Диккенс Чарльз. Наш общий друг (Книга 3 и 4)

   Истинное благородство души бедного джентльмена заставляет его произнести эту последнюю фразу. "Иначе, - думает он, - будет казаться, что я отношусь к ней свысока, раз у меня нет своих таких же трудностей, а у нее. я знаю, они есть. Что было бы непорядочно, в высшей степени непорядочно".
   - И заступничество мистера Фледжби так же подействовало в вашем деле, как и в нашем? - спрашивает миссис Лэмл.
   - Так же не подействовало.
   - Может быть, вы скажете мне, где вы виделись с мистером Фледжби?
   - Простите, я так и хотел сделать. Я умолчал ненамеренно. Я встретил мистера Фледжби на месте, совершенно случайно. Под словами "на месте" я подразумеваю у мистера Райи, в Сент-Мэри-Экс.
   - Значит, вы имели несчастье попасть в руки мистера Райи?
   - К сожалению, сударыня, - отвечает Твемлоу, - единственное денежное обязательство, какое за мной имеется, единственный долг в моей жизни (но долг справедливый: заметьте, я его не оспариваю) попал в руки мистера Райи.
   - Мистер Твемлоу, - говорит миссис Лэмл, глядя ему в глаза, чего он с удовольствием избежал бы, но не может, - ваше обязательство попало в руки мистера Фледжби. Мистер Райя только его маска. Оно попало в руки мистера Фледжби. Позвольте вам сказать, к вашему сведению. Это может быть вам полезно, хотя бы только для того, чтобы избавить вас от легковерия; вы не будете судить о правдивости других по себе и вас не будут обманывать.
   - Быть не может! - восклицает ошеломленный Твемлоу. - Откуда вам это известно?
   - Сама не знаю откуда. Все стечение обстоятельств показало мне это; меня словно озарило.
   - Ах, так у вас нет доказательств!
   - Очень странно, - сказала миссис Лэмл холодно и резко, с некоторым пренебрежением, - до чего все мужчины похожи друг на друга в некоторых отношениях, хотя бы по характеру они были совершенно различны! Казалось бы, нельзя быть дальше друг от друга, чем мистер Твемлоу и мой муж. Однако мой муж говорит мне: "У вас нет доказательств", и мистер Твемлоу отвечает мне теми же самыми словами!
   - Но почему же, сударыня? - пытается спорить Твемлоу. - Подумайте: почему теми же самыми словами? Потому что они констатируют факт. Потому что у вас нет доказательств.
   - Мужчины очень умны по-своему, - произносит миссис Лэмл, свысока глядя на портрет Снигсворта и расправляя платье перед уходом, - но им тоже есть чему поучиться. Мой муж, который вовсе не так уж доверчив, прост или неопытен, так же не видит этого, как и мистер Твемлоу, - потому что нет доказательств. Однако пять женщин из шести на моем месте увидели бы это так же ясно, как вижу я. Как бы там ни было, я не успокоюсь (хотя бы в воспоминание о том, как мистер Фледжби поцеловал мне руку), пока и мой муж этого не увидит. А для вас будет лучше, мистер Твемлоу, если вы увидите это сейчас, хотя я и не могу представить вам доказательств.
   Она идет к двери, и мистер Твемлоу, провожая ее, позволяет себе надеяться, что положение дел мистера Лэмла еще поправимо.
   - Не знаю, - отвечает миссис Лэмл, останавливаясь и обводя узор на обоях кончиком зонта, - это зависит от многого. Может быть, теперь для него и найдется какой-нибудь выход, а может быть, и нет. Скоро узнаем. Если не найдется, мы обанкротимся здесь и нам, я думаю, придется уехать за границу.
   Мистер Твемлоу, по своему добродушию, желает, чтобы все устроилось к лучшему, и говорит, что за границей тоже можно вести очень приятный образ жизни.
   - Да, - отвечает миссис Лэмл, все еще водя зонтиком по стене, - но я сомневаюсь, чтобы карты и бильярд в качестве источника средств на оплату неопрятного табльдота можно было назвать приятным образом жизни.
   Для мистера Лэмла очень много значит, вежливо замечает Твемлоу (впрочем, очень шокированный), иметь рядом с собой ту, которая останется с ним во всех превратностях судьбы и чье смягчающее влияние удержит его от гибельных и порочащих репутацию занятий. Миссис Лэмл перестает водить по обоям зонтиком и смотрит на Твемлоу.
   - Смягчающее влияние, мистер Твемлоу? Нам надо есть и пить, одеваться и иметь крышу над головой. Всегда рядом с ним, во всех превратностях судьбы? Тут нечем хвастаться; что остается делать женщине в моем возрасте? Мы с мужем обманули друг друга, когда поженились; теперь надо мириться с последствиями обмана, то есть друг с другом, нести совместно бремя ежедневных интриг в расчете на сегодняшний обед и завтрашний ужин до тех пор, пока смерть не разведет нас.
   С этими словами она выходит на Дьюк-стрит, возле Сент-Джеймс-сквера. Мистер Твемлоу, возвратившись на свой диван, кладет больную голову па скользкий валик конского волоса, глубоко убежденный в том, что такой тягостный разговор совсем не то, что следовало бы принимать после чудодейственных пилюль, которые так полезны в отношении гастрономических удовольствий.
   Однако к шести часам вечера достойный маленький джентльмен чувствует себя гораздо лучше и облекается в старомодные шелковые чулки и башмаки с пряжками, собираясь на изумительный обед к Венирингам. В семь часов вечера он уже семенит по Дьюк-стрит, направляясь к углу, чтобы сэкономить шесть пенсов на извозчике.
   Божественная Типпинз к этому времени дообедалась до того, что человек скептически настроенный мог бы пожелать ей, разнообразия ради, наконец поужинать и лечь в постель. В таком скептическом настроении находится мистер Юджин Рэйберн, которого Твемлоу застает наблюдающим за Типпинз с самым мрачным выражением лица, в то время как это игривое создание подшучивает над ним, спрашивая, почему он до сих пор не занял место на мешке с шерстью *. Типпинз заигрывает и с Мортимером и грозит ему костяшками веера за то, что он был шафером у этих обманщиков, как их там? - ну, у тех, что обанкротились. В самом деле, веер настроен весьма оживленно и стукает мужчин направо и налево с довольно жутким звуком, наводящим на мысль о костях леди Типпинз.
   С тех пор как Вениринг вступил ради общественного блага в парламент, у него появилось новое поколение близких друзей, к которым миссис Вениринг очень внимательна. Об этих друзьях, как об астрономических расстояниях, можно говорить только в самых грандиозных цифрах. Бутс рассказывает, что один из них - подрядчик, который (это уже вычислено) дает работу полумиллиону людей, прямо или косвенно. Бруэр говорит, что другой из них, директор компании, в большом спросе в разных комитетах, настолько далеко отстоящих друг от друга, что ему приходится проезжать по железной дороге никак не меньше трех тысяч миль в неделю. Буфер говорит, что у третьего полтора года назад не было шести пенсов в кармане, но благодаря своему финансовому гению он выпустил акции по восемьдесят пять, скупил их без денег, а потом продал за наличные по номиналу - так что теперь у него триста семьдесят пять тысяч фунтов, - Буфер особенно настаивает на семидесяти пяти тысячах лишку и не желает уступать ни единого фартинга. Леди Типпинз вместе с Бутсом, Бруэром и Буфером особенно изощряется в шутках насчет этих Отцов биржевой церкви: она наводит лорнет на Бутса, Бруэра и Буфера и спрашивает, как они думают, стоит ли ей пококетничать с Отцами, принесет ли ей это богатство? и прочие шуточки в том же роде. Вениринг, напротив, очень внимателен к Отцам церкви, благоговейно удаляется с ними в оранжерею, откуда иногда доносится слово "комиссия", и где Отцы поучают Вениринга, как ему надлежит пройти мимо рояля, вступить на предкаминный коврик, перейти открытое поле у канделябров, влиться в движение толпы у консолей и в корне уничтожить оппозицию у оконных гардин.
   Мистер и миссис Подснеп тоже присутствуют на обеде, и Отцы делают открытие, что миссис Подснеп - представительная женщина. Ее берет на буксир один из Отцов - бутсовский Отец, тот самый, который дает работу полумиллиону человек, - и ставит ее на якорь по левую руку от Вениринга; таким образом предоставив резвой Типпинз по правую руку от него (он, как и всегда, являет собой пустое место) возможность умолять, чтобы ей рассказали что-нибудь про этих милых землекопов; правда ли, что они питаются сырыми бифштексами и пьют портер прямо из бочек. Но, невзирая на все эти маленькие стычки, все же чувствуется, что обед был затеян для того, чтобы изумляться, и что изумлением не следует пренебрегать. И потому Бруэр, как человек, которому надлежит заботиться о поддержании своей громкой репутации, становится истолкователем общего настроения.
   - Нынче утром, - говорит Бруэр, дождавшись благоприятной паузы, - я взял кэб и поехал на эту распродажу.
   Бутс, пожираемый завистью, говорит:
   - И я тоже.
   Бруэр говорит:
   - И я тоже, - но не может найти никого, кто заинтересовался бы его сообщением.
   - И на что это было похоже? - осведомляется Вениринг.
   - Уверяю вас, - отвечает Бруэр, озираясь вокруг в поисках более достойного слушателя и отдавая предпочтение Лайтвуду, - уверяю вас, вещи шли почти задаром. Довольно приличные вещи, но ничего не дали.
   - Я тоже так слышал нынче днем, - говорит Лайтвуд.
   Бруэр хотел бы знать, то есть хотел бы спросить сведущего человека, каким образом - эти люди - могли дойти - до такого - полного краха? (Расстановку он делает для пущей торжественности.)
   Лайтвуд отвечает, что с ним, разумеется, советовались, но приостановить распродажу, не имея денег, он не мог, и потому не выдаст никакой тайны, если предположит, что это произошло оттого, что люди жили не по средствам.
   - Но как это возможно - жить не по средствам, - говорит Вениринг.
   Ага! Все чувствуют, что выстрел попал прямо в цель. Как это возможно жить не по средствам! Химик, обнося гостей шампанским, смотрит так, словно мог бы объяснить им, как это возможно, если бы только захотел.
   - Могу себе представить, - говорит миссис Вениринг, положив вилку и складывая вместе кончики своих орлиных пальцев, - как может мать смотреть на свою крошку, зная, что они живут не по средствам! (Она обращается к тому из Отцов, который делает три тысячи миль в неделю.)
   Юджин выражает предположение, что миссис Лэмл не на кого смотреть, раз у нее нет ребенка.
   - Совершенно верно, - отвечает миссис Вениринг, - но принцип остается тот же.
   Бутсу ясно, что принцип остается тот же. Буферу тоже это ясно. Такова уж несчастная судьба Буфера - вредить делу, становясь на его защиту. Остальное общество вяло соглашалось с положением, что принцип остается тот же, пока Буфер не сказал, что он тот же; и тогда возник общий ропот, что принцип вовсе не тот.
   - Но я не понимаю, - говорит Отец с тремястами семьюдесятью пятью тысячами, - если эти люди, о которых тут говорилось, занимали положение в обществе, - значит, они принадлежали к обществу?
   Вениринг должен признаться, что они здесь обедали и что даже свадьбу их сыграли тут.
   - Тогда я не понимаю, - продолжает Отец, - каким образом жизнь не по средствам могла довести их до того, что здесь назвали полным крахом? Потому что всегда возможно исправить положение дела, в том случае, конечно, если люди что-нибудь значат.
   Юджин, который, по-видимому, настроен мрачно и склонен предполагать, высказывает такое предположение:
   - Предположим, у вас нет средств, а вы живете не по средствам?
   Такие обстоятельства, слишком уж безнадежные, Отец не склонен обсуждать. Для всякого, кто хоть сколько-нибудь себя уважает, они тоже не подлежат обсуждению, - и потому отвергаются единогласно. Но это до того удивительно, как люди вообще могут дойти до полного краха, что каждый чувствует себя призванным дать особое объяснение. Один из Отцов говорит: "Играл в карты". Другой Отец говорит: "Спекулировал, не зная того, что спекуляция есть наука". Бутс говорит: "Лошади". Леди Типпинз говорит, прикрывшись веером: "Жизнь на два дома". Так как мистер Подснеп ничего не говорит, то спрашивают его мнения, которое он высказывает следующим образом, весь раскрасневшись и чрезвычайно сердито:
   - Не спрашивайте меня. Я не желаю обсуждать дела этих людей. Мне не нравится эта тема. Это одиозная тема, оскорбительная тема, мне она претит, и я...
   Излюбленным жестом правой руки, который смахивает все затруднения прочь и таким образом устраняет их навсегда, мистер Подснеп смахивает с лица земли этих жалких и совершенно непонятных людей, которые жили не по средствам и дошли до полного краха.
   Юджин, откинувшись на спинку стула, наблюдает за мистером Подснепом с самым непочтительным выражением лица и, может быть, собирается высказать новое предположение, когда все замечают, что Химик о чем-то спорит с кучером. Кучер выказывает намерение войти в столовую с серебряным подносом, словно желая сделать сбор для своего семейства; Химик же оттесняет его к буфету. Превосходя кучера величавостью, если не военными талантами, Химик одерживает победу над человеком, который ровно ничего собой не представляет, когда он не на козлах; и кучер, уступив победителю поднос, отступает побежденный.
   Тут Химик, заметив на подносе клочок бумаги, читает его, с видом литературного цензора, и, выбрав время, идет к столу и подает поднос мистеру Юджину Рэйберну.
   На что остроумная Типпинз замечает:
   - Лорд-канцлер подал в отставку!
   С раздражающей невозмутимостью и медлительностью, - он знает, что любопытство очаровательницы не знает границ, - Юджин делает вид, что не может обойтись без монокля, достает его, протирает, с трудом разбирает записку, даже после того как он ее прочел. На ней написано еще не просохшими чернилами: "Юный Вред".
   - Дожидается? - оборотившись через плечо, доверительно спрашивает Юджин Химика.
   - Дожидается, - так же доверительно отвечает Химик.
   Юджин обращает извиняющийся взгляд к миссис Вениринг, выходит и видит у дверей холла юного Вреда, клерка Мортимера Лайтвуда.
   - Вы мне велели, сэр, привести его, где бы вы ни были, если вас не будет, а я буду дома, - говорит шепотом ртот скромный юноша, становясь на цыпочки, - вот я его и привез.
   - Молодец. Где же он? - спрашивает Юджин.
   - Он в кэбе, сэр, перед подъездом. Я подумал, что лучше его не показывать, если можно; он весь трясется, вроде как... - сравнение юного Вреда, быть может, подсказано окружающими его блюдами со сладким, - вроде как бланманже.
   - Опять-таки молодец, - отвечает Юджин. - Я к нему выйду.
   Выходит тут же и, небрежно положив руки на открытое окно кэба, смотрит на мистера Швея, который привез с собой свою собственную атмосферу, и судя по запаху, привез ее, удобства ради, в ромовом бочонке.
   - Ну, Швей, проснитесь!
   - Мистер Рэйберн? Адрес! Пятнадцать шиллингов!
   Внимательно прочитав поданный ему грязный клочок бумаги и спрятав его в карман жилета, Юджин отсчитывает деньги: начинает с того, что неосторожно отсчитывает первый шиллинг в руку мистера Швея, которая дергается, и монета вылетает в окно кэба, и в конце концов швыряет пятнадцать шиллингов прямо на сиденье.
   - Ну, молодец, теперь отвези его обратно к Чаринг-Кроссу, а там отделайся от него.
   Возвратившись в столовую и задержавшись на секунду позади экрана у дверей, Юджин слышит, за гомоном и стуком тарелок, голос прелестной Типпинз:
   - Я просто умираю, до того мне хочется спросить, зачем его вызывали?
   - Вот как? - бормочет Юджин. - Если ты не спросишь, может и в самом деле умрешь? Тогда я облагодетельствую общество и уйду. Прогулка, сигара - и я смогу это обдумать. Да, обдумать!
   С задумчивым лицом он разыскивает свое пальто и шляпу, незримо для Химика, и уходит своей дорогой.
   КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
   Поворот
   ГЛАВА I - Ловушка поставлена
   Тихим летним вечером все ласкало глаз вокруг Плэшуотерского шлюза. Мягкий ветерок шелестел свежей листвой зеленых деревьев, легкой тенью скользил над рекой и еще легче касался склоняющейся перед ним травы. Журчанье речной воды, подобно голосам морского прибоя и вихря, могло бы служить напоминанием о внешнем мире любому задумавшемуся человеку - только не мистеру Райдергуду, который попросту дремал, сидя на ровном выступе шлюзового затвора. Прежде чем выцеживать вино из бочки, его надо налить туда, но мистера Райдергуда не удосужились наполнить вином тонких чувств, и потому ничто в природе не могло откупорить ему душу.
   Клюя носом, Плут то и дело терял равновесие и, просыпаясь, яростно таращил глаза и рычал, будто злобствуя на самого себя за неимением кого другого. После очередного пробуждения окрик: "Эй, там! У шлюза!" - помешал ему снова погрузиться в дремоту. Встав и встряхнувшись всем телом, как и подобает свирепому зверю, он заключил свое рычание ответным возгласом и повернулся, глядя вниз по течению.
   Окликнул его гребец, который работал веслами быстро и легко, а сидел он в такой утлой лодочке, что при виде ее Плут пробормотал: "Ишь, скорлупка, бьюсь об заклад, опрокинешься!" -после чего принялся ворочать лебедкой и отворять щит шлюза, чтобы пропустить гребца. Тот встал и зацепился отпорным крюком за деревянную сваю, и тут Райдергуд узнал в нем "Другого Хозяина" мистера Юджина Рэйберна. Но мистер Рэйберн, то ли по невнимательности, то ли потому, что был слишком занят своей лодкой, не узнал его.
   Скрипучие створки медленно приотворились, и легкая лодочка вмиг проскользнула между ними; скрипучие створки сомкнулись за ней, и она задержалась внизу между двумя воротами, дожидаясь, когда вода поднимется и пропустит ее дальше. Райдергуд налег на вторую лебедку и, поворачивая ее, заметил, что в тени зеленой изгороди, у бечевника, лежит какой-то человек видимо, матрос с баржи.
   Вода в шлюзе медленно прибывала, разгоняя по краям тину, скопившуюся у створок, и поднимая вместе с собой лодку, так что гребец, точно привидение, вырастал в ней на всем виду у матроса с баржи. Райдергуд заметил, что матрос тоже приподнялся, опираясь на локоть и не сводя глаз с фигуры гребца, медленно выраставшей над камерой шлюза.
   Но пока створки с жалобным скрипом растворялись. Райдергуду надо было успеть получить сбор с проезжающего. "Другой Хозяин" швырнул на землю несколько монет, завернутых в бумажку, и тогда узнал его.
   - Ах, это вы, мой честный друг? - сказал Юджин, опускаясь на скамью и берясь за весла. - Значит, все-таки устроились здесь?
   - Все-таки устроился, только нет в этом заслуги ни вашей, ни адвоката Лайтвуда, - грубо ответил Райдергуд.
   - Мы приберегли свою рекомендацию, - сказал Юджин, - для следующего, кто подвернется, когда вас упекут на каторгу или повесят, мой честный друг. А посему не задерживайтесь здесь. Ладно?
   Юджин с таким невозмутимым видом налег на весла, что Райдергуд опешил и молча уставился вслед его лодке, которая скользнула мимо деревянных свай плотины, торчавших над водой, словно неподвижные волчки, и, уходя от встречного течения, скрылась у левого берега под нависшими над рекой ветвями. Так как теперь уже поздно было срезать противника хлестким ответом - если б это вообще оказалось под силу честному человеку, он ограничился злобной руганью вполголоса, после чего затворил шлюзные створы и вернулся по деревянному мостику на тот берег, где шел бечевник.
   Если, переходя мостик, Райдергуд и посмотрел на матроса, то разве лишь украдкой. Он лениво растянулся на земле, рядом с камерой шлюза, спиной к зеленой изгороди, и, взяв в рот травинку, стал жевать ее. Когда всплески весел Юджина Рэйберна затихли вдали, матрос прошел в тени изгороди, стараясь держаться как можно дальше от Райдергуда. Тот приподнялся, долго провожал его глазами и потом крикнул:
   - Э-эй! Плэшуотер! У шлюза!
   Эй! Матрос задержал шаги и оглянулся.
   - Плэшуотер! Эй! У шлюза! Эй! Третий Хозяин! - снова крикнул Райдергуд, поднеся руки ко рту.
   Матрос повернул назад. Чем ближе он подходил, тем больше Райдергуд убеждался, что это Брэдли Хэдстон, одетый в подержанное матросское платье.
   - Вот потеха-то! - Райдергуд хлопнул себя по ляжке и со смехом повалился на траву. - Вы что же это, Третий Хозяин, под меня подделались? Ишь какой я красавчик, если со стороны-то поглядеть!
   И в самом деле, во время своей ночной прогулки в обществе честного человека Брэдли Хэдстон, видимо, внимательно изучил его одежду, все приметил и постарался все запомнить. Теперь он был одет точно так же. И тогда как обычная одежда сидела на нем будто с чужого плеча, в теперешней он выглядел самим собой.
   - Разве это ваш шлюз? - с неподдельным изумлением спросил Брэдли. Там, где я спрятался, мне сказали, что надо идти до третьего, а это второй.
   - Обсчитались, сударь, - ответил Райдергуд, подмигнув ему и дернув головой. - Впрочем, вам не шлюзы нужны, а кое что другое. Да, да!
   Он весьма выразительно ткнул указательным пальцем в ту сторону, где скрылась лодка, и Брэдли раздраженно вспыхнул, бросив беспокойный взгляд вверх по реке.
   - Вы не шлюзы считали, - продолжал Райдергуд, как только учитель снова посмотрел на него. - Нет, не шлюзы!
   - Какие же иные расчеты я делал, по-вашему? Математические, что ли?
   - Первый раз слышу, чтобы оно так называлось. Слишком длинное слово. Хотя, кто вас знает, может у вас оно и так называется, - проговорил Райдергуд, все еще пожевывая травинку.
   - Оно? Что за "оно"?
   - Ну, не "оно", значит, "они", - последовал хладнокровный ответ. - Так лучше - спокойнее.
   - Как вас понимать? Что это за "они"?
   - Попреки, обиды, оскорбления, которые и вам наносили и от вас терпели, вражда не на жизнь, а на смерть и тому подобные штучки, - ответил Райдергуд.
   Брэдли Хэдстон снова вспыхнул, и взгляд его невольно снова устремился в сторону реки.
   - Ха-ха-ха! Не бойтесь, Третий Хозяин! - сказал Райдергуд. - Второму Хозяину приходится грести против течения, но он не торопится. Скоро вы его догоните. Да что я вам толкую! Вы и сами знаете, как легко было его обогнать, при желании-то, между тем местом, где он вышел из течения, скажем Ричмондом, и моим шлюзом.
   - Вы думаете, я слежу за ним? - спросил Брэдли.
   - Не думаю, а знаю, - сказал Райдергуд.
   - Да, это так, это так, - признался Брэдли. - А вдруг, - его беспокойный взгляд снова устремился к реке, - вдруг он сойдет на берег?
   - Эка беда! Сойдет - не пропадет! - сказал Райдергуд. - Лодка-то на берегу останется. Ее в узелок не завяжешь, под мышку не сунешь.
   - Вы разговаривали с ним. - Брэдли опустился на одно колено рядом со сторожем. - Что он вам говорил?
   - Дерзости, - ответил Райдергуд.
   - Что?
   - Дерзости, - повторил Райдергуд, сопроводив свой ответ ругательством. - Надерзил мне. Что от него услышишь, кроме дерзостей? Прыгнуть бы к нему в лодку с разбега, навалиться бы всей тушей да потопить!
   Брэдли отвернулся от сторожа и сказал, рванув пучок травы:
   - Будь он проклят!
   - Ура! - крикнул Райдергуд. - Вот за это хвалю! Ура! Молодец, Третий Хозяин!
   - На чей же счет он сегодня прохаживался? - спросил Брэдли и, силясь унять волнение, вытер лицо платком.
   - Он прохаживался на тот счет, - угрюмо, злобно проговорил Райдергуд, что меня должны скоро повесить, и чтобы я к этому готовился.
   - Вот он на что надеется! Ну что ж, пусть, пусть! Плохо ему придется, если люди, которых он оскорбил и над которыми надругался, будут знать, что их ждет виселица! Пусть лучше сам готовится встретить свою судьбу. Он и не подозревает, каков смысл этих слов, а то у него хватило бы ума промолчать. Пусть надеется! Пусть, пусть! Когда люди, над которыми он глумился, которых он оскорбил, будут готовиться к виселице, тогда мы услышим похоронный звон, но колокол прозвонит не по этим людям, нет, нет!
   Не сводя глаз с учителя, слушая его исступленные, полные злобы и ненависти слова, Райдергуд мало-помалу приподнимался с земли и под конец тоже стал на одно колено. Минуту они молча смотрели друг на друга.
   - Нда-а! - протянул Райдергуд, неторопливо выплевывая на траву свою жвачку. - Значит, надо понимать так, что Второй Хозяин отправился к ней?
   - Он выехал из Лондона вчера, - ответил Брэдли. - Теперь у меня почти не осталось сомнений, что он поехал к ней.
   - Значит, вы в этом еще не уверены?
   - Уверен! И вот откуда идет моя уверенность, - ответил Брэдли, хватаясь за грудь и сжимая пальцами свою грубую куртку, - Так уверен, будто вижу, что это начертано там! - Его рука стремительно взметнулась вверх, как бы полоснув небо ножом.
   - Да, но вы и раньше так думали и все ошибались, - возразил Райдергуд. Он выплюнул остатки жвачки и провел обшлагом по губам. - Это по лицу видно, вон как вас скрутило-то.
   - Слушайте, - Брэдли понизил голос и, наклонившись к сторожу, положил руку ему на плечо. - У меня сейчас каникулы...
   - Нечего сказать, каникулы! - пробормотал Райдергуд, разглядывая осунувшееся лицо учителя. - Хороши же у вас трудовые дни, если вы на отдыхе такой!
   - И как только каникулы у меня начались, - продолжал Брэдли, нетерпеливо отмахнувшись от него, - я все время слежу за ним. И не перестану следить до тех пор, пока не застану его с ней.
   - Ну, застанете, а тогда что?
   - Тогда вернусь сюда, к вам.
   Райдергуд оперся о левую ногу, встал и хмуро посмотрел на своего нового приятеля. Через минуту они, будто сговорившись, зашагали в том направлении, где скрылась лодка, - Брэдли впереди, Райдергуд немного отступя, Брэдли вынул из кармана скромный маленький кошелек (подарок учеников, купленный в складчину по одному пенни с каждого), а Райдергуд задумчиво провел обшлагом по губам.
   - Вот вам, получите фунт, - сказал Брэдли.
   - Получу два, - сказал Райдергуд.
   Между пальцами Брэдли сверкнул соверен. Шагая вразвалку рядом с учителем и глядя в сторону, на бечевник, Райдергуд поднял левую руку ладонью вверх и легонько потянул ее к себе. Брэдли полез в кошелек за вторым совереном, и на ладони Райдергуда звякнули две монеты, после чего рука его, заметно ускорив движение, препроводила получку в карман.
   - А теперь я пойду дальше, - сказал Брэдли. - Он, глупец, решил, что на реке будет легче замести следы или вовсе сбить с толку. Но для того, чтобы отделаться от меня, ему надо стать невидимкой!