Дункан Дэйв. Герой!

   А лет через двадцать стволы развернутся в держащих их руках — все разом.
   Главная раса будет управлять. Дикая раса будет приручена, и Ульт замолчит. Это произошло на Скице, а может, и на тысячах других планет.
   Двое людей-беглецов появились из бокового тоннеля и побежали навстречу Вауну. Он держал молоток, чтобы они могли его узнать — тем не менее заметил, как внимательно Клинок осмотрел его синяки — отличительную черту единственного хорошего брата. Предателя.
   Они безмолвно двинулись дальше, подгоняемые взаимным предчувствием беды.
   Время заканчивалось. До восхода они должны добраться до торчей.
   Поворот за поворотом… Рывок за рывком, паузы, чтобы заглянуть за угол…
   Еще дважды им приходилось прятаться от прогуливающихся братьев. Сейчас они должны быть недалеко от выхода, а улей, похоже, оживает. Клинок абсолютно точно запомнил дорогу.
   А потом они втроем вжались в щель в тупике, почти не дыша, поскольку мимо шел отряд из четырех сонно бормочущих братьев. Ваун подозревал, что это ночные сторожа, возвращающиеся со смены. Жаль… новые более бдительны. Четверо прошли мимо, и через несколько минут беглецы могли попробовать вырваться на свободу.
   — Дорогуша? — прошептала Фейрн.
   — Милая? — ответил Клинок. Это звучало омерзительно.
   — Какой в нас толк? Q-корабль уничтожит мир… Если я не ошибаюсь, Q-корабли невозможно остановить?
   — Этот, я думаю, можно. Они не могут стрелять по Хайпорту из Скица Хороший мальчик догадался об одном маленьком шансе.
   — А?
   — С семи элуев он скорее всего и в планету не сможет попасть, а куда уж в маленький Хайпорт — если адмирал прав и в этом состоит их задача. Надо будет прицеливаться.
   — Не понимаю.
   Он говорил очень спокойно и терпеливо, но обращался и к Вауну тоже.
   — Он может отключить свои шаровые молнии, чтобы уточнить курс. Может, только на минуту, но в эту минуту он будет уязвим. Верно, сэр?
   — Верно. Надеюсь, что верно.
   В теории это было верно, и жестяное судно гораздо более уязвимо, чем камень, но Патрулю потребуется проделать очень и очень хитрую работу.
   Вряд ли ультийское главнокомандование способно на это. Нужно будет запустить в небо все, что есть у Патруля, и еще больше. Рокер смог бы организовать такое. Может быть, смог бы и Ваун, если бы Патруль ему позволил.
   Уилд, Фало… маловероятно.
   Чертовски маленький шанс, но больше ничего нет.
   — Пойдем, — прошептал Ваун. — Каждый — сам за себя. Я рвану к стойке с оружием. Вы подождите минутку, потом бросайтесь к двери, договорились?
   — Да, сэр.
   — Поцелуй меня, любимый.
   За сим Ваун их и оставил.
   Он выкинул бессмысленный молоток, проверил, пуст ли туннель, вышел в переход и побежал к караульной комнате.
   Доверие… Вся система базировалась на доверии, на уверенности в том, что ты именно тот, за кого себя выдаешь.
   Накануне, по прибытии, он не видел никаких признаков электронных приспособлений. Единственное, что защищало улей, — неведение людей о его существовании.
   Ваун вошел в комнату охраны. Четверо парней, завернувшись в одеяла, читали книги. Они не были профессиональными охранниками — только лишь специалистами в других областях, которым достался тягостный жребий нести караульную службу в дополнение к своим постоянным делам. Этим объяснялось то, что они все сгрудились вместе — необычно наблюдать, как Братство не справляется со своей работой. На него они даже не взглянули.
   — Приор, — сказал он и двинулся к стойке с оружием.
   Его Джайенткиллер был на месте, были тут две более совершенные модели, и он вспомнил слова Коричневого о том, что они полегче. Ваун закинул одно из ружей за плечо и пошел дальше.
   — Как там погода?
   — Холодно, — раздался раздраженный голос. — Тебе понадобится куртка.
   Возможно, тут был нужен пароль. Возможно, на его синяки упал свет.
   Возможно, его выдала походка.
   Одна книга шлепнулась на пол, один из охранников начал выпутываться из одеяла.
   — Эй! Ты не…
   Все синхронно сбросили одеяла и спрыгнули с кресел, даже не посмотрев друг на друга, все четверо смотрели на Вауна, все такие же, как он.
   Они стояли между ним и выходом. Он отошел к стене, удерживая их Джайенткиллером. Его лицо, повторенное четыре раза, с ужасом смотрело на него.
   — Оставайтесь на месте! — рявкнул он, что не подействовало.
   В этот момент в комнату влетели Фейрн с Клинком и понеслись к выходу.
   Охранники, все как один, рванули на перехват.
   — Стоять!
   На этот раз все замерли. Картинка. Полная неподвижность.
   — Братья, пожалуйста! Не вынуждайте меня убивать вас!
   Ваун стоял у одной стены, Клинок с девушкой — у другой. Четверо братьев преграждали путь к выходу — Белый, Желтый, Красный, Коричневый.
   — Кто Приор? — спросил Ваун. Ему было нехорошо. Ничего не получится.
   — Я, — хрипло ответил Белый и задрал подбородок. — Ты знаешь, что тебе придется убить нас! Судя по голосу, он был моложе, чем казалось.
   — Убью, если надо. Но зачем умирать без смысла? Я могу пристрелить вас, мы убежим, а вы будете мертвы. Идите вперед. Мы убежим, и я клянусь, что не буду убивать вас.
   Может быть. Белый двинулся первым, но разве что на долю секунды — вперед шагнули все.
   — О, остановитесь! — закричал Ваун. Пот заливал глаза.
   — Ты не можешь стрелять в своих братьев!
   — Могу. Я стрелял. Я пристрелил двоих на «Юнити».
   Охранники в страхе сглотнули слюну. До сих пор Ваун никогда об этом не говорил. Никому. Даже Мэви. Но тогда он обезумел от страха. А сейчас он был хладнокровен.
   — И я помогал выкачивать Приору мозги! Во мне есть врожденная неполадка, помните? К такому выводу они пришли вчера вечером, да?
   Ему тут же захотелось, чтобы он не задавал этот вопрос, Ему не хотелось знать, что там решили, когда он вышел из зала.
   Желтый глубоко вздохнул, будто бы от удивления.
   — Нет, — сказал он. — Вовсе нет. Но мы решили, что тебя испортили.
   Клинок попробовал двинуться. Коричневый шагнул в сторону и встал у него на пути.
   — Стоять! — снова крикнул Ваун.
   — Не по твоей вине, брат, — продолжал Желтый. Он был моложе всех, не совсем взрослый. Восемнадцать, наверное, но, очевидно, только он был на собрании. — Но мы решили, что не можем рисковать и отпускать тебя назад.
   — То есть решили убить меня.
   Вся эта болтовня была сумасшествием. Время истекало. Кто-нибудь придет.
   Придет рассвет. Но он на самом деле хотел знать. Так, на всякий случай.
   Белый покачал головой и чуть заметно передвинулся вперед.
   — Брат не убивает брата! Посылать тебя обратно было бы слишком рискованно, но мы хотели, чтобы ты остался и помогал нам здесь.
   В горле у Вауна застрял острый комок.
   — Ерунда! Либо вы мне доверяете, либо нет!
   — Послушай! — настойчиво проговорил Белый. Его лицо влажно блестело в тусклом свете ламп. Мы доверяем тебе, брат, но мы просто боимся посылать тебя. Будем рады, если ты останешься с нами, всегда! Ты — один из нас. Ты выстрадал там, в одиночестве, достаточно, и был поврежден, и мы хотим, чтобы ты остался здесь, в улье. Мы хотим, чтобы ты помогал нам здесь советами. Мы бы уважали и любили тебя. Клянусь Братством.
   Кранц! Это было так заманчиво. Вауну хотелось закричать. Он боялся взглянуть на Клинка и девушку. Его братья. Правда, они хотят, чтобы он был с ними? Даже нуждаются в нем немного?
   — Вы не можете мне доверять, — злобно проговорил он. — Не сейчас.
   — Скажи мне, что не так, брат? — мягко сказал Белый. — Судный День?
   Армагеддон?
   — Возможно, — согласился Ваун. У него тряслись руки.
   — Это все равно произойдет. Мы можем показать тебе расчеты. Начнется голод. Экологическое равновесие будет полностью нарушено. — Белый уговаривал зачем он старался быть столь искренним? — Я не могу лгать тебе, брат, ты же знаешь! Мы уверены: двадцать лет, возможно, тридцать… Полная катастрофа!
   Можем тебе показать!
   — Смертность не оправдывает убийство!
   — Ах! — с облегчением воскликнул Красный. — Это из-за этих двоих рэндомов!
   Так, брат, да? Ты не сказал, что они твои друзья! Ты велел их убить. Если это тревожит тебя, мы не причиним им вреда, обещаю тебе. Клянусь собственной жизнью. Это все, что у меня есть, но я клянусь тебе, что я отдам ее за них.
   Поверь мне, брат.
   Остальные хором выразили согласие. Ваун застонал. Ружье в его руках опустилось и затряслось.
   — Ты не можешь отдавать им предпочтение! — протестовал Коричневый. — Один из них женского пола.
   Дочь Мэви.
   Ваун посмотрел на два испуганных лица диких и быстро повернулся обратно к братьям, поскольку те сделали шаг вперед. Он поднял ружье вверх, и братья оcтановилиcь.
   — Похоже, ты никогда не спал со специалисткой, сынок!
   Коричневый передернулся.
   — Нет. И охоты нет… Но если тебе это нужно, мы не возражаем против нее.
   — Нет! — крикнула Фейрн. — Не я! Он не меня любит. Он делает это ради…
   Клинок заткнул ей рот. Он крепко сжимал ее обеими руками, печально наблюдая, как решается их будущее.
   — Вы не можете довериться мне еще раз! — настаивал Ваун. О, скажите же мне, что я ошибаюсь! — Я не врал о том, что пристрелил братьев на том Q-корабле! Сейчас я пытаюсь сбежать. Как вы сможете доверять мне впредь?
   — Мы же любим тебя, — сказал Белый, — и надеемся, что ты любишь нас. Мы пометим тебя, и так будем знать…
   — Пометите? — заорал Ваун. — Как же я буду одним из вас, если на мне будет пометка? Я буду «Этот, с пометкой», идиот! — Все-таки отверженный. Снова чужой.
   О нет! — Крест на лбу, наверное? Предложение отвергается! Теперь разворачивайтесь и выходите по очереди!
   — Мы не можем! — закричал Белый. — Просто не можем. Ты же знаешь! Мы не хотим, чтобы нас убивали, мы верим, что ты сделаешь это, но мы обязаны хранить верность улью. Ты должен это понимать.
   Он понимал. Он все это всегда понимал.
   — Дурацкие, дефективные артефакты! Радж, сколько раз мне придется предавать тебя? Желтый, самый молодой, громко шмыгнул носом. Вытерся рукавом, но даже не взглянул на других в поисках распоряжений. Он ногой не шевельнет, если это может повредить улью. Ваун двинул ружьем.
   — Считаю до трех и сжигаю вам ноги. Один! — Он знал, что на их месте он бы набросился на счет «два».
   — Два!
   Они набросились. Пещера озарилась зеленым светом. Времени на замысловатые ранения не было, и Джайенткиллер не скальпель, он не создан для использования в маленьких помещениях. Ваун сжег врагов дотла. Взрывом его отшвырнуло на пол, обожгло лицо, засыпало камнями, кусками паленого мяса и подливкой, по ушам будто ударили деревянными молотками.
   Хотелось кричать и вылезти вон из кожи. Вауну необходимо было проблеваться, прокашляться, пролежать и проплакать целый год; но им двигало неистовое желание закрыть тоннель прежде, чем придет еще кто-нибудь. Нельзя убивать еще братьев.
   Клинок был едва в сознании, его оглушило камнем, его собственная кровь текла по невообразимому супу, которым были залиты все трое. Они вдвоем с Фейрн кое-как выволокли его, спотыкаясь и пошатываясь, наружу. Остатки дверной портьеры еще тлели, пол был усыпан мусором, теперь в любую секунду братья могут хлынуть из тоннеля, как шершни. Ваун мог бы сдерживать их тут вечно, но нельзя.
   Где-то в глубине сознания он понимал, как это нелогично, ведь он собирался в этот же день уничтожить улей, но это было другое. Убивать скопом намного легче, чем когда ты видишь конкретных людей.
   Ночь была прохладна, земля блестела изморозью в жутковатом голубом свете Ангела. Но на востоке светало.
   Раны на лице Вауна саднили, он, похоже, опять подвернул колено. Ребра болели, будто бы его отдубасили, и звенело в ушах.
   — Нужно передохнуть, Ваун! — простонала Фейрн.
   — Нет. Еще слишком близко.
   — Я в порядке, — проговорил Клинок, еле волоча ноги по камням.
   Фейрн рухнула, Клинок упал на нее сверху, а на Клинка чуть не шлепнулся Ваун. Пасть тоннеля была еще слишком близка, чтобы чувствовать себя в безопасности, но это сделать было необходимо, поскольку оттуда в любую минуту могло хлынуть Братство. Жаль, что у него был только Джайенткиллер, не самое лучшее оружие для камня.
   Девушка попыталась подняться, он ей не дал и рявкнул:
   — Закрой уши!
   Клинок издал какие-то звуки, и Фейрн обняла его. Ваун опустился на колено у подходящего валуна. Дрожащими, липкими пальцами он установил Джайенткиллер на подставку и шлепнулся на ледяные камни, чтобы прицелиться. Он сделал трехcекундную задержку и вывел максимальную мощность. Откатился, спрятал голову за валун и выкрикнул последнее предупреждение.
   Максимум мощности Джайенткиллера — это крупная катастрофа. Он действительно подумал, что в этот раз убил себя. Камни посыпались градом. Он услышал запах горелых волос, а потрогав скальп, понял, в чем дело. В ушах звенело, с ребрами стало еще хуже, чем раньше… Ваун попытался подняться и со стоном упал.
   Он отвоевал короткую передышку. Нет сомнений, что через этот тоннель уже никто не сможет пройти. Он надеялся, что никто и не будет пытаться. Нет сомнений, что где-то есть другие выходы, ни малейших сомнений, но теперь Вауну хоть не нужно торчать здесь, держать братьев на мушке и отстреливать их, марширующих навстречу смерти, словно тысячи Аббатов. Вот чего он боялся.
   Он, трясясь, поднялся на ноги, встала и Фейрн. Она потеряла большую часть волос, на лбу у нее краснел ожог второй степени. Остальная часть лица выглядела так, будто бы по ней несколько раз ударили; одежда была изорвана, а кое-где обуглилась.
   Небо светлело. Ваун замерз и не мог унять дрожь. Клинок стоял на коленях еще одно кошмарное пугало из ожогов и крови, остатки формы повисли лохмотьями.
   Судя по тому, как Клинок держал руку, у него была сломана ключица. Сможет ли даже Клинок вести торч одной рукой?
   Тройка трупов, но все же способных передвигаться. Ваун выплюнул изо рта грязь и сказал:
   — Пошли.
   Единственная пронзительная точка голубого света, Ангел, стоит высоко на севере. Прямо по курсу рассвет золотит склоны холмов; беглецы отбрасывают тени, пробираясь по каменистой почве. Воздух тих и жаляще холоден.
   Вауна сжирает невыносимая злоба. Это больнее, чем раны, потому что тело одеревенело — настолько замерзло, что он даже не дрожит. Он уже не чувствует камней под тонкими подошвами, не чувствует боли от ожогов; только ребра болят.
   Бессмысленная смерть братьев изводит его.
   Как можно быть такими глупыми? Забытые гении, придумавшие Братство, должны были проявить побольше гибкости. Такая несгибаемость — ошибка для всего генотипа. Легко сказать, что один представитель роли не играет и важно лишь само Братство, но Ваун не чувствовал себя несущественным! Белый, Красный, Коричневый и Желтый не чувствовали себя несущественными. Они хотели умирать не больше, чем он хотел их убить, но их хромосомы настаивали на том, чтобы они защищали интересы улья до смерти, как звери защищают своих детей.
   А теперь он должен убить их всех. Дайса. Епископа. Малыша 516-го, Коричневого — который, пока не поменяет рубашку, будет Серым. Сессина, которого Ваун так и не увидел… и скорее всего никогда не увидит. Всех.
   Он сделал выбор. Теперь нет сомнений, на чьей он стороне, кому он предан.
   И вовсе не обязательно это победители.
   Непреклонность, с которой умерли его братья, доказывала, что Братство никогда не сдастся. Наверняка где-то есть еще хотя бы один улей; простой здравый смысл говорит о том, что это самое главное. Будь он Епископом, он бы обязательно прибегнул и к другим мерам предосторожности. Он бы устроил секретные склады оборудования местах в десяти по всей планете. И если останется всего один брат, он начнет искать один склад и работать над созданием нового улья. Лет через сорок-пятьдесят все началось бы сначала. Заражение, как назвал это Рокер. Инфекция.
   И даже если Патруль начеку, если он сможет уничтожить кохэбский улей до того, как его успеют эвакуировать, даже если ему удастся отыскать другой улей или ульи, даже если он сможет выследить и убить всех до единого братьев на всей планете, до окончательной победы будет еще далеко.
   Q-корабль все еще в пути. Да, знание о том, что это всего лишь обычный корабль, дает какие-то шансы, и ему придется на мгновение отключить Свои шаровые молнии, чтобы скорректировать курс. Но обычный корабль намного проворнее Q-корабля, и небольшое окно максимальной уязвимости будет Очень сложно определить. Почти наверняка еще одна задача окна заключалась в том, чтобы дать братьям сигнал: чего они ждут от снаряда, какая цель более всего соответствует их задачам. Потерять Хайпорт — это еще не самое худшее, что может cлучитьcя. Падение метеорита в океан гораздо более разрушительно, чем удар по суше.
   Ваун споткнулся о камешек. Джайенткиллер болезненно стукался по ожогам и синякам. Приступ боли вывел его из отупения и вернул в реальный мир. Сейчас в наилучшем состоянии была Фейрн. Клинок вис на ней; порой он совсем терял сознание, но предложения Вауна помочь отклонял.
   Ваун заставил свои мозги работать. Не забыл ли он чего?
   Две вещи. Пиподы и погоня. Наткнуться на любую — катастрофа, и тем не менее беглецы инстинктивно держались низины, колупались по канавам между древними наносами лавы. Они по-прежнему шли на восход, чуть южнее от востока; в верном направлении, но Вауну стоит время от времени осматривать местность.
   Прохрипев бессловесный приказ, он повернул вверх по ближайшему склону.
   Клинок и Фейрн потащились вслед. Белые от измороси камни скользили под ногами.
   Дойдя до вершины, Ваун устало опустился на небольшую груду камней, сложенных здесь рукой древнего незнакомца, и тупо оглядел бесплодную землю.
   Главная седловина лежала к югу. Ближайший холм торчал на севере, под ним была шахта. Если были другие выходы — а другие выходы должны были быть, — они были там. Далеко на востоке свет заката озарял ледяную взлетную полосу, делая ее похожей на обетованное сокровище. Это был приз. Братья тоже это знали.
   Побеждает тот, кто первый на взлетной полосе.
   Клинок опустился на землю и положил голову на колени. Похоже, он получил сотрясение мозга, что было неприятно. Если они собираются разделиться, Клинок нужен для того, чтобы позаботиться о девушке. Он нужен, чтобы кто-то спасся, если убьют Вауна. Он нужен, чтобы уменьшить вероятность того, что это случится.
   — Пиподы! — показала Фейрн. Она стояла на ногах, но шаталась.
   Пиподы.
   Прямо впереди расположилась значительных размеров роща — практически пиподы были прямо под ними, слишком близко, чтобы два человека могли чувствовать себя спокойно. И это могли быть еще не все кусты. Прикрыв глаза рукой от света зари, Ваун посмотрел на далекую взлетную полосу. Еще хотя бы одна роща должна преграждать путь туда, но расстояние было слишком большим, чтобы сказать, есть ли пиподы прямо у ангара. Если есть, люди не убегут.
   Казалось, что это нечестно, чтобы Братство имело такое преимущество в этой смертельной игре, чтобы бессознательные растения могли так определять судьбу планеты.
   На юге?
   — На юге их не видно, — прохрипел Ваун. Хотелось пить. И поесть. И поспать. Его избитое тело ныло и пульсировало в нескольких местах. Времени на жалость к себе не было… — Нам придется обходить там.
   — Они придут оттуда, да, Ваун? — Фейрн смотрела на север.
   Ваун согласился. Погоня могла прийти с севера; здравый смысл подсказывал не идти на север. К тому же на севере больше пиподов. Эта роща казалась самой большой из всех, а может быть, это были причуды топографии. Холмы кишели кустами, но братья, естественно, могли пробежать рощу прямо насквозь. Пиподы для братьев не помеха. Нечестно, нечестно!
   — Нам придется идти севернее, чтобы обойти пиподов.
   Клинок слушал. Он мрачно поднял голову. Его лицо было кровавой маской с двумя потрясенными глазами.
   — Мы с Фейрн пойдем, сэр. Вы идите прямо.
   Ваун набрал сколько мог воздуха для адмиральского рева и медленно выпустил его.
   — Пиподы не заметят вас, да? — промямлил Клинок.
   — Да, — согласился Ваун. — Как ни была ему неприятна мысль о разделении, у него не было аргументов против. Речь идет о судьбе всего мира, теперь каждый за себя. — Да. Спасайся кто может. Удачи вам.
   Они выглядели до смешного патетично. Если он предал братьев из-за них, то у него какая-то странная система ценностей.
   У нее никогда не было ресниц. Теперь у нее была всего одна бровь, и она лишилась половины своих волос. Ей, наверное, было очень больно, но она держалась превосходно для гражданской девицы. Два дня назад ее тело возбуждало его до безумия; сейчас она являла собой омерзительное зрелище.
   Клинок оцепенел до безобразия, и это было еще более омерзительно для человека, который до этого проявлял такой безжалостный самоконтроль. Он сидел согнувшись, чтобы облегчить боль в бесполезной руке; под кровавой маской его лицо казалось уже и длиннее. Изо всех троих Клинок выглядел, наверное, хуже всех.
   Ваун в последний раз осмотрел окрестности, попытался запомнить протяженность рощи пиподов и местоположение своих попутчиков. Он не ожидал встретить кого-нибудь из братьев. Их бы не было видно, и они рванули бы что есть мочи ко взлетной полосе. Первый побеждает. Они свежи и невредимы. Может, им добираться дольше, но братья — как сказал давным-давно Тэм — созданы для скорости.
   Их бы не было видно…
   Слишком поздно он подумал об этом. Едва он начал подниматься, как Фейрн вскрикнула и бросилась к нему. Они упали вместе, резкий взрыв нарушил утреннюю тишину. Кучка камней, с которой он только что встал, разлетелась в зеленом свете. Ваун свернулся в клубок, пока вокруг падали камни; он вскрикнул, когда два попали прямо в него.
   Но если промазали, значит, стреляли издалека. В Доггоце Ваун завоевывал медаль лучшего снайпера пять лет подряд.
   Больше не стреляют. Тишину нарушает только звон в ушах. Он открыл глаза.
   — Спасибо! Что ты видела?
   Ответа не последовало. Он развернулся. Фейрн не было. Он встал на четвереньки.
   Клинок был здесь, лежал с коряво распростертыми руками и ногами, уткнувшись лицом в пучок красного сорняка. Вместо затылка у него был окровавленный камень. Все вокруг, растения и камни, было забрызгано кровью и мозгами.
   Странно, что единственное абсолютно неизбежное для всех кажется таким непостижимым и всегда приходит так внезапно.
   Какой прок теперь во всех твоих медалях, старший лейтенант? Ты говорил, что работал как вол, чтобы их заслужить, чтобы — ты говорил — «быть, как адмирал Ваун». Но ты забыл про удачу, старший лейтенант. Ты не добавил в свой рецепт удачу, а адмирал Ваун всегда был везучим подонком — ты разве не знал? А ты был невезучим сукиным сыном. Адмирал Ваун перепрыгнул из грязной лачуги на вершину навозной кучи одним прыжком, но он делал это не ради медалей, ему везло. Ты же не завоевал ни одной медали по счастью, а?
   Этого стрилера тебе не оседлать, старший лейтенант.
   Вауна вдруг вырвало. Не обращая внимания на боль, он на четвереньках отполз от трупа, волоча за собой Джайенткиллер. Так он полз, опускаясь все ниже и ниже, пока не почувствовал себя в безопасности.
   Фейрн была уже на середине противоположного склона. Она храбро продвигалась на юг, волосы на одной половине ее головы развевались медным пламенем на ветру. Другая сторона черепа была лысой. Ваун поспешил за ней.
   Несчастный Клинок! Случайность. Такие вещи должны случаться с другими, с плохими, не с хорошими. Но Красный, Коричневый, Белый и Желтый себя плохими не считали. Они и Вауна не считали плохим. Они хотели помочь своему поврежденному брату. Экипаж «Юнити» тоже состоял не из плохих. Им не повезло, потому что не повезло Приору.
   Фейрн не оглянулась, когда он догнал ее.
   — Фейрн…
   — Знаю. Видела.
   Она продолжала торопиться прямо вперед.
   — Это война, и…
   Он замолчал, чувствуя, что лучший последний долг — молчание, понимая, что нужно что-то сказать. Он обнял ее.
   — Очень жаль, — пробормотал он. — Он был отличным парнем. Я любил его.
   Она прижалась к нему на мгновение.
   — Ваун, я была не права.
   — В чем не права?
   — Насчет Клинка. Он занимается любовью очень здорово. Кранц! Она отбросила его руку.
   — Теперь убирайся отсюда! — сказала она визгливо.
   — Фейрн…
   Она остановилась и указала на восток.
   — Тебе туда! Я иду южнее. Так мы договорились. Она смотрела на Вауна. Ее лицо было маской смерти: мертвенно-бледная кожа, покрытая ожогами, опухшая, безобразно вымазанная грязью и кровью. Голубые глаза неестественно, ненормально горели.
   — Чушь, — он опять попытался ее обнять, она отстранилась. — Мы идем вместе.
   — Ваун! Ты что, делал все это, чтобы спасти Клинка?
   В голосе был истерический визг, но больше гнева.
   — Нет, конечно.
   — Спасти меня, тогда? И все?
   Ваун замешкался. Он смотрел на Фейрн, ошеломленный ее яростью. Он никогда не видел столь сильного сходства с Мэви — из-за этого ему захотелось наброситься на нее со злобными, оскорбительными словами. Мэви была единственным способным обидеть его человеком, и он думал, что никогда не простит ее за эту способность. Он знал, что она могла обидеть его даже после того, как он ее прогнал… В чем был вопрос?.. Делал ли он это, чтобы спасти дочь Мэви?
   — Не только. Отчасти.
   — Не будь дураком! — закричала она. — Мы говорим обо всем мире! Это война!
   Клинок был прав — мы не имеем значения! Ты и я несущественны! Мир — вот что важно! Ты идешь прямо! Я вокруг. Ты сказал: спасайся кто может.