Страница:
Германн Келленбенц считается признанным авторитетом в области немецкой истории экономики. Он стал в 1958 профессиональным (формально признанным, видимо, немецкое habilitiert лучше всего перевести именно так—ВП) профессором. Молодому, талантливому, высокоодаренному историку экономики было поручено в 1939 году «Государственным институтом для истории новой Германии» исследовать гамбургское иудейство и прежде всего роль сефардов, которые значительно способствовали экономическому взлету Гамбурга. В апреле 1945 был занят Келленбенц с «работой над источниками»: «Келленбенц, как сообщил Энгельманн, в апреле 1945 целыми днями сжигал данный ему в распоряжение обширный материал документов и архива. Вместе с этим наука была навсегда лишена незаменимых документов. Единственное, что он не уничтожил, была его собственная работа. Он написал ее поверхностно, националистично, чтобы быть профинансированным» (Otto Kohler, Die Zeit, 28 августа 1992)
Мы, ввиду такого положения с источниками, опасаемся того, что современная политэкономия вновь критически должна пересмотреть все эмпирико-исторические парадигмы, перед тем как смогла бы быть построена следующая из них теория экономической, общественной и культурной истории.
Глава 2
Достоверность источников античной культуры, опубликованных (и уничтоженных) во время итальянского ренессанса.
В истории запада центральную роль играет ренессанс. С него начинается история современности. Но с недавних пор эта концепция пребывает в кризисе. По меньшей мере, для американского историка. Вильям Боувсма писал, что вся концепция ренессанса как эпохи просвещения стала сомнительной, и говорил относительно этого о крушении драматургии западной историографии («collapse of the traditional dramatic organization of the western history»), которая возникла после ренессанса. (William Bouwsma, The Renaiissance and the Drama of western History, («Ренессанс и драма западной истории», American Historical Review, 84 (1979), S. 1-XV)).
В Германии ренессанс сегодня изображается как эпоха гуманистического просветительства. Как правило, его все еще видят как начало современной истории, когда эпоху, последним этапом которой было темное средневековье, сменил так называемый «Век гуманизма и открытий». При этом понятие «гуманизм», которое часто применяется в Германии к итальянскому ренессансу, является понятием из 19 века. Оно идет от баварского педагога Ф.Й.Нитхаммера, которому потребовалось в 1808 году обозначение более старой «гуманистически» ориентированной педагогики для противопоставления к современному филантропизму Базедовса. Следовательно, нет никакого современного (тогдашнего, современному той эпохе) понятия итальянского ренессанса. И общественная реальность ренессанса окажется далекой от гуманизма и просвещения. Его самые важные критически настроенные интеллектуалы преследовались и казнились, и радикальный антисемитизм оказывался обычным случаем.
Интеллектуалы ренессанса предпринимают одновременно радикальный перелом восприятия. До тех пор, до XV столетия (и после этого) тексты Ветхого Завета и описанная там истории иудейского народа были единственной исторически передаваемой традицией, которая была принята. Если отказываться от мифического сказания об Александре, которое также циркулировало в средневековье, то до него не было никаких произведений, известных западноевропейцам, которые не подразумевались как наследие иудейской культуры и традиции. Прежде всего до него не было практично вообще никаких указаний на греко-римскую культуру.
Архитектурные реликты, которые сегодня приписываются римлянам, могли приписываться в средневековье только иудею, черту или «Cruto, (Круто), врагу бога». (J. Le Goff, Das Hochmittelalter, «Среднее средневековье», Франкфурт в 1987, S. 77). Например, позднеантичный водопровод, который поставлял городу Кельн свежие воды источника из источника Айфель и был протяженностью 95,4 километров, который сегодня является самым большим археологическим водным памятником севернее Альп и считается созданным римлянами, назывался в средневековье «Teufelsrinne» («дьявольская река»), так как исторический концепция переходящего римлянства еще не была развита. (K. Grewe, Atlas der Roemische Wasserleitungen nach Koeln («Атлас римских водопроводов до Кельна», Koeln, 1987) Западу были также полностью неизвестны до той поры (т.е. до времени ренессанса—ВП) древние греки. Когда запад захватил в 1206 году Византию (по российским учебникам истории, в 1204—ВП), он не искал и не нашел там никаких античных рукописей. Еще в XIV столетие не было в Италии никого, кто бы знал византийский (греческий) язык, и вообще лишь Петрарка [25] [25]интересовался этим. Италия XIV столетия, оказывается, имела совершенно другие заботы. Папа сидел на юге Франции, в стране господствовали анархия и кулачное право. Разбойники и сборщики налогов терроризировали страну, (см. кроме этого: W. Caferro, Mercenaries and Military Expenditure (Торговцы и военные затраты)).
Только после того, как к середине XV столетия дошло до конкордата с немецким государством, начал укрепляться государственный авторитет. Папы переехали в Рим, могли начинать теперь восстанавливать библиотеку и интересоваться итальянской историей. Тогда внезапно и появляется много старых рукописей, которые сегодня рассматриваются в качестве исторических источников, хотя они доподлинно не могут рассматриваться как таковые согласно современным филологическим критериям. В большинстве случаев уничтожались именно те рукописи, которые уже отслужили как образец для печати. Якобы папы, которые фигурировали как их издатели (первооткрыватели), ничего думали о том, чтобы уничтожить ценный оригинал. У Гемберта Гунгера можно читать фактически следующее: «Им важны были не кодексы, а авторы; а с оригиналами работали в XV столетии очень небрежно». Соглашаются даже с тем, что «переданный (из античности) текст охотно создавался согласно личного вкуса переписчика или издателя (а)». Соглашаются также с тем, что «намерение производить занимательную литературу для высоких заказчиков, более сильно было развито, чем филологическая совесть». (Herbert Hunger u.a. Die Textueberlieferung der antiken Literatur und der Bibel. «Передача текстов античной литературы и Библии». Muenchen 1988.
Но если у экспертов передачи истории совершенно нет никакого сомнения в том, что тогда филологическая совесть уступала по значению задаче обслуживания [чьих-то интересов—ВП], что переданные тексты изменялись по личному вкусу, и что первоначальные подлинники и без того в большинстве случаев не существуют, то тогда ведь эти источники согласно сегодняшним филологическим критериям уместно встречать более чем критически!
Вот, например, книги Иосифа Флавия по иудейской истории, которые внезапно становятся тогда важным дополнением к Библии. В конце XV столетия собрание трудов (предполагаемого) иудея Иосифа Флавия издает именно католический кардинал издает. До того времени вообще никто пока не знал этого Иосифа Флавия, или, как это успокаивающе называется в традиционной исторической науке: «Он игнорировался». Иосиф должен был быть благородным иудеем, который в 67 году озлобленно боролся против римлян, был схвачен, взят в плен, но его пощадили, так как он связал якобы мессианский слой Ветхого Завета с Веспасианом. (Mueller J.G., Josephus Flavius gegen den Apion. («Иосиф Флавий против Апиона») Базель в 1877. S. 2). Но почему должен был римлянин Веспасиан иметь в 67 году какой-то интерес к Ветхому Завету, не говоря уже о его невежестве в вопросе, кто такой мессия?
Согласно всему, что мы знаем о религии римской империи, не было там никакого мессии. Вениамин Тудельский [26] [26]цитирует книгу авторства Иосиппона, что рассматривает историографию как переработку «Иудейской истории» Иосифа Флавия, но цитаты и сведения, которые Вениамин изымает у Иосиппона, полностью отличаются от текста Иосифа. Возможно, этот текст Иосиппона образцом для текстов Иосифа, которые произвел ренессанс. (Хотя не исключены и другие варианты—ВП).
Диоген Лаэртиус [27] [27]—это практически наш единственный источник по биографиям античных философов. Мы будем обязанными ему историей авторства Диогена в тоне «не мешайте моим постройкам» и другим красивым историям, которые ослабляют любое занятие историей. Но для него также имеет значение то, что он внезапно появляется когда-нибудь в византийское время из ничего и его рукопись не может прослеживаться никоим образом до того времени, о котором берется он писать. Интересным является также возбуждение, с которым пишет Диоген Лаэртский об истории философии. Он говорит там именно то, что он хотел бы ввести утверждение, что философия развивалась у греков, а не на Востоке. «There are some who say that the study of philosophy had its beginning among the barbarians». («Есть некоторые, которые говорят, что изучение философии имеет свое начало среди варваров»). Он упоминает тогда вавилонцев и ассирийцев с халдеями, персов с их магией, индийцами с их гимнософистами, кельтов и галлов с друидами. При этом он датирует Зороастра, первого персидского мага, 5000 годами до падения Трои. И в конце концов пишет: «These authors forget that the achievements which they attribute to the barbarians belong to the Greeks, with whom not merely философy but the human race itself began. For instance, Musaeus is claimed by Athens, Linus by Thebes». («Эти авторы забыли, что достижения, которые они внесли варварам, принадлежат грекам, с которыми началась не просто философия, но и подъем человечества. Например, музей был потребован, утвержден Афинами, а Линус (видимо, речь идет о латинском lines—мазать, печать, тогда получается, что речь идет о скульптуре—ВП)—Фивами. (Hicks, R.D., Diogenes Laertius. «Диоген Лаэртиус». Лондон в 1975. S.4 и на сл. страницах). Отчетливо приводятся аргументы, что Диоген как источник, с одной стороны, осознается для культурного главенства греков, а с другой стороны, имеет другое историческое знание. Такое же, как немецкий историзм.
Сомнительной была до XV столетия источниковедческая база для немецкой истории. Что нужно было безотлагательно, так это был источник, который изображал бы Германию от этого времени до времени римского господства. И фактически тогда внезапно появляется «Германия» Тацита [28] [28]как будто из ничего как «пропавший без вести» источник. Об открытии «Германии» сообщает традиционная историческая наука следующее: «Итак, якобы Поджио (секретарь папы) дал анонимному монаху из Герсфельда в 1425 году список желаемых источников. В этом списке стоял также Тацит. Случаю хотелось того, что неизвестный монах из Герсфельда затем случайно в собственном монастыре «открыл» Тацита. Альберто д'Асколи «принес рукопись 1455 в Италию», пишет Горст Рюдигер (в: Hunger, 541 и на следующих страницах).
Вся история кажется странной. Список пожеланий папского секретаря, затем случайная находка в монастыре, и затем прошло еще 25 лет, пока кодекс не прибыл в Италию, где его папа позволяет печатать. Само собой разумеется, что здесь одновременно исчезает также оригинал рукописи. Некоторое время позднее инквизицией казнится Чеччо д'Асколи, потомок Альберто д'Асколи. Хотели ли его как последнего свидетеля привести к молчанию?
Никто нам не объясняет нам, почему рукописи Тацита в течение 1500 лет оставались неиспользованными. Плиний [29] [29](видимо, речь идет о Плинии младшем, хотя при критическом взгляде можно обратить и на двух Плиниев—ВП), хоть упоминает его имя, но ничего более, и Кассидор цитирует Тацита согласно Теме Бернштайну (или шаблон, согласно которого он подделывался), добросовестно, как известного «Cornelius» (M.Grant) (Его полное имя—Cornelius Tacitus—ВП). Давайте вспомним о том, что «немцы», должны были полностью обладать Европой как франки с 8 столетия. Ключевое слово: «Карл Великий» [30] [30], «Священное Римское государство немецкой нации», «каролингский ренессанс». Если бы действительно нашелся текст Тацита в монастыре Герсфельд, то он был бы наверняка во время каролингского ренессанса храним, используем и копируем. Если тогда еще наступили, конечно же, еще Отто и Оттонский ренессанс, то был тогда и Фридрих II Штауфер [31] [31], которого называли философом на троне императора. Никогда не удавалось открыть Тацита до тех пор, пока римские папы об этом деле не позаботились.
Или ли не должен был каролингский ренессанс таким образом испытывать радость к образованию? Современное историческое исследование, тем не менее, подтверждает интересную, открытую интеллектуальную атмосферу раннего средневековья. Например, Филипп Депро—в работе «Buchersuche und Buchertausch im Zeitalter der karolingischen Renaissance am Beispiel des Briefwechsels des Lupus von Ferrieres» («Поиск книг и обмен книг в век каролингского ренессанса на примере переписки Люпуса из Ферре (Люпус фон Ферре)»), AKG (Archiv fuer Kulturgechichte («Архив для истории культуры»—немецкий журнал), в 1994—не оставляет никакого сомнения в том, что это было, естественно, в то время, когда кодексов было немного. Он говорит о «правиле, согласно которому тот, который набросился на новое дело, должен также других принести к знанию». Депро указывает затем, что Люпус от Ферре, который владел примерно 94 книгами, с помощью каталога в Фульде совершенно точно знал, например, какие книги были в Зелигенштадте. Если это так, то кажется совсем невероятным, что такой текст, как Тацит, не мог наблюдаться в каролингском ренессансе.
Ганс Клофт занимался предысторией Тацита. Он установил, что в 1457 году архиепископ Майнца подал жалобу кардиналу Сьены (Siena) о финансовом угнетении немцев со стороны курии. Кардинал Сьены (сененский), позже ставший папой Пием II [32] [32], подчеркивает в ответных письмах слаборазвитое состояние германской цивилизации. Он утверждает, что германцы стали известны ранее варваров, что они облачались в звериные шкуры и не знали ни вина, ни зерна. (Следовательно, в письме предвосхищается, миссия для тех времен, когда Тацит еще не был переоткрыт). И что касается пересылки денег из Германии в Италию: деньги не делают счастья, что итальянец немецкому епископу ставит в упрек. Наоборот, деньги военные способности размягчают. Именно этот же папа Пий II должен тогда согласно Гансу Клофту [33] [33]решающим образом поспособствовать в опубликовании рукописи Тацита.
Итак, вероятно, что итальянцы хотели сознательно унизить германцев, представив их как полудиких. Но, на удивление, от этого текста немцы пришли в восторг, так как они ничего против полудикости не имели. Принятие текста давало, во всяком случае, возможность, «проявить собственный национальный романтический стиль. Деятельный Конрад Гельтес (1459-1508) начал уже в 1497 году в Вене гротескную филогерманскую компиляции истории (Geschichts-klitterung)». (Hunger, 542). Это в традиционной исторической науке называется, что «итальянские гуманисты с начала XV столетия выслеживали по возможности как можно больше хороших и старых работ руки античных писателей и тогда пытались размножить копии». Но странно: итальянцы копируют «старых латинских» писателей, возможно, не со старых итальянско-латинских текстов античной культуры, но с рукописей, которые писались во время каролингского ренессанса во Франции. (!) Рукописи, появившиеся во время итальянского ренессанса, оказываются результатом эксперимента, который имитировал шрифты каролингского ренессанса: каролингский минускул (тип строчной буквы—ВП).
Так как никто не знал, как должен был выглядеть античный подлинник, придерживались каролингских документов. Следовательно, пытались фактически воспроизводить латинские оригинальные рукописи тем, что использовали каролингские тексты. (!) При этом были, очевидно, обеспокоены тем, что их подражание поразительно похоже, так что только при проявлениях отдельных анахронизмов, таких, как точка над i, круглые «r» и «s» в середине слова или «v» в начале слова, можно было отличить рукописи XV столетия от рукописей X или XI столетий. «Мы находим здесь ситуацию, похожую на ситуацию с теми архаизированными греческими рукописями от XII до XVI столетия, которые понимаются как подражание почерку XI и XII столетий», кратко помимо этого фиксирует традиционная историческая наука (Hunger, 143).
Очевидно, что мы в позднем средневековье можем воспринимать, как в Италии, так и в Византии, филологический метод, который честно удален из современной филологии. Цезарь [34] [34]прибывает 2000 лет назад на Рубикон, и мы якобы еще сегодня совершенно точно знаем, что он тогда говорил: «жребий брошен». Мы знаем, что он говорил о Риме: «Пришел, увидел, победил». Таким образом, имеется любое количество цитат из греко-римской истории, которые мы должны в наибольшей степени относить в область фикции. Знает об этом также традиционная наука, но она говорит об этом неохотно. Такое текстовое производство античных текстов, важнейшим источников которых является, вероятно, бурная фантазия, приводит, с одной стороны, к тому, что оно позволяет иметь много исторических пробелов, а, с другой стороны, принудительно приводит к тому, что фиктивный характер такой историчности становится отчетливым.
Если бы источники систематически сравнивались, вместо того, чтобы рассматриваться изолировано (весьма основательно, но полностью), то мы бы столкнулись с большим количеством противоречий. Мы хотим назвать только один пример: имеется точный текст речи, которую произносит Цезарь перед офицерами перед битвой с ариовистами. Он записал ее, конечно, в «Bello Gallico» («Галльской войне»). И мы имеем эту же речь также во втором варианте, который дает нам историк Дион Кассий. Однако обе речи не имеют ничего общего друг с другом. «Again, the speech which Dio makes Caesar deliver to his officers before the battle with Ariovistus has almost nothing in common with the address reported by Caesar himself». («Снова, речь, которую Дион описывает как произнесенную Цезарем перед офицерами перед битвой с Ариовистусом, не имеет почти ничего общего с речью, записанной самим Цезарем») (Earnest Cary, Dio's Roman History. («Римская история Диона»), Лондон , 1975. S. XVII). Дион Кассий является для многих утверждений немецкого историзма единственным свидетелем. Впрочем, Дион был полностью неизвестен Дион в античной культуре и был открыт только византийцами (!): «Dio exerted no appreciable influence on his immediate successors in the field of roman history. But among the Byzantines he became the standart authority on the subject». («Дион не оказал особого влияния на своих непосредственных последователей в области римской истории. Но среди византийцев он стал обычным авторитетом по предмету»)(S. XIV).
Теперь традиционная историческая наука утверждает, что папы и прежде всего итальянские бенедиктинцы с их многочисленными монастырями являются «главной заслугой в сохранении (получении) (переводчик специально дал здесь два значения слова Erhaltung—ВП) и передаче античной литературы». Это полностью недостоверно уже с той точки зрения, что, конечно же, папская библиотека вообще существует лишь с XV столетия. Но давайте рассмотрим типы шрифтов обоих учреждений, а именно беневентанский (beneventanische) шрифт и шрифт папской курии (куриал). Если бы бенедиктинцы и папы были решающими силами при сохранении(получении) античной цивилизации, то тогда наверняка также вводили бы в оборот все виды шрифтов. Но: «Только в Нижней Италии основанный в 529 году монастырь ордена бенедиктинцев в Монте Кассино создает особенный вид южноитальянского полукурсива позднего VIII столетия, который распространился в далеких областях. Это так называемый беневентинианский шрифт пережил с X до XII столетие время процветания и был вытеснен только более поздней готической строчной буквой». (Hunger, 124). Это сформулировано с оговорками, но означает, что распространение шрифтов бенедиктинцев не могло превосходить распространение каролингской строчной буквы. С другой стороны, шрифт бенедиктинцев вытеснялся готической строчной буквой. Это является отчетливым указанием на достоверное культурное значение ордена (вероятно, только на юге Италию и только от X до XII столетия был сильным, резким (virulent)).
Папский куриал [35] [35]был сформирован по образцу византийского канцелярского шрифта и использовался в папских документах с VIII по XI столетие. Это говорит о византийском (или сирийском) доминировании и против культурной независимости Рима этого времени. Папский куриал также вытеснялся тогда строчной буквой. Что также не говорит о культурном доминировании римского папы. Итак, давайте придерживаться того, что ренессанс использовал при изготовлении (или, по крайней мере, копировании—дополнение переводчика—ВП) «древних» текстов каролингскую строчную букву, но не беневентальский шрифт, также как и не папский куриал.
***
Определенной загадкой совести остается также вопрос датировки. Неясно, когда себе наша сегодня родилась нынешняя датировка от Христа. Один исследователь думает, что «был в употреблении всюду в Европе примерно с 1000 года», другой думает: «общее распространение не достигнуто до XII столетия». Но Ф.К.Гинцель, (F.K. Ginzel «Handbuch der mathematischen und technischen Chronologie» («Руководство математической и технической хронологии». Том 3, Лейпциг в 1914)), один из самых важных исследователей датировок, исходит из того, что Ватикан и Латеран (секретариат Ватикана) постоянно их используют только с 1431 года. (Гериберт Иллиг (Heribert lllig), которому мы будем обязанным за это указание, указывает на то, что их использует папа Иоанн XIII (года правления—956-963) еще до перехода тысячелетий датировку в Anno Domini, и осторожно выступает за то, чтобы поставить вопрос о фальсификации текстов).
Итак, даже если бы Гинцель, совсем не был бы прав с утверждением, что датировка от рождения Христа регулярно производилась только с XV столетия, то прибавил бы в этом вопросе, откуда вообще берутся столь точные датировки античной культуры. Конечно же, античная историография знает, на удивление, все данные об античной истории очень точно. (Это все проделки Жозефа Жюста Скалигера, о творчестве которого недавно вышла книга профессора Принстонского университета Энтони Гратфона A.Grafton. Joseph Scaliger. A study of the history of classical scholarship. II. Historical chronology. Clarendon press. Oxford. 1993. («Изучение истории классической учености»—ВП). Хотя древние авторы работали без остова датировки. Конечно же, древние историки больше всего указывают лишь то, кто в то время (время Христа) был королем. Единственными сведениями, которые мы имеем о годе рождения Иисуса, являются следующие:
* Матвей пишет: «Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода [36] [36]...», (Мат. 2:1)
* Лука пишет: «1 В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. 2 Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею».
* (Марк пишет о рождении Христа так же мало, как Иоанн).
Предвидящий противоречивость Матвей не знает никакого Августа и никакого Квириния: как хотят эти краткие сведения соотносить с каким-либо другим событием античной культуры? На удивление, процесс синхронизации данных античной историю потеряется в темноте современной историографии. На редкость сверхточная хронология античной истории используется сегодня как само собой разумеющаяся, и никто не сознает, кому мы, собственно, будем обязаны этим коперниканским испытанием исторической науки.
Но иудейская датировка по мировой эре появилась также только во время средневековья. Согласно Гинцелю, Альбируни [37] [37]считал годы еще в эре Адама. И до еще до 12 столетия наряду с мировой эрой использовалась еще эра селевкидов, причем последняя эра у восточных иудеев, вероятно, была единственным способом датировки. Соответственно, разрушение восточного иудейство привело к потере значения датировки по эре селевкидов, и с 16 столетия мировой эра получила единоличное господство.
Глава 3
Что знают позднеантичные авторы об античной культуре и ее конце во время переселения народов? (Например, Тертуллиан, Прокопий, Видукинд)
В противоположность к общепринятому мнению, изображение мира позднеантичными авторами, которое мы соединяем сегодня с античной культурой, не является общепринятым. Последние греко-римские авторы ничего не знают о пунических войнах, не знают Юлия Цезаря и еще не знают великое переселение народов.
Квинтус Септимус Флоренс Тертуллианус, известный как Тертуллиан [38] [38], жил от 150 до 230 о.э. Он был родом из Карфагена, якобы принял в Риме христианство, возвратился в Карфаген и был первым важным писателем латинской христианской церкви. Как мы знаем из древних историков, в то время Карфаген был якобы побежден Пуническими войнами и был уничтожен ударами римлян. Удивительно, что Тертуллиан вообще не говорит ничего об этих пунических войнах. Они кажутся, по его свидетельствам, никогда не имевшими места. Он перечисляет в работе «Adversus Judaeos» («Противоположные суждения») все известные ему народы: он называет парфян, мидийцев и эламитов, но не называет персов. Он называет различные малоазиатские народы, такие, как каппадокийцы, памфилийцы, армяне, но не называет греков. Он называет римлян в одном вдохновении с иудеями Иерусалима, но не знает никаких сирийцев. Он называет гатулов (Gaetuler) и мавров, испанцев, галлов, британцев (бретонцев), германцев, скифов, сарматов и даков. И он утверждает, что «во всех этих местах правит имя Христа».
Мы, ввиду такого положения с источниками, опасаемся того, что современная политэкономия вновь критически должна пересмотреть все эмпирико-исторические парадигмы, перед тем как смогла бы быть построена следующая из них теория экономической, общественной и культурной истории.
Глава 2
Достоверность источников античной культуры, опубликованных (и уничтоженных) во время итальянского ренессанса.
В истории запада центральную роль играет ренессанс. С него начинается история современности. Но с недавних пор эта концепция пребывает в кризисе. По меньшей мере, для американского историка. Вильям Боувсма писал, что вся концепция ренессанса как эпохи просвещения стала сомнительной, и говорил относительно этого о крушении драматургии западной историографии («collapse of the traditional dramatic organization of the western history»), которая возникла после ренессанса. (William Bouwsma, The Renaiissance and the Drama of western History, («Ренессанс и драма западной истории», American Historical Review, 84 (1979), S. 1-XV)).
В Германии ренессанс сегодня изображается как эпоха гуманистического просветительства. Как правило, его все еще видят как начало современной истории, когда эпоху, последним этапом которой было темное средневековье, сменил так называемый «Век гуманизма и открытий». При этом понятие «гуманизм», которое часто применяется в Германии к итальянскому ренессансу, является понятием из 19 века. Оно идет от баварского педагога Ф.Й.Нитхаммера, которому потребовалось в 1808 году обозначение более старой «гуманистически» ориентированной педагогики для противопоставления к современному филантропизму Базедовса. Следовательно, нет никакого современного (тогдашнего, современному той эпохе) понятия итальянского ренессанса. И общественная реальность ренессанса окажется далекой от гуманизма и просвещения. Его самые важные критически настроенные интеллектуалы преследовались и казнились, и радикальный антисемитизм оказывался обычным случаем.
Интеллектуалы ренессанса предпринимают одновременно радикальный перелом восприятия. До тех пор, до XV столетия (и после этого) тексты Ветхого Завета и описанная там истории иудейского народа были единственной исторически передаваемой традицией, которая была принята. Если отказываться от мифического сказания об Александре, которое также циркулировало в средневековье, то до него не было никаких произведений, известных западноевропейцам, которые не подразумевались как наследие иудейской культуры и традиции. Прежде всего до него не было практично вообще никаких указаний на греко-римскую культуру.
Архитектурные реликты, которые сегодня приписываются римлянам, могли приписываться в средневековье только иудею, черту или «Cruto, (Круто), врагу бога». (J. Le Goff, Das Hochmittelalter, «Среднее средневековье», Франкфурт в 1987, S. 77). Например, позднеантичный водопровод, который поставлял городу Кельн свежие воды источника из источника Айфель и был протяженностью 95,4 километров, который сегодня является самым большим археологическим водным памятником севернее Альп и считается созданным римлянами, назывался в средневековье «Teufelsrinne» («дьявольская река»), так как исторический концепция переходящего римлянства еще не была развита. (K. Grewe, Atlas der Roemische Wasserleitungen nach Koeln («Атлас римских водопроводов до Кельна», Koeln, 1987) Западу были также полностью неизвестны до той поры (т.е. до времени ренессанса—ВП) древние греки. Когда запад захватил в 1206 году Византию (по российским учебникам истории, в 1204—ВП), он не искал и не нашел там никаких античных рукописей. Еще в XIV столетие не было в Италии никого, кто бы знал византийский (греческий) язык, и вообще лишь Петрарка [25] [25]интересовался этим. Италия XIV столетия, оказывается, имела совершенно другие заботы. Папа сидел на юге Франции, в стране господствовали анархия и кулачное право. Разбойники и сборщики налогов терроризировали страну, (см. кроме этого: W. Caferro, Mercenaries and Military Expenditure (Торговцы и военные затраты)).
Только после того, как к середине XV столетия дошло до конкордата с немецким государством, начал укрепляться государственный авторитет. Папы переехали в Рим, могли начинать теперь восстанавливать библиотеку и интересоваться итальянской историей. Тогда внезапно и появляется много старых рукописей, которые сегодня рассматриваются в качестве исторических источников, хотя они доподлинно не могут рассматриваться как таковые согласно современным филологическим критериям. В большинстве случаев уничтожались именно те рукописи, которые уже отслужили как образец для печати. Якобы папы, которые фигурировали как их издатели (первооткрыватели), ничего думали о том, чтобы уничтожить ценный оригинал. У Гемберта Гунгера можно читать фактически следующее: «Им важны были не кодексы, а авторы; а с оригиналами работали в XV столетии очень небрежно». Соглашаются даже с тем, что «переданный (из античности) текст охотно создавался согласно личного вкуса переписчика или издателя (а)». Соглашаются также с тем, что «намерение производить занимательную литературу для высоких заказчиков, более сильно было развито, чем филологическая совесть». (Herbert Hunger u.a. Die Textueberlieferung der antiken Literatur und der Bibel. «Передача текстов античной литературы и Библии». Muenchen 1988.
Но если у экспертов передачи истории совершенно нет никакого сомнения в том, что тогда филологическая совесть уступала по значению задаче обслуживания [чьих-то интересов—ВП], что переданные тексты изменялись по личному вкусу, и что первоначальные подлинники и без того в большинстве случаев не существуют, то тогда ведь эти источники согласно сегодняшним филологическим критериям уместно встречать более чем критически!
Вот, например, книги Иосифа Флавия по иудейской истории, которые внезапно становятся тогда важным дополнением к Библии. В конце XV столетия собрание трудов (предполагаемого) иудея Иосифа Флавия издает именно католический кардинал издает. До того времени вообще никто пока не знал этого Иосифа Флавия, или, как это успокаивающе называется в традиционной исторической науке: «Он игнорировался». Иосиф должен был быть благородным иудеем, который в 67 году озлобленно боролся против римлян, был схвачен, взят в плен, но его пощадили, так как он связал якобы мессианский слой Ветхого Завета с Веспасианом. (Mueller J.G., Josephus Flavius gegen den Apion. («Иосиф Флавий против Апиона») Базель в 1877. S. 2). Но почему должен был римлянин Веспасиан иметь в 67 году какой-то интерес к Ветхому Завету, не говоря уже о его невежестве в вопросе, кто такой мессия?
Согласно всему, что мы знаем о религии римской империи, не было там никакого мессии. Вениамин Тудельский [26] [26]цитирует книгу авторства Иосиппона, что рассматривает историографию как переработку «Иудейской истории» Иосифа Флавия, но цитаты и сведения, которые Вениамин изымает у Иосиппона, полностью отличаются от текста Иосифа. Возможно, этот текст Иосиппона образцом для текстов Иосифа, которые произвел ренессанс. (Хотя не исключены и другие варианты—ВП).
Диоген Лаэртиус [27] [27]—это практически наш единственный источник по биографиям античных философов. Мы будем обязанными ему историей авторства Диогена в тоне «не мешайте моим постройкам» и другим красивым историям, которые ослабляют любое занятие историей. Но для него также имеет значение то, что он внезапно появляется когда-нибудь в византийское время из ничего и его рукопись не может прослеживаться никоим образом до того времени, о котором берется он писать. Интересным является также возбуждение, с которым пишет Диоген Лаэртский об истории философии. Он говорит там именно то, что он хотел бы ввести утверждение, что философия развивалась у греков, а не на Востоке. «There are some who say that the study of philosophy had its beginning among the barbarians». («Есть некоторые, которые говорят, что изучение философии имеет свое начало среди варваров»). Он упоминает тогда вавилонцев и ассирийцев с халдеями, персов с их магией, индийцами с их гимнософистами, кельтов и галлов с друидами. При этом он датирует Зороастра, первого персидского мага, 5000 годами до падения Трои. И в конце концов пишет: «These authors forget that the achievements which they attribute to the barbarians belong to the Greeks, with whom not merely философy but the human race itself began. For instance, Musaeus is claimed by Athens, Linus by Thebes». («Эти авторы забыли, что достижения, которые они внесли варварам, принадлежат грекам, с которыми началась не просто философия, но и подъем человечества. Например, музей был потребован, утвержден Афинами, а Линус (видимо, речь идет о латинском lines—мазать, печать, тогда получается, что речь идет о скульптуре—ВП)—Фивами. (Hicks, R.D., Diogenes Laertius. «Диоген Лаэртиус». Лондон в 1975. S.4 и на сл. страницах). Отчетливо приводятся аргументы, что Диоген как источник, с одной стороны, осознается для культурного главенства греков, а с другой стороны, имеет другое историческое знание. Такое же, как немецкий историзм.
Сомнительной была до XV столетия источниковедческая база для немецкой истории. Что нужно было безотлагательно, так это был источник, который изображал бы Германию от этого времени до времени римского господства. И фактически тогда внезапно появляется «Германия» Тацита [28] [28]как будто из ничего как «пропавший без вести» источник. Об открытии «Германии» сообщает традиционная историческая наука следующее: «Итак, якобы Поджио (секретарь папы) дал анонимному монаху из Герсфельда в 1425 году список желаемых источников. В этом списке стоял также Тацит. Случаю хотелось того, что неизвестный монах из Герсфельда затем случайно в собственном монастыре «открыл» Тацита. Альберто д'Асколи «принес рукопись 1455 в Италию», пишет Горст Рюдигер (в: Hunger, 541 и на следующих страницах).
Вся история кажется странной. Список пожеланий папского секретаря, затем случайная находка в монастыре, и затем прошло еще 25 лет, пока кодекс не прибыл в Италию, где его папа позволяет печатать. Само собой разумеется, что здесь одновременно исчезает также оригинал рукописи. Некоторое время позднее инквизицией казнится Чеччо д'Асколи, потомок Альберто д'Асколи. Хотели ли его как последнего свидетеля привести к молчанию?
Никто нам не объясняет нам, почему рукописи Тацита в течение 1500 лет оставались неиспользованными. Плиний [29] [29](видимо, речь идет о Плинии младшем, хотя при критическом взгляде можно обратить и на двух Плиниев—ВП), хоть упоминает его имя, но ничего более, и Кассидор цитирует Тацита согласно Теме Бернштайну (или шаблон, согласно которого он подделывался), добросовестно, как известного «Cornelius» (M.Grant) (Его полное имя—Cornelius Tacitus—ВП). Давайте вспомним о том, что «немцы», должны были полностью обладать Европой как франки с 8 столетия. Ключевое слово: «Карл Великий» [30] [30], «Священное Римское государство немецкой нации», «каролингский ренессанс». Если бы действительно нашелся текст Тацита в монастыре Герсфельд, то он был бы наверняка во время каролингского ренессанса храним, используем и копируем. Если тогда еще наступили, конечно же, еще Отто и Оттонский ренессанс, то был тогда и Фридрих II Штауфер [31] [31], которого называли философом на троне императора. Никогда не удавалось открыть Тацита до тех пор, пока римские папы об этом деле не позаботились.
Или ли не должен был каролингский ренессанс таким образом испытывать радость к образованию? Современное историческое исследование, тем не менее, подтверждает интересную, открытую интеллектуальную атмосферу раннего средневековья. Например, Филипп Депро—в работе «Buchersuche und Buchertausch im Zeitalter der karolingischen Renaissance am Beispiel des Briefwechsels des Lupus von Ferrieres» («Поиск книг и обмен книг в век каролингского ренессанса на примере переписки Люпуса из Ферре (Люпус фон Ферре)»), AKG (Archiv fuer Kulturgechichte («Архив для истории культуры»—немецкий журнал), в 1994—не оставляет никакого сомнения в том, что это было, естественно, в то время, когда кодексов было немного. Он говорит о «правиле, согласно которому тот, который набросился на новое дело, должен также других принести к знанию». Депро указывает затем, что Люпус от Ферре, который владел примерно 94 книгами, с помощью каталога в Фульде совершенно точно знал, например, какие книги были в Зелигенштадте. Если это так, то кажется совсем невероятным, что такой текст, как Тацит, не мог наблюдаться в каролингском ренессансе.
Ганс Клофт занимался предысторией Тацита. Он установил, что в 1457 году архиепископ Майнца подал жалобу кардиналу Сьены (Siena) о финансовом угнетении немцев со стороны курии. Кардинал Сьены (сененский), позже ставший папой Пием II [32] [32], подчеркивает в ответных письмах слаборазвитое состояние германской цивилизации. Он утверждает, что германцы стали известны ранее варваров, что они облачались в звериные шкуры и не знали ни вина, ни зерна. (Следовательно, в письме предвосхищается, миссия для тех времен, когда Тацит еще не был переоткрыт). И что касается пересылки денег из Германии в Италию: деньги не делают счастья, что итальянец немецкому епископу ставит в упрек. Наоборот, деньги военные способности размягчают. Именно этот же папа Пий II должен тогда согласно Гансу Клофту [33] [33]решающим образом поспособствовать в опубликовании рукописи Тацита.
Итак, вероятно, что итальянцы хотели сознательно унизить германцев, представив их как полудиких. Но, на удивление, от этого текста немцы пришли в восторг, так как они ничего против полудикости не имели. Принятие текста давало, во всяком случае, возможность, «проявить собственный национальный романтический стиль. Деятельный Конрад Гельтес (1459-1508) начал уже в 1497 году в Вене гротескную филогерманскую компиляции истории (Geschichts-klitterung)». (Hunger, 542). Это в традиционной исторической науке называется, что «итальянские гуманисты с начала XV столетия выслеживали по возможности как можно больше хороших и старых работ руки античных писателей и тогда пытались размножить копии». Но странно: итальянцы копируют «старых латинских» писателей, возможно, не со старых итальянско-латинских текстов античной культуры, но с рукописей, которые писались во время каролингского ренессанса во Франции. (!) Рукописи, появившиеся во время итальянского ренессанса, оказываются результатом эксперимента, который имитировал шрифты каролингского ренессанса: каролингский минускул (тип строчной буквы—ВП).
Так как никто не знал, как должен был выглядеть античный подлинник, придерживались каролингских документов. Следовательно, пытались фактически воспроизводить латинские оригинальные рукописи тем, что использовали каролингские тексты. (!) При этом были, очевидно, обеспокоены тем, что их подражание поразительно похоже, так что только при проявлениях отдельных анахронизмов, таких, как точка над i, круглые «r» и «s» в середине слова или «v» в начале слова, можно было отличить рукописи XV столетия от рукописей X или XI столетий. «Мы находим здесь ситуацию, похожую на ситуацию с теми архаизированными греческими рукописями от XII до XVI столетия, которые понимаются как подражание почерку XI и XII столетий», кратко помимо этого фиксирует традиционная историческая наука (Hunger, 143).
Очевидно, что мы в позднем средневековье можем воспринимать, как в Италии, так и в Византии, филологический метод, который честно удален из современной филологии. Цезарь [34] [34]прибывает 2000 лет назад на Рубикон, и мы якобы еще сегодня совершенно точно знаем, что он тогда говорил: «жребий брошен». Мы знаем, что он говорил о Риме: «Пришел, увидел, победил». Таким образом, имеется любое количество цитат из греко-римской истории, которые мы должны в наибольшей степени относить в область фикции. Знает об этом также традиционная наука, но она говорит об этом неохотно. Такое текстовое производство античных текстов, важнейшим источников которых является, вероятно, бурная фантазия, приводит, с одной стороны, к тому, что оно позволяет иметь много исторических пробелов, а, с другой стороны, принудительно приводит к тому, что фиктивный характер такой историчности становится отчетливым.
Если бы источники систематически сравнивались, вместо того, чтобы рассматриваться изолировано (весьма основательно, но полностью), то мы бы столкнулись с большим количеством противоречий. Мы хотим назвать только один пример: имеется точный текст речи, которую произносит Цезарь перед офицерами перед битвой с ариовистами. Он записал ее, конечно, в «Bello Gallico» («Галльской войне»). И мы имеем эту же речь также во втором варианте, который дает нам историк Дион Кассий. Однако обе речи не имеют ничего общего друг с другом. «Again, the speech which Dio makes Caesar deliver to his officers before the battle with Ariovistus has almost nothing in common with the address reported by Caesar himself». («Снова, речь, которую Дион описывает как произнесенную Цезарем перед офицерами перед битвой с Ариовистусом, не имеет почти ничего общего с речью, записанной самим Цезарем») (Earnest Cary, Dio's Roman History. («Римская история Диона»), Лондон , 1975. S. XVII). Дион Кассий является для многих утверждений немецкого историзма единственным свидетелем. Впрочем, Дион был полностью неизвестен Дион в античной культуре и был открыт только византийцами (!): «Dio exerted no appreciable influence on his immediate successors in the field of roman history. But among the Byzantines he became the standart authority on the subject». («Дион не оказал особого влияния на своих непосредственных последователей в области римской истории. Но среди византийцев он стал обычным авторитетом по предмету»)(S. XIV).
Теперь традиционная историческая наука утверждает, что папы и прежде всего итальянские бенедиктинцы с их многочисленными монастырями являются «главной заслугой в сохранении (получении) (переводчик специально дал здесь два значения слова Erhaltung—ВП) и передаче античной литературы». Это полностью недостоверно уже с той точки зрения, что, конечно же, папская библиотека вообще существует лишь с XV столетия. Но давайте рассмотрим типы шрифтов обоих учреждений, а именно беневентанский (beneventanische) шрифт и шрифт папской курии (куриал). Если бы бенедиктинцы и папы были решающими силами при сохранении(получении) античной цивилизации, то тогда наверняка также вводили бы в оборот все виды шрифтов. Но: «Только в Нижней Италии основанный в 529 году монастырь ордена бенедиктинцев в Монте Кассино создает особенный вид южноитальянского полукурсива позднего VIII столетия, который распространился в далеких областях. Это так называемый беневентинианский шрифт пережил с X до XII столетие время процветания и был вытеснен только более поздней готической строчной буквой». (Hunger, 124). Это сформулировано с оговорками, но означает, что распространение шрифтов бенедиктинцев не могло превосходить распространение каролингской строчной буквы. С другой стороны, шрифт бенедиктинцев вытеснялся готической строчной буквой. Это является отчетливым указанием на достоверное культурное значение ордена (вероятно, только на юге Италию и только от X до XII столетия был сильным, резким (virulent)).
Папский куриал [35] [35]был сформирован по образцу византийского канцелярского шрифта и использовался в папских документах с VIII по XI столетие. Это говорит о византийском (или сирийском) доминировании и против культурной независимости Рима этого времени. Папский куриал также вытеснялся тогда строчной буквой. Что также не говорит о культурном доминировании римского папы. Итак, давайте придерживаться того, что ренессанс использовал при изготовлении (или, по крайней мере, копировании—дополнение переводчика—ВП) «древних» текстов каролингскую строчную букву, но не беневентальский шрифт, также как и не папский куриал.
***
Определенной загадкой совести остается также вопрос датировки. Неясно, когда себе наша сегодня родилась нынешняя датировка от Христа. Один исследователь думает, что «был в употреблении всюду в Европе примерно с 1000 года», другой думает: «общее распространение не достигнуто до XII столетия». Но Ф.К.Гинцель, (F.K. Ginzel «Handbuch der mathematischen und technischen Chronologie» («Руководство математической и технической хронологии». Том 3, Лейпциг в 1914)), один из самых важных исследователей датировок, исходит из того, что Ватикан и Латеран (секретариат Ватикана) постоянно их используют только с 1431 года. (Гериберт Иллиг (Heribert lllig), которому мы будем обязанным за это указание, указывает на то, что их использует папа Иоанн XIII (года правления—956-963) еще до перехода тысячелетий датировку в Anno Domini, и осторожно выступает за то, чтобы поставить вопрос о фальсификации текстов).
Итак, даже если бы Гинцель, совсем не был бы прав с утверждением, что датировка от рождения Христа регулярно производилась только с XV столетия, то прибавил бы в этом вопросе, откуда вообще берутся столь точные датировки античной культуры. Конечно же, античная историография знает, на удивление, все данные об античной истории очень точно. (Это все проделки Жозефа Жюста Скалигера, о творчестве которого недавно вышла книга профессора Принстонского университета Энтони Гратфона A.Grafton. Joseph Scaliger. A study of the history of classical scholarship. II. Historical chronology. Clarendon press. Oxford. 1993. («Изучение истории классической учености»—ВП). Хотя древние авторы работали без остова датировки. Конечно же, древние историки больше всего указывают лишь то, кто в то время (время Христа) был королем. Единственными сведениями, которые мы имеем о годе рождения Иисуса, являются следующие:
* Матвей пишет: «Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода [36] [36]...», (Мат. 2:1)
* Лука пишет: «1 В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. 2 Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею».
* (Марк пишет о рождении Христа так же мало, как Иоанн).
Предвидящий противоречивость Матвей не знает никакого Августа и никакого Квириния: как хотят эти краткие сведения соотносить с каким-либо другим событием античной культуры? На удивление, процесс синхронизации данных античной историю потеряется в темноте современной историографии. На редкость сверхточная хронология античной истории используется сегодня как само собой разумеющаяся, и никто не сознает, кому мы, собственно, будем обязаны этим коперниканским испытанием исторической науки.
Но иудейская датировка по мировой эре появилась также только во время средневековья. Согласно Гинцелю, Альбируни [37] [37]считал годы еще в эре Адама. И до еще до 12 столетия наряду с мировой эрой использовалась еще эра селевкидов, причем последняя эра у восточных иудеев, вероятно, была единственным способом датировки. Соответственно, разрушение восточного иудейство привело к потере значения датировки по эре селевкидов, и с 16 столетия мировой эра получила единоличное господство.
Глава 3
Что знают позднеантичные авторы об античной культуре и ее конце во время переселения народов? (Например, Тертуллиан, Прокопий, Видукинд)
В противоположность к общепринятому мнению, изображение мира позднеантичными авторами, которое мы соединяем сегодня с античной культурой, не является общепринятым. Последние греко-римские авторы ничего не знают о пунических войнах, не знают Юлия Цезаря и еще не знают великое переселение народов.
Квинтус Септимус Флоренс Тертуллианус, известный как Тертуллиан [38] [38], жил от 150 до 230 о.э. Он был родом из Карфагена, якобы принял в Риме христианство, возвратился в Карфаген и был первым важным писателем латинской христианской церкви. Как мы знаем из древних историков, в то время Карфаген был якобы побежден Пуническими войнами и был уничтожен ударами римлян. Удивительно, что Тертуллиан вообще не говорит ничего об этих пунических войнах. Они кажутся, по его свидетельствам, никогда не имевшими места. Он перечисляет в работе «Adversus Judaeos» («Противоположные суждения») все известные ему народы: он называет парфян, мидийцев и эламитов, но не называет персов. Он называет различные малоазиатские народы, такие, как каппадокийцы, памфилийцы, армяне, но не называет греков. Он называет римлян в одном вдохновении с иудеями Иерусалима, но не знает никаких сирийцев. Он называет гатулов (Gaetuler) и мавров, испанцев, галлов, британцев (бретонцев), германцев, скифов, сарматов и даков. И он утверждает, что «во всех этих местах правит имя Христа».