Дворецкая Елизавета. Стоячие камни

   Больше никто в покое не проснулся, не пошевелился, а Торбранд уже не знал, сон это или явь. Вернее всего, грань сна и яви, ясности и безумия, где и происходит встреча человека с божеством.
   Повелитель Битв сел на край лежанки и дружелюбно кивнул Торбранду. Взгляд единственного глаза Одина был подобен раскаленному острию копья, и Торбранд отвел глаза, не в силах смотреть в лицо богу. Воздух между ними дрожал, как прозрачная часть пламенного язычка, где горячее всего. Края серого плаща Властелина, сотканные из тумана, расплывались во тьме. Отец Ратей принес с собой сюда часть своего, высшего мира и сам оставался в нем. Он был как серая туча, таящая молнии; не белая, не черная, не золотая, а серая, туманная, таинственная, почти неуловимая для человеческого глаза. Даже сидя рядом с ним, Торбранд был бесконечно далек от Повелителя.
   — Приветствую тебя, Торбранд сын Тородда! — тихим, глухим голосом сказал Властелин, и каждое слово отдавалось в душе конунга и звенело, как горное эхо.
   «И я приветствую тебя, Властелин!» — хотел ответить Торбранд, но язык его не слушался. Однако Отец Ратей снова кивнул, как будто услышал.
   — Я доволен твоей жертвой! — продолжал Один. — Давно я не получал сыновей конунга, и кровь его была сладка мне и Девам Битв. Я пошлю их на помощь тебе. Они укроют щитами тебя и твоих людей, а мечи их будут без пощады сносить головы квиттам. Я дам тебе достойное оружие для начала битвы.
   В руке Отца Павших вдруг оказалось копье. Его длинный треугольный наконечник светился голубоватым светом, а на древке сплетались руны девяти миров, как на посохе колдуна.
   — Око твое отныне и будет принадлежать твоему роду! — сказал Властелин. — Оно принесет тебе победу в любой битве, но на него наложено заклятье. Его не должно направлять на то, из чего была сделана цепь Глейпнир. Это заклятье добавил мой сын Тюр, чтобы его племя имело хоть какую-то надежду на спасение. Покажи, Торбранд сын Тородда, достаточно ли ты мудр и сведущ, чтобы владеть моим копьем! Отец Богов усмехнулся в густую белую бороду, а по спине Торбранда пробежал озноб. Всякого, кто состязается с Одином в мудрости, ждет смерть, поскольку поражение неизбежно. Велик же будет его позор, если он не сумеет ответить на вопрос! И не видать ему тогда милости Отца Побед и чудесного копья, и любые жертвы будут напрасны.
   — Перечисли, из чего была выкована цепь, из-за которой мой сын Тюр лишился руки? — предложил Один, пряча в бороду усмешку.
   Теряясь от волнения, Торбранд с лихорадочным усилием принялся вспоминать.
   — Цепь Глейпнир была выкована из… из женских бород, — сначала ему вспомнилось самое диковинное и нелепое. — Из птичьей слюны, из рыбьего дыхания… Из медвежьих жил…
   Властелин Битв благосклонно кивал в ответ на каждое названное диво, и Торбранд постепенно набирался уверенности. Он помнил, что волшебная цепь была составлена из шести сутей. Четыре он назвал. Еще что-то было связано с Фрейей, он еще думал в детстве, что это она дала… шум кошачьих шагов! И потому кошки бегают неслышно…
   — И что же было последним? — спросил Один.
   — Последним… — Торбранд лихорадочно пытался собрать в кучу и удержать в голове все уже названное, отыскать хоть на дне морском шестую суть, но она ускользала, не давалась. Это что-то огромное, несокрушимое, то самое, что придало цепи прочность, когда остальные, части сделали ее обманчиво легкой и мягкой…
   Повелитель Битв насмешливо улыбался, как будто дразнил Торбранда скрытой частью мудрости, которая ему не давалась. О, сам-то Властелин знает все, он, отдавший в залог свой глаз! Глаз… источник Мимира… великаны… горы…
   — Корни гор! — с облегчением выдохнул Тор-бранд, и у него было такое чувство, как будто он чудом удержался на краю пропасти.
   Властелин Битз снова улыбнулся:
   — Ты почти так же мудр, как и храбр, Торбранд сын Тородда! И в награду я дам тебе еще один совет. Он касается того, что лежит у тебя в изголовье.
   Торбранд вспомнил золотого дракона, и Властелин кивнул.
   — Это обручье — немалое сокровище. Но в нем таится Сила, а значит, оно — оружие. А оружием нужно уметь владеть. Я советую тебе хранить это обручье, но не надевать его. Никому не дари его и не давай, пока не настанет крайняя необходимость. Расстанься с ним только тогда, когда тебе будет казаться, что ты купил в обмен на это обручье целый мир. И что-то говорит мне, что ты отдашь его женщине…
   В голосе Отца Павших звучала насмешка, но тут же он снова стал серьезен к суров.
   — Я вижу, ты достоин владеть моим копьем! — сказал он. — Бейся же им так, чтобы сам Браги* почел твои подвиги достойными песен! Пусть твой сын гордится тобой!
   — Сын? — Торбранд вскинул голову, в незольном изумлении глянул в глаз Властелина, но тот сам отбросил человеческий взгляд.
   Какой сын? Когда, от какой матери он родится, каким будет? Узнать это сейчас было важнее самой победы.
   Но Властелин больше не прибавил ни слова. Когда Торбранд поднял глаза, старика в сером плаще уже не было рядом с ним. Только копье лежало на медвежьей шкуре возле лежанки, и его длинный треугольный наконечник поблескивал в полутьме покоя таинственным голубоватым светом.
 
   — Они будут здесь не позднее завтрашнего утра!-возбужденно рассказывал Хродмар Удачливый.
 
   На длинной шерсти его медвежьей накидки повисли прозрачные капли первого весеннего дождя, светлые волосы намокли и липли ко лбу, под глазами темнели тени, на бледном лице мелкие рубцы отчетливо розовели и были более заметны, чем обычно. Но несмотря на все эти признаки усталости, Хродмар был воодушевлен ожиданием близкой битвы и сделался непривычно разговорчив. Едва шагнув через порог гридницы, он пересказывал свои новости уже в третий раз, начав чуть ли не в воротах:
   — Мы видели их стоянку. Они боятся, что мы перебьем их при высадке, поэтому думают оставить свои корабли за дневной переход отсюда, возле Утиного фьорда. Я велел своим людям попробовать поджечь корабли, но не сейчас, а когда войско Стюрмира двинется сюда и отойдет от них подальше.
   — Правильно! Я тоже так сделал бы! — восхитился Кольбейн ярл, и хирдманы ответили дружным гулом одобрения.
   В другое время Хродмар возгордился бы, что даже Кольбейн Косматый признал его правоту, но сейчас он только порадовался, что принял и в самом деле верное решение.
   — Правильно. Незачем им отступать, мы перебьем их прямо здесь, — сказал Торбранд конунг. — Нет лошадки — не нужно и уздечки.
   Прежде чем продолжить, Хродмар на несколько мгновений задержал взгляд на копье в руках конунга. Уже два дня Торбранд не расставался с ним ни днем, ни ночью и был прав — один вид копья Властелина подбадривал дружину и внушал несокрушимую веру в победу.
   — На берегу они заранее стали разбивать стан по отрядам, — продолжал Хродмар. — Надо полагать, они собираются идти сюда от кораблей теми же дружинами, какими потом пойдут в бой.
   — Очень умно! — одобрил Торбранд конунг. — Я тоже сделал бы так. Стюрмир далеко не глуп! Он умеет воевать!
   Хирдманы и ярлы одобрительно закивали. Нет чести в том, чтобы победить глупого, слабого и неумелого противника. А вот об их победе над Стюрмиром будут слагать песни все скальды Морского Пути! Возбуждение Хродмара быстро передавалось всем — войско фьяллей уже не первый месяц искало и ждало этой битвы,
   — На их стоянке я видел три стяга, — рассказывал Хродмар. — Самого Стюрмира, Лейрингов и Северного Квиттинга, тот, что мы уже видели.
   — Ингстейн хёвдинг. — Торбранд кивнул. — И ты уверен, что там не было восточных квиттов и… и слэттов?
   — Если бы там был хоть один «ворон» на полотне или на море, я бы его не пропустил! ^[34]— Хродмар решительно мотнул головой. — Но их там не было! Стюрмир не дождался помощи от слэттов!
   — Стюрмир поставил свой стяг в середине?
   — Нет, справа, со стороны берега.
   — Я поставлю свой стяг против его, — сказал Торбранд.
   — И отец пойдет вслед за сыном! — добавил Асвальд Сутулый.
   Торбранд уверенно кивнул и качнул в руке копье Властелина.
 
   Уже к рассвету войско фьяллей было выстроено на равнине, где морской ветер еще раскачивал на ветви дуба жертву Отцу Ратей. Речь Торбранда конунга к войску была краткой.
   — Один и Тор отдадут нам победу! — уверенно объявил он и показал сверкающим наконечником копья на юг, где издало своей участи невидимое за лесом войско Стюрмира конунга. — Мы сбросим квиттов в их собственное море, и пусть их там пожрет их собственный Большой Тюлень! Тор и Мйольнир! Копье Властелина поведет нас!
   Над лесом взвился столб дыма, сразу за ним еще два. Это оставшиеся в лесу хирдманы Хродмара подавали знак о приближении квиттингского войска. Три дыма означали три стяга. И почти сразу на склоне дальнего холма показались передовые отряды Стюрмира. Человеческие фигуры издалека казались крохотными точками; этих точек высыпалось из леса все больше и больше, и вот они слились в густую темную тучу. Фьялли ждали противника на равнине, поскольку во всей окрестности не было другого открытого пространства, способного дать простор восьми или девяти тысячам человек. Торбранд и Стюрмир оба знали, что эта битва решит их судьбу, принесет победу или поражение их державам, и каждый из конунгов хотел сделать богов и людей свидетелями своей доблести.
   Так начиналась битва, которую потом назвали Битвой Конунгов. Война продолжалась уже три четверти года, но только еейчас, в начале весны, конунги фьяллей и квиттов сошлись лицом к лицу. Это была первая большая битва, но далеко не последняя; первая, которая что-то решит, но ничего не окончит. Хродмару и другим, кто видел эту войну от самого начала, казалось, что три четверти года — это много. Но знай они, что до первого мира между фьяллями и квиттами оставалось еще двадцать семь лет, пройденный путь показался бы им ничтожно малым.
   Когда оба войска сблизились на полет стрелы, Торбракд отыскал глазами Стюрмира конунга. Метельный Великан заметно выделялся среди своих людей, и не ростом и статью, не богатством доспехов и оружия, а какой-то тайной силой, невидимой глазу. Длинные пряди волос, почти совсем седые, спускались из-под золоченого шлема ему на плечи, покрытые кольчугой, а лицо было красным и обветренным. Выражение его показалось Торбранду мрачным, но он не удивился — так выглядит печать близкой смерти. «Того глади, спросит, где это мы сейчас?» — подумал Торбранд и усмехнулся.
   — Тор и Мйольнир! — выкрикивали с одной стороны фьялли, ударяя рукоятями мечей и секир о железные умбоны щитов.
   — Тюр и Глейпнир! — отвечали им квитты.
   Над полем битвы повис железный звон, призывающий богов войны и валькирий к кровавому пиру.
   Вдруг внимание Торбранда привлек громкий наглый голос, долетавший из рядов противника. Словно тупой кож, он рассек звенящий железом и боевыми кличами воздух.
   — Эй, Торбранд Тролль! — орал кто-то из квиттов. — Что ты делаешь здесь? Умный человек на твоем месте постарался бы оставить сыновей, прежде чем погибнуть.
   Торбранд побледнел от ярости, а взор с орлиной цепкостью выхватил из квиттингских рядов под стягом Стгормира какого-то краснолицего бородача лет сорока пяти, в кожаном доспехе, обильно обшитом стальными бляшками. Это был Халькель Бычий Глаз. Он воинственно размахивал копьем, надеясь, что незнакомые фьялли примут его за конунга. Даже сейчас его глупое тщеславие перевесило здравый смысл, но благодаря этому качеству его и запомнили лучше.чем он того заслуживал.
   — Ты уже потерял двух сыновей! — с торжествующим нахальством кричал он Торбранду. — И мы позаботимся, чтобы род твой не был продолжен!
   Слова его попали в самое больное место. Вспыхнув, Торбранд конунг мгновенно поднял копье Властелина и с силой метнул его во вражеское войско.
   — Тор и Мйольнир! — тысячей голосов грянула дружина фьлллей, приняв бросок за начало битвы. — Один возьмет свое!
   Сверкающей молнией копье Властелина пересекло пространство, разделявшее оба войска, и пронзило Халькеля Бычий Глаз вместе с другим человеком, стоявшим за его спиной. Квитты вокруг них охнули: оба войска разделяло расстояние в два раза большее, чемобычный бросок копья, но копье Торбранда достигло цели! А Торбранд ощутил острый приступ досады и сожаления — он должен был метнуть копье в самого Стюрмира! Но тут же он отбросил глупую досаду — битва начата, и боги ждут исполнения их воли!
   Выстроив друг против друга две стены разноцветных щитов, войска фьяллей и квиттов сошлись, и закипела битва. Передние ряды рубились мечами, из-за их спин кололи копьями, дальние ряды стреляли из луков. Обе стороны старались держать строй, люди из вторых рядов занимали места павших и раненых, но постепенно в обоих стенах образовались прорехи и они распались на несколько более коротких, однако сохранявших прочность стек. Грохот железа и крики висели над равниной плотным облаком.
   В окружении своих телохранителей, прикрывавших его по двое с каждого бока, Торбранд пробивался туда, где видел стяг Стюрмира. Торбранд слышал боевые кличи фьяллей, окружающих квиттингское войско, ряды щитов со знаком молота проламывали и разрывали, рассеивали шеренги щитов со знаком руки, и его наполняли новые силы, как будто он сам, подобно богам войны, питался духом убитых врагов. Если бы он не потерял так быстро копье…
   Вдруг перед ним возникла высокая женская фигура с копьем в руке. Прекрасная дева с волной черных волос, стоявших дыбом, с бешеным огнем в ярко-синих глазах встала перед ним, и сквозь ее полупрозрачное тело Торбранд продолжал видеть поле яростной схватки. Только люди вдруг стали двигаться медленно-медленно, как под водой. Лицом к лицу с Девой Битв Торбранд стал жить так же, как она, — во много раз быстрее обыкновенного человека.
   — Возьми! — звонким и одновременно глубоким голосом сказала валькирия. — Это копье Властелин отдал тебе, оно само вернется к тебе, только позови его!
   Торбранд взял копье, на миг забыв даже о битве, не в силах оторвать глаз от прекрасной Девы Битв. Ее кольчуга сверкала черным серебром, из-под нее была видна снежно-белая рубаха, словно сотканная из лебединых перьев. Белая нежность лебедя и стальная сила оружия — вот из чего созданы Девы Битв. «Ее зовут Регинлейв!» — не то вспомнил, не то догадался Торбранд. Еще когда он был подростком, в день посвящения отец, Тородд конунг, рассказал ему о валькирии по имени Регинлейв, которая уже несколько поколений была покровительницей их рода. Правда, как потом шепотом добавила мать, Регинлейв ревнива и обидчива. Она помогает каждому конунгу из их рода только до тех пор, пока он не женится, А потом она исчезает и возвращается, только когда подросшего наследника опояшут мечом… «Я ведь снова сам себе наследник! — вдруг сообразил Тор-бранд, — Если сейчас мне изменит удача, то у меня не будет детей и наследства тоже не будет!»
   И он с новой силой бросился в битву. Копье Властелина само как живое кололо и било квиттов, и каждый удар отзывался громом в далеких тучах. Насыщенное железным звоном, хриплыми стонами, запахом свежей крови облако медленно вырастало от земли к небесам, Квитты падали вокруг Торбран-да, как трава под косой, и сотни духов-двойников с воем уносились вверх, к серому глухому небу.
 
   — Смотри, смотри, они отступают! Стюрмир пятится! Смотри, смотри!
   Забывшись, Хёрдис дико визжала, подпрыгивала, ушибая колени о каменный пол пещеры, и дергала за рукав сидящего рядом Свальнира, позабыв даже о том, что обыкновенно старалась к нему не прикасаться.
   — Ну, отступают, — без лишнего воодушевления гудел великан, поглядывая через ее плечо. — Ты же видишь — там валькирии.
   Но Хёрдис не слышала его, вся поглощенная чудесным зрелищем. Перед ней, прислоненный к каменкой стене, стоял огромный, ростом с нее, щит с черной блестящей поверхностью. Свальнир рассказывал, что этот щит сделан из чешуйки самого Нидхёгга и его не пробивает даже молния, «Умение быстро бегать и ловко прятаться — самый надежный щит!» — с ехидством думала Хёрдис, слушая похвальбу великана. В отличие от меча Дракон Битвы, щит не умел менять размеры, зато у него оказалось другое чудесное свойство — он мог показывать все, что творится в земном мире. Притом, в отличие от других умений и сил Свальнира, могущество зоркого щита распространялось за пределы Медного Леса.
   Как в огромном окне, Хёрдис видела Битву Конунгов, кипящую в долине между горами и берегом моря, как пестрая похлебка в котле. Но вот кровавое варево Хель отхлынуло от моря и потекло частью на юг, частью на восток, к горам. Ясно видна была фигура Торбранда Тролля; в руках его было какое-то волшебное оружие, но драконья чешуя не могла или не хотела его показывать, и в щите отражался только неясный стальной блеск. Зато хорошо были видны фигуры валькирий, носящихся над котлом битвы, и каждый взмах их мечей сносил головы квиттам, блестящие щиты ловили квиттингские стрелы, прикрывая фьяллей.
   — Он отходит к горам! — кричала Хёрдис, сжав кулаки и постукивая ими друг о друга.
   Зрелище битвы целиком захватило ее, ей хотелось самой быть там, в самой гуще этого бурного кипения, и смотреть, слышать, втягивать в грудь этот грохот, эти крики, свист оружия, стоны, пьянящий запах свежей крови. Ах, как хотела она быть такой же валькирией — сильной и свободной, свободной! Хёрдис вцепилась зубами в собственный кулак и глухо застонала от боли и обиды,
   А драконья чешуя с какой-то злобной ясностью отражала, как рушатся и тают смешанные и разорванные ряды квиттов, как гнется и падает стяг Лейрингов, как дрожит среди схватки стяг Севера, олень с золотыми рогами, дрожит, как былинка на ветру. А у подножия его лежит лицом вниз молодой парень, успевший перед смерть воткнуть конец древка в землю. Хёрдис в себе ощущала чужой страх и боль, багряный хмель убийства, когда не всегда даже видишь лицо гибнущих от твоей руки, не знаешь, что это были за люди, и убиваешь просто потому, что вечно голодные духи войны воют и стонут вокруг. На миг ей померещилась громадная фигура черного дракона, распростершего кожистые крылья над полем битвы, и тень от этих крыльев не прогонит никакой огонь… Хёрдис было жутко, она дрожала от возбуждения, от тоски, от радости, от торжества и отчаяния.
   А стяг Стюрмира конунга был еще цел и быстро отступал к горам. Поняв, что его противнику помогает нечеловеческая сила, Метельный Великан с горстью своих людей вырвался из котла битвы и устремился к ельнику на склоне восточной горы. Вот драконья чешуя поймала смутно знакомое лицо. Напряженно хмурясь, Хёрдис склонилась ниже, заглядывая в свое окно*. Хродмар Рябой! «Хродмар Метатель Ножа! Ты еще жив! Из тебя еще не выросло дерево?» — с веселым изумлением подумала Хёрдис и тут же мысленно прикусила себе язык. Она вдруг испугалась, что может накликать на него смерть, и тут же удивилась, почему эта мысль так ужаснула ее. Она не хотела увидеть, как он с честью погибнет в битве далеко-далеко от нее. Она хотела сохранить для себя возможность самой вырастить над ним дерево.
   А Хродмар Метатель Ножа взмахом руки с зажатым мечом звал за собой своих людей, кричал что-то неслышное. Слава Нидхёггу, щит не передавал звуков, а не то в гулкой пещере можно было бы оглохнуть от криков и звона железа, гремящего за много переходов отсюда. Вот какой-то квитт с волчьим хвостом на шлеме набросился на Хродмара с занесенным копьем, подняв его над головой двумя руками, и Хёрдис азартно вскрикнула; словно предупрежденный ее криком, Хродмар взмахом меча отбил наконечник копья, а вторым ударом перерубил квитту шею. И тут же устремился дальше, вслед за стягом Стюрмира. Шумящим, кипящим языком раскаленной железной лавы отступающие квитты и преследующие их фьялли втянулись в широкую долину, в конце которой в узком проходе между двумя горами темнел лес.
   — Эй, чудовище! — На миг оторвавшись от увлекательного зрелища, Хёрдис обернулась к Свальниру, по старой человеческой привычке пихнула его в плечо и тихо взвыла, ушибив руку о камень. Но это не охладило ее решимости. — Послушай, чудовище, ты что, хочешь вот так сидеть и смотреть, как мерзкие фьялли колотят доблестных квиттов?
   Свальнир вовсе ничего на этот счет не хотел и удивленно посмотрел на Хёрдис:
   — А ты чего хочешь?
   — Мы должны пойти туда! — заявила Хёрдис, и упрямство в еэ голосе было крепче любого камня. — Ты и я. Прямо сейчас. Ты понял, чудовище? Ты сейчас возьмешь меня на руки и отнесешь туда, где они сражаются. Мы должны помочь нашему бедному конунгу. Я вовсе не хочу, чтобы Торбранд Тролль украсил его головой столб над почетным сиденьем у себя дома. Идем сейчас же!
   Свальнир даже не стал особенно возражать. Прошедшее время научило его, что не огромные груды мяса способны порадовать его «сокровище», а только неукоснительное исполнение всех ее желаний. Во всей полноте и прямо сейчас! Но это даже рождало в его каменном сердце сладкое чувство умиления: эти люди так горазды на выдумки!
   Шагнув за порог пещеры прямо в пустоту, Свальнир неуловимо быстро вырос во много раз, и на каменный склон ступила уже нога великана. Хёрдис нетерпеливо приплясывала на пороге пещеры. Свальнир опустил к ней руку, и Хёрдис сама запрыгнула ему в ладонь, как ученая белка. Великан поднял ее к себе на плечо, и она вскарабкалась туда, села верхом, крепко вцепившись обеими руками в густые жесткие волосы великана.
   — Ты хорошо сидишь? — бухнул у нее над головой громоподобный голос Свальнира.
   — Хорошо! — изо всех сил заорала Хёрдис. Ухо великана было совсем близко от нее, но из упрямства ей хотелось уравнять свой голос с его голосом. — Пошел быстрее! Если опоздаешь, я тебе голову оторву!
   Великан шагнул, и один шаг перенес его далеко вперед. Мелькнуло и пропало рыжее пятно Раудберги, одна долина сменялась другой так быстро, что поросшие ельниками отроги казались ползущими чудовищами. Но больше они не могли напугать Хёрдис — теперь она была здесь хозяйкой. Оглядывая просторы Медного Леса с огромной высоты, которая ничуть ее не пугала, она чувствовала горделивое удовлетворение сытого дракона, как будто проглатывала каждую долину, что оставалась позади. Нет, что ни говори, а иметь в хозяйстве великана совсем неплохо!
 
   Устрашенные мощью копья Властелина, квитты позорно бежали, побросав оружие и прикрывая спины щитами. Дружина Хродмара гналась за стягом Стюрмира, который все еще мелькал впереди тремя волчьими хвостами, обозначая присутствие конунга. Самого Метельного Великана было нелегко разглядеть: золоченого шлема он лишился, кольчуга его была порублена и залита кровью. Но вокруг него оставалось еще довольно крепкое кольцо, и немало фьяллей, подобравшихся к нему слишком близко, сложило там головы.
   — Не дай ему уйти, Хродмар! — кричал где-то вдалеке голос Торбранда конунга, а может, это только чудилось. Тысячей железных языков кричала сама битва, которой сотен и сотен жертв было мало. — Он должен пойти вслед за сыном! Властелин ждет его!
   До узкой лощины между двумя горами оставалось не больше двух перестрелов, когда над вершинами вдруг вырос великан. Хродмар уже видел его, поэтому не испугался. Он знал, что лицо его смерти — не это. Ступая по земле Квиттинга, он в глубине души постоянно ждал чего-то подобного, и воспринял появление великана как естественное продолжение битвы. Великан держал в руке тот же самый громадный меч, похожий на черную молнию, распоровшую брюхо небесам. Размахивая мечом над головой, он приближался быстрыми шагами, и земля тяжелым подрагиванием предупреждала о приближении чудовищной и страшной силы.
   Но для Хродмара это был знакомый противник; остановившись, он сосредоточился и нашарил под одеждой свой амулет-торсхаммер. Пальцы его дрожали от напряжения и усталости, но в душе он был почти спокоен, по своему опыту зная, что и на великана есть управа. А вокруг раздавались крики ужаса: ни фьялли, ни квитты не были готовы к появлению хозяина гор. Квитты, уже почти достигшие лощины, в беспамятстве от ужаса повернулись и побежали обратно, наткнулись на преследователей, смешались с ними, но и тем, и другим уже было не до битвы. Давя друг друга и спотыкаясь о брошенное оружие, люди бежали назад, к морю. Смерть от руки противника-человека казалась не так страшна, как гибель под каменной ногой великана,
   — Жалкие козявки! — гремел над долиной голос великана, и так гулко и страшно могла бы кричать каменной грудью сама гора, — Убирайтесь отсюда и не смейте приближаться к владениям хозяйки Медного Леса!
   И никто из людей не видел маленькой женской фигурки, примостившейся на плече у великана и кричащей ему в ухо эти самые слова.
 
   Увидев великана, Торбранд конунг на миг замер, опустил руку с занесенным копьем, которое уже готов был метнуть в Стюрмира. Его охватило то же чувство бессильной ярости, уже однажды испытанное им на проклятой земле Квиттинга — летом, на берегу, когда он сидел над обломками своих кораблей, выброшенных морем, и мысленно подсчитывал погибших, погубленных чудовищным тюленем. Опасаясь морского духа, он повел свое войско в зимний поход по суше. И вот им навстречу вышел сухопутный дух квиттингских гор! Великан, чудовище, способное растоптать своими каменными ногами и перерубить черным мечом все его войско, почти одолевшее квиттингского конунга! Трудно стерпеть поражение от людей, но склонять голову перед квит-ингской нечистью Торбранд сын Тородда не собирался!