечатление) культуры, (см. кроме этого примерно: Willibald Sauerlaender: Das Jahrhundert des Grossen Kathedralen (Столетия больших соборов. 1140 -1260. Munchen, Beck в 1989). Если считается, что начало восприятия так называемой арабско-индийской математики датируется обычно началом XIII века (Leonardo Fibonacci), то нужно удивляться, каким образом возможно то, что европейцы могли уже начинать строить эти шедевры инженерного искусства, не зная арабско-индийской математики. Итак, очевидно, что нет никакой связи между европейским восприятием новой математики и началом строительных работ готических соборов. Удивительно, что историография экономики до сих пор это не ставит эту проблему.
Итак, тем, кто строил эти соборы согласно пониманию истории экономики, должна, собственно, была быть восходящая буржуазия. Но кем была восходящая буржуазия в раннем средневековье? Например, в таможенном уставе Рафельштеттена (название города—ВП), мы находим понятия «торговца» и «иудея» обычно как синонимические. Сначала окзываются синонимами также такие понятия, как «буржуа» (гражданин—дать примечание) и «иудей». Договор, заключенный Генрихом IV с городом Вормс в 1074, начинается со слов: Judais ceterisque civibus Wormsae (С иудеями и другими жителями Вормса (Или: судьям и другим жителям Вормса—ВП). Цит. N. Bernt Engelmann, «Deuthscland ohne Juden» («Германия без иудеев»). Munchen 1974). Только в XII и XIII столетиях также христиане удостоверяются как свободные граждане. Иудеи затем будут жертвой обвинений в ритуальных убийствах и погромах, (которые могли иметь причину в новой ситуации конкуренции). До этих времен, следовательно, до XIV века, они изгоняются из Центральной Европы. Центральная Европа тонет затем в XIV веке во столь основательном хаосе и анархии, (но это историками обычно объясняется предполагаемыми изменениями климата и реальными эпидемиями), что, например, готический кельнский собор мог быть достроен только в XIX веке. В любом случае погромы и изгания иудеев означают в средневековье одно из самый сильных перераспределений собственности в истории Европы, которое, к удивлению, ещe никогда не находило интереса у теоретиков экономики. Иудеи затем внезапно появляются в традиционной историографии экономики снова только в раннем новом времени как придворный фактор при княжеских дворах. (Почему христианские князья выбирают иудеев, почему не брали они кого-то получше из восходящей буржуазии)?
Иудеи, как оказывается, все средневековье, также как и после экспроприации, все еще использовались как организаторы княжеских и королевских хозяйств. Они указываются в документах соответственно как 'Servi Camerae' (придворные служители). Также похожей была их роль на Востоке. Там их рассматривали как, собственно, носителей экономики. Омар I (согласно традиционной истории, жил в VII веке) должен был написать одному из губернаторов следующий текст: «Думал ли ты, что останется после нас мусульманам (в арабсrом оригинале, видимо, правоверным, как это у них принято—ВП), если мы неверных не брали бы в плен и как рабам не поручали бы и не назначали бы от имени аллаха, которого мусульмане не считали бы человеком, чтобы из этой работы извлекать пользу. Мусульмане наших дней будут себе во время своей жизни из-за этой работы сближаться к этим людям». (Lewis, Juden («Иудеи»), S. 37)
В официальном османском письме 1567 года губернатору Сафеда в Палестине называется, как должно: «У меня есть тясяча богатых и состоятельных иудеев ... с их имуществом, добром и с семьями» в Кипр посылают груз. Губернатор Кипра, адресат документа, извещает ему о прибытии и размещении этих иудеев и указывает о заботе о них: «В интересе ожидаемого (обетованого) острова объявлен мой громкий приказ ... пятьсот иудейских семей из Сафеда рекрутирвать (rekrutieren) и выслать». Здесь это выразительно здесь называется «в интересах острова». Кроме того, губернатор Сафеда заострил внмиание на то, что он посылает богатых, а не бедных иудеев. (S. 115 по B.Lewis, Juden in der исламском Welt («Иудеи в исламском мире»).
Французский капуцин, который объезжал Турцию, писал в 1681 году: «Нет под турками и иностранными коммерсантам никакого разряда семей, которые не имели на службе иудеев. Они (иудеи—ВП) оценивают товары и их качество, работают как переводчики или дают советы для всего, что подобает. (...) Это принуждает коммерсантов обслуживать себя, и неприязнь может быть еще большей из-за этого». (Согласно Lewis, Juden, S. 128).
Леди Мэри Вортли Монтагу, которая эту страну объехала в XIX столетии, пишет: «Я заметила, что наиболее богатыми коммерсантами были иудеи. Этот народ имеет в этой стране невероятную силу. Они имеют много привилегий по сравнению с коренными жителями Турции и образовывают здесь очень значительное свободное государство, так как оно управляется согласно собственных законов.
Они сделали себе всю торговлю государства слишком собственной, частично из-за твердой связью друг с другом, частично из-за текущей благосклонности турков при отсутствии их старательности. любый паша имеет иудея, как homme d'affaires (домашнего поверенного), он посвящен во все тайны и обеспечивает все дела». (Durant, Bd. LG, S. 172).
Упадок исламского мира мог в своей сути иметь точно то основание, что хоть из-за преследования и лишений иудеев (и христиан) в течение короткого срока они могли процветать, но с при рассмотрении с долгосрочной точки зрения нужно проконстатировать факт, что они рубили ту же самую ветвь, на которой сами же сидели. Поэтому не удивляет тот факт, что можно наблюдать как на Востоке, так и на Западе параллели антииудейского преследования и культурный и экономический регресс.
Если мы спросим, как в конце концов возникли либеральное, открытое общество и экономика XIX века, то мы получим традиционный ответ исторической науки, что одно с другим не имеет никакой связи: современная экономика уходит корнями в промышленную революцию и она будет обязанным существованию благодаря изобретению паровой машины и возрастающей старательности населения. Либеральное общество, наоборот, развилось из английской философии XVII и XVIII веков. Если добавить тогда французских просветителей XVIII века, то в конце концов в XVIII и XIX веках в Европе уже должны были применять эти идею. Это в чем-то сокращает господствующий шаблон официальной догмы происхождения «Западного мира».
Наверняка можно сказать одно: иудеи и крещеные иудеи двигают в XIX веке очень многое, но они исключены из объясняющих и дающих смысл специальностей университетов. Поэтому очень быстро возникают не лучшие отношения между современной социоэкономической реальностью и академическим объяснением этой реальности. Итак, предприятия будут, с одной стороны экономически и технологически все более мощными и усиливающимися, но, с другой стороны, в захватывающем самого себя процессе веры, ее этнической преемственности и ее средневековых идеалов превосходства силы ответственной будет новая власть. Немецкое государство, которое оказывается в общественном плане наиболее отсталым из четырех новых ведущих индустриальных государств, испытывает это противоречие все сильнее и поэтому стремительно спешит, напирает на развязывание двух мировых войн.
Но как можно основываться на том, что современное, либеральное общество XIX века не является никакой идеей английской философии, которая пускается в оборот восходящим классом торговцев, но уходит корями в дух и культуре иудейства? Давайте все же просто посмотрим, как идеологи старого общества отреагировали на новую идеологию. В официальном католическом словаре (церковном словаре) конца XIX века мы находим подробную статью о либерализме (в 1891), которая указывает, насколько нелегко чувствовал себя древний режим в Германии, чтобы решить проблемы с возникшим классовым обществом и твердыми догмами, и чтобы подружиться с новыми идеями экономической и культурной современности, с иудейской культурной революцией. Там называется это «Об идеологии современного либерализма»:
«Либерализм, т.е. направление на свободные исследования, называется очень многообразным ... умственным течением, которое, начиная с французской революции внутренне разлагает христианско-западное общество и проявляется как самый главный противник католической церкви. Либерализм является главным антиучителем (Hauptirrlehre) нашего времени и собственный корнем весь толчков, которые угрожают в новое время церкви и обществу».(S.В 1898/1899)
Итак, с одной стороны, сто лет назад христианская церковь обозначила иудаизм-либерализм как главного антиучителя нашего времени, а, с другой стороны, сегодня в Германии многие верят, что либерализм явлется делом ХДС (христианско-демократического социализма), и что христианство развило либерализм из схоластики. Эта полная потеря истории идеи либерализма внушительна, но достойна сожаления. Итак, давайте переборем коллективную амнезию тем, что мы более точно изучим христианскую критику либерализма:
***
Иудейское образование, оказывается, в противоположность к христианскому и мусульманскому, показало большую непрерывность. Имеется документ авторства Иосифа б. (бен) Юда Ибн Акнин из конца XII столетия, который иллюстрирует нам понятие образования (сефардской) иудейской культуры. Там суть образования описывается так:
Сначала детям дается ассирийский шрифт. При этом нужно, чтобы о его красоте говорилось не слишком много и не слишком пышно. «This script is of course the «Assyrian» (Aramaic square script)» («Этот шрифт безусловно «ассирийский» («арамейский квадратный шрифт»). Затем детям дается пятикнижие, пророки и жития святых. Они с десяти лет начианают учиться Мишне [185] [185], затем следует поэзия и с пятнадцати лет они начинают изучение Талмуда. С восемнадцати лет они учатся независимому мышлению и собственным исследованиям. Тогда следует критика ересей, и только теперь начинаются изучения естественных наук, причем для них также часто используется понятие «философия» (еще Ломоносов считал себя натурфилософом—ВП). Иосиф бен Юда перечисляет, в частности: естествознание, метафизику, логику, математику, оптику, астрономию, музыку, механику и медицину. (Joseph b. Judah Ibn Aqnin, Tibb al Nufus, в: Jacob R. Marais, The Jew in the Medieval World, New York, 1974, S. 374-77.)
Записывать Устный Закон начали в конце первого века н.э.—после разрушения римлянами Второго храма в 70 г. В прежние времена считалось, что запись устной традиции противоречит духу еврейского Закона, но под властью Рима угроза потерять вековой опыт обострилась. Систематизация накопленных знаний стала необходимостью. Работа нескольких поколений еврейских ученых—таннаев—по составлению Мишны завершилась в начале III века. Окончательная редакция была осуществлена раввином Иегудой Ганаси.
Мишна состоит из 63 трактатов, объединенных в 6 разделов (седеров): Зраим («Семена»)—законы, касающиеся земледелия; Моэд («Срок»)—законы о соблюдении праздников и постов; Нашим («Женщины»)—законы, касающиеся брака, семейного быта и развода; Незикин («Ущербы»)—собрание гражданского и уголовного права; Кодашим («Святыни»)—законы относительно храмовой службы, жертвоприношений и ритуального убоя животных; Тохорот («Чистота»)—законы о ритуальной чистоте. Один из трактатов Мишны—трактат Авот («Отцы») не содержит правовых норм, а является собранием высказываний известных еврейских мудрецов.
Основой Мишны являются постановления, источниками которых служили галахические законы, местные правила и обычаи, конкретные судебные решения, высказывания еврейских мудрецов, а также толкования библейских текстов самими таннаями и комментарии Иегуды Ганаси. Правовые нормы приводятся, как правило, без указания источника, но иногда упоминается не только имя автора того или иного закона, но и описывается ситуация, в которой данный закон был сформулирован. Хронологическая неоднородность источников прослеживается в языке, стиле и разных способах подачи материала).
Мы имеем также доклад о иудейской школе в Амстердаме (1680) от раввина Саббатаи бен Иосиф Басс. Он сообщает о шести школьных классах: в первом наставляют маленьких детей, чтобы они понимали молитву для чтения. Во втором классе они учатся святому присьму, следовательно, моисееву пятикнижию. В третьем они учатся переводу и комментарию Рашиса (каждую неделю). В четвертом они учатся « согласно порядка пророкам и житиям святых». В пятом классе приучаются они к Галахе [186] [186](учению законов Талмуда). Еще они только сейчас учат грамматику. (И каждый день извлечение их части законов Гемары). И в шестом классе они учат каждый день отрывок из Талмуда, с раскрытыми книгами Рашиса, и они спорят о правилах Маймонида, Тура, Бет Иосифа, и обычного Поскима.
В доме учителя находится большая библиотека. Кто хочет учить теперь небольшое количество особенного, то, что он хочет иметь, берет на время. Занятие идет от восьми до одиннадцати часов в первой половине дня и от двух до пяти во второй. Занятие полностью повторяется частным преподавателем дома, который, с одной стороны, повторяет, с другой стороны «каждого он обучает тому, к чему тот имеет склонность». Преподаватели оплачиваются из специальной кассы общины и не должны поэтому льстить «никаким людям и каждый школьник, беден он или богат, образование может получать в равной степени «. (Schoeps, Judische Geisteswelt («Иудейское мир ума(духа)»), S. 200).
Образование является одним центральных ходатайств иудейской культуры, как отчетливо гласят различные утверждения Талмуда:
«Реш (Resch) говорил от имени раввина Егуды князю: мир состоит только в волевом дыхании школьников.(...) Нельзя школьникам мешать, даже из-за построения святынь». Шаббат 119 b (согласно Талмуду, S. 264).
«Раввин Хия, сын Аббаса, говорил, что раввин Йоханан сказал: все без исключения пророки только тех оповестили, кто дает дочь ученому в жены, кто за ученого занимается делом и кто позволяет ученому от получить из его добра.» (Brachot 34 b (Талмуд, S. 265)).
***
Это может многих удивить, но инновации и новые идеи, как оказывается, очень редко или никогда из (формальных) христианских университетов не исходили. Великие французские просветители Монтескью [187] [187], Вольтер, Дидро [188] [188]определенно никогда не посещали университет. Дидро сожалел даже о шести годах, которые утратил как школьник иезуитской школы при изучении мертвого языка. Адам Смит писал: «Большинство университетов были даже не готовы принять новые идеи и после этого их преподавать. Некоторые предпочли оставаться долгое время на текущей любимой системе и придерживаться старых принципов, после того, как они были высланы из всех лишних углов Земли» (Согласно Koesters, 22).
Гете говорил: «Молодых людей содержат вместе стадным образом в комнатах и аудиториях и преподают им настоящий предмет с цитатами и словами в недостатке. Самое большое из того, что доводится до учеников, является все же только повторением того, что сказал он или его славный предшественник. А о независимых, самостоятельных знаниях вряд ли идет речь. У нас господствует такой обычай: так как по форме науки распределяются по кафедрам, то место для нашего немецкого оставляется только между поверхностной популярной философией и непонятным Галлиматиусом». (Цит. согласно A.Koch, в H. Ide + B.Lecke, Oekonomie und Literatur («Экономика и литература»), Франкфурт 73).
***
Итак, если новые современные идеи в университетах не развивались, то они могли быть развиты, возможно, в иудейских институтах, которые были в Восточной Европе до этого столетия. Франц Кафка дает нам описание этой «Ешива», в которую пришел его друг (в возрасте четырнадцать лет), в частных записях с 1912 года:
«Школьники не платят никаких школьных денег и приходят на время еды попеременно к разным членам общины. Несмотря на это эти школы основываются на строгой базе веры, и как раз они являются для восточных государств (Ausgangsstatten) ренегатством прогресса. (...) Самая существенная часть учебы (состоит) в совместном учении и взаимном объяснением трудных положений. Запрещенные прогрессивные работы собираются в Ешива со всех сторон. Из этих школ в последнее время выпускаются все прогрессивные поэты, политики, журналисты и ученые. С одной стороны, из-за этого очень ухудшилась репутация этих школ среди людей строгой веры, а, с другой стороны, они выпускают больше, чем ранее, прогрессивно мыслящих молодых людей». (Ф. Кафка [189] [189], в: M.Brod, G.Werke («собрание сочинений») том 7, S. 173).
В исторической перспективе оказывается, что фактически только иудейство сохраняло как ценность развитую логику (и критику), постоянно соответствующих образованию, и приняло ее в обычай. Так как интеллигентность, как мы с недавних пор знаем, наполовину передается по наследству, многие выдвигают тезис об интеллектуальном превосходстве иудеев, относительно которого Норман Кантор ошибочно поставил вопросительный знак. «Perhaps it was innately superior genes, a consequence of selective breeding». («Возможно, это изначальное генетическое превосходство было следствием избирательного воспроизведения»)(389). Усердие иудейства к образованию, в общей сущности, было поставлено структурно, и могло быть ответственным за то, что иудеи были действительно были более интеллектуально развиты, чем окружающие их. Изидор Мюллер прибыл в шесть лет из Восточной Европы в Америку, пробыл несколько месяцев к школе, и должен был затем помогать родственникам своей семьи. Еще школу изнутри ему уже не суждено было видеть никогда. Его сын Артур Миллер [190] [190], однако, стал одним из важнейших американских авторов.
Но снова и снова именно это интеллектуальное превосходство также критиковалось и преследовалось языческо-христианской окружающей средой как недобросовестная конкуренция (как неамериканская и немецкая). Рассматриваемый немецкий историк Генрих фон Трайчке пробовал в 1879 году антииудаизм, который он называл антисемитизм, рационально обосновать: «Если англичане и французы говорят с некой небольшой презрительностью о суеверии немцев и об иудеях, так должны мы ответить: Вы живете в счастливых отношениях .. но сквозь нашу восточную границу проникает год за годом из неисчерпаемой польской колыбели толпа целеустремленных продающих одежду (штаны) юношей, дети которых и дети детей которых должны когда-нибудь в Германии обладать биржами и газетами». (Генрих фон Трайчке, «Unsere Aussichten» («Наши перспективы»), в: Der Berliner Amisemitismusstreit, («Берлинская антисемитская схватка») S. 9). «Но самое опасное воздействие оказывает несправедливое преобладание иудейства в ежедневной печати—полное пасмурности (грустное) последствие нашего бездушного старого закона, который отказывал израилитам доступ к наибольшему числу ученых профессий. (...) Для либеральной партии одной из причин ее разрушения был тот несчастливый факт, что как раз ее пресса (пресса либеральной партии) дала иудейству намного большее игровое пространство». (11)
Трайчке добавляет, что немецкое газетное дело многим будет обязанным иудейским талантам. Говорит это, признавая «находчивую стильность (Gewandheit) и острый иудейский ум», но приходит поэтому все же из-за него или прямо непосредственно на к такому выводу: «Иудеи являются нашим несчастьем».
Национальный шовинизм бисмаркской Германии оказывается как раз только возникающим, но он все же пишет «Наша цивилизация молода; нас еще сбивает с толку во всем нашем национальном бытие стиль и инстинктивная гордость». (13)
Фактически стоял Трайчке в начале нового движения. Он был именно одним из первых интеллектуальных аристократов. Благородной интеллигенции до тех пор собственно пока не было, так как дворянство посылало молодежь до тех пор в рыцарские академии: знание, приобретенное там, играло незначительную роль. Более весомыми были: хорошее поведение, мораль и правила придворной жизни для от танцев и фехтования вплоть до обычного прислуживания. Значение этих рыцарских академий следует из того факта, что Фридрих II рыцарским академиям в Берлине выделил в тридцать раз большую сумму, чем требовалось для семинарии преподавателей (Lehrereseminar, Высшая школа для подготовки преподавателей). (Koch, 59)
Такой была эта новая благородная интеллигенция, которая обладала мышлением вильгельмского государства, и вскоре вновь контролировала также мышление открытости. «Либеральное гражданство (Burgertum, буржуазия) исчезало чрезвычайно быстро. Если буржуазии хотелось принимать участие в ведомственном патронаже, то она должна была она просто задать политический смысл свободы». (E. Kehr, согласно Massing,151). «Особенно превышало себя в адаптации консервативной морали и потребления, которые считались реквизитами патриотизма, молодое поколение». (Massing, 151) Поэтому оно в своих услугах предлагало разжигание мировой войны, что также могло бы быть представлено как доказательство патриотизма. Хотя результат этой войны не подходил бы к этому замыслу, старое мышление оставалось все же определяющим для нового государства. Так что народное движение с полным основанием могло подразумеваться как восстановление. Адольф Гитлер в «Моей борьбе»: «Народное государство должно ... всю воспитательную работу направлять в первую очередь не на нагнетание голого знания, а на воспитание здоровых тел. Только во вторую очередь приходит тогда образование умственных способностей. Но здесь снова во главе развития характера должно быть особенно требование силы воли и силы решения... и научное обучение должно быть только как последнее». (Мюллер, 97)
Глава 23
Право издания экономической современности.
После того, как было разрушено революционное первоначальное христианство в средневековье в ее динамичной энергии, в остальном носителем пацифистско-эгалитарно-рационалистических цивилизаций оставалось только иудейство. Мы совершено здесь не хотим далее обсуждать опускание к варварству, которое западно-христианское общество претерпело вместе с позднесредневековыми кострами ведьм (с 1275 года), погромами и агрессивной нетерпимостью, так как это уже часто было предметом критики. Мы намного больше хотим критиковать саму теорию, так как именно то общество, которое было организовано как военое, статическое классовое общество, все же должно быть в таком положении, что в ранней современности (раннем новом времени) само собой могло проявиться как общество рациональное, равное (egalitare, эгалитарный), рыночно- и соревновательно сориентированное. Но если дворянство имело привилегии на обязательную работу крестьян и на свое господство над их крепостными—то почему же привилегированные коммерсанты должны были отказываться от монополии?
Традиционная теория истории постулирует, что ответственной за этот процесс должна быть восходящая буржуазия, но она была не в состоянии доказать это утверждение. В исторической реальности не существует просто никакой рациональной, эгалитарной, динамичной и ориентированной на соревнование и рынок концепции вне иудейства. Итак, если статическое, доктринарное и частично нерациональная классовое общество раскрывалась, то энергия для этого могла прибыть только из культуры иудейства. Затем можно раскрыть книгу по истории иудеев, и там найти все указания, которых не хватает для историков экономики. Узнается, например, «что многие из полученных докуметов из архива государства Венеция о венецианских коммерсантах, которые вели торговлю с Ближним Востоком, представлены на гебрейском шрифте». (Lewis, Juden («Иудеи»), S. 122). И затем узнается, также, например, что немецкое банковское дело XIX столетия является плодом иудейского развития: «Как и в более ранние столетия, так и в этот раз христианские финансисты были слишком осторожны, чтобы предпринимать неизвестные и большие рискованные попытки решенрия новых задач. Эта функция приходилась в первой половине XIX столетия теперь на пришедшую частную предпринимательскую деятельность ряда банков, которые были соданы по существу иудеями. (...) Наряду с большими банками возникает теперь целый ряд мелких и средних иудейских банковских контор, главной задачей которых стала обеспечивать кредиты для торговли и предпринимательской деятельности в сегодняшних стремительно процветающих городах». (H.M. Graupe. Die Entstehung des Moderne Judentums, («Возникновение современного иудейства»), Гамбург в 1969, S. 239/240).
Подтвердить значение иудеев, естественно, значительно легче для XIX века, чем для раннего средневековья и раннего нового времени. Мы должны предполагать именно то, что интересные документы раннего средневековья пали жертвой книгосожжения, которое имело место в среднем средневековья. Но без гипотезы о цивилизаторской силе иудейства нам действительно не удается объяснить средневековое развитие экономики и цивилизации:
Европейское средневековье бесподобно испытывало именно очевидное чудо экономики. В рамках относительно короткого времени (около 1150-1250) возникают, как будто из ничего, сильные готические соборы Северной Франции и другие материальные удостоверения импозантной (стремящейся произвести впечатление) культуры, (см. кроме этого примерно: Willibald Sauerlaender: Das Jahrhundert des Grossen Kathedralen (Столетия больших соборов. 1140 -1260. Munchen, Beck в 1989). Если считается, что начало восприятия так называемой арабско-индийской математики датируется обычно началом XIII века (Leonardo Fibonacci), то нужно удивляться, каким образом возможно то, что европейцы могли уже начинать строить эти шедевры инженерного искусства, не зная арабско-индийской математики. Итак, очевидно, что нет никакой связи между европейским восприятием новой математики и началом строительных работ готических соборов. Удивительно, что историография экономики до сих пор это не ставит эту проблему.
Итак, тем, кто строил эти соборы согласно пониманию истории экономики, должна, собственно, была быть восходящая буржуазия. Но кем была восходящая буржуазия в раннем средневековье? Например, в таможенном уставе Рафельштеттена (название города—ВП), мы находим понятия «торговца» и «иудея» обычно как синонимические. Сначала окзываются синонимами также такие понятия, как «буржуа» (гражданин—дать примечание) и «иудей». Договор, заключенный Генрихом IV с городом Вормс в 1074, начинается со слов: Judais ceterisque civibus Wormsae (С иудеями и другими жителями Вормса (Или: судьям и другим жителям Вормса—ВП). Цит. N. Bernt Engelmann, «Deuthscland ohne Juden» («Германия без иудеев»). Munchen 1974). Только в XII и XIII столетиях также христиане удостоверяются как свободные граждане. Иудеи затем будут жертвой обвинений в ритуальных убийствах и погромах, (которые могли иметь причину в новой ситуации конкуренции). До этих времен, следовательно, до XIV века, они изгоняются из Центральной Европы. Центральная Европа тонет затем в XIV веке во столь основательном хаосе и анархии, (но это историками обычно объясняется предполагаемыми изменениями климата и реальными эпидемиями), что, например, готический кельнский собор мог быть достроен только в XIX веке. В любом случае погромы и изгания иудеев означают в средневековье одно из самый сильных перераспределений собственности в истории Европы, которое, к удивлению, ещe никогда не находило интереса у теоретиков экономики. Иудеи затем внезапно появляются в традиционной историографии экономики снова только в раннем новом времени как придворный фактор при княжеских дворах. (Почему христианские князья выбирают иудеев, почему не брали они кого-то получше из восходящей буржуазии)?
Иудеи, как оказывается, все средневековье, также как и после экспроприации, все еще использовались как организаторы княжеских и королевских хозяйств. Они указываются в документах соответственно как 'Servi Camerae' (придворные служители). Также похожей была их роль на Востоке. Там их рассматривали как, собственно, носителей экономики. Омар I (согласно традиционной истории, жил в VII веке) должен был написать одному из губернаторов следующий текст: «Думал ли ты, что останется после нас мусульманам (в арабсrом оригинале, видимо, правоверным, как это у них принято—ВП), если мы неверных не брали бы в плен и как рабам не поручали бы и не назначали бы от имени аллаха, которого мусульмане не считали бы человеком, чтобы из этой работы извлекать пользу. Мусульмане наших дней будут себе во время своей жизни из-за этой работы сближаться к этим людям». (Lewis, Juden («Иудеи»), S. 37)
В официальном османском письме 1567 года губернатору Сафеда в Палестине называется, как должно: «У меня есть тясяча богатых и состоятельных иудеев ... с их имуществом, добром и с семьями» в Кипр посылают груз. Губернатор Кипра, адресат документа, извещает ему о прибытии и размещении этих иудеев и указывает о заботе о них: «В интересе ожидаемого (обетованого) острова объявлен мой громкий приказ ... пятьсот иудейских семей из Сафеда рекрутирвать (rekrutieren) и выслать». Здесь это выразительно здесь называется «в интересах острова». Кроме того, губернатор Сафеда заострил внмиание на то, что он посылает богатых, а не бедных иудеев. (S. 115 по B.Lewis, Juden in der исламском Welt («Иудеи в исламском мире»).
Французский капуцин, который объезжал Турцию, писал в 1681 году: «Нет под турками и иностранными коммерсантам никакого разряда семей, которые не имели на службе иудеев. Они (иудеи—ВП) оценивают товары и их качество, работают как переводчики или дают советы для всего, что подобает. (...) Это принуждает коммерсантов обслуживать себя, и неприязнь может быть еще большей из-за этого». (Согласно Lewis, Juden, S. 128).
Леди Мэри Вортли Монтагу, которая эту страну объехала в XIX столетии, пишет: «Я заметила, что наиболее богатыми коммерсантами были иудеи. Этот народ имеет в этой стране невероятную силу. Они имеют много привилегий по сравнению с коренными жителями Турции и образовывают здесь очень значительное свободное государство, так как оно управляется согласно собственных законов.
Они сделали себе всю торговлю государства слишком собственной, частично из-за твердой связью друг с другом, частично из-за текущей благосклонности турков при отсутствии их старательности. любый паша имеет иудея, как homme d'affaires (домашнего поверенного), он посвящен во все тайны и обеспечивает все дела». (Durant, Bd. LG, S. 172).
Упадок исламского мира мог в своей сути иметь точно то основание, что хоть из-за преследования и лишений иудеев (и христиан) в течение короткого срока они могли процветать, но с при рассмотрении с долгосрочной точки зрения нужно проконстатировать факт, что они рубили ту же самую ветвь, на которой сами же сидели. Поэтому не удивляет тот факт, что можно наблюдать как на Востоке, так и на Западе параллели антииудейского преследования и культурный и экономический регресс.
Если мы спросим, как в конце концов возникли либеральное, открытое общество и экономика XIX века, то мы получим традиционный ответ исторической науки, что одно с другим не имеет никакой связи: современная экономика уходит корнями в промышленную революцию и она будет обязанным существованию благодаря изобретению паровой машины и возрастающей старательности населения. Либеральное общество, наоборот, развилось из английской философии XVII и XVIII веков. Если добавить тогда французских просветителей XVIII века, то в конце концов в XVIII и XIX веках в Европе уже должны были применять эти идею. Это в чем-то сокращает господствующий шаблон официальной догмы происхождения «Западного мира».
Наверняка можно сказать одно: иудеи и крещеные иудеи двигают в XIX веке очень многое, но они исключены из объясняющих и дающих смысл специальностей университетов. Поэтому очень быстро возникают не лучшие отношения между современной социоэкономической реальностью и академическим объяснением этой реальности. Итак, предприятия будут, с одной стороны экономически и технологически все более мощными и усиливающимися, но, с другой стороны, в захватывающем самого себя процессе веры, ее этнической преемственности и ее средневековых идеалов превосходства силы ответственной будет новая власть. Немецкое государство, которое оказывается в общественном плане наиболее отсталым из четырех новых ведущих индустриальных государств, испытывает это противоречие все сильнее и поэтому стремительно спешит, напирает на развязывание двух мировых войн.
Но как можно основываться на том, что современное, либеральное общество XIX века не является никакой идеей английской философии, которая пускается в оборот восходящим классом торговцев, но уходит корями в дух и культуре иудейства? Давайте все же просто посмотрим, как идеологи старого общества отреагировали на новую идеологию. В официальном католическом словаре (церковном словаре) конца XIX века мы находим подробную статью о либерализме (в 1891), которая указывает, насколько нелегко чувствовал себя древний режим в Германии, чтобы решить проблемы с возникшим классовым обществом и твердыми догмами, и чтобы подружиться с новыми идеями экономической и культурной современности, с иудейской культурной революцией. Там называется это «Об идеологии современного либерализма»:
«Либерализм, т.е. направление на свободные исследования, называется очень многообразным ... умственным течением, которое, начиная с французской революции внутренне разлагает христианско-западное общество и проявляется как самый главный противник католической церкви. Либерализм является главным антиучителем (Hauptirrlehre) нашего времени и собственный корнем весь толчков, которые угрожают в новое время церкви и обществу».(S.В 1898/1899)
Итак, с одной стороны, сто лет назад христианская церковь обозначила иудаизм-либерализм как главного антиучителя нашего времени, а, с другой стороны, сегодня в Германии многие верят, что либерализм явлется делом ХДС (христианско-демократического социализма), и что христианство развило либерализм из схоластики. Эта полная потеря истории идеи либерализма внушительна, но достойна сожаления. Итак, давайте переборем коллективную амнезию тем, что мы более точно изучим христианскую критику либерализма: