Страница:
– Не горюй! На небе ни облачка. Смотри: солнце встает!
Сорча посмотрела на восток.
– Чудо!
Такое чудо способны оценить только промокшие и усталые путники. Небо облачилось в золото, а потом радостно зарумянилось, увидев солнце после столь долгого перерыва. Лиловые горы стали рубиновыми и оранжевыми в ожидании тепла, и Сорча поймала себя на том, что вглядывается во все оттенки, гадая, какой из них, по мнению Арну, похож на цвет ее волос.
Но когда она повернулась к нему, то оказалось, что он смотрит не на рассвет, а на нее.
– Все оттенки.
Он словно прочитал ее мысли.
– И глаза у тебя красивые, – добавил он.
Волна радости, захлестнувшая ее накануне, нахлынула на нее снова. Смутившись, она попыталась сделать вид, будто привыкла к подобным комплиментам.
– Придворные, то есть некоторые люди, говорили мне, что у меня глаза, как у моей бабушки.
– И это правда?
– Нет. – Сорча вытащила из-под карниза одеяла и начала их складывать. – У бабушки глаза настолько холодный, что их взгляд пронизывает человека, словно холодный ветер.
Он засмеялся:
– Похоже, она страшная, эта твоя бабушка.
– Щенята и маленькие дети от нее убегают.
Сорча сказала это наполовину серьезно.
– А кроме бабушки у тебя есть родные?
Арну вывел лошадей из-под другой скалы, обтер их и, стреножив, пустил попастись.
– У меня есть две сестры, Клариса и Эми. К ним я сейчас и еду.
– Правда?
Сорча глубоко вздохнула.
– Надеюсь, что мы встретимся. Эми было всего двенадцать, когда я ее в последний раз видела. Клариса – красавица, а сейчас наверняка стала еще красивее. Я по ним очень скучаю… – От нахлынувших чувств глаза у нее наполнились слезами. Судорожно сглотнув, она сказала: – У меня были их письма, но во время пожара в монастыре они сгорели. И теперь на душе такая пустота!
Арну отвел взгляд и поправил тряпицу, скрывавшую глаз.
Сорча шмыгнула носом.
– Мне кажется, я сгорела вместе с теми письмами, и теперь вместо сердца у меня тлеющий уголек. И пока я не увижу сестер, пока не буду знать, что у них все хорошо, я не вернусь к жизни. Глупо, не правда ли?
– Ничуть. Такую привязанность к родным редко встретишь, и она воодушевляет. – Арну ответил по-доброму и на удивление разумно. – Не всегда сестры так любят друг друга.
– Мы не можем ссориться, пока разлучены.
Она вытерла слезы.
Казалось, эта тема ему не слишком приятна: он изменил тему разговора. Но чего еще можно было ждать от Арну? Тактичности?
– Вчера, когда ты заснула, я пошел на разведку. Недалеко от дороги есть деревня. Мы обогнем ее, а потом я отправлюсь туда за припасами.
При этой мысли ее пустой желудок заурчал.
– За едой? – обрадовалась Сорча.
– За едой. – Он одарил ее теплой улыбкой, совершенно не похожей на его обычную глуповатую ухмылку. – Ты молодчина, Сорча. Не ноешь, не жалуешься.
– А что толку жаловаться? – удивилась девушка. – Жалобами не насытишься и не согреешься.
Арну не переставал улыбаться, внутри у Сорчи разлилось тепло, и она смущенно потупилась.
Арну больше ничего не стал говорить, а когда она украдкой взглянула на него, то увидела, что он хмурится. Арну вернулся, и все же это был не прежний Арну. Этот Арну казался не таким глупым, скорее растерянным.
– Пошли, надо воспользоваться хорошей погодой.
Он помог ей сесть в седло.
Они съехали с дороги, чтобы выбрать кружной путь в объезд деревни. Когда она осталась позади, Арну остановился.
– Я поеду и выменяю еды. За этим холмом будет длинная долина, которая идет параллельно дороге. Двигайся по ней: там ты не сможешь заблудиться, а я тебя догоню в ближайшие два часа. – Тут его голос зазвучал строго. – Будь бдительна. Если увидишь кого-то – фермера, фермершу, собаку, – ни в коем случае не останавливайся поболтать с ними. Если увидишь мужчину верхом, не считай, что он твой друг. Он вполне может оказаться наемным убийцей.
– Ладно. – Сорча обиделась. – И совсем не обязательно из-за этого вредничать.
– Вредничать? – Он резко выпрямился. – Женщина, ты пообедала в публичном доме и к концу трапезы уже знала всех проституток по именам.
– Конечно. А что в этом плохого?
К немалому удовольствию Сорчи, Арну не нашелся с ответом. И действительно: что бы он ни сказал, это оказалось бы бессмыслицей. В конце концов он просто наставил на нее вытянутый палец.
– Будь любезна не попадаться никому на глаза и хранить молчание.
– Я знаю, что за мной охотятся, и буду осмотрительной, – заверила она Арну.
– К сожалению, у нас с тобой разное представление об осмотрительности. – С этими словами он уехал.
Сорча проехала по подъему, сражаясь с непрекращающимся ветром, и спустилась в долину. Здесь солнце согревало ей спину, ветер свистел над головой. Наслаждаясь хорошим днем, она начала улыбаться. Земля старалась избавиться от следов ранней зимы, пряча лоскутки зеленой травы в углублениях, защищенных высокими серыми камнями. Ветерок не приносил никаких запахов: воздух был необыкновенно свежим. Она медленно ехала вперед, не спеша, наслаждаясь этой короткой мирной передышкой. Мелкие птички устраивались на теплых камнях, чистя перышки и чирикая. Они выглядели такими милыми и забавными, что Сорча невольно рассмеялась.
В этот момент из-за большого валуна выехал Арну.
– Что тебя насмешило?
Его неожиданное появление заставило девушку вздрогнуть.
– Ты меня напугал!
– Дорога была ровной и быстрой.
Она посмотрела на его туго набитую седельную сумку:
– Ты привез еду?
– У нас будет настоящий пир. – Он всмотрелся в ее лицо. – Итак, почему ты смеялась?
– Оглянись вокруг! Разве тебе не хочется танцевать и петь? Такая благодать после целой череды ужасных дней!
Она раскинула руки, готовая обнять весь мир. Он снова воззрился на нее, недоуменно хмурясь. А потом не выдержал и улыбнулся.
– Мне хочется есть. – Он указал на небольшой холм, окруженный кольцом камней. – Мы сядем там. Оттуда хорошо видно, кто едет по долине, задолго до того, как они окажутся здесь, и…
– Да! Тут чудесно!
Соскользнув с седла, она взяла коня под уздцы и вприпрыжку двинулась к каменному кольцу.
Камни были громадными, вдвое выше ее, и устремлены к небу, подобно безмолвным свидетелям веков. Сорча окинула их взглядом, пытаясь сообразить, сколько человек должны были трудиться, чтобы поставить их таким образом. В эту минуту Победитель неожиданно заартачился. Уперся в землю всеми четырьмя копытами, не желая входить в круг камней. Конь так резко остановился, что Сорча едва не вылетела из седла.
– В чем дело, мальчик? – Она вернулась назад и стала гладить его по носу и тихо с ним разговаривать. Конь охотно принял ее ласку, но по-прежнему отказывался пройти между камнями.
Нахмурившись, Сорча посмотрела на Арну.
– Придется привязать коней вне круга, – произнес он.
– Но почему?
– Мне уже случалось видеть такие камни. – Он осмотрел их: высокие, серые, покрытые оранжевым лишайником и зеленым мхом. – Местные жители говорят, будто эти камни поставили фейри, или гоблины, или жрецы древней религии. Видимо, лошади чувствуют волшебство.
Она изумленно воззрилась на Арну:
– Единственное волшебство здесь – этот прекрасный день!
– Объясни это коням.
Неужели Арну верит в волшебство? Такая вера со стороны ее защитника-рыбака казалась совершенно нелепой, однако он стал привязывать коней на сочной траве вне круга. Как странно!
Еще раз, но уже осторожнее, Сорча вошла в круг. Ничего потустороннего не почувствовала. Когда Арну присоединился к ней с набитой сумкой в руке, она сказала:
– Бабушка не раз говорила мне, что волшебство – это ничем не обоснованная, бездоказательная выдумка.
– Твоя бабушка не истина в последней инстанции.
Арну поморщился.
– И ты веришь в то, что это место создали фейри?
Глупый Арну!
– Согласно легендам, в стране фейри время останавливается. Они управляют погодой. Там всегда весна. – Он махнул рукой в сторону кустиков желтых цветов, покачивающихся в тени камней. – Я чувствую, что здесь мы в безопасности. А ты разве не чувствуешь?
Как ни странно, у Сорчи тоже было такое чувство.
– Конечно. Но это потому, что мы были осторожны, а это место – хороший наблюдательный пост.
Впервые за много дней ей стало настолько тепло, что она сбросила плащ и шапку и даже сняла с себя верхние три рубашки. Мысленно улыбаясь, Сорча подумала, что, возможно, эту чудесную погоду действительно устроили фейри.
Поднявшись на самую высокую точку внутри кольца, она обвела взглядом местность. К ее изумлению, холм оказался более высоким, чем она предполагала. С него открывался вид на простиравшееся во все стороны высокогорье. Лиловые горы и синие реки растворялись в бледной дымке горизонта. Сорче даже показалось, что если она сосредоточится, то сможет устремить взгляд па юго-восток и увидеть Бомонтань. Ветерок тихо шептал ей на ухо, убеждая попробовать, и она напрягла все силы, подняв руки так, словно собиралась взлететь. Ей до боли хотелось увидеть бабушку, услышать ее голос, узнать правду об отце, о сестрах, о тех людях, которые идут по ее следам.
Арну прервал ее размышления.
– Обед готов. Я выложил еду на одеяло. Выбирай, что хочешь. Как насчет мясного паштета? Или жареного кролика? Есть также свежий хлеб и сыр… – Он растерянно замолчал. – Какое у тебя странное лицо! И стоишь ты на цыпочках.
Смутившись, Сорча с напускным спокойствием пошла к нему.
– Мне показалось, будто я что-то услышала.
– Правда? – Он встревоженно осмотрелся. – А я ничего не слышал. Это был фейри?
– Фейри? Не глупи, Арну! – Запах мясного паштета ударил ей в нос. Она опустилась на колени, прямо на одеяло, и осмотрела разложенную на нем еду. – Боже мой! Ты так много купил! Нам все это ни за что не съесть!
– Посмотрим. – Он разделил тушку кролика и кусок протянул ей. – Ведь неизвестно, что нас ждет впереди. Я заверну остатки, и мы будем их доедать до самого Эдинбурга. А сейчас ешь, Сорча.
Она запустила зубы в нежное мясо, а когда его чудесный сок наполнил ей рот, глаза у нее блаженно закрылись. Она ела до тех пор, пока у нее в руке не осталась кость, и открыла глаза, лишь когда услышала смех Арну.
– В чем дело?
– Мужчина заплатил бы немалые деньги, чтобы увидеть столь блаженное выражение лица женщины.
– Для этого тебе достаточно просто меня покормить! – весело ответила Сорча, протягивая руку за новой порцией мяса.
Арну продолжал улыбаться так, будто знал что-то такое, чего не знала она. Он отрезал горбушку хлеба и, вытащив из нее мякиш, заполнил мясным паштетом. Этот кусок он протянул Сорче, и пока она с удовольствием уплетала паштет с хлебом, он неспешно сделал себе такое же блюдо. Ей показалось странным, что ему, похоже, доставляет больше удовольствия наблюдать за ней, а не наполнять собственный желудок, но она была так голодна, что не задумывалась над этим.
– Тот, кто это приготовил, наверняка из рода прекрасных фей, – заявила она.
– Твоя прекрасная фея – жена пекаря. Она уродлива, талантлива и не прочь пофлиртовать. – Арну забавно пошевелил бровями. – Я добыл нам обед пекаря.
Сорча перестала есть.
– Ты флиртовал с женой пекаря?
– Я пошел на эту жертву, чтобы удовлетворить твой аппетит, – заверил он ее.
Улыбка притаилась в уголках его губ, и Сорча вдруг поняла, что здесь, под лучами солнца и в отсутствие всякой опасности, он выглядит почти юным. Глубокие складки, окружавшие его губы под густой черной щетиной, разгладились. Его веко чуть опустилось. В укрытии каменного кольца он казался совершенно другим, совершенно не похожим на нелепого Арну: скорее, это был мужчина, способный вскружить голову женщине так, что она готова была отдать ему свой обед.
– Сколько тебе лет? – спросила Сорча. – Я считала, что ты моложе меня.
– С чего ты взяла?
Она вспомнила, каким он был неуклюжим в монастыре, и то, как он изумился, когда она смогла защищаться от нападения наемного убийцы, каким он выглядел, вжимаясь в стену публичного дома, окруженный смеющимися проститутками.
– Просто мне казалось, ты мало что умеешь.
– У меня много талантов, но я их скрываю.
Он оторвал кусок корки, сунул его в рот, прожевал и проглотил.
– Так сколько же тебе лет?
– Двадцать семь.
Он старше ее! Сорча никогда бы не подумала.
– У тебя есть родные?
– Умерли.
Она пожалела о том, что задала этот вопрос: отрывистый ответ нарушил мирную атмосферу внутри кольца камней. Тем не менее она испытывала острую потребность побольше узнать о своем спутнике.
– Извини. А у тебя есть хоть кто-то, кто тебе дорог?
– У меня есть целая страна людей, которые мне дороги. – Он доел паштет, прикончил хлеб и, запустив руку в седельную сумку, извлек оттуда низкую коричневую бутылку. – А еще у меня есть виски. Хочешь немного?
Он протянул ей бутылку и снова глупо ухмыльнулся.
– Да. Спасибо.
У Сорчи не было кружки, но ее это нисколько не смутило. Она глотнула прямо из горлышка. Виски обожгло горло, прочистило нос, на глазах выступили слезы, и слегка закружилась голова.
Когда она опустила бутылку, то обнаружила, что он удивленно уставился на нее.
– В чем дело? – спросила она.
– Ты даже не закашлялась!
– У этого напитка по крайней мере чистый вкус. Его не сравнить с грязной водой и мутным вином, которые я пила столько дней.
Сорча отпила еще немного виски и отдала бутылку Арну.
Он осторожно понюхал ее содержимое, а потом выпил.
Сорча расхохоталась и, переполненная радостью от сытной еды и этого чудесного места, поддалась на уговоры ветерка, вскочила, распростерла руки и закружилась в танце. Арну окликнул ее, но ощущение близости полета снова наполнило девушку. Она приподнялась на цыпочки и раскачивалась в такт музыке ветра. И ветер откликнулся, сжав ее в объятиях и пустившись с ней в пляс. Он заставил ее бежать сквозь яркие лучи солнца, научил приседать и раскачиваться, наслаждаясь самим движением. Желтые цветы, зеленая трава и древние серые камни кружились у нее перед глазами – и все это время она продолжала видеть грубое коричневое одеяло и Арну, который не мог оторвать от нее глаз.
Она не останавливалась, пока ветер не стих. Он слабел постепенно, оставив ее стоять у одеяла. Она запыхалась, но была полна радостного ликования.
– Сорча!
Низкий голос Арну был сочным и властным. Когда она открыла глаза – она даже не заметила, когда успела их закрыть! – то увидела, что он протягивает ей румяное яблоко.
– Ох!
Она упала на колени рядом с ним. Взяв яблоко, Сорча вдохнула аромат летней жары и осеннего урожая и вонзила зубы в сочный плод. Никогда в жизни она не пробовала ничего более вкусного. Арну взял у нее из рук яблоко и прижался губами к ее губам.
Глава 13
Сорча посмотрела на восток.
– Чудо!
Такое чудо способны оценить только промокшие и усталые путники. Небо облачилось в золото, а потом радостно зарумянилось, увидев солнце после столь долгого перерыва. Лиловые горы стали рубиновыми и оранжевыми в ожидании тепла, и Сорча поймала себя на том, что вглядывается во все оттенки, гадая, какой из них, по мнению Арну, похож на цвет ее волос.
Но когда она повернулась к нему, то оказалось, что он смотрит не на рассвет, а на нее.
– Все оттенки.
Он словно прочитал ее мысли.
– И глаза у тебя красивые, – добавил он.
Волна радости, захлестнувшая ее накануне, нахлынула на нее снова. Смутившись, она попыталась сделать вид, будто привыкла к подобным комплиментам.
– Придворные, то есть некоторые люди, говорили мне, что у меня глаза, как у моей бабушки.
– И это правда?
– Нет. – Сорча вытащила из-под карниза одеяла и начала их складывать. – У бабушки глаза настолько холодный, что их взгляд пронизывает человека, словно холодный ветер.
Он засмеялся:
– Похоже, она страшная, эта твоя бабушка.
– Щенята и маленькие дети от нее убегают.
Сорча сказала это наполовину серьезно.
– А кроме бабушки у тебя есть родные?
Арну вывел лошадей из-под другой скалы, обтер их и, стреножив, пустил попастись.
– У меня есть две сестры, Клариса и Эми. К ним я сейчас и еду.
– Правда?
Сорча глубоко вздохнула.
– Надеюсь, что мы встретимся. Эми было всего двенадцать, когда я ее в последний раз видела. Клариса – красавица, а сейчас наверняка стала еще красивее. Я по ним очень скучаю… – От нахлынувших чувств глаза у нее наполнились слезами. Судорожно сглотнув, она сказала: – У меня были их письма, но во время пожара в монастыре они сгорели. И теперь на душе такая пустота!
Арну отвел взгляд и поправил тряпицу, скрывавшую глаз.
Сорча шмыгнула носом.
– Мне кажется, я сгорела вместе с теми письмами, и теперь вместо сердца у меня тлеющий уголек. И пока я не увижу сестер, пока не буду знать, что у них все хорошо, я не вернусь к жизни. Глупо, не правда ли?
– Ничуть. Такую привязанность к родным редко встретишь, и она воодушевляет. – Арну ответил по-доброму и на удивление разумно. – Не всегда сестры так любят друг друга.
– Мы не можем ссориться, пока разлучены.
Она вытерла слезы.
Казалось, эта тема ему не слишком приятна: он изменил тему разговора. Но чего еще можно было ждать от Арну? Тактичности?
– Вчера, когда ты заснула, я пошел на разведку. Недалеко от дороги есть деревня. Мы обогнем ее, а потом я отправлюсь туда за припасами.
При этой мысли ее пустой желудок заурчал.
– За едой? – обрадовалась Сорча.
– За едой. – Он одарил ее теплой улыбкой, совершенно не похожей на его обычную глуповатую ухмылку. – Ты молодчина, Сорча. Не ноешь, не жалуешься.
– А что толку жаловаться? – удивилась девушка. – Жалобами не насытишься и не согреешься.
Арну не переставал улыбаться, внутри у Сорчи разлилось тепло, и она смущенно потупилась.
Арну больше ничего не стал говорить, а когда она украдкой взглянула на него, то увидела, что он хмурится. Арну вернулся, и все же это был не прежний Арну. Этот Арну казался не таким глупым, скорее растерянным.
– Пошли, надо воспользоваться хорошей погодой.
Он помог ей сесть в седло.
Они съехали с дороги, чтобы выбрать кружной путь в объезд деревни. Когда она осталась позади, Арну остановился.
– Я поеду и выменяю еды. За этим холмом будет длинная долина, которая идет параллельно дороге. Двигайся по ней: там ты не сможешь заблудиться, а я тебя догоню в ближайшие два часа. – Тут его голос зазвучал строго. – Будь бдительна. Если увидишь кого-то – фермера, фермершу, собаку, – ни в коем случае не останавливайся поболтать с ними. Если увидишь мужчину верхом, не считай, что он твой друг. Он вполне может оказаться наемным убийцей.
– Ладно. – Сорча обиделась. – И совсем не обязательно из-за этого вредничать.
– Вредничать? – Он резко выпрямился. – Женщина, ты пообедала в публичном доме и к концу трапезы уже знала всех проституток по именам.
– Конечно. А что в этом плохого?
К немалому удовольствию Сорчи, Арну не нашелся с ответом. И действительно: что бы он ни сказал, это оказалось бы бессмыслицей. В конце концов он просто наставил на нее вытянутый палец.
– Будь любезна не попадаться никому на глаза и хранить молчание.
– Я знаю, что за мной охотятся, и буду осмотрительной, – заверила она Арну.
– К сожалению, у нас с тобой разное представление об осмотрительности. – С этими словами он уехал.
Сорча проехала по подъему, сражаясь с непрекращающимся ветром, и спустилась в долину. Здесь солнце согревало ей спину, ветер свистел над головой. Наслаждаясь хорошим днем, она начала улыбаться. Земля старалась избавиться от следов ранней зимы, пряча лоскутки зеленой травы в углублениях, защищенных высокими серыми камнями. Ветерок не приносил никаких запахов: воздух был необыкновенно свежим. Она медленно ехала вперед, не спеша, наслаждаясь этой короткой мирной передышкой. Мелкие птички устраивались на теплых камнях, чистя перышки и чирикая. Они выглядели такими милыми и забавными, что Сорча невольно рассмеялась.
В этот момент из-за большого валуна выехал Арну.
– Что тебя насмешило?
Его неожиданное появление заставило девушку вздрогнуть.
– Ты меня напугал!
– Дорога была ровной и быстрой.
Она посмотрела на его туго набитую седельную сумку:
– Ты привез еду?
– У нас будет настоящий пир. – Он всмотрелся в ее лицо. – Итак, почему ты смеялась?
– Оглянись вокруг! Разве тебе не хочется танцевать и петь? Такая благодать после целой череды ужасных дней!
Она раскинула руки, готовая обнять весь мир. Он снова воззрился на нее, недоуменно хмурясь. А потом не выдержал и улыбнулся.
– Мне хочется есть. – Он указал на небольшой холм, окруженный кольцом камней. – Мы сядем там. Оттуда хорошо видно, кто едет по долине, задолго до того, как они окажутся здесь, и…
– Да! Тут чудесно!
Соскользнув с седла, она взяла коня под уздцы и вприпрыжку двинулась к каменному кольцу.
Камни были громадными, вдвое выше ее, и устремлены к небу, подобно безмолвным свидетелям веков. Сорча окинула их взглядом, пытаясь сообразить, сколько человек должны были трудиться, чтобы поставить их таким образом. В эту минуту Победитель неожиданно заартачился. Уперся в землю всеми четырьмя копытами, не желая входить в круг камней. Конь так резко остановился, что Сорча едва не вылетела из седла.
– В чем дело, мальчик? – Она вернулась назад и стала гладить его по носу и тихо с ним разговаривать. Конь охотно принял ее ласку, но по-прежнему отказывался пройти между камнями.
Нахмурившись, Сорча посмотрела на Арну.
– Придется привязать коней вне круга, – произнес он.
– Но почему?
– Мне уже случалось видеть такие камни. – Он осмотрел их: высокие, серые, покрытые оранжевым лишайником и зеленым мхом. – Местные жители говорят, будто эти камни поставили фейри, или гоблины, или жрецы древней религии. Видимо, лошади чувствуют волшебство.
Она изумленно воззрилась на Арну:
– Единственное волшебство здесь – этот прекрасный день!
– Объясни это коням.
Неужели Арну верит в волшебство? Такая вера со стороны ее защитника-рыбака казалась совершенно нелепой, однако он стал привязывать коней на сочной траве вне круга. Как странно!
Еще раз, но уже осторожнее, Сорча вошла в круг. Ничего потустороннего не почувствовала. Когда Арну присоединился к ней с набитой сумкой в руке, она сказала:
– Бабушка не раз говорила мне, что волшебство – это ничем не обоснованная, бездоказательная выдумка.
– Твоя бабушка не истина в последней инстанции.
Арну поморщился.
– И ты веришь в то, что это место создали фейри?
Глупый Арну!
– Согласно легендам, в стране фейри время останавливается. Они управляют погодой. Там всегда весна. – Он махнул рукой в сторону кустиков желтых цветов, покачивающихся в тени камней. – Я чувствую, что здесь мы в безопасности. А ты разве не чувствуешь?
Как ни странно, у Сорчи тоже было такое чувство.
– Конечно. Но это потому, что мы были осторожны, а это место – хороший наблюдательный пост.
Впервые за много дней ей стало настолько тепло, что она сбросила плащ и шапку и даже сняла с себя верхние три рубашки. Мысленно улыбаясь, Сорча подумала, что, возможно, эту чудесную погоду действительно устроили фейри.
Поднявшись на самую высокую точку внутри кольца, она обвела взглядом местность. К ее изумлению, холм оказался более высоким, чем она предполагала. С него открывался вид на простиравшееся во все стороны высокогорье. Лиловые горы и синие реки растворялись в бледной дымке горизонта. Сорче даже показалось, что если она сосредоточится, то сможет устремить взгляд па юго-восток и увидеть Бомонтань. Ветерок тихо шептал ей на ухо, убеждая попробовать, и она напрягла все силы, подняв руки так, словно собиралась взлететь. Ей до боли хотелось увидеть бабушку, услышать ее голос, узнать правду об отце, о сестрах, о тех людях, которые идут по ее следам.
Арну прервал ее размышления.
– Обед готов. Я выложил еду на одеяло. Выбирай, что хочешь. Как насчет мясного паштета? Или жареного кролика? Есть также свежий хлеб и сыр… – Он растерянно замолчал. – Какое у тебя странное лицо! И стоишь ты на цыпочках.
Смутившись, Сорча с напускным спокойствием пошла к нему.
– Мне показалось, будто я что-то услышала.
– Правда? – Он встревоженно осмотрелся. – А я ничего не слышал. Это был фейри?
– Фейри? Не глупи, Арну! – Запах мясного паштета ударил ей в нос. Она опустилась на колени, прямо на одеяло, и осмотрела разложенную на нем еду. – Боже мой! Ты так много купил! Нам все это ни за что не съесть!
– Посмотрим. – Он разделил тушку кролика и кусок протянул ей. – Ведь неизвестно, что нас ждет впереди. Я заверну остатки, и мы будем их доедать до самого Эдинбурга. А сейчас ешь, Сорча.
Она запустила зубы в нежное мясо, а когда его чудесный сок наполнил ей рот, глаза у нее блаженно закрылись. Она ела до тех пор, пока у нее в руке не осталась кость, и открыла глаза, лишь когда услышала смех Арну.
– В чем дело?
– Мужчина заплатил бы немалые деньги, чтобы увидеть столь блаженное выражение лица женщины.
– Для этого тебе достаточно просто меня покормить! – весело ответила Сорча, протягивая руку за новой порцией мяса.
Арну продолжал улыбаться так, будто знал что-то такое, чего не знала она. Он отрезал горбушку хлеба и, вытащив из нее мякиш, заполнил мясным паштетом. Этот кусок он протянул Сорче, и пока она с удовольствием уплетала паштет с хлебом, он неспешно сделал себе такое же блюдо. Ей показалось странным, что ему, похоже, доставляет больше удовольствия наблюдать за ней, а не наполнять собственный желудок, но она была так голодна, что не задумывалась над этим.
– Тот, кто это приготовил, наверняка из рода прекрасных фей, – заявила она.
– Твоя прекрасная фея – жена пекаря. Она уродлива, талантлива и не прочь пофлиртовать. – Арну забавно пошевелил бровями. – Я добыл нам обед пекаря.
Сорча перестала есть.
– Ты флиртовал с женой пекаря?
– Я пошел на эту жертву, чтобы удовлетворить твой аппетит, – заверил он ее.
Улыбка притаилась в уголках его губ, и Сорча вдруг поняла, что здесь, под лучами солнца и в отсутствие всякой опасности, он выглядит почти юным. Глубокие складки, окружавшие его губы под густой черной щетиной, разгладились. Его веко чуть опустилось. В укрытии каменного кольца он казался совершенно другим, совершенно не похожим на нелепого Арну: скорее, это был мужчина, способный вскружить голову женщине так, что она готова была отдать ему свой обед.
– Сколько тебе лет? – спросила Сорча. – Я считала, что ты моложе меня.
– С чего ты взяла?
Она вспомнила, каким он был неуклюжим в монастыре, и то, как он изумился, когда она смогла защищаться от нападения наемного убийцы, каким он выглядел, вжимаясь в стену публичного дома, окруженный смеющимися проститутками.
– Просто мне казалось, ты мало что умеешь.
– У меня много талантов, но я их скрываю.
Он оторвал кусок корки, сунул его в рот, прожевал и проглотил.
– Так сколько же тебе лет?
– Двадцать семь.
Он старше ее! Сорча никогда бы не подумала.
– У тебя есть родные?
– Умерли.
Она пожалела о том, что задала этот вопрос: отрывистый ответ нарушил мирную атмосферу внутри кольца камней. Тем не менее она испытывала острую потребность побольше узнать о своем спутнике.
– Извини. А у тебя есть хоть кто-то, кто тебе дорог?
– У меня есть целая страна людей, которые мне дороги. – Он доел паштет, прикончил хлеб и, запустив руку в седельную сумку, извлек оттуда низкую коричневую бутылку. – А еще у меня есть виски. Хочешь немного?
Он протянул ей бутылку и снова глупо ухмыльнулся.
– Да. Спасибо.
У Сорчи не было кружки, но ее это нисколько не смутило. Она глотнула прямо из горлышка. Виски обожгло горло, прочистило нос, на глазах выступили слезы, и слегка закружилась голова.
Когда она опустила бутылку, то обнаружила, что он удивленно уставился на нее.
– В чем дело? – спросила она.
– Ты даже не закашлялась!
– У этого напитка по крайней мере чистый вкус. Его не сравнить с грязной водой и мутным вином, которые я пила столько дней.
Сорча отпила еще немного виски и отдала бутылку Арну.
Он осторожно понюхал ее содержимое, а потом выпил.
Сорча расхохоталась и, переполненная радостью от сытной еды и этого чудесного места, поддалась на уговоры ветерка, вскочила, распростерла руки и закружилась в танце. Арну окликнул ее, но ощущение близости полета снова наполнило девушку. Она приподнялась на цыпочки и раскачивалась в такт музыке ветра. И ветер откликнулся, сжав ее в объятиях и пустившись с ней в пляс. Он заставил ее бежать сквозь яркие лучи солнца, научил приседать и раскачиваться, наслаждаясь самим движением. Желтые цветы, зеленая трава и древние серые камни кружились у нее перед глазами – и все это время она продолжала видеть грубое коричневое одеяло и Арну, который не мог оторвать от нее глаз.
Она не останавливалась, пока ветер не стих. Он слабел постепенно, оставив ее стоять у одеяла. Она запыхалась, но была полна радостного ликования.
– Сорча!
Низкий голос Арну был сочным и властным. Когда она открыла глаза – она даже не заметила, когда успела их закрыть! – то увидела, что он протягивает ей румяное яблоко.
– Ох!
Она упала на колени рядом с ним. Взяв яблоко, Сорча вдохнула аромат летней жары и осеннего урожая и вонзила зубы в сочный плод. Никогда в жизни она не пробовала ничего более вкусного. Арну взял у нее из рук яблоко и прижался губами к ее губам.
Глава 13
В этот жаркий полдень, в тишине каменного кольца, поцелуй Арну казался таким же естественным, как и танец Сорчи с озорным ветерком. Она замерла, наслаждаясь прикосновением его губ к ее губам. Ее удивило, что застенчивый, неуклюжий Арну решился на такой поступок. Но тут же все мысли вылетели у нее из головы. Ее губы приоткрылись под осторожными прикосновениями, и вкус его языка показался ее языку сладким как мед.
Кажется, Арну подумал то же самое о ней, потому что пробормотал:
– Сладко!
От Арну пахло, как от этой долины: свежо, вольно, раскованно.
Когда это случилось? Ей казалось вполне естественным разделить с ним это мгновение. Никогда еще она не была так близка с мужчиной.
Его губы расстались с ее губами и пустились в путь, прикасаясь к ее щекам, векам. Затем переместились ниже, к нежному местечку у основания уха.
Ощутив на шее его дыхание, Сорча задрожала от наслаждения. Она знала, что мужчины и женщины целуются. Когда их отправили в изгнание, в Англию, они жили с милой парой, и те часто целовались.
Но поцелуи Арну были сдобными, щедро приправленными сливками опыта и медом желания. Ей хотелось насладиться каждой секундой, когда его губы прижимались к ее коже. Когда он поцеловал ее в шею, Сорча застонала.
Арну поднял голову и устремил взгляд на ее лицо.
Она ощутила жар его взгляда, едва могла приподнять веки, потому что тепло его страсти наполняло ее тело.
Когда ей наконец удалось приоткрыть глаза, она увидела, что зрачок его глаза настолько расширился, что темно-коричневой радужки почти не заметно. Сорче показалось, что она способна заглянуть ему прямо в душу, и она улыбнулась. Ее губы изогнулись, медленно и томно, желая показать ему, как много он для нее значит.
– Глупая девочка! – Его голос был хриплым. – Думаешь, это не опасно?
– Не опасно? Конечно. Но я тебе доверяю. А я не должна?
– Ни в коем случае!
Вернувшись на свою половину одеяла, он лег, закрыл глаз и застыл. Лицо его было напряженным. Казалось, он пытался преодолеть боль.
Сорча не знала, что это может быть за боль, но в результате она стала единственной, кто мог сохранять бдительность.
Сорча осмотрелась. Воздух был настолько чистым, а это место располагалось так высоко, что она могла видеть все вокруг на многие мили. Никакого движения не было ни на дороге, ни в долине, ни на холмах. Даже лошади, которые паслись поблизости, казались тонкими и маленькими. Она уже готова была поверить, что фейри действительно создали это кольцо и сплели чары, чтобы ее охранить. Если кто-то и вел на нее охоту, их в пределах видимости не было.
Со вздохом облегчения она собрала остатки еды и завернула их в бумагу. На два дня должно хватить. Сорча смахнула крошки с одеяла, поставила рядом седельную сумку и стала смотреть на Арну.
Он забылся сном, компенсируя бессонную ночь, когда ходил на разведку. Тряпица, завязывавшая его глаз, не давала ей увидеть все его лицо, но сейчас, когда оно расслабилось во сне, Арну казался молодым и благородным.
Мать Бригитта сказала бы, что это должно послужить Сорче уроком. Она слышала его глупые высказывания, раздражалась при виде его постоянной широкой ухмылки и не смогла разглядеть красоту его черт.
Почему-то ей хотелось смотреть на него, задерживаться взглядом на его лице, его фигуре, прикасаться к нему, целовать его так, как он целовал ее.
Устраиваясь рядом с ним на одеяле, Сорча попыталась понять, почему он ее поцеловал. Зная Арну, можно было не сомневаться, что он поддался порыву.
Неужели он находит ее привлекательной? С ее морковными волосами и бледной веснушчатой кожей? Неужели желает ее? Сорче трудно было в это поверить.
Будь Ренье жив и находись он здесь, он напомнил бы Сорче, что Арну дурачок.
Так оно и есть. Арну добрый, милый, преданный друг. Зная, что кто-то ее преследует, он продолжает путешествовать вместе с ней.
В последнее время он изменился к лучшему, демонстрировал ум, сообразительность.
Она льстила себя мыслью о том, что часы, проведенные рядом с ней, развили его ум и исправили манеры, возможно, в будущем он сможет совершенствоваться и улучшить свое положение…
Но все это не отвечало на вопрос о том, почему он ее поцеловал и когда поцелует снова.
Взяв шапку, она положила ее себе на лицо, прячась от солнца, которое слепило глаза, даже если она их закрывала. Вспоминая об этом поцелуе, она задремала.
Ренье знал, где находится: он спал на одеяле в середине каменного кольца в центре горной Шотландии.
Он знал, какова его цель: разыскать принцессу Сорчу, вернуть ее в Бомонтань, жениться на ней и с помощью ее армии спасти Ришарт.
Он знал, какие их ждут опасности: грабители, голод, зима, наемные убийцы. Сорча может взбунтоваться и отказаться следовать своему предназначению, как это уже сделали ее сестры.
Но он способен справиться со всеми трудностями.
Только его собственная слабость приносила кошмары.
Только его собственная слабость…
– Ренье, тебе нельзя встречаться с графиней. – Марлон оказался единственным, кто посмел высказать вслух то, что хотелось сказать каждому. – Это слишком опасно!
– Я должен ее видеть!
Семнадцатилетний Ренье обвел высокомерным взглядом немногочисленную группу своих друзей: Цезарь, Гектор, Эмилио, Гардуин и Марлон. Мужчины, которые росли рядом с ним. Их готовили для того, чтобы служить ему и защищать любой ценой.
– Я ее люблю! Она прислала мне записку. Она тревожится обо мне. Я должен провести еще одну ночь в объятиях прелестной Жюльенны!
Он понимал, насколько романтично выглядит, цепляясь за шпалеру под балконом Жюльенны со шпагой на поясе, с расправленными широкими плечами и страстно горящими темными глазами. Он воображал себя воплощением рыцарственного самопожертвования, и его грудь распирало от гордости.
Он был кронпринцем Ришарта и отправлялся на войну спасать свою страну от злобного узурпатора, но сначала он получит еще одну ночь наслаждений. Ему грозит опасность, но ее положение еще более рискованное, ибо злобным узурпатором является ее собственный муж, граф Дюбелле.
– Оставайтесь на страже, – приказал он друзьям, карабкаясь по шпалере графа Дюбелле к спальне графа Дюбелле, где он трахнет жену графа Дюбелле. Он цеплялся за толстые лианы и более тонкое дерево шпалеры затянутыми в перчатки пальцами, подтягиваясь по стене все выше и приближаясь к своей возлюбленной.
Цезарь, Гектор, Эмилио, Гардуин и Марлон. Трое были старше. Двое – его ровесниками. Все пятеро – блестящие кавалеры королевства.
Ни один из них не одобрял этого приключения.
– Где она? Если она написала тебе записку, то почему не стоит на балконе, дожидаясь тебя? Говорю тебе: мне это не нравится.
Темными волосами и глазами Цезарь больше всего походил на Ренье: он приходился ему троюродным братом, был старше на два года и самый красивый в их компании.
Но именно Ренье стал избранником Жюльенны.
– Тебе просто завидно, – заявил он.
– Бога ради, Ренье, это же не игра! Они за нами охотятся!
Слова Цезаря хлестнули Ренье, словно удар кнута.
На секунду здравый смысл взял верх. Со времени смерти его отца, короля, мятежники сумели укрепиться. Они говорили, что он слишком молод, избалован и не может править. Королевская армия Ришарта ожидала его, готовясь к сражению. Юному принцу предстояло возглавить отряды своих сторонников и продемонстрировать свою доблесть.
Вместо этого он висит на шпалере, слушая призывы своего члена, а не доводы разума. Глядя с высоты на своих друзей, он вдруг подумал, не прав ли Цезарь. Может быть, ему следует бежать, пока возможно, а наслаждение получить позже?
Но тут ветка, за которую он цеплялся, сломалась, и он повис на одной руке, задергался, пытаясь за что-то ухватиться, и почувствовал себя страшно глупо.
В обычной ситуации его друзья сейчас тыкали бы в него пальцами и ржали как ослы, каковыми и являлись.
Но сейчас они хранили молчание.
И это взбесило Ренье.
Что они о себе вообразили? Неужели считают его изнеженным и избалованным? Сейчас он им всем покажет!
Найдя опору, он продолжил подъем, на этот раз двигаясь медленнее, не заботясь о том, как выглядит со стороны, и стремясь поскорее достичь цели.
Ренье радовался, что Жюльенна не видела, в какое глупое он попал положение. Но Цезарь прав. Где она? Почему не ждет его на балконе?
Наконец он добрался до верха, перелез через мраморные перила и спрыгнул на балкон. Пристально посмотрел на открытую дверь и задернутые шторы.
Где Жюльенна?
Он посмотрел на стоявших внизу друзей. Они собрались тесной группой и возмущенно переговаривались.
Ренье не мог слезть вниз. Не мог признать, что совершил ошибку.
Он вытащил шпагу из ножен и двинулся вперед. Раздвинул шторы.
И он ее увидел – она стояла у изголовья кровати, дивно обнаженная и залитая светом одной свечи, зажженной на столике, – Жюльенна, графиня Дюбелле, его первая и несравненная возлюбленная.
– Милый! – Одно это слово обещало море наслаждений. Она раскрыла ему объятия. – Иди ко мне!
Осмотрительность, неспешность, логика – все было забыто. Он стремительно бросился в ее спальню, думая лишь об одном: погрузиться в нее, отдаться страсти, а потом повторить все сначала.
И все свое пылкое восхищение и желание он вложил в свои объятия.
Она негромко рассмеялась и высвободилась.
– Милый, столько медалей и пуговиц! Быстрее! Быстрее! Разденься! Покажи мне свое чудесное молодое тело и твое мощное копье!
На какое-то мгновение к нему вернулась осмотрительность. Прежде она никогда не просила его торопиться. Скорее склонна была сетовать на то, как он спешит удовлетворить свое желание.
Но тут она улыбнулась и медленно облизнула свои пухлые рубиново-красные губы.
Ренье стал срывать с себя одежду, швыряя ее на пол. Китель, ремень, шпага, пистолеты, сапоги, брюки… В рекордное время он предстал перед ней обнаженным: сильный, молодой, мужественный, гордо демонстрируя эрекцию, которая, как она утверждала, превосходила все фантазии.
– Прекрасно, милый. А теперь подожди секунду…
Она подняла руки над головой, заставив тяжелые сферы своих грудей приподняться, создавая дивную картину.
Желание захлестнуло его. Он дрожал, он жаждал, он почти ослеп, едва мог слышать…
Пока у него за спиной не раздался шорох множества обнажаемых клинков.
Стремительно обернувшись, он встретил семь наставленных на него клинков. Семь кавалеров в ливреях графа Дюбелле держали в руках шпаги.
Они осматривали его и ухмылялись. Одна-единственная мысль пронеслась в голове Ренье: он должен защитить Жюльенну!
Кажется, Арну подумал то же самое о ней, потому что пробормотал:
– Сладко!
От Арну пахло, как от этой долины: свежо, вольно, раскованно.
Когда это случилось? Ей казалось вполне естественным разделить с ним это мгновение. Никогда еще она не была так близка с мужчиной.
Его губы расстались с ее губами и пустились в путь, прикасаясь к ее щекам, векам. Затем переместились ниже, к нежному местечку у основания уха.
Ощутив на шее его дыхание, Сорча задрожала от наслаждения. Она знала, что мужчины и женщины целуются. Когда их отправили в изгнание, в Англию, они жили с милой парой, и те часто целовались.
Но поцелуи Арну были сдобными, щедро приправленными сливками опыта и медом желания. Ей хотелось насладиться каждой секундой, когда его губы прижимались к ее коже. Когда он поцеловал ее в шею, Сорча застонала.
Арну поднял голову и устремил взгляд на ее лицо.
Она ощутила жар его взгляда, едва могла приподнять веки, потому что тепло его страсти наполняло ее тело.
Когда ей наконец удалось приоткрыть глаза, она увидела, что зрачок его глаза настолько расширился, что темно-коричневой радужки почти не заметно. Сорче показалось, что она способна заглянуть ему прямо в душу, и она улыбнулась. Ее губы изогнулись, медленно и томно, желая показать ему, как много он для нее значит.
– Глупая девочка! – Его голос был хриплым. – Думаешь, это не опасно?
– Не опасно? Конечно. Но я тебе доверяю. А я не должна?
– Ни в коем случае!
Вернувшись на свою половину одеяла, он лег, закрыл глаз и застыл. Лицо его было напряженным. Казалось, он пытался преодолеть боль.
Сорча не знала, что это может быть за боль, но в результате она стала единственной, кто мог сохранять бдительность.
Сорча осмотрелась. Воздух был настолько чистым, а это место располагалось так высоко, что она могла видеть все вокруг на многие мили. Никакого движения не было ни на дороге, ни в долине, ни на холмах. Даже лошади, которые паслись поблизости, казались тонкими и маленькими. Она уже готова была поверить, что фейри действительно создали это кольцо и сплели чары, чтобы ее охранить. Если кто-то и вел на нее охоту, их в пределах видимости не было.
Со вздохом облегчения она собрала остатки еды и завернула их в бумагу. На два дня должно хватить. Сорча смахнула крошки с одеяла, поставила рядом седельную сумку и стала смотреть на Арну.
Он забылся сном, компенсируя бессонную ночь, когда ходил на разведку. Тряпица, завязывавшая его глаз, не давала ей увидеть все его лицо, но сейчас, когда оно расслабилось во сне, Арну казался молодым и благородным.
Мать Бригитта сказала бы, что это должно послужить Сорче уроком. Она слышала его глупые высказывания, раздражалась при виде его постоянной широкой ухмылки и не смогла разглядеть красоту его черт.
Почему-то ей хотелось смотреть на него, задерживаться взглядом на его лице, его фигуре, прикасаться к нему, целовать его так, как он целовал ее.
Устраиваясь рядом с ним на одеяле, Сорча попыталась понять, почему он ее поцеловал. Зная Арну, можно было не сомневаться, что он поддался порыву.
Неужели он находит ее привлекательной? С ее морковными волосами и бледной веснушчатой кожей? Неужели желает ее? Сорче трудно было в это поверить.
Будь Ренье жив и находись он здесь, он напомнил бы Сорче, что Арну дурачок.
Так оно и есть. Арну добрый, милый, преданный друг. Зная, что кто-то ее преследует, он продолжает путешествовать вместе с ней.
В последнее время он изменился к лучшему, демонстрировал ум, сообразительность.
Она льстила себя мыслью о том, что часы, проведенные рядом с ней, развили его ум и исправили манеры, возможно, в будущем он сможет совершенствоваться и улучшить свое положение…
Но все это не отвечало на вопрос о том, почему он ее поцеловал и когда поцелует снова.
Взяв шапку, она положила ее себе на лицо, прячась от солнца, которое слепило глаза, даже если она их закрывала. Вспоминая об этом поцелуе, она задремала.
Ренье знал, где находится: он спал на одеяле в середине каменного кольца в центре горной Шотландии.
Он знал, какова его цель: разыскать принцессу Сорчу, вернуть ее в Бомонтань, жениться на ней и с помощью ее армии спасти Ришарт.
Он знал, какие их ждут опасности: грабители, голод, зима, наемные убийцы. Сорча может взбунтоваться и отказаться следовать своему предназначению, как это уже сделали ее сестры.
Но он способен справиться со всеми трудностями.
Только его собственная слабость приносила кошмары.
Только его собственная слабость…
– Ренье, тебе нельзя встречаться с графиней. – Марлон оказался единственным, кто посмел высказать вслух то, что хотелось сказать каждому. – Это слишком опасно!
– Я должен ее видеть!
Семнадцатилетний Ренье обвел высокомерным взглядом немногочисленную группу своих друзей: Цезарь, Гектор, Эмилио, Гардуин и Марлон. Мужчины, которые росли рядом с ним. Их готовили для того, чтобы служить ему и защищать любой ценой.
– Я ее люблю! Она прислала мне записку. Она тревожится обо мне. Я должен провести еще одну ночь в объятиях прелестной Жюльенны!
Он понимал, насколько романтично выглядит, цепляясь за шпалеру под балконом Жюльенны со шпагой на поясе, с расправленными широкими плечами и страстно горящими темными глазами. Он воображал себя воплощением рыцарственного самопожертвования, и его грудь распирало от гордости.
Он был кронпринцем Ришарта и отправлялся на войну спасать свою страну от злобного узурпатора, но сначала он получит еще одну ночь наслаждений. Ему грозит опасность, но ее положение еще более рискованное, ибо злобным узурпатором является ее собственный муж, граф Дюбелле.
– Оставайтесь на страже, – приказал он друзьям, карабкаясь по шпалере графа Дюбелле к спальне графа Дюбелле, где он трахнет жену графа Дюбелле. Он цеплялся за толстые лианы и более тонкое дерево шпалеры затянутыми в перчатки пальцами, подтягиваясь по стене все выше и приближаясь к своей возлюбленной.
Цезарь, Гектор, Эмилио, Гардуин и Марлон. Трое были старше. Двое – его ровесниками. Все пятеро – блестящие кавалеры королевства.
Ни один из них не одобрял этого приключения.
– Где она? Если она написала тебе записку, то почему не стоит на балконе, дожидаясь тебя? Говорю тебе: мне это не нравится.
Темными волосами и глазами Цезарь больше всего походил на Ренье: он приходился ему троюродным братом, был старше на два года и самый красивый в их компании.
Но именно Ренье стал избранником Жюльенны.
– Тебе просто завидно, – заявил он.
– Бога ради, Ренье, это же не игра! Они за нами охотятся!
Слова Цезаря хлестнули Ренье, словно удар кнута.
На секунду здравый смысл взял верх. Со времени смерти его отца, короля, мятежники сумели укрепиться. Они говорили, что он слишком молод, избалован и не может править. Королевская армия Ришарта ожидала его, готовясь к сражению. Юному принцу предстояло возглавить отряды своих сторонников и продемонстрировать свою доблесть.
Вместо этого он висит на шпалере, слушая призывы своего члена, а не доводы разума. Глядя с высоты на своих друзей, он вдруг подумал, не прав ли Цезарь. Может быть, ему следует бежать, пока возможно, а наслаждение получить позже?
Но тут ветка, за которую он цеплялся, сломалась, и он повис на одной руке, задергался, пытаясь за что-то ухватиться, и почувствовал себя страшно глупо.
В обычной ситуации его друзья сейчас тыкали бы в него пальцами и ржали как ослы, каковыми и являлись.
Но сейчас они хранили молчание.
И это взбесило Ренье.
Что они о себе вообразили? Неужели считают его изнеженным и избалованным? Сейчас он им всем покажет!
Найдя опору, он продолжил подъем, на этот раз двигаясь медленнее, не заботясь о том, как выглядит со стороны, и стремясь поскорее достичь цели.
Ренье радовался, что Жюльенна не видела, в какое глупое он попал положение. Но Цезарь прав. Где она? Почему не ждет его на балконе?
Наконец он добрался до верха, перелез через мраморные перила и спрыгнул на балкон. Пристально посмотрел на открытую дверь и задернутые шторы.
Где Жюльенна?
Он посмотрел на стоявших внизу друзей. Они собрались тесной группой и возмущенно переговаривались.
Ренье не мог слезть вниз. Не мог признать, что совершил ошибку.
Он вытащил шпагу из ножен и двинулся вперед. Раздвинул шторы.
И он ее увидел – она стояла у изголовья кровати, дивно обнаженная и залитая светом одной свечи, зажженной на столике, – Жюльенна, графиня Дюбелле, его первая и несравненная возлюбленная.
– Милый! – Одно это слово обещало море наслаждений. Она раскрыла ему объятия. – Иди ко мне!
Осмотрительность, неспешность, логика – все было забыто. Он стремительно бросился в ее спальню, думая лишь об одном: погрузиться в нее, отдаться страсти, а потом повторить все сначала.
И все свое пылкое восхищение и желание он вложил в свои объятия.
Она негромко рассмеялась и высвободилась.
– Милый, столько медалей и пуговиц! Быстрее! Быстрее! Разденься! Покажи мне свое чудесное молодое тело и твое мощное копье!
На какое-то мгновение к нему вернулась осмотрительность. Прежде она никогда не просила его торопиться. Скорее склонна была сетовать на то, как он спешит удовлетворить свое желание.
Но тут она улыбнулась и медленно облизнула свои пухлые рубиново-красные губы.
Ренье стал срывать с себя одежду, швыряя ее на пол. Китель, ремень, шпага, пистолеты, сапоги, брюки… В рекордное время он предстал перед ней обнаженным: сильный, молодой, мужественный, гордо демонстрируя эрекцию, которая, как она утверждала, превосходила все фантазии.
– Прекрасно, милый. А теперь подожди секунду…
Она подняла руки над головой, заставив тяжелые сферы своих грудей приподняться, создавая дивную картину.
Желание захлестнуло его. Он дрожал, он жаждал, он почти ослеп, едва мог слышать…
Пока у него за спиной не раздался шорох множества обнажаемых клинков.
Стремительно обернувшись, он встретил семь наставленных на него клинков. Семь кавалеров в ливреях графа Дюбелле держали в руках шпаги.
Они осматривали его и ухмылялись. Одна-единственная мысль пронеслась в голове Ренье: он должен защитить Жюльенну!