Додд Кристина. Настоящая леди

   Когда он успел освободиться от одежды? А потом она на мгновение замерла потрясенно. Разве это можно выдержать? У нее внутри все горело.
   – Не надо! – она попыталась вывернуться, и он не стал ее останавливать: не стал потому, что при этом она невольно еще больше открылась ему.
   Боль стала сильнее. Он наполнил ее собой.
   – Не надо! – снова вскрикнула она. От слез голос ее сорвался, и она повернула голову. Ей не хотелось, чтобы он видел ее слезы, но ей некуда было бежать, негде спрятаться.
   Подобного вторжения она никогда в жизни не испытывала. И отчасти поэтому ему нужно было ею овладеть. По тому, как он наблюдал за ней, она чувствовала, что он наслаждается своей властью над ней.
   Будь он проклят! Как он догадался, что навязанная ей близость ненавистна ей еще сильнее, чем ее собственное смятение.
   Себастьян поймал губами катившуюся по щеке слезу.
   – Она стоит дороже твоей девственности. Твоя слезинка для меня дороже алмаза.
   – Как ты можешь быть таким жестоким? – возмутилась она. – Тебе нравится мучить меня?
   – Муки. Радость. Страсть. Мне все равно, какие чувства ты высказываешь, лишь бы их видел только я.
   Чуть приподнявшись, он замер.
   – Тебе все еще больно?
   Да, ей было больно. Конечно, больно. Ей казалось, что стоит ему шевельнуться, и она умрет.
   – Ведь я была невинной, – невольно вырвалось у нее как обвинение.
   – Я ошибался.
   – Это тебя не извиняет.
   Он сохранял неподвижность, оставаясь в глубине ее тела. Лицо его не выражало сожаления, и почему-то ее это обрадовало.
   Он сказал:
   – Теперь ты можешь меня ударить, если хочешь.
   Он облизнул губы, словно хотел еще что-то добавить, признать свою вину. Но вместо этого он молча подался вперед и поцеловал ее. Мэри поняла, что у него вовсе не было желания признавать свою вину. Это было бы слишком трудно при его независимом характере. Ему хотелось, чтобы она била его, пока его совесть и ее возмущение не получат полного удовлетворения.
   А потом они просто закончат то, что начали.
   Боль стала стихать. Чувство наполненности вызывало у нее странное удовольствие. Да простит ей Бог, если ей тоже хочется это закончить.
   Похоть. Это просто похоть.
   – Ну же, – повторил он, – ударь меня.
   Мэри подняла руку, и он невольно зажмурился. Но она только приложила ладонь к его щеке.
   – Потом.

Глава 18.

   Мэри на несколько секунд провалилась в небытие, и когда она снова открыла глаза, на подушке рядом она увидела его лицо.
   Она растерянно моргнула. Себастьян чуть было не рассмеялся от охватившего его чувства торжества и ликования. С ней, с Джиневрой Мэри, из семьи его заклятых врагов, он только что пережил самое фантастическое наслаждение, какое он когда-либо испытал в жизни. Он добился своего: он превратил чопорную экономку в создание из огня и света. Разве это не торжество – заставить ее зайти так далеко – и это в первый раз!
   Теперь она его навсегда. Никому никогда не стать между ними.
   В ушах у него гудело, и этот шум становился все громче и громче. Он взглянул на дверь. Стучало вовсе не у него в висках. Кто-то рвался войти. Эта проклятая горничная, девчонка позвала на помощь.
   Он обнял Мэри.
   – А теперь отдохни немного.
   – С чего бы это?
   Себастьян смотрел на нее с изумлением. Он знал, что Мэри невинна с того самого момента, как в ней побывал его палец. Но из случайно услышанного им разговора ее с горничной он понял, что Йен покушался на нее, и это привело его в ярость.
   Да, он знал, что перед ним девственница, но это его не остановило. Его тщеславию льстило пробуждать в ней эти необузданные инстинкты.
   Такие чувства не делают ему чести, но он никогда не обманывался относительно своих менее привлекательных свойств. Они помогли ему выжить, когда все остальное в его жизни погибло. Он привык добиваться чего хотел всеми доступными ему способами, и он хотел Мэри Фэрчайлд.
   Сейчас он видел, как к ней возвращается ее прежняя независимость. У него на глазах мягкая томность, вызванная удовлетворенной страстью, сменялась жесткой холодностью. Теперь он знал: Джиневра Мэри оставалась податливой только первые пять минут после близости. Что ж, приобретение опыта всегда полезно. Если он хотел добиться от нее обещаний или потребовать повиновения, нужно пользоваться этим кратким отрезком времени.
   – Тебе нужно отдохнуть, – настаивал он.
   – Это ты так думаешь.
   Она приходила в себя с ужасающей быстротой. Мэри хотела отодвинуться от него, но он ей этого не позволил, твердо удерживая ее за руки, как он обычно сдерживал упрямую двухлетку.
   – Почему ты думаешь, что я должна отдыхать после этого?
   В голосе у него появился оттенок раздражения.
   – Даже мне пришлось отдыхать после первого раза.
   Мэри выпятила подбородок.
   – Женщины значительно выносливее мужчин. Очевидно, так.
   – Я надеялся обсудить дальнейшие планы в более спокойной обстановке.
   – Спокойной? Ты так это называешь?
   Мэри повернула голову в сторону двери, сотрясавшейся от непрерывного стука.
   – Что им нужно?
   Она намеренно игнорировала его, не обращая внимания ни на его взгляды, ни на прикосновения. Притворяется, что ничего не замечает?
   В раздражении он опрокинул ее навзничь, не выпуская из своих объятий.
   – Я полагаю, им хочется услышать, что то, что только что произошло, не имело места.
   Она покраснела. В самом деле покраснела, от основания шеи до корней волос. Его это откровенно обрадовало. Ему было неприятно думать, что пережитое им потрясающее ощущение произвело на нее такое незначительное впечатление. И, конечно, это было не так. Мэри никак не могла избавиться от привычки скрывать от него свои чувства.
   – А если это им не удастся, они захотят знать, когда состоится свадьба, – продолжил он. Краска мгновенно сбежала с ее лица.
   – Ты об этом подумала?
   Она отрешенно уставилась в потолок.
   Взяв ее за подбородок, он повернул ее лицо к себе.
   – Подумала? – упрямо спрашивал он.
   – Ничего я не думала, – огрызнулась Мэри.
   Прекрасно. Значит, вот как!
   – Да и ты тоже думал вовсе не об этом, а иначе мы никогда не оказались бы в таком положении. – Она попыталась сесть. – Если ты дашь мне встать, мы сделаем все что можно, чтобы поправить дело.
   – Да, я с нетерпением жду твоих предложений, – он откинулся на подушки.
   – Я поправлю платье, ты причешешься и тоже приведешь в порядок одежду. Мы их впустим и станем отрицать что-либо дурное…
   – А что мы скажем им о пятнах крови у тебя между ног?
   Ее всю передернуло, но он внезапно разъярился, как это уже бывало с ним раньше.
   – И у меня…
   – Нет! – она зажала ему ладонью рот. – Не говори об этом.
   Схватив ее руку, он оторвал ее от своего лица.
   – Не говори, вот как? Умолчание ничего не изменит. Что сделано, то сделано – я не Фэрчайлд. Я привык платить своим кредиторам. Ложь для меня не образ жизни. Я не убиваю соседей.
   – Что сделали тебе мои родственники, что ты так зол на них? – спросила она. – Я должна знать. В конце концов, ведь и я – Фэрчайлд.
   Он мысленно выругал себя за это неуместное упоминание об их семейной вражде, но злоба так давно жила в нем, что въелась в душу.
   – Не имеет значения. Я Дюран! Я поступлю честно! Я женюсь на тебе.
   – Нет.
   Стуки в дверь теперь уже сопровождались криками. Они подняли такой шум, что могли бы разбудить мертвого – или во всяком случае, сделать пребывание Себастьяна в спальне Мэри общим достоянием.
   – Куда ты денешься, лишившись репутации?
   Мэри откинула волосы с лица и зажала их в кулак на шее у затылка.
   – А куда денешься ты, взяв себе в жены одну из Фэрчайлдов? – спросила она, не уступая ему в жесткости.
   – В постель, – расхохотался он. Мэри снова распустила волосы.
   – Я останусь той же, кем была.
   – Я сделаю тебя Дюран, изменив тебя внутренне.
   Она смотрела на него с недоумением, не понимая, что он хочет сказать, или, быть может, сомневаясь в его способности шутить.
   Но это была не шутка, хотя он и не собирался ставить ей в вину, что она не поняла ее. Он был не из тех, кто заискивал перед ней, добиваясь ее внимания. Ему было плевать на любые условности, в жизни его мало что занимало. Но он был бы ей лучшим мужем, чем другие. Он знал о ней правду, о чем никто другой и не догадывался.
   – Почему ты не хочешь выйти за меня? – спросил он помягче. – Со мной трудно ладить, но я богат…
   – И я тоже, – возразила она быстро.
   – Не так, как я. До меня тебе далеко.
   Он не обольщался мыслью, что все их разногласия закончились. Он отлично знал, что похоть еще не основание для брачного союза. Но у него не было выбора, он должен был завладеть ею навсегда.
   – Я не могу стать твоей женой. Между нами никогда не будет ни уважения, ни любви, – губы ее скривились презрительно, он никогда еще не видел ни у кого такого выражения, – ни даже правды и искренности.
   Мэри запнулась на последних словах. Так почему же она не скажет ему правду? Ее недоверие болезненно задело его. Отпустив ее, он поднялся. Поживем – увидим. С выражением покорности на лице он сказал:
   – Ну, как хочешь.
   Себастьян подошел к двери.
   – А теперь покажемся публике.
 
   – Но она же не была так уж серьезно скомпрометирована, – Бэб со стаканом рома в дрожащей руке свирепо уставился на собравшихся в его кабинете. – Они оба были вполне одеты.
   – Себастьян был у нее в спальне – один. – У леди Валери был такой же стакан, как у Бэба, наполненный бренди, но рука у нее не дрожала. – Вы же понимаете, как это неприлично.
   Мэри сидела в кресле, отстраненно глядя на резных чудовищ, украшавших огромный письменный стол. Ей хотелось быть где угодно, только не здесь, в этой комнате. Призрак деда нависал над ней, как вредные испарения, мешавшие ей дышать.
   – Как я понял, мой дядя Освальд тоже был один в вашей спальне и с тех пор так и не может сесть.
   Бэб, казалось, не знал, как ему себя вести: то ли сердиться, то ли смеяться.
   – Это к делу не относится. Я уже давно не девственница… неважно сколько лет, – сказала леди Валери. – Мою репутацию очернить невозможно.
   – Конечно, нет. – Бэб замахал руками. – Ну разумеется, нет. Об этом и речи быть не может. Простите. Просто я еще не видел, чтобы мои дяди находились в таком…
   – Увлечении? – улыбнулась леди Валери. – Это немудрено! Очень милые джентльмены, оба. Но весьма ограниченные. Мало путешествовали, насколько я могу понять.
   – Что бы это значило? – Бэб прикрыл рукой глаза. – Впрочем, нет, я ничего об этом знать не хочу. Мы ведь говорим о моей дорогой племяннице Мэри, и если она утверждает, что ее отношения с этим… этим господином вполне невинны, кто я такой, чтобы ей не доверять? Я менее всех склонен навязывать ей нежеланный брак после того, как Фэрчайлды столь возмутительно с ней обошлись в недалеком прошлом. – Бэб постарался принять благочестивый вид.
   – Вы сами были вынуждены жениться, – сказала леди Валери. – Разве вы несчастливы?
   – Я… но… – Бэб прекрасно понимал, в каком затруднительном положении он оказался, но не видел достойного выхода, причем с наименьшим ущербом. – Разумеется, я вполне счастлив. Но, как и ваша девственность, мой брак не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу.
   Леди Валери засмеялась одобрительно.
   – Браво, лорд Смитвик!
   Бэб вытер о штаны вспотевшие ладони и скромно улыбнулся.
   – Но одежда Себастьяна была в совершенном беспорядке, – продолжала неумолимо леди Валери. – Господи, каких вам еще нужно доказательств?
   Спор продолжался, казалось, уже часами. Леди Валери стояла за брак. Бэб беспомощно оглядывался по сторонам. Один, он не мог ничего противопоставить твердой решимости леди Валери, а поддержки в лице Норы не было.
   Будь здесь его жена, он бы, может быть, и преуспел, но она присутствовала только при начале разговора. Она осмотрела сначала Мэри, затем Себастьяна с головы до ног. Улыбнувшись печально и как-то безнадежно, она вышла, оставив Бэба сражаться в одиночку, и с тех пор не возвращалась. Странно, подумала Мэри. В ее отсутствие Бэб все больше и больше уступал леди Валери.
   И все же он мужественно продолжал сопротивляться.
   – Есть еще один выход, который во всех отношениях предпочтительнее этого поспешного и сомнительного союза. Наш кузен Йен выразил готовность…
   Мэри изумленно устремила на него взгляд.
   – Даже и не поминайте об этом, – заявила она холодно.
   Бэб спорил, конечно, не ради нее. Он спорил потому, что отчаянно продолжал цепляться, пусть надежда была крайне слаба, за ее деньги. Они должны были оставаться в семье! Его отношение, его слова объяснили Мэри яснее ясного поведение Йена в коридоре. Мэри было тяжело сознавать, что этот добродушный красавец Бэб вместе с ее кузеном замышлял погубить ее. Еще мучительнее было обнаружить, как низко пал ее кумир – Йен. Хоть и незаконный – но Фэрчайлд!
   О да, Мэри чувствовала рядом с собой присутствие деда. Так сильно, как никогда. Он вовсю потешался над ней. Она вспомнила его слова: «Я говорил тебе, ты в отца – он всегда проигрывал более сильному противнику, поддаваясь своим низменным инстинктам».
   Мэри подняла взгляд на Себастьяна. Вот он, ее противник. Он прислонился к книжной полке с непринужденным и до отвращения самодовольным видом. А почему бы ему и не быть довольным? Он добился от нее чего хотел, и в этом деле он тоже настоит на своем. В споре о ее будущем.
   – Себастьян, – обратилась к нему леди Валери, – ты хочешь поступить с Мэри честно?
   После того, как Себастьян открыл дверь, Мэри целый час спорила. Теперь, когда она отступила, устранилась, они говорили так, как будто она – неодушевленный предмет и не в состоянии ничего понимать. Леди Валери вещала таким тоном, словно речь шла о забеременевшей прислуге, которую нужно было срочно пристроить.
   И что хуже всего, так рассуждали они все.
   Все, кроме Себастьяна. Этот дьявол стоял, ухмыляясь, с ней рядом и великодушно изъявлял готовность спасти ее запятнанную репутацию.
   – Конечно, я готов поступить как честный человек.
   Когда он открыл дверь ее спальни, туда, казалось, вломился целый ад. В толпе, возглавляемой леди Валери и этой предательницей Джилл, были и прислуга, и гости. Глаза леди Валери торжествующе блестели, походка ее была легкой и стремительной, трудно было придать случившемуся более широкую огласку. Ее планы воплощались в жизнь.
   Себастьян подлил масла в огонь, испепеливший доброе имя Мэри. Он даже не потрудился привести себя в порядок.
   Но Мэри была не согрешившая прислуга. Она была Фэрчайлд. Женщина, которая не только совершила убийство, когда этого требовали обстоятельства, но и заплатившая годами своей юности за содержание себя и своего брата. Тогда ей на все хватило сил. Пусть она отдала ему свою девственность, но экономка не уступит так легко тяжким трудом завоеванную самостоятельность.
   Она попыталась снова вмешаться.
   – Я не желаю…
   Леди Валери погрозила ей пальцем.
   – Ты лучше помолчи, девочка. Мы устраиваем твою судьбу, твое будущее.
   – Миледи, я не нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь устраивал мое будущее. – Мэри старалась вести себя благоразумно и говорить вежливо. – Я прекрасно заботилась о себе последние десять лет.
   – Ну, ну, дитя мое, – вставил Бэб. – Едва ли можно ожидать, чтобы женщина понимала, что для нее лучше. Возьми хотя бы твое неосмотрительное поведение сегодня.
   Это невольное признание вызвало усмешку у леди Валери.
   Бэб поспешно добавил:
   – Пусть и вполне невинное. Будь послушной девочкой, сиди тихо и предоставь старшим позаботиться о твоем будущем.
   – Говорите, что хотите. Я не выйду за него.
   Но ее никто не слушал. Бэб и леди Валери снова нос к носу, начали спорить.
   Мэри смотрела на Себастьяна. Это все его вина. Теперь ее считали безрассудной и легкомысленной, когда на самом деле она была уравновешенна и серьезна. По крайней мере, она была такой, пока не встретила его.
   Придвинувшись ближе к ней, он тихо сказал:
   – Не смотри так злобно. – Опустив руку ей на плечо, он погладил то место, где напряженные до предела мышцы никак не могли расслабиться. – Ты же понимаешь – от твоих протестов будет мало толку. Ты выйдешь за меня. Ты слишком благоразумна, чтобы не согласиться.
   Благоразумна. Да, она была благоразумна – пока он не дотрагивался до нее, вот как сейчас. Пока гладившая ее мышцы ладонь не заставила ее предательское тело забыть о причиненной им боли. При нем все ее благоразумие летело к черту. Она забыла о том, что где-то в коридорах Фэрчайлд-Мэнор блуждал некто, знавший правду о ее прошлом и требовавший денег за свое молчание. Когда пальцы Себастьяна царапали ей кожу, эта отвратительная комната расплывалась у нее перед глазами, голоса стихали и в низу живота у нее образовывалась тяжесть. Мэри утрачивала свою власть, и на свет появлялась ликующая Джиневра.
   Себастьян всегда умел вовремя извлечь на поверхность эту чертовку. Именно поэтому Мэри и не желала стать его женой.
   – Подумай только, – тихо убеждал он. – Ты будешь в полной безопасности.
   – Я и сейчас в безопасности, – пробормотала она, думая совсем о другом. Почему он не положит руку на другое ее плечо? Какая досада!
   Он так и сделал, как будто услышав ее мысли.
   – Ну рассуждай же хоть сколько-нибудь логично, Мэри. Даже в наш просвещенный век случается, что мужчины добывают себе в жены богатых наследниц любым путем. Теперь, с твоей репутацией, никто даже не возьмет на себя труд за тобой ухаживать. Если ты выйдешь за меня, ты будешь избавлена от такой опасности.
   Он прав, подумала Мэри.
   Не хочу, взвыла Джиневра.
   Мэри поразилась. Джиневра не хочет стать его женой? Даже испытав это упоение страстью? Спор двух ее личин между собой продолжался.
   А между тем, обе его руки сомкнулись у нее под затылком, и он слегка наклонил вперед ее голову, чтобы размять напрягшиеся связки, продолжал и уговоры.
   – Я способен многое сделать и для Хэддена. Я могу определить его в Оксфорд, если он пожелает, или отправить его путешествовать по Европе.
   – У меня есть деньги, и я потеряю контроль над ними, если выйду за тебя.
   – Мне не нужны твои деньги, на этот счет ты можешь быть совершенно спокойна. Я не хочу иметь никакого отношения к деньгам твоего деда.
   Конечно, легко пренебрегать деньгами, подумала она, когда их у тебя и так достаточно.
   – Когда мы поженимся, можешь делать с ними все, что хочешь, – продолжал он. Мэри фыркнула.
   – Легко сказать. – Эти слова она проговорила едва слышно себе под нос. Голова ее склонилась до самой груди, глаза были полузакрыты. Его большие пальцы разминали ей теперь спину.
   – Я торжественно отрекаюсь от твоего состояния. Можешь поступать с ним, как тебе будет угодно.
   Видимо, он счел это обещание достаточным, потому что сразу же заговорил о другом:
   – Но у тебя нет связей, чтобы помочь Хэддену, и тебе неоткуда их взять.
   Снова напрягшись, она попыталась поднять голову.
   – Ты хочешь сказать – это все из-за моей репутации?
   – Тоже, кстати, помеха. – Его пальцы проскользнули под поспешно надетый ею чепчик и теперь растирали ей кожу за ушами. – Но дело больше в том, что ты женщина. Главы колледжей не питают особого уважения к женскому мнению. Но если бы я использовал свое влияние и устроил так, чтобы Хэддена рекомендовал, скажем… Вильям Питт, я уверен, они бы посчитались с этим.
   – Хочешь купить меня ценой благополучия моего брата.
   Она хотела высмеять его, но в ее словах прозвучала какая-то грустная задумчивость. Во всяком случае, ей так показалось.
   Впрочем, наверно, так оно и было. Он перестал массировать ее кожу и опустился на колени у ее ног. Она не хотела смотреть на него – он был олицетворенным искушением.
   Но он говорил так мягко, не требуя и не приказывая, по своему обычаю, но нежно уговаривая, совсем как… влюбленный.
   – Почему ты не хочешь стать моей женой? Я не могу извиниться за свой поступок, это было бы неискренне. Я совсем не сожалею. Это было слишком изумительное ощущение.
   Быть может, голос его и звучал покаянно, но сами слова свидетельствовали о том, что он был верен себе.
   – Ну и осел! – она не нашла ничего лучшего, чем повториться.
   – Ты мне это так часто говоришь, что боюсь, так оно и есть. Но я был не прав. Я ошибся в твоем характере.
   Он погладил ее лицо ладонью и, подняв ей голову, вынудил ее смотреть на себя. На его резкие черты. На взъерошенные ее руками волосы. На широкие плечи и сильное тело. Боже, все в ней еще болело от этой силы. Но она подумала о том, что произошло в ее спальне, и наконец спросила:
   – Ты правда считал, что мне известно, где дневник?
   Он поморщился. Она это увидела отчетливо.
   – Я осел, тупой виноватый осел.
   Виноватым он не выглядел. Поэтому она не успокоилась.
   – Ты так думал с тех пор, как мы выехали из Шотландии?
   – Нет. – Он отрицательно покачал головой. – Нет. Это был только минутный приступ безумия, вызванный памятью старой вражды.
   И тем, что он знал, что она убила человека? Но нет, не может быть. Он не женился бы на убийце. Она вздрогнула, вспомнив записку, и снова пришла в отчаяние.
   – Тебе холодно? – он потер ей руки выше локтей.
   – Нет… я только подумала… если бы мы поженились и ты услышал обо мне что-нибудь ужасное…
   – Я бы ничему не поверил. – Он все еще растирал ей руки, словно стараясь согреть ее. – Ты Фэрчайлд, но ты прежде всего Джиневра Мэри, и я узнал о тебе очень многое. В чем бы тебя не обвинили, я всегда буду уверен, что у тебя были достаточные основания для того, чтобы поступить так, а не иначе.
   Он пристально посмотрел на нее.
   – Ведь есть еще что-то, о чем мне следует знать?
   Она чуть было тут же не сказала ему все. Она уже открыла рот. Слова были готовы сорваться у нее с языка. «Я убила человека».
   Но она не смогла. Она должна была, но просто не могла. И она заколебалась вовсе не потому, что боялась за будущее Хэддена или при мысли о том, что скажет леди Валери. Она предвидела, как снисходительное выражение его лица резко сменится выражением ужаса и отвращения. Она не смогла бы вынести его презрения.
   Плотно сомкнув губы, она покачала головой.
   – Нет? – переспросил он.
   Мэри снова отрицательно покачала головой, и ей показалось, что на лице у него промелькнуло легкое разочарование. Но, вероятно, это только показалось.
   – Неважно. Даже если бы ты нарушила все заповеди, я бы все равно женился на тебе.
   – Ты сам не знаешь, что говоришь. Нет.
   – Почему нет?
   – Потому что ты Дюран.
   Он усмехнулся
   – Тебя эта вражда нисколько не беспокоит. Ты даже не знаешь, чем она вызвана.
   Мэри снова открыла глаза.
   – Так скажи мне.
   – Это не имеет отношения к нам. Но ты что-то скрываешь. Ты постоянно уклоняешься от ответа. И это непохоже на ту Мэри, которую я знаю. – Он пристально посмотрел на нее. – Уж не Джиневры ли ты боишься? Я помню, что ей-то как раз не хватает логики.
   Мэри подняла глаза и, оглянувшись, увидела, что Бэб и леди Валери наблюдают за разыгрывавшейся у них на виду сценой с откровенным любопытством и интересом. Они даже примолкли. Мэри вновь обвела взглядом комнату и заметила, как прочно внедрилось в этих стенах присутствие деда. Но ни Бэб, ни леди Валери, ни ее собственный дед никогда не понимали и даже не пытались понять ее.
   Единственный, кто вознамерился это сделать, был Себастьян, и как унизительно сознавать, насколько он в этом преуспел.
   Мэри снова полностью овладела собой, мысль ее работала как никогда ясно. Она знала, что должна делать. Замужество станет одним из первых шагов. Ему вовсе и не нужно знать об убийстве. Она достанет денег и как-нибудь откупится от этого камердинера. Репутация ее все равно погибла, и она постарается быть Себастьяну хорошей женой.
   Но часть ее, все та же Джиневра по-прежнему скулила: «Я не хочу, не хочу». Джиневра Фэрчайлд отчаянно искала другого выхода, а зачем? Мэри отлично знала, зачем, хотя и не осмеливалась себе в этом признаться.
   Джиневра Мэри Фэрчайлд не могла расстаться с мечтой отдаться когда-нибудь человеку, который бы любил и уважал ее.
   А разве не убеждалась она неоднократно, что мечтают только дуры?
   И это укрепило ее в принятом решении. Она уверенно кивнула в знак согласия.
   – Лорд Уитфилд, я стану вашей женой.

Глава 19.

   Йен, шатаясь, ввалился в конюшню.
   – Хэдд, приятель, ты где?
   Измельченная солома приставала к его начищенным до блеска сапогам. Ему было наплевать. Ему на все было плевать.
   – Хэдд… А, вот ты где.
   Йен прислонился к одному из стойл, где молодой широкоплечий блондин чистил скребницей жеребца.
   – Ты что, не слышишь, как я тебя зову?
   Парень выпрямился, и свет ударил ему в лицо.
   – Да ты не Хэдд! – обвиняющим тоном сказал ему Йен. – Так и не притворяйся им, и лучше скажи мне, где он.
   Как все образцовые английские слуги, парень не стал возражать против такой несправедливости, а спокойно сказал:
   – Он вон там, возится в загоне с жеребцом.
   Йен застонал. Ему совсем не хотелось выходить на свет, но ему было необходимо поговорить с Хэддом.
   Он по-родственному расположился к еще одному незаконному Фэрчайлду, и на прошлой неделе они не раз вместе выпивали. Хэдд никогда не позволил себе ни одного неосторожного замечания по поводу происхождения Йена, а Йен в свою очередь, после нескольких осторожных попыток, уже не старался больше узнать что-нибудь про Хэдда.