Дрейк Шеннон. Триумф рыцаря

   – Но я не могу мыться на глазах у мужчин!
   – А почему бы и нет?
   Игрейнию должны были насторожить его вздернутая бровь и сжатые зубы.
   – Не хочу и не буду!
   Движение Эрика оказалось настолько молниеносным, что Игрейния его не заметила. Он схватил ее за плечи, и она решила, что шотландец вознамерился ее как следует встряхнуть. Но она не успела даже вскрикнуть, как Эрик нащупал застежку плаща, и она упала к ее ногам.
   – Что вы хотите… – потрясенно начала она. Шотландец тянулся к ее замызганному подолу. – Перестаньте ради Бога!
   – Вы же собирались избавиться от грязи!
   – Оставьте меня в покое! – Игрейния попыталась отскочить в сторону, но он дернул подол ее платья, и она с размаху опрокинулась навзничь, да так, что воздух разом вышел из легких.
   Эрик, не выпуская платья, другой рукой схватил ее за руку. Наконец до Игрейнии стало доходить, что он собирался сделать. Шотландец потянул подол вверх, и ткань закрыла ей глаза. Ничего не видя и задыхаясь, она почувствовала на теле его руки: Эрик пытался развязать тесемки.
   – Негодяй! Развратник! – ругалась она, хотя в душе понимала, что он ее не слышит: закрывшая рот ткань делала слова неразборчивыми. – Гнида, подонок, животное, вы только прикидываетесь человеческим существом! – Игрейния продолжала биться и вырываться, уверенная, что, несмотря на отвращение к ней, шотландец вознамерился совершить над ней насилие. Но, несмотря на все усилия, она сражалась только со своей одеждой.
   – Перестаньте! – На этот раз слово прозвучало вполне отчетливо, потому что внезапно она оказалась свободной и сидела в грязи без одежды, которая до этого затыкала ей рот.
   Игрейния прижала ладони к груди. Она испытывала ярость, отчаяние и едва сдерживала слезы унижения.
   – Вы за это заплатите, бессовестный монстр! Надо было позволить вам умереть. Ну, ничего, настанет день, и я вас убью! Я даже рада, что вылечила вас. Вы умрете ужасной смертью. Когда брат и король узнают, что вы со мной сделали, они поступят с вами как с предателем: казнят, притом очень медленно – вырвут внутренности и кастрируют…
   Игрейния осеклась и вскрикнула, потому что в это мгновение он снова к ней приблизился. Она испытала шок, когда к ее обнаженной коже прикоснулись мозолистые ладони. Шотландец поднял ее на руки, и его суровое лицо оказалось рядом с ее лицом. Она испугалась – наверно, он решил отнести ее в лагерь и отдать на унижение своим людям.
   – Вы за это умрете! – пообещала она, но через секунду переполнявший ее страх обернулся яростью. Хватка Эрика казалась ей смертельной. А сам он – неприступным, как крепостная стена. Бушевавший в нем гнев был жарче расплавленного металла. Не тот это был человек, которого есть смысл умолять или с которым можно договориться. Игрейния вдруг так испугалась, что почти пожалела о вырвавшихся в запале словах. – Постойте! – выдохнула она, готовая пообещать, что будет паинькой, если он ее отпустит. – Не надо меня тащить. Я не хочу в лагерь! Послушайте! Подождите!
   Но Эрик не желал ждать.
   Он просто выпустил ее из рук.
   Она не успела понять, куда он ее нес. Не услышала плеска ручья у его ног.
   Но оказывается, они были уже в воде. На самой стремнине. В следующую секунду Игрейния плюхнулась в стремительный поток, и влага окутала ее, как потрясающее ледяное одеяло.
   Она завопила, ударившись о воду, но тут же онемела, когда опустилась в холодную глубину. От морозных уколов у нее перехватило дыхание и захолонуло в груди, и Игрейния окончательно потеряла дар речи. Она собиралась умолять, но слова застряли в горле. На несколько секунд она потеряла способность двигаться, только чувствовала, как ее омывает холодный поток.
   Но потом инстинкт заставил ее вынырнуть на поверхность – высунуть только голову. Вода набегала на лицо, шевелила волосы, а тело ее оставалось в воде. Сердце бешено колотилось от страха, и Игрейния гадала, что ждет ее в следующую секунду.
   Надо было оставаться начеку, ни на секунду не расслабляться и готовиться отразить очередную атаку.
   Но стоило ей показаться из воды – всего лишь одной голове, как Эрик отступил и, возвышаясь на берегу, стал смотреть на нее. Его белокурые волосы развевались на ветру.
   Игрейния не собиралась вылезать на берег: она была слишком напугана. Боялась насилия. Боялась его гнева.
   Но он не делал попыток дотронуться до нее – только смотрел. И его взгляд казался раскаленной бритвой, которая крошила лед у нее внутри, и жар, проникая в самые глубины ее естества, наполнял ее теплом.
   Игрейния скрючилась в воде, съежилась, стучала зубами и настолько замерзла, что на время забыла, как она ненавидит стоявшего на берегу человека. И не только не могла подобрать подходящих слов – даже мысли не ворочались у нее в голове.
   А у Эрика, наоборот, с речью проблем не возникало.
   – Я вовсе не намерен запрещать вам мыться, мадам. Но одну вас не оставят – это прошу учесть. Вы онемели? Господи, неужели такое возможно? Это кстати: вам следует внимательно меня послушать. Никакого уединения – такова ваша свобода. Если вы вздумаете перебраться на другой берег, пусть хоть и голая, я пошлю вдогонку всех моих людей, и меня нисколько не встревожат ваши чувства.
   Ее чувства!
   Страх опять змеей проник к ней в сердце, подавляя все остальные ощущения. И слова слетели с губ, прежде чем ей удалось себя сдержать, они выдали ее слабость и признание в том, что она не в силах противостоять его злобной воле.
   – Нет! Вы не можете… не посмеете… не решитесь!
   – Игрейния, неужели вам взбрело в голову, что я хочу вас изнасиловать? – В его тоне сквозило невероятное презрение. – Ну нет, мадам, такой акт – слишком интимное дело и нисколько меня не привлекает. Купайтесь на здоровье, избавляйтесь от грязи, хотя по опыту знаю – от крови отмыться очень трудно. Я буду ждать вас на берегу. И вбейте себе в голову: вы пленница, и я намерен неустанно вас охранять, но не более. А все остальное – в руках Роберта Брюса, а не в моих. Вот таково ваше максимально возможное уединение. Вас никогда не оставят одну. И поскольку вам уже удалось обмануть моих людей, мне придется самому заниматься вами. Вы мечтали искупаться в ручье? Извольте. Наслаждайтесь сколько вам угодно.
   Эрик отвернулся от нее и стал смотреть в другую сторону. У Игрейнии глухо стукнуло сердце: вот сейчас бы махнуть на другую сторону…
   Вот только некуда бежать.
   Шотландец тем временем снова посмотрел на нее и присел у старого дуба.
   – Вы превратитесь в ледышку, если не будете двигаться, – предупредил он.
   Что верно, то верно, подумала Игрейния. Она давно стучала зубами, а руки и ноги уже теряли чувствительность.
   – Неужели так и будете там сидеть?
   – Непременно.
   – Ну скажите на милость, куда я убегу?
   – Никуда. Но вы не желаете признать эту истину.
   – Сегодня ночью я и не собиралась убегать.
   – Не собирались, но убежали.
   – Я даже не взяла с собой никакой одежды.
   – Не удосужились об этом подумать.
   – Несносный вы человек!
   – А вы – моя зубная боль.
   – Грубиян! Неотесанный, невоспитанный мужлан! Хотя чего от вас можно ожидать?
   – Ваша правда, где уж нам научиться учтивости на нашем варварском севере.
   – Это невыносимо! – поперхнулась Игрейния. Она решила изменить тактику. – Пожалуйста, отвернитесь… хотя бы на несколько минут.
   – К сожалению, миледи, вы мне не кажетесь полной идиоткой, и поэтому я отказываюсь выполнить вашу просьбу.
   – Сэр, – она еле сдерживалась, – вам не удалось меня оскорбить, но если не трудно, объяснитесь. К вашему сведению, я прекрасно образована.
   – Вы бежали из замка, решив, что сумеете добраться до Англии в одиночку.
   – Я была не одна.
   – Да-да, конечно, вы прихватили с собой пару милейших, наивнейших кроликов.
   – В этих краях в путь пускаются много паломников.
   – Но очень многие не достигают цели. Ваши «друзья» с большой дороги наверняка давненько промышляли своим ремеслом. Прекрасный способ заработать на жизнь, если не гнушаешься пролить кровь ближнего. Заколоть беднягу, забрать все, что у него было, а тело захоронить. Сколько угодно можно разбойничать на наших южных несчастных дорогах – леса десятилетиями будут скрывать эти преступления.
   – Если бы меня убили, у меня бы не было с вами проблем.
   – Но я же вам говорил, что вы ценнее живая, чем мертвая. – Эрик подался вперед и вдруг усмехнулся. – И вот еще что: не думаю, чтобы какой-нибудь мужчина убил вас сразу. Он бы наигрался с вами, пока вы ему не надоедите, а уж потом зарубил мечом. Если бы не удалось его убедить, что ваш богатенький братец отвалит за вас кучу денег – даже за такую, спавшую с лица и обесчещенную.
   Игрейния хотела возразить, но почувствовала, что совсем закоченела. Она вспомнила замечание Тейера перед тем, как на них напали бандиты. Тогда он сказал ей, что Ганнет не сводит с нее глаз.
   – Они меньше всего походили на грабителей, – попыталась защититься она.
   – Мадам, вы можете быть образованны сверх всякой меры, – Хмыкнул Эрик, – но не обладаете здравым смыслом обыкновенной лошади. Зло выбирает разные обличья, а не только вид захватнической армии или человека, который открыто носит пару дьявольских рогов.
   – Да, я действительно не обладаю здравым смыслом лошади…
   Шотландец нетерпеливо махнул рукой.
   – Вы молоды, мадам. И, позвольте заметить, очень аппетитны, особенно для разбойников, которые ездят в компании таких же, как они сами, убийц и грабителей. Такие мужчины – отчаянные люди.
   Отчаянные люди. Она аппетитна.
   Игрейния пришла в такую ярость, что рванулась к берегу, чтобы отвесить ему пощечину. Но вспомнила, кто она, кто он и что на ней совершенно нет одежды. И моментально нырнула обратно. До какой же степени можно злиться и не давать выхода собственному гневу?
   – Для меня нет страшнее судьбы, – она все-таки сумела произнести эти слова спокойно, – чем быть вашей пленницей.
   – Будем надеяться, мадам, что вам никогда не придется проверить ваши слова на деле, – буркнул Эрик.
   – Боюсь, что это бессмысленно, если вы не уйдете.
   – Вы сами захотели в воду.
   – Но не могу же я здесь сидеть вечно!
   – Согласен, на берегу намного удобнее.
   Эрик закрыл глаза. Он выглядел скорее раздраженным, чем злым.
   Упрямее мула, подумала Игрейния, но про себя решила, что и она может быть такой же. Она лежала в воде не шевелясь. Но и шотландец не двигался. Ей даже показалось, что он заснул.
   Медленно тянулись минуты. Тело Игрейнии онемело и превратилось в лед. И она пришла к выводу, что это не упрямство, а глупость.
   Она пошевелилась, попробовала плыть по мелководью, чтобы только выяснить, может ли управлять своими конечностями. Неподалеку внизу по течению она заметила камень и направилась к нему. Вокруг камня был чистый речной песок, и Игрейния стала с удовольствием растирать им кожу, смывая грязь. Песок оказался крупным, но его прикосновение бодрило, и, избавившись от запекшейся крови и неприятного запаха, о чем она так долго мечтала, она почувствовала себя чистой. И даже почти забыла о безмолвном наблюдателе. А когда покосилась на берег, увидела, что он по-прежнему сидел, привалившись к дереву и закрыв глаза.
   Игрейния тщательно вымыла волосы, стараясь все время двигаться. Но, несмотря на солнечные лучи, проникавшие сквозь просветы нависших над ручьем деревьев, все равно замерзла.
   И опять оказалась в затруднительном положении. Надо было выбираться на сушу.
   Она расправила пальцами волосы, чтобы на голове не осталось колтунов, и в который раз повернулась к берегу. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что Эрик исчез!
   Она обвела взглядом деревья – никого. Стрельнула глазами на груду одежды. Вот если бы успеть…
   Она бросилась к берегу и, как только ступни коснулись твердой почвы, понеслась к куче скомканных вещей. Быстро перетряхнув их, она выудила рубашку, но та запуталась в платье и была вывернута наизнанку. В спешке она попыталась справиться с непослушной тканью. Выругалась, когда и рубашка, и платье выскользнули из пальцев, и… замерла. По спине пробежал холодок – шестым чувством Игрейния ощутила опасность. Осторожно оглянулась на обрыв и увидела Эрика. Он нес ее одежду. Шотландец смотрел на нее так, словно она была одета. Бесстрастным взором скользнул по ее фигуре, будто перед ним не женщина, а лошадь, да еще замухрышка – без стати, без масти, с некрасивым лицом.
   – Извините, вы мне позволите… – Игрейния потянулась к одежде.
   Эрик просто-напросто выронил ворох из рук. Игрейния покраснела, но делать нечего – пришлось нагибаться, чтобы поднять платье. И опять, к ее досаде, она никак не могла выпутать из узла принесенных им вещей свою рубашку.
   Игрейния невольно вскрикнула, когда он отобрал у нее одежду и нашел нужное. И пока она натягивала рубашку, держал перед ней платье, а потом сам затянул шнуровку. Она не двигалась, даже не шелохнулась. На расстоянии он казался ей безопасным. А рядом он был слишком высок. Когда он к ней прикасался, она ощущала его силу. От него словно исходил жар.
   Жар ненависти.
   Ненависти ко всему, что было ей дорого.
   Рядом с ним Игрейния едва осмеливалась дышать.
   – Ваша щетка на земле, – пробурчал Эрик. – Берите и возвращайтесь в лагерь. – Его тон, который во время их сегодняшнего спора был иногда раздраженным, а порой даже любопытным, теперь сделался резким.
   Игрейния подняла щетку и, все время чувствуя спиной его взгляд, зашагала к лагерю. Но, оказавшись там, она моментально забыла о шотландце. Под деревьями стоял Тейер!
   Она вскрикнула – от восторга и от испуга, что не успеет ему помочь и он упадет. И бросилась к нему.
   – Вы выздоровели?
   – Да, миледи, – широко улыбнулся юноша. – И как я понимаю, только благодаря вашей заботе.
   – Надо проявлять осторожность. Вам здорово досталось.
   – Вы меня замечательно заштопали. Моя шкура уже заросла.
   – Вы уверены?
   – Да.
   Игрейния заметила, что он смотрел на кого-то рядом с ней. Она проследила за его взглядом и, конечно, увидела Эрика.
   – В таком случае, – проговорил он, – завтра мы отправляемся в Лэнгли.
   Она озабоченно посмотрела на Тейера, затем снова на шотландца, но тот уже шел к небольшой тенистой поляне с сочной травой, где они держали лошадей. Он направился прямо к своему жеребцу. Игрейния немного помедлила, а затем решительно поспешила за ним.
   Эрик как раз подходил к коню. Оказывается, он успел побывать на охоте: на луке его седла висели два фазана. Не обращая на нее внимания, хотя, без сомнений, знал о ее присутствии, он принялся отвязывать дичь.
   – Еще слишком рано… – начала Игрейния.
   – Рано – для чего?
   – Я не уверена, что он способен держаться в седле.
   – Вас никто не спрашивает.
   – Но…
   – Подите прочь, леди Лэнгли, – прошипел шотландец.
   – Прочь? С превеликим удовольствием!
   – Уточняю, если вы не поняли. – Он прекратил свое занятие и в упор посмотрел на нее. – Подите прочь к своим раненым друзьям, главное – подальше от меня.
   Игрейнии показалось, что ей в лицо ударил ледяной вихрь.
   – Уж извините, что не могу облегчить вам жизнь, сэр!
   – Не заставляйте меня прогонять вас силой.
   – Не заставляйте Тейера ехать, пока он окончательно не поправился.
   – Послушайте, Игрейния, после сражения воины покидают поле брани, истекая кровью, и тем не менее большинство выживает, чтобы рассказать потомкам о своем геройстве.
   – Зато остальные погибают.
   – Тейер сам решил, что он достаточно здоров. К тому же мне пора возвращаться.
   – Ну и возвращайтесь на здоровье.
   Игрейния удивилась, заметив на его губах подобие улыбки.
   – Давайте договоримся, миледи: куда я, туда и вы.
   – В таком случае договоримся так, – начала Игрейния и поперхнулась, почувствовав в горле ком. – Мы поедем, а остальные пусть еще немного побудут здесь.
   – Мы тронемся завтра утром все вместе. И уснем в кроватях в деревне преподобного Падрига.
   – Вы знаете эту деревню? – удивилась Игрейния.
   – Конечно. Мы все время следовали за вами по пятам. Игрейнии сделалось не по себе.
   – Но вы же… вы не собираетесь… вы не станете…
   – Грабить деревню, потрошить кладовые, насиловать монахинь и отрубать мужчинам головы? Нет, миледи, мы воздержимся от этого. Тем более что большинство тамошних жителей признают шотландского короля. Так что направим наши стопы туда, откуда вы явились.
   – Я явилась из Лондона.
   Эрик не стал ей отвечать, а вместо этого снова занялся дичью.
   – Учтите, я не намерен заниматься с вами словесной пикировкой, – наконец произнес он.
   – Для меня это вовсе не пикировка. Внезапно он бросил ей фазанов.
   – Извольте ощипать этих птиц, мадам. Надо, чтобы ваши слабые, покалеченные друзья как следует поели перед дорогой.
   – Ощипать? – ошарашено переспросила Игрейния.
   – Именно. То есть выдернуть из них перья, чтобы птиц можно было приготовить, а затем съесть. Вы не знакомы с этим занятием? Пора учиться.
   – Не знакома! – вспыхнула она. – В жизни не ощипала ни одной птицы и не собираюсь этим заниматься.
   – Ай-ай-ай, такая образованная, благородная дама! Ах, простите, я совершенно забыл: вам всю жизнь подавали птиц другие. Вам наливали вино, вам стирали одежду, вам согревали ванну – для вас все время трудились слуги! И вы полагаете, что способны в одиночку убежать в Лондон от варваров, от тех самых варваров, которые по справедливости завладели вашим замком? Вот вам фазаны – займитесь делом: занятие не такое уж трудное, скоро поймете сами.
   Игрейния ничего не имела против работы. В конце концов, она ела наравне с остальными. Просто шотландец обладал удивительным даром выводить ее из себя.
   Эрик взял своего огромного скакуна под уздцы, вывел из-под деревьев и вскочил в седло. И когда он посмотрел на нее с высоты, Игрейния выронила птиц из рук.
   – Арестанты не щиплют фазанов. – Она стряхнула с ладоней пыль и пошла прочь.
   Она не слышала, как он соскочил с жеребца, она даже не подозревала, что он идет вслед за ней. Но внезапно ладони Эрика легли ей на плечи, и он повернул ее к себе.
   У Игрейнии перехватило дыхание, но она напряженно ждала, что он выкинет на этот раз, запоздало сожалея о своем поступке.
   – Вы ощиплете этих птиц!
   Шотландец нагнулся, поднял фазанов, а затем, прежде чем она успела отпрянуть, схватил ее за руку и, подтащив к поваленному дереву, принудил встать перед собой на колени. Но это оказалось не все. Крепкая рука обвилась вокруг ее талии, и Игрейния невольно села на землю между его ногами спиной к нему.
   Птицы шлепнулись прямо перед ней. Игрейния снова почувствовала прикосновение его рук.
   – Видите, мадам, вот это перья – их есть нельзя. А вот это – пальцы. Зажмите перья между пальцами и тяните. Обратите внимание, что перья не должны ломаться в коже, иначе сначала придется жевать костяные огрызки, а это не очень вкусно и к тому же они застревают между зубами. Повторяйте эту операцию снова и снова, и через некоторое время, без всякого напряжения мысли и даже не взывая к опыту своего образования, вы получите ощипанную птицу.
   Плененная между его коленями, Игрейния почувствовала себя униженной.
   – Я не могу щипать птиц! – заявила она.
   – Можете. – Его пальцы сдавили сверху ее пальцы, и он, направляя ее движения, показывал, как надо это делать.
   – Я поняла, – покорно прошептала наконец она.
   – А я и не сомневался, что с вашим острым умом это не займет много времени.
   – Я все поняла.
   – Отлично. Тогда приступим к делу. Перьев еще много.
   – Я справлюсь одна. Вы куда-то собирались? Я не хотела бы вас задерживать.
   – Так зачем же задержали? Зачем бросили птиц в грязь?
   – Я не бросила. Я уронила.
   – Уронили? Правда? В таком случае я вам докажу, что и мы не настолько уж неотесанны, грубы, негалантны, как вы о нас думаете. Я помогу вам ощипать фазанов. Вот еще перышко, вот еще и еще.
   Его руки казались огромными, но пальцы работали с удивительным проворством и, накрыв пальцы Игрейнии, быстро выдергивали перья. Она оказалась в плену его могучих бедер и слышала его дыхание. Она стиснула зубы и стала молить Бога дать ей терпение. И только единственное слово сорвалось с ее губ:
   – Пожалуйста.
   – Простите, не понял, мадам?
   – Пожалуйста.
   – Еще раз. Видите ли, я туг на ухо. Дело в том, что лязг железа во время битвы очень плохо действует на слух.
   – Черт побери!
   – Черт побери? Вы сказали: «Черт побери»?
   – Вы все превосходно слышали.
   – Боюсь, что нет.
   – Я сказала – «Пожалуйста».
   Эрик освободил ее руки, но, выпрямившись на поваленном стволе, продолжал удерживать ее возле себя.
   – Что ж, пожалуй, с фазаном вы справитесь. Ведь можете, когда захотите. Вот и Тейер прекрасно идет на поправку.
   – Да.
   – Вы его превосходно залатали.
   – Зашивать раны совсем нетрудно.
   – Не скромничайте. Можно сказать, вы спасли ему жизнь.
   Игрейния поняла, что он над ней смеется, и тут же парировала:
   – Можно точно так же сказать, что я спасла и вашу жизнь.
   – А Эйлин умерла. И Марго тоже – у вас на руках. Она вся напряглась и, несмотря на неудобную позу, умудрилась повернуться и посмотреть ему в глаза.
   – Идиот! Неужели вы считаете, что я десять раз не спасла бы их вместо вас, если бы могла?
   Эрик выдержал ее взгляд, но Игрейния услышала, как скрипнули его зубы. В глазах сверкнул голубой огонь, и она испугалась, что шотландец сейчас сорвется.
   – Полагаю, что так, мадам.
   Она тут же занялась фазаном и, наклонив голову, методично выдергивала перья. Эрик поднялся, и Игрейния чуть не вскрикнула, почувствовав его руки на своей талии. Он поставил ее на ноги и долго всматривался в лицо. А затем повернулся и молча направился к лошадям.
   Вскочил на своего коня и поехал по тропинке.
   А она осталась одна.
   Одна – с поваленным деревом, фазаном и перьями. И приводящими в замешательство воспоминаниями о его жарких прикосновениях.

Глава 8

   Эта женщина его так раздражала, что Эрик в самом деле чуть не прогнал ее прочь. Пусть дурит, бежит и на очередной дороге попадет в руки очередных головорезов и убийц. Промедлил бы он пару часов, не выехал бы следом за ней из деревни Падрига, и она была бы мертва. Или, что еще хуже, опозорена. Но она этого никогда не поймет.
   И он не мог избавиться от раздражения.
   Мужчина на добром коне доехал бы до деревни за несколько часов. Но Эрику не требовалась сама деревня – он договорился встретиться с Алланом Маклаудом на окраине и надеялся получить сведения из Лэнгли и от Роберта Брюса.
   Он доехал туда довольно быстро. Его конь был великолепным животным и достался Эрику после стычки с родственниками Джона Комина. Сам он не слишком гордился победой в той драке, понимал – люди чтили усопшего и не могли принять факт, что на трон претендует Роберт Брюс.
   Но каждый отстаивает свои идеалы и борется за свою жизнь. Тем более что людей Комина обеспечивали англичане, и поэтому они могли похвастаться такими прекрасными лошадьми. Эрик выбрал чалого скакуна, несмотря на показавшиеся диковатыми глаза и привычку пятиться, когда до повода дотрагивался любой, кроме его прежнего хозяина. Обученный боевой конь для воина неоценимое сокровище, и Эрик решил, что сумеет его приручить. И не ошибся. Он назвал его Локи – в честь злого божества своих норвежских предков. Конь мог нестись со скоростью арабского скакуна, а могучее телосложение позволяло поднимать значительный вес и пробегать большие расстояния.
   Ценный трофей.
   А еще одним трофеем оказалась леди Лэнгли. Хозяйка захваченного замка.
   Женщина, которая ничего не понимала, даже того, что она теперь пленница и должна смириться. И испытывать благодарность.
   За то, что они потеряли катастрофически много времени. За то, что он дал возможность хорошим людям поправиться и проявить себя в его поредевшем войске. Сегодня надо было трогаться в путь, но Эрик ждал, пока раны Тейера окончательно затянутся, хотя сам Миллер понимал, насколько важно побыстрее оказаться в замке. Эрика ужасно тяготило вынужденное бездействие, и ему не оставалось ничего другого, как только думать. И даже вдали от леди Лэнгли он испытывал раздражение. Он посмотрел на небо, понимая, что приехал слишком рано. Но лучше это, чем сидеть на месте: он может так обозлиться на пленницу, что в конце концов вытрясет из нее душу.
   Он услышал крик птицы, прислушался, ответил и вывел коня из тени под развесистым кустом.
   К нему по тропинке спешил Аллан.
   – Эрик, а мне показалось, что я рано.
   – Я сам выехал загодя, до смерти надоело без дела сидеть в лесу.
   – Зато в Лэнгли для вас много дел. Шотландец нахмурился.
   – Что-нибудь случилось?
   – Ни один человек не приблизился к замку. И я уверен, еще долго не подойдет – пока не станет ясно, что угроза заражения миновала. Как вы велели, я съездил в соседний город – тот, что некогда был вотчиной Брюса, а теперь попал к сэру Рамзи. Но люди остаются людьми: со слухами бороться бесполезно. Я взял побольше эля – благо кладовые бывшего хозяина Лэнгли в моем распоряжении, – и языки развязались. Люди говорят, что до графа Пемброка дошли сведения, будто вы от имени шотландского короля захватили замок. Тот пришел в неописуемую ярость. А тут еще родственник покойного лорда Лэнгли наплел, будто на крепость напала банда отщепенцев, защитников заразили чумой, и только тогда бандиты смогли проникнуть внутрь.