Страница:
– Я с тобой разведусь, – сказала она.
Он двинулся к ней, чтобы как-то ее подбодрить. Чтобы согреть ее, вернуть в нее какое-то подобие жизни. Но она отпрянула. Она его избегала.
– Сейчас не время для этого, – сказал он. – Для такого рода вещей.
– Ты, наверное, собираешься меня побить, – сказала она. – Как того беднягу.
– Какого беднягу?
– Того пьяного, который зашел к тебе на стоянку, а ты его побил.
Он такого не помнил. Он понятия не имел, о чем таком она говорит.
– Мы оба без работы, – сказал он, – и нам придется начинать сначала, вероятно, совсем в другом месте. Но мы со всем этим справимся. Я теперь многому научился.
– Нет, – сказала она. – Нас больше нет.
Спустя некоторое время он проговорил:
– Вот что я тебе скажу. Я заключаю с тобой договор. Дай на это месяц. Если мы… – Он помедлил.
– Да, – сказала она с горечью. – Если мы не найдем какую-нибудь работу. Мы. А не ты.
– Если я не найду за месяц чего-нибудь стоящего, – сказал он, – тогда мы порвем все отношения.
– Я не могу заключать с тобой договор, – сказала Джули, – потому что – хочешь знать почему? Можешь услышать правду? Ты не честный. Тебе нельзя доверять. – Она отодвинулась еще дальше, как будто опасаясь. Страшась его реакции. Но он ничего не делал. – Теперь ударь меня, – сказала она. – И покажи, насколько на тебя можно положиться. Насколько ты честен.
Зазвонил телефон.
– Не снимай, – сказал он, когда она прошла мимо него, чтобы ответить.
– Это, наверное, из одного из агентств, – сказала она. – Мне. – Она сняла трубку, сказала «алло». Затем прикрыла трубку рукой и спросила у него: – Ты знаешь кого-нибудь по имени Денкмэл?
– Господи, нет, – сказал он.
– Так или иначе, это тебе, – сказала она, протягивая ему телефон.
Он отрицательно замотал головой.
Джули, прикрывая трубку рукой, сказала ему мягким голосом:
– Я больше не буду за тебя лгать. Отныне тебе придется делать это самому. – Она снова протянула ему телефон.
Так что он взял его у нее и сказал «алло».
– Эл Миллер? – сказал мужской голос.
– Да, – сказал он.
– Вот что, Миллер, меня зовут Денкмэл. У меня парикмахерская. Ну, знаете, напротив вас. Слушайте, мне отсюда видна ваша стоянка. Вам бы лучше сюда приехать.
Он положил трубку, бросился мимо Джули из квартиры, скатился по лестнице и побежал по тротуару к «Шевроле».
Когда он подъехал к бордюру рядом со стоянкой, парикмахер в своем белом халате перешел улицу, лавируя в транспортном потоке, и приблизился к нему. Они стояли рядом, глядя на стоянку. Там все было недвижно.
– Я не знаю, что они там делали, – сказал Денкмэл. – Я подумал, это клиенты, смотрят машины.
– Они проходили вглубь? – спросил Эл. Он ступил на стоянку, и парикмахер последовал за ним. Машины в первом ряду казались в порядке.
– Они что-то делали, – сказал парикмахер.
Это был «Мармон», стоявший сзади. Они разбили все стекла, изрезали шины, распороли сиденья, расколотили индикаторы на приборной доске. Подняв капот, он увидел, что они перерезали провода, оторвали детали друг от друга. И окраска тоже была приведена в негодность. Ее долбили и царапали, а на капоте и дверцах оставили вмятины от ударов молотка. Фары были вырваны и разбиты. Взглянув вниз, он увидел воду, стекавшуюся в лужу. Они сокрушили радиатор.
– Вам бы лучше позвонить в Оклендскую полицию, – сказал Денкмэл. – Вы же его почти полностью восстановили, верно? Я наблюдал за вами; боже мой, вы ведь трудились над ним пару лет.
– Сволочи, – сказал Эл.
– На юнцов не похоже, – сказал Денкмэл. – Обычно именно юнцы занимаются вандализмом.
– Нет, – согласился Эл. – Это были не малолетки.
– А вот в полиции непременно скажут, что это малолетки, – заметил Денкмэл.
Эл поблагодарил парикмахера за звонок. Тот пошел через улицу обратно в свою парикмахерскую. Эл остался на стоянке, спиной к искалеченной машине, глядя на уличное движение. Потом он вошел в маленькое здание из базальтовых блоков, закрыл дверь и уселся в полном одиночестве.
Что еще они могут сделать? – спросил он у себя. Они лишили мою жену работы, а у меня ее и так уже не было. Они поимели мой «Мармон». Может, Тути прав, может, они пырнут меня ножом или изобьют до полусмерти. Или изнасилуют Джули. Кто знает? Он не знал. Он обошелся Харману, самое меньшее, в сорок тысяч, а может, и дороже.
Он вспомнил, как, будучи подростком, применил оружие. Один-единственный раз. У него была работа, состоявшая в том, чтобы кормить кур и уток в их загонах. Он отправился туда и обнаружил, что там вокруг снуют полевые крысы, так что его отец дал ему свою винтовку двадцать второго калибра, и он забрался на крышу курятника и уселся, скрестив ноги, над загоном, ожидая, чтобы крысы вылезли из своих нор. Одну он подстрелил. Он попал ей куда-то в заднюю часть, и она завертелась, как шестерня в часах, вхолостую дрыгая ногами. Она крутилась и крутилась, а потом, как раз когда он подумал, что она вот-вот сдохнет, бросилась к своей норе, пролезла в нее и исчезла.
Он попытался представить себе, как будет выглядеть человек, раненный куда-нибудь и крутящийся на месте. Я не смогу, подумал он. К черту. Не буду я покупать оружие.
В течение неопределенно долгого времени он оставался там, за своим столом, погруженный в раздумья. А потом заметил несколько машин, припаркованных у бордюра немного ниже. Двери гаража были открыты, и из него вышла Лидия Фергессон. С ней были несколько человек в деловых костюмах, все выглядели серьезными.
Увидев его в маленьком домике, Лидия прошла к нему через стоянку.
– Мистер Миллер, – сказала она, открывая дверь домика, – нам удалось заблокировать чек. Деньги я сняла и положила на хранение в депозитный ящик.
Глаза у нее, когда она говорила это, так и сверкали. На ней было много косметики, меховая горжетка, черное пальто и темные чулки, а в руке она держала большую кожаную сумку. Все ее тело дрожало от напряжения, едва ли не от возбуждения. Даже близкого к лихорадочному.
– Хорошо, – сказал он.
– Тело выставлено для прощания в морге. Qui tollis peccata mundi, miserere nobis[26]. А, мистер Миллер? – Она положила на его стол белую тисненую карточку. – Служба будет завтра утром, в одиннадцать. Затем он будет кремирован.
Он кивнул, беря карточку.
– Желаете вы пойти и повидать усопшего? – спросила Лидия.
– Не знаю, – сказал он. – Не могу решить.
– Всегда возникает проблема, в какой одежде, – сказала она. – Они связывались со мной на этот предмет. У него имеются новые галстуки, которые он купил, но мое заключение состояло в том, чтобы не использовать ничего, кроме того, с чем мы все знакомы. Священник – унитарий. Вы знаете, какие ему нравились песни?
– Что? – сказал Эл.
– Они сыграют на органе песни, которые ему нравились.
– Нет, – сказал он.
– Тогда они будут играть гимны, – сказала Лидия. – Тем хуже.
Эл сказал:
– Я ускорил его смерть, споря с ним в доме у Хармана. Вы это знаете?
– Вы исполняли свой долг.
– Откуда вам это известно?
– Он предоставил мне полный отчет о происшедшем. Признал, что вы пытались спасти его от него самого.
Эл уставился в стол.
– Он не держал на вас зла.
Эл кивнул.
– Прошу вас, ступайте, проститесь с останками, – сказала Лидия.
– Ладно, – сказал он.
– Сегодня, – сказала она. – Потому что если вы не сделаете этого сегодня, то завтра останков увидеть будет нельзя.
– Ладно, – сказал он.
– Вы не хотите, – сказала Лидия. – Почему?
– Не вижу в этом никакого смысла, – сказал он.
– Никто не может заставлять вас что-либо делать, мистер Миллер, – сказала Лидия. – Я признаю за вами это право. Делайте в точности то, что хотите. Я все время думала о вас сегодня; вы занимали в моих мыслях очень много места. Я хочу предоставить вам достаточную сумму денег, чтобы вы могли начать свой бизнес снова.
Он глянул на нее, застигнутый совершенно врасплох.
– Ваше экономическое существование разрушено, – сказала Лидия. – Не так ли? Из-за вашего повиновения долгу. Кто-то должен восстановить вас, придя на помощь, кто-то, кто может. У меня есть деньги.
Он не знал, что сказать.
– Вы думаете, – сказала она, – что тем самым вы примете участие в разделении добычи.
На это он рассмеялся.
– Омойте вашу совесть дочиста, – сказала Лидия. – Нет ничего такого, в чем вы могли бы чувствовать себя виновным.
– Я хочу чувствовать себя виновным, – сказал он.
– Почему, мистер Миллер?
– Не знаю, – сказал он.
– Вы, вероятно, хотите принять участие в его смерти.
Эл ничего не сказал.
– Вместо того чтобы повидать его, – сказала она. – Вот что вы делаете. Такова ваша система.
Он пожал плечами, по-прежнему глядя в стол.
Открыв свою кожаную сумку, Лидия поискала в ней, а затем вынула руку, что-то в ней зажав; он увидел, что это пятидолларовая банкнота. Она сунула ее в карман его рубашки. Когда он поднял на нее взгляд, она сказала:
– Я хочу, чтобы вы прислали в морг цветы и тем выказали свои чувства.
– Я могу купить цветы, – сказал он.
– Нет, не можете, – спокойно возразила она. – Разве вы можете? Разве вы когда-нибудь такое делали? Никогда в жизни, мой дорогой юный друг. И вы никогда не бывали на похоронах. Вы не знаете, как это делать. В этом мире существует множество вещей, относительно которых лично вы не знаете, как ими заниматься. Вы, сказала бы я, если это вас не обидит, в определенном смысле варвар.
– Варвар, – повторил он.
– Но у вас есть инстинкты, – говорила она, направляясь наружу из домика и начиная закрывать за собой дверь. – Хорошие инстинкты, которые вас спасут, если этого еще не произошло. Вы должны полагаться на них, а также, мой дорогой юный друг, на кого-то еще, кто может показать вам, как действовать в этом нашем старом жестоком мире, который, увы, так мало вам понятен. Так прискорбно мало.
– Господи, – сказал он, поднимая на нее взгляд. На мгновение его испугал ее необычный подбор слов.
Она улыбнулась.
– Что вы думаете? Что вы чувствуете? Скажите мне, что говорят вам ваши инстинкты о том, как жить. О том, как вам следует начать вашу жизнь, впервые по-настоящему.
Они велят мне убить себя, подумал он. Но вслух этого не сказал; он вообще ничего не сказал вслух.
Дверь наконец закрылась. Лидия ушла. Он сидел на том же месте, радуясь, что снова остался один, что она ушла. Но мгновением позже дверь снова открылась.
– Мистер Миллер, – сказала она. – Я заметила, что ваша великолепная старая машина разбита вдребезги. Что с ней случилось?
– Они выместили это на машине, – сказал Эл.
– Таково было мое впечатление, – сказала она, – когда я увидела ее с разбитыми стеклами и вспоротой обшивкой. – Она снова вошла и присела к столу, глядя ему в лицо. – Вот что я для вас сделаю, – сказала она, – я куплю ее у вас. Я знаю из того, что слышала в прошлом, главным образом от вас, сколько вы ожидали за нее выручить. Около двух тысяч долларов. Не так ли?
Он кивнул.
– Тогда я куплю ее у вас за эту цену.
Она положила на стол чековую книжку, взяла авторучку и стала аккуратно заполнять чек.
– Хорошо, – сказал он.
Она, улыбаясь, писала.
– Вас не удивляет, что я его беру? – сказал он. Его самого удивляла собственная реакция. То, что он согласен был принять чек. – Мне нужны эти две тысячи долларов, – сказал он.
Все было ровно настолько просто. С двумя тысячами долларов он мог уехать. А без них не мог. Вполне возможно, что эти две тысячи долларов спасут жизнь ему и его жене.
Как только Лидия ушла, он запер стоянку и поехал в банк, на который был выписан чек. Банк обналичил чек без малейших затруднений; Эл обратил деньги в дорожные чеки, а затем поспешил к себе домой.
Войдя, он застал Джули в спальне, где она укладывала свою одежду в один из чемоданов.
– У меня достаточно денег, чтобы мы уехали отсюда и устроились где-нибудь еще, – сказал он.
– В самом деле? – сказала она, продолжая укладывать вещи.
Усевшись на кровать рядом с чемоданом, он выложил книжки дорожных чеков.
После долгого молчания Джули спросила:
– И куда же ты намерен нас повезти?
– Мы выедем, – сказал он, – а по дороге решим.
– Прямо сейчас? – Она смотрела, как он достает другой чемодан и начинает укладывать свои собственные вещи.
– Сядем на автобус, как только соберемся, – сказал он.
На это она ничего не сказала. Возобновила сборы. Они оба занимались этим бок о бок, пока не собрали столько, сколько было разумно с собою взять.
– Когда ты уехал, был еще один звонок, – сказала Джули, показывая на бювар. – Я записала номер. Тот тип сказал, чтобы ты перезвонил ему, как только сможешь.
Это, заметил он, был номер домашнего телефона Хармана.
– Он говорил очень странно, – сказала Джули. – Я и половины не могла понять. Сначала думала, что он ошибся номером; он словно бы говорил с какой-то компанией.
– С организацией, – сказал Эл.
– Да, все время повторял «вы, сотрудники».
– Мы готовы, – сказал Эл.
Подхватив свой чемодан, она двинулась к двери.
– Как противно, что приходится все это здесь оставлять. – Остановившись, она дотронулась до пепельницы на кофейном столике. – Ее здесь не будет, когда мы вернемся; мы никогда больше не увидим ни одной из этих вещей.
– Иногда приходится идти и на это, – сказал Эл.
Все еще медля, она сказала:
– Мне нравится район Залива.
– Знаю, – сказал он.
– Ты сделал что-то ужасное, – сказала она, – верно? Я поняла это, как только пришла сегодня домой. Это имеет отношение к смерти Джима Фергессона? Может, ты пытался заполучить его деньги. Я не знаю. – Она тряхнула головой. – Ты никогда не скажешь. По-моему, такое происходит все время. Мне он никогда не нравился. Все равно у него не было права на эти деньги. Говорю то же, что и раньше: я хотела, чтобы он умер. Он очень плохо к тебе относился. – Она не сводила с него глаз.
Он поднял свой чемодан и направился к двери; ведя впереди себя жену, вышел в прихожую.
Вместо того чтобы воспользоваться собственной машиной, они добрались до автобусной станции «Грейхаунд» на такси. Он купил билеты в Спаркс, штат Невада. Часом позже, после ожидания на станции, они ехали в двухэтажном автобусе с кондиционером по шоссе 40, пролегающем через огромную плоскую долину Сакраменто.
Был ранний вечер, и воздух уже остыл. Другие пассажиры дремали, читали или смотрели в окно. Джули смотрела в окно, время от времени говоря что-нибудь о полях и фермах, мимо которых они проезжали.
Когда они въехали в Сакраменто, было еще светло. Автобус стоял достаточно долго, чтобы пассажиры могли поужинать, а затем они снова двинулись. Теперь уже было темно. Автобус начал подниматься по более старому, серпантинному шоссе, которое вело из Сакраменто в Сьерры. На дороге встречались в основном большие грузовики. Выглядывая в окно, Эл видел придорожные закусочные, крытые фруктовые лотки и заправочные станции. Поля теперь остались позади.
– Эта часть пути довольно-таки унылая, – сказала Джули. – Хорошо, что мы ее по-настоящему не видим. Но я хотела бы увидеть Сьерры.
– Это и есть Сьерры, – сказал Эл. – Всю дорогу будет вот так же. Рекламы да бары.
– А на той стороне как?
– Увидим, – сказал он.
– Во всяком случае, – сказала Джули, – воздух здесь хороший.
15
Он двинулся к ней, чтобы как-то ее подбодрить. Чтобы согреть ее, вернуть в нее какое-то подобие жизни. Но она отпрянула. Она его избегала.
– Сейчас не время для этого, – сказал он. – Для такого рода вещей.
– Ты, наверное, собираешься меня побить, – сказала она. – Как того беднягу.
– Какого беднягу?
– Того пьяного, который зашел к тебе на стоянку, а ты его побил.
Он такого не помнил. Он понятия не имел, о чем таком она говорит.
– Мы оба без работы, – сказал он, – и нам придется начинать сначала, вероятно, совсем в другом месте. Но мы со всем этим справимся. Я теперь многому научился.
– Нет, – сказала она. – Нас больше нет.
Спустя некоторое время он проговорил:
– Вот что я тебе скажу. Я заключаю с тобой договор. Дай на это месяц. Если мы… – Он помедлил.
– Да, – сказала она с горечью. – Если мы не найдем какую-нибудь работу. Мы. А не ты.
– Если я не найду за месяц чего-нибудь стоящего, – сказал он, – тогда мы порвем все отношения.
– Я не могу заключать с тобой договор, – сказала Джули, – потому что – хочешь знать почему? Можешь услышать правду? Ты не честный. Тебе нельзя доверять. – Она отодвинулась еще дальше, как будто опасаясь. Страшась его реакции. Но он ничего не делал. – Теперь ударь меня, – сказала она. – И покажи, насколько на тебя можно положиться. Насколько ты честен.
Зазвонил телефон.
– Не снимай, – сказал он, когда она прошла мимо него, чтобы ответить.
– Это, наверное, из одного из агентств, – сказала она. – Мне. – Она сняла трубку, сказала «алло». Затем прикрыла трубку рукой и спросила у него: – Ты знаешь кого-нибудь по имени Денкмэл?
– Господи, нет, – сказал он.
– Так или иначе, это тебе, – сказала она, протягивая ему телефон.
Он отрицательно замотал головой.
Джули, прикрывая трубку рукой, сказала ему мягким голосом:
– Я больше не буду за тебя лгать. Отныне тебе придется делать это самому. – Она снова протянула ему телефон.
Так что он взял его у нее и сказал «алло».
– Эл Миллер? – сказал мужской голос.
– Да, – сказал он.
– Вот что, Миллер, меня зовут Денкмэл. У меня парикмахерская. Ну, знаете, напротив вас. Слушайте, мне отсюда видна ваша стоянка. Вам бы лучше сюда приехать.
Он положил трубку, бросился мимо Джули из квартиры, скатился по лестнице и побежал по тротуару к «Шевроле».
Когда он подъехал к бордюру рядом со стоянкой, парикмахер в своем белом халате перешел улицу, лавируя в транспортном потоке, и приблизился к нему. Они стояли рядом, глядя на стоянку. Там все было недвижно.
– Я не знаю, что они там делали, – сказал Денкмэл. – Я подумал, это клиенты, смотрят машины.
– Они проходили вглубь? – спросил Эл. Он ступил на стоянку, и парикмахер последовал за ним. Машины в первом ряду казались в порядке.
– Они что-то делали, – сказал парикмахер.
Это был «Мармон», стоявший сзади. Они разбили все стекла, изрезали шины, распороли сиденья, расколотили индикаторы на приборной доске. Подняв капот, он увидел, что они перерезали провода, оторвали детали друг от друга. И окраска тоже была приведена в негодность. Ее долбили и царапали, а на капоте и дверцах оставили вмятины от ударов молотка. Фары были вырваны и разбиты. Взглянув вниз, он увидел воду, стекавшуюся в лужу. Они сокрушили радиатор.
– Вам бы лучше позвонить в Оклендскую полицию, – сказал Денкмэл. – Вы же его почти полностью восстановили, верно? Я наблюдал за вами; боже мой, вы ведь трудились над ним пару лет.
– Сволочи, – сказал Эл.
– На юнцов не похоже, – сказал Денкмэл. – Обычно именно юнцы занимаются вандализмом.
– Нет, – согласился Эл. – Это были не малолетки.
– А вот в полиции непременно скажут, что это малолетки, – заметил Денкмэл.
Эл поблагодарил парикмахера за звонок. Тот пошел через улицу обратно в свою парикмахерскую. Эл остался на стоянке, спиной к искалеченной машине, глядя на уличное движение. Потом он вошел в маленькое здание из базальтовых блоков, закрыл дверь и уселся в полном одиночестве.
Что еще они могут сделать? – спросил он у себя. Они лишили мою жену работы, а у меня ее и так уже не было. Они поимели мой «Мармон». Может, Тути прав, может, они пырнут меня ножом или изобьют до полусмерти. Или изнасилуют Джули. Кто знает? Он не знал. Он обошелся Харману, самое меньшее, в сорок тысяч, а может, и дороже.
Он вспомнил, как, будучи подростком, применил оружие. Один-единственный раз. У него была работа, состоявшая в том, чтобы кормить кур и уток в их загонах. Он отправился туда и обнаружил, что там вокруг снуют полевые крысы, так что его отец дал ему свою винтовку двадцать второго калибра, и он забрался на крышу курятника и уселся, скрестив ноги, над загоном, ожидая, чтобы крысы вылезли из своих нор. Одну он подстрелил. Он попал ей куда-то в заднюю часть, и она завертелась, как шестерня в часах, вхолостую дрыгая ногами. Она крутилась и крутилась, а потом, как раз когда он подумал, что она вот-вот сдохнет, бросилась к своей норе, пролезла в нее и исчезла.
Он попытался представить себе, как будет выглядеть человек, раненный куда-нибудь и крутящийся на месте. Я не смогу, подумал он. К черту. Не буду я покупать оружие.
В течение неопределенно долгого времени он оставался там, за своим столом, погруженный в раздумья. А потом заметил несколько машин, припаркованных у бордюра немного ниже. Двери гаража были открыты, и из него вышла Лидия Фергессон. С ней были несколько человек в деловых костюмах, все выглядели серьезными.
Увидев его в маленьком домике, Лидия прошла к нему через стоянку.
– Мистер Миллер, – сказала она, открывая дверь домика, – нам удалось заблокировать чек. Деньги я сняла и положила на хранение в депозитный ящик.
Глаза у нее, когда она говорила это, так и сверкали. На ней было много косметики, меховая горжетка, черное пальто и темные чулки, а в руке она держала большую кожаную сумку. Все ее тело дрожало от напряжения, едва ли не от возбуждения. Даже близкого к лихорадочному.
– Хорошо, – сказал он.
– Тело выставлено для прощания в морге. Qui tollis peccata mundi, miserere nobis[26]. А, мистер Миллер? – Она положила на его стол белую тисненую карточку. – Служба будет завтра утром, в одиннадцать. Затем он будет кремирован.
Он кивнул, беря карточку.
– Желаете вы пойти и повидать усопшего? – спросила Лидия.
– Не знаю, – сказал он. – Не могу решить.
– Всегда возникает проблема, в какой одежде, – сказала она. – Они связывались со мной на этот предмет. У него имеются новые галстуки, которые он купил, но мое заключение состояло в том, чтобы не использовать ничего, кроме того, с чем мы все знакомы. Священник – унитарий. Вы знаете, какие ему нравились песни?
– Что? – сказал Эл.
– Они сыграют на органе песни, которые ему нравились.
– Нет, – сказал он.
– Тогда они будут играть гимны, – сказала Лидия. – Тем хуже.
Эл сказал:
– Я ускорил его смерть, споря с ним в доме у Хармана. Вы это знаете?
– Вы исполняли свой долг.
– Откуда вам это известно?
– Он предоставил мне полный отчет о происшедшем. Признал, что вы пытались спасти его от него самого.
Эл уставился в стол.
– Он не держал на вас зла.
Эл кивнул.
– Прошу вас, ступайте, проститесь с останками, – сказала Лидия.
– Ладно, – сказал он.
– Сегодня, – сказала она. – Потому что если вы не сделаете этого сегодня, то завтра останков увидеть будет нельзя.
– Ладно, – сказал он.
– Вы не хотите, – сказала Лидия. – Почему?
– Не вижу в этом никакого смысла, – сказал он.
– Никто не может заставлять вас что-либо делать, мистер Миллер, – сказала Лидия. – Я признаю за вами это право. Делайте в точности то, что хотите. Я все время думала о вас сегодня; вы занимали в моих мыслях очень много места. Я хочу предоставить вам достаточную сумму денег, чтобы вы могли начать свой бизнес снова.
Он глянул на нее, застигнутый совершенно врасплох.
– Ваше экономическое существование разрушено, – сказала Лидия. – Не так ли? Из-за вашего повиновения долгу. Кто-то должен восстановить вас, придя на помощь, кто-то, кто может. У меня есть деньги.
Он не знал, что сказать.
– Вы думаете, – сказала она, – что тем самым вы примете участие в разделении добычи.
На это он рассмеялся.
– Омойте вашу совесть дочиста, – сказала Лидия. – Нет ничего такого, в чем вы могли бы чувствовать себя виновным.
– Я хочу чувствовать себя виновным, – сказал он.
– Почему, мистер Миллер?
– Не знаю, – сказал он.
– Вы, вероятно, хотите принять участие в его смерти.
Эл ничего не сказал.
– Вместо того чтобы повидать его, – сказала она. – Вот что вы делаете. Такова ваша система.
Он пожал плечами, по-прежнему глядя в стол.
Открыв свою кожаную сумку, Лидия поискала в ней, а затем вынула руку, что-то в ней зажав; он увидел, что это пятидолларовая банкнота. Она сунула ее в карман его рубашки. Когда он поднял на нее взгляд, она сказала:
– Я хочу, чтобы вы прислали в морг цветы и тем выказали свои чувства.
– Я могу купить цветы, – сказал он.
– Нет, не можете, – спокойно возразила она. – Разве вы можете? Разве вы когда-нибудь такое делали? Никогда в жизни, мой дорогой юный друг. И вы никогда не бывали на похоронах. Вы не знаете, как это делать. В этом мире существует множество вещей, относительно которых лично вы не знаете, как ими заниматься. Вы, сказала бы я, если это вас не обидит, в определенном смысле варвар.
– Варвар, – повторил он.
– Но у вас есть инстинкты, – говорила она, направляясь наружу из домика и начиная закрывать за собой дверь. – Хорошие инстинкты, которые вас спасут, если этого еще не произошло. Вы должны полагаться на них, а также, мой дорогой юный друг, на кого-то еще, кто может показать вам, как действовать в этом нашем старом жестоком мире, который, увы, так мало вам понятен. Так прискорбно мало.
– Господи, – сказал он, поднимая на нее взгляд. На мгновение его испугал ее необычный подбор слов.
Она улыбнулась.
– Что вы думаете? Что вы чувствуете? Скажите мне, что говорят вам ваши инстинкты о том, как жить. О том, как вам следует начать вашу жизнь, впервые по-настоящему.
Они велят мне убить себя, подумал он. Но вслух этого не сказал; он вообще ничего не сказал вслух.
Дверь наконец закрылась. Лидия ушла. Он сидел на том же месте, радуясь, что снова остался один, что она ушла. Но мгновением позже дверь снова открылась.
– Мистер Миллер, – сказала она. – Я заметила, что ваша великолепная старая машина разбита вдребезги. Что с ней случилось?
– Они выместили это на машине, – сказал Эл.
– Таково было мое впечатление, – сказала она, – когда я увидела ее с разбитыми стеклами и вспоротой обшивкой. – Она снова вошла и присела к столу, глядя ему в лицо. – Вот что я для вас сделаю, – сказала она, – я куплю ее у вас. Я знаю из того, что слышала в прошлом, главным образом от вас, сколько вы ожидали за нее выручить. Около двух тысяч долларов. Не так ли?
Он кивнул.
– Тогда я куплю ее у вас за эту цену.
Она положила на стол чековую книжку, взяла авторучку и стала аккуратно заполнять чек.
– Хорошо, – сказал он.
Она, улыбаясь, писала.
– Вас не удивляет, что я его беру? – сказал он. Его самого удивляла собственная реакция. То, что он согласен был принять чек. – Мне нужны эти две тысячи долларов, – сказал он.
Все было ровно настолько просто. С двумя тысячами долларов он мог уехать. А без них не мог. Вполне возможно, что эти две тысячи долларов спасут жизнь ему и его жене.
Как только Лидия ушла, он запер стоянку и поехал в банк, на который был выписан чек. Банк обналичил чек без малейших затруднений; Эл обратил деньги в дорожные чеки, а затем поспешил к себе домой.
Войдя, он застал Джули в спальне, где она укладывала свою одежду в один из чемоданов.
– У меня достаточно денег, чтобы мы уехали отсюда и устроились где-нибудь еще, – сказал он.
– В самом деле? – сказала она, продолжая укладывать вещи.
Усевшись на кровать рядом с чемоданом, он выложил книжки дорожных чеков.
После долгого молчания Джули спросила:
– И куда же ты намерен нас повезти?
– Мы выедем, – сказал он, – а по дороге решим.
– Прямо сейчас? – Она смотрела, как он достает другой чемодан и начинает укладывать свои собственные вещи.
– Сядем на автобус, как только соберемся, – сказал он.
На это она ничего не сказала. Возобновила сборы. Они оба занимались этим бок о бок, пока не собрали столько, сколько было разумно с собою взять.
– Когда ты уехал, был еще один звонок, – сказала Джули, показывая на бювар. – Я записала номер. Тот тип сказал, чтобы ты перезвонил ему, как только сможешь.
Это, заметил он, был номер домашнего телефона Хармана.
– Он говорил очень странно, – сказала Джули. – Я и половины не могла понять. Сначала думала, что он ошибся номером; он словно бы говорил с какой-то компанией.
– С организацией, – сказал Эл.
– Да, все время повторял «вы, сотрудники».
– Мы готовы, – сказал Эл.
Подхватив свой чемодан, она двинулась к двери.
– Как противно, что приходится все это здесь оставлять. – Остановившись, она дотронулась до пепельницы на кофейном столике. – Ее здесь не будет, когда мы вернемся; мы никогда больше не увидим ни одной из этих вещей.
– Иногда приходится идти и на это, – сказал Эл.
Все еще медля, она сказала:
– Мне нравится район Залива.
– Знаю, – сказал он.
– Ты сделал что-то ужасное, – сказала она, – верно? Я поняла это, как только пришла сегодня домой. Это имеет отношение к смерти Джима Фергессона? Может, ты пытался заполучить его деньги. Я не знаю. – Она тряхнула головой. – Ты никогда не скажешь. По-моему, такое происходит все время. Мне он никогда не нравился. Все равно у него не было права на эти деньги. Говорю то же, что и раньше: я хотела, чтобы он умер. Он очень плохо к тебе относился. – Она не сводила с него глаз.
Он поднял свой чемодан и направился к двери; ведя впереди себя жену, вышел в прихожую.
Вместо того чтобы воспользоваться собственной машиной, они добрались до автобусной станции «Грейхаунд» на такси. Он купил билеты в Спаркс, штат Невада. Часом позже, после ожидания на станции, они ехали в двухэтажном автобусе с кондиционером по шоссе 40, пролегающем через огромную плоскую долину Сакраменто.
Был ранний вечер, и воздух уже остыл. Другие пассажиры дремали, читали или смотрели в окно. Джули смотрела в окно, время от времени говоря что-нибудь о полях и фермах, мимо которых они проезжали.
Когда они въехали в Сакраменто, было еще светло. Автобус стоял достаточно долго, чтобы пассажиры могли поужинать, а затем они снова двинулись. Теперь уже было темно. Автобус начал подниматься по более старому, серпантинному шоссе, которое вело из Сакраменто в Сьерры. На дороге встречались в основном большие грузовики. Выглядывая в окно, Эл видел придорожные закусочные, крытые фруктовые лотки и заправочные станции. Поля теперь остались позади.
– Эта часть пути довольно-таки унылая, – сказала Джули. – Хорошо, что мы ее по-настоящему не видим. Но я хотела бы увидеть Сьерры.
– Это и есть Сьерры, – сказал Эл. – Всю дорогу будет вот так же. Рекламы да бары.
– А на той стороне как?
– Увидим, – сказал он.
– Во всяком случае, – сказала Джули, – воздух здесь хороший.
15
В Спарксе, штат Невада, он купил билеты до Солт-Лейк-Сити. Несколько часов они провели, прогуливаясь по Спарксу; он располагался невдалеке от Рено и был очень современным и ухоженным. А потом они отправились в путь через пустыню Невада. Было три тридцать утра.
Оба они спали. За пределами автобуса не было ничего – ни огней, ни жизни. Автобус, ревя, мчался вперед без остановок.
Когда Эл проснулся, солнце уже встало; повсюду вокруг он видел каменистые земли, холмы, образованные разрушенными скалами, колючие серые растения и там и сям вдоль дороги заброшенные развалины человеческих жилищ. Было восемь пятнадцать. Судя по расписанию, они были почти у границы Юты.
В Вендовере автобус остановился, чтобы они могли позавтракать. Это была последняя остановка в Неваде, последние игровые автоматы. Городок лежал вдоль шоссе, и между каждым домом или магазином простирались обширные участки песчаной почвы, на которых ничего не росло. Чтобы размять ноги, они с Джули прошли его по всей длине, а потом вернулись в кафе, где заказали оладьи и ветчину.
– Мы могли бы сейчас быть почти где угодно в Калифорнии, – сказала Джули, оглядывая кафе. – Такие же будки, такая же касса. Музыкальный автомат. – Кафе выглядело недавно построенным; все в нем было свежеокрашенным и стильным. – Единственное отличие, – сказала она, – это газета. И нелепая земля снаружи.
Несколько других пассажиров тоже ели в этом кафе, так что отстать от автобуса они не боялись.
– Мы остановимся в Солт-Лейк-Сити? – спросила Джули.
– Может быть, – сказал он. Это место казалось ему в той же мере подходящим для переезда, как и любое другое. По крайней мере, исходя из того, что он о нем слышал.
– Это по-своему увлекательно, – сказала Джули, – такое вот приключение… мы не знаем, куда направляемся, просто едем вперед, не останавливаясь. Отсекая себя от своего прошлого. От своих семей. – Она улыбнулась ему. Ее лицо осунулось от недосыпа, одежда измялась. С ним было то же самое. И ему надо было побриться.
Внезапно у него появилось дурное предчувствие. Солт-Лейк-Сити – слишком большой город. Наверняка у них там есть свое представительство.
– Думаю, мы поедем дальше, как только доберемся до Солт-Лейк-Сити, – сказал он.
Достав карту, стал изучать возможности. Требовался город достаточно маленький, чтобы не представлять интереса для организации Хармана, но и достаточно большой, чтобы он мог найти там работу или заняться бизнесом. Открыть стоянку подержанных автомобилей, подумал он. Денег хватит; в обрез, но хватит, если покупать с умом.
– Мне хочется посмотреть Солт-Лейк-Сити, – сказала Джули. – Всегда хотелось.
– Мне тоже, – сказал он.
– Но мы не можем. – Она посмотрела на него изучающим взглядом.
– Нет, – сказал он.
– У меня в этом деле права голоса нет?
– Лучше предоставь решать мне, – сказал он.
Джули вернулась к еде. Он тоже.
Выйдя из кафе, они медленно зашагали к припаркованному автобусу «Грейхаунд». Шофер был им виден: он выбрался из кабины и разговаривал с двумя женщинами среднего возраста. Так что они не торопились.
– Это очень милый городок, – сказала Джули. – Но делать здесь нечего. Мы его весь видели. Это просто место, где люди могут остановиться, поесть, починить свои машины и в последний раз рискнуть несколькими монетами на игровом автомате. – Она повернулась к нему: – Ты здесь чувствуешь себя в большей безопасности? Вероятно, нет. Ты никогда не будешь чувствовать себя безопаснее. Потому что на самом деле это у тебя внутри.
– Что – это? – спросил он.
– Тот конфликт. То, от чего ты бежишь. Психологи говорят, что мы носим свои проблемы в себе.
– Может, и так, – сказал он. Ему не хотелось с ней спорить.
Они подошли к автобусу. Дверь была открыта, и он начал подниматься по металлическим ступенькам.
– Я, наверно, не буду садиться, – сказала Джули.
– Хорошо, – сказал он, соскакивая обратно на землю.
– Вообще. – Она не моргнула, встретившись с ним взглядом. – Я решила не ехать дальше. По-моему, в тебе есть что-то такое, чего ты не замечаешь и никогда не замечал. И ты увлекаешь меня за собой. Если ты попытаешься силой затащить меня в автобус, я закричу, и тебя остановят. Я вижу вон там дорожного патрульного или кого-то в этом роде. – Она кивнула, и он увидел припаркованную патрульную машину с ее непременной антенной.
– Так ты собираешься остаться в Вендовере? – спросил он, испытывая муку.
– Нет. Я собираюсь сесть на первый автобус, идущий обратно в Рено, провести там несколько дней и сделать кое-какие покупки, а потом, если он мне понравится, остаться там и получить развод по законам Невады[27] и, конечно, устроиться на работу. А если он мне не понравится, я вернусь в Окленд и получу развод по законам Калифорнии.
– На что?
– Разве ты не дашь мне часть денег?
Он молчал. Другие пассажиры, видя их возле автобуса, стали подходить, опасаясь отстать. Водитель заканчивал свой разговор с женщинами средних лет.
– Я хотела бы вернуться вместе с тобой, – сказала Джули, – но ты, наверное, не захочешь; ты будешь бежать все дальше и дальше.
Он тяжело вздохнул.
– Да, – сказала она. – Вздыхаешь, потому что знаешь, что это правда.
– Чушь, – сказал он.
– Просто дай мне денег. Даже не половину. Всего, скажем, пятьсот долларов. Я знаю, сколько там; у тебя останется почти полторы тысячи. По калифорнийскому закону о совместной собственности половина этого принадлежит мне. Но меня это не волнует. Я лишь хочу покончить с этой… патологией. С этой… – Она умолкла. Другие начали проходить мимо них и подниматься в автобус.
Эл сказал:
– Мне надо подписать дорожные чеки, иначе они будут недействительны.
– Хорошо, – сказала она.
Прижимая чеки к боковой стенке автобуса, он подписал их на пятьсот долларов. Затем отдал жене.
– Что ж, – сказала она тихо, – ты таки дал мне всего пятьсот долларов. Я думала, ты, может, предложишь мне половину. Ладно, неважно. – Глаза ее наполнились слезами, а потом она повернулась к подошедшему водителю: – Я хотела бы получить свой багаж; я дальше не еду. Можно? – Она протянула ему квитанцию. Водитель глянул на Джули, потом на Эла, потом принял квитанцию.
Эл прошел в автобус и снова уселся на свое место, один. Внизу, снаружи, водитель выгружал багаж Джули. Достав чемодан, он захлопнул металлическую дверцу, после чего поспешил подняться в автобус и усесться за руль. Мгновением позже заревел двигатель, из выхлопной трубы повалил черный дым. Оставшиеся пассажиры быстро забрались в автобус и расселись по своим местам.
Сидя в автобусе, Эл видел, как его жена удаляется со своим чемоданом, направляясь в здание станции. За ней закрылась дверь. А потом закрылись и двери автобуса, и автобус поехал.
Он ничего не чувствовал, кроме того, что произошел разрыв, страшный, бессмысленный разрыв. Какое теперь имело значение, едет он дальше или нет? Но он продолжал двигаться дальше, вершить свой одинокий путь в Солт-Лейк-Сити и куда бы то ни было после него. Может быть, так для нас лучше, думал он. Разделиться. По крайней мере, они не достанут нас обоих. Попытка заставить ее ехать вместе с ним была безнадежна с самого начала. Никого невозможно к чему-то принудить, подумал он. Я не могу заставить Джули делать то, что я хочу, ничуть не более, чем Лидия Фергессон способна была заставить меня пойти в морг или послать в морг цветы. Каждый из нас проживает свою собственную жизнь, к добру или худу.
Большое Соленое озеро оказалось огромным, горячим, белым и беспокойным. К полудню автобус его пересек[28] и въехал в плодородную зеленую часть Юты с деревьями и маленькими озерцами; глазам Эла снова предстала сельская местность, мало отличавшаяся от Калифорнии. Движение на шоссе было очень сильным. Впереди он видел окрестности большого города.
Солт-Лейк-Сити оказался так же запруженным народом, оживленным и густо застроенным, как область Залива; как и в Окленде, здесь было много городов поменьше, расположенных так близко к нему, что они сливались. Жилые и деловые районы, думал он, глядя в окно автобуса, повсюду примерно одинаковы. Мотели, аптеки, заправочные станции, химчистки, магазины дешевых товаров… дома, казалось, были в основном из кирпича или камня, а те, что из дерева, выглядели необычайно прочными. Улицы были ухоженными и шумными. Он видел много подростков и их машины, такие же переделанные старые колымаги, которые день напролет сновали по авеню Сан-Пабло.
Во многих отношениях, решил он, Солт-Лейк-Сити представлял собой идеальный город для бизнеса с подержанными машинами. В нем, казалось, ездили все, и на улицах было полно старых машин.
Когда он сошел с автобуса в центральной части Солт-Лейк-Сити, его подхватили двое полицейских в штатском и отвели в сторону от станции.
– Вы Элан Миллер из Окленда, штат Калифорния? – спросил один из них, показывая свой значок.
Его это настолько подкосило, что он в ответ лишь утвердительно кивнул.
– У нас ордер на ваш арест, – сказал полицейский в штатском, показывая сложенную бумагу, – и возврат в штат Калифорния. – Зажав его между собой, они повели его к обочине, к своей припаркованной полицейской машине.
– За что? – спросил Эл.
– За мошенничество, – сказал они из них, вталкивая его в машину. – Вымогательство денег под фальшивым предлогом.
– Каких денег? – спросил он. – Кто меня обвиняет?
– Иск подписан в округе Аламеда, Калифорния, миссис Лидией Фергессон. – Полицейский завел машину, и они влились в транспортный поток деловой части Солт-Лейк-Сити. – Вы пробудете здесь пару дней, а потом отправитесь обратно.
Оба они спали. За пределами автобуса не было ничего – ни огней, ни жизни. Автобус, ревя, мчался вперед без остановок.
Когда Эл проснулся, солнце уже встало; повсюду вокруг он видел каменистые земли, холмы, образованные разрушенными скалами, колючие серые растения и там и сям вдоль дороги заброшенные развалины человеческих жилищ. Было восемь пятнадцать. Судя по расписанию, они были почти у границы Юты.
В Вендовере автобус остановился, чтобы они могли позавтракать. Это была последняя остановка в Неваде, последние игровые автоматы. Городок лежал вдоль шоссе, и между каждым домом или магазином простирались обширные участки песчаной почвы, на которых ничего не росло. Чтобы размять ноги, они с Джули прошли его по всей длине, а потом вернулись в кафе, где заказали оладьи и ветчину.
– Мы могли бы сейчас быть почти где угодно в Калифорнии, – сказала Джули, оглядывая кафе. – Такие же будки, такая же касса. Музыкальный автомат. – Кафе выглядело недавно построенным; все в нем было свежеокрашенным и стильным. – Единственное отличие, – сказала она, – это газета. И нелепая земля снаружи.
Несколько других пассажиров тоже ели в этом кафе, так что отстать от автобуса они не боялись.
– Мы остановимся в Солт-Лейк-Сити? – спросила Джули.
– Может быть, – сказал он. Это место казалось ему в той же мере подходящим для переезда, как и любое другое. По крайней мере, исходя из того, что он о нем слышал.
– Это по-своему увлекательно, – сказала Джули, – такое вот приключение… мы не знаем, куда направляемся, просто едем вперед, не останавливаясь. Отсекая себя от своего прошлого. От своих семей. – Она улыбнулась ему. Ее лицо осунулось от недосыпа, одежда измялась. С ним было то же самое. И ему надо было побриться.
Внезапно у него появилось дурное предчувствие. Солт-Лейк-Сити – слишком большой город. Наверняка у них там есть свое представительство.
– Думаю, мы поедем дальше, как только доберемся до Солт-Лейк-Сити, – сказал он.
Достав карту, стал изучать возможности. Требовался город достаточно маленький, чтобы не представлять интереса для организации Хармана, но и достаточно большой, чтобы он мог найти там работу или заняться бизнесом. Открыть стоянку подержанных автомобилей, подумал он. Денег хватит; в обрез, но хватит, если покупать с умом.
– Мне хочется посмотреть Солт-Лейк-Сити, – сказала Джули. – Всегда хотелось.
– Мне тоже, – сказал он.
– Но мы не можем. – Она посмотрела на него изучающим взглядом.
– Нет, – сказал он.
– У меня в этом деле права голоса нет?
– Лучше предоставь решать мне, – сказал он.
Джули вернулась к еде. Он тоже.
Выйдя из кафе, они медленно зашагали к припаркованному автобусу «Грейхаунд». Шофер был им виден: он выбрался из кабины и разговаривал с двумя женщинами среднего возраста. Так что они не торопились.
– Это очень милый городок, – сказала Джули. – Но делать здесь нечего. Мы его весь видели. Это просто место, где люди могут остановиться, поесть, починить свои машины и в последний раз рискнуть несколькими монетами на игровом автомате. – Она повернулась к нему: – Ты здесь чувствуешь себя в большей безопасности? Вероятно, нет. Ты никогда не будешь чувствовать себя безопаснее. Потому что на самом деле это у тебя внутри.
– Что – это? – спросил он.
– Тот конфликт. То, от чего ты бежишь. Психологи говорят, что мы носим свои проблемы в себе.
– Может, и так, – сказал он. Ему не хотелось с ней спорить.
Они подошли к автобусу. Дверь была открыта, и он начал подниматься по металлическим ступенькам.
– Я, наверно, не буду садиться, – сказала Джули.
– Хорошо, – сказал он, соскакивая обратно на землю.
– Вообще. – Она не моргнула, встретившись с ним взглядом. – Я решила не ехать дальше. По-моему, в тебе есть что-то такое, чего ты не замечаешь и никогда не замечал. И ты увлекаешь меня за собой. Если ты попытаешься силой затащить меня в автобус, я закричу, и тебя остановят. Я вижу вон там дорожного патрульного или кого-то в этом роде. – Она кивнула, и он увидел припаркованную патрульную машину с ее непременной антенной.
– Так ты собираешься остаться в Вендовере? – спросил он, испытывая муку.
– Нет. Я собираюсь сесть на первый автобус, идущий обратно в Рено, провести там несколько дней и сделать кое-какие покупки, а потом, если он мне понравится, остаться там и получить развод по законам Невады[27] и, конечно, устроиться на работу. А если он мне не понравится, я вернусь в Окленд и получу развод по законам Калифорнии.
– На что?
– Разве ты не дашь мне часть денег?
Он молчал. Другие пассажиры, видя их возле автобуса, стали подходить, опасаясь отстать. Водитель заканчивал свой разговор с женщинами средних лет.
– Я хотела бы вернуться вместе с тобой, – сказала Джули, – но ты, наверное, не захочешь; ты будешь бежать все дальше и дальше.
Он тяжело вздохнул.
– Да, – сказала она. – Вздыхаешь, потому что знаешь, что это правда.
– Чушь, – сказал он.
– Просто дай мне денег. Даже не половину. Всего, скажем, пятьсот долларов. Я знаю, сколько там; у тебя останется почти полторы тысячи. По калифорнийскому закону о совместной собственности половина этого принадлежит мне. Но меня это не волнует. Я лишь хочу покончить с этой… патологией. С этой… – Она умолкла. Другие начали проходить мимо них и подниматься в автобус.
Эл сказал:
– Мне надо подписать дорожные чеки, иначе они будут недействительны.
– Хорошо, – сказала она.
Прижимая чеки к боковой стенке автобуса, он подписал их на пятьсот долларов. Затем отдал жене.
– Что ж, – сказала она тихо, – ты таки дал мне всего пятьсот долларов. Я думала, ты, может, предложишь мне половину. Ладно, неважно. – Глаза ее наполнились слезами, а потом она повернулась к подошедшему водителю: – Я хотела бы получить свой багаж; я дальше не еду. Можно? – Она протянула ему квитанцию. Водитель глянул на Джули, потом на Эла, потом принял квитанцию.
Эл прошел в автобус и снова уселся на свое место, один. Внизу, снаружи, водитель выгружал багаж Джули. Достав чемодан, он захлопнул металлическую дверцу, после чего поспешил подняться в автобус и усесться за руль. Мгновением позже заревел двигатель, из выхлопной трубы повалил черный дым. Оставшиеся пассажиры быстро забрались в автобус и расселись по своим местам.
Сидя в автобусе, Эл видел, как его жена удаляется со своим чемоданом, направляясь в здание станции. За ней закрылась дверь. А потом закрылись и двери автобуса, и автобус поехал.
Он ничего не чувствовал, кроме того, что произошел разрыв, страшный, бессмысленный разрыв. Какое теперь имело значение, едет он дальше или нет? Но он продолжал двигаться дальше, вершить свой одинокий путь в Солт-Лейк-Сити и куда бы то ни было после него. Может быть, так для нас лучше, думал он. Разделиться. По крайней мере, они не достанут нас обоих. Попытка заставить ее ехать вместе с ним была безнадежна с самого начала. Никого невозможно к чему-то принудить, подумал он. Я не могу заставить Джули делать то, что я хочу, ничуть не более, чем Лидия Фергессон способна была заставить меня пойти в морг или послать в морг цветы. Каждый из нас проживает свою собственную жизнь, к добру или худу.
Большое Соленое озеро оказалось огромным, горячим, белым и беспокойным. К полудню автобус его пересек[28] и въехал в плодородную зеленую часть Юты с деревьями и маленькими озерцами; глазам Эла снова предстала сельская местность, мало отличавшаяся от Калифорнии. Движение на шоссе было очень сильным. Впереди он видел окрестности большого города.
Солт-Лейк-Сити оказался так же запруженным народом, оживленным и густо застроенным, как область Залива; как и в Окленде, здесь было много городов поменьше, расположенных так близко к нему, что они сливались. Жилые и деловые районы, думал он, глядя в окно автобуса, повсюду примерно одинаковы. Мотели, аптеки, заправочные станции, химчистки, магазины дешевых товаров… дома, казалось, были в основном из кирпича или камня, а те, что из дерева, выглядели необычайно прочными. Улицы были ухоженными и шумными. Он видел много подростков и их машины, такие же переделанные старые колымаги, которые день напролет сновали по авеню Сан-Пабло.
Во многих отношениях, решил он, Солт-Лейк-Сити представлял собой идеальный город для бизнеса с подержанными машинами. В нем, казалось, ездили все, и на улицах было полно старых машин.
Когда он сошел с автобуса в центральной части Солт-Лейк-Сити, его подхватили двое полицейских в штатском и отвели в сторону от станции.
– Вы Элан Миллер из Окленда, штат Калифорния? – спросил один из них, показывая свой значок.
Его это настолько подкосило, что он в ответ лишь утвердительно кивнул.
– У нас ордер на ваш арест, – сказал полицейский в штатском, показывая сложенную бумагу, – и возврат в штат Калифорния. – Зажав его между собой, они повели его к обочине, к своей припаркованной полицейской машине.
– За что? – спросил Эл.
– За мошенничество, – сказал они из них, вталкивая его в машину. – Вымогательство денег под фальшивым предлогом.
– Каких денег? – спросил он. – Кто меня обвиняет?
– Иск подписан в округе Аламеда, Калифорния, миссис Лидией Фергессон. – Полицейский завел машину, и они влились в транспортный поток деловой части Солт-Лейк-Сити. – Вы пробудете здесь пару дней, а потом отправитесь обратно.