Елена Долгова
Центурион

   Посвящается брату


   Не дано увидеть те силы, которые позволено только ощущать.
Апулей

Пролог

   Легкий северный ветерок отпел свое еще ночью, так и не сумев разогнать плотный туман. Белесые жгуты и космы оплели гигантский монолитный обломок, сотни лет назад застрявший между скал, сами скалы, крошево мелкого камня и маленький бункер, прилепившийся к монолиту.
   Покой. Сырость. Неподатливый, тяжелый камень. Белая мгла. Молчание.
   Тот, кого называли – Второй, повернул штурвал, отворил стальную дверь, выглянул наружу, вдохнул влажный воздух. Молочная пелена скрыла горизонт – камень-основание словно завис в мутной, желеобразной пустоте. Человек постоял немного, справляясь с привычной неловкостью: за месяцы жизни в горах он так и не сумел поверить в надежность висячего камня. В молочном месиве чернел шест мачты. Второй подошел поближе, личным жетоном открыл крышку в массивном основании, склонился над осветившимися шкалами приборов.
   – Ох, Разум…
   Результат обескуражил. Человек повторил бессмысленный жест, рудимент прошлого – он постучал ногтем по корпусу индикатора. Светящаяся полоса – бесплотный заменитель стрелки – не дрогнула. Призывно пискнул уником.
   – Слушаю, Первый.
   – Проблемы?
   – Да как сказать. Тебе не снились сегодня кошмары? У нас тут зашкалила фоновая пси-активность.
   – Индикатор сломался?
   – Нет.
   – Так не стой там – возвращайся.
   – Сейчас…
   Второй сделал шаг к бункеру и остановился. “Я забыл закрыть крышку” – понял он. Человек повернулся, прикрыл мягко мерцающий индикатор стальным щитком, убрал жетон из щели. “Теперь все”.
   Второй преодолел половину короткого пути к бункеру, беспокойство почему-то не отпускало. Он оглянулся – стальной щиток крышки так и остался открытым, полыхал рубином аварийный индикатор, в щели сиротливо торчала забытый жетон. “Туман, будь он проклят. Я сам не свой от тумана и этого повисшего над миром камня…”.
   Второй вернулся к мачте. Закрыл. Защелкнул. Вынул жетон. Положил в нагрудный карман куртки. Отошел. Оглянулся.
   Жетон торчал в щели.
   – Первый, Первый! Тревога первой степени! У меня устойчивая пси-наводка!
   – Что?! Нуньес, брось все как есть, немедленно возвращайся. Я встречу.
   – Что?!
   – Назад, быстро!!!
   – Мне плохо… потеря ориентации.
   – В бункер!
   – Куда? Я не вижу…
   – Держись, я сейчас выйду и помогу тебе.
   – Поздно, командир… Бесполезно. Прощай. И… не… открывай. Мне.
   Первый потрясенно замолчал в стальном чреве бункера, прислушиваясь к сумбурному треску помех в уникоме.
   – Второй!
   Молчание.
   – Нуньес, ты меня слышишь? Ты можешь говорить?
   Тишина сменилась слабым скрежетом – кто-то острым предметом царапал броню двери.
   – Это ты, Второй?..
   Скрежет прекратился.
   Первый нерешительно дотронулся до замка. Звуки извне почти не проникали в бункер, уником издавал словно бы частое, прерывистое дыхание.
   – Нуньес?
   Невидимое существо коротко всхлипнуло.
   – Держись, друг, я открываю.
   Первый повернул гладкий, холодный круг штурвала, отворил тяжелую дверь.
   Пусто. Струи тумана клубятся меж остробоких камней.
   Человек помялся на пороге, потом, сам не зная, зачем, вытащил пистолет, взвесил на руке привычную тяжесть оружия.
   – Все в порядке. Выходи, Нуньес.
   Никого. Первый постоял еще, с удивлением посмотрел на собственный пистолет, дотронулся левой рукой до сухого, горячего лба – захотелось шагнуть в рыхлую белизну, навстречу влажной, мягкой, освежающей прохладе. В конце концов, зачем стоять на месте – надо найти Второго. Нельзя позволить Второму просто так, одному, бродить в тумане…
   Где-то в густой белизне упал камешек. Первый сделал шаг.
   Еще один осторожный шаг…
   Сделать третий шаг он уже не успел.

Часть первая.
Свободная Каленусия

Глава I
Септимус

   Каленусийская Конфедерация. Сектор западного побережья. Порт-Калинус. Штаб-квартира Департамента Обзора.
   Бухта, по форме напоминающая копыто, давным-давно глубоко врезалась в каменистый, источенный штормами западный берег. Бетонно-стеклянно-стальное чудо Порт-Калинуса охватывает бухту подковой. Светлая скала Мыса Звезд ограничивает город с юга. На севере – ничего, кроме длинной, мутно-белой полосы прибоя.
   Столица Каленусии не манит путешественника ни пышными красотами морского курорта, ни тихим комфортом провинциальных материковых городков. Здесь бьется бюрократическое сердце Конфедерации. Пригороды застроены фешенебельными виллами и домами попроще, но тоже неплохими – сенаторы Каленусии, чиновники Калинус-Холла и бесчисленные клерки Департаментов стараются вить домашние гнезда подальше от гудящего, деловитого центра.
   Город роскошен. Не дороговизной архитектурных украшений – каленусийцы предпочитают роскошь смелых идей. Дворец президента и Сената, Калинус-Холл – пристанище свободно избранных отцов народа, напоминает руку, указательный перст которой устремлен куда-то в задернутое городской дымкой небо. Яркие крыши домов громоздятся ярусам цветных скатов, чистейшие улицы размечены с геометрической точностью. Квартал Департаментов – улей, плодящий чиновников, занимает в центре Порт-Калинуса идеально ровный квадрат. Дорогие лощеные костюмы гражданских чиновников (“Промышленность, господа! Морские перевозки, транспорт, связь!”) мешаются с экзотическими, подчеркнуто небрежными хламидами интеллектуальной элиты, робы техников – с удобными серыми мундирами специальных Департаментов.
   Здание Администрации Департамента Обзора довлеет над кварталом – архитектурный скандал, приютивший директорат “наблюдателей”, возводили по проекту модного модерниста.
   Архитектор, стойкий либерал, отмеченный ежиком зеленоватых волос, худобой, желчной прозорливостью и оспиной профессиональной гениальности, барабаня пожелтевшими от табака кончиками пальцев по столику кафе, так разъяснял идею проекта закадычному другу:
   – Наше общество, Монти, яростно жаждет свободы. Стремление к свободе у нас, каленусийцев, в крови. Говорят, что власть развращает – бред, истина для недоучек. Сакральный ужас и магия притягательности власти в другом – она лишает свободы не угнетаемого, но властителя. Носитель власти лишен возможности радоваться естественному ходу вещей, становясь материалом поддержания этой естественности. Чем выше власть, тем меньше способных к истинному самоотречению. Отказавшийся от власти – свободен…
   Собеседник архитектора растеряно вертел головой, прикидывая, в каком углу пристроен пси-детектор – лояльность эмоций посетителей кабаков подлежала усиленному контролю.
   – Но, Финти…
   – Никаких “но”. Больше власти – меньше свободы. Чем меньше облеченных реальной властью, тем больше свободных. Я, не одобряя, понимаю “глазков”…
   Несчастный Монти ежился, в душе проклиная многоречивую, пьяную знаменитость…
   Ориентировка на архитектора Финтиана попала в сайбер-сеть Департамента Обзора спустя всего-то три часа. Шеф Департамента (псевдоним – “Фантом”), только махнул рукой – причуды либеральной интеллигенции Каленусии пользовались традиционным попустительством “наблюдательных”.
   Как ни странно, архитектурный проект мятежного духом модерниста – ступенчатая пирамида – был принят Департаментом не без сдержанного удовольствия.
   Каждый ярус возводился уже и громоздился выше. Шахты скоростных лифтов пронизывали Администрацию насквозь, подъемники гудели, исправно возили деловитых “глазков”, ступенчатые бока архитектурного монстра чуть заметно вибрировали, блистали стеклом, красовались матовым металлом.
   В тот день, который положил начало истории о большой каленусийской ментальной Аномалии, на восемнадцатом ярусе пирамидального символа свободы, в небольшом кабинете, у нежно-зеленого монитора сайбер-сети сидели двое – долговязый Септимус Хиллориан, полковник в серой форме “глазка” и его помощник – молодой деловитый парень в коричневой робе технического специалиста.
   Усталый полковник встал, потянулся с хрустом, отодвинул изящный стул, прошелся по кабинету, роняя пепел сигареты на матовый пластиковый пол, жульнически имитирующий благородный мрамор древних.
   – Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было, – и Разум Мира воззовет прошедшее на потребу себе.
   – Откуда это?
   – Сентенция одного древнего культа.
   – Пора пить кофе – вот моя сентенция. Вы, погрязший в сентиментальности любитель ретро, – чего еще ждать от человека, который предпочитает бумагу терминалу.
   – Идите, Аксель, идите к Эребу и не задерживайтесь. Я побуду один – мне надо сосредоточиться.
   Полковник Хиллориан подождал, пока деловитая коричневая спина помощника скроется и открыл толстую папку, спрятанную за терминалом. Перебрал и поправил документы – плотные листы чуть помялись по краям. Аккуратная папка, аккуратная стопка, аккуратные руки самого Хиллориана с плоскими, коротко обрезанными ногтями.
   Наблюдатель осторожно отделил от стопки чистые листы, сунул бумагу в чрево канцелярского сайбера.
   – Твердую копию.
   Сайбер сердито прострекотал, плюнул новыми документами.
   Полковник склонил над бумагами коротко стриженую, с проседью голову, умное худое лицо приобрело отрешенное выражение.
   * * *
   Секретно.
   Протокол сайбер-брифинга отделов Департамента Обзора
   Шеф Департамента (“Фантом”): Внимание, не будем длить предисловий, господа. Вы знаете, зачем мы собрались, время не ждет, займите места за терминалами.
   (пауза…)
   Фантом: Все на месте? Пошлите сигналы идентификации. Так… Все в порядке. Вам слово, отдел геофизического пси.
   Шеф отдела геофизического пси (“Геолог”): Шесть часов назад мы получили сообщение о нарушении связи с наземным стационарным пунктом пси-наблюдения RP-735. Напоминаю – это на юге, в горах. Отсутствие в обычной и защищенной уником-сети. Неответ на экстренные вызовы. Прекращение передачи данных наблюдения…
   Фантом: Довольно. Система, копии сообщения на терминалы участников. Есть вопросы к Геологу, господа?
   (пауза)
   Фантом: Вопросы будут потом – это я вам гарантирую. “Зенит”, вашу информацию в Систему. Голосом, голосом… не надо трогать ручной ввод, вы задерживаете собрание.
   Шеф отдела пси-безопасности (“Зенит”): По приказу Фантома была организована проверка RP-735 силами отдела безопасности и оперативных групп…
   Шеф оперативного отдела (“Егерь”): Моих людей не информировали должным образом… В этом виноваты вы, Зенит.
   Зенит: Вы некорректны, коллега.
   Егерь: Я очень корректен – настолько, что тебя спасает только виртуальное присутствие…
   Фантом: К порядку. Нам не нужны неинформативные эмоции. Продолжайте, Зенит.
   Зенит: Простите, шеф. Мы оба вспылили… Итак, продолжаю. Осмотр места расположения RP-735 дал некоторую информацию. Система – снимки на монитор.
   Сразу несколько голосов: О!
   Фантом: Да, живописно. Аналитик, вам слово. И постарайтесь не так, как в прошлый раз – бессодержательная малопонятная речь на полчаса, а покороче.
   Аналитик: Амок, господа.
   Фантом: Покороче, но не настолько коротко.
   Аналитик: Амок – крайнее проявление пси-наводки, как правило гуманитарного происхождения, дает кратковременный эффект агрессии на фоне…
   Фантом: Ну и?
   Аналитик: Они поубивали друг друга, шеф. Последний умирал неприятно и долго.
   Фантом: Система! Справочную статью по амоку – на мониторы… Так… Природа, прецеденты, проявления. Отлично. Ваши версии, господа.
   Егерь: Иллирианская диверсия, шеф.
   Аналитик: Версия с низкой вероятностью. RP-735 не имеет той ценности, которая компенсировала бы затраты Порт-Иллири на разработку боевой ментальной акции.
   Фантом: Еще версии. Работайте, работайте мозгами, господа. Не спите. Нам нужны свежие идеи.
   Геолог: Я не верю в существование временной естественной пси-аномалии такой мощности.
   Зенит: Я тоже.
   Егерь: Поддерживаю.
   (пауза, шум, попытки перехватить инициативу, беспорядочные реплики)
   Фантом: К порядку. Итак, что мы имеем? Взаимное самоубийство наблюдателей. Спасательная группа, пострадавшая от остаточных пси-наводок…
   Аналитик: Есть свежая информация с места событий? Там продолжаются измерения?
   Геолог: Минуту. Посылаю запрос.
   (пауза)
   Фантом: Мы ждем. Поторопитесь…Что у вас там?
   Геолог: Сейчас…
   (пауза)
   Фантом: Мы ждем уже три минуты, вы бессмысленно перегружаете Систему.
   Геолог: Шеф, я вынужден просить вас прервать брифинг до выяснения или сузить круг присутствия. Там нештатное, шеф.
   Фантом: Система! Паузу на все мониторы. Исключения – мой и отдела наблюдений и… Аналитика.
   Геолог: Смотрите свежую сводку. Я не комментирую.
   Фантом: Это что – фальсификация?
   Геолог: Нет. Полное разрушение горного рельефа в радиусе километра. Появилось полчаса назад и продолжает увеличиваться. Это последние снимки. Я объявил эвакуацию соседних постов. Пси-шторм, по периметру зашкалило приборы – не хочу терять людей. Это котел, шеф. Там кипит материя. И мозги человеческие в частности.
   Фантом: Увеличьте изображение. Аналитик – ваше мнение?
   Аналитик: Похоже на разрушение материи, шеф. Но не только. Взгляните сюда. Нет, нет, левее… Система – отобразить указатель. Вот, вот, именно здесь… Шеф, тут появилось нечто новое. Видите?
   Фантом: Да… Разум Милосердный!
   Аналитик: Пока воздержусь от комментариев. Надо как-то обозначить явление. Мы пока не можем понять сути происходящего. Назовем его просто – Аномалия, с большой буквы. Имеет смысл подождать.
   Фантом: Держите меня в курсе событий, Геолог. Аналитик – останьтесь. У нас с вами будет особый разговор. Конец брифинга.
   * * *
   Хиллориан смахнул протокол брифинга в папку, представил себе маленький бункер в горах. Такие привязаны к местам умеренной природной пси-активности. Два наблюдателя, рутинная работа, снятие показаний, мелкий ремонт, скука, взаимное раздражение, замкнутое пространство и…
   Хиллориан иронически усмехнулся, жесткие складки возле губ стали резче. “Отшпареные” начальством отделы суетились непомерно. Интерес Фантома к инциденту был, пожалуй, чрезвычайным, острым и прицельным. С верхушкой иерархии не спорят – маховик Департамента неистово раскручивался, сметая физические и бюрократические законы. Вертолеты с базы Лора ушли в сторону гор Янга через час после обрыва связи с постом. Момент появления Аномалии поймали почти мгновенно.
   Полковник отложил сигарету и принялся за третий листок.
   * * *
   Общементальная проблема. Хэри Майер, эксклюзивно для “Мира и Истории”.
   Ведущий: …А сейчас в нашей студии – звезда науки первой величины, доктор пси-философии, профессор Парадуанского университета, Хэри Майер! Поприветствуем профессора, господа!
   (свист, крики, неистовые аплодисменты)
   Хэри Майер: Право, я и не ожидал столь бурного интереса – польщен, польщен…
   Ведущий: Профессор, что вы можете сказать о…
   Хэри Майер: Сфера интереса понятна без слов – слишком часто, увы, задают мне подобные вопросы…
   Ведущий: Мы – солидная программа, профессор. Нас не интересует дешевая информация для дешевых скандалов, мы обратились к вам в надежде на взвешенный обзор яркой истории явления, занимающего видное место…
   Хэри Майер: Извольте. Некогда первые колонисты Геонии столкнулись с явлением, поразившим их воображение. Пси-феномен воспринимался протонаселением планеты враждебно и под маркой колдовства стал объектом крайних проявлений суеверия и фанатизма. Напомню вам, что поселенцы практически ничего не знали о резервных возможностях мозга. Точки естественного, природного пси-свечения пользовались специфической репутацией как проклятые, запретные места, насылающие безумие и смерть. Псионики, носители сенс-дара, в массовом порядке истреблялись в религиозных войнах.
   Ведущий: Печально…
   Хэри Майер: О да. Но это было давно.
   (многозначительная пауза)
   Ведущий: Немного рекламы наших спонсоров, господа! Обратите внимание…
   (вырезано)
   Ведущий: Уф…
   Хэри Майер: На чем мы остановились?
   Ведущий: На религиозных войнах.
   Хэри Майер: Не будем углублять тему.
   (пауза, смешки в зале)
   Итак, в каждом новом поколении часть младенцев неизменно обладает пси-способностями. Псионики среднего периода истории объединялись в военизированные ордена для борьбы за выживание, а в ряде случаев – и за власть. Время расставило акценты по-своему. Сейчас ни для кого не секрет, что природа не одаривает человека, если можно так выразиться, бескорыстно. Использование паранормальных возможностей тем сильнее разрушает организм носителя, чем чаще и интенсивнее он пользуется собственным даром. Это естественное, благое ограничение, принуждающее к разумному применению потенциально опасных качеств. Я подчеркиваю – только потенциально. Пси-способности не злы и не добры сами по себе. Это только инструмент. Куда и как он будет приложен – на благо или во вред человечеству, это вопрос не таланта, а нравственности псионика…
   Ведущий: Простите, Профессор, вы отвлеклись…
   Хэри Майер: Разве?
   Ведущий: Вопросами нравственности занимаемся не мы, а утренняя воспитательная программа Лиги Пантеистов.
   Хэри Майер: Ах, да. Простите. Продолжим ближе к теме. Решение гуманитарных проблем дало мощный толчок развитию техники, способной на контакты как с мощным пси псионика, так и слабым – обычного человека. Как вы понимаете, в теории эта связь может быть двусторонней. Если некий человек пользуется пси-способностями, чтобы внушать вам…
   Ведущий: Мне?!
   Хэри Майер: Ну не мне же!
   Ведущий: Почему именно мне? Давайте не будем переходить на личности – это утомляет неподготовленную часть зрителей нашей программы.
   Хэри Майер: …в общем, все знают, что такое пси-наводка. Возможности специально обученных сенсов помогли Каленусийской Конфедерации выиграть войну у Иллирианского Союза…
   Ведущий: Отличный пример – только в свободном обществе таланты сенсов находят наилучшее применение!
   (пауза, нерешительные хлопки)
   Хэри Майер: На чем мы остановились?
   Ведущий: На пси-наводках.
   Хэри Майер: …полное техническое воспроизведение пси-наводки до сих пор не стало свершившимся фактом. Этот феномен получил название фундаментального исключения Калассиана. Устройства – не люди, господа, они способны всего-то считывать ментальное состояние гуманитарного объекта…
   Ведущий: Человека?
   Хэри Майер: Ну да. Я же сказал – гуманитарного объекта. Итак, устройства способны перерабатывать ментальные сигналы людей или, на худой конец, играть роль простенького усилителя возможностей. Автомат-диктатор, правящий ментально порабощенными человечками, так и остался персонажем остросюжетного чтива. Возрадуемся, дамы и господа. Быть может, причина – в бессмертной человеческой душе?
   Ведущий (подумав): Возможно… Замечательно. Браво! Поддержим профессора аплодисментами!!!
   (радостный шум и бурные хлопки в зале)
   Хэри Майер: Впрочем, с некоторыми достижениями технической мысли мы сталкиваемся ежедневно. Кто не знает о пси-турникетах, контрольных пси-детекторах, пси-идентификации личности, полицейские участки оборудуются…
   Ведущий: Профессор, вы окончательно отклонились от темы.
   Хэри Майер: А по-моему, вовсе нет.
   Ведущий: Но у нас кончается время.
   Хэри Майер: Погодите…
   Ведущий: Все, время истекло. Мое сожаление не имеет границ… Поблагодарим же профессора Майера за увлекательный экскурс в историю и теорию общементальной проблемы! Аплодисменты!!!
   Хэри Майер: Но…
   Ведущий: Еще раз – аплодисменты!!! Аплодисменты, свободные граждане…
   * * *
   Вечерело. Деликатный Аксель так и не вернулся. Хиллориан жестко смял листок, щелкнул зажигалкой, поднес дрожащее синеватое пламя к белому краю листа, бросил маленький факел в пепельницу, долго смотрел, как эксклюзивное интервью Хэри Майера догорает, корчась в огне.
   Потом одним пальцем отбарабанил сайберу код доступа.
   – Система, связь с Аналитиком.
   Сеть молчала.
   – Проклятый “черепок” убрался. – неразборчиво буркнул полковник. – Вы на месте, Аналитик?
   Экран зеленого сайбера оставался холоден и пуст, хотя голос Аналитика – протяжный, хрипловатый – Система передала отлично:
   – Если это не утомит вас – зайдите ко мне в берлогу… Иногда хочется взглянуть на суровые лица старых друзей.
   Аналитик никогда не был другом полковника.
   – Иду.
   Элегантный лифт, сотворенный по проекту вольнолюбивого модерниста, плавно распахнул чрево, сверкнул прозрачным стеклом, принял полковника и рванул вверх – Хиллориан вцепился в поручни. Легкие, ажурные конструкции Пирамиды летели мимо, вниз, вечер подкрасил пурпуром пластик и стекло, прозрачная изнутри, огромная наклонная стена открывала феерическую панораму пестрящего огнями Порт-Калинуса. Роскошная россыпь света, ярусы плоских крыш, ясная стрела проспекта, просторное пространство пустого неба с одиноким перистым облачком на горизонте – вечерний Порт-Калинус, несмотря на суету улиц, оставлял ощущение покоя. И – свободы. “Свобода,” – подумал полковник, – “Как мало мы ценим ее, пока не потеряем.”
   “Берлога” Аналитика разительно отличалась от выдержанного в ретро-стиле, аккуратного кабинета Хиллориана. Деловито мерцали экраны – у стены нашли место целых два канцелярских сайбера, один из них – явно усовершенствованной, незнакомой полковнику модели. Широкий и низкий круглый стол тонул под грудой кассет, газет и раскрытых потрепанных книг. Хозяин, не вставая, протянул руку гостю.
   – Садитесь, дружище. Разгребайте хлам, выбирайте место, какое понравится.
   Сам Аналитик занимал целый угол – грузное тело главного интеллектуала покоилось под мягким, дорогим кротовым пледом, в глубоком и широком кресле на колесиках. Три верхних пуговицы черной шелковой рубахи оставались незастёгнутыми.
   – Проблемы, полковник?
   – Отчасти. Я не помешал?
   Хиллориан с интересом рассматривал лицо самого старого сотрудника Департамента – первый умник Администрации сильно сдал. В облике Аналитика сквозила усталость. От редких пепельных волос не осталось почти ничего, щеки обвисли складками на полную, дряблую шею. Гладкий, глянцевый, цвета слоновой кости выпуклый лоб, глаза навыкате, полукруг носа и скошенный, обманчиво безвольный подбородок соединялись в одну причудливую линию – старик походил на крупную, снулую, печальную рыбу. Белки выкаченных, бесцветные глаз густо усеивали мелкие сосуды.
   – Нет, Хиллориан, вы не помешали. Начинайте – я слушаю.
   Полковник отчего-то смутился.
   – Есть новости насчет Аномалии?
   Аналитик повел грузными плечами.
   – Там новости каждые полчаса. Границы зоны плавают, как хотят. Динамику я отправлю вам на терминал. Еще что-то?
   – Пожалуй, нет. Как ваше здоровье?
   Аналитик растянул в улыбке синеватые, бескровные губы:
   – Бренная плоть распадается, дух – светел как никогда.
   – Человек, который так шутит – не в худшей форме.
   – Полно, полно, молодой человек. Вы – льстец.
   Сорокадвухлетний Хиллориан безропотно проглотил “молодого человека” – спорить с язвой-Аналитиком почиталось в Департаменте за дурной тон.
   – До свидания. Удачи вам и долгих дней.
   Старик положил ладони на ручки кресла – сработал бесшумный моторчик – коляска резко выкатилась вперед, преградив путь оторопевшему Хиллориану. Полковник оступился и чуть не упал.
   – Извините. Я неловок.
   – Погодите! Вы упускаете свой шанс.
   – ?
   – Вы пришли, чтобы спросить, молодой человек. В самом деле – к чему было зря гонять лифт. Спрашивайте, пока у вас есть время.
   Полковник заколебался. Старик перехватил взгляд Хиллориана и чуть качнул тяжелой головой:
   – Не бойтесь пси-“жучков”… Сдвиньте бумаги на столе.
   – Я ухожу.
   – Никуда вы не уйдете, Септимус. Сдвиньте бумаги… Видите?
   Освобожденная из-под груды хлама, на круглом столе мирно лежала плоская черная коробочка включенного шумогенератора. Полковник проглотил сухой комок в горле:
   – Зачем, порази вас Разум?! Вы нарушили первое правило лояльности, Аналитик. Через несколько часов записи детекторов расшифруют. Я не дам за ваше благополучие и конфедеральной гинеи.
   – А я и говорю – спрашивайте, пока есть время. Сядьте поближе, напротив меня – вот так. Я хочу видеть ваши глаза.
   Септимус Хиллориан осторожно опустился на складной брезентовый стульчик.
   Аналитик хрипло вздохнул, на мгновение опустил отечные веки.
   – Я ждал – кто-то придет. Среди возможных вариантов вы были на четвертом месте… Раньше я делал меньше ошибок. Сдаю, побери меня холера. О чем хотите спросить меня: об Аномалии, о Департаменте, о себе?
   – Обо всем. Сначала – о вас.
   – Я только преждевременно постаревший псионик. Слишком больная развалина, чтобы получать удовольствие от жизни – я даже коньяк пить не могу. Ради моих врожденных способностей Департамент терпит в своих стенах эту разбитую галошу.
   Уникальный в своем роде Аналитик кокетничал притворной скромностью старости – сенсы, возможности которых трансформировались в интуитивно-аналитический дар, ценились на вес золота. Старик был лучшим.