Дворецкая Елизавета. Стоячие камни

   Охнув в притворном испуге при виде Ингвильды, Глатта ловко обогнула ее и исчезла. Ингвильда шагнула вперед, но тут же наткнулась на Вильмунда. Он бежал со всех ног и ничего, похоже, не видел; Ингвильда вскрикнула, пиво из кувшина плеснуло на него длинным рыжим языком, пахнущим мож-жевеловой хвоей.
   — Тролли и турсы! — крикнул Вильмунд, отскочил назад, попытался стряхнуть мокрые пятна с рубахи и только потом глянул вперед, думая, как видно, душевно поблагодарить добрую женщину. И замер, узнав Ингвильду.
   Лицо его являло взору такую смесь смущения и досады, что Ингвильда, первой опомнившись, расхохоталась. Нет, отец совсем не плохо придумал — послать ее за пивом.
   — Ах, могучий Вильмунд ярл! — сквозь смех выговорила Ингвильда. — Славно же ты начинаешь свой путь! Пиво валит с ног и берсерков — а ты устоял и сам опрокинул кувшин! Я дам тебе прозвище — Пивная Рубаха! И этот кувшин в придачу! Там еще осталось немного на дне!
   Челядь захихикала, пряча улыбки в рукава и бороды. Вот уже много дней домочадцы Конунгагорда никак не могли решить, чью сторону им держать — Ингвильды или Даллы. Но в поединке Ингвильды и Вильмунда каждый выбрал победившего без труда, и сдавленные смешки обнаруживали победу Ингвильды.
   Вильмунд тоже это услышал, и досада помогла ему прийти в себя. Но ответ он нашел не сразу и только смотрел на Ингвильду злыми и обиженными глазами.
   Ингвильда посторонилась.
   — Беги, доблестный ярл! — снисходительно сказала она. — Только сначала переоденься и оботрись. А не то самая гладкая девица племени квиттов выскользнет из мокрых рук.
   — Раньше ты такой не была, — сказал наконец Вильмунд.
   Ему было стыдно, что Ингвильда застала его в погоне за Глаттой, и быть облитым пивом на глазах веселящейся челяди казалось ему настоящим позором. А она, его обрученная невеста, еще смеется над ним! Не так давно он мечтал жить в одном доме с ней — теперь же ему нередко казалось, что лучше бы ей быть где-то подальше.
   — Раньше и ты был другим, — ответила Ингвильда.
   Его слова ее не удивили: она и сама замечала перемену в себе. Она жила с отцом в Конунгагорде со времени осеннего тинга, то есть уже почти два с половиной месяца, но так и не могла понять, кто она здесь. Челядь и домочадцы считали ее будущей хозяйкой, кюна Далла подчеркнуто обращалась с ней как с гостьей, а сама Ингвильда считала себя пленницей. Если женщина не в праве уехать из дома когда и куда ей хочется — как это еще назвать? Сначала она тосковала и томилась, даже плакала украдкой, а потом вдруг успокоилась и обнаружила прилив каких-то новых, совсем новых сил. Оказалось, что она может быть насмешливой и ехидной не хуже Хёрдис, и насмешки над тем же Вильмундом стали доставлять ей неизведанное ранее удовольствие. Вильмунд бесился, но ничего не мог с ней поделать. Золотое обручье обязывало его быть почтительным с невестой, а возможность мести оставалась где-то в далеком будущем. Она его не любила, а значит, ему нечем было ее уязвить. Фрейвид хёвдинг же хорошо понимал, кто является его главным сокровищем, и следил за тем, чтобы будущий конунг никогда не оставался с Ингвильдой наедине.
   — Это ты виновата! — вдруг выкрикнул Вильмунд, не сдержавшись. — Ты сама!
   Лицо его исказилось гневом, даже кулаки сжались. А Ингвильда насмешливо, издевательски сузила глаза. Если бы ее увидел сейчас кто-нибудь из домочадцев Фрейвида, то призвал бы добрых дис от испуга: сейчас в лице ее проявилось такое ясное сходство с Хёрдис, что сомневаться в их родстве не приходилось.
   — А кто же еще? — с мстительным удовольствием ответила Ингвильда. — Конечно, я! Это я во всем виновата! Даже в том, что Тюр лишился руки — это я ее откусила! Вот этими самыми зубами. И не подходя ко мне так близко, доблестный ярл, если не хочешь уподобиться богу.
   — Не на этой женщине я собирался жениться, — проворчал Вильмунд.
   Он был растерян, и растерянность при встречах с Ингвильдой уже стала привычной. Она была все так же красива, но теперь она порой пугала его. Эта была не та робость первой любви, которую она же вызывала у него всего лишь полгода назад. Это был страх, настоящий темный страх перед ведьмой. Разум не хотел признавать его, но душа слышала его смутный и вкрадчивый голос.
   — Хорошо, что ты это уже понял! — одобрила Ингвильда. — Я добавлю, что я вовсе не за тебя собиралась идти замуж. Может быть, скажем людям, что недоразумение разъяснилось и свадьбы не будет?
   Но Вильмунд резко тряхнул головой, лицо его из растерянного стало суровым.
   — Вот еще! — грубо сказал он и посмотрел в глаза Ингвильде. Взгляд его был острым и напряженным, в нем была та самая злоба, которая до сих пор заставляла Ингвильду содрогаться в душе. — Этот рябой фьялль тебя не получит! Даже не надейся, чтобы я отдал назад твое обручье. Я не отступаю от своего слова. Я обещал взять тебя в жены и возьму, даже если все ведьмы, тролли и великаны будут мешать мне. Начиная с тебя самой!
   Ингвильда ощутила бессильную досаду, близкую к прозрачной грани отчаяния: да, это правда! Но тут же голос Хёрдис из глубины души подсказал ей ответ.
   — Если ты так дорожишь своим словом, доблестный ярл, то тебе неплохо бы вспомнить о тех словах, что ты говорил тому самому фьяллю! Ты обещал встретиться с ним на поединке в день Середины Зимы! А он будет послезавтра! Что-то я не заметила, чтобы ты собирался в дорогу! Или Один обещал дать тебе Слейпнира, чтобы ты доехал до Тюленьего Камня за один день?
   Вильмунд сердито дернул ртом и отвел глаза. Возразить было нечего, но он все же попытался:
   — Что-то мне не верится, чтобы рябой тролль сам приплыл туда! Как же, поплывет он на Квит-тинг ради поединка со мной! Фьялли такие храбрецы, что не плавают в одиночку! Они даже в отхожее место ходят целой дружиной в шестнадцать кораблей! Я не хочу тратить время понапрасну, чтобы съездить к Тюленьему Камню и убедиться, что его там нет!
   — Ах! Убедиться в этом было бы совсем неплохо! А вдруг он там? А вдруг он будет ждать тебя и тоже рассуждать о храбрости квиттов? Наша Хёрдис одна не побоялась выйти против целого войска фьяллей!
   — Стану я думать о какой-то ведьме! — выкрикнул Вильмунд, выведенный из себя насмешками и неумением достойно ответить. — Все вы ведьмы! Вот вернется конунг — тогда мы и покажем твоим фьяллям, как…
   Но Ингвильда махнула рукой, словно ей надоело его слушать, повернулась и ушла в девичью. Она дразнила Вильмунда, но почему-то была уверена, что Хродмара и правда нет возле Тюленьего Камня. Что он где-то далеко, где-то совсем в другой стороне, но это не бегство от поединка, а дорога к нему. И к ней. Ингвильда верила, что Хродмар так же хорошо помнит ее, как она помнит его.
 
   Вильмунд все еще смотрел в дверной проем, в котором скрылась Ингвильда, и вдруг увидел на том же пороге кюну Даллу. Мачеха вела себя не в пример учтивее невесты: не обливала пивом и не колола насмешками. Напротив, на ее миловидном лице было ласковое участие. Обычно Вильмунд не слишком доверял Далле: он был неглуп и понимал, что по самому рождению является первым врагом маяенького Бергвида, а значит, и мачехи. Но сейчас он был слишком раздосадован, чтобы вспомнить об этом.
   — Вижу, невеста обошлась с тобой не слишком достойно, — грустно сказала кюна Далла. Вильмунд хмуро двинул бровями, словно такую мелочь не стоило обсуждать, а кюна продолжала: — Боюсь, и мне самой придется плохо в этом доме, когда она станет хозяйкой!
   Сказав это, кюна Далла печально вздохнула, поднесла к щеке край головного покрывала с узорчатой пестрой тесьмой, словно готовясь утирать будущие слезы.
   — Ну, ты рановато печалишься, родственница! — грубовато-покровительственно ответил Вильмунд. Невысокая ростом мачеха не достала бы головой до его плеча, к когда она прикидывалась грустной, молодой ярл чувствовал себя рядом с ней защитником и покровителем. Конечно, если поблизости не было отца, Стюрмира конунга. — Ингвильда еще не скоро станет здесь хозяйкой. Не раньше, чем я сам стану конунгом. А отец, я надеюсь, проживет еще немало лет.
   — Но когда-нибудь это все-таки произойдет, — с грустной задумчивостью продолжала кюна Далла. — И тогда… У нее суровый нрав Фрейвида хёвдикга. Конечно, для кюны совсем неплохо быть такой… Но что я буду делать, бедная вдова с маленьким ребенком… Ведь у нас опять война. А на войне даже самый крепкий здоровьем конунг…
   — Не надо так говорить, родственница! — прервал ее Вильмунд. — Даже если с отцом что-то случится, я никогда не позволю Ингвильде тебя обидеть!
   — Правда? — Кюна Далла расцвела, как будто сама богиня Идунн протянула ей золотое яблоко вечной молодости, улыбнулась пасынку с нежной благодарностью.
   У Вильмунда дрогнуло сердце: молодая миловидная женщина всегда останется такой в глазах Мужчины, даже если он зовется ее пасынком. А ведь если бы Стюрмир вздумал не сам жениться на Далле, а приберечь ее как невесту для сына, это никого не удивило бы.
   — Конечно! — приободрившись, подтвердил Вильмунд. У него полегчало на сердце: ласковые слова и взгляды Даллы укрепили его пошатнувшееся самолюбие, внушили уверенность, что в этом доме у него все же есть друг. А то нахальная челядь, чего доброго, еще подумает, что хозяева в Конунгагорде — Фрейвид хёвдинг и его дочка! — Как же я могу позволить кому-то обидеть мою… родственницу! — Почему-то сейчас он не сразу нашел подходящее слово.
   Далла улыбнулась ему с нежным лукавством.
   — Как знать? — снова вздохнула она. — Мачеха никогда не сравнится с женой. Когда ты женишься, она быстро заставит тебя забыть, как мы с тобой… Как мы были дружны.
   — Никогда! — решительно отрезал Вильмунд, на самом деле веря, что они с мачехой очень дружны.
   Нет, они не ссорились: для этого они слишком мало виделись, даже жить под одним кровом им пришлось в эту зиму в первый раз. Общая зависимость от Стюрмира сближала их, но прежде Далла не вмешивалась в его дела, и Вильмунд мало о ней думал. Теперь же у него словно открылись глаза и он осознал, что с ним в одном доме живет его мачеха, молодая женщина, имеющая с ним, быть может, общих недругов.
   Кюна Далла загадочно улыбнулась, щекоча себя по щеке краем головного покрывала, словно хотела сказать что-то очень значительное. Их беседу прервал один из хирдманов, заглянувший в сени со двора.
   — Где Вильмунд ярл? — крикнул он с порога. — А, кюна Далла, хорошо, что ты тоже здесь! Нужно еще позвать Фрейвида хёвдинга. Там прискакал человек с северных границ. Говорит, у него важные новости! Я еще не слышал! Где Фрейвид хёвдинг?
   — И Гримкеля ярла тоже! — закричала кюна Далла вслед хирдману, убежавшему к гриднице.
   Вильмунд торопливо пошел на двор. Все эти долгие дни и месяцы, прошедшие во времени отплытия Стюрмира конунга к Эльвенэсу, он ждал чего-то такого, что заставит его стать конунгом не на словах, а на деле. И вот — дождался!
 
   К тому времени, когда Фрейвид хёвдинг и Гримкель ярл пришли в гридницу, гонец уже успел рассказать свои новости, и ему пришлось потрудиться еще раз. Гонцу немало мешали причитания кюны Даллы, но он достойно справился с задачей.
   — Меня прислал Ингстейн Яблоня, хёвдинг Квиттингского Севера, — рассказывал хирдман. Он не выглядел слишком взволнованным — за долгие дни пути волнение перегорело и он сам успел притерпеться к своим плохим вестям, чего не скажешь обо всех его многочисленных слушателях от истоков Бликэльвена до озера Фрейра. — На Квиттинг идет огромное войско фьяллей и раудов. Когда я уезжал, даже Логмунд Лягушка остался уже у них за спиной. Ну, то, что осталось от его усадьбы. Оки не оставляют ни одного дома, они осаждают всех…
   — Ты сказал — и раудов? — перебил Фрейвид. Гримкель ярл мог бы гордиться проницательностью своей матери Йорунн, если бы помнил об этом.
   — Да, Бьяртмар конунг не пошел сам, но послал сына, Ульвхедина ярла. Он привел три или четыре тысячи войска, я точно не знаю. Никто не знает. Те, кто мог сосчитать, теперь рассказывают об этом Одину.
   — Да что там считать! — горячо воскликнул Вильмунд и запнулся.
   Фрейвид бросил на него только один взгляд, но он снова почувствовал себя глупым и неумелым подростком, который только что приехал к воспитателю и не знает даже, где в его усадьбе отхожее место.
   — Посчитать очень даже стоит! — отозвался Гримкель ярл, возбужденно пощипывая свою черную бороду. Вильмунд был ему благодарен за ответ — ярл хотя бы не думал, что на такую глупую речь и отвечать нечего. — Нам неплохо было бы знать, стоит ли биться с ними или лучше дождаться конунга.
   — А ты, Гримкель ярл, стал ясновидцем и знаешь, когда стоит ждать конунга назад? — язвительно отозвался Фрейвид.
   — Об этом, раз уж речь зашла о ясновидцах, лучше спросить у твоей дочери! — не менее ядовитым голосом вставила кюна Далла.
   На самом деле она была очень напугана: никогда еще ей не приходилось переживать такое событие, как вражеский набег, без надежной защиты Стюрмира конунга.
   — Дар моей дочери просыпается только в новолуние, — бросил Фрейвид, даже сейчас не скрывая торжества, что у его дочери вообще есть такой дар. Ведь кюну Даллу ни одна из лунных четвертей не одаривала ничем подобным. — А до него осталось всего два дня. Если спросят меня, то я отвечу: стоит подождать новолуния, и тогда моя дочь спросит у богов, скоро ли вернется Стюрмир конунг. И если есть хоть малейшая надежда дождаться конунга с помощью от слэттов, то это нам и следует сделать.
   — Дождаться! — закричал Гримкель ярл. — Несостоявшееся родство с козлиноголовыми плохо на тебе сказалось, Фрейвид хёвдинг! Раньше ты не был таким.,.
   Фрейвид не произнес ни слова, но холодный и острый взгляд его голубых глаз заставил Гримкеля опомниться и замолчать. Правда, ненадолго.
   — Мы не можем ждать! — продолжил Гримкель, уже чуть потише. — Пока мы будем ждать, Торбранд и Ульвхедин займут половину Квиттинга! Может быть, дойдут и сюда!
   — А если мы не будем ждать, то они всех разобьют поодиночке! — негромко и твердо ответил Фрейвид. — И нас, и Стюрмира конунга, и слэттов, если они согласятся нам помочь! Ничего! У них на пути — Медный Лес, а через него не так-то легко пройти! Кроме того, поход без вождя обречен на неудачу, как плавание корабля без штевня. У нас нет конунга. Стюрмир далеко. А вести войну без конунга нельзя.
   — А если Стюрмир конунг вообще не вернется? — запальчиво крикнул Гримкель ярл.
   Кюна Далла испуганно взвизгнула, по гриднице дробежал ропот. Но это был ропот не только возмущения, но и согласия: квитты привыкли ходить в битвы под стягом Стюрмира конунга.
   — Боги велели идти в бой под стягом конунга! — непреклонно возразил Фрейвид и перевел взгляд на Вильмунда. — И если уж нам придется выступить, то лучше провозгласить нового конунга, чем неизвестно сколько дожидаться старого!
   — В уме ли ты? — ахнула Далла. — Ты хочешь провозгласить нового конунга, как будто мой муж погиб?
   — Я не желаю Стюрмиру конунгу смерти и надеюсь, что она настигнет его не скоро, — весомо произнес Фрейвид. — Но без конунга я не пойду в битву. И ты понимаешь, родственница, что войско западного побережья не только никуда не пойдет без меня, но даже и собираться не станет.
   Несколько мгновений все молчали. Никто не знал, что теперь сказать.
   — Я бы на твоем месте, Гримкель ярл, ехал собирать войско Южной Четверти, — холодно посоветовал Фрейвид, Спокойная властность в его голосе взбесила Гримкеля ярла, и он закусил нижнюю губу. Сестра вдруг вцепилась в его локоть. — А на твоем месте, Вильмунд ярл, я послал бы гонцов на восточное побережье. Пусть Хельги хёвдинг тоже посылает ратную стрелу. Кстати, на восточном побережье можно раньше дождаться вестей от Стюрмира конунга. Может, там уже что-то знают… Да нет, — сам себя поправил Фрейвид, с сожалением мотнув головой. — Хельги хёвдинг — дельный человек. Если бы новости были, он прислал бы их нам, не дожидаясь вопросов.
   — Ты, конечно, очень мудрый человек, Фрейвид хёвдинг! — воскликнул Гримкель. Он старался сдержать гнев и досаду, но они прорывались в нервном Дрожании бровей, в суетливых движениях плеч и Пальцев. — Но ты все же еще не конунг, чтобы давать мне такие советы! И я сомневаюсь, что конунгом провозгласят именно тебя! А я сам решу, что мне нужно делать!
   С этими словами Гримкель ярл почти выбежал из гридницы и велел созывать своих людей. Фрейвид проводил его холодным взглядом и обернулся к остальным собеседникам с таким удовлетворенно-спокойным лицом, как будто они избавились от досадной и шумной помехи в беседе.
   — Ни один умный человек не подумает, что я сам стремлюсь к престолу конунга, — доброжелательно сказал он Вильмунду. — Там уши на месте, где они выросли. У квиттов есть другой конунг. Я о тебе говорю, Вильмунд. Может, в чем-то Гримкель ярл и прав: промедление может дорого нам обойтись. И если нам придется выступать в поход, то перед этим мы должны будем провозгласить нового конунга. Не я один думаю, что войско без конунга обречено на поражение. Так думают все. Пошли мы сейчас ратную стрелу, половина хёльдов откажется присоединиться к нашему войску.
   Вильмунд опустил глаза, не в силах взять себя в руки и усмирить волнение. Он не страдал отсутствием честолюбия, но ему не приходило в голову стать конунгом раньше смерти отца — раньше чем через много лет. Внезапная возможность получить Кубок Конунгов прямо сейчас, на днях, может быть уже завтра, ослепила и потрясла его: голова кружилась, сердце билось часто-часто. И тут же возникло чувство уверенности и ожидания удачи: он верил, что как только почувствует в руках Кубок Конунгов, вместе с которым передается власть, как все прежние неудачи и сомнения станут лишь смешными воспоминаниями. Счастье и удача конунга будут охранять его и сделают таким же сильным, как отец.
   — Ты хорошо придумал, Фрейвид хёвдинг! — прошептала Далла. Ее глаза разгорелись, на лице отражалась буря чувств, побежденных сомнений и ожидания подарков от судьбы. — Хорошо придумал! — повторила она под изумленным взглядом Фрейвида.
   Даже его, как оказалось, можно удивить. Именно в жене Стюрмира он и ожидал найти самого упрямого противника своим замыслам.
   •— Я рад, что ты со мной согласна, кюна! — со сдержанной осторожностью сказал Фрейвид, быстро прикидывая, какой тут может быть подвох. — Если ты не против, то мы с тобой сегодня же соберем людей со всех усадеб. Не сомневаюсь, что они и без зова явятся, когда узнают новости. И уже завтра мы сможем собрать тинг у мыса Коней и провозгласить Вильмунда конунгом. Собирать общий тинг сейчас некогда, но… Север можно не принимать в расчет — там распоряжаются фьялли и рауды. В согласии западного побережья, вы понимаете, можно не сомневаться. Южную Четверть поможет убедить твоя родня… если ты сможешь убедить ее, а в этом я уверен. Даже твой горячий брат поймет мою правоту, когда немного остынет. Остается Квиттингский Восток. Там немало упрямых людей, и самый упрямый из них — Хельги хёвдинг. Но куда им будет деться, если весь Квиттинг признает нового конунга?
   — Ты мудрый человек, Фрейвид хёвдинг! — с возбужденным ликованием прошептала кюна Далла. Она говорила шепотом, как будто задыхалась от радости. В глазах ее отражались какие-то головокружительные замыслы, которым она сама еще не до конца поверила. При всем его уме Фрейвид не подумал о той возможности, которая вдруг блеснула перед ней как молния. — Я пойду… попробую уговорить Гримкеля!
   Звеня золотыми украшениями, она вихрем пролетела через длинный дом и поймала Гримкеля уже на дворе, когда он готовился сесть на коня.
   — Что ты собираешься делать? — задыхаясь от бега и волнения, выкрикнула она, с силой вцепившись в локоть брата.
   — Уж конечно, не то, что мне велит этот западный тюлень! — с досадой крикнул Гримкель и вырвал рукав из пальцев сестры. — Кто он такой, чтобы я его слушал! И ты хороша! Я думал, что у тебя больше ума! Ты хочешь, чтобы на престоле квиттов сидел не твой муж, а муж дочери Фрейвида?
   — Вильмунд — еще не муж дочери Фрейвида!-ответила Далла. Ее лицо приняло вдруг очень жесткое выражение. — Слушай меня, бородатый тролль! Сейчас ты помчишься домой, на Острый мыс, и займешься как раз тем, что он сказал — будешь собирать южное войско! Это еще не значит, что оно пойдет туда, куда хочет Фрейвид. Ведь поведет-то его Тюрвинд! Туда, куда нужно нам!
   — А ты считаешь меня глупее еловой шишки? — возмутился Гримкель.
   — Расскажи обо всем матери и делай только так, как она скажет! — потребовала кюна Далла на прощание. — Только как она скажет! Не слушай ни Халькеля, ни Тюрвинда, а только мать! Ты понял?
   — Понял, понял… — проворчал обиженный Гримкель, но Далла почти успокоилась.
   Привычка беспрекословно повиноваться матери была у Гримкеля в крови, так же, как и у самой Даллы. А молодая кюна верила, что мать рассудит это дело точно так же.
 
   Вечер был холодным, дул влажный западный ветер, но Ингвильда убежала вон из дома, едва дождавшись, пока за отцом закроется дверь девичьей. Даже меховую накидку она кое-как натягивала уже на ходу, словно лишний миг под крышей грозил непоправимыми бедами. Ей хотелось холодного свежего воздуха так страстно, как будто она целый год просидела в подземелье. Хотелось увидеть небо и постараться обрести душевное равновесие.
   Ингвильда знала решительность и властолюбие своего отца, но такого она от него не ждала. Ее смутный и тревожный дар ясновидения, к которому она сама относилась с сомнением и трепетом, он решил заставить служить себе.
   — Постарайся увидеть Стюрмира конунга! — сказал Фрейвид дочери, выгнав из покоя всех женщин и даже верную Бломму. — Постарайся увидеть его в Слэттенланде. Наверное, он не собирается возвращаться до весны. А может, он умер там, чего не бывает! Так или иначе, Вильмунд будет в ближайшие дни провозглашен конунгом. Соберем домашний тинг, а сразу после этого справим свадьбу. Далла может убираться к себе в свое Воронье Гнездо, она нам не нужна, но ее Бергвида мы оставим здесь и даже объявим будущим наследником. Тогда Лейринги не будут слишком каркать. Все в наших руках, и тебе не о чем беспокоиться. Но ты должна увидеть Стюрмира конунга! Это важно!
   Торопясь, как будто за ней гнались, Ингвильда бежала по снегу вдоль берега озера, стремясь уйти подальше и от отца, и вообще от людей. Снегу выпало немало, но по берегу змеилась утоптанная тропа, соединявшая прибрежные жилища. Дул ветер, небо хмурилось, и на всем обозримом пространстве не было ни одного человека, только вдалеке несколько дымовых столбов указывали на присутствие жилья: там стояла усадьба под названием Малый Пригорок, да впереди чернели у самого берега валуны, ограждавшие святилище Хэстарнэс. А вокруг был только снег, только черные штрихи заснеженных кустов, в отдалении темнел лес на длинном пологом пригорке. Жесткий снег хрустел под ногами, от полузамерзшего озера летел стылый влажный ветер, охлаждая щеки и лоб Ингвильды. «Ты должна!» Похоже, Фрейвид хёвдинг настолько уверовал в свое могущество, что готов давать указания самому Отцу Колдовства! ^[22]
   — Постой, йомфру, куда ты так бежишь? Обежать вокруг всего озера ты не успеешь даже к утру. Говорят, оно очень велико.
   Спокойный голос Оддбранда, раздавшийся позади, заставил Ингвильду опомниться, и она замедлила шаг. Здесь, в Усадьбе Конунгов, невозмутимый Оддбранд сын Хлёдвера снова оправдал свое прозвище — Наследство. Только раньше он был наследством Фрейвида от воспитателя и приносил не терпящему возражений хёвдингу одни неприятности, а теперь он стал наследством Ингвильды и приносил ей несказанно большую пользу. Он повсюду провожал ее, не давая Вильмунду и на мгновение оставаться с ней наедине, а при случае мог и без лишней почтительности напомнить ярлу, что он еще отнюдь не муж йомфру Ингвильды. Молчаливая поддержка Оддбранда служила ей опорой, и в последние месяцы Ингвильда привыкла считать его самым близким человеком, ближе отца, который хотел поломать ее судьбу, и ближе брата, который, даже и не отошли его Фрейвид в Кремнистый Склон, все равно не решился бы поддержать ее делом. А на Оддбранда она могла положиться во всем: прикажи она ему готовить лошадей для бегства во Фьялленланд, и все будет исполнено быстро, надежно и без лишних разговоров. Так далеко решимость Ингвильды пока не заходила, но молчаливый и независимый духом хирдман вызывал у нее такое глубокое доверие, что она говорила с ним почти так же свободно, как с самой собой. В своей прошлой, спокойной жизни она никому так не доверяла.
   — Как же я могу увидеть конунга, если до новолуния еще целых две ночи? — воскликнула Ингвильда, обернувшись к Оддбранду; она говорила ему то, что не посмела ответить в доме отцу.
   — Ты же смогла тогда на тинге увидеть какие-то несчастья. А тогда тоже было не новолуние, — невозмутимо ответил Оддбранд — то самое, что сказал бы и Фрейвид, если бы услышал это возражение.
   — Но тогда… тогда я слишком испугалась. Нет, была… — Ингвильда запнулась, подыскивая подходящее слово и пытаясь вспомнить свои тогдашние чувства. — Не знаю, как у меня получилось. Я себя не помнила.
   — Я думаю, нынешний день ничуть не хуже того, — обыкновенным голосом сказал Оддбранд, как будто речь шла о прогулке на пастбище.