Страница:
Марлон закрыл глаза, чтобы спрятать слезы, но одна слезинка все-таки выскользнула из-под века и покатилась по его щеке.
Он страдал. Ему было больно, но он терпел эту боль для того, чтобы рассказать историю своего принца. Он посвятил всю свою жизнь Ренье. Пожертвовал ради него своим здоровьем, а теперь – своей гордостью.
– Мы с Цезарем копали изо всех сил, к нам уже стал поступать свежий воздух. Мы понимали, что близки к цели, но не знали, где именно выйдем наружу. Впервые за семь лет у нас появилась надежда. – Марлон открыл глаза и посмотрел на нее так пристально, что она не смогла отвести взгляда. – Вот только наш принц перестал с нами перестукиваться. Он не умер. Мы знали это. Не видели, чтобы мимо проносили труп. Однако он нам не отвечал, и мы опасались его безумия. Когда на следующий год тюремщики накрыли его высочество одеялом и выволокли из камеры, он не сопротивлялся, его страх исчез.
С проницательностью, которая доказывала, что Сорча знает Ренье гораздо лучше, чем ей хотелось бы, она уверенно сказала:
– Когда он умолял, чтобы ему сохранили жизнь, самое худшее уже случилось.
– Совершенно верно. Его высочество достиг самого дна. – Марлон изменился в лице. – В тот день граф Дюбелле угрожал Ренье тростью, потом кнутом. Ренье ни на что не реагировал. Он просто смотрел на Дюбелле, и выражение его лица… В какой-то момент он стал королем. Он буквально сиял благородством. Граф Дюбелле осатанел. Он сорвал с его высочества одежду. Бил его по спине, пока не потекла кровь. Бил по ягодицам. По ногам. Мы с Цезарем пытались вырваться из оков, умоляли Дюбелле остановиться. Тюремщики тихо ворчали: даже для них это было чересчур. Мы знали, что достаточно Ренье взмолиться или закричать, и Дюбелле моментально остановился бы. Но Ренье не издал ни звука. Он был в сознании. Глаза у него были открыты. Просто ему было все равно.
Сорча прижала ладонь к губам. От ужаса ее тошнило.
– Когда Дюбелле принялся за грудь Ренье, вмешалась графиня. Она предложила графу воды. Предложила вина. Как шлюха, предложила себя. Обмакнув кончики пальцев в кровь Ренье, она слизнула ее и улыбнулась. Это было отвратительно, но граф Дюбелле набросился на нее, словно животное. И пока они совокуплялись на каменном полу, охранники утащили Ренье в его камеру, а нас – в нашу.
Марлон жадно хватал ртом воздух, совершенно измученный страшными воспоминаниями.
– Но Ренье… Разве ему не нужна была помощь?
О Боже, почему ей не все равно?
– Конечно, нужна. Но тюремщики боялись графа Дюбелле. А вы на их месте не испугались бы? Когда они приносили нам еду, мы умоляли их, чтобы они позволили нам ему помочь. И наконец они уступили. Спустя три дня они принесли его к нам и сказали, что он умирает. Это была правда. Он был так слаб! Не мог ни есть, ни пить. Но мог говорить. Он благодарил нас за то, что мы верно служили ему. Молил нас простить ему его юношеское тщеславие, которое привело нас в темницу. Просил, чтобы мы вспоминали его добром.
– У него был жар?
– Нет. Мы решили… Я до сих пор считаю, что он захотел умереть. Мы пытались его удержать. Рассказали ему о прорытом туннеле, о том, как мы близки к свободе. – Марлон улыбнулся. – Он был так счастлив… за нас! Сказал, что теперь может умереть спокойно, зная, что мы не будем гнить в тюрьме. Он молил Бога помочь нам вырваться на свободу и мудро ею воспользоваться. И пока я обнимал его, он умер.
– Что?!
Сорча ушам своим не верила.
– Он умер. – Марлон сжал ее локоть. – Клянусь, что это так. Было темно. Было душно. Я слышал размеренный стук редко падающих капель воды. И я почувствовал, как из его тела уходит жизнь.
Воздух был зловонным. Равнодушные камни смыкались вокруг нее. Ничей голос не нарушал тишины. Ничья рука не тянулась к ней, чтобы перевязать ей раны или излечить ее боль. Крысиные кости служили ей постелью, а длинное полотно паутины – одеялом.
Ее похоронили заживо.
И ей было все равно. Где-то поблизости медленно текущая вода собиралась в озерцо, и медленное падение капель, которое когда-то доводило ее до исступления, теперь лишь усугубляло ее равнодушие. Она умирала – и приветствовала окончание одиночества, горя и страданий.
Кончики ее пальцев прикоснулись к костлявой руке Смерти…
Сорча содрогнулась. Она присутствовала там! Во сне, она там оказалась.
– И что случилось?
– Его не стало. Он похолодел. Я был в шоке. Цезарь рыдал. И вдруг Ренье содрогнулся. Казалось, будто что-то ударило его в грудь. Его сердце снова начало биться. Он сделал судорожный вдох. И он снова был с нами. – Марлон ухватился за крест, который висел у него на шее. – Это было чудо.
Ей не хотелось этому верить. Не хотелось верить, что это говорилось о Ренье, с его умом, силой воли и отвратительной, нелепой уверенностью в том, что он способен внушить ей любовь к себе, используя свою мощную чувственность.
– Он вернулся, полный решимости. Хотел вырваться на свободу, отомстить графу Дюбелле за насилие над его страной, жениться и завести детей и остаться жить в них. Он вспомнил, что мы говорили ему о подземном ходе, и сказал нам, в какую сторону надо рыть, чтобы оказаться в безопасности. И он был прав. Если бы мы продолжили копать в прежнем направлении, то оказались бы прямо на главной дороге, которая вела из замка. Нас моментально заметили бы и снова поймали. Ренье сказал, что надо рыть в направлении узкой тропы, которая шла к давно забытой боковой двери.
Сорче не хотелось верить услышанному.
– А как же тюремщики? Разве они не захотели похоронить Ренье?
– Мы сказали им, что он умирает, но что у него огромная скрытая сила. После того как он выдержал побои, они легко в это поверили, и им не хотелось иметь с ним дело. Как ни странно, они, видимо, его боялись. Решили, что он обладает каким-то особым даром и что сам Господь вернул его к жизни. – Марлон понурил голову и вздохнул. – Я тоже так подумал. Его цели были самыми чистыми и высокими, а стремительное выздоровление нас изумило. Когда спустя два дня мы вырвались на свободу, он выполз из отверстия туннеля и пошел вниз по склону. Когда наш побег обнаружили, он двинулся не в том направлении, что мы с Цезарем, а в противоположном, уводя тюремщиков за собой.
Марлон явно чего-то недоговаривал.
– И что сделали вы?
– О чем вы говорите?
– Ренье по-прежнему здесь. Цезаря нет. Вас покалечили. Как это случилось? – Ей необходимо было узнать окончание этой истории. – Что вы сделали?
– Он был нашим принцем. Мы один раз усомнились в нем, но, после того как он вернулся к жизни, перестали сомневаться. Поэтому мы привлекли к себе внимание тюремщиков и повели их за собой. Цезаря убили. Меня затоптали их кони. – Марлон указал на свои ноги. – Но Ренье спасся, а нам нужно было именно это. Ради этого я согласен сидеть здесь, зная, что он отберет Ришарт у этого животного.
В монастыре Сорчу учили верить в благородство. Но жизнь уничтожила в ней эту веру.
Однако Марлон доказал ей, что благородство существует.
Неужели Ренье и все его деяния благородны?
Марлон считал, что это так. Ренье собирался вскоре отправиться на войну. В самое ближайшее время.
– Он войдет в Ришарт, – произнесла Сорча. – Наши осведомители говорят, что граф Дюбелле разорил казну. Народ его ненавидит. В армии – хаос. Победа практически обеспечена.
– Ренье останется жив, – заверил ее Марлон. – Не для того он выжил в темнице, чтобы погибнуть в бою.
– Я в этом не сомневаюсь.
Она должна была верить в то, что Ренье не умрет.
– Я счастлив, он – нет. Он заслуживает большего, чем просто успех. Он заслуживает счастья. И сделать его счастливым можете только вы, ваше высочество.
В Сорче снова поднялась волна возмущения.
– Он предпочел счастью подозрительность и обман.
– Он провел восемь лет в темнице. Его друзей убили. На него шла охота. Он умер. У него были причины подозревать всех и каждого.
Объяснение Марлона ее не убедило.
– Мы много дней путешествовали вместе. Он хорошо знал меня, однако продолжал обманывать. Я не злобный узурпатор. И не дура. Я жила в монастыре и ухаживала за садом, терпеливо дожидаясь, чтобы меня призвали выполнить мой долг. А Ренье обманул меня как дурочку.
Сорча больше не чувствовала ненависти, только боль. Он принял ее любовь, а сам не предложил ничего, кроме ласки и ошеломляющей чувственности.
Он ее не любит, и она больше не намерена это терпеть.
Марлон открыл было рот, но тут же закрыл его и задумался. А потом сказал:
– Дело даже не в том, что он был подозрителен и не очень хорошо разбирался в людях. Возможно, он совершил серьезную ошибку и теперь не знает, как искупить свою вину, как извиниться.
– Что за нелепость! Любой человек знает, как извиниться.
– Смею возразить вам, ваше высочество. Мужчины не знают. Точнее, не могут. Мужчине легче свернуть гору, чем сказать: «Прости меня».
Это правда, подумала Сорча. Пусть мужчина не прав, он ни за что не признается в этом. Не извинится. Сорча никогда не слышала, чтобы мужчина извинялся. Вообще-то она мало общалась с мужчинами в последние годы, но теперь поняла, почему Ренье так страстно обнимал ее, когда она плакала, желая утешить ее.
– Он осел!
– Возможно, вы правы, – согласился Марлон.
– Я должна с ним сейчас же поговорить.
Она поднялась и расправила юбку. Марлон тоже поднялся.
– Ему придется выслушать мое мнение. И когда я закончу, пусть попросит прощения просто для того, чтобы я перестала высказывать ему то, что о нем думаю.
– Весьма разумный план, ваше высочество.
Марлон тяжело оперся на свои палки.
Она пошла было по дорожке, которая вела ко дворцу, но тут же вернулась к Марлону.
– Спасибо вам. – Его глаза сияли от радости, но она не стала сердиться на него за это. – Спасибо.
Она снова пошла прочь, а когда оказалась у живой изгороди неподалеку от дворцовой калитки, навстречу ей вышли двое мужчин. Один был красивым и сильным, второй был старше, опытнее и утомлен войной. Оба были высокими, с кулаками, похожими на два булыжника.
– Прошу меня простить, господа.
Сорча попробовала пройти мимо них. Ей срочно нужно было поговорить с Ренье.
Старший из мужчин поклонился:
– Ваше высочество, принцесса Сорча?
Неужели бабушка послала за ней? Именно сейчас? Ее бабушка обладает поразительным умением вмешиваться не вовремя.
– Да. Но мой супруг, принц Ренье, выразил желание видеть меня, и…
Третий мужчина подходил с одной стороны, четвертый – с другой. И когда Сорча огляделась, то увидела, как еще двое подходят, захлопывая ловушку.
Ловушка.
Это не были люди бабушки.
– Кто вы такие? – резко спросила она.
– Если пойдете с нами, – сказал старший из них, – вам не причинят вреда.
Его молодой спутник положил руку на эфес шпаги. Остальные мужчины наблюдали за ней и за окрестностями.
Их нервозность была вполне оправданной. А план весьма дерзкий. Они пришли, чтобы захватить принцессу в плен прямо на территории дворца.
– Кто вы такие? – снова спросила она.
Ее взгляд упал на жилет более молодого из двоих, который был почти скрыт под коротким плащом. И она увидела на нем маленький знак: коричневую свернувшуюся змею на алом фоне.
Граф Дюбелле. Это были его люди.
Сорча закричала.
Грубая рука зажала ей рот. Шестеро мужчин окружили ее и поволокли вдоль изгороди к ожидающим рядом коням.
Она не могла вырваться от шестерых сильных мужчин. Однако ей удалось повернуться к Марлону.
Там, где он недавно стоял, только шевелились ветки.
Чтобы не сталкиваться с людьми графа Дюбелле и снова не оказаться в темнице, Марлон сбежал. Сорча осталась одна.
Глава 25
Глава 26
Он страдал. Ему было больно, но он терпел эту боль для того, чтобы рассказать историю своего принца. Он посвятил всю свою жизнь Ренье. Пожертвовал ради него своим здоровьем, а теперь – своей гордостью.
– Мы с Цезарем копали изо всех сил, к нам уже стал поступать свежий воздух. Мы понимали, что близки к цели, но не знали, где именно выйдем наружу. Впервые за семь лет у нас появилась надежда. – Марлон открыл глаза и посмотрел на нее так пристально, что она не смогла отвести взгляда. – Вот только наш принц перестал с нами перестукиваться. Он не умер. Мы знали это. Не видели, чтобы мимо проносили труп. Однако он нам не отвечал, и мы опасались его безумия. Когда на следующий год тюремщики накрыли его высочество одеялом и выволокли из камеры, он не сопротивлялся, его страх исчез.
С проницательностью, которая доказывала, что Сорча знает Ренье гораздо лучше, чем ей хотелось бы, она уверенно сказала:
– Когда он умолял, чтобы ему сохранили жизнь, самое худшее уже случилось.
– Совершенно верно. Его высочество достиг самого дна. – Марлон изменился в лице. – В тот день граф Дюбелле угрожал Ренье тростью, потом кнутом. Ренье ни на что не реагировал. Он просто смотрел на Дюбелле, и выражение его лица… В какой-то момент он стал королем. Он буквально сиял благородством. Граф Дюбелле осатанел. Он сорвал с его высочества одежду. Бил его по спине, пока не потекла кровь. Бил по ягодицам. По ногам. Мы с Цезарем пытались вырваться из оков, умоляли Дюбелле остановиться. Тюремщики тихо ворчали: даже для них это было чересчур. Мы знали, что достаточно Ренье взмолиться или закричать, и Дюбелле моментально остановился бы. Но Ренье не издал ни звука. Он был в сознании. Глаза у него были открыты. Просто ему было все равно.
Сорча прижала ладонь к губам. От ужаса ее тошнило.
– Когда Дюбелле принялся за грудь Ренье, вмешалась графиня. Она предложила графу воды. Предложила вина. Как шлюха, предложила себя. Обмакнув кончики пальцев в кровь Ренье, она слизнула ее и улыбнулась. Это было отвратительно, но граф Дюбелле набросился на нее, словно животное. И пока они совокуплялись на каменном полу, охранники утащили Ренье в его камеру, а нас – в нашу.
Марлон жадно хватал ртом воздух, совершенно измученный страшными воспоминаниями.
– Но Ренье… Разве ему не нужна была помощь?
О Боже, почему ей не все равно?
– Конечно, нужна. Но тюремщики боялись графа Дюбелле. А вы на их месте не испугались бы? Когда они приносили нам еду, мы умоляли их, чтобы они позволили нам ему помочь. И наконец они уступили. Спустя три дня они принесли его к нам и сказали, что он умирает. Это была правда. Он был так слаб! Не мог ни есть, ни пить. Но мог говорить. Он благодарил нас за то, что мы верно служили ему. Молил нас простить ему его юношеское тщеславие, которое привело нас в темницу. Просил, чтобы мы вспоминали его добром.
– У него был жар?
– Нет. Мы решили… Я до сих пор считаю, что он захотел умереть. Мы пытались его удержать. Рассказали ему о прорытом туннеле, о том, как мы близки к свободе. – Марлон улыбнулся. – Он был так счастлив… за нас! Сказал, что теперь может умереть спокойно, зная, что мы не будем гнить в тюрьме. Он молил Бога помочь нам вырваться на свободу и мудро ею воспользоваться. И пока я обнимал его, он умер.
– Что?!
Сорча ушам своим не верила.
– Он умер. – Марлон сжал ее локоть. – Клянусь, что это так. Было темно. Было душно. Я слышал размеренный стук редко падающих капель воды. И я почувствовал, как из его тела уходит жизнь.
Воздух был зловонным. Равнодушные камни смыкались вокруг нее. Ничей голос не нарушал тишины. Ничья рука не тянулась к ней, чтобы перевязать ей раны или излечить ее боль. Крысиные кости служили ей постелью, а длинное полотно паутины – одеялом.
Ее похоронили заживо.
И ей было все равно. Где-то поблизости медленно текущая вода собиралась в озерцо, и медленное падение капель, которое когда-то доводило ее до исступления, теперь лишь усугубляло ее равнодушие. Она умирала – и приветствовала окончание одиночества, горя и страданий.
Кончики ее пальцев прикоснулись к костлявой руке Смерти…
Сорча содрогнулась. Она присутствовала там! Во сне, она там оказалась.
– И что случилось?
– Его не стало. Он похолодел. Я был в шоке. Цезарь рыдал. И вдруг Ренье содрогнулся. Казалось, будто что-то ударило его в грудь. Его сердце снова начало биться. Он сделал судорожный вдох. И он снова был с нами. – Марлон ухватился за крест, который висел у него на шее. – Это было чудо.
Ей не хотелось этому верить. Не хотелось верить, что это говорилось о Ренье, с его умом, силой воли и отвратительной, нелепой уверенностью в том, что он способен внушить ей любовь к себе, используя свою мощную чувственность.
– Он вернулся, полный решимости. Хотел вырваться на свободу, отомстить графу Дюбелле за насилие над его страной, жениться и завести детей и остаться жить в них. Он вспомнил, что мы говорили ему о подземном ходе, и сказал нам, в какую сторону надо рыть, чтобы оказаться в безопасности. И он был прав. Если бы мы продолжили копать в прежнем направлении, то оказались бы прямо на главной дороге, которая вела из замка. Нас моментально заметили бы и снова поймали. Ренье сказал, что надо рыть в направлении узкой тропы, которая шла к давно забытой боковой двери.
Сорче не хотелось верить услышанному.
– А как же тюремщики? Разве они не захотели похоронить Ренье?
– Мы сказали им, что он умирает, но что у него огромная скрытая сила. После того как он выдержал побои, они легко в это поверили, и им не хотелось иметь с ним дело. Как ни странно, они, видимо, его боялись. Решили, что он обладает каким-то особым даром и что сам Господь вернул его к жизни. – Марлон понурил голову и вздохнул. – Я тоже так подумал. Его цели были самыми чистыми и высокими, а стремительное выздоровление нас изумило. Когда спустя два дня мы вырвались на свободу, он выполз из отверстия туннеля и пошел вниз по склону. Когда наш побег обнаружили, он двинулся не в том направлении, что мы с Цезарем, а в противоположном, уводя тюремщиков за собой.
Марлон явно чего-то недоговаривал.
– И что сделали вы?
– О чем вы говорите?
– Ренье по-прежнему здесь. Цезаря нет. Вас покалечили. Как это случилось? – Ей необходимо было узнать окончание этой истории. – Что вы сделали?
– Он был нашим принцем. Мы один раз усомнились в нем, но, после того как он вернулся к жизни, перестали сомневаться. Поэтому мы привлекли к себе внимание тюремщиков и повели их за собой. Цезаря убили. Меня затоптали их кони. – Марлон указал на свои ноги. – Но Ренье спасся, а нам нужно было именно это. Ради этого я согласен сидеть здесь, зная, что он отберет Ришарт у этого животного.
В монастыре Сорчу учили верить в благородство. Но жизнь уничтожила в ней эту веру.
Однако Марлон доказал ей, что благородство существует.
Неужели Ренье и все его деяния благородны?
Марлон считал, что это так. Ренье собирался вскоре отправиться на войну. В самое ближайшее время.
– Он войдет в Ришарт, – произнесла Сорча. – Наши осведомители говорят, что граф Дюбелле разорил казну. Народ его ненавидит. В армии – хаос. Победа практически обеспечена.
– Ренье останется жив, – заверил ее Марлон. – Не для того он выжил в темнице, чтобы погибнуть в бою.
– Я в этом не сомневаюсь.
Она должна была верить в то, что Ренье не умрет.
– Я счастлив, он – нет. Он заслуживает большего, чем просто успех. Он заслуживает счастья. И сделать его счастливым можете только вы, ваше высочество.
В Сорче снова поднялась волна возмущения.
– Он предпочел счастью подозрительность и обман.
– Он провел восемь лет в темнице. Его друзей убили. На него шла охота. Он умер. У него были причины подозревать всех и каждого.
Объяснение Марлона ее не убедило.
– Мы много дней путешествовали вместе. Он хорошо знал меня, однако продолжал обманывать. Я не злобный узурпатор. И не дура. Я жила в монастыре и ухаживала за садом, терпеливо дожидаясь, чтобы меня призвали выполнить мой долг. А Ренье обманул меня как дурочку.
Сорча больше не чувствовала ненависти, только боль. Он принял ее любовь, а сам не предложил ничего, кроме ласки и ошеломляющей чувственности.
Он ее не любит, и она больше не намерена это терпеть.
Марлон открыл было рот, но тут же закрыл его и задумался. А потом сказал:
– Дело даже не в том, что он был подозрителен и не очень хорошо разбирался в людях. Возможно, он совершил серьезную ошибку и теперь не знает, как искупить свою вину, как извиниться.
– Что за нелепость! Любой человек знает, как извиниться.
– Смею возразить вам, ваше высочество. Мужчины не знают. Точнее, не могут. Мужчине легче свернуть гору, чем сказать: «Прости меня».
Это правда, подумала Сорча. Пусть мужчина не прав, он ни за что не признается в этом. Не извинится. Сорча никогда не слышала, чтобы мужчина извинялся. Вообще-то она мало общалась с мужчинами в последние годы, но теперь поняла, почему Ренье так страстно обнимал ее, когда она плакала, желая утешить ее.
– Он осел!
– Возможно, вы правы, – согласился Марлон.
– Я должна с ним сейчас же поговорить.
Она поднялась и расправила юбку. Марлон тоже поднялся.
– Ему придется выслушать мое мнение. И когда я закончу, пусть попросит прощения просто для того, чтобы я перестала высказывать ему то, что о нем думаю.
– Весьма разумный план, ваше высочество.
Марлон тяжело оперся на свои палки.
Она пошла было по дорожке, которая вела ко дворцу, но тут же вернулась к Марлону.
– Спасибо вам. – Его глаза сияли от радости, но она не стала сердиться на него за это. – Спасибо.
Она снова пошла прочь, а когда оказалась у живой изгороди неподалеку от дворцовой калитки, навстречу ей вышли двое мужчин. Один был красивым и сильным, второй был старше, опытнее и утомлен войной. Оба были высокими, с кулаками, похожими на два булыжника.
– Прошу меня простить, господа.
Сорча попробовала пройти мимо них. Ей срочно нужно было поговорить с Ренье.
Старший из мужчин поклонился:
– Ваше высочество, принцесса Сорча?
Неужели бабушка послала за ней? Именно сейчас? Ее бабушка обладает поразительным умением вмешиваться не вовремя.
– Да. Но мой супруг, принц Ренье, выразил желание видеть меня, и…
Третий мужчина подходил с одной стороны, четвертый – с другой. И когда Сорча огляделась, то увидела, как еще двое подходят, захлопывая ловушку.
Ловушка.
Это не были люди бабушки.
– Кто вы такие? – резко спросила она.
– Если пойдете с нами, – сказал старший из них, – вам не причинят вреда.
Его молодой спутник положил руку на эфес шпаги. Остальные мужчины наблюдали за ней и за окрестностями.
Их нервозность была вполне оправданной. А план весьма дерзкий. Они пришли, чтобы захватить принцессу в плен прямо на территории дворца.
– Кто вы такие? – снова спросила она.
Ее взгляд упал на жилет более молодого из двоих, который был почти скрыт под коротким плащом. И она увидела на нем маленький знак: коричневую свернувшуюся змею на алом фоне.
Граф Дюбелле. Это были его люди.
Сорча закричала.
Грубая рука зажала ей рот. Шестеро мужчин окружили ее и поволокли вдоль изгороди к ожидающим рядом коням.
Она не могла вырваться от шестерых сильных мужчин. Однако ей удалось повернуться к Марлону.
Там, где он недавно стоял, только шевелились ветки.
Чтобы не сталкиваться с людьми графа Дюбелле и снова не оказаться в темнице, Марлон сбежал. Сорча осталась одна.
Глава 25
Лакей откашлялся, демонстрируя мучительную боль, и открыл великолепные позолоченные двери тронного зала перед Ренье.
Ренье рассеянно оторвал взгляд от карты, которую держал в руках.
– Питер, тебе надо что-то делать с этим кашлем. Страшно слушать.
И тут он резко остановился.
Бабушка восседала на троне, установленном на возвышении. Седовласая, худая, элегантная, с тростью, которую она использовала как оружие. Старуха была холодна, как зима, когда промерзают реки.
Неудивительно, что Питер издал такой жуткий звук. Он пытался предупредить Ренье о той страшной судьбе, которая его ждет, а Ренье был слишком погружен в свои военные планы, чтобы обратить на это внимание.
Как всегда, лицо бабушки не предвещало ничего хорошего для того, кто посмел предстать перед нею. В том числе и для Ренье.
«Не паникуй! – приказал он себе. – Она как злой пес: чует страх и набрасывается».
Проблема заключалась в том, что бабушка набрасывалась независимо от того, испытывает ли ее жертва страх. Возможно, она даже не могла почуять чужой страх, потому что ее боялись абсолютно все.
– Какой приятный сюрприз! – Он поклонился со всем уважением, какого заслуживала эта стойкая старуха. – Чем могу быть полезен вашему высочеству?
– Тем, что дашь моей внучке счастье. – Ее глаза излучали враждебность. – Мне казалось, что это очевидно.
Питер закрыл дверь, бросив своего принца.
Да. Бабушка всегда набрасывалась, не тратя времени на предупреждения или красивые жесты.
Но Ренье теперь был здесь господином и ни перед кем не отчитывался.
– Очевидно то, что вам следует заниматься своими делами и не мешать нам заниматься нашими, – холодно ответил он.
– Наследник трона – это мое дело, а Сорча не сможет его принести, если будет отвергать жеребца, который ее покрывает.
– Она не кобыла! – заметил Ренье и добавил: – А я не конь.
– Так и веди себя, как подобает мужчине! – Бабушка хлопнула ладонью по подлокотнику трона. – Ты совершил какую-то ужасную ошибку, иначе она не относилась бы к тебе так, словно ты насекомое, которое она соскребла с подошвы ботинка. Извинись перед ней.
– Я извиняюсь перед ней каждую ночь. Она не…
Ему хотелось сказать: «Она не слушает меня», – но он воздержался.
– Видимо, этого мало. – Опираясь на трость, бабушка поднялась. – Женщины любят подарки. Ты дарил ей подарки?
– Я был немного занят, управляя государством.
Государство – днем, а Сорча – ночью. Он не мог сказать, что давалось ему труднее.
– Дай мне руку, мальчик.
Он поднялся по ступеньками и помог ей спуститься. Он этого раньше не замечал – но бабушка теперь ковыляла!
– Реши, что для тебя важнее, Ренье! Разве я не учила тебя это определять? И потом, сколько ты собираешься ждать, прежде чем попросишь меня отдать драгоценности короны?
– Драгоценности Бомонтани? – Старая дама поражала его. Она вызывала у него восторг. – А они у вас?
– Если бы они были не у меня, то пропали бы во время революции.
– А я был уверен, что они пропали.
– Ты слишком плохо обо мне думаешь. – Уголки ее тонких губ изогнулись, что следовало считать улыбкой. – Когда мой сын отправился воевать, я взяла их себе.
– Ну конечно же!
Старуха была хитрой и слишком хорошо знала человеческую натуру. Она ни за что не отдала бы на хранение кому-то другому бесценные бриллианты, сапфиры и жемчуг.
– Они по-прежнему у меня. – Она впилась ногтями ему в руку. – Но я отдам их тебе, если попросишь.
Он терпеть не мог, когда им пытались манипулировать, но если он сейчас сдастся, у него останется больше времени для того, чтобы строить планы военной кампании и любить Сорчу.
– Вы не будете так добры отдать мне драгоценности короны, чтобы я вручил их Сорче?
– Я сейчас же за ними пошлю.
– Спасибо вам за ваш быстрый ум и сообразительность.
В обычное время ему было бы крайне трудно льстить бабушке, но сейчас он был готов на все, лишь бы увести разговор от своих отношений с Сорчей.
Ему следовало быть умнее.
– На здоровье. Как ты их ей вручишь?
Вопрос бабушки был быстрым и прямым, как полет пули.
– Я еще об этом не думал.
А как он мог об этом думать, если только сейчас о них узнал! Однако бабушка не приняла бы этого оправдания.
– Не могу поверить, что это я должна давать тебе такие советы. Я – самый неромантичный человек на свете. Но совершенно ясно, что ты занимаешь второе место после меня и тебе нужна помощь. Так что слушай, что я тебе скажу. Ты вручишь Сорче драгоценности короны завтра, на балу в честь вашего возвращения.
Бабушка спланировала его ухаживания вплоть до последней минуты.
– Ей это понравится.
Ему это точно понравится: Сорче придется улыбаться ему, и, возможно, в этот момент ее улыбка будет вполне искренней.
– Это красивый жест, и сделать его необходимо, но ей будет неприятно находиться в центре внимания. Неужели ты совершенно ничего о ней не знаешь? – Видимо, бабушка сочла этот вопрос чисто риторическим. – Сорча предпочла бы, чтобы ты преподнес ей букет цветов. Вот и преподнеси. Но это не сработает, если ты прикажешь садовнику послать ей цветы.
– Я это знаю, – раздраженно проговорил Ренье.
Однако про себя он продолжал гадать: почему? Ренье совершенно ничего не понимает в цветах. Не знает, какие цветы сочетаются друг с другом. Не знает, у каких растений есть шипы. Он не умеет составлять букеты. Почему же Сорче не понравится букет садовника? Садовнику платят за то, чтобы он обращался с цветами более умело, чем король.
– Она – нежное существо. Ей понравилось бы, если бы после ужина ты увел ее в сад погулять. – Бабушка постучала кончиком пальцев по своим морщинистым губам. – При луне. Сейчас почти полнолуние. Сегодняшняя ночь вполне подойдет.
– Сегодня к нам придет на обед французский посол, – саркастически заметил Ренье. – Он удивится, если я утащу из столовой жену, вместо того чтобы остаться с ним поговорить.
– Он же француз! Он удивится, если ты этого не сделаешь.
Ренье расстелил карты на столе и прижал уголки. Он был готов делать что угодно, лишь бы не встречаться с бабушкой взглядом. Если бы он это сделал, то, наверное, признался бы, что написал Кларисе и Эми о возвращении Сорчи и умолял их при первой же возможности приехать в гости. Потому что Сорчу, во-первых, рассердило то, что он сжег ее письма, во-вторых, что, имея при себе новые письма, он скрыл это от нее, и, в-третьих, что помешал ей навестить Кларису.
А ведь он нисколько не был виноват в том, что им не удалось навестить Кларису!
Но Сорча все равно обвиняла его в том, что он подозрителен и недоверчив, так что она вполне может обвинить его в том, что их преследовали наемные убийцы. Ведь это из-за них пришлось свернуть с дороги, которая вела к ее сестре.
Говоря по правде, он не осознавал прочности уз, которые связывали сестер, и сомневался в том, что Сорча так уж о них тревожится. И возможно – он готов был допустить, что это возможно, – он совершил ошибку, не успокоив ее сразу же, как разобрался в ее характере. В любом случае он не видел причины не умолять Кларису и Эми навестить их и почувствовал огромное облегчение, когда они сообщили, что скоро приедут.
Может, это растопит сердце Сорчи.
– Послушай, мальчик… – Бабушка обладала редким талантом превращать его в младенца. – Ты не понимаешь. Я вырастила девушку, на которой ты женился. Я увидела ее, когда она была еще крошкой, и с того дня беспокоилась за нее. Она милая, добрая, ранимая: она из тех женщин, которых мужчины вроде тебя используют, не понимая, какое им досталось сокровище.
– Мужчины вроде меня?
Что, к дьяволу, она хотела этим сказать?
– Но Сорча изменилась. Она уже не та милая, ранимая девушка. Она часто возмущается, выходит из себя. Но просто так ничего не бывает. И виноват в этом ты. Если не хочешь прожить всю жизнь, удерживая на цепи женщину, которая рвется на свободу, выслушай меня.
Он уставился на карты Бомонтани и Ришарта, пытаясь вспомнить, почему считал их настолько важными.
– Почему я должен слушать, что вы будете говорить о моей жене?
– Потому что надеюсь, что ты тоже изменился.
Бабушка права, дьявол ее побери! Он должен что-то предпринять. Его план заставить Сорчу полюбить его позорно провалился.
Хоть он и держал ее в объятиях каждую ночь, доводя до экстаза, он ощущал, как она все больше и больше замыкалась в себе. И хотя Ренье был завален работой, он постоянно ощущал тоску, которая угрожала в любой момент взорваться яростью и болью.
Именно так он чувствовал себя в темнице. И был сыт этим по горло.
– Ренье, сжалься над старухой и докажи, что ты уже не тот избалованный юнец, каким был до того, как тебя захватили в плен.
Бабушка говорила скорее устало, чем раздраженно, и это само по себе пугало.
– И что я должен сделать? – едва слышно спросил Ренье.
– Драгоценности, цветы, прогулка… – бабушка погрозила ему узловатым пальцем, – во время которой ты скажешь ей, каким был дураком, и пообещаешь, что больше такое не повторится.
Именно этого Ренье хотелось меньше всего.
– Когда я сбежал из тюрьмы, то дал клятву, что никогда больше ни перед кем не встану на колени, никого ни о чем не буду умолять.
– Тогда никакого торжественного бракосочетания и коронации в соборе не будет, я аннулирую ваш брак, – заявила бабушка.
– Что?! – взревел он.
– Я не хочу, чтобы Сорча была несчастлива из-за твоего упрямства. – Глаза бабушки напоминали голубые осколки льда. – Вы поженились в чужой стране. Я подкуплю свидетелей, уничтожу ваши брачные свидетельства и найду ей другого принца, который сделает ее счастливой.
– Этого не будет! – Его руки сжались в кулаки. Он никогда не поднял бы руку на женщину, тем более на старуху, но сейчас с трудом сдерживался, чтобы не поддаться искушению. – Сорча моя. Она всегда будет моей. Я привязал ее к себе, чтобы отвоевать свою страну, но сохраню ее потому…
Бабушка подалась вперед:
– Договаривай.
Потому что он ее любит.
Он любит ее, но она с ним несчастлива. Он лишил ее чувства собственного достоинства, то же самое граф Дюбелле проделал с ним. Почему он только сейчас это понял?
– Ренье! – позвал его Марлон.
Возмущенная неуместным вмешательством, бабушка всхрапнула, словно старая лошадь, и уперлась обеими руками в стол.
Тяжело опираясь на палки, весь в поту, Марлон спешил к ним в сопровождении встревоженной охраны и советников.
– Ради всего святого, Ренье, выслушай меня!
– Что случилось?
Ренье бросился, чтобы его подхватить.
– Они захватили ее, – с трудом произнес Марлон. – Люди графа Дюбелле.
Бабушка схватилась за плечо, словно ее ранили.
– Они захватили принцессу. Граф Дюбелле оставил записку со своими требованиями. – Марлон извлек из кармана листок бумаги, пробитый ножом. – Он назначит день и час, в который ты должен будешь приехать за ней.
Ренье вырвал у него листок, пробежал глазами.
– Через две недели, рядом с тем замком, где нас заточили в темницу. Ваше высочество, – добавил Марлон, – он требует вас.
– Меня он получит. – Ренье швырнул листок на пол и зашагал к двери. – Но Сорча у него не останется!
Ренье рассеянно оторвал взгляд от карты, которую держал в руках.
– Питер, тебе надо что-то делать с этим кашлем. Страшно слушать.
И тут он резко остановился.
Бабушка восседала на троне, установленном на возвышении. Седовласая, худая, элегантная, с тростью, которую она использовала как оружие. Старуха была холодна, как зима, когда промерзают реки.
Неудивительно, что Питер издал такой жуткий звук. Он пытался предупредить Ренье о той страшной судьбе, которая его ждет, а Ренье был слишком погружен в свои военные планы, чтобы обратить на это внимание.
Как всегда, лицо бабушки не предвещало ничего хорошего для того, кто посмел предстать перед нею. В том числе и для Ренье.
«Не паникуй! – приказал он себе. – Она как злой пес: чует страх и набрасывается».
Проблема заключалась в том, что бабушка набрасывалась независимо от того, испытывает ли ее жертва страх. Возможно, она даже не могла почуять чужой страх, потому что ее боялись абсолютно все.
– Какой приятный сюрприз! – Он поклонился со всем уважением, какого заслуживала эта стойкая старуха. – Чем могу быть полезен вашему высочеству?
– Тем, что дашь моей внучке счастье. – Ее глаза излучали враждебность. – Мне казалось, что это очевидно.
Питер закрыл дверь, бросив своего принца.
Да. Бабушка всегда набрасывалась, не тратя времени на предупреждения или красивые жесты.
Но Ренье теперь был здесь господином и ни перед кем не отчитывался.
– Очевидно то, что вам следует заниматься своими делами и не мешать нам заниматься нашими, – холодно ответил он.
– Наследник трона – это мое дело, а Сорча не сможет его принести, если будет отвергать жеребца, который ее покрывает.
– Она не кобыла! – заметил Ренье и добавил: – А я не конь.
– Так и веди себя, как подобает мужчине! – Бабушка хлопнула ладонью по подлокотнику трона. – Ты совершил какую-то ужасную ошибку, иначе она не относилась бы к тебе так, словно ты насекомое, которое она соскребла с подошвы ботинка. Извинись перед ней.
– Я извиняюсь перед ней каждую ночь. Она не…
Ему хотелось сказать: «Она не слушает меня», – но он воздержался.
– Видимо, этого мало. – Опираясь на трость, бабушка поднялась. – Женщины любят подарки. Ты дарил ей подарки?
– Я был немного занят, управляя государством.
Государство – днем, а Сорча – ночью. Он не мог сказать, что давалось ему труднее.
– Дай мне руку, мальчик.
Он поднялся по ступеньками и помог ей спуститься. Он этого раньше не замечал – но бабушка теперь ковыляла!
– Реши, что для тебя важнее, Ренье! Разве я не учила тебя это определять? И потом, сколько ты собираешься ждать, прежде чем попросишь меня отдать драгоценности короны?
– Драгоценности Бомонтани? – Старая дама поражала его. Она вызывала у него восторг. – А они у вас?
– Если бы они были не у меня, то пропали бы во время революции.
– А я был уверен, что они пропали.
– Ты слишком плохо обо мне думаешь. – Уголки ее тонких губ изогнулись, что следовало считать улыбкой. – Когда мой сын отправился воевать, я взяла их себе.
– Ну конечно же!
Старуха была хитрой и слишком хорошо знала человеческую натуру. Она ни за что не отдала бы на хранение кому-то другому бесценные бриллианты, сапфиры и жемчуг.
– Они по-прежнему у меня. – Она впилась ногтями ему в руку. – Но я отдам их тебе, если попросишь.
Он терпеть не мог, когда им пытались манипулировать, но если он сейчас сдастся, у него останется больше времени для того, чтобы строить планы военной кампании и любить Сорчу.
– Вы не будете так добры отдать мне драгоценности короны, чтобы я вручил их Сорче?
– Я сейчас же за ними пошлю.
– Спасибо вам за ваш быстрый ум и сообразительность.
В обычное время ему было бы крайне трудно льстить бабушке, но сейчас он был готов на все, лишь бы увести разговор от своих отношений с Сорчей.
Ему следовало быть умнее.
– На здоровье. Как ты их ей вручишь?
Вопрос бабушки был быстрым и прямым, как полет пули.
– Я еще об этом не думал.
А как он мог об этом думать, если только сейчас о них узнал! Однако бабушка не приняла бы этого оправдания.
– Не могу поверить, что это я должна давать тебе такие советы. Я – самый неромантичный человек на свете. Но совершенно ясно, что ты занимаешь второе место после меня и тебе нужна помощь. Так что слушай, что я тебе скажу. Ты вручишь Сорче драгоценности короны завтра, на балу в честь вашего возвращения.
Бабушка спланировала его ухаживания вплоть до последней минуты.
– Ей это понравится.
Ему это точно понравится: Сорче придется улыбаться ему, и, возможно, в этот момент ее улыбка будет вполне искренней.
– Это красивый жест, и сделать его необходимо, но ей будет неприятно находиться в центре внимания. Неужели ты совершенно ничего о ней не знаешь? – Видимо, бабушка сочла этот вопрос чисто риторическим. – Сорча предпочла бы, чтобы ты преподнес ей букет цветов. Вот и преподнеси. Но это не сработает, если ты прикажешь садовнику послать ей цветы.
– Я это знаю, – раздраженно проговорил Ренье.
Однако про себя он продолжал гадать: почему? Ренье совершенно ничего не понимает в цветах. Не знает, какие цветы сочетаются друг с другом. Не знает, у каких растений есть шипы. Он не умеет составлять букеты. Почему же Сорче не понравится букет садовника? Садовнику платят за то, чтобы он обращался с цветами более умело, чем король.
– Она – нежное существо. Ей понравилось бы, если бы после ужина ты увел ее в сад погулять. – Бабушка постучала кончиком пальцев по своим морщинистым губам. – При луне. Сейчас почти полнолуние. Сегодняшняя ночь вполне подойдет.
– Сегодня к нам придет на обед французский посол, – саркастически заметил Ренье. – Он удивится, если я утащу из столовой жену, вместо того чтобы остаться с ним поговорить.
– Он же француз! Он удивится, если ты этого не сделаешь.
Ренье расстелил карты на столе и прижал уголки. Он был готов делать что угодно, лишь бы не встречаться с бабушкой взглядом. Если бы он это сделал, то, наверное, признался бы, что написал Кларисе и Эми о возвращении Сорчи и умолял их при первой же возможности приехать в гости. Потому что Сорчу, во-первых, рассердило то, что он сжег ее письма, во-вторых, что, имея при себе новые письма, он скрыл это от нее, и, в-третьих, что помешал ей навестить Кларису.
А ведь он нисколько не был виноват в том, что им не удалось навестить Кларису!
Но Сорча все равно обвиняла его в том, что он подозрителен и недоверчив, так что она вполне может обвинить его в том, что их преследовали наемные убийцы. Ведь это из-за них пришлось свернуть с дороги, которая вела к ее сестре.
Говоря по правде, он не осознавал прочности уз, которые связывали сестер, и сомневался в том, что Сорча так уж о них тревожится. И возможно – он готов был допустить, что это возможно, – он совершил ошибку, не успокоив ее сразу же, как разобрался в ее характере. В любом случае он не видел причины не умолять Кларису и Эми навестить их и почувствовал огромное облегчение, когда они сообщили, что скоро приедут.
Может, это растопит сердце Сорчи.
– Послушай, мальчик… – Бабушка обладала редким талантом превращать его в младенца. – Ты не понимаешь. Я вырастила девушку, на которой ты женился. Я увидела ее, когда она была еще крошкой, и с того дня беспокоилась за нее. Она милая, добрая, ранимая: она из тех женщин, которых мужчины вроде тебя используют, не понимая, какое им досталось сокровище.
– Мужчины вроде меня?
Что, к дьяволу, она хотела этим сказать?
– Но Сорча изменилась. Она уже не та милая, ранимая девушка. Она часто возмущается, выходит из себя. Но просто так ничего не бывает. И виноват в этом ты. Если не хочешь прожить всю жизнь, удерживая на цепи женщину, которая рвется на свободу, выслушай меня.
Он уставился на карты Бомонтани и Ришарта, пытаясь вспомнить, почему считал их настолько важными.
– Почему я должен слушать, что вы будете говорить о моей жене?
– Потому что надеюсь, что ты тоже изменился.
Бабушка права, дьявол ее побери! Он должен что-то предпринять. Его план заставить Сорчу полюбить его позорно провалился.
Хоть он и держал ее в объятиях каждую ночь, доводя до экстаза, он ощущал, как она все больше и больше замыкалась в себе. И хотя Ренье был завален работой, он постоянно ощущал тоску, которая угрожала в любой момент взорваться яростью и болью.
Именно так он чувствовал себя в темнице. И был сыт этим по горло.
– Ренье, сжалься над старухой и докажи, что ты уже не тот избалованный юнец, каким был до того, как тебя захватили в плен.
Бабушка говорила скорее устало, чем раздраженно, и это само по себе пугало.
– И что я должен сделать? – едва слышно спросил Ренье.
– Драгоценности, цветы, прогулка… – бабушка погрозила ему узловатым пальцем, – во время которой ты скажешь ей, каким был дураком, и пообещаешь, что больше такое не повторится.
Именно этого Ренье хотелось меньше всего.
– Когда я сбежал из тюрьмы, то дал клятву, что никогда больше ни перед кем не встану на колени, никого ни о чем не буду умолять.
– Тогда никакого торжественного бракосочетания и коронации в соборе не будет, я аннулирую ваш брак, – заявила бабушка.
– Что?! – взревел он.
– Я не хочу, чтобы Сорча была несчастлива из-за твоего упрямства. – Глаза бабушки напоминали голубые осколки льда. – Вы поженились в чужой стране. Я подкуплю свидетелей, уничтожу ваши брачные свидетельства и найду ей другого принца, который сделает ее счастливой.
– Этого не будет! – Его руки сжались в кулаки. Он никогда не поднял бы руку на женщину, тем более на старуху, но сейчас с трудом сдерживался, чтобы не поддаться искушению. – Сорча моя. Она всегда будет моей. Я привязал ее к себе, чтобы отвоевать свою страну, но сохраню ее потому…
Бабушка подалась вперед:
– Договаривай.
Потому что он ее любит.
Он любит ее, но она с ним несчастлива. Он лишил ее чувства собственного достоинства, то же самое граф Дюбелле проделал с ним. Почему он только сейчас это понял?
– Ренье! – позвал его Марлон.
Возмущенная неуместным вмешательством, бабушка всхрапнула, словно старая лошадь, и уперлась обеими руками в стол.
Тяжело опираясь на палки, весь в поту, Марлон спешил к ним в сопровождении встревоженной охраны и советников.
– Ради всего святого, Ренье, выслушай меня!
– Что случилось?
Ренье бросился, чтобы его подхватить.
– Они захватили ее, – с трудом произнес Марлон. – Люди графа Дюбелле.
Бабушка схватилась за плечо, словно ее ранили.
– Они захватили принцессу. Граф Дюбелле оставил записку со своими требованиями. – Марлон извлек из кармана листок бумаги, пробитый ножом. – Он назначит день и час, в который ты должен будешь приехать за ней.
Ренье вырвал у него листок, пробежал глазами.
– Через две недели, рядом с тем замком, где нас заточили в темницу. Ваше высочество, – добавил Марлон, – он требует вас.
– Меня он получит. – Ренье швырнул листок на пол и зашагал к двери. – Но Сорча у него не останется!
Глава 26
Спустя две недели несколько мужчин, одетых во все черное, скользили в темноте по притихшему лесу, разыскивая место, где на следующий день должна была разыграться драма.
С ними была одна лошадь.
– Ваше высочество, место нашли, – тихо сообщил Марлон.
У Ренье оборвалось сердце. Он последовал туда, откуда сверху виднелась лужайка, покрытая травой.
Марлон вытянул руку.
В свете луны Ренье увидел ловушку, которую приготовил для него Дюбелле.
– Дьявол, – сказал он.
– Может, переодеть кого-нибудь так, чтобы он был похож на вас? – спросил Марлон.
– Нет.
Ренье был намерен выиграть этот бой лично.
– Мы могли бы перехватить ее высочество, когда ее будут везти сюда, и спасти, прежде…
– Нет. – Ренье прекрасно понимал тревогу Марлона. – На этот раз я вас не подведу.
Марлон посмотрел в лицо Ренье.
– Я верю в вас, – искренне произнес он.
– А я в тебя. Вот что мы сделаем.
Он отдал Марлону распоряжения, и Марлон отправился отдавать приказы людям. А Ренье еще раз осмотрел ловушку.
Ну конечно же. Именно этого и надо было ожидать.
Единственное, с чем он не смел столкнуться.
И тем не менее он должен это сделать. Ради своего народа. Ради Сорчи.
– Ваше высочество! – Хьюберт открыл дверь, но не посмел перешагнуть через порог и войти в камеру Сорчи. – Двор отправляется на охоту, и вас умоляют присоединиться.
– Умоляют? Да неужели?
Сорча не стала поворачиваться лицом к Хьюберту. Вместо этого она продолжала смотреть на панораму, которая открывалась из башни замка. Черные вершины гор пронзали синее небо. Густые зеленые леса взбирались по склонам. Далекие поля ожидали первых всходов.
– Ришарт – красивая страна. Если смотреть издали.
– Прошу вас, ваше высочество! Я должен доставить вас в большой зал.
– Однако чем внимательнее я присматриваюсь, тем заметнее провал графа Дюбелле.
– Пожалуйста, не заставляйте меня входить и вести вас силой!
Она ни секунды не сомневалась в том, что Хьюберт искренне не желал неприятностей. Он был одним из стражников замка еще при отце Ренье.
Тем не менее она продолжила:
– За стенами замка зияют дыры в крышах кухни и конюшни. Сорняки задушили аптекарский огород. Дорожки не ухожены.
С ними была одна лошадь.
– Ваше высочество, место нашли, – тихо сообщил Марлон.
У Ренье оборвалось сердце. Он последовал туда, откуда сверху виднелась лужайка, покрытая травой.
Марлон вытянул руку.
В свете луны Ренье увидел ловушку, которую приготовил для него Дюбелле.
– Дьявол, – сказал он.
– Может, переодеть кого-нибудь так, чтобы он был похож на вас? – спросил Марлон.
– Нет.
Ренье был намерен выиграть этот бой лично.
– Мы могли бы перехватить ее высочество, когда ее будут везти сюда, и спасти, прежде…
– Нет. – Ренье прекрасно понимал тревогу Марлона. – На этот раз я вас не подведу.
Марлон посмотрел в лицо Ренье.
– Я верю в вас, – искренне произнес он.
– А я в тебя. Вот что мы сделаем.
Он отдал Марлону распоряжения, и Марлон отправился отдавать приказы людям. А Ренье еще раз осмотрел ловушку.
Ну конечно же. Именно этого и надо было ожидать.
Единственное, с чем он не смел столкнуться.
И тем не менее он должен это сделать. Ради своего народа. Ради Сорчи.
– Ваше высочество! – Хьюберт открыл дверь, но не посмел перешагнуть через порог и войти в камеру Сорчи. – Двор отправляется на охоту, и вас умоляют присоединиться.
– Умоляют? Да неужели?
Сорча не стала поворачиваться лицом к Хьюберту. Вместо этого она продолжала смотреть на панораму, которая открывалась из башни замка. Черные вершины гор пронзали синее небо. Густые зеленые леса взбирались по склонам. Далекие поля ожидали первых всходов.
– Ришарт – красивая страна. Если смотреть издали.
– Прошу вас, ваше высочество! Я должен доставить вас в большой зал.
– Однако чем внимательнее я присматриваюсь, тем заметнее провал графа Дюбелле.
– Пожалуйста, не заставляйте меня входить и вести вас силой!
Она ни секунды не сомневалась в том, что Хьюберт искренне не желал неприятностей. Он был одним из стражников замка еще при отце Ренье.
Тем не менее она продолжила:
– За стенами замка зияют дыры в крышах кухни и конюшни. Сорняки задушили аптекарский огород. Дорожки не ухожены.