Дворецкая Елизавета. Стоячие камни

   Над скалами висел гул, Хёрдис всем телом ощущала глубинное подрагивание земли. Высунуться и посмотреть она боялась. Такому огромному страшилищу девушка и собака покажутся не больше мышей, может, он их и не разглядит свысока, ну а вдруг он учует живой взгляд? Кто он такой? «Для тролля великоват, — прикидывала Хёрдис, обеими руками сжимая пасть Серого, чтобы не скулил. Конечно, это чудо так топочет, что и камнепада не услышит, но все же не помешает сидеть потише. — Может, великан? Свальнир… Асольв его видел, значит, он еще жив. Нет, Свальнир живет не здесь, а в Великаньей долине. Семь дней пути отсюда! Впрочем, это для человека семь, а великан и за полдня пройдет. Чего он так разгулялся? А вдруг он голодный? Конечно, мы ему на один зуб, но от этого не легче». Нет, Хёрдис не хотела кончить свои подвиги в пасти великана. Конечно, это славная смерть, но чересчур преждевременная.
   Громоподобные шаги приближались, но делались все медленнее. Перед хребтом они совсем остановились. Вот тут у Хёрдис стало нехорошо на душе. Она натянула на лицо косматый капюшон, сжалась и нагнула голову и всем существом ощущала, как громада каменного жителя нависает над самой их пещеркой. Сам воздух вокруг уплотнился и стал еще холоднее, так что дышать было не легче, чем грызть лед. Хёрдис почти не дышала, чувствуя только, как Серый у нее в руках дрожит крупной дрожью. «Что нее ты завис тут, горе богини Йорд*! — с негодованием восклицала она в мыслях. — Топай дальше, позор Имировых костей! Нечего тебе здесь делать!»
   Вот горный хребет содрогнулся сильнее — великан поставил ногу совсем рядом с пещеркой. На миг потемнело — словно каменная туча медленно прошла над самым обрывом, куда открывался зев пещерки. Хёрдис бросила вперед быстрый взгляд. Исполинская фигура стояла по ту сторону хребта на склоне, но еще очень близко, так что Хёрдис видела только ноги. Она не поняла даже, укутаны они в сапоги из толстых шкур неведомо кого — должно быть, драконов — или просто сделаны из камня и не нуждаются в обуви.
   Великан стоял, обратившись лицом к следующей долине, к, похоже, высматривал что-то впереди. Что ему там нужно? В Медном Лесу так мало людей, что в иных долинах годами никто не бывает, и черные камни, отмечающие дорогу к побережью, уныло тоскуют от собственной бесполезности.
   «Уж не нас ли он ищет? — снова подумала Хёрдис. — Не нравится мне это! Я, конечно, люблю внимание больших и сильных мужчин, но этот для меня уж слишком велик!»
   Осторожно она сняла одну руку с загривка Серого, показала псу кулак и послала свирепый мысленный приказ сидеть тише мыши и даже не дышать для верности. Потом Хёрдис сунула руку под накидку и нашарила огниво на цепочке между застежек. Вытащив его из-под накидки, она осторожно, стараясь не звякнуть, опустила его и коснулась железом кремневого пола пещерки. От этого должна родиться сила, которой надо лишь уметь воспользоваться. А Хёрдис уже верила, что умеет.
   — Отведи глаза этому каменному дурню! — беззвучно шепнула она, глядя на огниво как на живое существо многократно умнее ее самой. — Если он ищет меня, то пусть увидит не там, где есть!
   Она неслышно нажала огнивом на камень, и из-под железа выскочила маленькая красная искра, за ней еще и еще. Словно крошечные живые существа, искры запрыгали по камням и по снегу прочь из пещерки. Позабыв страх, Хёрдис с любопытством наблюдала за ними. Блестящей красно-золотистой струйкой искры вытекли из пещерки и устремились вслед за великаном. Вот они обошли его каменные ноги… Хёрдис затаила дыхание, высунула лицо из пещерки, стараясь не потерять из виду искры среди можжевеловых кустов. Искры вдруг собрались все вместе и вспорхнули в воздух, словно полупрозрачная огненная птица. Птица взмыла вверх и пропала.
   Но не успела Хёрдис разочарованно вздохнуть, как впереди, на следующем перевале, мелькнуло что-то живое. Оно было живым, Хёрдис готова была поклясться чем угодно. Здесь, в этих пустых просторах, любая искра живого тепла заметна издалека, На миг у Хёрдис возникла мысль, что великан искал вовсе не ее и там появилась наконец его истинная цель. Она вгляделась еще раз… и вцепилась зубами в собственную руку, чтобы не вскрикнуть от изумления.
   Там, по дальнему склону, шла она сама. Девушка в волчьей накидке торопливо карабкалась по заснеженному склону, а за ней бежала серая собака. Не хватало только лыж и мешка за плечами. Хёрдис оторопело наблюдала за суетливыми, испуганными движениями девушки, не зная даже, что подумать. Это была она сама с Серым, несомненно, она! Но как она туда попала, не вылезая из пещерки? И кто же, возьми его тролли, сидит сейчас здесь?
   Земля быстро дрогнула несколько раз подряд — великан тоже увидел девушку с собакой и стал спускаться в долину. Скалы под его ногами дрожали так, словно грозили вот-вот расколоться. Почти бегом, с удивительным для такой громадины проворством, великан устремился за девушкой.
   Прижав руку ко рту, Хёрдис наблюдала за погоней, от всего сердца сочувствуя своему отражению и переживая о его плачевной судьбе. Ведь сейчас догонит, Имирова кость! Догонит и сожрет!
   Ха, не так-то просто догнать Хёрдис Колдунью, даже если это всего лишь ее отражение! Не успел великан пересечь долину, как девушка с собакой как по волшебству скрылись из глаз и почти сразу показались уже на следующей горе, почти у самой вершины, в стороне от настоящего пути Хёрдис. Великан, грузно топая, повернулся и устремился за ними. Беглецы уже были так далеко, что Хёрдис, наполовину высунувшись из своей пещерки, едва различала среди редкого мелкого ельника две серые движущиеся точки возле самой вершины. Вот-вот они опять скроются из глаз…
   «Надо же бежать! — вдруг осенило Хёрдис. — Бежать, пока он за нами… за ними гоняется!»
   Она решительно выползла на четвереньках из пещерки, подхватила свои лыжи и побежала вниз по каменистому склону. Только бы нырнуть в долину… а там сосновый лес, какое счастье! В лесу их не очень-то разглядишь!
   — Скорее, Серый! — на ходу шипела Хёрдис, оборачиваясь к псу. Серому совсем не хотелось покидать их убежище, вполне надежное, как оказалось, для спасения от великанов. Но Хёрдис не собиралась ждать. — Ты что, хочешь просидеть в этой норе до весны? Ну и сиди, а я пошла!
   Она уже спустилась с кремневой осыпи и привязывала лыжи, когда пес серым комком вылетел из зарослей можжевельника и побежал впереди, изо всех сил торопясь забраться поглубже в лес. Крепко стиснув в ладонях палки, Хёрдис торопилась за ним. Не все же ей прокладывать путь! Пусть мороки поводят великана, пока он своей каменной головой сообразит, в чем дело. А до конца Медного Леса, где он будет бессилен, осталось не так уж далеко.
 
   Первые полмесяца после Середины Зимы выдались для молодого Вильмунда конунга не слишком веселыми. Почти сразу после знаменательного тинга он остался один: Гримкель ярл уехал к Острому мысу, а вскоре и Фрейвид хёвдинг тоже покинул Конунгагорд, отправившись собирать войско западного побережья. На озере Фрейра остались только кое-кто из ярлов, до сих пор не решившие, то ли им присоединиться к молодому конунгу, то ли ждать прежнего, от которого все еще не было никаких вестей. И, конечно, кюна Далла. Если бы не она, Вильмунд мог бы совсем загрустить. До того как соберутся войска, у него не было иного занятия, кроме как ждать гонцов с новыми дурными вестями о продвижении фьяллей и раудов да размышлять о своем неудачном обручении. Ингвильда по-прежнему не хотела даже смотреть в его сторону.
   — Какой заботливый и преданный у нее воспитатель! — ехидно приговаривала от случая к случаю кюна Далла. — Не отходит от нее ни на шаг! Наверное, когда ей нужно в отхожее место, он переминается с ноги на ногу под дверью!
   — Оддбранд ей не воспитатель! — с досадой отвечал Вильмунд. Презрительное безразличие Ингвильды так сильно ранило его, что он уже жалел, что сам воспитывался в доме Фрейвида и вообще познакомился с ней. — Он — сын бывшего воспитателя самого Фрейвида, а она воспитывалась дома у отца!
   — Странно! — не унималась кюна Далла. — А я-то думала, что он еще в детстве носил ее на руках. Ты не замечал: когда ока ложится спать, где он помещается — на полу возле порога? Возле лежанки? Или прямо под одеялом? Так ведь всего надежнее! И самой ей, я замечаю, это было бы вовсе не противно!
   Вильмунд болезненно хмурился, кусал губы и сжимал кулаки. Кюна Далла отлично понимала, каким образом сделать ненавистным ему само имя Икгвильды дочери Фрейвида.
   — Знаешь, тебе не стоит тянуть со свадьбой! — сказала однажды кюна Далла, искусно придав своему лицу выражение печали, прикрытой честной деловитостью. — Фрейвид хёвдинг может вернуться еще не скоро. Мало ли что придет в голову этому… этому человеку. Все знают, что нрав у него тяжелый, а свою выгоду он ставит выше всего, даже выше слова чести. — На лице кюны Даллы отразилось благородное негодование. Вильмунду не хватало проницательности догадаться — кюна Далла так хорошо понимала Фрейвида именно потому, что подобные побуждения и ей самой были близки. — Сегодня он друг тебе, а завтра, если фьялли слишком быстро займут западное побережье, он вдруг вспомнит о том, что обещал свою дочь тому фьяллю… Вот, забыла, как его звали…
   Но Вильмунд молча хмурился, не желая произносить вслух имени своего врага.
   — Очень хорошо, что он оставил здесь свою дочь! — с воодушевлением продолжала кюна Далла, радуясь и молчанию молодого конунга, и мрачному выражению его лица. — Если бы он увез ее, то у нас не было бы никакой надежды на его верность. А так йомфру Ингвильда послужит отличным залогом. Ты должен скорее закрепить ее за собой… Или она все еще требует голову своего первого жениха?
   Вильмунд угрюмо кивнул. На все его разговоры о примирении и о свадьбе Ингвильда повторяла прежнее требование — показать ей голову Хродмара.
   Кюна Далла вздохнула, повертела в пальцах узорчатый край головного покрывала, смущенно поглядывая на Вильмунда.
   — Меня тревожит одна мысль, — со вздохом произнесла ока в ответ на его вопросительный взгляд. — Йомфру Ингвильда слишком… слишком сопротивляется своему счастью, тебе так не кажется? Боюсь, этот рябой фьялль слишком много успел… Ты так не думаешь? Знаешь ведь, эти удальцы, которые избегают честных схваток с мужчинами, с женщинами не теряются!
   Вильмунд резко переменился в лице и рухнул на ближайшую лавку, словно ноги отказали ему. Он помнил строгость Ингвильды, и ему не приходило в голову, что с его соперником она могла быть более ласковой. Но слова кюны открыли ему глаза: разом он вспомнил и их давнюю встречу на берегу в день Середины Лета, и много мелочей в речах и обращении Ингвильды, на которые раньше не обращал внимания. Сами по себе они ничего не значили, но если знать, как все истолковать… Недружелюбие Ингвильды исподволь приготовило его к самым страшным открытиям, и сейчас Вильмукд почти поверил в самое худшее.
   — Слава Фригг, прошло уже полгода! — поспешно сказала кюна Далла. — Ты можешь быть полностью уверен, что не станешь зваться отцом чужих детей, поверь моему женскому опыту. Ты не должен слишком сурово осуждать ее — ведь Фрейвид назвал ее невестой фьялля, она думала, что станет его женой… Знаешь, у них, у фьяллей, так принято, что после обручения жених получает все права мужа…
   — Тролли и турсы!
   Это было первым, что сказал Вильмунд с самого начала разговора. Все рассуждения кюны Даллы показались ему неоспоримыми, и теперь он был полон ужаса, досады и стыда. Подумать только — он назвал своей невестой девушку, которая обнимала фьялля, его врага! Чуть не сделал ее своей женой, кюной квиттов! Однорукий Ас!
   — В этом нет ничего позорного! — продолжала кюна Далла, зная, что он сейчас ей не поверит. — Это все равно что отбить жену у врага. Помнишь, люди рассказывали, что у барскугов Гамвард конунг разбил какого-то своего хёвдинга, который поднял против него мятеж, взял себе все его имущество и женился на его вдове. И живут уже пятнадцать лет, и имеют троих детей… И никто не считает, что для Гамварда конунга это позор, наоборот…
   Но Вильмунд ее почти не слушал. В восемнадцать лет слишком трудно примириться с такой сомнительной победой и пользоваться тем, чем раньше тебя воспользовался другой. Сейчас Ингвильда вызывала у него одно отвращение, словно кость, обглоданная и брошенная кем-то другим.
   — Однорукий Ас! — только и мог повторять он, сжимая голову руками. Сейчас ему хотелось убить Ингвильду, которую он когда-то так любил. — Домой ее! К Фрейвиду! Завтра же! Сейчас же! Чтоб я ее больше не видел! Да возьмут ее тролли!
   Вильмунд горестно вздохнул, и этот вздох был больше похож на глухой стон. Кюна Далла подошла, обняла его голову и прижала к себе. Вильмунд не сопротивлялся — ему слишком нужна была сейчас хоть чья-то поддержка.
   — Ты совсем меня не слушал, милый мой! — ласково ворковала кюна Далла, перебирая мягкие длинные пряди его волос. — Мы не можем отослать ее к отцу, потому что тогда Фрейвид посчитает себя обиженным. Главное, что ему нужно — это дорваться до власти, стать родичем конунга! Хорошо, что наконец-то ты это понял! Но мы не можем выпустить ее из рук. Фрейвид сразу поймет, что его замыслы расстроились, и будет считать себя обиженным. И только Один и Фригг знают, к кому на помощь он тогда поведет свое войско — к нам или к конунгу фьяллей! Мне думается, что рябой фьялль будет рад получить свою невесту назад, и Фрейвид станет лучшим другом Торбранда Тролля! А Квит-тингский Запад — немалая сила!
   — Что же делать? — глухо промычал Вильмунд, уткнувшись лицом в бок своей благодетельницы.
   — Мы должны оставить ее у себя, чтобы Фрейвид был прикован к нам прочной цепью. Конечно, быть твоей женой она недостойна… Зачем тебе вообще жена? Ты еще слишком молод, ты видел еще слишком мало женщин, чтобы сделать по-настоящему достойный выбор. Ты можешь спокойно по-Дождать с женитьбой еще хоть десять, хоть пятнадцать лет, и никто тебя не осудит за то, что ты хочешь Найти по-настоящему достойную мать своим будущим детям и будущим конунгам квиттов… А Ин-гвильду мы можем…
 
   Кюна Далла помедлила, задумавшись для вида, апотом радостно продолжала, словно эта удачная мысль пришла ей в голову только сейчас:
   — А Ингвильду мы можем выдать хотя бы за моего родича Аслана. Для него она достаточно хороша, он предан тебе, и на преданность Фрейвида мы сможем положиться, если его дочь поселится в Лейрингагорде. Уж тогда войско западного побережья будет нашим! Но стоит поторопиться, пока Фрейвид его собирает. Ты же понимаешь — он должен узнать о свадьбе своей дочери только после того, как она состоится. На сбор войска ему потребуется какое-то время, но и нам оно тоже нужно. Что теперь стоит сделать, как тебе думается?
   — Нужно немедленно послать за Асланом, сегодня же! — воскликнул Вильмунд, поспешно выдергивая голову из-под рук мачехи и распрямляясь. — Пусть он приезжает быстрее. Мы сыграем их свадьбу, и пусть он везет ее на Острый мыс.
   — Пока наш гест* отправится туда, пока мои родичи накричатся и охрипнут, пока мать наконец вытолкает Аслана в шею из дома, пока он доедет… — с неудовольствием начала перечислять кюна Далла. — Нет, мой милый! Мы сделаем лучше. Мы сами поедем на Острый мыс — ты, я и она. Мы будем там уже через несколько дней, а уж при мне приготовления не затянутся надолго. Все сложится отлично: Фрейвид соберет войско запада, Гримкель — войско юга, а свадьба сделает их двоих едиными, как две руки одного человека. Север можно уже не считать, а Хельги хёвдингу и его восточным упрямцам придется промолчать и смириться, если мы все будем заодно. Ведь верно? Ты со мной согласен?
   Кюна Далла, повеселев от своего рассуждения, игриво улыбалась пасынку. Вильмунд тоже посветлел лицом; черные тучи, наведенные речами этой женщины, ею же самой были благополучно рассеяны. Ему казалось, что мачеха только что провела его за руку в тукане над пропастью, указала верный путь и не дала сорваться.
   — Конечно, я с тобой согласен… родственница, — ответил Вильмунд, тоже улыбаясь. — Как же я могу нe согласиться? Ведь ты — самая умная и предусмотрительная женщина на всем Морском Пути. И самая красивая… — сам не зная почему добавил он, не в силах отвести взора от ее глаз, полных ласковой заботы и какой-то игривости, с которой он пока еще не был знаком.
   Никто другой еще не смотрел на него так, и Вильмунду казалось, что кюна Далла — самая очаровательная и загадочная женщина в его жизни.
   — О, мы с тобой вдвоем, Вильмунд конунг, будем непобедимы… — понизив голос, многозначительно шепнула кюна Далла, отлично замечая, как ее пасынка начинает пробирать дрожь от сладких и неясных предчувствий. — Ты же будешь мне верен, как я верна тебе?
   Вильмунд хотел что-то сказать, но растерялся и только кивнул. Кюна Далла снова улыбнулась и потянулась к его лицу; Вильмунд поспешно наклонился — хотел поцеловать ее нежную румяную щеку. Вот уж чего никогда не водилось между старшим сыном и второй женой Стюрмира конунга, так это ласковых поцелуев! Но кюна Далла вдруг томно прикрыла глаза и подставила ему губы. Вильмунд сам не очень понял, что произошло, и кто он ей теперь. Зваться ее пасынком и дальше казалось как-то нелепо.
 
   — Оддбранд! — позвала Ингвильда. Оторвавшись от созерцания однообразной дороги через долину, хирдман повернул к ней голову. — А расскажи мне, в каких землях ты побывал? — попросила она.
   Оддбранд повел плечом и ухмыльнулся:
   — Йомфру, неужели тебе уже наскучило глядеть по сторонам? Ведь в этих местах ты еще никогда не бывала. Правда, они того и не стоят!
   Ингвильда вздохнула и уныло огляделась. Вот Уже третий день, как Вильмунд конунг со всеми приближенными покинул озеро Фрейра и отправился к Острому мысу. Цели внезапного путешествия он не объяснял никому, но кюна Далла, несомненно, ее знала. Сейчас она ехала рядом с Вильмундом, храня вид загадочный и важный одновременно. Вильмунд выглядел то хмурым, то гордым. Он гордился, что сумел отбить у грозного отца и власть конунга, и даже жену, но не очень-то представлял, что со всем этим делать. О его упрочившейся не по-родственному дружбе с кюной Даллой вслух не говорили, но Ингвильда была уверена, что так оно и есть. Ведь Вильмунд провел последние восемь лет в одном доме с ней — никто здесь не знал его лучше, чем она. Кроме разве Оддбранда, а Оддбранд был с ней согласен. Только еще неизвестно, кто кого отбил у Стюрмира конунга, добавлял он, пасынок жену или жена — пасынка.
   К счастью, Вильмунд конунг не требовал, чтобы Ингвильда держалась в дороге рядом с ним, а предоставил им с Оддбрандом свободу затеряться в многорядном неровном строю хирдманов и хёльдов. Из тех, кто жил поблизости от озера Фрейра, с молодым конунгом поехали многие, да и из других земель, прослышав о начале войны, собралось немало народу, жаждущего ратных подвигов и славы. В основном это были молодые хёльды, достаточно богатые, чтобы снарядить небольшую дружину, и достаточно честолюбивые, чтобы рваться в бой. Один из таких, Брендольв сын Гудмода с Квиттингского Востока, ехал чуть позади и часто бросал на Ингвильду обо жающие взгляды. Но ее это нисколько не радовало.
   — Здесь не слишком-то весело, — сказала наконец Ингвильда Оддбранду. — Все это похоже на бегство.
   — Так ты думаешь, что молодой конунг испугался и предпочитает пересидеть опасную зиму подальше от фьяллей? — невозмутимо спросил Оддбранд-
   Несколько ехавших поблизости оглянулись на него с недоумением и тревогой.
   — Нет, так плохо я о нем не думаю, — сказала Ингвильда, не трудясь понижать голос. — Скорее он был бы способен выйти навстречу фьяллям с малым войском и погибнуть со славой. Наверное, он все-таки хочет поторопить Гримкеля ярла.
   — Более уместно ему было бы поторопить твоего отца. Что-то от него долго нет вестей. Конечно, западное побережье довольно велико, но Фрейвид хёвдинг привык быстро делать важные дела.
   — Может, кто-нибудь ему помешал?
   — А ты знаешь человека, способного помешать твоему отцу?
   Ингвильда пожала плечами, помолчала, потом опять спросила:
   — Скажи, а ты был у слэттов?
   — Был.
   — А как ты туда плавал — вдоль западного берега или восточного?
   — Вдоль обоих. И туда, и обратно. Зачем тебе это, йомфру? Может, лучше я расскажу тебе еще одну басенку про глупого великана? — предложил Оддбранд. — Это гораздо забавнее, чем мои путешествия. Мне ведь так ни разу и не удалось забраться в такое место, где до меня никто не был.
   — Довольно с меня великанов! — хмурясь, ответила Ингвильда.
   Прошлой ночью ей снился великан: огромная тяжеленная туша, подобная горе на двух ногах, топталась над самой ее головой, а она сидела, скорчившись в какой-то пещерке, не имея понятия, как туда попала, и дрожала от ужаса, что сейчас великан заметит ее и вытащит наружу. Хорошо, что сон продолжался недолго — при воспоминании о нем Ингвильде и сейчас еще делалось не по себе. Поэтому Оддбранд второй день развлекал ее россказнями о непроходимой глупости великанов, стараясь убедить, что все не так страшно.
   — Может, ты и права, — согласился Оддбранд и задумчиво поискал глазами Вильмунда конунга впереди. — Мне думается, что мы с тобой, йомфру, своими глазами видели совершение такой огромной глупости, какая не снилась ни одному великану!
   Ингвильда тоже посмотрела на Вильмунда. В последние несколько дней он перестал к ней подходить, что вполне ее устраивало. Но это было неспроста, и она ждала, к чему все это приведет. За последние месяцы она приучилась быть настороже, как воин в походе. Оддбранд говорил, что из нее вышел бы достойный воин, родись она мальчиком — смелый, внимательный и осторожный. Но вот этого Ингвильда предпочла бы о себе не знать. Доблести и отваге она безусловно предпочитала покой и согласие.
   — Так, значит, ты видел… Как тебе думается — конунг поплыл к слзттам вдоль ближнего берега? — снова спросила Ингвильда. Она не могла молчать, боясь сойти с ума от своих видений и предчувствий,
   Оддбранд опять пожал плечами. Этот знак неуверенности был одним из излюбленных его жестов, но Ингвильда знала не много людей, более уверенных в себе и своих решениях, чем Оддбранд Наследство. У него этот жест означал скорее то, что он не ждет разумного поведения от других людей.
   — Вдоль западного берега, конечно, путь короче. Но зато он лежит мимо раудов, а конунг раудов в родстве с Торбрандом Троллем. Едва ли в то время, как Стюрмир конунг отправился в дорогу, рауды уже решили, на чьей они стороне. Но из осторожности наш Метельный Великан мог поплыть и вдоль другого берега. Этот путь длиннее, но хорды и грюннинги уж точно не станут ввязываться в наши распри.
   — А ты знаешь, как выглядит та земля?
   — Послушай, йомфру! — Оддбранд направил своего коня ближе к лошади Ингвильды и заговорил, понизив голос и склонившись к самой ее голове: — Я думал, что ты мне больше доверяешь. Как видно, я ошибся. Что ты ходишь вокруг, как Хёрдис около горшка с маслом? Зачем тебе мои путешествия? Ты опять видишь что-то, но не знаешь, что это такое?
   Ингвильда бегло глянула на него, снова опустила глаза и быстро кивнула.
   — Мне приснилось сегодня утром, — шепнула она. — Совсем поздно, прямо перед тем как проснуться. Я так и не поняла, это был сон или…
   . — Или! — уверенно закончил Оддбранд и тоже кивнул. Иногда Ингвильде казалось, что он лучше ее самой знает, что с ней происходит. После видения в инеистом камне ее это не удивляло. — Раз ты спрашиваешь о дороге к слэттам, а не к фьяллям, значит, ты наконец выполнила просьбу твоего отца? Ты увидела Стюрмира конунга?
   — Я не знаю. Я не видела ни одного знакомого человека. Я успела только увидеть море, берег и большой корабль. На нем был красно-зеленый парус. У нас ни у кого такого нет, ты понимаешь? А корабль — мне показалось, что это был «Рогатый Волк», тот, на котором конунг уплыл, но я не успела разглядеть, я отвлеклась на парус, понимаешь?
   Оддбранд снова ухмыльнулся. Вон они, женщины, — ни наяву, ни в ясновидении они не способны сосредоточиться на важном, а разглядывают все только яркое и блестящее.
   — Что это был за берег? — спросил он.
   Ингвильда принялась описывать узкий мыс, скалистый берег с высокой горой, дубовый лес и широкие поляны, которые успела разглядеть. Оддбранд хмурился, слушая, а петом вдруг его лоб разгладился.
   — Ох, йомфру! Ты чуть на заставила меня усомниться, действительно ли я объехал весь Морской Путь! Я уже хотел сказать, что не знаю такого места. Конечно, я его знаю! Это никакой не мыс. Это остров. А гора за проливом — это другой остров. Это же Грюннингвэг — Дорога Рассвета. Такие острова есть перед берегом грюнкингов. Во-первых, они священные, а во-вторых, местные жрецы берут плату за право там переночевать. Наверное, поэтому я про них и забыл! Знаешь, очень обидно отдавать деньги за то, чтобы постоять на земле, которую боги создали бесплатно. Да, и это означает, что наш конунг направляется домой, — неожиданно закончил Оддбранд. — От Грюннингвэга до Острого мыса примерно десять переходов. Но конунг может менять гребцов и плыть ночью тоже, а значит, управится за пять суток.