…На чужую, холодную руку, лежащую среди мусора, он наткнулся случайно.
   – О, Разум!
   Стриж не отдернул ладони – он провел пальцами вдоль страшной находки, и успокоился, нащупав кисть, предплечье и плечо лежащего навзничь человека. Грудь, голову, шею скрывала россыпь мелких камешков. Иллирианец бесконечно осторожно, слой за слоем сдвигал крошево мусора, пока не нащупал гладкую ткань куртки, не расстегнул пуговицу под подбородком лежащего, чтобы дать тому возможность вздохнуть. Потом осторожно смахнул пыль с неподвижного, холодного лица, ощутил густой поток волос, срезанный пониже ушей.
   – Джу?
   Дезет попытался нащупать пульс на холодном тонком запястье, не нашел, отогнул ворот куртки, нашел сонную артерию – она медленно вздрагивала в такт ударам сердца.
   – Ну, хвала Разуму. Джу, вы слышите меня?
   Никакой реакции.
   “У нее может быть поврежден мозг. Нужно осмотреть зрачки.” Стриж поспешно шарил вокруг, поднимал и бросал камни, обломки; вырвалось и метнулось прочь невидимое в темноте теплое, гладкое тельце “хмурика”.
   – Сейчас…
   Фонарь сострадалистки обнаружился далеко в стороне. “Звезды и Разум – неужели и этот разбился?” Стриж, воззвав в душе к справедливости, щелкнул переключателем. Тускло-желтоватый, словно бы пыльный конус света прорезал темноту. Дезет закрепил ремешок на голове, склонился над девушкой, приподнял неподвижное веко. Зрачок заметно сузился.
   – Это уже кое-что.
   Он убавил яркость, экономя заряд, обследовал шею, конечности, позвоночник – переломов не оказалось.
   – Джу, вы слышите меня? Попробуйте пошевелить пальцами.
   Ответа нет. “Что за наваждение, может быть, у нее травмы внутри?”. Паника – предвестник приступа клаустрофобии подступила опять. Стриж, устроясь среди битого камня, уговаривал сам себя: “Спокойно, спокойно, только без срывов и без спешки, она жива и это не самое худшее…” В неподвижности сострадалистки было что-то странное – транс, обморок или все-таки начало конца? Он освободил неподвижное тело от каменного крошева, полусидя устроился у стены, там, где потолок поднимался повыше, прислонил к своему плечу голову сострадалистки.
   – Можете позаимствовать моей энергии, леди – не жалко. Побери меня чума, будь я сенсом-сострадалистом… Но тут я, к сожалению, полная бездарь. Вы меня слышите?…
   Нет ответа.
   – Я буду ждать. Как только вернетесь – подайте знак.
   Он ждал, выключив фонарь, сберегая последние капли энергии в батарейках. Тьма упала не занавесом, пологом или чашей звездного неба – под землей не бывает звезд – нет, она колыхалась невидимой сетью, не черной – серой, липкой, сплетенной из тонких хищных нитей.
   Стриж пожал плечами.
   – Сеть из липкого барахла? Ты меня забавляешь, Аномалия. И только-то?
   * * *
   Джу мерзла. Куртка исчезла. Она стояла на сквозном ветру, тонкое короткое кружевное платье не могло защитить от холодного, сухого потока воздуха. Туфельки, те самые, которыми она выстукивала по ступеням “Виртуальных приключений”, скользили по отполированным ветром камням, у самых носков скала отвесно обрывалась пропастью – но не такой зловеще-иррациональной, как Воронка. Внизу, под обрывом, сквозь плоский слой перистых облаков просвечивал город – словно бы стеклянные ярусы крыш, нефрит скверов, серебряные ниточки улиц. Город казался странно-безжизненным – или это расстояние не позволяло рассмотреть обитателей? Ветер размеренно свистел, огромные массы воздуха гнали облака прочь, рваная завеса нехотя проплывала мимо, время от времени широкая прореха позволяла рассмотреть город получше. Серое небо гасило голубизну стекла. Джу съежилась, обхватила плечи – острые иглы холода пронзали пальцы, руки совсем закоченели. “Что мне делать? Я не могу туда спуститься.” Джу не знала, как она попала сюда, и вместе с тем смутно, словно сквозь рваное одеяло облаков, и мерцающую дымку, видела собственное неподвижное тело, распластанное глубоко под землей. Она попыталась рассмотреть ту, другую Джу, но никак не могла повернуть голову – картинка оставленного смутно маячила в уголке глаза.
   – Эй, есть здесь кто-нибудь?
   Пусто.
   Джу прикрыла глаза – бесполезно. Старые знакомые, серые нити, не показывались. Ветер крепчал, грозя сорвать со скалы, облака проносились все быстрее, рваные дыры в облачном покрывале обретали очертания зверей, становились птицами, геометрическими фигурами, гротескно искаженными человеческими лицами.
   – Кто здесь есть? Отзовитесь.
   Молчание, ветер постанывал в скалах за спиной. “Я умерла, меня убил взрыв,” – подумала Белочка. “То, что я вижу – это прикинувшаяся городом Холодная Пустота.”
   – Хей!
   Она резко обернулась, наконец-то преодолев неясное сопротивление.
   Прямо за ее спиной, на большом округлом валуне сидел Мюф.
   – Я рад видеть тебя, Джу.
   – Я думала, ты умер. Что ты здесь делаешь?
   – Я стерегу Дверь.
   – Обманывать нехорошо. Здесь нет двери.
   Мюф поджал ноги, охватил колени руками, на ресницах от резкого ветра выступили слезы.
   – Все это место – Дверь. Я стерегу ее. Джу, мне холодно, забери меня отсюда.
   – Отсюда можно уйти?
   Мюф кивнул.
   – Ты просто иди спиной вперед и старайся не смотреть в яму. Лучше всего смотреть на облака. Я буду считать.
   – Пошли вместе. Ты же хочешь, чтобы я взяла тебя с собой?
   Мюф подумал, потом мотнул головой.
   – Я зря так сказал. Тогда некому будет считать. Надо, чтобы считали.
   На кончике задранного мюфова носа скопилась прозрачная влага.
   – Иди, Джу. Только не забывай про меня. Скажи деду, чтобы он пришел, я знаю, он может меня увести. Пожалуйста.
   Холодные руки Мюфа обняли Джу за шею. Нечеловечески жесткие и сухие, ледяные. Белочка с трудом подавила желание оттолкнуть мальчишку. На ее ухо упала капля – то ли слеза, то ли та самая росина с мюфова носа. Слава Разуму, не все потеряно – капля была теплая. Мюф выпустил шею Джу и принялся считать:
   Раз-два – привет.
   Другого хода нет.
   Здесь – черта,
   Там – зола.
   Замри – беги.
   Не береги.
   …Золото-медь,
   Надо успеть.
   Сильную рать
   Быстро собрать…
   “Это только дурацкая считалка. У нее нет никакого смысла,” – подумала Джу. “Или я слышу эту несуразицу, а на самом деле происходит нечто совсем другое? Здесь нет ни скал, ни города, ни туч, ни ветра, ни этих бессмысленных размеренных слов. Здесь есть нечто, нечто такое чуждое, что мой мозг не может его понять, он не может даже послать сигнал паники – он просто заместил пятно абсурда более-менее подходящими картинками.”
   Джу сделала шаг от обрыва спиной вперед. В лопатки ударил тугой ветер, короткий подол юбки бился как флаг. Еще шаг назад.
   – Мне трудно. Уходи быстрее! – голос Мюфа уносил в сторону сухой колючий шквал.
   – До свиданья, Мюф!
   – Прощай, Джу!
   – Мюф!
   – Джу!
   – Мюф! Я вернусь за тобой!
   Ветер принес неразборчивое “у-у-у!”.
   – Мюф! Я ухожу не надолго! Жди! Мы обязательно заберем тебя!
   Маленькая фигурка скорчилась на камне. Свист ветра перешел в вой, заглушив все звуки, его направление резко изменилось, леденящий порыв ударил прямо в лицо, опрокинул Белочку навзничь, она падала, падала, падала, но сзади не было тверди скалы, только бесконечные массы воздуха и упругие струи ветра. “Я сейчас разобьюсь, я упала,” – подумала Джу. И рухнула вниз.
   * * *
   “Я упала со скал,” – подумала Джу. Кругом стояла кромешная темнота, от неудобной позы затекла шея. Она рванулась вперед, судорожно вдохнула и закашлялась. Вспыхнул неяркий свет, озарив тесно сжатое камнем пространство. Белочка опустилась на четвереньки, слезы текли ручьем, спазмы сжимали горло при каждой попытке вдохнуть.
   – И-и-и…
   – С возвращением, леди.
   – У-у-у…
   – Что такое?
   – У-у-у…
   – Вам помочь?
   – У-у-убирайтесь отсюда. Не надо на меня смотреть.
   – Пустяки. Смотреть не на что. Закройте рот и дышите носом, медленно. Вот так. У вас холодные руки, давайте сюда – я разотру.
   – Что это было?
   – Что-то вроде клинической смерти. Я увидел ваш синий ледяной трупик даже в кромешной темноте.
   – Тьфу.
   – Нет, это такой иллирианский юмор.
   – Где мы сейчас?
   – Понятия не имею – топография изменилась. Наш наблюдательный друг Хиллориан угостил нас очередным сюрпризом.
   – Был взрыв?
   – Да, прежний выход засыпан, потолок просел, мой фонарь разбился, колонель сбежал, потерялся проповедник.
   – По поводу утраты проповедника – не слышу искренней скорби в вашем голосе.
   – Нет, мне на самом деле жаль – подвижный был дед, мог бы пригодиться! Он чует железо на расстоянии. Вы сможете передвигаться?
   – Попробую. Болит нога.
   – Переломов нет, я проверял – это обычное растяжение. Пошли вперед, поищем другой выход.
   Они двинулись в путь на четвереньках – по-другому не позволял низкий потолок.
   – Мастер Фаллиа-а-ан!
   – Ваше проповедничество-о-о!
   – Глухо тут, ничего не слышно. Все равно, что кричать в ящик. Как вы думаете, он жив?
   – Такие монолиты не умирают. Они вообще не рождаются – их делают из нержавейки, мелкими партиями на частных заводах Маркуса.
   – Глупости.
   “Он специально говорит всякую чушь,” – сообразила Белочка. “Он не хочет, чтобы я думала про то, что выхода нет. А выхода нет – я знаю, и мы все умрем здесь – и я, и мастер Фалиан, если он еще жив, и сам Стриж. Он боится, что я догадаюсь обо всем, боится услышать крик. Зря – я все равно не стала бы кричать, какой смысл? Разум, как мне страшно. Эти камни вот-вот рухнут нам на головы.”
   Впереди, в прорезанной лучом темноте, что-то шевельнулось.
   – Вот он, тут как тут, легок на помине. Ого, здесь попросторнее, нужно только миновать вот этот лаз. Давайте руку Джу, я помогу вам вылезти… Готово.
   Место казалось незнакомым – или оно просто изменилось до неузнаваемости? Иеремия стоял посреди просторного участка вертикального тоннеля и, задрав подбородок, рассматривал источник света высоко над головой.
   – Приветствую вас, господин луддит.
   – Здравствуй и ты, сардарский офицер.
   Стриж смутился.
   – А это что? – Белочка показала на щетинистое существо, пристроившееся у ног Иеремии.
   – Это технический грех, отродье пакости мировой, богопротивная игрушка, которую ты подарила моему внуку, – невозмутимо сообщил Фалиан.
   Сайбер Тим переступил отростками.
   – Откуда он взялся?
   – Пришел из темноты.
   – Сейчас не время вникать в оттенки убеждений, – вмешался Дезет. – Надо выбраться отсюда. Мастер проповедник, если я не ошибаюсь, там, в тридцати футах над нами – нормальный дневной свет. Наша задача – добраться до него. У кого есть разумные предложения?
   Иеремия покачал головой.
   – Здесь не влезет и белка. Высоко.
   – Надо попытаться.
   Попытки Стрижа не заняли и пяти минут, а закончились двумя падениями, к счастью, с небольшой высоты.
   – Вы правы, ваше проповедничество. Там, повыше, камень совершенно гладкий – как стекло.
   Они сидели, устало прислонившись к стене штрека. Пронзительно-белый день равнодушно сиял сквозь безнадежно недосягаемый выход. Белочка исподтишка рассматривала Стрижа – тот казался неестественно спокойным. “Это крайняя степень отчаяния,” – поняла она. “До сих пор, и уже давно, именно он удерживал нас всех, заслоняя от безумия, его внутренний резерв исчерпался”.
   – Алекс…
   – Что?
   – Вам плохо?
   – Как сказать – я не справился с задачей и невольно подставил компаньонов, то есть вас.
   – Это неправда. Вы сделали все, что могли.
   – Я сделал все ошибки, какие только можно было сделать. Сначала доверился колонелю, потом взялся мстить ему, не имея на это ни сил, ни средств.
   – Как вы думаете, куда сейчас подался Хиллориан?
   Стриж слегка оживился.
   – Занятный вопрос. Сдается мне – он в душе не в ладах с Департаментом. Я не успел рассказать вам подробности, там, в колодце он прямо сказал мне, что не нуждается в свидетелях. Септимус не маньяк, у него есть на то веская причина, хотел бы я знать, какая.
   – Мне кажется, он боится. Я даже уверена наверняка.
   – О, Разум! – Стриж хлопнул себя по лбу. – Убегая, наш поспешный друг потерял кое-что забавное. Я подобрал уже в темноте, в последний момент, потом куда-то сунул. Не хотите взглянуть?
   Дезет зашарил по карманам, отыскивая подобранную кассету.
   – Вот она. При ком есть уником?
   Машинка нашлась у Иеремии.
   – От вас, ваше проповедничество, не ожидал. Технический грех.
   Фалиан буркнул что-то неразборчивое.
   – Дайте сюда. Спасибо. Подойдите поближе, включаю. Хорошо б еще, если бы эта штука заработала.
   С минуту ничего не происходило. Потом по экрану медленно, нехотя поползли строки:
   “Здравствуй и прощай, сынок. Надеюсь, что у тебя хватило терпения не трогать раньше времени последнее завещаньице Старика. Впрочем, тут мое собственное мнение полностью совпадает со мнением Железяки: вероятность того, что ты используешь кассету не ко времени, убийственно мала, и я благодарю МР за то, что он послал мне такого пунктуального человека.”
   – Кто это?! Отец Хиллориана что ли?
   – Не знаю! Тихо. Может быть, он назовет себя.
   “А теперь ближе к делу. Я сказал тебе правду, Аномалия – это вторжение. Но не ищи его источник среди звезд, сынок. Как-нибудь на досуге, если останешься жив, чего я тебе искренне желаю, удели немного времени сочинениям Хэри Майера…”
   – О, Разум! Откуда он знает про Майера?
   – Что?
   – Ничего!
   Белочка прикусила язык, припомнив про подложный трактат о диарее, мирно дремавший на дне оставшегося на поверхности рюкзака.
   “…Прочти “Относительность реальности”. Впрочем, как добросовестный “глазок”, ты наверняка уже отдал дань подрывным бредням этого пройдохи от науки. Не стану повторяться. Скажу лишь – Ублюдок Хэри, сам того не желая, сказал доверчивым обывателям полную правду – мир “Бестелесных” дышит, живет. Где он? Везде и нигде. Каков он? Бесплотен и неописуем. Чего он хочет? Спроси чего полегче. Может ли он хотеть вообще? Не знаю.
   Я твердо знаю лишь одно – двум мирам, плотскому и бесплотной абстракции, нет места под одним солнцем…”
   – Бред какой-то. Вы не находите, Джу?
   – Не такой бред, как вам кажется, Алекс. Вы слышали про Хэри Майера?
   – Нет. Или слышал – совсем немного. Философ?
   – Потом расскажу.
   Уником продолжал вещать:
   “…А потому – я сделал то, что сделал. Не думай, сынок, что это было легко. Я и Старая Железяка потрудились на славу. Скрыть расчеты от Департамента оказалось едва ли не труднее, чем совершить их.”
   – Аналитик – это кто-то из Департамента.
   “…Но дело сделано – так был найден единственный человек Геонии, ментальная сущность которого способна, истратив себя, восстановить барьер между нами и Теми. Ты, должно быть, сейчас бранишься, парень – оставь. Нет нужды тревожиться попусту, этот человек – не ты. Он не обладает ни твоими способностями, ни твоей предприимчивостью, ни твоей отвагой. У него нет никаких достоинств. Зачем цепь закономерностей и случайностей выбрала его? – понятия не имею. Этот человек, безвестный, слабый и невольный спаситель человечества – Мюф Фалиан”.
   – Ох! Этого еще не хватало…
   “Да, да, сынок, не удивляйся. К тому времени, как ты используешь-таки эту кассету по назначению, проблема Большой Каленусийской Ментальной Аномалии будет им решена. Как? А что мне за разница? Надолго ли? Не знаю. Быть может, приход Тех, был для них такой же роковой и нежеланной случайностью, как и для нас. Я хочу и не смею верить, что это правда. Тебе же, Септимус я говорю – прощай и прими мою благодарность. Ты сделал все, что мог – ты доставил на место нашего маленького странника. Прости – я солгал тебе. Я не верю, что под благословенным солнцем Геонии найдется хоть один человек, который по своей воле выпустил бы из рук не способности псионика (о, нет!), нечто гораздо большее – потенциальное всемогущество сознания. Я не обманываюсь – ведь и меня самого спасает от соблазна только невозможность остановить собственный неизбежный умственный распад.
   Надеюсь, ты примешь правду достойно, и не натворишь ничего непоправимого.
   Остаюсь с искренней приязнью, твой мертвый друг,
   Элвис Миниор Лютиан, Аналитик.”
   Дослушав кассету, все трое долго молчали.
   – Кто этот Элвис Миниор Лютиан? Почему “мертвый друг”?
   – Понятия не имею, леди. Судя по осведомленности – кто-то из высших кругов Обзора. К тому же, в душе изрядный оппозиционер. Вы верите в то, что это… эта штука несла нам существование иное?
   Белочка энергично помотала головой.
   – Вы не читали Грубого Хэри, Стриж. Это совсем не такое могущество, которое приписывалось богам. Вы бы хотели получить новые возможности, перестав быть собой?
   – Чума знает. Если бы я перестал быть собой, быть может, я бы не смог ощутить фатального изменения и был бы счастлив. С другой стороны – какой смысл в подобной трансформации?
   – Не знаю. По-моему, никакого, но все это огромное искушение. За воплощенной мечтой миллионы людей ринутся на край света, согласятся на все, отдадут что угодно. Это слишком большой соблазн – теперь я отчасти понимаю Септимуса.
   – Нашли кому сочувствовать, Джу. Эта сволочь отправила вас на смерть.
   – Он испугался огласки.
   – Он был и остался умной, дальновидной сволочью. Ставлю медный асс против конфедеральной гинеи, что у него все было просчитано – все насквозь, причем с самого начала.
   – Как вы думаете, зачем он забрал ампулы со стимуляторами?
   Стриж смущенно фыркнул.
   – Мне не пристало выгораживать колонеля, но вынужден сознаться – это был не он. Это был я сам.
   – О!
   – Разума ради – не возмущайтесь, не надо ненавидеть меня сверх моих прегрешений! Первые сомнения возникли в Порт-Калинусе, когда я посмотрел на набранную Хиллорианом команду. Не сердитесь, Джу, это выглядело как тщательно отобранная команда дилетантов-смертников. Не сердитесь! Теперь я отчасти пересмотрел свое мнение. Тогда же я еще держался за надежду, что, может быть, наш друг колонель выполнит то, что наобещал мне (а наобещал он много), но все-таки предусмотрел небольшую страховку. Я собирался просто смыться “по-иллириански”, если дело обернется плохо, и я был единственным человеком в экспедиции, который безнаказанно может принимать стимуляторы в Аномалии.
   – Ага, и обыска не испугались?
   – Ну… Я ведь не носил их с собой.
   – В рюкзаке – точно нет.
   – ?
   – Я слегка поворошила ваши вещи.
   – Разум и Аномалия! Вот до чего доводит демократическое общество – образованные леди шарят по вещам незнакомцев, как в собственном кармане.
   – Полегче, мастер Стриж – вы, кажется забыли, что сами обокрали меня.
   – Я ужасно раскаиваюсь.
   – Лжец. И где вы прятали ампулы, агент иллирианской тирании?
   – Я еще тогда, на пустошах, нагрузил ими мешок Дирка.
   – О! О! Ну и ну…
   – Ага, полностью с вами согласен – идея была не самая плохая. Этакий ходячий склад…
   – Идея была подлая.
   – Вовсе нет. Даже если бы ваши, вернее, мои запасы обнаружили у Дирка – какой спрос с сумасшедшего?
   Белочка вздохнула.
   – Ночью на Лора я из окна видела человека, копавшегося в багаже. Я думала так и сяк, подозревала всех подряд. Ваша работа?
   – Я же сознался – моя.
   – А я подумала на Септимуса. Ну и как вам это удалось – обойти охрану?
   – Ах, леди… Мир перенасыщен, или, если хотите, пресыщен псиониками. Люди перестали верить словам – они со страхом ловят тени невысказанных мыслей. Мир стал заложником пси. Куда ни глянь – в администрации, у военных, в охране, у “черепков” – везде матерый сенс сидит на сенсе. Публичные места, не говоря уж о спец-объектах, фаршируются пси-детекторами, вместо нормальной двери предпочитают ставить ментальный турникет, пси-наводка стала изысканным пугалом умов.
   – Ну и?
   – А я нормален, я обычный человек, даже более чем обычный. Если хотите – полностью лишен даже тени пси-способностей, бездарь, глухой и тупой чурбан. Меня не видят пси-детекторы, мне безразличны их пси-турникеты, я свободен.
   – Ну и?
   – На Лора, той ночью, я просто отошел подальше в сторону и слегка закоротил им сигнализацию. Пока наш чуткий страж бегал как ошпаренный, я подошел и чуть-чуть, самую малость, поковырялся в вашем медицинском кейсе.
   – И все?
   – Все. Простые способы – самые лучшие.
   – Септимус поступил очень глупо, когда выпустил вас из-за решетки.
   Дезет дернул плечом.
   – В силу личной заинтересованности, как раз за это не могу его порицать. Продолжай я копать ямы в Форт-Харае, кто бы откопал вас из-под битого камня?
   Белочка с удовольствием отметила, что апатия разозленного иллирианца напрочь исчезла. Стриж примирительно махнул рукой:
   – Давайте не будем ссориться. Что вы думаете о сути сказанного этим самым Аналитиком? Мое мнение – бред. Я не знаю, какую такую другую возможность имел про себя колонель, но извлечение пусть даже уродливого всемогущества из Аномалии явно было для него неожиданностью. Все это отдает то ли безумием, то ли обманом, а скорее всего и тем, и другим.
   – А я верю Аналитику.
   – Бросьте.
   – Вы будете смеяться, Алекс.
   – Нет.
   – Если хотите – смейтесь, но я видела Мюфа.
   – Что?..
   – В том… месте, куда я попала, пока была без сознания, так вот – там был Мюф. Он сказал, что караулит Дверь и просил вытащить его.
   – Бросьте, Джу, это галлюцинация, на ваш мозг подействовала нехватка кислорода.
   Белочка вздернула бровь.
   – А разве вы не заметили? – что-то изменилось. Кажется, отверстие между мирами сузилось до предела. Кто-то крепко придавил Аномалию. Теперь уникомы работают – иначе бы мы не смогли прослушать запись.
   – Занятно. Может быть, Аномалии повредил взрыв?
   – Нет. Септимус все это время был как безумный – когда стрелял в вас, когда отказался поговорить. У него был вид, как после тяжелого потрясения. Мне кажется, он тоже послушал кассету – еще до взрыва, потому что как раз перед взрывом он ее потерял.
   – Логично. Браво, Джу. Но я не верю ничему, исходящему от Департамента. Они могли фальсифицировать все – и версию о поисках нечеловеческого источника пси-наводок, и версию о ментальных сверхвозможностях, и еще полдесятка вариаций. Это как детская игрушка – в коробочке еще коробочка, в ней коробочка поменьше… Обман вкладывается в обман, ложь в ложь и все это упорно притворяется правдой.
   – Ну не могли же они и Аномалию фальсифицировать.
   Стриж искренне расхохотался.
   – Действительно, в считанные часы создать такую прореху в скалах, перетащить несметное количество камня. Врезать (аккуратно) этот остров абсурда в горный хребет. Да! Еще раз браво, леди. Я не могу придумать такого способа, а вообще чувствую себя каким-то отупевшим. Аномалия нечеловечески алогична – вот лучшее доказательство ее подлинности.
   – Что будем делать?
   – Если мы не хотим умереть здесь, нужно найти способ подняться наверх.
   Чуть в стороне шевельнулся упорно молчавший Фалиан.
   Сайбер у ног старика ворохнулся, потом неловко приподнялся на манипуляторах и зашагал в сторону Белочки. Белочку одновременно восхищала и страшила каменная стойкость проповедника. Иеремия сидел на полу, твердо выпрямившись, чуть запрокинув голову, увенчанную седым ежиком волос, под глазами набрякли мешки. Похоже, он смирился с утратой внука. Джу затруднялась определить – мужество это или тупое бесчувствие фанатика…
   – Джу!
   – А?..
   – Не давайте ему подходить!
   – Что?..
   – В сторону!
   Последующие события произошли едва ли не мгновенно. Сайбер, налетев, с размаху ткнулся в сапоги Джу, она потеряла равновесие и упала набок, едва успев защитить висок руками. Белочка видела, как медленно-медленно поднимается рука Дезета, как палец прижимает курок, отлетают одна за другой стреляные гильзы. На деле не прошло и нескольких секунд – три пули насквозь прошили пластиковый корпус сайбера. Машинка дернулась, перевернулась на плоскую спину и забилась, то складывая, то распрямляя манипуляторы. Запахло паленым – из круглого, блюдообразного брюха игрушки поднялась вверх кудрявая струйка дыма.
   – Что это с ним?
   Джу встала, потирая ушибленный локоть. Стриж подошел поближе, ковырнул мертвую машинку носком сапога.
   – Амок. Эта штука спятила.
   – Сайберы не сходят с ума.
   – А это мы сейчас проверим.
   Дезет безрезультатно пошарил в карманах.
   – Нечем вскрыть.
   Нож нашелся у Фалиана. Луддит, похоже, отнесся к факту буйства греховной техники безо всякого удивления – он, все так же брезгливо сторонясь Стрижа, подошел к сайберу и двумя ударами крест-накрест распорол тонкий пластик корпуса.
   – Что там?
   – Ой-ей-ей…
   – Занятно.
   Белочка покачала головой:
   – Вы уверены, что это был сайбер?
   – Вы спрашиваете, леди? Он бегал как сайбер и выглядел как сайбер…
   – То, что у него внутри – такого не бывает.
   – В принципе, ничего особенного. Шнур, обломки, битое стекло. Это не био-конструкция. Но для электронного сайбера… более чем примитивно. Я не вижу, как эта горсть хлама внутри могла заставить его двигаться.