– Коробка прямо над нами, почти свободно могу дотянуться до ее дна.
   – А зачем?
   – Тут есть один фокус – клеть, конечно, нельзя поднять вручную, зато можно вручную опустить. Пробиваем дно, забираемся вовнутрь, немного разблокируем тормоз и – потихоньку, помаленьку – на самое дно нашей преисподней.
   – Мастер советник…
   – Вы сомневаетесь, Кравич?
   – Так ведь оттуда потом уже не подняться.
   – А отсюда по-другому не спуститься. Если мы доберемся до технического яруса, быть может, найдем там способ запустить Систему…
   Первая фаза операции заняла не слишком много времени – пришлось повозиться лишь с прочным днищем кабины. Лифт нехотя, с лязгом пошел вниз, Кравич светил в дыру фонарем, пытаясь определить пройденное расстояние.
   – Надеюсь, ребята Аналитика не застукают нас, так сказать, в процессе…
   – Поздно – мы уже на месте.
   Лифт прибыл на место с унылым грохотом, заклинившая дверь поддалась с большим трудом, луч фонаря растеряно метался в пустой тьме коридора.
   – Есть здесь кто-нибудь?
   – Лучше не поднимать шума – не известно еще, кто здесь может оказаться.
   Пятно света заскакало по стенам, высвечивая мертвые мониторы, брошенное оборудование, под каблуком Егеря что-то стеклянно хрустнуло – это оказались оброненные женские очки в тонкой золотой оправе. Одно стекло уцелело, к дужке прилипла вырванная прядь волнистых светлых волос. На стальном полу распластались веером рассыпанные кассеты – кто-то методично давил их подошвой.
   – Странно.
   – Здесь плохо пахнет, инспектор. Здесь пахнет последствиями пси-наводки.
   Пахло страшно – в прямом смысле, перегретый застоявшийся воздух отдавал тлением – пока только слегка.
   – Там, в темноте, лежат наши мертвые ребята…
   Егерь задумался. Если исходить из того, что Фантом мертв, то шефом Департамента мог оказаться любой из убитых наблюдателей – поиск трупов в переплетении коридоров мог затянуться на неопределенное время. Время летело – Егерь остро ощущал каждую потерянную секунду, словно это сочилась по капле, уходя в жадную пустоту, его собственная жизнь. “Успеть.”
   – Будем считать, что шеф уцелел. Где может прятаться или быть спрятан наш Фантом? Скорее всего, в запертом отсеке. Инспектор – теперь дело за вами, попробуйте пощупать ментальный след живого.
   Кравич прислонился к стене и погасил фонарь, этого оказалось мало – он зажмурился, фиолетовые круги плавали на фоне закрытых век. Минуты шли, Егерь терпеливо ждал в темноте, не дыша, боясь словом, жестом, даже мыслью помешать псионику. Наконец, вспыхнул свет – Кравич открыл глаза, включил фонарик, он задыхался, как после быстрого бега, палевые веснушки поблекли, в уголках глаз обозначились черные линии глубоких словно порезы, морщин.
   – Разум Милосердный! Мастер советник, я не могу… Ментальный след наших мертвых ребят… Он везде. Им больно, они словно кричат.
   – Попробуйте еще, Фил. Пройдем подальше, пробуйте снова, я надеюсь на вас. Мы посчитаемся – Ролан заплатит за все, обещаю, нужно только отыскать Аналитика.
   Они прошли два десятка шагов, Кравич опять погасил фонарь и замер, ловя в сторожкой тьме незримый след живого.
   – Кажется… сюда. Мне так хочется быть полезным, но я двоечник среди псиоников, а тут еще экранирует металл…
   Они прошли еще пятьдесят шагов, свет фонаря отразился от блестящей стали пола, высветил россыпь темно-коричневых засохших капель и черное, шершавое, в навек застывших оспинах расплавленного металла, пятно подпалины – огненный след излучателя. Место хранило ауру трепещущей, яркой боли, пронзительные тона отчаяния, льдистый холод страха и потрясение безмерного – запоздалого – удивления.
   – Вы слышите? Разрази нас чума… Стук! Там кто-то стучит.
   Егерь замолотил рукоятью пистолета по монолиту бронированной двери, постукивание с той стороны сначала прекратилось, потом повторилось, теперь уже в рваном ритме, намекающем на некий смысл.
   – Ритмическая азбука.
   – Что это означает?
   – Тихо… Это он, это Фантом!
   Инспектор придвинулся поближе, преисполнясь уважения к познаниям Егеря, постукивание то учащалось, то замедлялось, оперативник хмурился, пытаясь уловить смыл на слух.
   – Он при смерти, Фил. Там, внутри, нехорошо… Вы чувствуете?
   – Ничего не чувствую, отсек экранирован лучше некуда. Интересно, какие-такие дела там творили черепки?
   – Сейчас уже неважно, нам любой ценой нужно вскрыть дверь и как можно быстрее – там нет вентиляции.
   – Ее не вскрыть, здесь простой кодовый замок, без пси-команд, без электроники.
   Егерь дотронулся до холодного металла, сам не зная, зачем, приложил к нему раскрытые ладони, дверь глухо молчала, стук прекратился. “Это гробница, чрево, в которое отправляются умирать.” Егерь подумал о запертом в тесном пространстве человеке – как выдержал бесконечные, безнадежные часы преданный Аналитиком Фантом?
   – Как вы думаете, Фил, излучатель возьмет металл?
   – Шутите, мастер советник…
   – Не шучу, я думаю вслух. Попробуем подобрать шифр?
   – Безнадега. Мне жаль старика, но я не вижу выхода. Разве что… Вы ведь умеете стучать код – спросите совета у него самого.
   Реализация идеи Кравич заняла несколько минут – Егерь путался в полузабытых знаках.
   – Он ответил “Спрошу”.
   – Что?! Генерал хочет сказать, что их там двое?
   Возможно, сказался абсурдный ужас бесконечных часов ожидания, который исподволь подтачивал рассудок оперативника. Егерь похолодел, в животе устроился тяжелый ледяной комок. Фантом – безумец? Или это вовсе не Фантом? Кто знает, что за существо ждет за запертой стальной дверью – шефом Департамента мог свободно назваться любой.
   – Пусть он ответит.
   На этот раз ожидание затянулось, слабое постукивание возобновилось спустя четверть часа.
   – Диктует шифр замка…
   – Холерство! Наш шеф, случайно, не всемогущ?
   – Или свихнулся. Сейчас посмотрим… Светите, Кравич.
   Егерь твердо, одну за другой прижимал маленькие кнопки. Замок нехотя, лениво щелкнул, в утробе двери что-то сердито и печально проскрипело.
   – Крутите ручку. Готово.
   Дверь дрогнула, в лицо наблюдателям ударил спертый, горячий воздух, Егерь ждал, взяв оружие наизготовку. Плечом к плечу с ним рядом стоял Кравич. Открылась обшитая металлом коробка отсека.
   – Разум Милосердный!
   Шеф Департамента Обзора сидел на полу, расстегнув ворот мундира, бессильно уронив голову, он поднял лицо – короткие волосы слиплись от пота, облик изменился почти до неузнаваемости – иссиня-черные круги под глазами, ввалившиеся щеки, хищный оскал зубов.
   – У вас есть вода?
   – Минеральная.
   Фантом сосредоточенно опустошил флягу.
   – Это было прекрасно. Спасибо, Егерь. Спасибо и вам…
   – …Инспектор Кравич, мой генерал.
   – Спасибо, инспектор. Поверьте, не забуду… Не забуду никого – ни тех, ни других.
   Первый наблюдатель Каленусии, ощерясь от усилия, встал, заметно покачнулся, заставил себя выпрямиться, ловя ускользающее равновесие.
   – Что с Пирамидой?
   – Блокирована, без энергии.
   – В городе?
   – Стрельба.
   – Аналитик?
   – Заперся с мятежниками в командном центре.
   – Наши люди?
   – Деморализованы.
   – Столичные власти?
   – Молчат.
   – Ну что ж, у нас есть дело, господа!
   – Командуйте, шеф. Мы с вами.
   – Не сомневаюсь, Егерь. Для начала – мне нужен портативный сайбер помощнее, с автономным питанием.
   – Насколько помощнее?
   – Чем мощнее, тем лучше, но размеры и вес должны оставаться в пределах разумного – нам его носить с собой.
   – Я, кажется, знаю, что нам подойдет. Тут неподалеку склад… Я схожу с фонарем.
   Кравич вернулся через полчаса, волоча за собой за собой увесистый предмет. Конструкция, снабженная ногами, превосходила размерами обычный сайбер и напоминала то ли собаку, то ли зрелого упитанного поросенка. Подобие головы (консервативная имитация привычного) крепилось к туловищу короткой, толстой шеей, с ошейника свисала, побрякивая, длинная цепочка.
   – Во имя Неба – что это такое?
   – Проект пси-ищейки. Забракованный опытный образец.
   – Уродлив, как видение алкоголика. Сейчас подключим монстра к местному сайберу – у него тоже автономное питание. Оттуда нужно кое-что переписать…
   Спустя некоторое время искусственный пес ожил, преступил лапами, на глазах обретая пластику живого существа. В манерах монстра на секунду – всего лишь на секунду – прорезалось нечто трогательно-неловкое, так двигаются, преступая пухлыми ножками, прелестные дети-двухлетки.
   – С ним можно общаться голосом.
   Фантом склонился над конструкцией.
   – Привет, Макс! Как тебе новая оболочка?
   По воле случая у существа оказался приятный, глубокий, с бархатистыми нотками голос.
   – Приятно, наконец-то, иметь тело. Впрочем, оно могло быть и получше. Здесь не хватает хвоста.
   “Он учится шутить,” – с суеверным ужасом подумал Фантом. “Во что разовьется этот плод ментального совокупления двух Аналитиков?”
   – Спасибо за шифр к замку. Как ты догадался?
   Гомункулус попытался засмеяться, в этот критический момент природа сайбера дала о себе знать – звук получился металлический, неестественный.
   – Я не знал шифра, зато я знаю Ролана. Он моя часть.
   Кравич угрюмо промолчал, Егерь рассматривал Макса со сложной смесью почтения и отвращения.
   – Что это, шеф?
   – Ролан смещен с должности. Рад представить команде нового Аналитика Департамента.
   – Этот?
   – Да. Специалист высокого класса.
   – Не совсем. Я ошибся в предсказании вашей смерти.
   “Контраст,” – подумал Фантом. “Это нелепо, как плохая пьеса, но это и страшно тоже. Мы – друзья и враги, мертвый Элвис и живой Ролан, честные служаки и обреченные, надеюсь, мятежники, власти с их близорукостью, я сам со своим любопытством и доверчивостью – все мы вместе нечаянно выпустили в мир получеловеческий разум. Он получеловек не потому, что слабее двуногого – потому, что сильнее. Сейчас гомункулус одинок и растерян, он ищет себя, и когда найдет… Что будет тогда? Я мог бы уничтожить это нелепое на вид существо прямо сейчас, и, тем не менее, не могу – рано бить золотое яйцо. И он знает об этом.”
   Фантом кивнул оперативникам:
   – Вы реализовали ничтожный шанс удачи, поздравляю. А теперь – за дело. У кого какие соображения?
   – Пробиться вовне.
   – Разблокировать Пирамиду.
   – Добраться до Ролана.
   – Макс?
   Гомункулус медлил – на размышления ушло с полминуты.
   – Нужно обратить преимущество врага против него.
   – Как?
   – Пси-наводка. Псионик подвержен ей в не меньшей степени, чем обычный человек, если не поставит ментальный экран, конечно. А с экраном он не боец.
   – Это безнадежно. Пси-наводку не воспроизвести технически, для этого нужен живой псионик. Все (ну, почти все, я не обвиняю вас, Кравич), словом все сенсы Каленусии – против нас…
   Гомункулус издал металлический то ли смех, то ли лай.
   – Кроме того, кого вы назвали Кравич, здесь еще целых два псионика. Это я.
   Фантом скептически поджал тонкие, бледные губы.
   – Ты машина, Макс. На тебя распространяется фундаментальное исключение Калассиана – ты не сможешь.
   – Я псионик, Фантом. Носитель – эта металлическая свинья – не имеет значения, у меня есть душа, я получил ее в наследство от человека.
   “Хотел бы я знать, от которого из двух,” – подумал Фантом.
   – Пол и мораль зачавших мою ментальность значения не имеют – у меня были родители.
   “Он читает мысли?”
   – Нет, только угадываю.
   Егерь, который слышал лишь половину реплик, в финале диалога расхохотался, он мотал головой, тер руками веки, щеки, размазывал по лбу полосы сажи и крупные капли пота.
   – Бред. Это я сошел с ума или жестяная свинья заговаривается?
   – Меньше эмоций. Мы все сейчас не в себе, – холодно отрезал Фантом – …я слушаю тебя, Макс, продолжай.
   Новый Аналитик и на этот раз был краток. Шеф Департамента выслушал гомункулуса без особого энтузиазма – план показался ему сущим безумием.
   – Вероятность успеха?
   – Сорок девять из ста. Это все, что я могу предложить… Альтернатива вмешательству – полная победа мятежа.
   Фантом колебался лишь мгновение. “За все приходится платить – за все, это не обидно, это только честно. Мне, по крайней мере, твердо назвали цену.”
   – Я согласен рискнуть. Итак…
   Они спорили о деталях плана, сидя на полу – единственный стул, два часа назад разбитый Фантомом в порыве отчаяния, совсем развалился – Егерь чертил план этажей, водя пальцем по слою жирной гари, Кравич морщил лоб, вспоминая, шеф Департамента оставался внешне спокоен, его волнение выдавали лишь полотно сжатые побелевшие губы.
   Гомункулус больше не пытался вмешиваться. Свет фонаря отражался от крутых, блестящих боков монстра…
   * * *
   Проливной дождь с утра затопил улицы Порт-Калинуса, заваленные телами водостоки не справлялись – мутный поток нес бурую пену, мусор неубранных тротуаров, сорванную ветром ажурную листву, площадь перед Дворцом Сената превратилась в мелкое грязное озеро.
   Плети струй сбили пламя с перевернутых машин, омыли почерневшие остовы зданий. Сильный ветер швырял косые струи туда-сюда, заливая лица солдат из оцепления. Окна Дворца заложили мешками с песком – запас отыскали где-то в подвалах. Остатки частей жандармерии два часа назад полностью отошли у центру и соединились с гвардией Сената. Энергии не было, костры на пощади залило дождем, усталые люди пытались жевать сухой стандарт-концентрат.
   Амфитеатр скамей в зале Сената пустовал наполовину. Вошедший офицер охраны прервал Барта на полуслове – некорректность, немыслимая при обычных обстоятельствах. Их разговор вполголоса слышали лишь двое-трое близ сидящих, но по малочисленным рядам испуганных сенаторов прошел ропот.
   – Мы требуем правды!
   Президент встал.
   – Отцы сенаторы – я предлагаю немедленно спуститься в пси-убежище, более того, я решительно настаиваю на этом…
   Через четверть часа зал опустел, влажный сквозняк, врываясь в разбитые окна, ворошил брошенные в спешке листы. Чуть позже пришли другие люди, они, освобождая пространство, грубо отволокли в сторону красного дерева скамьи, разметали бумаги, под расписанные фресками своды внесли первых раненых…
   Пирамида, средоточие мятежа, чернела пятнами выбитых секций – огромные толстые стекла нижних ярусов разлетелись вдребезги, острые осколки усеивали весь квартал. Первые пять наземных этажей пустовали, наблюдатели еще в первые часы мятежа покинули разгромленную изнутри резиденцию. Верхние ярусы, блокированные, почти лишенные энергии, заполненные живыми и мертвыми вперемешку, недосягаемые для внешнего мира, замкнулись в ожидании. Точнее, так казалось снаружи. На самом деле ярус высшего руководства уже очистили от тел – раненых оттащили в покинутые комнаты, убитых наспех скидали в полупустой склад. Пятна крови и гари там и сям уже поблекли под сапогами охраны. Уцелевших заперли порознь, неприсоединившиеся к мятежу уже несколько часов ожидали решения своей участи в собственный кабинетах. Аналитик не показывался, предпочитая руководить ходом событий из командного центра – здесь сохранилась связь. Уникомы не работали, их заменила паутина Системы. Пощаженная повстанцами ниточки коммуникаций связывали бывшую резиденцию Фантома с ключевыми для псиоников точками столицы, оттуда его сообщники, преднамеренно рассеянные по Порт-Калинусу, направляли действия толпы.
   Дождь хлестал вовсю, бурно стекая по толстым стеклам. Аналитик поднял усталую голову, отозвавшись на условный знак – сложный, ритмический сигнал сначала показался ему стуком в дверь, хотя новый лидер Департамента прекрасно знал о ментальной природе сигнала. Приглушенный стенами центра, “звонок”, тем не менее, ощущался отчетливо – теперь уже как шуршание гальки на морском берегу, как крики тревожные чаек, пение прибоя, смех ребенка, тщетно пытающегося ручонками зачерпнуть белый пух пены морской…
   – Заходи, я отключил блокировку двери.
   Девушка вошла, почти неслышно ступая – низкие туфельки мягкой кожи скрадывали шаги.
   – Я ждал тебя, Рита.
   Она повернулась к свету, отблеск угасающего пасмурного дня упал на лицо, высветил легкую впалость бледных щек, прямые брови, тонкий, правильный, пожалуй, слишком длинный нос, в доходящих до пояса, прямых, иссиня-черных волосах заплясали искорки. Теперь было видно, что вошедшая не так уж и молода, она казалась лишенной возраста – то ли женщина, и после тридцати сохранившая отблеск юности, то ли девушка, которой потрясения или болезнь подарили отпечаток душевной зрелости. Рита двигалась слегка неуверенно, как будто боялась резких толчков.
   – Я ждал тебя. Где ты была?
   – Я спала. Я видела сон – плохой сон.
   – Опять серые нити? Оставь, чайка, сны не значат ничего. Ты ходишь по ярусу в одиночку – больше не делай этого, поняла? Мы хорошо почистили закоулки, но когда дело касается тебя, я не признаю даже разумного риска.
   Женщина покачала головой.
   – Сны не обманывают, мне страшно, Ролан.
   – Не бойся ничего, пока я жив, я с тобою и у руля, тебе некого бояться.
   – Я боюсь того, что мы сотворили.
   Аналитик сжал кулаки так, что побелели костяшки.
   – Ты опять за свое? Пойми, есть дела, которые делают, не оглядываясь. Если боишься, не следует браться, если взялся – делай это до конца. Ты была со мной у истока замысла, ты по доброй воле встала со мною плечом к плечу, так не отступай же теперь. Не предавай меня, Рита.
   Женщина села в глубокое кожаное кресло Фантома, подобрала ноги, обтянув колени подолом вязаного синего платья, нахохлилась пушистым комком.
   – Хорошо. Я не предам. Но ты уверен, что мы не ошиблись?
   Аналитик встал, прошелся туда-сюда, бессознательно копируя любимую привычку Фантома.
   – Нет, я уверен в своей правоте. Я рассказывал тебе, как все начиналось? В те дни, когда из-за диверсии иллирианцев “потек” Калассиановский Центр там накрылось многое – многое! – но не все. Кое-что осталось – так, ошметки уцелевших данных, тогда был шок на государственном уровне, все это богатство без разбору свалили в Систему, потому что оно мешало предаваться официально одобренной скорби… Ты слушаешь?
   – Да.
   – Спустя годы, когда я стал своим человеком в Департаменте, мне удалось добраться до той, старой информации. Выводы не лежали на поверхности, но ты не забывай – я Аналитик. Прирожденный, предназначенный для этого судьбой, Аналитик от бога, как говорили древние. Я работал, я использовал Систему, а сделать это втайне от внутренней безопасности было совсем непросто. Так вот – я уверен, уверен на все сто процентов, Рита…
   – В чем?
   Аналитик резко повернулся к женщине, казалось, он вот-вот ударит ее, но вместе этого новый хозяин Департамента только взял узкое лицо Риты в свои ладони и повернул так, чтобы она не могла отвести взгляд. Уголок его широкого рта задергался.
   – Мы умираем. Ты знаешь, Рита, мы умираем – медленно, но верно. Подойди к зеркалу – посмотри на себя…
   Он ласково, осторожно провел ладонями по плавному контуру точеных плеч псионички, за руку выдернул ее из уюта кресла и подтолкнул к блестящей стене кабинета. Женщина, сжавшись, заворожено смотрела в зеленоватую глубину зеркала.
   – Сколько тебе лет? Не отвечай, я копался в архивах Системы – тебе всего двадцать один. Это для архивов, а на вид тридцать пять. Ты слишком быстрым шагом спешишь к смерти, моя милая.
   – Мы могли бы пореже пользоваться нашим даром. Старение – это только плата.
   Аналитик коротко рассмеялся.
   – Ты веришь… Слепо веришь. А можешь ли ты вспомнить хоть одного псионика Геонии, которого спас благой совет насчет ментального воздержания? Ну, попытайся… Пусть не сейчас, ну хоть один за всю историю Каленусии должен быть? Что, не можешь вспомнить? Нет?! А ты знаешь, почему? Потому что их нет! Нет и не было никогда, нас обманули, Рита…
   Женщина, ни говоря ни слова, сильно рванулась, пытаясь освободится – Аналитик, забывшись, больно стиснул ее плечи.
   – Нам лгали, псиоников убивает не дар. Нас убивают лишенные этого дара, “тупицы” – пусть без злобы, без желания причинить вред… Природа – великий выравниватель, жизнь, сила, энергия и самые души наши уходят… им, Рита. А за что? Мы на ощупь ищем смерть ради их благополучия. Пока жив, пока дышит рядом хоть один “тупица”, ты будешь умирать заживо…
   – Разве обязательно их убивать?
   Аналитик выпустил плечи псионички.
   – Нет. Достаточно сломить их сопротивление. Выживших можно изолировать… Я говорил тебе об этом, и не раз. Ты веришь мне?
   Девушка отстранилась, смоляные волосы растрепались, резкие тени на лице делали ее старше. Аналитик взял безжизненную руку псионички и добавил почти умоляюще.
   – Мне противна бессмысленная жестокость. Я просто хочу спасения – для тебя, для себя, для таких, как мы. Не молчи – скажи что-нибудь. Ты мне веришь?
   – Да.
   – Ты меня не предашь?
   – Нет.
   – Рита…
   Он гладил упругие черные волосы, поцеловал висок возле уха. Девушка положила узкие ладони на плечи Аналитика, в этот момент его лягушачья улыбка казалась почти красивой.
   – Не тревожься. Мы как дети, заблудившиеся в темноте, нас пугает крик сыча, ветер свистит в скалах, и облака закрыли луну… Но это – только сон, все пройдет. Перетерпи этот ужас, Рита, и он отступит. Это… это все равно, что дождаться утра. Все будет хорошо. Это будет другой порядок вещей – прекрасный, упорядоченный мир равных… Убери пси-барьер… Убери! – я хочу прикоснуться к твоим мыслям…
   Он говорил и говорил, обнимая девушку, легко роняя то ласковые слова без смысла, то обещания, в которые сам наполовину верил. Пуговиц на синем вязаном платье не оказалось, потом они обнаружились на спине, одна перламутровая пуговка отлетела и звонко заскакала по полу.
   Необъятное кресло Фантома подвернулось очень кстати.
   Новый шеф Департамента, теряя терпение, расстегнул бюстгальтер любовницы, сдернутые трусики затрещали, расходясь по швам. Рита ахнула, потом немного повернулась, давая ему возможность устроиться поудобнее, ее пальчики вонзились в спину Аналитика. Он сосредоточенно действовал меж распахнутых бедер девушки, сняв собственный пси-барьер и подсматривая за ее ощущениями.
   – Ах, Рита!
   Кульминация получилась блестяще.
   * * *
   – Ролан, откройте!
   Дверь громыхала под нетерпеливыми ударами. Женщина в синем платье, изогнувшись, пыталась найти на спине недостающую пуговицу. Рванные шелковые трусики бабочкой распластались у ножки стола, прежде чем отворить посетителю, Аналитик подобрал их и сунул в карман.
   Вошедший улыбался уголками глаз – но не губами, физиономия средних лет сенса оставалась невозмутимой.
   – У меня для вас сюрприз, Ролан. Охрана взяла Фантома.
   – Что? Откуда он взялся?
   – Старик вывернулся из садка. Не знаю, как, но его выпустили два сообщника. Они все вместе лезли из подвала наверх, используя технологические пустоты в стенах. Всех троих взяла охрана яруса, трупов нет, крови нет, все потери – несколько синяков. Хотите поговорить с ними или вывести в расход?
   Аналитик заколебался. Женщина подошла сзади и положила тонкие пальцы на плечо любовника.
   – Давай выслушаем их. В конце концов, эти люди никого из наших не убили, и больше не опасны. Потом можно отправить их под охрану или обменять…
   Аналитик отстранился, убирая руку Риты.
   – Я не склонен миловать Фантома.
   Сенс понимающе кивнул.
   – Двое других – наш старый знакомый Егерь и некто Кравич.
   – А это кто такой?
   – Охранник, кстати, пусть слабенький, но псионик.
   – Псионик? Псионик спасал Фантома? Приведите их, Луциан. Я хочу видеть это троицу…
   Среди стеклянно-блестящего интерьера троица беглецов казалась инородным предметом – бледный Фантом с плотно сжатыми губами, мрачный Егерь со свежим кровоподтеком на щеке и лбом, перепачканным сажей, Кравич, чьи веснушки от бессильной ярости выцвели до светло-палевого цвета. На пленников надели наручники. От запястья бывшего шефа Департамента, кроме того, тянулась длинная стальная цепочка, к другому концу которой был прикован чудовищно толстый сайбер.
   – Это чья техника?
   – Она сломана. Мы не смогли по-быстрому отцепить машину, Ролан, – вмешался сенс. – Штука оказалась наглухо прикована к Старику, пришлось бы отрубить ему руку.
   – С этим не стоит торопиться… Садитесь, господа. А теперь я хочу знать, что позвало вас в дорогу. Технологические пустоты в стенах зверски неуютны.
   Фантом смерил скептическим взглядом мятежного подчиненного.
   – Я не хочу разговаривать с изменником. Впрочем, кое-что все же скажу – тебе не много осталось, Ролан. В конечном счете ты проиграешь и отправишься в Холодную Пустоту. Тебя мне не жаль, жаль тех, кто влез в кровавую кашу, поверив демагогу.
   – Демагогу? Что вы называете демагогией, бывший генерал?
   Фантом пошевелил запястьями в стальных браслетах и промолчал.
   – Вот видите, свободные граждане, генерал стесняется сказать…
   – Ты сволочь, Аналитик, – вмешался Кравич, – ты опозорил честных сенсов.
   – Какие громкие слова… Я много чего мог бы сказать в ответ. Например, что вы ничтожество, Кравич – исполнительное, тупое ничтожество. Но лучше я сделаю так…
   Наблюдатель напрягся, ожидая выстрела или удара, но Аналитик всего лишь сунул в его скованные руки тонкую, в четыре листка тетрадь.