Страница:
– Я пришел за тобой. Пошли.
Белочка на всякий случай убрала собственные руки за спину:
– Еще чего, вы мне не нравитесь.
Ральф, против ожидания, охотно согласился:
– Конечно, не нравлюсь. Только мои личные ставки слишком высоки. Мне наплевать на твои предпочтения.
Он словно исчез, чтобы мгновенно оказаться за спиной у Белочки, грубая рука крепко ухватила ее запястье.
– Пошли, не дрыгайся.
Белочка, извернувшись, лягнула противника каблуком сапожка, попав точно в голень.
Ральф Лимба явно отличался от Ральфа настоящего – он выглядел сильным и активным, но слегка поглупевшим, как будто какая-то часть тонкой сущности псионика не сумела миновать Порог. Сенс дернул Белочку за кисть.
– Ну и сучка.
Он даже не поморщился от удара, зато по-приятельски кивнул Аналитику.
– Ха! И на этой жалкой подпорке, по-вашему, держится судьба Мира?
Белочка смотрела на Ральфа со смесью вызова и страха, одновременно пытаясь вывернуться и освободить запястье. Аналитик вздохнул.
– Судьба не разборчива в орудиях. Особенно если ее не просчитали от начала и до конца, – Джулии показалось, что эти слова Аналитика адресованы не совсем Ральфу Валентиану. – Почему бы вам, девушка, не пойти с проводником, с таким, какой он есть, если вы, конечно, не прочь вернуться обратно.
– Я пойду. Пусть он сначала перестанет выкручивать мои пальцы.
Ральф выпустил Белочку и отступил на шаг. В этот момент его кривая улыбка напоминала собачий оскал.
– Ладно, не будем бранится, маленькая зверюшка. Только торопись, Оркус не станет ждать. Я трудно добирался, грань пси искажена, Порог накрыло ментальным штормом – там хаос, хлещет ливень, грязи по колено, верхняя часть склона уже осыпалась. И еще… – он повернулся к Аналитику, – я не сумел найти Привратника. Вы понимаете, что все это значит?
– Да. Это точка неустойчивости. Будущее не определено, леди Джулии и вправду лучше поторопиться. Я не знаю, выстоит ли Лимб вообще, скорее всего, мы больше не встретимся никогда. Пожалуй, по такому случаю открою-ка я запасной выход. Это не романтично и не соответствует добрым традициям привидений, зато чуть более безопасно.
Белочка проследила за жестом Аналитика. Она только сейчас заметила, что бассейн в центре дворика наполнен не водой. У субстанции в окоеме изразцового бортика не было ни цвета, ни блеска, она не была даже черным проемом тьмы.
– Идите, Джу – это ваш путь.
Белочка шагнула мимо Хиллориана, на миг задержалась на краю бассейна и оглянулась на Лимб – в последний раз. Неведомый вихрь, бушуя над потусторонним городом, ледяной волной ворвался в огороженный дворик. Потоки воздуха флейтами пели под сводами галерей, трепали кроны апельсиновых деревьев.
“Прощайте, прощайте, прощайте навсегда!”
Сквозняк взметнул коричневую хламиду Иеремии, поднял в лет стаю сорванных белых лепестков, осыпал ими плечи полковника, лысую голову и плед Аналитика Лютиана. Джу с ужасом поняла, что без причины готова заплакать.
– Эй, Элвис! Оркус идет.
Аналитик чуть улыбнулся уголками тонкого рта:
– Да?
– А как же вы трое? Ведь все, что случилось – это из-за меня…
– Не берите в голову, девочка, жизнь в виде призрака имеет свойство приедаться. Идите смело, пусть дорога шелком ляжет под ноги вам, и не держите зла…
– А Ральф?
– Ральф забудет все, кроме того, что сумел вывернуться.
Белочка заставила себя отвернуться и осторожно ступила в бассейн, чувствуя за спиной молчаливое присутствие и осторожные, тигриные шаги Валентиана. Погасли звуки, словно отрезанные прозрачным колпаком, дно мягко подалась под ногами, а, может быть, дна не было совсем. Субстанция бассейна поглотила Белочку по пояс, потом по грудь, омыла плечи.
Совершив невозможное, она сумела оглянуться еще один раз – серо-розовые тона Лимба плыли, сливаясь в хаосе ветра и дождя.
Призраки исчезли, исчезли апельсиновые деревья, по-видимому, под напором стихий рухнули стены палаццо. Ураган, крутя, уносил смятый лоскут – Джу узнала в нем плед Аналитика. “А ведь я больше никогда не увижу Мюфа,” – обреченно подумала она.
– Прощайте! Я буду помнить!
Джу снова услышала свист гонимого бичом бури воздуха, этот свист стер, уничтожил человеческий голос, стихии пели хорал разрушению, но ответ она все-таки получила.
– Да здравствует свободный выбор! – и это была реплика полковника Септимуса Хиллориана.
…А потом все пропало – и не было ничего, ни цвета, ни звука, ни мысли, ни радости, ни страха, ни надежды.
* * *
Джулия Симониан очнулась ровно в полдень. Задолго до этого момента кома Лимба тихо сменилась обычным сном. Стриж ушел, как только миновала опасность – он не присутствовал при пробуждении, опасаясь испугать спасенную. Утром следующего дня консул северо-востока навестил сострадалистку, чтобы принести официальные извинения.
– Простите, леди Джу, за инцидент в кабинете. Я вел себя несдержанно, если быть точным – вел себя как скотина. Никакой перегруз делами меня не оправдывает. Конечно, подобное более не повторится. Вы можете оставаться в стране или эмигрировать по собственному желанию, ваша заслуги несомненны, доходы неприкосновенны. Консулярия ценит вашу работу и будет рада вам всегда. Надеюсь, несмотря на все случившееся, мы останемся друзьями.
– Ну что ж, спасибо.
Белочка подождала, не скажет ли консул еще что-нибудь, но он так и не сказал ничего.
Глава XXXI
Белочка на всякий случай убрала собственные руки за спину:
– Еще чего, вы мне не нравитесь.
Ральф, против ожидания, охотно согласился:
– Конечно, не нравлюсь. Только мои личные ставки слишком высоки. Мне наплевать на твои предпочтения.
Он словно исчез, чтобы мгновенно оказаться за спиной у Белочки, грубая рука крепко ухватила ее запястье.
– Пошли, не дрыгайся.
Белочка, извернувшись, лягнула противника каблуком сапожка, попав точно в голень.
Ральф Лимба явно отличался от Ральфа настоящего – он выглядел сильным и активным, но слегка поглупевшим, как будто какая-то часть тонкой сущности псионика не сумела миновать Порог. Сенс дернул Белочку за кисть.
– Ну и сучка.
Он даже не поморщился от удара, зато по-приятельски кивнул Аналитику.
– Ха! И на этой жалкой подпорке, по-вашему, держится судьба Мира?
Белочка смотрела на Ральфа со смесью вызова и страха, одновременно пытаясь вывернуться и освободить запястье. Аналитик вздохнул.
– Судьба не разборчива в орудиях. Особенно если ее не просчитали от начала и до конца, – Джулии показалось, что эти слова Аналитика адресованы не совсем Ральфу Валентиану. – Почему бы вам, девушка, не пойти с проводником, с таким, какой он есть, если вы, конечно, не прочь вернуться обратно.
– Я пойду. Пусть он сначала перестанет выкручивать мои пальцы.
Ральф выпустил Белочку и отступил на шаг. В этот момент его кривая улыбка напоминала собачий оскал.
– Ладно, не будем бранится, маленькая зверюшка. Только торопись, Оркус не станет ждать. Я трудно добирался, грань пси искажена, Порог накрыло ментальным штормом – там хаос, хлещет ливень, грязи по колено, верхняя часть склона уже осыпалась. И еще… – он повернулся к Аналитику, – я не сумел найти Привратника. Вы понимаете, что все это значит?
– Да. Это точка неустойчивости. Будущее не определено, леди Джулии и вправду лучше поторопиться. Я не знаю, выстоит ли Лимб вообще, скорее всего, мы больше не встретимся никогда. Пожалуй, по такому случаю открою-ка я запасной выход. Это не романтично и не соответствует добрым традициям привидений, зато чуть более безопасно.
Белочка проследила за жестом Аналитика. Она только сейчас заметила, что бассейн в центре дворика наполнен не водой. У субстанции в окоеме изразцового бортика не было ни цвета, ни блеска, она не была даже черным проемом тьмы.
– Идите, Джу – это ваш путь.
Белочка шагнула мимо Хиллориана, на миг задержалась на краю бассейна и оглянулась на Лимб – в последний раз. Неведомый вихрь, бушуя над потусторонним городом, ледяной волной ворвался в огороженный дворик. Потоки воздуха флейтами пели под сводами галерей, трепали кроны апельсиновых деревьев.
“Прощайте, прощайте, прощайте навсегда!”
Сквозняк взметнул коричневую хламиду Иеремии, поднял в лет стаю сорванных белых лепестков, осыпал ими плечи полковника, лысую голову и плед Аналитика Лютиана. Джу с ужасом поняла, что без причины готова заплакать.
– Эй, Элвис! Оркус идет.
Аналитик чуть улыбнулся уголками тонкого рта:
– Да?
– А как же вы трое? Ведь все, что случилось – это из-за меня…
– Не берите в голову, девочка, жизнь в виде призрака имеет свойство приедаться. Идите смело, пусть дорога шелком ляжет под ноги вам, и не держите зла…
– А Ральф?
– Ральф забудет все, кроме того, что сумел вывернуться.
Белочка заставила себя отвернуться и осторожно ступила в бассейн, чувствуя за спиной молчаливое присутствие и осторожные, тигриные шаги Валентиана. Погасли звуки, словно отрезанные прозрачным колпаком, дно мягко подалась под ногами, а, может быть, дна не было совсем. Субстанция бассейна поглотила Белочку по пояс, потом по грудь, омыла плечи.
Совершив невозможное, она сумела оглянуться еще один раз – серо-розовые тона Лимба плыли, сливаясь в хаосе ветра и дождя.
Призраки исчезли, исчезли апельсиновые деревья, по-видимому, под напором стихий рухнули стены палаццо. Ураган, крутя, уносил смятый лоскут – Джу узнала в нем плед Аналитика. “А ведь я больше никогда не увижу Мюфа,” – обреченно подумала она.
– Прощайте! Я буду помнить!
Джу снова услышала свист гонимого бичом бури воздуха, этот свист стер, уничтожил человеческий голос, стихии пели хорал разрушению, но ответ она все-таки получила.
– Да здравствует свободный выбор! – и это была реплика полковника Септимуса Хиллориана.
…А потом все пропало – и не было ничего, ни цвета, ни звука, ни мысли, ни радости, ни страха, ни надежды.
* * *
Джулия Симониан очнулась ровно в полдень. Задолго до этого момента кома Лимба тихо сменилась обычным сном. Стриж ушел, как только миновала опасность – он не присутствовал при пробуждении, опасаясь испугать спасенную. Утром следующего дня консул северо-востока навестил сострадалистку, чтобы принести официальные извинения.
– Простите, леди Джу, за инцидент в кабинете. Я вел себя несдержанно, если быть точным – вел себя как скотина. Никакой перегруз делами меня не оправдывает. Конечно, подобное более не повторится. Вы можете оставаться в стране или эмигрировать по собственному желанию, ваша заслуги несомненны, доходы неприкосновенны. Консулярия ценит вашу работу и будет рада вам всегда. Надеюсь, несмотря на все случившееся, мы останемся друзьями.
– Ну что ж, спасибо.
Белочка подождала, не скажет ли консул еще что-нибудь, но он так и не сказал ничего.
Глава XXXI
Уником-синдром
7008 год, Иллирианский Союз, Порт-Иллири, резиденция принцепса.
Осенью 7008 года бурные дела на бывших северо-восточных территориях Каленусии заставили стушеваться, потускнеть картину событий, происходящих по ту сторону восточных гор, от чего, впрочем, сами эти события ничуть не проиграли. Они шли своим чередом, приобретая характер фатальной неизбежности, украшенной подобающими случаю атрибутами торжественного декора…
Горели факелы в зале. Медленно, зловеще, колебалось багровое пламя, бросая на предметы и лица дрожащие блики. Очарование страха, торжественности и ожидания мешало заметить, что факелов, собственно, и нет совсем – мерцали имитирующие живой огонь электрические светильники. Преторианцы выстроились вдоль стен, замерли навытяжку по сторонам резного трона. Тускло блестело мишурное золото эполет. В назначенный час в зал пропустили публику – аристократия Иллиры ступила на драгоценную мозаику пола без особого энтузиазма. Супруга лорда Фиджино, леди Таня Фиджино, подняла остроскулое, с запавшими щеками лицо, ловя взгляд мужа. Дрогнули чуть заметно жемчужные нити в лиловых, высоко уложенных волосах – пожилую женщину била нервная дрожь. Седой лорд Фиджино успокаивающе прикоснулся к шершавым, как птичьи, лапки пальцам жены:
– Все обойдется, моя леди.
Протрубили стерео-фанфары, возможно, за кулисами действа скрывался придворный псионик принцепса – легкая ментальная наводка заставила людей в зале острее ощутить кульминацию ожидания, напряженные нервы собравшихся вибрировали созвучно хрипловато-торжественному вою псевдо-духовых инструментов. Ожидание затягивалось.
– Этот боров умеет придавить душу.
Леди Таня вздрогнула и сжалась – голос негромко, но, тем не менее, отчетливо подавший дерзкую реплику, принадлежал ее сыну, наследнику дома Фиджино.
– Димитрий, я тебя умоляю…
– Я только сказал правду, матушка…
Повторно рявкнули фанфары, семейство Фиджино, оборвав опасный спор, застыло в почтительном молчании. Парадная дверь разинула чеканные створки, наконец-то пропуская иллирианского диктатора. Оттон шагал грузно, темного пурпура церемониальная тога мела пол золотой каймой. Коричневые наркотические круги под глазами придавали лицу принцепса совиное выражение. На кудрявых висках диктатора покоился роскошный обруч легкой пси-защиты. Оттон втиснул полное тело в пространство трона, огороженное подлокотниками, выждал еще немного и вяло махнул рукой.
– Начинайте.
Секретарь претории вышел вперед, щелкнул кнопкой портативного сайбера, открывая мини-экранчик и бойко бегущую строку подсказки.
– Его величие Оттон, волей Разума принцепс Иллиры и Ахара…
– У Разума, должно быть, серьезные проблемы с волеизлиянием, – шепнул отцу Димитрий Фиджино. – Или я брежу, считая, что Ахара шесть лет как отошла каленусийцам.
Князь нахмурился и незаметно скрестил пальцы в полузабытом ритуальном жесте. Секретарь между тем продолжал:
– …милостиво доводит до сведения глав родов, что Консулярия северо-востока в лице своих законных представителей выразила желание присоединиться к Великому Иллирианскому Союзу на правах полного слияния.
– Что он городит, что это значит, отец?
– Это значит, что твой отпуск кончается – наш боров вводит войска в восставшие каленусийские сектора. Это пирожное лежало слишком близко и смотрелось слишком аппетитно.
Толпа качнулась, зал отозвался приглушенным ропотом. Секретарь говорил и говорил, нанизывая округлые бусины формулировок, но дальнейшее уже не имело значения. Димитрий ущипнул висячий кончик рыжего уса.
– Ты веришь, что приглашение было?
Фиджино-старший чуть заметно развел руками:
– Может быть. У них заправляет делами авантюрист, выскочка из наших ставленников. В таких делах никакой отброс не пахнет.
Леди Фиджино прижала ладони к плоской, закованной в панцирь расшитого камнями платья, груди:
– Я вас умоляю…
Мужчины дома Фиджино замолчали.
Секретарь тем временем закончил речь, в наступившей тишине сухо щелкнула застежка сайбера. Багровые отсветы фальшивых факелов уродливо исказили растерянные лица.
– Радуйтесь, лорды Иллиры.
Аристократы растеряно переглядывались – искренней радости не получалось, кто-то пожал плечами и расхохотался:
– В конце концов, почему бы нет?
Должно быть, в этот самый момент вновь вступил в дело скрытый за пышными драпировками псионик – по залу пробежала дрожь нервного смеха.
– Ха! Как вам такой оборот, дорогой кузен?
Черно-золотая шеренга преторианцев не дрогнула – шлемы отсекли ментальную наводку. Офицер, по-видимому, повинуясь заранее разработанному сценарию, вскинул руку:
– Слава великому принцепсу!
– Слава!
Возглас бичом стегнул по взвинченной толпе. У мужчин горели глаза, там и сям раздались истерические рыдания женщин.
– Слава!!!
Дмитрий рефлекторно вскинул руку, повторяя жест преторианского офицера:
– Слава!!!
Лорд Фиджино стиснул хрупкий локоть жены.
– Успокойтесь, леди Таня. Умоляю вас, душа моя, держитесь, это безобразие сейчас пройдет. Теперь я понимаю, почему нас заставили явиться без ментальной защиты.
Женщина прижалась к плечу мужа, из последних сил пытаясь справиться с подступившей истерикой.
– Слава!!!
Придворный псионик старался вовсю, не жалея себя. Собрание плакало и вопило, кто-то в искреннем восторге, кто-то почти не осознавая причин внезапного энтузиазма. Принцепс несколько минут брюзгливо смотрел на человеческое месиво, затем встал и, не прощаясь, покинул зал.
– СЛАВА!!! – неслось ему вслед.
Буря восторга, впрочем, продолжалось недолго, должно быть, сенс принцепса наконец пожалел себя – крики мало-помалу утихли, шеренга преторианцев перестроилась, освобождая проход.
Лорды Иллиры уходили опустошенными, спускаясь по чистым, белоснежным ступеням мраморного крыльца. Каменные статуи орлов, обсевшие бледный металл дворцового купола, топорщили крылья и презрительно косились им вслед. Младший Фиджино вытер мокрые виски.
– Боров – подлец и мерзавец.
– Успокойся, ты же знаешь, все это на деле не значит ничего, – лорд Фиджино-отец провел рукой по поредевшим седым волосам и медленно, словно убеждая самого себя, повторил еще раз. – Это не значит ничего.
– И все-таки у меня такое чувство, словно мне подменили душу…
* * *
Зимним утром 7008 года войска Иллиры пересекали границу Каленусийской Конфедерации. Все свершилось по-будничному деловито, без единого выстрела – техника спокойно прошла перевал, иллирианские части, как нож в масло, углубились в территорию Консулярии.
Центурии консуляров отступали без боя, противника не было, пленных не брали. Редкие на крайнем востоке деревни словно вымерли – крестьяне уходили в лесные полосы, оставшиеся в деревнях отводили взгляды. Зима давно уже сбила листву с деревьев. Рыжее пламя костров просвечивало сквозь поредевшие заросли, вился легкий дымок, выдавая лагеря беглецов, но их поначалу никто не искал и не ловил.
Дмитрий Фиджино натянул капюшон форменной куртки и подул на пальцы – непривычный холод давал о себе знать. Войны как таковой не было, каленусийские центурии, отделенные от позиций иллирианцев полузамерзшей излучиной Бланка-Рива даже не пытались стрелять. Дома брошенного поселка насквозь продувал равнинный ветер, топлива в покинутых домах не было, энергетическая станция оказалась начисто разгромленной, на ее месте бестолковой грудой скорчился искореженный металл.
Холод высекал слезы из глаз южанина, Фиджино вернулся в дом, туда, где голые стены хранили светлые квадраты – следы сорванных гобеленов. Мебели в доме почти не осталось, ее за несколько дней спалили в камине. Возможно, крошечный двухэтажный особнячок принадлежал сельскому врачу, пухлый том роскошно изданного анатомического атласа все еще лежал на подоконнике. Фиджино полистал книгу, взвесил на руке ее глянцевую тяжесть, и приготовился было бросить в камин, потом передумал и оставил лежать на столе.
– Мы привели его, мой колонель…
Фиджино поднял голову. Доставленный под охраной подросток переминался с ноги на ногу. С его шнурованных сапог на затоптанный пол натекла лужица снеговой воды.
– Садись и рассказывай. Чтобы тебе было полегче, напомню – ты ударил ножом часового, тебя задержали, когда ты пытался лить кислоту в бензобак моей собственной машины.
Подросток неловко сел на одинокий табурет, гладкие как у девушки щеки побелели – то ли от страха, то ли от пронизывающего холода. Фиджино, не дождавшись ответа, встал, четко прошелся по широким половицам и резко, наотмашь ударил каленусийца по лицу.
– Кто послал тебя?
Мальчишка вытер щеку и посмотрел сквозь колонеля – словно Дмитрий был плоским осколком прозрачного стекла. Фиджино открыл анатомический атлас, не торопясь, выбрал картинку поярче.
– Посмотри сюда. Видишь? Не отворачивайся, закрытые глаза тебе не помогут. Я могу выполнить свой долг – и ты увидишь это не только на книжной картинке… Почему ты молчишь? Ты псионик?
Подросток молчал, но Фиджино уже знал ответ.
– Ты не псионик, мы все проверили, не пытайся прикидываться. Мне нужно немного – скажи, кто тебя послал, и можешь идти домой, мы не воюем со щенками.
– Меня никто не посылал, я сам.
Фиджино дотронулся до щеточки рыжеватых усов.
– Лжешь, причем неумело. У тебя был излучатель армейского образца. От кого ты получил оружие?
– Нашел в канаве.
Колонель хлестко захлопнул атлас и отложил его в сторону.
– У тебя есть семья – родители, сестры, братья? Впрочем, не важно. В этой деревне еще остались жители. Пред нашим разговором я отдал приказ, их уже пригласили сюда, можешь выглянуть в окно, только без резких движений – видишь?
Подросток нехотя повернул голову, за окном, отворачиваясь от ветра, по щиколотку в каше взбитого снега, стояли люди – четверо крепких стариков, полная старуха с добрым, болезненным лицом, худой мужчина в синем шарфе и две фермерских девушки с тройными косами. Лен их волос уже запорошила острая ледяная крупа.
– Ты видишь прекрасно, у тебя острое зрение, мальчик. Если ты и дальше будешь молчать или лгать, через полчаса я прикажу расстрелять – ну, хотя бы вон ту девушку в белом берете. Каждые полчаса твоего молчания будут стоить жизни еще одному каленусийцу. Ты меня понял?
У подростка дрожали губы. Он, казалось бы, неловко встал, потянулся избитым телом, а потом молниеносно, словно распрямившаяся пружина, без единого слова бросился на иллирианца. Фиджино отпрянул назад, руки мальчишки сдавили горло колонеля, тот потерял равновесие и с трудом устоял на ногах, потом коротко, зло ткнул парня под ложечку, ударил по склоненной шее. На шум уже бежали солдаты. Наверное, сказалось нервное напряжение ожидания и весь абсурд “неправильной” войны – наследник княжеского дома Фиджино, забывшись, долго пинал упавшего каленусийца, солдаты равнодушно глазели с порога.
– Уберите его, он испачкал пол.
– Что делать с теми, во дворе?
Дмитрий Фиджино задумался. Острая ледяная крупа била в оконное стекло.
– Что нам делать с гражданскими, мой колонель? – повторил офицер-иллирианец.
Князь пожал озябшими плечами и сделал неопределенный жест, словно смахнул со лба надоедливую муху.
– Это по части прето. У консуляров нет регулярной армии, следовательно, нет и гражданских. Здесь каждый мальчишка – диверсант…
* * *
7008 год, Консулярия, Арбел.
Сведения о зверствах иллирианской армии на восточной границе распространялись мгновенно.
Толпа подле резиденции консула собралась с утра, терпеливо снося холод. Снежная крупа, косо сметаемая холмовым ветром, царапала озябшие лица. Люди ждали плечом к плечу – фермеры покинутых западных территорий и уроженцы Арбела, псионики и нет, мужчины и женщины, кто-то включил уником, ловя забиваемый помехами сигнал.
К одиннадцати часам толпа полностью заняла площадь перед резиденцией.
– Консула!
Стриж принял от референта-телохранителя бронежилет, надел его, натянул поверх и застегнул меховую куртку.
– Возьмите ствол, ваше превосходительство.
– Не надо. Консулу стрелять в собственный народ – паскудство, одиночке в толпу – глупость.
Дезет шагнул за порог и белая круговерть поземки метнулась к его ногам. Людская стена замерла в угрюмом, угрожающем молчании, потом придвинулась на шаг. Средних лет мужчина с прорезанной шрамом щекой, упакованный в тяжелую пси-защиту, злобно ощерился:
– Ты учил нас заигрывать с иллирианцами. Что скажешь теперь, командир?
Стриж выжидал, всматриваясь в лица – знакомые и незнакомые, искаженные ненавистью и высветленные трагическим отчаянием. Доминировало, пожалуй, недоверие. В шуме толпы воедино слились крики осуждения и неясный ропот растерянности. Пожилая полноватая женщина в расстегнутом бушлате и комбинезоне, с излучателем через плечо, пробилась вплотную к Дезету, пестрый платок сполз с ее головы, три косы фермерши растрепались и свисали полуседыми прядями. Она с неожиданной силой вцепилась в отвороты куртки Стрижа.
– Где моя дочь, консул? Свою ты держишь в безопасности, а наших детей посылаешь на смерть…
– Чего ты хочешь от него – он сам иллирианец! – долетела насмешливая реплика из задних рядов. – Змея не жрет других змей.
Нужное слово было сказано, толпа низко загудела, придвигаясь. Пригоршня ледяной крупы, брошенная шальным ветром, ударила Стрижа в лицо. Он попытался отстранить крестьянку.
– Вы видели, вы помните – я сам сражался рядом с вами.
В задних рядах раздался пронзительный свист.
– Что он говорит?
– Не слушайте!
– Долой!
– Не мешайте, дайте сказать!
Люди толкали впередистоящих, толпа вплотную придвинулась к консулу. Стриж затылком почувствовал, как напрягся за его спиной телохранитель.
– Уйдите в резиденцию, шеф, – шепнул Бейтс. – Сегодня холодно, они сами разойдутся через час.
Стриж даже не обернулся.
– Стены не защита для таких, как я. Уходи один.
Сдавленная со всех сторон толпа качнулась, прижимая Дезета к запертой двери, грузная крестьянка висела у него на груди словно куль. Людское месиво сгрудилось в беспорядке, там и сям уже раздавались крики сбитых с ног. Консул попытался сдать назад, чтобы иметь за спиной не угрожающий хаос толпы, а дощатую стену резиденции, верный Миша Бейтс так и не ушел – его попросту оттерли прочь. Стриж задыхался, его мотало из стороны в сторону. Руки из задних рядов тянулись, чтобы схватить консула, те, кто уже оказались с ним лицом к лицу, напротив, старались побыстрее убраться в сторону, опасаясь давки. Снег и лед под ногами превратились в кашу. На миг стало чуть попросторнее, и в тот же момент Стриж ощутил тупой удар под левую лопатку, лезвие чьего-то ножа пропороло куртку и наткнулось на бронежилет. Дезет крутнулся, оборачиваясь, но успел заметить только коричневое пальто нападавшего. Толпа уже превращалась в бешеное животное – крики ненависти перемежались жалобами полузадавленных.
Спас дело случай – крикуны в задних рядах на минуту получили толику свободного пространства, люди моментально нагнулись, подобрали осколки льда и комья мерзлой грязи – залп импровизированных снарядов полетел в Стрижа. Ближние к консулу ряды, очутившись под градом грязи, расступились, измаранные фермеры, бранясь, отпрянули в стороны. Осколок льда прилетел и плашмя ударил Дезета по щеке.
Толпа отчасти рассеялась, консул остался в одиночестве, лишь пожилая крестьянка молча цеплялась за его одежду, тело ее словно бы стало тяжелее. Стриж попытался поддержать старуху, рука, прикоснувшаяся к спине каленусийки, наткнулась на липкое, он обнял женщину, освободил ее от бесполезного излучателя и осторожно опустил на измятый снег.
– Вы ранены?
Старуха растянула в улыбке толстые губы:
– Есть маленько, сынок. Кто-то хотел ткнуть тебя в брюхо, да невзначай попал в мою старую тушу. Хоть на что-то пригодилась толстая дура Марта.
– Бейтс, сюда! Позовите врача.
Люди растеряно топтались возле консула. Кто-то обнаружил резаную дыру на куртке Стрижа и коротко присвистнул:
– Дела, парни. Грязь в морду – это глас народа, а вот нож в спину – это не по нашему.
Крикуны умолкли. Консул подложил под голову раненой свернутый платок, встал, всматриваясь в исхлестанные вьюгой лица.
– Чья это работа?
Люди угрюмо молчали. Коренастый парень в пси-защите ощерился:
– Это был чужак. Среди наших нет подлецов.
– Допустим, я поверю тебе на слово. А теперь – слушайте все, я буду краток.
Голос Стрижа перекрыл плач налетевшей метели.
– Сюда идут иллирианцы. Мы их не ждали. Мы их не хотим. Я – ваш консул, вы сами выбрали меня. Хотите вы того или нет, но я сделаю все, от меня зависящее, чтобы остановить войска Порт-Иллири. Но никто не сможет сделать такое в одиночку. Мы должны быть вместе – вместе! Тот, кто втыкает нож в спину товарищу – лишает еще одного шанса на победу каждого из нас. Я не обещаю вам ни чуда, ни безопасности, я обещаю лишь одно – свою верность делу северо-восточных территорий. А теперь спрашиваю, верите ли вы мне?
Люди настороженно молчали. Человек со шрамом подошел вплотную и посмотрел прямо в прищуренные на ветру глаза Стрижа.
– В роже подлости нет. Я ему верю, парни.
– Можно и поверить.
– Верим, верим, – пролетело по рядам.
– Раз верите – тогда за дело. Распоряжения получите у своих центурионов. Иллирианцы не остановятся и не побегут, если мы будем впустую утаптывать лед.
Люди повернулись, расходясь. Переменчивая толпа повеселела.
– Да здравствует наш любимый консул – центурион центурионов! – озорно выкрикнул девичий голос.
Фермеры неистово захохотали, эхо грубых голосов смягчил падающий снег.
Раненую женщину унесли. Стриж вошел под крышу резиденции, Миша Бейтс с виноватым видом неотступно следовал за ним.
– Не бери в голову, ты сделал все как надо.
Референт вздохнул:
– Ловко вы, ваше превосходительство, произносите речи, как будто всегда только тем и занимались, что успокаивали мужиков.
– Успокоить людей – полдела. Войска принцепса уже на Бланка-Рива, мое красноречие ненадолго поможет, если они прорвутся в Арбел.
Вечер того же дня Стриж встретил в одиночестве. Вьюжный снегопад за окном перестал. Как только сумерки мягким пером тронули иней на стеклах, в двери кабинет постучали.
– Здравствуйте, Джу.
– Вы все еще сердитесь на меня, Алекс?
– Космос и Пустота! За что я могу сердиться? А это кто за вами притащился как хвост – Майер?
Пси-философ сухо кивнул и протянул руку для приветствия.
– Нам нужно поговорить.
– Вы виделись с Ральфом?
– Нет, Валентиан никого не принимает. Простите, Дезет, но ваш соправитель, кажется, в стельку пьян.
– Это все, что вы можете сказать лишившемуся народной любви диктатору?
Хэри неожиданно светло расхохотался.
– А чего вы хотели, Стриж? Вы плохо знаете, с кем имеете дело, вы, несчастный иллирианский авантюрист, никогда не учили толком историю Каленусии. Так вот – люди северо-востока – совершенно особый народ. Знаете, чем они прославились еще при каленусийских монархах? – в кожаном мешке выслали Гальбе V голову его же наместника. Этот спесивый лорд не сумел поладить с вольными крестьянами, был ими пленен, подвергся декапитации, и тем самым вошел в легенду как классический неудачник. Так вот, возвращаясь к нашим делам, обратите внимание, у каждого второго крикуна в толпе был сегодня заряженный излучатель. Вас всего-то один раз пырнули ножом и закидали грязью – да, но и при этом – ни единого выстрела. При вашей сомнительной биографии, и учитывая общие неважные обстоятельства, такое положение вещей можно смело считать верхом народной популярности.
Осенью 7008 года бурные дела на бывших северо-восточных территориях Каленусии заставили стушеваться, потускнеть картину событий, происходящих по ту сторону восточных гор, от чего, впрочем, сами эти события ничуть не проиграли. Они шли своим чередом, приобретая характер фатальной неизбежности, украшенной подобающими случаю атрибутами торжественного декора…
Горели факелы в зале. Медленно, зловеще, колебалось багровое пламя, бросая на предметы и лица дрожащие блики. Очарование страха, торжественности и ожидания мешало заметить, что факелов, собственно, и нет совсем – мерцали имитирующие живой огонь электрические светильники. Преторианцы выстроились вдоль стен, замерли навытяжку по сторонам резного трона. Тускло блестело мишурное золото эполет. В назначенный час в зал пропустили публику – аристократия Иллиры ступила на драгоценную мозаику пола без особого энтузиазма. Супруга лорда Фиджино, леди Таня Фиджино, подняла остроскулое, с запавшими щеками лицо, ловя взгляд мужа. Дрогнули чуть заметно жемчужные нити в лиловых, высоко уложенных волосах – пожилую женщину била нервная дрожь. Седой лорд Фиджино успокаивающе прикоснулся к шершавым, как птичьи, лапки пальцам жены:
– Все обойдется, моя леди.
Протрубили стерео-фанфары, возможно, за кулисами действа скрывался придворный псионик принцепса – легкая ментальная наводка заставила людей в зале острее ощутить кульминацию ожидания, напряженные нервы собравшихся вибрировали созвучно хрипловато-торжественному вою псевдо-духовых инструментов. Ожидание затягивалось.
– Этот боров умеет придавить душу.
Леди Таня вздрогнула и сжалась – голос негромко, но, тем не менее, отчетливо подавший дерзкую реплику, принадлежал ее сыну, наследнику дома Фиджино.
– Димитрий, я тебя умоляю…
– Я только сказал правду, матушка…
Повторно рявкнули фанфары, семейство Фиджино, оборвав опасный спор, застыло в почтительном молчании. Парадная дверь разинула чеканные створки, наконец-то пропуская иллирианского диктатора. Оттон шагал грузно, темного пурпура церемониальная тога мела пол золотой каймой. Коричневые наркотические круги под глазами придавали лицу принцепса совиное выражение. На кудрявых висках диктатора покоился роскошный обруч легкой пси-защиты. Оттон втиснул полное тело в пространство трона, огороженное подлокотниками, выждал еще немного и вяло махнул рукой.
– Начинайте.
Секретарь претории вышел вперед, щелкнул кнопкой портативного сайбера, открывая мини-экранчик и бойко бегущую строку подсказки.
– Его величие Оттон, волей Разума принцепс Иллиры и Ахара…
– У Разума, должно быть, серьезные проблемы с волеизлиянием, – шепнул отцу Димитрий Фиджино. – Или я брежу, считая, что Ахара шесть лет как отошла каленусийцам.
Князь нахмурился и незаметно скрестил пальцы в полузабытом ритуальном жесте. Секретарь между тем продолжал:
– …милостиво доводит до сведения глав родов, что Консулярия северо-востока в лице своих законных представителей выразила желание присоединиться к Великому Иллирианскому Союзу на правах полного слияния.
– Что он городит, что это значит, отец?
– Это значит, что твой отпуск кончается – наш боров вводит войска в восставшие каленусийские сектора. Это пирожное лежало слишком близко и смотрелось слишком аппетитно.
Толпа качнулась, зал отозвался приглушенным ропотом. Секретарь говорил и говорил, нанизывая округлые бусины формулировок, но дальнейшее уже не имело значения. Димитрий ущипнул висячий кончик рыжего уса.
– Ты веришь, что приглашение было?
Фиджино-старший чуть заметно развел руками:
– Может быть. У них заправляет делами авантюрист, выскочка из наших ставленников. В таких делах никакой отброс не пахнет.
Леди Фиджино прижала ладони к плоской, закованной в панцирь расшитого камнями платья, груди:
– Я вас умоляю…
Мужчины дома Фиджино замолчали.
Секретарь тем временем закончил речь, в наступившей тишине сухо щелкнула застежка сайбера. Багровые отсветы фальшивых факелов уродливо исказили растерянные лица.
– Радуйтесь, лорды Иллиры.
Аристократы растеряно переглядывались – искренней радости не получалось, кто-то пожал плечами и расхохотался:
– В конце концов, почему бы нет?
Должно быть, в этот самый момент вновь вступил в дело скрытый за пышными драпировками псионик – по залу пробежала дрожь нервного смеха.
– Ха! Как вам такой оборот, дорогой кузен?
Черно-золотая шеренга преторианцев не дрогнула – шлемы отсекли ментальную наводку. Офицер, по-видимому, повинуясь заранее разработанному сценарию, вскинул руку:
– Слава великому принцепсу!
– Слава!
Возглас бичом стегнул по взвинченной толпе. У мужчин горели глаза, там и сям раздались истерические рыдания женщин.
– Слава!!!
Дмитрий рефлекторно вскинул руку, повторяя жест преторианского офицера:
– Слава!!!
Лорд Фиджино стиснул хрупкий локоть жены.
– Успокойтесь, леди Таня. Умоляю вас, душа моя, держитесь, это безобразие сейчас пройдет. Теперь я понимаю, почему нас заставили явиться без ментальной защиты.
Женщина прижалась к плечу мужа, из последних сил пытаясь справиться с подступившей истерикой.
– Слава!!!
Придворный псионик старался вовсю, не жалея себя. Собрание плакало и вопило, кто-то в искреннем восторге, кто-то почти не осознавая причин внезапного энтузиазма. Принцепс несколько минут брюзгливо смотрел на человеческое месиво, затем встал и, не прощаясь, покинул зал.
– СЛАВА!!! – неслось ему вслед.
Буря восторга, впрочем, продолжалось недолго, должно быть, сенс принцепса наконец пожалел себя – крики мало-помалу утихли, шеренга преторианцев перестроилась, освобождая проход.
Лорды Иллиры уходили опустошенными, спускаясь по чистым, белоснежным ступеням мраморного крыльца. Каменные статуи орлов, обсевшие бледный металл дворцового купола, топорщили крылья и презрительно косились им вслед. Младший Фиджино вытер мокрые виски.
– Боров – подлец и мерзавец.
– Успокойся, ты же знаешь, все это на деле не значит ничего, – лорд Фиджино-отец провел рукой по поредевшим седым волосам и медленно, словно убеждая самого себя, повторил еще раз. – Это не значит ничего.
– И все-таки у меня такое чувство, словно мне подменили душу…
* * *
Зимним утром 7008 года войска Иллиры пересекали границу Каленусийской Конфедерации. Все свершилось по-будничному деловито, без единого выстрела – техника спокойно прошла перевал, иллирианские части, как нож в масло, углубились в территорию Консулярии.
Центурии консуляров отступали без боя, противника не было, пленных не брали. Редкие на крайнем востоке деревни словно вымерли – крестьяне уходили в лесные полосы, оставшиеся в деревнях отводили взгляды. Зима давно уже сбила листву с деревьев. Рыжее пламя костров просвечивало сквозь поредевшие заросли, вился легкий дымок, выдавая лагеря беглецов, но их поначалу никто не искал и не ловил.
Дмитрий Фиджино натянул капюшон форменной куртки и подул на пальцы – непривычный холод давал о себе знать. Войны как таковой не было, каленусийские центурии, отделенные от позиций иллирианцев полузамерзшей излучиной Бланка-Рива даже не пытались стрелять. Дома брошенного поселка насквозь продувал равнинный ветер, топлива в покинутых домах не было, энергетическая станция оказалась начисто разгромленной, на ее месте бестолковой грудой скорчился искореженный металл.
Холод высекал слезы из глаз южанина, Фиджино вернулся в дом, туда, где голые стены хранили светлые квадраты – следы сорванных гобеленов. Мебели в доме почти не осталось, ее за несколько дней спалили в камине. Возможно, крошечный двухэтажный особнячок принадлежал сельскому врачу, пухлый том роскошно изданного анатомического атласа все еще лежал на подоконнике. Фиджино полистал книгу, взвесил на руке ее глянцевую тяжесть, и приготовился было бросить в камин, потом передумал и оставил лежать на столе.
– Мы привели его, мой колонель…
Фиджино поднял голову. Доставленный под охраной подросток переминался с ноги на ногу. С его шнурованных сапог на затоптанный пол натекла лужица снеговой воды.
– Садись и рассказывай. Чтобы тебе было полегче, напомню – ты ударил ножом часового, тебя задержали, когда ты пытался лить кислоту в бензобак моей собственной машины.
Подросток неловко сел на одинокий табурет, гладкие как у девушки щеки побелели – то ли от страха, то ли от пронизывающего холода. Фиджино, не дождавшись ответа, встал, четко прошелся по широким половицам и резко, наотмашь ударил каленусийца по лицу.
– Кто послал тебя?
Мальчишка вытер щеку и посмотрел сквозь колонеля – словно Дмитрий был плоским осколком прозрачного стекла. Фиджино открыл анатомический атлас, не торопясь, выбрал картинку поярче.
– Посмотри сюда. Видишь? Не отворачивайся, закрытые глаза тебе не помогут. Я могу выполнить свой долг – и ты увидишь это не только на книжной картинке… Почему ты молчишь? Ты псионик?
Подросток молчал, но Фиджино уже знал ответ.
– Ты не псионик, мы все проверили, не пытайся прикидываться. Мне нужно немного – скажи, кто тебя послал, и можешь идти домой, мы не воюем со щенками.
– Меня никто не посылал, я сам.
Фиджино дотронулся до щеточки рыжеватых усов.
– Лжешь, причем неумело. У тебя был излучатель армейского образца. От кого ты получил оружие?
– Нашел в канаве.
Колонель хлестко захлопнул атлас и отложил его в сторону.
– У тебя есть семья – родители, сестры, братья? Впрочем, не важно. В этой деревне еще остались жители. Пред нашим разговором я отдал приказ, их уже пригласили сюда, можешь выглянуть в окно, только без резких движений – видишь?
Подросток нехотя повернул голову, за окном, отворачиваясь от ветра, по щиколотку в каше взбитого снега, стояли люди – четверо крепких стариков, полная старуха с добрым, болезненным лицом, худой мужчина в синем шарфе и две фермерских девушки с тройными косами. Лен их волос уже запорошила острая ледяная крупа.
– Ты видишь прекрасно, у тебя острое зрение, мальчик. Если ты и дальше будешь молчать или лгать, через полчаса я прикажу расстрелять – ну, хотя бы вон ту девушку в белом берете. Каждые полчаса твоего молчания будут стоить жизни еще одному каленусийцу. Ты меня понял?
У подростка дрожали губы. Он, казалось бы, неловко встал, потянулся избитым телом, а потом молниеносно, словно распрямившаяся пружина, без единого слова бросился на иллирианца. Фиджино отпрянул назад, руки мальчишки сдавили горло колонеля, тот потерял равновесие и с трудом устоял на ногах, потом коротко, зло ткнул парня под ложечку, ударил по склоненной шее. На шум уже бежали солдаты. Наверное, сказалось нервное напряжение ожидания и весь абсурд “неправильной” войны – наследник княжеского дома Фиджино, забывшись, долго пинал упавшего каленусийца, солдаты равнодушно глазели с порога.
– Уберите его, он испачкал пол.
– Что делать с теми, во дворе?
Дмитрий Фиджино задумался. Острая ледяная крупа била в оконное стекло.
– Что нам делать с гражданскими, мой колонель? – повторил офицер-иллирианец.
Князь пожал озябшими плечами и сделал неопределенный жест, словно смахнул со лба надоедливую муху.
– Это по части прето. У консуляров нет регулярной армии, следовательно, нет и гражданских. Здесь каждый мальчишка – диверсант…
* * *
7008 год, Консулярия, Арбел.
Сведения о зверствах иллирианской армии на восточной границе распространялись мгновенно.
Толпа подле резиденции консула собралась с утра, терпеливо снося холод. Снежная крупа, косо сметаемая холмовым ветром, царапала озябшие лица. Люди ждали плечом к плечу – фермеры покинутых западных территорий и уроженцы Арбела, псионики и нет, мужчины и женщины, кто-то включил уником, ловя забиваемый помехами сигнал.
К одиннадцати часам толпа полностью заняла площадь перед резиденцией.
– Консула!
Стриж принял от референта-телохранителя бронежилет, надел его, натянул поверх и застегнул меховую куртку.
– Возьмите ствол, ваше превосходительство.
– Не надо. Консулу стрелять в собственный народ – паскудство, одиночке в толпу – глупость.
Дезет шагнул за порог и белая круговерть поземки метнулась к его ногам. Людская стена замерла в угрюмом, угрожающем молчании, потом придвинулась на шаг. Средних лет мужчина с прорезанной шрамом щекой, упакованный в тяжелую пси-защиту, злобно ощерился:
– Ты учил нас заигрывать с иллирианцами. Что скажешь теперь, командир?
Стриж выжидал, всматриваясь в лица – знакомые и незнакомые, искаженные ненавистью и высветленные трагическим отчаянием. Доминировало, пожалуй, недоверие. В шуме толпы воедино слились крики осуждения и неясный ропот растерянности. Пожилая полноватая женщина в расстегнутом бушлате и комбинезоне, с излучателем через плечо, пробилась вплотную к Дезету, пестрый платок сполз с ее головы, три косы фермерши растрепались и свисали полуседыми прядями. Она с неожиданной силой вцепилась в отвороты куртки Стрижа.
– Где моя дочь, консул? Свою ты держишь в безопасности, а наших детей посылаешь на смерть…
– Чего ты хочешь от него – он сам иллирианец! – долетела насмешливая реплика из задних рядов. – Змея не жрет других змей.
Нужное слово было сказано, толпа низко загудела, придвигаясь. Пригоршня ледяной крупы, брошенная шальным ветром, ударила Стрижа в лицо. Он попытался отстранить крестьянку.
– Вы видели, вы помните – я сам сражался рядом с вами.
В задних рядах раздался пронзительный свист.
– Что он говорит?
– Не слушайте!
– Долой!
– Не мешайте, дайте сказать!
Люди толкали впередистоящих, толпа вплотную придвинулась к консулу. Стриж затылком почувствовал, как напрягся за его спиной телохранитель.
– Уйдите в резиденцию, шеф, – шепнул Бейтс. – Сегодня холодно, они сами разойдутся через час.
Стриж даже не обернулся.
– Стены не защита для таких, как я. Уходи один.
Сдавленная со всех сторон толпа качнулась, прижимая Дезета к запертой двери, грузная крестьянка висела у него на груди словно куль. Людское месиво сгрудилось в беспорядке, там и сям уже раздавались крики сбитых с ног. Консул попытался сдать назад, чтобы иметь за спиной не угрожающий хаос толпы, а дощатую стену резиденции, верный Миша Бейтс так и не ушел – его попросту оттерли прочь. Стриж задыхался, его мотало из стороны в сторону. Руки из задних рядов тянулись, чтобы схватить консула, те, кто уже оказались с ним лицом к лицу, напротив, старались побыстрее убраться в сторону, опасаясь давки. Снег и лед под ногами превратились в кашу. На миг стало чуть попросторнее, и в тот же момент Стриж ощутил тупой удар под левую лопатку, лезвие чьего-то ножа пропороло куртку и наткнулось на бронежилет. Дезет крутнулся, оборачиваясь, но успел заметить только коричневое пальто нападавшего. Толпа уже превращалась в бешеное животное – крики ненависти перемежались жалобами полузадавленных.
Спас дело случай – крикуны в задних рядах на минуту получили толику свободного пространства, люди моментально нагнулись, подобрали осколки льда и комья мерзлой грязи – залп импровизированных снарядов полетел в Стрижа. Ближние к консулу ряды, очутившись под градом грязи, расступились, измаранные фермеры, бранясь, отпрянули в стороны. Осколок льда прилетел и плашмя ударил Дезета по щеке.
Толпа отчасти рассеялась, консул остался в одиночестве, лишь пожилая крестьянка молча цеплялась за его одежду, тело ее словно бы стало тяжелее. Стриж попытался поддержать старуху, рука, прикоснувшаяся к спине каленусийки, наткнулась на липкое, он обнял женщину, освободил ее от бесполезного излучателя и осторожно опустил на измятый снег.
– Вы ранены?
Старуха растянула в улыбке толстые губы:
– Есть маленько, сынок. Кто-то хотел ткнуть тебя в брюхо, да невзначай попал в мою старую тушу. Хоть на что-то пригодилась толстая дура Марта.
– Бейтс, сюда! Позовите врача.
Люди растеряно топтались возле консула. Кто-то обнаружил резаную дыру на куртке Стрижа и коротко присвистнул:
– Дела, парни. Грязь в морду – это глас народа, а вот нож в спину – это не по нашему.
Крикуны умолкли. Консул подложил под голову раненой свернутый платок, встал, всматриваясь в исхлестанные вьюгой лица.
– Чья это работа?
Люди угрюмо молчали. Коренастый парень в пси-защите ощерился:
– Это был чужак. Среди наших нет подлецов.
– Допустим, я поверю тебе на слово. А теперь – слушайте все, я буду краток.
Голос Стрижа перекрыл плач налетевшей метели.
– Сюда идут иллирианцы. Мы их не ждали. Мы их не хотим. Я – ваш консул, вы сами выбрали меня. Хотите вы того или нет, но я сделаю все, от меня зависящее, чтобы остановить войска Порт-Иллири. Но никто не сможет сделать такое в одиночку. Мы должны быть вместе – вместе! Тот, кто втыкает нож в спину товарищу – лишает еще одного шанса на победу каждого из нас. Я не обещаю вам ни чуда, ни безопасности, я обещаю лишь одно – свою верность делу северо-восточных территорий. А теперь спрашиваю, верите ли вы мне?
Люди настороженно молчали. Человек со шрамом подошел вплотную и посмотрел прямо в прищуренные на ветру глаза Стрижа.
– В роже подлости нет. Я ему верю, парни.
– Можно и поверить.
– Верим, верим, – пролетело по рядам.
– Раз верите – тогда за дело. Распоряжения получите у своих центурионов. Иллирианцы не остановятся и не побегут, если мы будем впустую утаптывать лед.
Люди повернулись, расходясь. Переменчивая толпа повеселела.
– Да здравствует наш любимый консул – центурион центурионов! – озорно выкрикнул девичий голос.
Фермеры неистово захохотали, эхо грубых голосов смягчил падающий снег.
Раненую женщину унесли. Стриж вошел под крышу резиденции, Миша Бейтс с виноватым видом неотступно следовал за ним.
– Не бери в голову, ты сделал все как надо.
Референт вздохнул:
– Ловко вы, ваше превосходительство, произносите речи, как будто всегда только тем и занимались, что успокаивали мужиков.
– Успокоить людей – полдела. Войска принцепса уже на Бланка-Рива, мое красноречие ненадолго поможет, если они прорвутся в Арбел.
Вечер того же дня Стриж встретил в одиночестве. Вьюжный снегопад за окном перестал. Как только сумерки мягким пером тронули иней на стеклах, в двери кабинет постучали.
– Здравствуйте, Джу.
– Вы все еще сердитесь на меня, Алекс?
– Космос и Пустота! За что я могу сердиться? А это кто за вами притащился как хвост – Майер?
Пси-философ сухо кивнул и протянул руку для приветствия.
– Нам нужно поговорить.
– Вы виделись с Ральфом?
– Нет, Валентиан никого не принимает. Простите, Дезет, но ваш соправитель, кажется, в стельку пьян.
– Это все, что вы можете сказать лишившемуся народной любви диктатору?
Хэри неожиданно светло расхохотался.
– А чего вы хотели, Стриж? Вы плохо знаете, с кем имеете дело, вы, несчастный иллирианский авантюрист, никогда не учили толком историю Каленусии. Так вот – люди северо-востока – совершенно особый народ. Знаете, чем они прославились еще при каленусийских монархах? – в кожаном мешке выслали Гальбе V голову его же наместника. Этот спесивый лорд не сумел поладить с вольными крестьянами, был ими пленен, подвергся декапитации, и тем самым вошел в легенду как классический неудачник. Так вот, возвращаясь к нашим делам, обратите внимание, у каждого второго крикуна в толпе был сегодня заряженный излучатель. Вас всего-то один раз пырнули ножом и закидали грязью – да, но и при этом – ни единого выстрела. При вашей сомнительной биографии, и учитывая общие неважные обстоятельства, такое положение вещей можно смело считать верхом народной популярности.