Додд Кристина. Настоящая леди

   – У меня хватает трудностей с кузенами, которые уже живут во дворце. Ты сам разбирайся со своими делами.
   Хэдд пристально наблюдал за ним.
   – А что ты делал в конюшне?
   – Отличное местечко, где можно выпить. – Не удовольствовавшись этим объяснением, Йен решил уточнить: – Ну, здорово выпить. Изрядно нализаться, понимаешь? Компания тут подходящая. – Йен махнул рукой в сторону стойла. – У меня здесь настоящая родня. И потом, в этом месте я не встречаю свою прелестную возлюбленную. Я не должен слушать ее нежный голосок, нашептывающий мне, как она мною восхищается, и притворяться, что я забочусь только о ее интересах.
   – А разве не так?
   Смех Йена звучал принужденно.
   – Не говори глупостей, ты уже не маленький. Уж ее-то интересы меня нисколько не волнуют. Я ее и не люблю. Какая там любовь! – он придал последнему слову самую похотливую интонацию. – Мне ее денежки нужны. – Он неприязненно воззрился на Хэдда, словно тот упрекал его в чем-то. – А что в этом плохого?
   – Да ничего, я думаю, – спокойно отозвался Хэдд. – Я знаю, у благородных так водится.
   – Вот именно. А я ничем не лучше других Фэрчайлдов, черт побери! Такая же гнусная личность!
   Йен пытался выдержать свой задорный тон до конца, но это у него не получилось, и он сбивчиво пробормотал:
   – Только я своей гнусностью не наслаждаюсь.
   – Ты, стало быть, самый порядочный.
   – Да ты что! Скажешь тоже! Если я и переживаю, что мне приходится соблазнить женщину, я от этого не делаюсь лучше, чем вся эта прокаженная семейка.
   Йен слишком поздно заметил суховатую нотку в голосе Хэдда.
   – Да ты смеешься надо мной!
   – Может быть, и так.
   Хэдд вытянул свои длинные ноги и скрестил их в лодыжках.
   – Ты не жил с ними, как я. Повезло тебе, повезло… – пробормотал Йен.
   Тут он сбился с мысли, заметив приставшие к его жилету соломинки, особенно в одном месте. Смахивая их, он почувствовал под рукой влажность и никак не мог понять, кто бы это его облил. Он расстегнул жилет и подложил руку под мокрую ткань.
   – О чем я? – Мысли путались в его пьяном сознании.
   – О том, что ты обхаживаешь молодую леди ради ее денег.
   Его планы в отношении Мэри так быстро пришли ему на память, что он понять не мог, как это он о них забыл.
   – Каждый раз, когда она мне улыбается, каждый раз, когда она со мной танцует или смеется, я почти готов во всем признаться и просить прощения.
   Хэдд отхлебнул из бутылки.
   – А почему бы и нет?
   – Да ты не дури. Как я могу пойти на попятный? Это же был мой план. Впервые все семейство меня зауважало.
   Впрочем, откуда это мне в голову пришло, подумал Йен.
   – Но если я отступлюсь теперь, они меня просто выставят вон. Положим, мне наплевать, что Фэрчайлды обо мне подумают – с их мозгами они и думать-то неспособны – но я слишком долго с ними прожил. Они уже полностью развратили меня. Я ничего не могу поделать.
   Это так и было на самом деле. Прошли годы прежде чем Йен обнаружил в себе безнравственность, которую остальные Фэрчайлды так непринужденно выставляли напоказ. Теперь он понимал, что в этой безнравственности была своя притягательная сила.
   – Одной женщине, считающей меня порядочным человеком, не изменить меня.
   – Если ухаживание именно за этой тебя смущает, почему бы не найти другую богатую наследницу? – с любопытством спросил Хэдд.
   – Приглашены были только четыре наследницы, – сообщил ему Йен. – Остальных от меня скрыли, сам знаешь, какая у Фэрчайлдов репутация, да еще эта незаконнорожденность вдобавок. Нет, для меня есть только одна.
   – Жаль – Хэдда вся эта история скорее позабавила, чем встревожила.
   Удерживая дрожь в руке, Йен поднес бутылку ко рту и, запрокинув голову, отхлебнул, сморщившись, когда стекло звякнуло о его зубы. Опустив бутылку и вытерев губы кружевной манжетой, он сказал:
   – И теперь я уж добьюсь, чего хочу и когда хочу, иначе последствия падут на мою же голову. Что ты на меня так смотришь?
   – Как? – уточнил Хэдд.
   – Ну, как будто ты знаешь что-то, чего мне неизвестно. Уверяю тебя, что я доведу это дело до конца.
   Когда он подумал о своем положении в доме Фэрчайлдов, его решимость еще больше окрепла.
   – Не желаю больше терпеть лишения. Мне надоело вечное унижение. Я никогда, ни за что не стану больше зависеть от Фэрчайлдов.
   – А эта молодая леди, за которой ты ухаживаешь? – Хэдд поводил пальцем по горлышку бутылки, которую он все еще держал в руках. – Ты станешь пренебрегать ею?
   – Нет.
   – И не будешь бить ее?
   – Нет!
   – Не поселишь с ней в одном доме свою любовницу?
   – Разумеется, нет. Почему ты задаешь такие странные вопросы?
   – Нет, просто в чем же тогда дело? Насколько я понимаю, на этих девушках из общества женятся почти всегда ради их состояния. Ты говоришь, что ты такой же распутный, как и другие Фэрчайлды. Я не берусь судить о мужчинах, как судят о них женщины, но мне кажется, что тебе бы ничего не стоило осчастливить эту девушку. – Хэдд говорил так, будто его заботила судьба Йена.
   – Еще бы! Такого любовника, как я, поискать! Она должна бы меня обожать.
   – Ну, так что мешает делу?
   Кто-кто, а Йен хорошо знал, что мешает. Он был слишком пьян, чтобы удержаться от признания:
   – Она любит другого.
   Это удручавшее Йена обстоятельство вызвало у Хэдда только улыбку.
   – Откуда ты можешь это знать?
   Йен посмотрел на него с недоумением. Значит, Хэдд не придает ее любви никакого значения. Или он просто не верит, что Йен знает, о чем говорит. Поэтому лучше сказать ему правду.
   – А ты разве не знал, что я сын русалки?
   – Русалки? – Хэдд поднялся и сел. – Твоя мать действительно из подводного царства?
   Йен с удивлением взглянул на своего нового родственника. Тот был моложе, опрятнее, пристойнее его, превосходил его во всем и даже… знал больше его?
   – А что ты собственно знаешь о русалках? – спросил его Йен.
   – Я слышал в Шотландии древние легенды. – Шотландский акцент Хэдда намного усилился. – Но я еще никогда не встречал никого, кто бы претендовал на происхождение от обитателей моря.
   – Я ни на что не претендую, – устало сказал Йен. – Я есть то, что я есть.
   Хэдд впервые потянул из бутылки с таким видом, как будто ему было действительно необходимо выпить. Достав из жилетного кармана кожаный мешочек, он бросил его Йену.
   Тот поймал его и заглянул внутрь.
   – Морские камешки?
   – Брось-ка их мне назад. Где твоя мать теперь?
   – Вернулась в море. И покинула сына, оставив его отцу. Они всегда возвращаются в море.
   – И превращаются потом в тюленей.
   Хэдд расчистил место на полу и высыпал туда камни. Он посмотрел на них, потом на Йена, потом снова на камни.
   – Это волшебство. И как это на тебя подействовало?
   – Я скучаю по ней. – Йен произнес эти слова без особого выражения. Боль с годами прошла, и он уже почти не ощущал ее.
   Хэдд ничего не заметил. Собрав камни, он положил их снова в мешочек и опустил его в жилетный карман.
   – Я все-таки хочу спросить, откуда ты знаешь, что эта девушка любит другого? Потому что ты сын русалки?
   – А, ты вот о чем… – Йен с нарочитой небрежностью пожал плечами. – Я могу видеть… что люди чувствуют.
   – То есть как – видеть?
   Юноша был явно возбужден и заинтересован, но в его поведении не было никаких признаков недоверия, и поэтому Йен рассказал ему.
   – Я вижу свет, окружающий людей. Разного цвета свет.
   Йен провел ладонью по лицу, принявшему внезапно совсем утомленный вид.
   – Меня трудно обмануть.
   – А эта молодая леди – какой ты видишь свет вокруг нее?
   – Вокруг нее – золотистый ореол, и он усиливается и превращается в сияние, когда к ней приближается человек, которого она любит.
   Йен сознавал, что его тон становится все более мрачным и даже каким-то пророческим, но его это уже не беспокоило. Он смотрел на гладкую поверхность камня в своем кольце и думал, видит ли Хэдд, как загорается изнутри лунный камень, когда он прикасается к нему рукой.
   – Мне не часто случается видеть такое. Обычно только у супругов, которые давно женаты. Давно и счастливо женаты.
   Йен пристально следил за Хэддом, выжидая первого проявления недоверия или насмешки. Но не заметил ничего подобного.
   – Понятно. – Хэдду действительно казалось, что он понимает. Во всяком случае, он не собирался дразнить Йена и не смеялся над ним.
   – Но почему она тебя не прогонит, если любит другого?
   – Она не понимает, что я ухаживаю за ней. – Как было унизительно в этом признаться! – И не осознает, что она любит того человека.

Глава 16.

   Мэри, вздрогнув, проснулась. Как это случалось последние четыре дня, она широко раскрытыми глазами неподвижно уставилась в серую предрассветную мглу, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце.
   Убийца.
   Это слово эхом преследовало ее везде. Оно осталось у нее в сознании из ночного кошмара, кошмара, заполненного лакеями, которые обвиняюще указывали на нее пальцем, ожившими трупами, бесконечной дорогой на эшафот, над которым болталась петля виселицы.
   Убийца!
   Поднявшись с постели, она оделась в темное и на цыпочках подошла к куче записок, подсунутых за ночь ей под дверь. Она подобрала их и, подойдя окну, стала разбирать, пока не нашла ту, которую искала. Ту самую, с простой каплей воска вместо печати. Она уже знала, что в ней написано.
   Убийца.
   Это слово повторялось в каждой из них. Это единственное слово лишало ее покоя так, как это не могли бы сделать самые пространные обвинения.
   Мэри знала, кто писал эти записки. Она его больше не встречала, да в этом и не было нужды. У всех камердинеров в ее кошмарах была та же ухмылка, все они так же являли собой угрозу, как и тот человек, которого она увидела тогда ночью в коридоре. Он преследовал ее.
   Бросив взгляд на постель, где спала Джилл, Мэри отперла дверь. После того, как она получила первую записку, она попросила у миссис Бэггот ключ в надежде, что взаперти она сможет спать спокойнее, но она надеялась напрасно.
   Мэри уже совсем приготовилась выскользнуть в дверь, когда Джилл громко прошептала:
   – Будьте осторожны, мисс Фэрчайлд.
   – Постараюсь, – неуверенно ответила Мэри.
   Джилл явно не полагалась на здравомыслие своей госпожи. Она постоянно твердила, что блуждать одной по коридорам глупо и безрассудно. После получения первой записки Мэри подумала, что она, быть может, и права. Но она нигде не чувствовала себя в безопасности.
   В коридоре она проворно подошла к окну, в алькове сломала печать и развернула листок.
   «Убийца.
   Семья Бессборо все еще предлагает вознаграждение за поимку. Сотни фунтов достаточно, чтобы купить мое молчание. Я дам знать, где и когда».
   Бумага шелестела в дрожащей руке Мэри. Сотня фунтов? Он мог бы с таким же успехом запросить и тысячу. Хотя она и богатая наследница, но денег у нее нет и неизвестно, где их достать. Ловушка вот-вот захлопнется.
   Она должна бежать отсюда – немедленно!
   В панике она бросилась было обратно к себе в комнату. Резкое движение само по себе привело ее в чувство, вернув способность разумно рассуждать. Такое необдуманное поведение ни к чему не приведет. Если она попытается покинуть Фэрчайлд-Мэнор, Джилл пойдет прямо к леди Валери и все ей расскажет. Леди Валери пошлет за Себастьяном. Себастьян задержит ее и потребует объяснений. Плохо. Совсем плохо.
   Мэри прислонилась к стене и в бессилии закрыла глаза. Она в капкане. Она понимала это. Но угрозы, содержащиеся в записках, делали необходимость найти дневник леди Валери еще более настоятельной. Она должна найти этот дневник. Причем как можно быстрее. Найти его и выбраться отсюда.
   Ее решимость окрепла, и она немного успокоилась. Опустив записку в свой поместительный карман, она, как обычно, направилась на кухню.
   Слуги, конечно, взглянули на нее, когда она вошла, но за последние четыре дня она утвердилась в своем положении. К ней привыкли. Каждое утро, пока они заканчивали свой завтрак и начинали долгие приготовления к предстоящему дню, она была с ними дружелюбна, учтива и ненавязчива. Они по-прежнему настороженно за ней наблюдали, но уже не вели себя так, словно видели в ней пушечное ядро, готовое вот-вот разорваться. Пора было приступать к делу. Пришло время наконец выяснить, у кого из ее родни находится дневник.
   Миссис Бэггот налила в чайник кипятку и подошла к столу. Они обе сели завтракать. Мэри разливала чай и, между прочим, сказала:
   – Я все ищу кого-нибудь, кто бы рассказал мне побольше о моей семье. Я надеюсь, вы мне поможете. Как давно вы служите у Фэрчайлдов?
   Конечно, Мэри не сказала ей всю правду, но миссис Бэггот была слишком проницательна, чтобы что-то не заподозрить. В то же время она не могла даже и догадываться о подлинных причинах такого интереса со стороны Мэри, поэтому она с достоинством приняла у нее из рук чашку и произнесла:
   – Я начинала здесь судомойкой, мисс Фэрчайлд, когда мне было всего восемь лет.
   – Подумать только! – Мэри просто не могла поверить своей удаче. Миссис Бэггот, безусловно, должна знать все семейные тайны. – Редко кому удается так высоко подняться.
   – Лучше ослиная голова, чем лошадиный хвост, – изрекла миссис Бэггот известную среди прислуги истину. – Должна вам сказать, что в жизни я ничего не видела, кроме тяжелой работы, но, когда судьба дает женщине такое лицо, как у меня, разве у нее есть выбор?
   Мэри попыталась какими-то неопределенными звуками выразить свое несогласие, но тут же умолкла. Миссис Бэггот в этом не нуждалась. Она хотела, чтобы ее принимали за ту, кем она была на самом деле – умную, проницательную женщину, умеющую о себе позаботиться. Она не станет ради Мэри рисковать своим положением, она ясно дала это понять, но она оттаяла настолько, что теперь была готова немного посплетничать.
   – Я полагаю, никто не знает мою семью лучше вас, – слегка польстила ей Мэри, так, в качестве пробного камня.
   – Могу сказать не хвалясь, мисс Фэрчайлд, что это чистая правда.
   – Тогда, быть может, вы все же могли бы мне помочь.
   Миссис Бэггот с нарочитой медлительностью отмерила себе сахар в чашку.
   – Может быть.
   – Почему братья моего деда так жестоки ко мне? Лесли никогда не упускает случая высмеять меня или учить меня или…
   – Мистер Лесли обращается с вами так же, как он обращается со всеми. – Экономка внезапно замолчала.
   Ложка все звякала и звякала о фарфор. Миссис Бэггот энергично размешивала сахар. Вдруг, вынув ложку из чашки, она указала ею в сторону вертевшейся поблизости служанки.
   – Что тебе здесь нужно, Салли?
   Высокая неуклюжая девица пробормотала:
   – Ничего, мэм.
   – Тогда найди себе занятие где-нибудь подальше, а то я тебе его сама приищу. – Миссис Бэггот проследила глазами за медленно удалявшейся Салли и вытерла капли чая на столе. Снова повернувшись к Мэри, она сказала:
   – Ваш дядя Лесли – вредный старикашка. Он только тогда и бывает доволен, когда ему удастся принести кому-то несчастье.
   – Вам он, видно, приносил его много лет? – высказала догадку Мэри.
   Звяк. Звяк.
   – Да. Он и его братья. – Миссис Бэггот поджала губы, словно раскаиваясь в своей откровенности.
   – Я-то думала, что он только со мной такой. Я не хотела бы показаться сварливой и неуживчивой, но я думаю, все мои двоюродные деды…
   Она задумалась. Как же сказать – жестокие? Равнодушные? Любители поиздеваться над теми, кто не может дать им сдачи?
   Звяк. Звяк.
   Звук становился все громче, но голос миссис Бэггот понизился.
   – Видите там у плиты Эмму?
   Мэри давно обращала на нее внимание и удивлялась ее ловкости. Эмма размешивала, резала, толкла и все одной рукой. На другой полностью отсутствовали пальцы.
   – У нее все очень здорово получается.
   – С двумя руками у нее выходило куда лучше.
   Звяк, звяк. Так и чашка скоро разобьется.
   – Мистер Лесли однажды решил пошутить. Он поставил у себя в шкафу лисий капкан и приказал горничной сделать уборку в спальне.
   Мэри с ужасом смотрела на Эмму, затем перевела взгляд на свою собеседницу.
   – Вы хотите сказать…
   – Что мистер Лесли посмеялся вволю, и вот вам результат.
   Миссис Бэггот перестала наконец размешивать свой чай и махнула ложкой в сторону Эммы.
   – Он хотел бы избавиться от нее совсем, настаивал, чтобы ее прогнали – говорил, что ему надоели ее жалобы, – но я этого не допустила. Уж мне-то известны такие его тайны! Мне стоило только намекнуть ему, чтобы поставить его на место. Но если что не по нем, он становится опасен. Вот я и держу Эмму с тех пор в кухне, подальше от него.
   – И они все такие… ужасные? – Стыд и отвращение заставили ее задать этот вопрос. Не потому ли и она сама совершила убийство много лет назад? Может быть, она решилась на это еще и оттого, что одной крови с этими чудовищами?
   – Все же не такие, как мистер Лесли, но про него я могла бы порассказать кое-что… от этого, надо сказать, мне еще более странно, что лорд Уитфилд оказался здесь.
   Миссис Бэггот отхлебнула наконец из сваей чашки.
   – Он, наверно, и правда обожает вас, мисс Фэрчайлд, раз он обручился с вами после того, что сделали с ним эти негодяи. Но это вам, конечно, давно известно.
   Миссис Бэггот улыбнулась, и колючки усиков у нее на верхней губе улеглись.
   – И Бэб тоже такой? – спросила Мэри.
   – Мистер Бэб? – рассмеялась миссис Бэггот. Смех ее был резкий и надтреснутый. Будь Мэри менее снисходительной, она назвала бы его кудахтаньем.
   – Прошу прощения, мисс, он ведь теперь лорд Смитвик, но я все забываю. Уж больно дурашливо он себя ведет. Хотя красивее его не сыщешь, верно?
   – Все Фэрчайлды хороши собой, – сухо сказала Мэри.
   – Ну конечно, мисс. И вы тоже. – Миссис Бэггот сказала это с удивлением, как будто позабыв ненадолго, кто такая Мэри. – Но мне частенько приходится увольнять горничных, которые настолько в него влюбляются, что с ними никакого сладу нет.
   – И он их поощряет?
   – Нет, он так привязан к леди Смитвик. И он славный, всегда добр с прислугой, хотя и платит весьма нерегулярно.
   – Значит, семья нуждается в деньгах?
   – А как же?! С тех самых пор, как старый лорд Смитвик оставил их вам.
   Эта мысль явно доставляла миссис Бэггот большое удовольствие.
   – Но новый лорд Смитвик все время хвастается, что у него есть планы удержать семейство на плаву.
   – Каким же образом? – Мэри обхватила ладонями чашку, и тепло медленно проникало ей в пальцы. – Вы что-нибудь слышали?
   – Ничего особенного. Недели две назад он говорил леди Смитвик, что спасет семью, но он ведь просто пустозвон. И леди Смитвик это знает. Она сидела за шитьем, слушала его и со всем соглашалась. Она всегда так поступает, когда он пускается в разговоры.
   С того самого момента, как начали съезжаться гости, Мэри наблюдала Нору в роли хозяйки, сводившей дочерей с наиболее подходящими женихами и все время искусно направляющей ее, вновь обретенную родственницу, среди подводных камней светской жизни.
   – Леди Смитвик очень неглупа.
   – О да. Она ведь была одна из нас, вы знаете.
   Миссис Бэггот оглянулась в сторону прислуги и снова увидела ту же служанку, стоявшую немного в стороне, наклонив голову, словно прислушиваясь.
   – Салли! Это что такое?!
   Щеки Салли вспыхнули.
   – Мэм?
   – Ступай помешай овсянку, – приказала миссис Бэггот. – А потом будешь чистить лук. Может быть, это тебе напомнит, как нужно работать.
   Салли присела и кинулась к плите.
   – Понять не могу, что с ней творится, – сказала миссис Бэггот. – Обычно она довольно серьезно относится к своим обязанностям. Не иначе как в этом замешан мужчина.
   – Всегда так бывает, – согласилась Мэри.
   – Нет, вы только взгляните, где солнце, – сказала, поднимаясь из-за стола, миссис Бэггот. – А у меня столько дел!
   – Но вы же хотели рассказать мне о леди Смитвик, – возразила Мэри.
   – Ах, да. – Еще раз недовольно взглянув в окно, миссис Бэггот села и наклонилась к Мэри поближе. Она тихо сказала: – Леди Смитвик была одна из нас. Из прислуги.
   – Удивительно. – Миссис Бэггот и представить себе не могла, насколько.
   – Она была гувернанткой в Брэмбер-Корте, недалеко отсюда, а мистер Бэб – ах, прошу прощения, лорд Смитвик – был обольстителен. Ну, вы можете себе представить, чем все кончилось.
   – Честно говоря, нет. – Мэри слушала как завороженная. – Ведь вы расскажете мне?
   Миссис Бэггот оглянулась.
   – Все та же старая история, мисс Фэрчайлд, вы, несомненно, знаете.
   – Нет, – стояла на своем Мэри, – отнюдь, я ведь жила не здесь.
   Миссис Бэггот беспокойно задвигалась на стуле.
   – Я не могу сплетничать о леди Смитвик. Ну, просто не могу.
   Такое самоограничение явно причиняло ей душевные муки.
   – Одно я вам скажу. С самой свадьбы она фанатически предана лорду Смитвику. Да это и понятно. – Миссис Бэггот кивнула со знающим видом. – По моему мнению, хотя у меня его никто не спрашивает, если кто-нибудь может спасти Фэрчайлдов от самих себя, так это только леди Смитвик.
   – Но, может, какие-то подробности… – продолжала настаивать Мэри.
   Миссис Бэггот снова взглянула в окно, откуда струились яркие солнечные лучи.
   – Вы только посмотрите, как уже светло! А я-то тут бездельничаю за разговором с вами, когда было приказано подавать завтрак на балконе.
   Она встала и сделала Мэри реверанс.
   – Но… но… – запротестовала Мэри. Она не могла уйти! Она еще не услышала всего. Схватив миссис Бэггот за руку, она умоляла:
   – Ну, хоть одно это. Расскажите мне о моих кузинах.
   Миссис Бэггот внимательно посмотрела на ее руку. Приподняв ее, она повернула ее ладонью вверх и взглянула Мэри в лицо.
   – Что-то я никогда не видела у благородных дам таких мозолей, мисс Фэрчайлд. И откуда только они могут у вас быть.
   Мэри попыталась вырвать у нее руку. Никто не заметил въевшихся ей в кожу следов десятилетнего труда. Только опытный взгляд миссис Бэггот не пропустил такую подробность.
   – Не волнуйтесь, мисс Фэрчайлд. – Миссис Бэггот успокоительно похлопала по натруженной ладони. – Я удивлялась, почему это вы так рано встаете и почему вы здесь на кухне, как своя. Если я нашла в этом ответ на свой вопрос, можете мне поверить, я умею хранить тайны.
   Разве? Немножко любезности со стороны Мэри, и она с готовностью рассказала ей почти всю историю леди Смитвик и с наслаждением сплетничала о Лесли. Да, теперь у Мэри, пожалуй, будет еще одна причина для беспокойства.
   – Так, что ваши кузины? – Миссис Бэггот взяла чашки со стола и стояла, держа их в руках. – Они и отца готовы продать с потрохами, если им только что-нибудь дадут за него. Вы это хотели знать?
   – Да. – Мэри тоже встала. – К сожалению, вы правы.
   Она поняла, что зря потратила столько времени. Дневник мог украсть любой из ее семьи. Уж такая семейка.
   Уходя из кухни, Мэри слышала, как миссис Бэггот снова отчитывала нерадивую Салли. Подавляя зевок, Мэри направилась к себе в спальню. Она исполняла свой долг каждый вечер, как этого требовал Себастьян, и на свой лад каждое утро. Она страшно переживала из-за угрожающих записок и вообразить не могла, откуда ей взять сотню фунтов. А сейчас, оглянувшись, она поняла, что заблудилась. Опять!
   Странно, что при ее недюжинных, врожденных способностях к обману и всяким махинациям она так плохо ориентировалась в пространстве. Она использовала сейчас миссис Бэггот, как обыкновенно использовали людей все Фэрчайлды. Ей это не стоило никаких усилий. Как, право, напоминает времена, когда всякая интрига казалась ей занимательной, а ложь – удобным и невинным средством добиться своего. Прошлое преследует ее по пятам.
   Дух Джиневры Фэрчайлд все больше завладевал ею. Когда Мэри думала о наслаждении, испытанном ею в объятиях Себастьяна, – а думала она об этом слишком часто, – ей хотелось бежать от него как можно дальше. Но в это же время Джиневра нашептывала ей: «А что плохого в том, чтобы немного поразвлечься после стольких-то лет воздержания? Да и годы идут».
   От этого голоса ей было, видимо, никогда не избавиться. Он звучал в ней каждый раз, когда Себастьян почтительно склонялся перед ней. С ночи ее первого бала он не выказал к ней ни малейшего интереса, но Джиневра шептала где-то внутри нее: «Я могла бы заставить его желать меня. Я могла бы заманить его и сделать навсегда счастливым».
   Эту Джиневру, пропади она пропадом, ничем не уничтожишь.
   Хуже всего было то, что Мэри так и подмывало объяснить ему все обстоятельства убийства. Она безотчетно стала испытывать к нему какое-то доверие. Себастьян – человек разумный. Он бы понял. Тогда она могла рассказать ему об ужасавших ее вымогательствах, и он бы обо всем позаботился. Насколько легче она могла бы жить.
   Закрыв глаза, Мэри покачала головой. Какой эгоизм – желать не только его сочувствия, но еще и защиты, и покровительства.
   – Мэри, – неожиданно раздался у нее за спиной мужской голос. – Ты пришла ко мне.
   Подпрыгнув от испуга, она резко обернулась. В открытой двери вырисовывалась чья-то фигура. На мгновение ее охватил безумный страх. Уж не один ли это из гостей хочет воспользоваться возможностью опозорить ее? Или, упаси Господи, не был ли это негодяй-камердинер?
   Но когда мужчина сделал шаг к ней, она его узнала. Чувство облегчения нахлынуло на нее. Она взяла его за руки.
   – Йен! Мне еще раз повезло, что я встречаю своего кузена. Скажи мне, пожалуйста, как пройти в западное крыло? Мне стыдно признаться, что я снова заблудилась.