Страница:
– Он приказал, и вы подчиняетесь такому приказу? – изумленно проговорила Игрейния.
– Мне все равно, – скривился Эрик.
Она поняла, что шотландец не лукавит. Он только что потерял любимую жену, а его официальное семейное положение абсолютно его не беспокоило.
– Послушайте, вы же считаете себя цивилизованным человеком! Поймите, это совершенно невозможно. Я англичанка. Английский король обладает правом надо мной и над моей собственностью. И хотя мой отец умер, у меня есть брат. И на мой брак требуется его разрешение.
– Что ж, придется вам снова напомнить, что здесь Шотландия. Пусть вы вдова человека, который боялся и почитал Эдуарда, но Лэнгли – шотландская территория, с какой бы яростью некоторые ни пытались это отрицать.
– Эдуард не признает подобного брака. Церемония будет считаться незаконной.
– Зато запутает вас в правовых отношениях. У многих возникнут сомнения по поводу любого из ваших наследников.
– Папа аннулирует этот брак. Ваш король уже отлучен от церкви за свои неправедные дела.
– Но в Шотландии своя сильная церковь, миледи. И с ее точки зрения вы будете состоять в законном браке. Поэтому споры затянутся на долгие годы. А к тому времени, будем надеяться, они вовсе перестанут иметь значение.
Эрик говорил вполне серьезно. Игрейния даже согласилась с тем, что скорбевший о своих близких Роберт Брюс получит от своей мести моральное удовлетворение. Но ей от этого легче не станет.
– Я ни за кого не выйду замуж! – отрезала она. – Я в трауре – это надо уважать.
– Выйдете! – рявкнул шотландец. – Это случится к исходу недели, чего бы нам это ни стоило. И вот еще что, Игрейния: не обманывайтесь и не напускайте на себя ненужную гордость – и для шотландцев, и для англичан вы всего лишь ценный приз. Эдуард отдает вас человеку за его заслуги в войне. Роберту Невиллу стоит приложить усилия: во-первых, замок, во-вторых, ваша собственность и ваша рента в Англии таковы, что, женившись на вас, он станет богатейшим человеком в стране. Да, он родственник вашего мужа, и вы, разумеется, предпочли бы именно такое разрешение конфликта. Но уверяю вас, этого не случится.
– Вы не понимаете: я не соглашусь ни на какое замужество! Брат будет на моей стороне и запретит брак.
Шотландец рассмеялся, и это еще сильнее разозлило Игрейнию. Эрик говорил с ней, будто с малым дитем, которое ничего не смыслило в этом мире.
– Извините меня, миледи, но ваш брат – еще юноша, которому только предстоит встать на ноги. Неужели вы полагаете, что он осмелится перечить Эдуарду и не даст согласия на ваш брак?
– Вы не знаете моего брата. Он молод, но очень благороден – редкое качество в нынешних мужчинах.
– От его благородства может захватить дух, но не ему тягаться с королем.
– Брату известна моя воля.
– Ну еще бы, ведь вы написали такое трогательное письмо!
Игрейния вскинула на Эрика глаза.
– Вы перехватили мое письмо?.
– Нет, пропустил, как только убедился, что вы не подбиваете глупого малого хватать коня и без оглядки нестись вас вызволять!
Щеки Игрейнии вспыхнули. Ей казалось, что невозможно ненавидеть сильнее, чем она. Игрейния написала Эйдану и умоляла его не помышлять о ее спасении. Она нежно напоминала, что вышла замуж за человека, которого с самого ее рождения выбрал их отец. И в его память отказывается от повторного брака. Написала, что у нее все хорошо – ничего страшного с ней не происходит: ей не мстят, впрочем, как и другим заложникам.
Игрейния впилась ногтями в ладони. Как бы ей хотелось вернуть письмо и переписать его заново!
– Никто не заставит меня выйти замуж против моей воли!
– Игрейния, вы слепы! Если Эдуард прикажет устроить бракосочетание по доверенности в вашем доме, вы будете считаться замужем. Если, конечно, не выйдете замуж раньше.
Она не могла до конца поверить в серьезность его слов.
– Лучше умереть, чем выйти за вас!
Ее слова даже не разозлили Эрика. И это оказалось для нее последней каплей.
– Выбор не за вами, – отмахнулся он.
– Не за мной? Отлично! Устраивайте вашу свадьбу! Но я не произнесу ни единой клятвы. И преподобный Маккинли откажется свершать незаконный обряд… – Решительно начав, Игрейния внезапно осеклась: она вспомнила мрачное лицо священника, который прибыл вместе с незнакомыми шотландцами.
– Вы забыли об отце Теобальде, миледи. Он добрый приятель Роберта Брюса и влиятельное лицо в шотландской церкви. Этот человек прибыл сюда неспроста.
– Все равно отказываюсь!
– На здоровье! Отец Теобальд все сделает сам.
– Каким образом? Вы что – волоком потащите меня в церковь? Я способна устроить такой переполох, что вы сразу разуверитесь, будто сумели обратить здешних обитателей в верноподданных Брюса. Только попытайтесь, и посмотрите, что будет!
– Спасибо, что предупредили, миледи. Конечно, можно устроить бракосочетание и здесь. Но будет лучше, если мы проведем его пред ликом Всевышнего – в часовне. – Эрик внезапно повернулся, распахнул дверь и окликнул Джаррета. – Извините, мадам, – вежливо произнес он, и через секунду дверь захлопнулась.
Игрейния беспомощно огляделась – никакой возможности бежать! Разве что… Она подошла к окну и выглянула во двор. Но ведь она никогда не решится прыгнуть.
В комнату возвратился Эрик.
– Я сейчас выпрыгну! – пригрозила она. Шотландец прислонился к двери и сложил руки на груди.
– Неужели?
– Посмейте только подойти! Клянусь, я это сделаю! Эрик отлепился от двери и начал медленно приближаться к ней.
– Стойте!
Но он был уже рядом. И не дал ей возможности больше ни спорить, ни угрожать – крепко обхватил ее за талию и закинул на плечо. Игрейния принялась отбиваться, вырываться, кричать. Но через секунду, к своему удивлению, она оказалась на кровати. Значит, он оставит ее в покое? Она даже поздравила себя с победой.
Но он всего лишь начал заворачивать ее в одеяло. И чем больше она сопротивлялась, тем сильнее запутывалась. Вскоре она представляла собой нечто вроде большого кокона. И ее опять водрузили на плечо.
Игрейния не могла даже пошевелиться. А когда попыталась кричать, в рот полезло шерстяное одеяло.
Эрик шел быстро. И с каждым его шагом она подскакивала и колотилась у него на плече. Она не поняла, когда они прошли через зал, пересекли двор и оказались в небольшой часовенке, построенной внутри крепостных стен.
Там он поставил ее на ноги. Игрейния снова попыталась вырваться на свободу, но сильные руки этого ей не позволили. В часовне горели свечи, и она услышала голоса. Она пыталась что-то сказать, однако яростные слова заглушала шерстяная ткань. Вдобавок ко всему поверх одеяла рот ей зажала большая ладонь.
– Приступайте, святой отец, – произнес Эрик, и ее силой поставили на колени.
Священник начал брачный обряд, и шотландец принес торжественные клятвы. Игрейния еле держалась на коленях – она задыхалась от лезущего в рот одеяла и крепкой хватки ненавистного жениха. Она попыталась успокоиться, стерпеть телесные муки и, услышав, что священник обращается к ней, открыла было рот, чтобы сказать «нет» и положить конец безумному фарсу. Но не смогла произнести ни звука. Эрик снова зажал ей рот и заставил кивнуть головой. Ей не хватало воздуха, и она непременно упала бы, если бы ее не поддерживали.
Но вот наконец Игрейния оказалась на ногах. Покров слетел с ее тела, и она увидела перед собой мрачного священника. Оглянулась по сторонам – вокруг них стояли Джеффри, Ангус, Дугал, Аллан, Питер, Реймонд, Джаррет, бледный, без единой кровинки в лице, преподобный Маккинли и даже старый слуга Гарт.
Лица закружились у нее перед глазами.
Она стала падать.
Но ее подхватили.
– Ей надо на воздух! – Это голос Эрика.
– Подождите, она должна еще подписать документ. – Это был голос священника.
– Нет! – прошептала Игрейния. Она все еще не могла вздохнуть.
У нее в руке оказалось перо. Со всех сторон ее обступили мужчины. Нет, по своей воле она ничего не подпишет! Пальцы дрогнули. И Игрейния как в тумане разглядела на пергаменте свое имя. Перо исчезло.
Эрик так и не выпустил ее из объятий. Но теперь они куда-то двигались. Запах свечей больше не лез в ноздри, и Игрейния догадалась, что над ними раскинулось звездное небо. В легкие ворвался свежий ночной воздух.
– Надо было дать вам умереть, – прошептала она.
– Поздно спохватились, – хмыкнул Эрик. Они миновали зал и поднялись по лестнице.
– Я спасла вам жизнь, а могла бы утопить в реке, – продолжала сокрушаться Игрейния.
– Мои люди перерезали бы вам глотку.
– Все равно надо было дать вам умереть.
– Тогда бы Ганнет с вами разделался.
– Вы не имели права так со мной поступать. Я… я вас убью! Ночью… улучу момент и убью!
Эрик посмотрел на нее холодными голубыми глазами. На его лице было такое бешенство, что Игрейния от страха вцепилась ему в плечи.
– Мадам, – процедил он, – вам не удастся оказаться ночью так близко от меня, чтобы исполнить свою угрозу. – Что-то в ее лице вдруг изменилось, потому что шотландец быстро добавил: – Вы слишком высоко цените свою персону. И не забывайте, что каждый раз, глядя в вашу сторону, я сразу вспоминаю о своей потере.
Наконец они добрались до спальни. Эрик, пнув дверь с такой силой, что она чуть не разлетелась в щепки, опустил свою ношу возле кровати. Игрейния была так слаба, что не могла стоять. Но Эрик этого не заметил – он вышел из комнаты и с треском захлопнул за собой дверь.
Она словно подкошенная повалилась на постель. Пытаясь прийти в себя, она недоумевала, почему после его ухода почувствовала себя одинокой.
Время тянулось удивительно медленно. Игрейния смирилась с добровольным заточением. Однажды ее пригласили разделить вечернюю трапезу с гостями, но она не пожелала сидеть за одним столом с захватчиками и осквернителями ее дома.
В замке жизнь била ключом. Из своего окна Игрейния видела, как всадники постоянно то уезжали, то возвращались в замок.
Каждое утро открывались ворота и опускался подъемный мост, и постепенно она начала разбираться во всей этой суете. Вот трое всадников выехали из замка – это разъезд отправился охранять дороги на севере, на юге и на востоке. Она не сомневалась, что за рекой тоже наблюдают, чтобы челны неприятеля не смогли подобраться к крепости.
Укреплялись оборонительные сооружения. Она видела, как люди Макдоналда что-то пилили и рубили во дворе. Вскоре в ряд выстроилось несколько небольших катапульт, которые могли поместиться на боевых площадках стен. Судя по всему, они обладали огромной разрушительной силой и могли использоваться против боевых машин противника. К ним постоянно подносили снаряды, способные противостоять вражеской технике и посеять панику в рядах атакующих.
И каждый день она видела Эрика.
К ее двери он не подходил. Судя по всему, его не интересовало, жива она или нет. Он все время был во дворе. Обсуждал с Питером возможности его техники, участвовал в тренировках воинов, подсчитывал запасы провианта. А в Лэнгли всего хватало – и оружия, и провизии.
Игрейния прочитала все книги, какие только были в ее комнате. И однажды она поняла, что вполне способна разобраться в устройстве хитроумных осадных орудий. Афтон собрал множество пособий по оружию, и Игрейния с удивлением открыла интерес к этой теме.
Ее регулярно приходила навещать Дженни – приносила свежее белье, воду, вино и новости. И хотя Игрейния радовалась подруге и служанке, с ней порой бывало нелегко. Дженни все больше раздражалась и злилась. Умер кузнец Аргайл, и на его месте уже работал какой-то горец. На кухне было полно завоевателей. Дженни теперь не знала ни одной прачки. И еще эта Ровенна – девица с ужасным шрамом. Так и шастает по замку и повсюду сует свой нос. У нее особые отношения с захватчиками – даже старый Гарт не требует с нее работы.
Но самым ужасным было то, что рядом был Эрик. По вечерам он строил из себя лорда и торчал в зале. Там всегда было полно людей. Кто-то однажды привез ему трех дирхаундов, и с тех пор в замок то и дело доставляют огромных собак. Мужчины наигрывают на своих идиотских волынках, а иногда находят себе другие развлечения. Дженни ненавидела их всей душой, но больше всего Эрика. Она пришла в ужас от того, что Игрейнию принудили выйти за него замуж. И хотя всеми силами старалась развеселить госпожу, делала ей только больнее.
– Ничего из этого не получится, только разозлит короля Эдуарда. И знаете почему? Он не собирается обменивать одну графскую дочку на другую – тем более что одна из них жена Роберта Брюса. – Говоря это, Дженни подошла к окну. – Вам еще повезло, что он вас так ненавидит. Вы словно красивая птица в клетке. Любой мужчина сломался бы от такого зрелища. Любой, но только не он. У него есть та, другая, со шрамом.
– Ты ошибаешься, Дженни. Ровенна не злая. Она предупредила меня, когда я была в опасности.
– Предупредила, да не очень, раз вы сейчас здесь, – возразила служанка.
– Мое положение не ее вина.
– Я стараюсь слушать всех и каждого, но слышу только ее: «Милорд, вам долить эля? Милорд, вам подложить мяса? Милорд, не принести ли вам чего-нибудь еще?
– Дженни, нет никакой необходимости так старательно ко всему прислушиваться.
– Но если бы я не прислушивалась, то не могла бы вам рассказать, что не так давно всадники поскакали к Брюсу, чтобы сообщить ему, что брак свершился и его приказание выполнено. А другие поехали, чтобы передать эту новость Эдуарду.
– Господи, мой брат Эйдан! Я так за него беспокоюсь!
– Извините, но о нем я ничего не слышала, – вздохнула служанка. – Но зато знаю, что Роберт Невилл живет у шотландского барона лорда Дэнби – того самого, что владеет замком Шеффингтон. Они собирают большое войско. Сэр Роберт вас спасет, и тогда вы сможете выйти за него замуж. Он станет хозяином Лэнгли, и все здесь пойдет как раньше.
– Дженни, я вовсе не желаю выходить за Роберта, и ничего в этом замке уже не будет как раньше.
– Вы сдались, миледи? Но вам негоже сдаваться.
– Я не сдалась, Дженни. Однако Афтон ушел из жизни. Я не хочу больше замуж и понимаю, что прежнюю жизнь не вернуть. – Игрейния не стала говорить о своих страхах: она постоянно гадала, что может произойти, если на замок нападут англичане.
– Но это неминуемо, – уверяла ее Дженни. – Иначе Эдуарда не прозвали бы Молотом шотландцев.
Заверив госпожу, что англичане непременно придут и сотрут захватчиков в порошок, Дженни уходила, оставляя Игрейнию одну. Она никогда не задерживалась надолго – женщины не хотели, чтобы их заподозрили в заговоре и запретили видеться.
Игрейния строила заговор, но сама с собой и в самые трудные часы, которые давили на нее тяжким грузом. Она не могла убежать через подземный ход – его замуровали. Другого пути на волю не существовало, разве что перелезть через стену или пройти по мосту, когда он опущен. Еще можно было взобраться на боевую площадку и решиться на смертельный риск – прыгнуть в ров. Но все это были фантазии. Запертая в комнате, она никогда бы не добралась до стены.
Ровенна тоже часто к ней заглядывала – приносила цветы и старалась хоть чем-то ее порадовать. А Игрейния ловила себя на том, что теперь перестала доверять девушке, которая раньше ей так нравилась. И Ровенна вскоре почувствовала это. Однако не прекращала визиты и приносила дары, чтобы украсить комнату и мир Игрейнии.
В воскресенье Игрейния вышла из комнаты и посетила мессу вместе с Джарретом и Джейми. Оба ей обрадовались и уговаривали ее прийти на ужин.
Когда они вошли в часовню, Эрик был уже там – высокий, прямой, широкоплечий. Волосы золотились и отливали малиновым в свете лучей, проходивших сквозь витражи в окнах. Истинный господин замка.
Игрейния с неудовольствием обнаружила, что ей придется сидеть на передней скамье рядом с ним. Она хотела было пропустить вперед Джейми, но тот в последний момент отступил и кивнул ей, чтобы она проходила вперед. И Игрейнии не оставалось ничего другого, как устроиться между Эриком и его братом.
Шотландец едва ли заметил ее присутствие. И только когда молящиеся встали на колени, Игрейния, покосившись на него, заметила, что он смотрит в ее сторону. В его глазах блеснуло странное выражение. Леди Лэнгли опустила веки и, слушая латинские псалмы, склонила голову на сложенные руки.
– Молитесь за мою скорейшую погибель? – прошептал Эрик.
– Конечно. Не мешайте.
Шотландец замолчал. Но когда служба подошла к концу и Игрейния собралась встать со скамьи, он взял ее за руку.
– Хотите прокатиться, миледи?
– Прокатиться?
– Ну да, прокатиться. На лошади.
– Куда? – встревожено спросила она.
– Просто так. По округе, не далее.
– Зачем?
– Затем, что мне начинает казаться, что вы трогаетесь умом.
– И вы позволите мне сесть на лошадь? – не верила Игрейния.
– Да. Только предупреждаю – я буду рядом.
– А кто еще?
– Только мы двое, – нетерпеливо мотнул головой Эрик. – Выделю вам немного времени. И если вы хотите провести на солнце часок-другой, поеду с вами.
Игрейния покачала головой.
– Боюсь, вам не вытерпеть так долго мое общество.
– Как вам угодно. – Эрик повернулся, чтобы уйти.
И тут Игрейния представила, какое бы она испытала блаженство, если бы согласилась: свежий ветер на лице и мощь могучей лошади.
– Подождите! Шотландец оглянулся.
– А что, если я от вас удеру?
– Вам никогда не удастся от меня удрать. Мне кажется, вы это уже поняли.
– А если все-таки попробую?
– Скажу одно – результат вам не понравится. Совсем не понравится. – В его словах не прозвучало угрозы, даже простого предостережения; это была лишь бесстрастная констатация факта.
– Хорошо… я согласна.
Во дворе их поджидал Грегори. Он держал под уздцы Локи и серую в яблоках кобылу. Игрейния радостно поздоровалась с глухонемым, потрепала его по щеке, и он ответил ей тихой, доброжелательной улыбкой.
Ворота заранее распахнули, и мост был опущен. Оказавшись в седле, Игрейния не стала ждать, когда Эрик вскочит на Локи, и восторженно понеслась через двор, на волю! Копыта отбили дробь по настилу моста, но она знала, что шотландец от нее не отстанет.
Вдали, на холмах, она заметила охранявших подступы к замку людей. Она пригнулась к лошадиной холке и почти летела над землей.
Они скакали все вперед и вперед. Игрейния видела, что шотландец все время был рядом, но ее это больше не волновало – так чудесно оказалось за стенами замка. Ветерок был душистее, чем она представляла, солнце ярче, а трава зеленее.
Игрейния забыла обо всем, пока ее не остудил голос Эрика.
– Постойте! Там впереди в лесу есть ручеек. Надо напоить лошадей.
Она послушно натянула поводья, а иначе шотландец догнал бы ее кобылу, а ее стащил на землю – порвал платье, унизил ее достоинство.
Игрейния спешилась и повела кобылу на водопой. Эрик все время держался рядом.
– Скажите, Эрик, вы молились там, в церкви?
– Странный вопрос, – вскинул на нее глаза шотландец.
– Вовсе нет. Вы назвали коня Локи – в честь древнего норвежского божества. Вы сами мне говорили, что вы наполовину берсерк. Так молились вы или нет, когда стояли на коленях? Или все это только для виду?
– Конечно, молился.
– Позвольте спросить, о чем?
– Просил Всевышнего не внимать вашим молитвам о моей скорой и мучительной смерти.
Игрейния, чтобы сдержать улыбку, быстро отвернулась.
– Однако позвольте сообщить, что Господь вам благоволит.
– Неужели? – покосилась она на шотландца.
– Я завтра уезжаю. Возможна стычка, а может быть, сражение. После того как пришла весть, что Эдуард выздоровел и собирается сам возглавить армию, по всей стране формируются отряды. Но рано или поздно Роберт Брюс победит англичан и завоюет свободу.
– Не понимаю?
– Видите ли, здешний пастух вскармливал овец, крестьянин растил урожай. И тот и другой пойдут в бой, потому что это их овцы и их урожай. А англичане бьются, чтобы подчинить себе соседей. Мы готовы рискнуть жизнью, потому что на карту поставлено все, что мы имеем. Если вы когда-нибудь вернетесь в Лондон, вас больше никогда не затронет эта война.
– Не хочу больше ничего о ней знать. Эрик пытливо посмотрел на свою пленницу.
– Ну еще бы… Не слишком-то вы жалуете войну, которая идет-идет и никак не кончается. И хотя твердо стоите на том, что Эдуард прав, а Роберт Брюс – предатель, я ни разу не слышал, чтобы вы откровенно сказали, что шотландцам следует встать на колени и подчиниться англичанам.
– О войне я знаю одно – она уносит жизни невинных и тех, кто идет в бой.
– Согласен, это истина войны вообще. Но что вы думаете именно об этой?
Игрейния колебалась.
– Я англичанка. Какое вы хотите услышать от меня мнение?
– Ваше личное.
– С тех пор как вы захватили наш замок, вы, кажется, достаточно про меня узнали. Я приехала в Шотландию меньше чем за год до того, как сюда явились ваши войска. Я выросла в Лондоне, где Эдуарда почитают как могучего и сильного короля. Страну ценят благодаря ее властителю. Эдуард уважает закон, он блестящий политик и хороший правитель.
– Человеческие добродетели и пороки видятся по-разному с разных сторон. Никто не отрицает, что Эдуард могущественный король. Но разве это дает ему право повелевать не своим народом?
– Мы в Лэнгли всегда старались оставаться в стороне.
– Это выбор вашего мужа, но вы так и не сказали, что сами думаете о нынешней войне.
– Какое значение имеют мои мысли?
– Возможно, большое, и возможно, они повлияют на мое решение о вашем будущем.
– Мои мысли таковы: я ненавижу смерть и кровопролитие, – раздраженно бросила Игрейния и очень удивилась, когда заметила улыбку на губах Эрика. – Чем это я вас так забавляю? Кажусь не только мерзкой, но еще и смешной?
– Не припоминаю, чтобы я когда-нибудь называл вас мерзкой. Вы навеваете мне воспоминания о перенесенных страданиях – да. И я ничуть над вами не смеюсь. Просто удивляюсь вашей способности дурачить саму себя. Вы не решаетесь сказать хоть слово против Эдуарда. Но в то же время, я уверен, прекрасно сознаете, что шотландцы имеют право на свободу и на собственного короля. И еще вы заблуждаетесь, если думаете, будто ваш муж не понимал, что ему не удастся вечно держаться в стороне. Он не был дураком и прекрасно знал, что такое верноподданничество.
– Не понимаю, о чем вы.
– Афтон хранил верность Эдуарду по тем же причинам, что и многие шотландские бароны. Вы стали его женой, и благодаря браку он получил имения в Англии, которые давали гораздо большую прибыль, чем здешние земли, хотя Лэнгли – его родовое гнездо. Поэтому-то он и открыл ворота замка сэру Найлзу Мейсону и поэтому, не вмешайся болезнь и не соверши своего ужасного дела, одобрил бы все его казни.
Игрейния потянула за повод, отвела кобылу от ручья и вскочила в седло. Она была уверена, что шотландец последовал ее примеру, и оглянулась через плечо.
– Вы утверждаете, что богатство значило для моего мужа больше чести?
– Я утверждаю только одно – ваш муж был неглупым человеком, – отозвался Эрик. – Не из тех горячих голов, что ведут себя опрометчиво. Вы правильно сказали: война – жестокое дело. Но в горячке и пылу битвы свершается много такого, о чем люди потом сожалеют. Я не оскорбляю вашего покойного мужа, а пытаюсь доказать, что война может быть страшнее, чем кажется на первый взгляд. И еще я пытаюсь вбить в вашу упрямую голову, что здесь вы в большей безопасности, чем на свободе, куда вы так отчаянно стремитесь.
– Какая вам разница, что я думаю, считаю или чувствую? Вы проделали в Лэнгли грандиозную работу. Крепость теперь гораздо неприступнее, чем раньше. Ваши люди вам преданны. А мне предстоит провести жизнь в заточении и смотреть в окно, как годы проходят мимо. Ваших горцев не обмануть. Тайный ход замурован. Можете ехать спокойно: я надежно упрятана – не хуже, чем если бы была скована по рукам и ногам.
– Если на то пошло, я не верю, что, сидя в комнате, вы теряли время даром – наверняка обдумывали все мало-мальски возможные способы бегства. И вот еще что: я хочу, чтобы вы написали письмо.
– Письмо? – удивилась Игрейния. – О чем?
– Ваш брат в Шотландии. Я хочу, чтобы вы написали ему, мадам, и сообщили, что ваш брак со мной имеет законную силу. Союз освящен в церкви, вы им довольны и не желаете, чтобы вас спасали.
– Вы, должно быть, сошли с ума. – Игрейния недоверчиво посмотрела на Эрика. – Сначала чуть не придушили меня во время церемонии, потом водили моей рукой – изобразили на листе какое-то подобие моей подписи, – а теперь хотите заставить меня написать об этом брату! Я понимала, что вы предложили мне прогуляться не просто так, а с определенной целью. Но неужели вы думаете, что я совсем свихнулась и соглашусь написать подобное письмо?
Локи встал перед кобылой, и Эрик посмотрел ей в глаза. – Если вы согласитесь, то не ради меня.
– А ради кого же?
– Вы мне говорили, что ваш брат – гордый человек. Он явится сюда и, несмотря на крепостные стены, попытается вас вызволить. Если это случится, мне придется его убить.
– А если у вас не получится и он возьмет Лэнгли?
– Это возможно лишь в том случае, если за ним будет стоять огромная армия. Мне неловко об этом говорить, но у меня сложилось впечатление, что король Эдуард не слишком вас ценит. Он все силы бросил на уничтожение Брюса и не станет тратить время на осаду вашего замка. Я предложил написать вам письмо, потому что допускаю, что не справился бы с чумой – если бы вы и ваш священник не были честными, наделенными чувством сострадания людьми. Я уверен, что вы любите брата, и пытаюсь спасти его для вас.
– Мне все равно, – скривился Эрик.
Она поняла, что шотландец не лукавит. Он только что потерял любимую жену, а его официальное семейное положение абсолютно его не беспокоило.
– Послушайте, вы же считаете себя цивилизованным человеком! Поймите, это совершенно невозможно. Я англичанка. Английский король обладает правом надо мной и над моей собственностью. И хотя мой отец умер, у меня есть брат. И на мой брак требуется его разрешение.
– Что ж, придется вам снова напомнить, что здесь Шотландия. Пусть вы вдова человека, который боялся и почитал Эдуарда, но Лэнгли – шотландская территория, с какой бы яростью некоторые ни пытались это отрицать.
– Эдуард не признает подобного брака. Церемония будет считаться незаконной.
– Зато запутает вас в правовых отношениях. У многих возникнут сомнения по поводу любого из ваших наследников.
– Папа аннулирует этот брак. Ваш король уже отлучен от церкви за свои неправедные дела.
– Но в Шотландии своя сильная церковь, миледи. И с ее точки зрения вы будете состоять в законном браке. Поэтому споры затянутся на долгие годы. А к тому времени, будем надеяться, они вовсе перестанут иметь значение.
Эрик говорил вполне серьезно. Игрейния даже согласилась с тем, что скорбевший о своих близких Роберт Брюс получит от своей мести моральное удовлетворение. Но ей от этого легче не станет.
– Я ни за кого не выйду замуж! – отрезала она. – Я в трауре – это надо уважать.
– Выйдете! – рявкнул шотландец. – Это случится к исходу недели, чего бы нам это ни стоило. И вот еще что, Игрейния: не обманывайтесь и не напускайте на себя ненужную гордость – и для шотландцев, и для англичан вы всего лишь ценный приз. Эдуард отдает вас человеку за его заслуги в войне. Роберту Невиллу стоит приложить усилия: во-первых, замок, во-вторых, ваша собственность и ваша рента в Англии таковы, что, женившись на вас, он станет богатейшим человеком в стране. Да, он родственник вашего мужа, и вы, разумеется, предпочли бы именно такое разрешение конфликта. Но уверяю вас, этого не случится.
– Вы не понимаете: я не соглашусь ни на какое замужество! Брат будет на моей стороне и запретит брак.
Шотландец рассмеялся, и это еще сильнее разозлило Игрейнию. Эрик говорил с ней, будто с малым дитем, которое ничего не смыслило в этом мире.
– Извините меня, миледи, но ваш брат – еще юноша, которому только предстоит встать на ноги. Неужели вы полагаете, что он осмелится перечить Эдуарду и не даст согласия на ваш брак?
– Вы не знаете моего брата. Он молод, но очень благороден – редкое качество в нынешних мужчинах.
– От его благородства может захватить дух, но не ему тягаться с королем.
– Брату известна моя воля.
– Ну еще бы, ведь вы написали такое трогательное письмо!
Игрейния вскинула на Эрика глаза.
– Вы перехватили мое письмо?.
– Нет, пропустил, как только убедился, что вы не подбиваете глупого малого хватать коня и без оглядки нестись вас вызволять!
Щеки Игрейнии вспыхнули. Ей казалось, что невозможно ненавидеть сильнее, чем она. Игрейния написала Эйдану и умоляла его не помышлять о ее спасении. Она нежно напоминала, что вышла замуж за человека, которого с самого ее рождения выбрал их отец. И в его память отказывается от повторного брака. Написала, что у нее все хорошо – ничего страшного с ней не происходит: ей не мстят, впрочем, как и другим заложникам.
Игрейния впилась ногтями в ладони. Как бы ей хотелось вернуть письмо и переписать его заново!
– Никто не заставит меня выйти замуж против моей воли!
– Игрейния, вы слепы! Если Эдуард прикажет устроить бракосочетание по доверенности в вашем доме, вы будете считаться замужем. Если, конечно, не выйдете замуж раньше.
Она не могла до конца поверить в серьезность его слов.
– Лучше умереть, чем выйти за вас!
Ее слова даже не разозлили Эрика. И это оказалось для нее последней каплей.
– Выбор не за вами, – отмахнулся он.
– Не за мной? Отлично! Устраивайте вашу свадьбу! Но я не произнесу ни единой клятвы. И преподобный Маккинли откажется свершать незаконный обряд… – Решительно начав, Игрейния внезапно осеклась: она вспомнила мрачное лицо священника, который прибыл вместе с незнакомыми шотландцами.
– Вы забыли об отце Теобальде, миледи. Он добрый приятель Роберта Брюса и влиятельное лицо в шотландской церкви. Этот человек прибыл сюда неспроста.
– Все равно отказываюсь!
– На здоровье! Отец Теобальд все сделает сам.
– Каким образом? Вы что – волоком потащите меня в церковь? Я способна устроить такой переполох, что вы сразу разуверитесь, будто сумели обратить здешних обитателей в верноподданных Брюса. Только попытайтесь, и посмотрите, что будет!
– Спасибо, что предупредили, миледи. Конечно, можно устроить бракосочетание и здесь. Но будет лучше, если мы проведем его пред ликом Всевышнего – в часовне. – Эрик внезапно повернулся, распахнул дверь и окликнул Джаррета. – Извините, мадам, – вежливо произнес он, и через секунду дверь захлопнулась.
Игрейния беспомощно огляделась – никакой возможности бежать! Разве что… Она подошла к окну и выглянула во двор. Но ведь она никогда не решится прыгнуть.
В комнату возвратился Эрик.
– Я сейчас выпрыгну! – пригрозила она. Шотландец прислонился к двери и сложил руки на груди.
– Неужели?
– Посмейте только подойти! Клянусь, я это сделаю! Эрик отлепился от двери и начал медленно приближаться к ней.
– Стойте!
Но он был уже рядом. И не дал ей возможности больше ни спорить, ни угрожать – крепко обхватил ее за талию и закинул на плечо. Игрейния принялась отбиваться, вырываться, кричать. Но через секунду, к своему удивлению, она оказалась на кровати. Значит, он оставит ее в покое? Она даже поздравила себя с победой.
Но он всего лишь начал заворачивать ее в одеяло. И чем больше она сопротивлялась, тем сильнее запутывалась. Вскоре она представляла собой нечто вроде большого кокона. И ее опять водрузили на плечо.
Игрейния не могла даже пошевелиться. А когда попыталась кричать, в рот полезло шерстяное одеяло.
Эрик шел быстро. И с каждым его шагом она подскакивала и колотилась у него на плече. Она не поняла, когда они прошли через зал, пересекли двор и оказались в небольшой часовенке, построенной внутри крепостных стен.
Там он поставил ее на ноги. Игрейния снова попыталась вырваться на свободу, но сильные руки этого ей не позволили. В часовне горели свечи, и она услышала голоса. Она пыталась что-то сказать, однако яростные слова заглушала шерстяная ткань. Вдобавок ко всему поверх одеяла рот ей зажала большая ладонь.
– Приступайте, святой отец, – произнес Эрик, и ее силой поставили на колени.
Священник начал брачный обряд, и шотландец принес торжественные клятвы. Игрейния еле держалась на коленях – она задыхалась от лезущего в рот одеяла и крепкой хватки ненавистного жениха. Она попыталась успокоиться, стерпеть телесные муки и, услышав, что священник обращается к ней, открыла было рот, чтобы сказать «нет» и положить конец безумному фарсу. Но не смогла произнести ни звука. Эрик снова зажал ей рот и заставил кивнуть головой. Ей не хватало воздуха, и она непременно упала бы, если бы ее не поддерживали.
Но вот наконец Игрейния оказалась на ногах. Покров слетел с ее тела, и она увидела перед собой мрачного священника. Оглянулась по сторонам – вокруг них стояли Джеффри, Ангус, Дугал, Аллан, Питер, Реймонд, Джаррет, бледный, без единой кровинки в лице, преподобный Маккинли и даже старый слуга Гарт.
Лица закружились у нее перед глазами.
Она стала падать.
Но ее подхватили.
– Ей надо на воздух! – Это голос Эрика.
– Подождите, она должна еще подписать документ. – Это был голос священника.
– Нет! – прошептала Игрейния. Она все еще не могла вздохнуть.
У нее в руке оказалось перо. Со всех сторон ее обступили мужчины. Нет, по своей воле она ничего не подпишет! Пальцы дрогнули. И Игрейния как в тумане разглядела на пергаменте свое имя. Перо исчезло.
Эрик так и не выпустил ее из объятий. Но теперь они куда-то двигались. Запах свечей больше не лез в ноздри, и Игрейния догадалась, что над ними раскинулось звездное небо. В легкие ворвался свежий ночной воздух.
– Надо было дать вам умереть, – прошептала она.
– Поздно спохватились, – хмыкнул Эрик. Они миновали зал и поднялись по лестнице.
– Я спасла вам жизнь, а могла бы утопить в реке, – продолжала сокрушаться Игрейния.
– Мои люди перерезали бы вам глотку.
– Все равно надо было дать вам умереть.
– Тогда бы Ганнет с вами разделался.
– Вы не имели права так со мной поступать. Я… я вас убью! Ночью… улучу момент и убью!
Эрик посмотрел на нее холодными голубыми глазами. На его лице было такое бешенство, что Игрейния от страха вцепилась ему в плечи.
– Мадам, – процедил он, – вам не удастся оказаться ночью так близко от меня, чтобы исполнить свою угрозу. – Что-то в ее лице вдруг изменилось, потому что шотландец быстро добавил: – Вы слишком высоко цените свою персону. И не забывайте, что каждый раз, глядя в вашу сторону, я сразу вспоминаю о своей потере.
Наконец они добрались до спальни. Эрик, пнув дверь с такой силой, что она чуть не разлетелась в щепки, опустил свою ношу возле кровати. Игрейния была так слаба, что не могла стоять. Но Эрик этого не заметил – он вышел из комнаты и с треском захлопнул за собой дверь.
Она словно подкошенная повалилась на постель. Пытаясь прийти в себя, она недоумевала, почему после его ухода почувствовала себя одинокой.
Время тянулось удивительно медленно. Игрейния смирилась с добровольным заточением. Однажды ее пригласили разделить вечернюю трапезу с гостями, но она не пожелала сидеть за одним столом с захватчиками и осквернителями ее дома.
В замке жизнь била ключом. Из своего окна Игрейния видела, как всадники постоянно то уезжали, то возвращались в замок.
Каждое утро открывались ворота и опускался подъемный мост, и постепенно она начала разбираться во всей этой суете. Вот трое всадников выехали из замка – это разъезд отправился охранять дороги на севере, на юге и на востоке. Она не сомневалась, что за рекой тоже наблюдают, чтобы челны неприятеля не смогли подобраться к крепости.
Укреплялись оборонительные сооружения. Она видела, как люди Макдоналда что-то пилили и рубили во дворе. Вскоре в ряд выстроилось несколько небольших катапульт, которые могли поместиться на боевых площадках стен. Судя по всему, они обладали огромной разрушительной силой и могли использоваться против боевых машин противника. К ним постоянно подносили снаряды, способные противостоять вражеской технике и посеять панику в рядах атакующих.
И каждый день она видела Эрика.
К ее двери он не подходил. Судя по всему, его не интересовало, жива она или нет. Он все время был во дворе. Обсуждал с Питером возможности его техники, участвовал в тренировках воинов, подсчитывал запасы провианта. А в Лэнгли всего хватало – и оружия, и провизии.
Игрейния прочитала все книги, какие только были в ее комнате. И однажды она поняла, что вполне способна разобраться в устройстве хитроумных осадных орудий. Афтон собрал множество пособий по оружию, и Игрейния с удивлением открыла интерес к этой теме.
Ее регулярно приходила навещать Дженни – приносила свежее белье, воду, вино и новости. И хотя Игрейния радовалась подруге и служанке, с ней порой бывало нелегко. Дженни все больше раздражалась и злилась. Умер кузнец Аргайл, и на его месте уже работал какой-то горец. На кухне было полно завоевателей. Дженни теперь не знала ни одной прачки. И еще эта Ровенна – девица с ужасным шрамом. Так и шастает по замку и повсюду сует свой нос. У нее особые отношения с захватчиками – даже старый Гарт не требует с нее работы.
Но самым ужасным было то, что рядом был Эрик. По вечерам он строил из себя лорда и торчал в зале. Там всегда было полно людей. Кто-то однажды привез ему трех дирхаундов, и с тех пор в замок то и дело доставляют огромных собак. Мужчины наигрывают на своих идиотских волынках, а иногда находят себе другие развлечения. Дженни ненавидела их всей душой, но больше всего Эрика. Она пришла в ужас от того, что Игрейнию принудили выйти за него замуж. И хотя всеми силами старалась развеселить госпожу, делала ей только больнее.
– Ничего из этого не получится, только разозлит короля Эдуарда. И знаете почему? Он не собирается обменивать одну графскую дочку на другую – тем более что одна из них жена Роберта Брюса. – Говоря это, Дженни подошла к окну. – Вам еще повезло, что он вас так ненавидит. Вы словно красивая птица в клетке. Любой мужчина сломался бы от такого зрелища. Любой, но только не он. У него есть та, другая, со шрамом.
– Ты ошибаешься, Дженни. Ровенна не злая. Она предупредила меня, когда я была в опасности.
– Предупредила, да не очень, раз вы сейчас здесь, – возразила служанка.
– Мое положение не ее вина.
– Я стараюсь слушать всех и каждого, но слышу только ее: «Милорд, вам долить эля? Милорд, вам подложить мяса? Милорд, не принести ли вам чего-нибудь еще?
– Дженни, нет никакой необходимости так старательно ко всему прислушиваться.
– Но если бы я не прислушивалась, то не могла бы вам рассказать, что не так давно всадники поскакали к Брюсу, чтобы сообщить ему, что брак свершился и его приказание выполнено. А другие поехали, чтобы передать эту новость Эдуарду.
– Господи, мой брат Эйдан! Я так за него беспокоюсь!
– Извините, но о нем я ничего не слышала, – вздохнула служанка. – Но зато знаю, что Роберт Невилл живет у шотландского барона лорда Дэнби – того самого, что владеет замком Шеффингтон. Они собирают большое войско. Сэр Роберт вас спасет, и тогда вы сможете выйти за него замуж. Он станет хозяином Лэнгли, и все здесь пойдет как раньше.
– Дженни, я вовсе не желаю выходить за Роберта, и ничего в этом замке уже не будет как раньше.
– Вы сдались, миледи? Но вам негоже сдаваться.
– Я не сдалась, Дженни. Однако Афтон ушел из жизни. Я не хочу больше замуж и понимаю, что прежнюю жизнь не вернуть. – Игрейния не стала говорить о своих страхах: она постоянно гадала, что может произойти, если на замок нападут англичане.
– Но это неминуемо, – уверяла ее Дженни. – Иначе Эдуарда не прозвали бы Молотом шотландцев.
Заверив госпожу, что англичане непременно придут и сотрут захватчиков в порошок, Дженни уходила, оставляя Игрейнию одну. Она никогда не задерживалась надолго – женщины не хотели, чтобы их заподозрили в заговоре и запретили видеться.
Игрейния строила заговор, но сама с собой и в самые трудные часы, которые давили на нее тяжким грузом. Она не могла убежать через подземный ход – его замуровали. Другого пути на волю не существовало, разве что перелезть через стену или пройти по мосту, когда он опущен. Еще можно было взобраться на боевую площадку и решиться на смертельный риск – прыгнуть в ров. Но все это были фантазии. Запертая в комнате, она никогда бы не добралась до стены.
Ровенна тоже часто к ней заглядывала – приносила цветы и старалась хоть чем-то ее порадовать. А Игрейния ловила себя на том, что теперь перестала доверять девушке, которая раньше ей так нравилась. И Ровенна вскоре почувствовала это. Однако не прекращала визиты и приносила дары, чтобы украсить комнату и мир Игрейнии.
В воскресенье Игрейния вышла из комнаты и посетила мессу вместе с Джарретом и Джейми. Оба ей обрадовались и уговаривали ее прийти на ужин.
Когда они вошли в часовню, Эрик был уже там – высокий, прямой, широкоплечий. Волосы золотились и отливали малиновым в свете лучей, проходивших сквозь витражи в окнах. Истинный господин замка.
Игрейния с неудовольствием обнаружила, что ей придется сидеть на передней скамье рядом с ним. Она хотела было пропустить вперед Джейми, но тот в последний момент отступил и кивнул ей, чтобы она проходила вперед. И Игрейнии не оставалось ничего другого, как устроиться между Эриком и его братом.
Шотландец едва ли заметил ее присутствие. И только когда молящиеся встали на колени, Игрейния, покосившись на него, заметила, что он смотрит в ее сторону. В его глазах блеснуло странное выражение. Леди Лэнгли опустила веки и, слушая латинские псалмы, склонила голову на сложенные руки.
– Молитесь за мою скорейшую погибель? – прошептал Эрик.
– Конечно. Не мешайте.
Шотландец замолчал. Но когда служба подошла к концу и Игрейния собралась встать со скамьи, он взял ее за руку.
– Хотите прокатиться, миледи?
– Прокатиться?
– Ну да, прокатиться. На лошади.
– Куда? – встревожено спросила она.
– Просто так. По округе, не далее.
– Зачем?
– Затем, что мне начинает казаться, что вы трогаетесь умом.
– И вы позволите мне сесть на лошадь? – не верила Игрейния.
– Да. Только предупреждаю – я буду рядом.
– А кто еще?
– Только мы двое, – нетерпеливо мотнул головой Эрик. – Выделю вам немного времени. И если вы хотите провести на солнце часок-другой, поеду с вами.
Игрейния покачала головой.
– Боюсь, вам не вытерпеть так долго мое общество.
– Как вам угодно. – Эрик повернулся, чтобы уйти.
И тут Игрейния представила, какое бы она испытала блаженство, если бы согласилась: свежий ветер на лице и мощь могучей лошади.
– Подождите! Шотландец оглянулся.
– А что, если я от вас удеру?
– Вам никогда не удастся от меня удрать. Мне кажется, вы это уже поняли.
– А если все-таки попробую?
– Скажу одно – результат вам не понравится. Совсем не понравится. – В его словах не прозвучало угрозы, даже простого предостережения; это была лишь бесстрастная констатация факта.
– Хорошо… я согласна.
Во дворе их поджидал Грегори. Он держал под уздцы Локи и серую в яблоках кобылу. Игрейния радостно поздоровалась с глухонемым, потрепала его по щеке, и он ответил ей тихой, доброжелательной улыбкой.
Ворота заранее распахнули, и мост был опущен. Оказавшись в седле, Игрейния не стала ждать, когда Эрик вскочит на Локи, и восторженно понеслась через двор, на волю! Копыта отбили дробь по настилу моста, но она знала, что шотландец от нее не отстанет.
Вдали, на холмах, она заметила охранявших подступы к замку людей. Она пригнулась к лошадиной холке и почти летела над землей.
Они скакали все вперед и вперед. Игрейния видела, что шотландец все время был рядом, но ее это больше не волновало – так чудесно оказалось за стенами замка. Ветерок был душистее, чем она представляла, солнце ярче, а трава зеленее.
Игрейния забыла обо всем, пока ее не остудил голос Эрика.
– Постойте! Там впереди в лесу есть ручеек. Надо напоить лошадей.
Она послушно натянула поводья, а иначе шотландец догнал бы ее кобылу, а ее стащил на землю – порвал платье, унизил ее достоинство.
Игрейния спешилась и повела кобылу на водопой. Эрик все время держался рядом.
– Скажите, Эрик, вы молились там, в церкви?
– Странный вопрос, – вскинул на нее глаза шотландец.
– Вовсе нет. Вы назвали коня Локи – в честь древнего норвежского божества. Вы сами мне говорили, что вы наполовину берсерк. Так молились вы или нет, когда стояли на коленях? Или все это только для виду?
– Конечно, молился.
– Позвольте спросить, о чем?
– Просил Всевышнего не внимать вашим молитвам о моей скорой и мучительной смерти.
Игрейния, чтобы сдержать улыбку, быстро отвернулась.
– Однако позвольте сообщить, что Господь вам благоволит.
– Неужели? – покосилась она на шотландца.
– Я завтра уезжаю. Возможна стычка, а может быть, сражение. После того как пришла весть, что Эдуард выздоровел и собирается сам возглавить армию, по всей стране формируются отряды. Но рано или поздно Роберт Брюс победит англичан и завоюет свободу.
– Не понимаю?
– Видите ли, здешний пастух вскармливал овец, крестьянин растил урожай. И тот и другой пойдут в бой, потому что это их овцы и их урожай. А англичане бьются, чтобы подчинить себе соседей. Мы готовы рискнуть жизнью, потому что на карту поставлено все, что мы имеем. Если вы когда-нибудь вернетесь в Лондон, вас больше никогда не затронет эта война.
– Не хочу больше ничего о ней знать. Эрик пытливо посмотрел на свою пленницу.
– Ну еще бы… Не слишком-то вы жалуете войну, которая идет-идет и никак не кончается. И хотя твердо стоите на том, что Эдуард прав, а Роберт Брюс – предатель, я ни разу не слышал, чтобы вы откровенно сказали, что шотландцам следует встать на колени и подчиниться англичанам.
– О войне я знаю одно – она уносит жизни невинных и тех, кто идет в бой.
– Согласен, это истина войны вообще. Но что вы думаете именно об этой?
Игрейния колебалась.
– Я англичанка. Какое вы хотите услышать от меня мнение?
– Ваше личное.
– С тех пор как вы захватили наш замок, вы, кажется, достаточно про меня узнали. Я приехала в Шотландию меньше чем за год до того, как сюда явились ваши войска. Я выросла в Лондоне, где Эдуарда почитают как могучего и сильного короля. Страну ценят благодаря ее властителю. Эдуард уважает закон, он блестящий политик и хороший правитель.
– Человеческие добродетели и пороки видятся по-разному с разных сторон. Никто не отрицает, что Эдуард могущественный король. Но разве это дает ему право повелевать не своим народом?
– Мы в Лэнгли всегда старались оставаться в стороне.
– Это выбор вашего мужа, но вы так и не сказали, что сами думаете о нынешней войне.
– Какое значение имеют мои мысли?
– Возможно, большое, и возможно, они повлияют на мое решение о вашем будущем.
– Мои мысли таковы: я ненавижу смерть и кровопролитие, – раздраженно бросила Игрейния и очень удивилась, когда заметила улыбку на губах Эрика. – Чем это я вас так забавляю? Кажусь не только мерзкой, но еще и смешной?
– Не припоминаю, чтобы я когда-нибудь называл вас мерзкой. Вы навеваете мне воспоминания о перенесенных страданиях – да. И я ничуть над вами не смеюсь. Просто удивляюсь вашей способности дурачить саму себя. Вы не решаетесь сказать хоть слово против Эдуарда. Но в то же время, я уверен, прекрасно сознаете, что шотландцы имеют право на свободу и на собственного короля. И еще вы заблуждаетесь, если думаете, будто ваш муж не понимал, что ему не удастся вечно держаться в стороне. Он не был дураком и прекрасно знал, что такое верноподданничество.
– Не понимаю, о чем вы.
– Афтон хранил верность Эдуарду по тем же причинам, что и многие шотландские бароны. Вы стали его женой, и благодаря браку он получил имения в Англии, которые давали гораздо большую прибыль, чем здешние земли, хотя Лэнгли – его родовое гнездо. Поэтому-то он и открыл ворота замка сэру Найлзу Мейсону и поэтому, не вмешайся болезнь и не соверши своего ужасного дела, одобрил бы все его казни.
Игрейния потянула за повод, отвела кобылу от ручья и вскочила в седло. Она была уверена, что шотландец последовал ее примеру, и оглянулась через плечо.
– Вы утверждаете, что богатство значило для моего мужа больше чести?
– Я утверждаю только одно – ваш муж был неглупым человеком, – отозвался Эрик. – Не из тех горячих голов, что ведут себя опрометчиво. Вы правильно сказали: война – жестокое дело. Но в горячке и пылу битвы свершается много такого, о чем люди потом сожалеют. Я не оскорбляю вашего покойного мужа, а пытаюсь доказать, что война может быть страшнее, чем кажется на первый взгляд. И еще я пытаюсь вбить в вашу упрямую голову, что здесь вы в большей безопасности, чем на свободе, куда вы так отчаянно стремитесь.
– Какая вам разница, что я думаю, считаю или чувствую? Вы проделали в Лэнгли грандиозную работу. Крепость теперь гораздо неприступнее, чем раньше. Ваши люди вам преданны. А мне предстоит провести жизнь в заточении и смотреть в окно, как годы проходят мимо. Ваших горцев не обмануть. Тайный ход замурован. Можете ехать спокойно: я надежно упрятана – не хуже, чем если бы была скована по рукам и ногам.
– Если на то пошло, я не верю, что, сидя в комнате, вы теряли время даром – наверняка обдумывали все мало-мальски возможные способы бегства. И вот еще что: я хочу, чтобы вы написали письмо.
– Письмо? – удивилась Игрейния. – О чем?
– Ваш брат в Шотландии. Я хочу, чтобы вы написали ему, мадам, и сообщили, что ваш брак со мной имеет законную силу. Союз освящен в церкви, вы им довольны и не желаете, чтобы вас спасали.
– Вы, должно быть, сошли с ума. – Игрейния недоверчиво посмотрела на Эрика. – Сначала чуть не придушили меня во время церемонии, потом водили моей рукой – изобразили на листе какое-то подобие моей подписи, – а теперь хотите заставить меня написать об этом брату! Я понимала, что вы предложили мне прогуляться не просто так, а с определенной целью. Но неужели вы думаете, что я совсем свихнулась и соглашусь написать подобное письмо?
Локи встал перед кобылой, и Эрик посмотрел ей в глаза. – Если вы согласитесь, то не ради меня.
– А ради кого же?
– Вы мне говорили, что ваш брат – гордый человек. Он явится сюда и, несмотря на крепостные стены, попытается вас вызволить. Если это случится, мне придется его убить.
– А если у вас не получится и он возьмет Лэнгли?
– Это возможно лишь в том случае, если за ним будет стоять огромная армия. Мне неловко об этом говорить, но у меня сложилось впечатление, что король Эдуард не слишком вас ценит. Он все силы бросил на уничтожение Брюса и не станет тратить время на осаду вашего замка. Я предложил написать вам письмо, потому что допускаю, что не справился бы с чумой – если бы вы и ваш священник не были честными, наделенными чувством сострадания людьми. Я уверен, что вы любите брата, и пытаюсь спасти его для вас.