Страница:
– Грегори предсказал, что они вернутся сегодня. Удивительный парень!
Грегори и в самом деле оказался удивительным человеком. Игрейния начала учиться читать по его губам. Он точно сообщал день, когда родится жеребенок и когда пойдет дождь. Или когда выдастся солнечный день, даже если с утра небо закрывали грозные, темные тучи.
Высоко на восточной башне прозвучал горн и крик стражника. В воздух взвился флаг, и Питер довольно заметил:
– Точно, возвращаются!
Игрейния ощутила странное смешанное чувство: страха и предвкушения чего-то хорошего. Дни без Эрика текли спокойно. Она занималась своими делами. И шотландцы относились к ней уважительно и с почтением, словно она была одна из них.
А теперь…
– Я рада, – произнесла она, – что ваши люди пережили все ужасы сражения. А теперь извините. Мне пора. – Ей внезапно нестерпимо захотелось уйти.
Питер был слишком увлечен возвращением товарищей и не последовал за пленницей. Джаррета и кого-нибудь другого поблизости тоже не было.
Игрейния хотела уединиться в своей комнате, но, оказавшись в зале, обнаружила, что он пуст. И вместо того чтобы подняться наверх, спустилась в подземелье. Факелы освещали каменный подвал, но рядом со склепами никого не было. Она удивилась, что ее нисколько не пугает соседство с погребенными и она может спокойно разгуливать среди захоронений. Поблизости упокоился Афтон, и если в катакомбах витал его дух, он станет ей стражем и утешителем. Игрейния прикоснулась ладонью к каменной стене и ощутила не душераздирающую боль потери, а сладостный укол воспоминаний. Потом ей стало любопытно, каким способом шотландцы замуровали потайной ход.
Она не сразу решилась заняться обследованием подземелий. Но время было подходящее: отряд возвращался с победой – сейчас начнутся поздравления и тосты за Шотландию и короля Брюса. И о ней никто не вспомнит.
Игрейния прошла мимо пустых камер – деревянные двери и решетки оказались открытыми. И не остановилась даже у пыточной, только по затылку пробежал неприятный холодок. Она быстро направилась туда, где любой непосвященный не увидел бы ничего, кроме тупика. Проскользнула мимо выглядевшей частью стены колонны и оказалась в том месте, где за едва приметной теперь аркой некогда начинался тайный ход, который тянулся глубоко подо рвом и выходил на южный берег реки.
Она оглядела арку: если раньше та только казалась стеной, то теперь превратилась в настоящую стену – кирпичи накрепко связал известковый раствор. Но Игрейния не верила, что Эрик так основательно заделал ход, что при случае сам не мог бы им воспользоваться. Она не сомневалась: стоит как следует ударить топором или пикой – и преграда обрушится.
Она обвела взглядом коридор. Как она и ожидала, нужных инструментов ей никто не оставил.
Тогда она покинула темный тупик, довольная тем, что узнала, на тот случай, если ходом придется воспользоваться. Она прошла мимо камер, захоронений и поднялась по лестнице в зал. Сделав несколько шагов, в сгущающемся под каменными сводами сумраке она спиной почувствовала, что рядом кто-то есть.
Игрейния резко остановилась и в первую секунду в трепетном свете настенных факелов увидела перед собой только какую-то огромную преграду. Но затем в неверном мерцании огней различила широкие плечи, накидку и золотистое марево волос. Сердце бухнуло в груди, и она застыла. Отступать не имело смысла. И вперед идти было некуда. И хотя глаза Эрика скрывала тень, и они казались почти черными, Игрейния догадалась, что он смотрел на нее с неудовольствием.
– Ах! – воскликнула она, призывая все силы, чтобы унять дрожь в руках и ногах, и стараясь говорить так же свободно, как с Питером, Джарретом или отцом Маккинли. – Громче, трубы! Славьте победителя! Вернулся непобедимый воин! Остались в живых? Повезло!
Игрейния не видела его рук, потому что Эрик держал их за спиной. Но вот он вытянул одну руку. В кулаке было зажато остроконечное кайло.
Она едва взглянула на инструмент – старалась не отводить взгляда от его лица.
– Я ходила навещать могилы.
– Они в другом конце коридора.
– Слышала, что вы замуровали подземный ход?
– И решили в этом убедиться?
– Конечно. Подумала: как глупо! А если вам придется самому им воспользоваться?
– Придется – мне? Скажите откровенно – искали возможность бежать?
– Вас долго не было в замке. Все это время я была примерной арестанткой. Спросите у своих людей.
– Мои люди вам не помеха. Жизнь с ними вам кажется даже приятной. А теперь вот вернулся я.
– Вернулись… – пробормотала Игрейния. Она решила, что продолжать разговор не имеет смысла. Обеспокоенная, что не удавалось унять сердцебиение и дыхание оставалось по-прежнему частым, она подумала, что самым лучшим выходом будет достойное отступление. Она двинулась вперед, хотя шотландец по-прежнему загораживал ей дорогу. – Пустите, сэр, пленница желает вернуться в свою клетку.
Но Эрик не отодвинулся. И когда она проходила мимо, схватил ее за руку.
– Послушайте! Я же здесь. Никуда не убежала. – Игрейния испугалась, что шотландец услышит, как задрожал ее голос. – А вниз спустилась, чтобы помолиться… и из любопытства.
– И кайло это тоже не ваше?
– Конечно, не мое. Неужели вы считаете, что ваши люди могли снабдить меня подобным инструментом?
– Насколько мне известно, этот замок некогда был вашим домом и вы знаете, где что лежит.
Гордый, уверенный в себе человек, подумала Игрейния. Такого никто не сломит. А сравнить с тем, каким она увидела его впервые: измученный, отчаявшийся, растерзанный, не лучше дикаря. Теперь он носил чистую одежду, был гладко выбрит, заботился о своих волосах. Волевое лицо привлекало взгляд. И в то же время оно было хмурым. Видимо, боль так и не ушла из его сердца.
Эрик скакал домой без доспехов – не сомневался, что путь свободен. Но меч был пристегнут к поясу, а у колена привязан неразлучный кинжал.
– Пленники всегда должны искать путь к свободе, – нетерпеливо проговорила Игрейния. Шотландец находился слишком близко и стал чрезмерно реален. Как мужчина. Во плоти. С бьющимся сердцем, все подмечающими глазами и энергией, которая бурлила в нем. – А я тем не менее здесь! Признайтесь, когда вы не увидели меня среди всех раболепствующих по поводу вашего победного возвращения людей, вы ведь решили, что я сбежала от своей приятной жизни узницы?
– Не подумал. Увидел Питера и понял: вы здесь. Он бы ни за что не выпустил из рук то, что мы захватили.
– Каменные стены, оружие, женщина – все одного сорта?
– Военные трофеи, – с готовностью подтвердил Эрик.
– С той лишь разницей, что некоторые куда положишь, там и возьмешь.
– Ага! Значит, вы все-таки не оставляете мысль о побеге? Прямо в объятия и брачную постель к человеку, который спит и видит, как бы поскорее, пока он еще не уснул вечным сном, завладеть землями, имуществом, титулом и женщиной своего покойного родственника.
– Слушайте, вас зовут! Ваши люди хотят вас видеть после столь долгого отсутствия.
– Нет, Игрейния, сдается мне, что вы вовсе не были примерной арестанткой. Вы очень умная женщина и прекрасно понимаете, что не сумеете противостоять Эдуарду, если он захочет вас заполучить.
– А мне-то что? – Игрейния не в силах была оставаться рядом с ним. Она еле сдерживалась, чтобы не закричать и не броситься по коридору словно ненормальная. – Мое единственное избавление – это смерть вас всех. Так вы позволите мне пройти, сэр? Ваши товарищи вас заждались. Им не терпится воздать вам по заслугам.
– Это хорошо, что вы не пытались бежать.
– А что бы случилось в противном случае? Ваши люди получили приказ выпороть меня плетью? Или отрубить голову?
– Ни то, ни другое, – спокойно ответил Эрик. – Но они поместили бы вас в подвал и держали в нем до моего возвращения.
– Если бы поймали.
– Уверяю вас, непременно бы поймали.
Он как будто и не собирался ее отпускать – словно ее изучал, пытался найти что-то в ее глазах или в словах.
– Что теперь говорить? Вы возвратились. Я здесь. Птичка по-прежнему в клетке. Только клетка стала немного больше.
– Нынешняя война продлится очень долго. Мне снова предстоит уехать. И какая бы логика ни руководила вашим умом и ни двигала вашей бесшабашной душой, думаю, будет лучше, если я заранее вас предупрежу. Вам казалось, что вы распоряжаетесь в своей клетке, и вам невмоготу, когда в ней устанавливают правила. Это может измениться. Неизменно другое: вы – военный трофей.
– Понятия не имею, о чем вы говорите! – раздраженно пробурчала Игрейния. Она чувствовала, что теряет контроль над собой. Еще секунда, и она бросится на камни, только чтобы избавиться от него. Сердце гулко колотилось. Грудь сдавило, и дыхание вырывалось частыми прерывистыми толчками. – Я не собираюсь бежать. Буду сидеть в своей клетке – в самой маленькой, пока вы в замке! Я готова даже на это!
– Если потребуется, придется быть готовой и ко многому другому, – заметил Эрик.
– К чему угодно, только уходите! Вас ждут в главном зале.
– Ждут! Предстоят торжества и возлияния. Я вас приглашаю. Мне говорили, ваше место за столом уже много вечеров не пустовало. Пусть мое возвращение не ломает ваши привычки.
Шотландец так и не отпустил ее руку. У Игрейнии хватило сил холодно ответить:
– Я не участвую в праздниках по случаю смерти и разорения!
– Ну конечно, это же ваши соотечественники! Прошу прощения, мадам, я совершил бестактность – возвратился с головой на плечах.
Игрейния попыталась вырваться, но это было то же самое, что вырываться из стальных тисков. Она выпрямилась и честно призналась:
– Вы ошибаетесь. Я вовсе не желала, чтобы вам отрубили голову.
– Предпочли бы, чтобы искромсали сердце?
– Я вообще не желала вам смерти.
– Осторожнее! А то я подумаю, что вы с нетерпением ждали моего возвращения!
Игрейния медлила, сознавая, что слова надо выбирать как можно осторожнее. И тут Эрик неожиданно рассмеялся.
– Ясно, вы не желали мне смерти, но и не слишком желали моего возвращения. Приятно проводили время, зная, что мое имя обеспечивает вам безопасность в Лэнгли. А в подвал вы пришли убедиться, что путь к отступлению все же существует.
– Ради Бога, разрешите мне пройти!
– Здесь я или нет, вам придется привыкнуть к мысли, что вы останетесь в Лэнгли.
– Вы можете распоряжаться чем угодно, сэр, но только не моими мыслями и чувствами.
– Мне они абсолютно безразличны – до тех пор, пока вы ведете себя благоразумно.
– Я достаточно напугана и поставлена на место. Могу я теперь идти?
– Так вы присоединитесь к нам за ужином?
– Нет.
– Не желаете послушать музыку и рассказы о доблести и чести?
– Боюсь, что бахвальство хвастунов может расстроить пищеварение. Я спрашиваю еще раз: могу я идти?
К удивлению Игрейнии, Эрик мрачно кивнул и разжал пальцы. Она старалась идти как можно медленнее, но с каждым метром ускоряла шаг. Шотландец за ней не пошел.
Но она была уверена, что он следил за ней взглядом.
По лестнице она поднималась бегом. Однако не могла избавиться от ощущения, что за ней следят. Пронеслась по залу мимо толпы мужчин, влетела на вторую площадку и успокоилась лишь тогда, когда за ней закрылась дверь ее комнаты.
Ее клетки! То, что раньше она считала тюрьмой, теперь показалось ей раем. Она прижала ладони к пылающим щекам. Неужели он медлил только для того, чтобы последовать за ней и предъявить новые претензии?
Минута проходила за минутой, но никто не появлялся. И Игрейния вспомнила, что Эрик лишь сегодня возвратился из похода и у него найдутся дела поважнее.
Она в их число не входила. Всего лишь военный трофей, как оружие, доспехи и замок.
Игрейния открыла дверь в коридор и услышала доносившиеся снизу голоса: мужчины рассказывали друг другу, как обстояли дела в замке, что происходило на поле сражения, и, видимо, рассуждали о том, какой оборот примет война, когда король пойдет против Брюса. Так ее и застали – с высунутой из двери головой.
– Игрейния, вы спуститесь вниз? Вам что-нибудь надо? – спросил Джейми. Он принес в коридор стул и, сидя на нем, строгал деревяшку.
– Да… скажите поварятам… пусть принесут ванну.
– Сейчас прикажу. – Джейми направился к лестнице.
Игрейния на цыпочках пошла за ним. Она хотела послушать, о чем говорилось внизу, но так, чтобы ее не застукали. Однако Джейми далеко не ушел – он просто крикнул кому-то с площадки. И ей пришлось срочно ретироваться в свою комнату.
Принесли ванну, множество котелков и снова оставили ее одну. Игрейния лежала в воде, но все время поглядывала на дверь, опасаясь визита грубого, невоспитанного гостя, который мог, не постучавшись, вломиться в ее спальню. Она явно рисковала. Но тем не менее до блеска вымыла волосы и тело, но не спешила вылезать из теплой воды.
Но Эрик так и не появился. Когда вода совершенно остыла, Игрейния вылезла из ванны с твердым намерением не показывать носа из спальни и не участвовать ни в каких празднествах в честь победы шотландцев.
Она накинула отделанную кружевами белую льняную ночную рубашку, села у камина и расчесывала волосы, пока они не высохли. А когда пряди засияли, уютно свернулась калачиком в кресле и раскрыла книгу. Сегодня ее компанией будут сказания о греческих богах.
Никто не пришел и не стал принуждать ее спуститься в зал. Ни отец Маккинли, ни Джейми, ни даже Ровенна. Солнце склонилось к закату. На землю опустились сумерки, и наконец стемнело. Появился Джаррет. Он принес поднос с ужином, был, как всегда, приветлив, но быстро удалился. Игрейнии не удалось втянуть его в разговор.
Вскоре снизу донесся шум пирушки. Игрейния почувствовала раздражение., которое быстро разрасталось и становилось все болезненнее – тоже мне, герои!
Но как она ни старалась, ей никак не удавалось отвлечься от доносившихся из зала смеха, музыки и веселых выкриков. Игрейния так и смотрела на одну-единственную страницу, пока не поняла, что не способна прочитать ни слова. Ей все время хотелось узнать, что они там делают и о чем говорят.
И когда любопытство пересилило, она отворила дверь. Выглянула в коридор и увидела, что никто не стоит на страже. Тихонько прошмыгнула к верхней площадке лестницы и наклонилась над перилами.
Несколько человек держали в руках лютни, а Джейми, который хвастался, что он хороший музыкант, доказывал свои слова на деле. Он, Дугал и еще несколько мужчин стояли у камина. Игрейния заметила в зале женщин, среди которых были и супруги воинов. Многих она видела во дворе. А с некоторыми даже разговаривала. Одну она помнила с тех времен, когда в Лэнгли свирепствовала чума. Бедняге повезло – она справилась с болезнью. Дженни, как и ожидала Игрейния, молча прислуживала вместе с Берлиндой, Гартом, Грегори и Ровенной.
Во главе стола восседал Эрик. Перед ним стояли кубок и пустая тарелка. И пока другие смеялись, весело гоготали, перекликались через зал и подбадривали музыкантов, он беседовал о чем-то с сидевшим справа от него Питером Макдоналдом. Ровенна ходила с кувшином между мужчинами и подливала в их кубки эль. Когда дошла очередь до главного стола, Макдоналд машинально поблагодарил, а вождь поднял глаза, улыбнулся, что-то сказал, и они рассмеялись. Эрику было весело. Игрейния заметила, что он тоже успел принять ванну и смыть дорожную пыль. На нем была рубашка, бриджи и неизменная клетчатая накидка – символ его рода и клана, который он ценил не меньше своей свободы.
Ровенна рассмеялась и зарделась от его слов. Другие женщины явно находили его красивым, сильным, обаятельным и привлекательным. А Эрик, словно почувствовав присутствие Игрейнии, неожиданно поднял голову.
Игрейния замерла и скрючилась за массивными перилами лестницы. Она машинально подалась назад, но отступать было поздно – Эрик ее заметил.
Он пристально посмотрел на нее, но она не отвела глаз.
На этот раз его взгляд был каким-то непривычным. Глаза искрились странными голубыми огоньками, и их жар словно бы преодолел расстояние и обжег Игрейнии душу.
Этот жар подхлестнул ее к действию. Игрейния поднялась с изяществом, на какое оказалась способна в такой неловкой ситуации. Распрямилась и не поддалась порыву немедленно бежать и скрыться в своей спальне. Эрик продолжал неотрывно смотреть на нее.
Тогда она повернулась с таким видом, словно начисто выбросила его из своих мыслей.
И гордо пошла по коридору к своей комнате.
Сердце громко колотилось в груди.
На этот раз он направился вслед за ней.
Глава 13
Грегори и в самом деле оказался удивительным человеком. Игрейния начала учиться читать по его губам. Он точно сообщал день, когда родится жеребенок и когда пойдет дождь. Или когда выдастся солнечный день, даже если с утра небо закрывали грозные, темные тучи.
Высоко на восточной башне прозвучал горн и крик стражника. В воздух взвился флаг, и Питер довольно заметил:
– Точно, возвращаются!
Игрейния ощутила странное смешанное чувство: страха и предвкушения чего-то хорошего. Дни без Эрика текли спокойно. Она занималась своими делами. И шотландцы относились к ней уважительно и с почтением, словно она была одна из них.
А теперь…
– Я рада, – произнесла она, – что ваши люди пережили все ужасы сражения. А теперь извините. Мне пора. – Ей внезапно нестерпимо захотелось уйти.
Питер был слишком увлечен возвращением товарищей и не последовал за пленницей. Джаррета и кого-нибудь другого поблизости тоже не было.
Игрейния хотела уединиться в своей комнате, но, оказавшись в зале, обнаружила, что он пуст. И вместо того чтобы подняться наверх, спустилась в подземелье. Факелы освещали каменный подвал, но рядом со склепами никого не было. Она удивилась, что ее нисколько не пугает соседство с погребенными и она может спокойно разгуливать среди захоронений. Поблизости упокоился Афтон, и если в катакомбах витал его дух, он станет ей стражем и утешителем. Игрейния прикоснулась ладонью к каменной стене и ощутила не душераздирающую боль потери, а сладостный укол воспоминаний. Потом ей стало любопытно, каким способом шотландцы замуровали потайной ход.
Она не сразу решилась заняться обследованием подземелий. Но время было подходящее: отряд возвращался с победой – сейчас начнутся поздравления и тосты за Шотландию и короля Брюса. И о ней никто не вспомнит.
Игрейния прошла мимо пустых камер – деревянные двери и решетки оказались открытыми. И не остановилась даже у пыточной, только по затылку пробежал неприятный холодок. Она быстро направилась туда, где любой непосвященный не увидел бы ничего, кроме тупика. Проскользнула мимо выглядевшей частью стены колонны и оказалась в том месте, где за едва приметной теперь аркой некогда начинался тайный ход, который тянулся глубоко подо рвом и выходил на южный берег реки.
Она оглядела арку: если раньше та только казалась стеной, то теперь превратилась в настоящую стену – кирпичи накрепко связал известковый раствор. Но Игрейния не верила, что Эрик так основательно заделал ход, что при случае сам не мог бы им воспользоваться. Она не сомневалась: стоит как следует ударить топором или пикой – и преграда обрушится.
Она обвела взглядом коридор. Как она и ожидала, нужных инструментов ей никто не оставил.
Тогда она покинула темный тупик, довольная тем, что узнала, на тот случай, если ходом придется воспользоваться. Она прошла мимо камер, захоронений и поднялась по лестнице в зал. Сделав несколько шагов, в сгущающемся под каменными сводами сумраке она спиной почувствовала, что рядом кто-то есть.
Игрейния резко остановилась и в первую секунду в трепетном свете настенных факелов увидела перед собой только какую-то огромную преграду. Но затем в неверном мерцании огней различила широкие плечи, накидку и золотистое марево волос. Сердце бухнуло в груди, и она застыла. Отступать не имело смысла. И вперед идти было некуда. И хотя глаза Эрика скрывала тень, и они казались почти черными, Игрейния догадалась, что он смотрел на нее с неудовольствием.
– Ах! – воскликнула она, призывая все силы, чтобы унять дрожь в руках и ногах, и стараясь говорить так же свободно, как с Питером, Джарретом или отцом Маккинли. – Громче, трубы! Славьте победителя! Вернулся непобедимый воин! Остались в живых? Повезло!
Игрейния не видела его рук, потому что Эрик держал их за спиной. Но вот он вытянул одну руку. В кулаке было зажато остроконечное кайло.
Она едва взглянула на инструмент – старалась не отводить взгляда от его лица.
– Я ходила навещать могилы.
– Они в другом конце коридора.
– Слышала, что вы замуровали подземный ход?
– И решили в этом убедиться?
– Конечно. Подумала: как глупо! А если вам придется самому им воспользоваться?
– Придется – мне? Скажите откровенно – искали возможность бежать?
– Вас долго не было в замке. Все это время я была примерной арестанткой. Спросите у своих людей.
– Мои люди вам не помеха. Жизнь с ними вам кажется даже приятной. А теперь вот вернулся я.
– Вернулись… – пробормотала Игрейния. Она решила, что продолжать разговор не имеет смысла. Обеспокоенная, что не удавалось унять сердцебиение и дыхание оставалось по-прежнему частым, она подумала, что самым лучшим выходом будет достойное отступление. Она двинулась вперед, хотя шотландец по-прежнему загораживал ей дорогу. – Пустите, сэр, пленница желает вернуться в свою клетку.
Но Эрик не отодвинулся. И когда она проходила мимо, схватил ее за руку.
– Послушайте! Я же здесь. Никуда не убежала. – Игрейния испугалась, что шотландец услышит, как задрожал ее голос. – А вниз спустилась, чтобы помолиться… и из любопытства.
– И кайло это тоже не ваше?
– Конечно, не мое. Неужели вы считаете, что ваши люди могли снабдить меня подобным инструментом?
– Насколько мне известно, этот замок некогда был вашим домом и вы знаете, где что лежит.
Гордый, уверенный в себе человек, подумала Игрейния. Такого никто не сломит. А сравнить с тем, каким она увидела его впервые: измученный, отчаявшийся, растерзанный, не лучше дикаря. Теперь он носил чистую одежду, был гладко выбрит, заботился о своих волосах. Волевое лицо привлекало взгляд. И в то же время оно было хмурым. Видимо, боль так и не ушла из его сердца.
Эрик скакал домой без доспехов – не сомневался, что путь свободен. Но меч был пристегнут к поясу, а у колена привязан неразлучный кинжал.
– Пленники всегда должны искать путь к свободе, – нетерпеливо проговорила Игрейния. Шотландец находился слишком близко и стал чрезмерно реален. Как мужчина. Во плоти. С бьющимся сердцем, все подмечающими глазами и энергией, которая бурлила в нем. – А я тем не менее здесь! Признайтесь, когда вы не увидели меня среди всех раболепствующих по поводу вашего победного возвращения людей, вы ведь решили, что я сбежала от своей приятной жизни узницы?
– Не подумал. Увидел Питера и понял: вы здесь. Он бы ни за что не выпустил из рук то, что мы захватили.
– Каменные стены, оружие, женщина – все одного сорта?
– Военные трофеи, – с готовностью подтвердил Эрик.
– С той лишь разницей, что некоторые куда положишь, там и возьмешь.
– Ага! Значит, вы все-таки не оставляете мысль о побеге? Прямо в объятия и брачную постель к человеку, который спит и видит, как бы поскорее, пока он еще не уснул вечным сном, завладеть землями, имуществом, титулом и женщиной своего покойного родственника.
– Слушайте, вас зовут! Ваши люди хотят вас видеть после столь долгого отсутствия.
– Нет, Игрейния, сдается мне, что вы вовсе не были примерной арестанткой. Вы очень умная женщина и прекрасно понимаете, что не сумеете противостоять Эдуарду, если он захочет вас заполучить.
– А мне-то что? – Игрейния не в силах была оставаться рядом с ним. Она еле сдерживалась, чтобы не закричать и не броситься по коридору словно ненормальная. – Мое единственное избавление – это смерть вас всех. Так вы позволите мне пройти, сэр? Ваши товарищи вас заждались. Им не терпится воздать вам по заслугам.
– Это хорошо, что вы не пытались бежать.
– А что бы случилось в противном случае? Ваши люди получили приказ выпороть меня плетью? Или отрубить голову?
– Ни то, ни другое, – спокойно ответил Эрик. – Но они поместили бы вас в подвал и держали в нем до моего возвращения.
– Если бы поймали.
– Уверяю вас, непременно бы поймали.
Он как будто и не собирался ее отпускать – словно ее изучал, пытался найти что-то в ее глазах или в словах.
– Что теперь говорить? Вы возвратились. Я здесь. Птичка по-прежнему в клетке. Только клетка стала немного больше.
– Нынешняя война продлится очень долго. Мне снова предстоит уехать. И какая бы логика ни руководила вашим умом и ни двигала вашей бесшабашной душой, думаю, будет лучше, если я заранее вас предупрежу. Вам казалось, что вы распоряжаетесь в своей клетке, и вам невмоготу, когда в ней устанавливают правила. Это может измениться. Неизменно другое: вы – военный трофей.
– Понятия не имею, о чем вы говорите! – раздраженно пробурчала Игрейния. Она чувствовала, что теряет контроль над собой. Еще секунда, и она бросится на камни, только чтобы избавиться от него. Сердце гулко колотилось. Грудь сдавило, и дыхание вырывалось частыми прерывистыми толчками. – Я не собираюсь бежать. Буду сидеть в своей клетке – в самой маленькой, пока вы в замке! Я готова даже на это!
– Если потребуется, придется быть готовой и ко многому другому, – заметил Эрик.
– К чему угодно, только уходите! Вас ждут в главном зале.
– Ждут! Предстоят торжества и возлияния. Я вас приглашаю. Мне говорили, ваше место за столом уже много вечеров не пустовало. Пусть мое возвращение не ломает ваши привычки.
Шотландец так и не отпустил ее руку. У Игрейнии хватило сил холодно ответить:
– Я не участвую в праздниках по случаю смерти и разорения!
– Ну конечно, это же ваши соотечественники! Прошу прощения, мадам, я совершил бестактность – возвратился с головой на плечах.
Игрейния попыталась вырваться, но это было то же самое, что вырываться из стальных тисков. Она выпрямилась и честно призналась:
– Вы ошибаетесь. Я вовсе не желала, чтобы вам отрубили голову.
– Предпочли бы, чтобы искромсали сердце?
– Я вообще не желала вам смерти.
– Осторожнее! А то я подумаю, что вы с нетерпением ждали моего возвращения!
Игрейния медлила, сознавая, что слова надо выбирать как можно осторожнее. И тут Эрик неожиданно рассмеялся.
– Ясно, вы не желали мне смерти, но и не слишком желали моего возвращения. Приятно проводили время, зная, что мое имя обеспечивает вам безопасность в Лэнгли. А в подвал вы пришли убедиться, что путь к отступлению все же существует.
– Ради Бога, разрешите мне пройти!
– Здесь я или нет, вам придется привыкнуть к мысли, что вы останетесь в Лэнгли.
– Вы можете распоряжаться чем угодно, сэр, но только не моими мыслями и чувствами.
– Мне они абсолютно безразличны – до тех пор, пока вы ведете себя благоразумно.
– Я достаточно напугана и поставлена на место. Могу я теперь идти?
– Так вы присоединитесь к нам за ужином?
– Нет.
– Не желаете послушать музыку и рассказы о доблести и чести?
– Боюсь, что бахвальство хвастунов может расстроить пищеварение. Я спрашиваю еще раз: могу я идти?
К удивлению Игрейнии, Эрик мрачно кивнул и разжал пальцы. Она старалась идти как можно медленнее, но с каждым метром ускоряла шаг. Шотландец за ней не пошел.
Но она была уверена, что он следил за ней взглядом.
По лестнице она поднималась бегом. Однако не могла избавиться от ощущения, что за ней следят. Пронеслась по залу мимо толпы мужчин, влетела на вторую площадку и успокоилась лишь тогда, когда за ней закрылась дверь ее комнаты.
Ее клетки! То, что раньше она считала тюрьмой, теперь показалось ей раем. Она прижала ладони к пылающим щекам. Неужели он медлил только для того, чтобы последовать за ней и предъявить новые претензии?
Минута проходила за минутой, но никто не появлялся. И Игрейния вспомнила, что Эрик лишь сегодня возвратился из похода и у него найдутся дела поважнее.
Она в их число не входила. Всего лишь военный трофей, как оружие, доспехи и замок.
Игрейния открыла дверь в коридор и услышала доносившиеся снизу голоса: мужчины рассказывали друг другу, как обстояли дела в замке, что происходило на поле сражения, и, видимо, рассуждали о том, какой оборот примет война, когда король пойдет против Брюса. Так ее и застали – с высунутой из двери головой.
– Игрейния, вы спуститесь вниз? Вам что-нибудь надо? – спросил Джейми. Он принес в коридор стул и, сидя на нем, строгал деревяшку.
– Да… скажите поварятам… пусть принесут ванну.
– Сейчас прикажу. – Джейми направился к лестнице.
Игрейния на цыпочках пошла за ним. Она хотела послушать, о чем говорилось внизу, но так, чтобы ее не застукали. Однако Джейми далеко не ушел – он просто крикнул кому-то с площадки. И ей пришлось срочно ретироваться в свою комнату.
Принесли ванну, множество котелков и снова оставили ее одну. Игрейния лежала в воде, но все время поглядывала на дверь, опасаясь визита грубого, невоспитанного гостя, который мог, не постучавшись, вломиться в ее спальню. Она явно рисковала. Но тем не менее до блеска вымыла волосы и тело, но не спешила вылезать из теплой воды.
Но Эрик так и не появился. Когда вода совершенно остыла, Игрейния вылезла из ванны с твердым намерением не показывать носа из спальни и не участвовать ни в каких празднествах в честь победы шотландцев.
Она накинула отделанную кружевами белую льняную ночную рубашку, села у камина и расчесывала волосы, пока они не высохли. А когда пряди засияли, уютно свернулась калачиком в кресле и раскрыла книгу. Сегодня ее компанией будут сказания о греческих богах.
Никто не пришел и не стал принуждать ее спуститься в зал. Ни отец Маккинли, ни Джейми, ни даже Ровенна. Солнце склонилось к закату. На землю опустились сумерки, и наконец стемнело. Появился Джаррет. Он принес поднос с ужином, был, как всегда, приветлив, но быстро удалился. Игрейнии не удалось втянуть его в разговор.
Вскоре снизу донесся шум пирушки. Игрейния почувствовала раздражение., которое быстро разрасталось и становилось все болезненнее – тоже мне, герои!
Но как она ни старалась, ей никак не удавалось отвлечься от доносившихся из зала смеха, музыки и веселых выкриков. Игрейния так и смотрела на одну-единственную страницу, пока не поняла, что не способна прочитать ни слова. Ей все время хотелось узнать, что они там делают и о чем говорят.
И когда любопытство пересилило, она отворила дверь. Выглянула в коридор и увидела, что никто не стоит на страже. Тихонько прошмыгнула к верхней площадке лестницы и наклонилась над перилами.
Несколько человек держали в руках лютни, а Джейми, который хвастался, что он хороший музыкант, доказывал свои слова на деле. Он, Дугал и еще несколько мужчин стояли у камина. Игрейния заметила в зале женщин, среди которых были и супруги воинов. Многих она видела во дворе. А с некоторыми даже разговаривала. Одну она помнила с тех времен, когда в Лэнгли свирепствовала чума. Бедняге повезло – она справилась с болезнью. Дженни, как и ожидала Игрейния, молча прислуживала вместе с Берлиндой, Гартом, Грегори и Ровенной.
Во главе стола восседал Эрик. Перед ним стояли кубок и пустая тарелка. И пока другие смеялись, весело гоготали, перекликались через зал и подбадривали музыкантов, он беседовал о чем-то с сидевшим справа от него Питером Макдоналдом. Ровенна ходила с кувшином между мужчинами и подливала в их кубки эль. Когда дошла очередь до главного стола, Макдоналд машинально поблагодарил, а вождь поднял глаза, улыбнулся, что-то сказал, и они рассмеялись. Эрику было весело. Игрейния заметила, что он тоже успел принять ванну и смыть дорожную пыль. На нем была рубашка, бриджи и неизменная клетчатая накидка – символ его рода и клана, который он ценил не меньше своей свободы.
Ровенна рассмеялась и зарделась от его слов. Другие женщины явно находили его красивым, сильным, обаятельным и привлекательным. А Эрик, словно почувствовав присутствие Игрейнии, неожиданно поднял голову.
Игрейния замерла и скрючилась за массивными перилами лестницы. Она машинально подалась назад, но отступать было поздно – Эрик ее заметил.
Он пристально посмотрел на нее, но она не отвела глаз.
На этот раз его взгляд был каким-то непривычным. Глаза искрились странными голубыми огоньками, и их жар словно бы преодолел расстояние и обжег Игрейнии душу.
Этот жар подхлестнул ее к действию. Игрейния поднялась с изяществом, на какое оказалась способна в такой неловкой ситуации. Распрямилась и не поддалась порыву немедленно бежать и скрыться в своей спальне. Эрик продолжал неотрывно смотреть на нее.
Тогда она повернулась с таким видом, словно начисто выбросила его из своих мыслей.
И гордо пошла по коридору к своей комнате.
Сердце громко колотилось в груди.
На этот раз он направился вслед за ней.
Глава 13
Она услышала, как Эрик поднимался по лестнице, и ускорила шаги.
– Игрейния!
Голос был вежливым, но она расслышала нотки то ли сарказма, то ли насмешки. Она замерла на месте и повернулась в его сторону.
– Вам интересно, что происходит в зале? Глупо наблюдать за нами с высоты. Присоединяйтесь к нашему обществу.
– Нисколько не интересно. Я только хотела узнать, когда же стихнет этот шум.
– Не скоро – поздно ночью или рано утром. – Прежде чем Эрик успел повернуть ее к себе, Игрейния развернулась сама и, вскинув голову, прижалась спиной к двери. – Спускайтесь, – настаивал шотландец.
– Мне там неинтересно.
– Лжете! Вам наскучило сидеть в своей клетке, и вы умираете от любопытства. Пойдемте.
– Нет!
– Да!
Легким, но властным движением он взял ее под руку. Игрейния могла сопротивляться, но выиграть сражение… Тут у нее шансов не было. Пришлось подчиниться и спешить изо всех сил, чтобы не отстать от его размашистого шага.
– Я не одета, – попыталась протестовать она.
Шотландец окинул взглядом ее отделанную тончайшими кружевами рубашку и улыбнулся. Ткань была тонкой, но плотной. И в полумраке зала рубашка вполне могла сойти за изящное платье.
– Не скромничайте. У вас прекрасный наряд.
– Это ночная одежда. И я босая.
– Зато далеко не убежите, – хмыкнул Эрик.
– Я никуда и не убегала.
– Пока… Этот факт мы установили. Но вы такая необычная пленница… Мои люди состязаются за честь прислуживать вам.
Игрейния промолчала. Они вошли в зал.
Музыка разом оборвалась, и все глаза устремились на нее.
– Добро пожаловать, Игрейния! – крикнул Джейми. – Ребята, давайте поприветствуем леди и споем балладу!
Мотив оказался на редкость мелодичным. В балладе пелось о девушке в башне и о юноше, который ночь за ночью смотрел на ее окно.
Эрик так и не отпустил ее руку. Он провел ее к главному столу, и Питер тут же уступил ей место.
– Садитесь, – предложил вождь.
– Но это стул Питера!
– Питеру он больше не нужен.
Выбора не было, и Игрейния опустилась на деревянное сиденье.
– Грегори, налей даме эля! – потребовал шотландец и заглянул в свой кубок. – И мне тоже.
Игрейнии послышалась в его голосе горечь. Но она поняла, что Эрик злится не на нее, а на себя. Появился Грегори с элем.
– Поднимем кубки, миледи! – воскликнул вождь.
– Я не стану пить за ваши победы, – отозвалась она.
– Прекрасно. Выпьем за жизнь. За то, что жизнь священна. Черт побери, если хотите, выпьем за короля Эдуарда – пусть его тело догниет до конца.
Игрейния сжала ножку кубка.
– Ну хорошо, выпьем за память вашего мужа. Только давайте наконец выпьем!
Игрейнии привиделось, что он берет ее за подбородок и насильно вливает напиток ей в горло. Решится или нет? Она подняла кубок. Ей самой очень хотелось сделать большой-большой глоток этого старого доброго напитка.
Эрик осушил кубок и грохнул его о стол. А потом повернулся к ней. Голубые глаза потемнели и сделались задумчивыми. Игрейния стала пить… и пила долго, а потом, повторяя его жест, так же резко поставила сосуд.
– Вы удовлетворены? – холодно спросила она.
Не сводя с нее глаз, шотландец наклонился и ответил вопросом на вопрос:
– А вы? Мне показалось, вам самой интересно, что из этого получится. Хотите еще? Или лучше вина? Вам надо выпить вина.
– Предпочитаю больше здесь не пить.
– Почему? Выпейте еще. И мы покажемся вам куда более сносными.
– Для этого не хватит всего эля в мире, – заявила она.
– Вы не можете себе представить, какие чудеса способен творить эль, – начал Эрик, но в это время их внимание отвлекли веселые крики, перекрывшие шум голосов.
– Джейми, спой песню в честь нашего славного короля Роберта, – потребовал Аллан.
Он сидел на нижнем конце стола и обнимал женщину. Игрейния не могла припомнить, видела ли она ее раньше, но женщина показалась ей молодой и красивой. Она была прекрасно одета – клетчатая ткань в синюю, зеленую и красную клетку.
– Слушайте! Джейми запел.
Он обладал приятным голосом и сопровождал речитатив мелодичными звуками лютни. Он рассказывал о шотландском короле, о мрачных и печальных днях, когда смерть унесла его близких. Настала ночь, когда король решил бросить все, но в этот миг увидел паука, который плел и плел свою паутину и начинал каждый раз сызнова, после того как дождь разрушал плоды его труда. Встало солнце, и в его лучах паутина заблестела невероятной красотой. Король понял, что ради Шотландии он способен на не меньший подвиг. Потому что солнце взойдет опять.
Песня смолкла, и зал потрясли бурные аплодисменты. Бард улыбнулся, покраснел и поблагодарил слушателей. И вдруг, к ужасу Игрейнии, повернулся к ней.
– Игрейния, выходите! Эрик, ты ведь еще не слышал, как она поет. Я тоже. А вот Питер рассказывал, что у нее ангельский голосок, как у жаворонка. Она пела и играла, пока мы с тобой отсутствовали. Игрейния, поддержите честь Лэнгли. Выходите!
Она застыла на стуле и вновь почувствовала на себе взгляд вождя. Эрик склонился к ней.
– Значит, пока нас не было, вы не только не сторонились врага, но еще его и развлекали?
Игрейния облизала губы.
– Не думаю, что вам будет интересно…
– Напротив.
– Нет.
– Да. Я приказываю.
– В таком случае я буду петь то, что нравится мне, – пригрозила она.
– Согласен.
Игрейния резко поднялась.
– Что ж, пеняйте на себя. А я не смею отказать прославленному герою.
Она прошла меж столов к Джейми. Тот с улыбкой протянул ей инструмент.
Игрейния пела о несчастной любви, о рыцаре редкостной мудрости, который понимал силу написанного слова, красоту поля и чудо рождения ребенка. Он был слишком добр, чтобы браться за меч, но ему выпала участь умереть от меча. Игрейния не сомневалась, что в ее герое многие узнали Афтона, хотя муж погиб не от меча, а угас от болезни.
Да, это он, «попранный диким, безжалостным врагом». Слушатели не могли это не понять, сами варвары с севера, они не познали мудрость и не привыкли к учтивому обхождению.
Допевая последний куплет, Игрейния не сфальшивила только благодаря силе воли. Зачем ей понадобилось их задирать? Ведь она хотела разозлить только Эрика. И хотя бы так ему отомстить.
Но умолкнув и возвращая лютню Джейми, она удивилась, услышав аплодисменты, которые потрясли зал и отразились от каменных стен и потолка. Щеки у нее горели, и потому она с благодарностью приняла кубок с элем. Аллан, его дама и другие потребовали новую песню.
– Право, не стоит… – начала она.
Однако к ней уже подскочил Джейми, улыбнулся и спросил, не знает ли она живую, веселую песенку, в которой не происходит вообще ничего серьезного, только спорят муж и его разлюбезная. Джейми заиграл, и они спели вместе. Зал словно оттаял, и Игрейния обрадовалась, увидев, как много людей собралось вокруг нее поблагодарить за песню. Подошла и женщина, которая была с Алланом, и стала говорить, как она признательна ей за заботу во время болезни. Это было странно, но Игрейния получала от праздника удовольствие. Заиграл на волынке Джаррет, и она закружилась в танце вместе с другими женщинами – женами, дочерьми, любовницами. И вместе со всеми смеялась, когда в круг влетел Ангус и она споткнулась о его длиннющие ноги.
Было странно и то, что женщины ее не отвергали, а мужчины восхищались и без конца говорили ей комплименты. Игрейния ощущала себя живой и даже красивой – чувства, каких она не испытывала уже давно. И радовалась, когда ей говорили добрые слова.
Она забыла, что находится среди врагов. Улыбалась и хохотала с Джейми, Джарретом, Дугалом, Алланом и его дамой. Но время от времени косилась на Эрика. Он то разговаривал с кем-нибудь из своих людей, то любезничал с чьей-то женой. А однажды она заметила, что шотландец коснулся руки Ровенны и склонил голову, чтобы лучше ее слышать. Поистине он умел очаровывать женщин.
Игрейния отвернулась. На мгновение ей почудилось, что она пытается идти против ветра, и она подумала, что сейчас расплачется, если немедленно не рассмеется. Она постаралась представить себя маленькой трепыхающейся яркой птичкой, которая летит в небесах и ей не страшны никакие решетки.
И она выпила еще эля.
Она танцевала снова и снова, слушала музыку, радостно улыбалась Джейми и благосклонно внимала его комплиментам.
Она почти забыла про Эрика.
Пока в самый разгар веселья не натолкнулась на его могучую грудь и не оказалась в его объятиях.
И тогда она все поняла.
Нет, она его не забыла. Наоборот, старалась отомстить и, зная, что он смотрит на нее, плясала отчаянно, беззаботно хохотала, заигрывала, очаровывала…
– Вам пора возвращаться в клетку, – объявил шотландец. Она почувствовала жар его тела и ответила непокорным взглядом.
– Игрейния!
Голос был вежливым, но она расслышала нотки то ли сарказма, то ли насмешки. Она замерла на месте и повернулась в его сторону.
– Вам интересно, что происходит в зале? Глупо наблюдать за нами с высоты. Присоединяйтесь к нашему обществу.
– Нисколько не интересно. Я только хотела узнать, когда же стихнет этот шум.
– Не скоро – поздно ночью или рано утром. – Прежде чем Эрик успел повернуть ее к себе, Игрейния развернулась сама и, вскинув голову, прижалась спиной к двери. – Спускайтесь, – настаивал шотландец.
– Мне там неинтересно.
– Лжете! Вам наскучило сидеть в своей клетке, и вы умираете от любопытства. Пойдемте.
– Нет!
– Да!
Легким, но властным движением он взял ее под руку. Игрейния могла сопротивляться, но выиграть сражение… Тут у нее шансов не было. Пришлось подчиниться и спешить изо всех сил, чтобы не отстать от его размашистого шага.
– Я не одета, – попыталась протестовать она.
Шотландец окинул взглядом ее отделанную тончайшими кружевами рубашку и улыбнулся. Ткань была тонкой, но плотной. И в полумраке зала рубашка вполне могла сойти за изящное платье.
– Не скромничайте. У вас прекрасный наряд.
– Это ночная одежда. И я босая.
– Зато далеко не убежите, – хмыкнул Эрик.
– Я никуда и не убегала.
– Пока… Этот факт мы установили. Но вы такая необычная пленница… Мои люди состязаются за честь прислуживать вам.
Игрейния промолчала. Они вошли в зал.
Музыка разом оборвалась, и все глаза устремились на нее.
– Добро пожаловать, Игрейния! – крикнул Джейми. – Ребята, давайте поприветствуем леди и споем балладу!
Мотив оказался на редкость мелодичным. В балладе пелось о девушке в башне и о юноше, который ночь за ночью смотрел на ее окно.
Эрик так и не отпустил ее руку. Он провел ее к главному столу, и Питер тут же уступил ей место.
– Садитесь, – предложил вождь.
– Но это стул Питера!
– Питеру он больше не нужен.
Выбора не было, и Игрейния опустилась на деревянное сиденье.
– Грегори, налей даме эля! – потребовал шотландец и заглянул в свой кубок. – И мне тоже.
Игрейнии послышалась в его голосе горечь. Но она поняла, что Эрик злится не на нее, а на себя. Появился Грегори с элем.
– Поднимем кубки, миледи! – воскликнул вождь.
– Я не стану пить за ваши победы, – отозвалась она.
– Прекрасно. Выпьем за жизнь. За то, что жизнь священна. Черт побери, если хотите, выпьем за короля Эдуарда – пусть его тело догниет до конца.
Игрейния сжала ножку кубка.
– Ну хорошо, выпьем за память вашего мужа. Только давайте наконец выпьем!
Игрейнии привиделось, что он берет ее за подбородок и насильно вливает напиток ей в горло. Решится или нет? Она подняла кубок. Ей самой очень хотелось сделать большой-большой глоток этого старого доброго напитка.
Эрик осушил кубок и грохнул его о стол. А потом повернулся к ней. Голубые глаза потемнели и сделались задумчивыми. Игрейния стала пить… и пила долго, а потом, повторяя его жест, так же резко поставила сосуд.
– Вы удовлетворены? – холодно спросила она.
Не сводя с нее глаз, шотландец наклонился и ответил вопросом на вопрос:
– А вы? Мне показалось, вам самой интересно, что из этого получится. Хотите еще? Или лучше вина? Вам надо выпить вина.
– Предпочитаю больше здесь не пить.
– Почему? Выпейте еще. И мы покажемся вам куда более сносными.
– Для этого не хватит всего эля в мире, – заявила она.
– Вы не можете себе представить, какие чудеса способен творить эль, – начал Эрик, но в это время их внимание отвлекли веселые крики, перекрывшие шум голосов.
– Джейми, спой песню в честь нашего славного короля Роберта, – потребовал Аллан.
Он сидел на нижнем конце стола и обнимал женщину. Игрейния не могла припомнить, видела ли она ее раньше, но женщина показалась ей молодой и красивой. Она была прекрасно одета – клетчатая ткань в синюю, зеленую и красную клетку.
– Слушайте! Джейми запел.
Он обладал приятным голосом и сопровождал речитатив мелодичными звуками лютни. Он рассказывал о шотландском короле, о мрачных и печальных днях, когда смерть унесла его близких. Настала ночь, когда король решил бросить все, но в этот миг увидел паука, который плел и плел свою паутину и начинал каждый раз сызнова, после того как дождь разрушал плоды его труда. Встало солнце, и в его лучах паутина заблестела невероятной красотой. Король понял, что ради Шотландии он способен на не меньший подвиг. Потому что солнце взойдет опять.
Песня смолкла, и зал потрясли бурные аплодисменты. Бард улыбнулся, покраснел и поблагодарил слушателей. И вдруг, к ужасу Игрейнии, повернулся к ней.
– Игрейния, выходите! Эрик, ты ведь еще не слышал, как она поет. Я тоже. А вот Питер рассказывал, что у нее ангельский голосок, как у жаворонка. Она пела и играла, пока мы с тобой отсутствовали. Игрейния, поддержите честь Лэнгли. Выходите!
Она застыла на стуле и вновь почувствовала на себе взгляд вождя. Эрик склонился к ней.
– Значит, пока нас не было, вы не только не сторонились врага, но еще его и развлекали?
Игрейния облизала губы.
– Не думаю, что вам будет интересно…
– Напротив.
– Нет.
– Да. Я приказываю.
– В таком случае я буду петь то, что нравится мне, – пригрозила она.
– Согласен.
Игрейния резко поднялась.
– Что ж, пеняйте на себя. А я не смею отказать прославленному герою.
Она прошла меж столов к Джейми. Тот с улыбкой протянул ей инструмент.
Игрейния пела о несчастной любви, о рыцаре редкостной мудрости, который понимал силу написанного слова, красоту поля и чудо рождения ребенка. Он был слишком добр, чтобы браться за меч, но ему выпала участь умереть от меча. Игрейния не сомневалась, что в ее герое многие узнали Афтона, хотя муж погиб не от меча, а угас от болезни.
Да, это он, «попранный диким, безжалостным врагом». Слушатели не могли это не понять, сами варвары с севера, они не познали мудрость и не привыкли к учтивому обхождению.
Допевая последний куплет, Игрейния не сфальшивила только благодаря силе воли. Зачем ей понадобилось их задирать? Ведь она хотела разозлить только Эрика. И хотя бы так ему отомстить.
Но умолкнув и возвращая лютню Джейми, она удивилась, услышав аплодисменты, которые потрясли зал и отразились от каменных стен и потолка. Щеки у нее горели, и потому она с благодарностью приняла кубок с элем. Аллан, его дама и другие потребовали новую песню.
– Право, не стоит… – начала она.
Однако к ней уже подскочил Джейми, улыбнулся и спросил, не знает ли она живую, веселую песенку, в которой не происходит вообще ничего серьезного, только спорят муж и его разлюбезная. Джейми заиграл, и они спели вместе. Зал словно оттаял, и Игрейния обрадовалась, увидев, как много людей собралось вокруг нее поблагодарить за песню. Подошла и женщина, которая была с Алланом, и стала говорить, как она признательна ей за заботу во время болезни. Это было странно, но Игрейния получала от праздника удовольствие. Заиграл на волынке Джаррет, и она закружилась в танце вместе с другими женщинами – женами, дочерьми, любовницами. И вместе со всеми смеялась, когда в круг влетел Ангус и она споткнулась о его длиннющие ноги.
Было странно и то, что женщины ее не отвергали, а мужчины восхищались и без конца говорили ей комплименты. Игрейния ощущала себя живой и даже красивой – чувства, каких она не испытывала уже давно. И радовалась, когда ей говорили добрые слова.
Она забыла, что находится среди врагов. Улыбалась и хохотала с Джейми, Джарретом, Дугалом, Алланом и его дамой. Но время от времени косилась на Эрика. Он то разговаривал с кем-нибудь из своих людей, то любезничал с чьей-то женой. А однажды она заметила, что шотландец коснулся руки Ровенны и склонил голову, чтобы лучше ее слышать. Поистине он умел очаровывать женщин.
Игрейния отвернулась. На мгновение ей почудилось, что она пытается идти против ветра, и она подумала, что сейчас расплачется, если немедленно не рассмеется. Она постаралась представить себя маленькой трепыхающейся яркой птичкой, которая летит в небесах и ей не страшны никакие решетки.
И она выпила еще эля.
Она танцевала снова и снова, слушала музыку, радостно улыбалась Джейми и благосклонно внимала его комплиментам.
Она почти забыла про Эрика.
Пока в самый разгар веселья не натолкнулась на его могучую грудь и не оказалась в его объятиях.
И тогда она все поняла.
Нет, она его не забыла. Наоборот, старалась отомстить и, зная, что он смотрит на нее, плясала отчаянно, беззаботно хохотала, заигрывала, очаровывала…
– Вам пора возвращаться в клетку, – объявил шотландец. Она почувствовала жар его тела и ответила непокорным взглядом.